Особое Мнение СПб - Владимир Гельман - Особое мнение - 2019-08-06
А. Веснин
―
11 часов 7 минут в Петербурге, это программа «Особое мнение», меня зовут Арсений Веснин, и сегодня у нас в гостях политолог, профессор Европейского Университета в Санкт-Петербурге Владимир Гельман. Владимир, приветствую вас.
В. Гельман
―
Добрый день.
А. Веснин
―
Будем, конечно, обсуждать и протесты, выборы и всё, что происходит преимущественно в Москве, но хотел бы с Петербурга я начать. Интересные новости приходят относительно губернаторской кампании Петербурга. Казалось бы, уже чему тут удивляться? Но есть любопытный момент: один из членов Городской избирательной комиссии, Дмитрий Краснянский, который традиционно представляет провластные круги в Горизбиркоме, сказал, что Владимира Бортко можно снимать с выборов губернатора, что для этого есть серьёзные основания.А именно: поступила жалоба, что какие-то фотографии Петербурга, в частности, Петропавловской крепости, которые использовал Владимир Бортко для своей агитации – там не указаны правообладатели этих фотографий. А также, кажется, не было договорённости с потомками Маршака, который перевёл Киплинга и чьё стихотворение использовал Бортко в какой-то своей агитационной речи или каких-то агитационных материалах. И вот неуважение к авторскому праву, как говорит член Горизбиркома, влиятельный член Горизбиркома, может стать поводом снятия Бортко с выборов. Что вообще это значит?
В. Гельман
―
Надо различать поводы и причины. Поводы отстранить кандидатов от участия в голосовании можно найти какие угодно при желании, а причины, конечно, связаны с тем, что есть сильные опасения у властей, что действующий исполняющий обязанности губернатора Беглов может не выиграть выборы в первом туре. И понятно, что перспектива второго тура голосования для российских властей крайне нежелательна и для городских властей тоже.И есть очень сильные и серьёзные опасения, что кандидат, который может занять второе место – а, судя по опросным данным, таковым является Бортко – представляет реальную опасность. Отсюда стремление избавиться от этой опасности путём снятия кандидатов с выборов. Такого рода практика в России чрезвычайно распространена, и я думаю, что в данном случае речь идёт не столько о самом Бортко, сколько о Беглове.
А. Веснин
―
А вы думаете, что это реальный сценарий? Что Бортко могут отстранить от выборов? Просто пока непонятно, насколько это серьёзно всё.
В. Гельман
―
Вы знаете, на фоне всего того негатива, с которым сталкиваются власти, есть стремление «лучше перебдеть, чем недобдеть». Лучше избавиться от потенциально опасного конкурента – хотя, на мой взгляд, Бортко не представляет для властей сам по себе серьёзной опасности – и перестраховаться, как бы чего не вышло. Потому что здесь важно понимать, что городские власти боятся даже не столько перспективы второго тура, сколько того, что может возникнуть гнев у начальства в Москве. И, возможно, начальство в Москве даже и не давало таких указаний, но есть стремление себя обезопасить, продемонстрировать лояльность – это, конечно, всё присутствует.
А. Веснин
―
А почему вы думаете, что не боятся петербургские власти второго тура? Потому что я слышал мнения разных людей, и практически все единогласны в том, что, если будет второй тур, там проиграет Беглов.
В. Гельман
―
Мы этого не знаем. Я думаю, что шансы, скажем так, на то, что такая перспектива может возникнуть – они не нулевые. Они не очень велики, но тем не менее не близки к нулю. И, соответственно, важно перестраховаться, сделать так, чтобы комар носа не подточил, чтобы ничего не произошло неожиданного. И с этой точки зрения… Ну а какие идеальные выборы? Идеальные выборы – где есть вообще один кандидат. Но законодательство этого не допускает, и известны в недавнем прошлом немало случаев, когда возникает стремление голосовать за кого угодно, кроме действующего обладателя должности. Вот был пример замечательный в Усть-Илимске, где было два кандидата: действующий мэр и домохозяйка, которую выдвинула ЛДПР.
А. Веснин
―
Фактически это же и есть второй тур.
В. Гельман
―
Нет, там был один тур, потому что там было всего два кандидата.
А. Веснин
―
Да, понятно, но для нас вот это – модель второго тура. Осталось два кандидата.
В. Гельман
―
Да. Но для того, чтобы этот вариант из двух кандидатов случился, нужно либо чтобы было в первом туре два кандидата, либо чтобы, соответственно, действующий губернатор в первом туре не набрал 50% голосов. Вот эту опасность снятием Бортко власти пытаются предотвратить, и я не удивлюсь, если в конечном итоге Бортко будет исключён из избирательного бюллетеня.
А. Веснин
―
Наши коллеги только что поговорили с Владимиром Бортко и пишут мне, что только что он сказал «Эху», что Горизбирком не уведомил его ещё ни о чём, и он не в курсе никаких жалоб. То есть, пока это такая «плавающая» ситуация.
В. Гельман
―
Возможно. Но, опять же, я не исключаю, что власти предпримут такие действия, если им покажется или если их начальству покажется, что есть опасность второго тура голосования.
А. Веснин
―
Владимир, насколько я понимаю, вы занимаетесь вообще выборами, особенно выборами в авторитарных системах. Что можно сказать в принципе о выборах сейчас, о системе выборов, о том, какими они являются, по сути, в России, на примере Петербурга, допустим? Ну или в Москве сейчас тоже интересные события происходит.
В. Гельман
―
Вся система таких авторитарных выборов, политологи называют это явление «электоральный авторитаризм», построена таким образом, чтобы на этих выборах ни в коем случае не побеждали нежелательные кандидаты. Делается это разными способами. Самый важный из них – это недопуск кандидатов до выборов, кандидатов не регистрируют или создают такие условия, чтобы кандидаты не могли бы быть зарегистрированы.Один из этих механизмов – хорошо известный на примере нашего города «муниципальный фильтр», который должны преодолеть кандидаты для того, чтобы быть зарегистрированными. И мы знаем, что у некоторых кандидатов просто нет возможности попасть в бюллетень не потому, что их не поддерживают избиратели, а потому, что муниципальные депутаты не готовы ставить свои подписи: им дают указания, за каких кандидатов можно ставить подписи, а за каких нельзя. Соответственно, масса барьеров в ходе избирательной кампании, возможность снятия кандидатов с выборов – это один из них, но не единственный.
Ну и, наконец, система подсчёта голосов и подведения итогов голосования, которое часто, хотя и не всегда, сопровождается всевозможными злоупотреблениями и фальсификациями. То есть, выборы созданы специально так, чтобы на них не побеждали нежелательные кандидаты. Тем не менее, иногда эта практика даёт сбои, иногда те кандидаты, которых продвигают власти, не побеждают на этих выборах. Пример, который я только что привёл, в Усть-Илимске - далеко не единственный. В прошлом году на нескользких губернаторских выборах кандидаты, которых продвигали власти, действующие губернаторы, терпели поражение.
А. Веснин
―
Это вообще наделало шуму.
В. Гельман
―
Да, это наделало шуму. При этом надо понимать, что те кандидаты, которые оказываются бенифициариями этих поражений – это не какие-то рьяные оппозиционеры. Как правило, это люди, которых выдвигают так называемые системные партии, где-то это коммунисты, где-то это либеральные демократы. И, в общем, они не являются какими-то непримиримыми противниками Кремля. Тем не менее, для властей такие результаты голосований крайне болезненны, они воспринимают их как тревожные звоночки накануне предстоящих выборов в Государственную думу 2021 года и, естественно, всячески опасаются того, что эти результаты продемонстрируют всему обществу, всей стране их низкую популярность.
А. Веснин
―
Какие ещё есть примеры стран с подобной системой выборов?
В. Гельман
―
Таких стран довольно много. Их много на постсоветском пространстве. Мы можем посмотреть, скажем, на соседнюю с нами Беларусь, на Казахстан, где совсем недавно прошли президентские выборы…
А. Веснин
―
Там, кстати, тоже были протесты.
В. Гельман
―
Да, там были протесты, но тем не менее в Казахстане уровень поддержки властей всё-таки достаточно высок, чтобы эти протесты не воспринимались, скажем, как явное нарушение. Понимаете, если представить себе: было голосование, результаты которого примерно 70 на 30 в пользу властей (70% за кандидата от власти, 30% за кандидата от оппозиции), а нарисовали результаты, предположим, 85 на 15. Протесты в этом случае могут быть, но, по большому счёту, все понимают, что, в общем, это не то, что кардинально меняет результаты голосования.В то же время протесты, которые были, скажем, в России по итогам выборов 2011-2012 годов, были намного более масштабны, потому что там фальсификации в пользу «Единой России» действительно были значимыми. Есть исследования – не по всей стране, а по избирательным участкам в Москве – где сравнивали результаты голосования на тех участках, где были наблюдатели, и там, где их не было. Оказалось, что там, где были наблюдатели, результаты официальные за «Единую Россию» оказались на 11% меньше, чем там, где наблюдателей не было. Мы не знаем масштабов злоупотреблений, но мы можем по косвенным признакам о них догадаться.
А. Веснин
―
Можно экстраполировать, да, конечно, эти цифры.
В. Гельман
―
И, соответственно, мы помним, что на выборах 2011 года в Государственную думу официально «Единая Россия» получила 49% голосов, однако мы можем предположить, что реальный уровень поддержки был существенно меньше. Власти из этих выборов, из этих протестов сделали для себя выводы.Казалось бы, на некоторое время все протесты улягутся, но сейчас мы наблюдаем новый всплеск протестов в связи с выборами и в Городскую думу в Москве, и в связи с выборами в Санкт-Петербурге губернаторскими и муниципальными. И, судя по всему, эта волна протестов будет достаточно болезненной, потому что они проходят не после выборов, как происходило в 2011-2012 году – выборы в Государственную думу прошли, и начались протесты – а как раз накануне выборов, накануне дня голосования. И это значит, что, скорее всего, результаты голосования будут не те, которые хотелось бы видеть властям.
А. Веснин
―
Интересный прогноз. Я бы ещё хотел к историческим аналогиям вернуться. Есть какие-то сюжеты, которые мы можем рассматривать, где такая система авторитарных выборов существовала, и к чему это всё привело? То есть, чем вся эта ситуация может разрешиться?
В. Гельман
―
Варианты очень разные. Есть страны, где авторитарные выборы проводятся на протяжении длительного времени, и, в общем, там ничего особенного не происходит. Там есть доминирующая партия, есть системная оппозиция, она получает свою очень небольшую долю голосов и мест и, в общем, особенно не протестует или, скажем, протестует, но их голос не очень слышен. Классический пример – это Мексика, где на протяжении более чем полувека была такая практика авторитарных выборов. Это классический случай.Тем не менее даже в Мексике произошли существенные сдвиги, усилилась оппозиция в 1980-е годы, а правящая партия, наоборот, ослабла, начались протесты против злоупотреблений на выборах. Очень важно, что разные сегменты оппозиции, идеологически друг друга никак не переваривавшие, сплотились и объединились на почве противодействия фальсификации выборов. Ну и постепенно, да… Сперва правящая партия терпела поражение на субнациональных выборах, потом проиграла парламентские выборы, и, наконец – этот период занял 12 лет, это долгая история, – в 2000 году впервые в современной истории Мексики кандидат оппозиции победил на президентских выборах, и Мексика перешла к демократии. Но это был довольно долгий и болезненный очень процесс.
А. Веснин
―
Соответственно, появляется вопрос: вот сейчас, на примере Москвы или на примере Петербурга, не допускают оппозиционеров до выборов. Многих оппозиционеров в Петербурге не допустили до губернаторских выборов. С муниципальными сложнее: всё-таки, видимо, большую часть допускают в итоге после борьбы, но в Москве на выборах в Мосгордуму… Сейчас сидят в спецприёмниках оппозиционные кандидаты. Вот вы говорите: в Мексике выигрывали выборы. Для того, чтобы выигрывать в выборах, в них надо участвовать. А тут даже не дают участвовать. Каковы возможные дальнейшие развития сценария?
В. Гельман
―
Скорее всего, тех кандидатов, которые наиболее ярко, наиболее активно себя проявили в этой борьбе, до выборов так и не допустят. Возможно, сделают какие-то исключения и послабления для, скажем так, не столь заметных фигур, хотя я думаю, что даже этого, скорее всего, не произойдёт.Но беда в том, что день голосования неотвратимо приближается, и высока вероятность того, что в конечном итоге тех кандидатов, которых активно поддерживает мэрия Москвы, какую-то часть из них, по крайней мере, на выборах «прокатят». То есть, непосредственными бенифициариями такого развития событий станут… В разных округах, в Москве нет голосования за партийные списки на выборах в Мосгордуму, там голосование только в одномандатных округах. Скорее всего, в каких-то округах победят представители коммунистической партии, где-то, возможно, другие кандидаты.
Но важно то, что у кандидатов мэрии перспективы избрания, скажем так, достаточно туманные. Более того, им самим приходится в этой ситуации маневрировать, потому что есть недовольство их избирателей, они не могут просто так делать вид, что ничего не происходит. Очень характерно, что кандидаты, которых выдвинула коммунистическая партия в Москве, подписали обращения с требованием отставки главы Московской городской избирательной комиссии. Это тоже тревожный сигнал для властей, поскольку в общем и целом коммунисты ведут себя обычно достаточно лояльно и не обращают внимания на злоупотребления, но масштаб злоупотреблений таков, что оказывается довольно трудно остаться в стороне и сделать вид, что их это не касается.
А. Веснин
―
Тут коллеги тоже ещё пишут по поводу Бортко: «Решение по претензиям к Бортко будет принято сегодня на заседании Горизбиркома». И наши источники в ГИКе сказали, что, скорее всего, ему просто вынесут предупреждение, и пока не будут снимать с гонки.
В. Гельман
―
Ключевое слово «пока». То есть, снять его могут, но пока ещё нет.
А. Веснин
―
У меня ещё вопрос про КПРФ. Например, я смотрю, в Telegram Алексей Венедиктов сегодня утром написал: «КПРФ начинает капитализировать протест. На 17 августа, - в качестве примера он приводит, - согласовали митинг на проспекте Сахарова. Будут собирать голоса протестующих в избирательных округах 8 сентября».Про роль КПРФ, мне кажется, интересно поговорить. Вот Бортко – вроде бы, наиболее яркий по мнению многих кандидат в губернаторы, вот вы сейчас сами сказали – обратились с требованием отставки главы Московской избирательной комиссии, вот согласовывают митинги на Сахарова и так далее. Вообще КПРФ может как-то внезапно измениться, перестать быть партией совершенно системно оппозиционной и начать проводить какую-то свою собственную политику?
В. Гельман
―
Всё зависит от общественных настроений. Здесь важно понимать, что системные партии, естественно, и это нормальная практика, стремятся «подобрать» голоса избирателей, и призыв к умному голосованию, за которое ратует Алексей Навальный – «голосуй за кого угодно, кроме кандидатов «Единой России» – конечно, в этом смысле приносит очки коммунистам.И да, если недовольство избирателей будет серьёзным и не разовым, а систематическим, и если общественные настроения будут поддерживать идею голосовать за кого угодно, кроме «Единой России», то коммунисты запросто могут увеличить долю своих голосов. И тогда, скажем, в Мосгордуме будет не 1-2 человека, которые иногда по каким-то конкретным вопросам ставят палки в колёса мэрии, а, скажем, окажется там уже достаточно большая и заметная фракция. Как она будет себя вести, удастся ли удерживать её нынешнюю кооптацию, которую президентская администрация проводит довольно успешно и в общенациональном масштабе, и в конкретных регионах, или они будут вести себя более самостоятельно и независимо – на самом деле, это вопрос политической поддержки.
Снова вернёмся к протестам 2011 года. Возможно, уже не все наши слушатели помнят, но был такой эпизод, когда после первой серии митингов, прошедших в Москве, тогдашний лидер «Справедливой России» Сергей Миронов пришёл на заседание Государственной думы с белой ленточкой – символом этих протестов. Миронову, кстати, это не забыли, и я уверен, что его уход в тень с постов, которые он занимал, как раз во многом был вызван именно этими обстоятельствами. Почему Миронов так себя повёл? Да не потому, что он ярый оппозиционер, а потому, что он почувствовал общественные настроения. И это вообще-то должны делать партии, должны делать политики. Он попытался таким образом выразить свою позицию, продемонстрировать, что он тоже на стороне общественного недовольства.
Я совсем не исключаю, что, может быть, так будут вести себя и какие-то представители КПРФ, хотя верхушка этой партии на протяжении довольно длительного времени находится под контролем властей. Надо понимать, что всё меняется, Геннадию Зюганову уже 75 лет, и, скорее всего, в КПРФ будут развиваться какие-то процессы, она не будет такой законсервировавшейся в прошлом партией. Ну, это вопрос, скажем так, не завтрашнего дня. Может быть, послезавтрашнего.
А. Веснин
―
Давайте мы сейчас прервёмся на несколько минут на Московские новости, а потом продолжим беседовать с политологом, профессором Европейского университета в Петербурге Владимиром Гельманом.НОВОСТИ
ЗАСТАВКА
А. Веснин
―
Возвращаемся в эфир петербургского «Эха», меня зовут Арсений Веснин. У нас в гостях политолог и профессор Европейского Университета в Санкт-Петербурге Владимир Гельман. Говорили мы про коммунистов. Вообще, вы сейчас отмечаете запрос на какое-то левое движение?
В. Гельман
―
Я бы сказал так: есть запрос на абстрактно понимаемую справедливость, равенство. Причем не только и не столько равенство по доходам, с точки зрения экономического положения, а равенство перед законом. Вот эти идеи, в какой-то мере, левые идеи, хотя я думаю в широком плане это скорее общедемократические. Вопрос состоит в том, что на сегодняшний день в России нет возможности для реализации любых идеологических программ. Потому что площадка эта настолько прочно забетонирована правилами участия в нечестных выборах, создания партий, доступа к финансовым, медийным ресурсам, что ни у каких идей - ни у левых, ни у либеральных, ни у националистических - нет возможности себя проявить. И вопрос о том, на что есть спрос, наталкивается на ограничения на уровне предложения, это совершенно другая картина.
А. Веснин
―
Это предложение не появляется, потому что действующие власти не дают его сделать, или почему?
В. Гельман
―
Представьте себе, что мы с вами решили создать левую партию. Разработали концепцию, какую-то очень хорошую программу, яркие лозунги; добились того, что нас поддержали какие-то очень известные в стране люди.
А. Веснин
―
Деньги нужны.
В. Гельман
―
Да, нужны деньги, нужен доступ к СМИ, нужна регистрация партии в Минюсте. На все это требуется фактическое согласие президентской администрации, которая, как минимум, нам бы не препятствовала. Окажется, что если мы захотим зарегистрировать левую партию, то нам либо не позволят ее зарегистрировать, либо назначат в ее руководство люде, которые будут препятствовать тому, чтобы эта левая партия получила хоть сколько-нибудь значимую долю голосов. В итоге наша партия либо останется очень маргинальной, либо нам самим это надоест, мы плюнем на это дело, и не будем заниматься этой деятельностью.Вот так обстояли дела в России после того, как в 2012 году немного либерализовали правила регистрации партий. Был период, когда у нас в стране было очень мало партий, потому что был установлен колоссальный барьер для численности этих партий, для регистрации. И этот барьер был просто непреодолим для любой новой организации. Потом этот барьер снизили, вроде бы все хорошо, появилось много новых партий. Но оказалось, что те партии, которые с точки зрения властей представляют угрозу, не получали регистрацию в Минюсте по самым разным основаниям. Тот же Навальный несколько раз пытался зарегистрировать партию, у него ничего не получалось.
Соответственно, сейчас число партий снова стало уменьшаться, потому что, во-первых, всем это надоело, а во-вторых, партии, которые не участвуют в выборах по самым разным причинам – просто лишаются регистрации и исключаются из реестра партий.
А. Веснин
―
Вас тут спрашивают довольно много наших слушателей, что же в итоге делать на выборах в губернаторы Петербурга? Совета от вас ждут.
В. Гельман
―
Если вы не хотите, чтобы губернатором Петербурга был избран нынешний исполняющий обязанности губернатора. Вам нужно голосовать за кого угодно, кроме этого исполняющего обязанности губернатора. За кого голосовать? Очевидно, за того кандидата, кто имеет наибольшие шансы нанести ущерб. Сейчас таким кандидатом, судя по данным опроса, является Бортко. Но если Бортко будет исключен из числа кандидатов, тогда за кого-то из оставшихся двоих. Это очень просто.
А. Веснин
―
Хорошо, а если за Бортко люди не могут голосовать из каких-то соображений, например, потому что он сталинист? Для части людей это неприемлемо.
В. Гельман
―
Ну голосуйте за кого-то другого. Важно то, что если вы не голосуете – решили, что вам все кандидаты не нравятся и не пошли на избирательный участок – в лучшем случае вам голос пропадет, а в худшем случае окажется потом, что за вас якобы проголосовал кто-то другой и ваш голос был подан за действующего губернатора.
А. Веснин
―
То есть вы согласны с Навальным, «За любого, кроме Беглова»?
В. Гельман
―
Я согласен с тем, что логика «за любого, кроме действующего исполняющего обязанности губернатора, для тех, кому не нравится нынешний исполняющий обязанности губернатора Петербурга, по сути, оказывается единственной.
А. Веснин
―
Смотрите, еще хотел спросить: вот эти протесты, которые, в основном, проходят в Москве, хотя и Петербурга это тоже касается - вы отметили, что впервые перед выборами, а не после. По результатам в Москве беспрецедентное количество людей задерживают, причем кажется таких жестоких задержаний, с избиениями (всё это попадает на видео) не было. Это один такой интересный момент.Второй интересный момент с этим фестивалем, «Шашлык Фест» или «Шашлык Live», как он там назывался? Ладно, бог с ним. С фестивалем, но довольно много музыкантов известных отказались принимать в нем участие, более того, тем или иным образом высказались в поддержку протестующих. Посмотрев на это, многие аналитики, и не только, говорят: «Вот, какие-то сдвиги в стране происходят». Происходят ли какие-то сдвиги?
В. Гельман
―
Да, сдвиги происходят, хотя они, возможно, не столь заметны. Репрессии – да, действительно, довольно сильные и заметные. Они, с одной стороны, соответствуют масштабу испуга, который испытывают власти…
А. Веснин
―
То есть вы действительно думаете, что у властей есть испуг?
В. Гельман
―
Безусловно, есть испуг, потому что выступления в Москве были неожиданными и намного более масштабными. Если раньше на несогласованные с властями акции выходили, условно, сотни людей, то теперь их выходят тысячи. Это все-таки существенный сдвиг, и более того, это явление захватывает новые слои, на эти акции выходили не только записные оппозиционеры, но и люди, которые раньше ни в каких акциях протеста участия не принимали, в том числе не сильно активная в политике молодежь. Есть политизированная молодежь, но ее численность не столь велика. Для чего, собственно, эти репрессии проводятся? Не только для того, чтобы наказать самих протестующих.
А. Веснин
―
Ну и запугать наверное, еще, людей.
В. Гельман
―
Да, прежде всего, чтобы продемонстрировать сигнальную функцию: «Вот если вы выходите на улицу – с вами могут поступить точно также». Отсюда, кстати, не только задержания в самих акциях, но и аресты людей, которые либо были непричастны к организации протестов, либо находились на их периферии. Это такой же сигнал, как было «Болотное дело». По «Болотному делу», допустим, Навального или Гудкова не посадили, а посадили рядовых участников, часть из которых была явно периферийна в этом процессе.Но сигналы воспринимаются иначе. Вот мы видим, что студент ВШЭ Егор Жуков был арестован, и огромное количество сотрудников, студентов той же ВШЭ подписали петицию в его поддержку. Некоторые люди выходили на пикеты, и их тоже задерживали. То есть это другого рода явление, такое публичное проявление солидарности с теми людьми, в отношении которых власти допускают очевидную несправедливость и беззаконие. И да – высказывания и действия тех музыкантов, которые отказались выступать на официальных фестивалях, это, в общем, явление того же рода.
А. Веснин
―
А что это значит всё?
В. Гельман
―
Эта солидарность говорит о том, что, по крайней мере, общественно активная часть граждан демонстрирует свое недовольство этими действиями властей, демонстрирует, что не готова их терпеть. И на фоне того, что поддержка властей стабильно, хотя не очень усиленно, снижается - это более тревожный сигнал, может быть, для властей, чем собственно протестные акции. Потому что с самими протестными акциями они бороться научились. Но с тем, что жертвы получают большую публичную поддержку, чем те, кто осуществляет наказание, эта поддержка становится явной и заметной, и вовлекает в круг сочувствующих всё более и более широкие слои – это такой, я бы сказал, серьезный сигнал того, что общественные настроения меняются.Это не значит, что все эти люди, которые подписались в поддержку арестованного студента завтра выйдут на протестные акции, но это точно значит, что действия властей по подавлению протестов будут встречать всё большее и большее неприятие.
А. Веснин
―
А будут ли они жестче?
В. Гельман
―
Скорее всего, власти будут применять жесткие меры, но они тоже как бы имеют свои физические пределы. То есть если на протестную акцию выходят тысячи людей – ее технически, в общем, легко разогнать. Вы попробуйте разгоните протестную акцию, на которую вышли десятки, а тем более сотни тысяч людей.Но это тоже возможно сделать.
В. Гельман
―
Это довольно тяжело технически. Кроме того понятно, что разгон акции, где участвуют не менее 50 тысяч человек – значит нам нужно 100 тысяч человек, как минимум, собрать вместе, для того, чтобы их разогнать. Это не обойдется без применения не только дубинок, но и тяжелых вооружений, а такого рода действия довольно опасны для самих властей, потому что…
А. Веснин
―
Владимир, я прошу прощения, просто 40 секунд остается. Вы ждете какого-то ожесточения противостояния в ближайшее время или нет?
В. Гельман
―
Скорее всего – да, и к этому надо быть готовыми.
А. Веснин
―
Спасибо, это «Особое мнение» политолога Владимира Гельмана, профессора европейского Университета в Санкт-Петербурге. Можно также посмотреть запись этого интервью на Youtube, и друзья – пожалуйста, ставьте «лайки», делитесь видео, и смотрите, Владимир Гельман скоро у нас тоже будет в эфире. Спасибо вам большое, до встречи.
В. Гельман
―
Всего доброго.