Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2019-05-16
О.Бычкова
―
Эту тему как раз мы продолжим, видимо, сейчас обсуждать с Виктором Ерофеевым, который добрался до нашей студии. Спасибо большое Алексею Нарышкину. Смена у нас тут игроков. Садитесь, пожалуйста. Здравствуйте.
В.Ерофеев
―
Здравствуйте!
О.Бычкова
―
Ну что, вы не следили за «Голос. Дети», наверное, за всей этой телевизионной историей. С Нарышкиным мы это обсудили. Давайте мы с вами поговорим про Екатеринбург, конечно же.
В.Ерофеев
―
Давайте.
О.Бычкова
―
Вот сегодня, действительно, случился долгожданный Путин, который высказался на эту тему. И он сказал, что да, нужно провести опрос. Но он не сказал провести опрос, например, жителей Екатеринбурга, он сказал: «Провести опрос жителей этого микрорайона», — сказал Путин. Потому что, наверное, ведь должны же местные жители как бы там выходить и принимать в этом участие, если там, конечно, не выходят какие-то «записные активисты из Москвы», — сказал Путин, тоже демонстрируя большое знание предмета или, может быть, пересказывая то, что ему кладут в красный папочках. Это на пользу в целом?
В.Ерофеев
―
Во-первых, я хочу сказать, что я поддерживаю тех, кто против храма. Я не так давно был в Екатеринбурге, уже это обсуждалось. И надо сказать, что там достаточно много церквей. Если народ хочет сквер, можно ее перенести, эту церковь. Мне совершенно непонятно, почему упрямятся. Скорей всего, там уже какие-то денежные отношения.Но надо сказать, что вся эта ситуация говорит о том, что нам до революции недалеко, рукой подать. Потому что если будет, действительно, вещь, которая будет волновать именно все микрорайоны, не только города…
О.Бычкова
―
В кавычках, скажем «микрорайона».
В.Ерофеев
―
…То тогда, конечно… Уже устали и от хамства властей и от насилия, и еще от каких-то боевиков, которые вообще не имеют отношения даже к реальной власти Кремля, а относятся к каким-то боковым ответвлениям. В общем, ужас.
В.Ерофеев: Я поддерживаю тех, кто против храма. Там много церквей. Если народ хочет сквер, можно перенести церковь
Мы знаем, что в Санкт-Петербурге все-таки удалось отстоять Исаакиевский собор и слава богу, скажем так.
О.Бычкова
―
И отстоять же удалось еще Лахту, вы помните?
В.Ерофеев
―
Да.
О.Бычкова
―
Передвинуть ее в другое место, вдалеке от другого центра исторического. И получилось в результате, кстати, очень красиво. Получился современный и красивый вид.
В.Ерофеев
―
Нет, никто же не против того, чтобы были какие-то новые церкви, хотя они устрашающие в смысле своей монументальности и своей пафосности. Это, безусловно. И вообще, приехать в Переделкино и ужаснуться, что эта церковь…
О.Бычкова
―
Да, у вас же там эти самые разноцветные…
В.Ерофеев
―
Да, у нас там всё… Не нас, в смысле у меня там ничего нет. Но у писателей там, действительно, встреча с церковью — это скорее такой кулак церковный, нежели благодать.
О.Бычкова
―
Ой, я вас сейчас спрошу обязательно об этом. Это интересный вопрос про то, как они строят эти храмы. Мы сейчас прервемся буквально на очень короткую паузу. Это программа «Особое мнение». Виктор Ерофеев в студии.РЕКЛАМА
О.Бычкова
―
Мы продолжаем программу «Особое мнение». У микрофона — Ольга Бычкова. С особым мнением Виктор Ерофеев. Вот по поводу того, как выглядят эти новые храмы, которые появляются в разных местах. В Москве мы их видим, в разных городах мы их видим.Вот про этот храм, строительство которого сейчас обсуждается в Екатеринбурге, тоже пишут, что он будет выглядеть, как там написано, в каком-то классическом стиле. Это значит, вот эти все эти самые маковки, шмаковки, которые они обычно строят. Почему у них нет никаких идей на этот счет?
В.Ерофеев
―
У них есть идея как раз — вернуться в старину, до XVII века. И надо сказать, что в разных странах строят христианские храмы, и всегда это попытка соединить с современностью. У нас же это наоборот. Во-первых, потому что нет того стиля после стиля неоклассицизма пушкинских времен. И, может быть, отчасти смешение, это чуть-чуть тоже модерн коснулся церкви, но совсем чуть-чуть. А дальше — пустота. Ну, потому что сначала всё это разрушили и поэтому мысль не продвигалась.А во-вторых, закостеневшее такое православное сообщество, оно не развивается, оно ищет только благодати за. А вообще, этот стиль, Оля, наверное, его лучше назвать чекистским. Такой церковно-чекистский стиль, потому что в нем есть идея мощи, необоримости…
О.Бычкова
―
Скрепочки.
В.Ерофеев
―
Да, скрепочки и беспрекословности. Вот такие церкви с огромными заборами, с монументальными дорогими элементами. Мне кажется, что это, конечно, настоящая ересь, если вспомнить тот же религиозный текст. Кстати, и памятники у нас чекистские: Владимиру около Кремля, Калашникову. В общем, был соцреализм — теперь ЧК-реализм.
В.Ерофеев: Церкви с огромными заборами, с монументальными дорогими элементами. Кажется, это, конечно, настоящая ересь
О.Бычкова
―
Как-то это странно, да. Какая-то странная такая вера и странная эстетика, которая как будто бы принципиально пытается не выразить никакого чувства. Вот как этот памятник Владимиру, он же ужасен не только потому, что он в плохом месте стоит, и там какие-то странные пропорции этого истукана, а он даже просто ни о чем. Он не выражает никакого отношения к этой исторической фигуре.
В.Ерофеев
―
Это он для вас ничего не выражает.
О.Бычкова
―
Никакого чувства, эмоции.
В.Ерофеев
―
А для них он обо всем. Он говорит о том, что у них могущество, что оно непререкаемо, что они вечные, что они, в общем, продолжение сталинской линии, в общем своеобразные три серии.
О.Бычкова
―
То есть даже манекен в витрине интересней выглядит, если честно.
В.Ерофеев
―
Ну, манекен в витрине — это сексуальное явление. Еще, я помню, Искандер протестовал, говорил: «Это слишком сексуально». Но на ранней стадии. Потом подписал «Маленький гигант большого секса». А раньше он говорил: «Ну, как же так, манекены? Ужас какой».Так что тут всё закономерно. У них есть эти чувства, просто вы эти чувства не видите, потому что у вас совершенно другие, правильные чувства, а это чувства такой вот мощи… Скреп я тоже там особенно не вижу. Я вижу просто то, что есть власть, и вот это ее правая рука или какая… вторая нога.
О.Бычкова
―
Третий глаз.
В.Ерофеев
―
Третий глаз. Это вот как раз религия. Мне кажется, что это рухнет чудовищно. И вообще, что будет с религией после, сказать трудно, потому что она настолько себя скомпрометировала. И, честно говоря, мне от этого неприятно.То есть, мне кажется, что мы все те, кто верит и не верит, ждали от церкви где-то в конце 80-х годов, что она расскажем нам о том, что такое смерть, бессмертие, что такое вечная жизнь. А она нам показала кукиш, шиш и не в кармане, а так прямо в нос.
О.Бычкова
―
Ну, натурально, да.
В.Ерофеев
―
Я помню, я был на Соловках когда-то в далекие времена и там, я помню, с монахами мы, со священниками сидели, разговаривали о разном и совсем не обязательно о том, как всё плохо. А тут недавно про просьбе немецкого журнала GEO я ездил туда. Я не мог подступиться к ним. Они все такие, вообще, генералы, маршалы, генералы.
О.Бычкова
―
Те же самые люди?
В.Ерофеев
―
Ну, они, наверное, изменились. Но они в тех же самых нарядах. И с ними невозможно. То есть надо было как-то, вообще, записывать… С настоятелем было вообще невозможно пообщаться.
О.Бычкова
―
Вот Соловки — это такой пример, мне кажется. Вы не зря об этом, конечно, вспомнили.
В.Ерофеев
―
Еще коррупция, жуткая коррупция. Мне тут же, конечно, местные светские люди сказали — я сейчас не говорю про церковь, не будем так голословны — что там воровство на воровстве. Чудовищные строительные работы, все друг друга обманывают и так далее. И это стоят, вообще, властвуют, только непонятно, над чем — над этой абсолютно новдельной рухлядью. Не знаю, ужас какой-то. Безвкусие. Отвратительное отношение к гулаговским проблемам. Чудовищно.
О.Бычкова
―
Вот-вот, я об этом как раз начала говорить, потому что Соловки, с одной стороны — да, это важный православный центр, это верно. Там монастырь, там много всяких вещей исторических и религиозных. А, с другой стороны, это ГУЛАГ, конечно, и огромная история страданий человеческих, тех же священников православных.
В.Ерофеев
―
Ну, конечно, это ГУЛАГ, и он еще такой вечный ГУЛАГ, потому что еще до революции туда ссылали неугодных людей, но там ссылали их НРЗБ.
О.Бычкова
―
И мне все рассказывают ,и я видела это тоже сама, что там происходит постепенный перекос от ГУЛАГа в церковность.
В.Ерофеев
―
Довольно жесткий.
О.Бычкова
―
И как бы ГУЛАГ мы немножко подтираем ластиком.
В.Ерофеев
―
Немножко так подтираем, подтираем.
О.Бычкова
―
Немножко так не смотрим в эту сторону.
В.Ерофеев
―
Там есть музей, но он такой, уже затертый музей гулаговский. Видимо, его тоже свернут. Во всяком случае те вещи, которые связаны с ГУЛАГом и которые находятся не в музее, а вне, они все заретушированы уже. И вот эта печальная лестница, с которой спускали.
В.Ерофеев: Я думаю, что закончится победой церкви в данном случае
О.Бычкова
―
Кошмарная вот эта адская.
В.Ерофеев
―
Адская лестница, смертельная и так далее.
О.Бычкова
―
Где убивали людей просто. Почему они так делают, скажите?
В.Ерофеев
―
Оля, дело в том, что смотря как капнуть человека. Можно капнуть и в такую сторону, особенно если он не защищен цивилизацией, культурой, что там вылезет такой зверь, такие беды пойдут. Садизм нас ждет у следующего поворота. И поэтому нам бы хорошо не совершать этот поворот. Но мы, поскольку сделали, отсюда и пытки, и садизм, и зверства сегодня.
О.Бычкова
―
А вы можете объяснить, почему — может быть, я плохо это знаю, — но, мне кажется, что неочевидно неявно и не осмысляется эта история гонений советских на православную церковь? Потому что, в конце концов, православная церковь — живые люди, священники, верующие — они были прямым объектом убийства, издевательства и уничтожения во времена репрессий и во времена практически всей советской власти. По идее, это должна быть важная тема. Она существует, но она какая-то тоже под ковер засунутая. Почему?
В.Ерофеев
―
Мы тут все ахнули, когда узнали, что и 70% Сталина-то поддерживают, а 51% считают, что и 37-й год пригодился.
О.Бычкова
―
И они же себя считают православными.
В.Ерофеев
―
И они же себя считают православными. И они не верят в том, что там слишком много убивали, как нынешняя компартия. Дело в том, память тоже избирательная, она такая, в общем, селективная. И во что не хочется вникать и во что не хочется верить, то постепенно отмирает. Мы, действительно, плохо знаем человека. А на этих незнаниях играет власть, достаточно психологически подготовленная к этому. Я не скажу, что она высокообразованная, но достаточно подготовленная к тому, чтобы валять из человека, в общем, какую-то куклу Ваньку-встаньку.
О.Бычкова
―
Как вы думаете, чем в Екатеринбурге закончится?
В.Ерофеев
―
Я думаю, что закончится победой церкви в данном случае.
О.Бычкова
―
Церкви, застройщиков, всей вот этой компании?
В.Ерофеев
―
Я думаю, да, к этому сводится. Просто когда ты в Екатеринбурге, ты видишь, что это напротив Ельцин Центра. Причем по телевизору сказали, что он там не удержится, а церковь навсегда. Но не такие церкви, мне кажется, нам нужны. Это компромат веры, это вообще издевательство над Христом. Я думаю, что Христос если бы пришел, он бы там всех разогнал и вместе бы ломал забор.
О.Бычкова
―
Так его бы тоже опять снова свинтили и всячески наказали.
В.Ерофеев
―
Тогда бы он принял другую форму игры. То есть тогда же это была серьезная игра на спасение человечества, а здесь надо спасать все-таки сквер.
О.Бычкова
―
Ну нет, я конечно, понимаю, что речи тут о человечестве, наверное, не идет, особенно по сравнению с Христом, но, судя по тому, что весь город Екатеринбург стоит на ушах, и вся страна и во всех городах и везде люди страшно этому сочувствуют и все перепощивают эти видео и эти тексты, эти новости и все внимательно очень следят за этим. Это явно история не только про сквер.
В.Ерофеев
―
Ну, естественно, сквер — это у нас метафора свежего воздуха. А что касается Екатеринбурга, то здесь, действительно, уже очень четко сошлись представления о том, что мы можем и что мы не можем. Потому что Исаакиевский собор все-таки не удержала власть, не смогла отдать церкви. А здесь, наверное, она заупрямится.И как она будет размывать этот народный гнев, этот народный протест, не знаю. Но если получится с гневом и протестом, то, конечно, я буду только приветствовать. Это будет победа и моя тоже.
О.Бычкова
―
Там какая-то эта адская смесь. С одной стороны, всё это православное лицемерие, а, с другой стороны, вполне себе корыстный интереса, как теперь пишут расследователи. Там не только храм собираются строить, но кое-что еще.
В.Ерофеев
―
Тут надо быть, конечно, очень аккуратным. Православное лицемерие именно той церкви, которая сейчас возникла. Потому что, вообще, православие и в 20-е и в 30-е годы прошлого столетия очень привлекало Запад, который в отличие от католицизма, который начинал вымирать, православие им казалось такой религией нестяжательства и так далее. Ну, и потом, православие оказало очень сильное сопротивление в лице патриарха Тихона советской власти. Так что мне кажется, что здесь мы не можем говорить, что лицемерие именно православное — лицемерие той формы православия, которое сейчас пришло к власти.
О.Бычкова
―
Согласна. Это важная поправка. мы сейчас сделаем небольшую паузу. Это программа «Особое мнение». Виктор Ерофеев вернется.НОВОСТИ
О.Бычкова
―
Мы продолжаем программу «Особое мнение». У микрофона — Ольга Бычкова. С особым мнением — Виктор Ерофеев. Итак, «Первый канал» сегодня объявил, что аннулирует эти скандальные результаты голосования зрителе в программе «Голос. Дети». Ну, то есть ничего не было. Это правильное решение?
В.Ерофеев
―
Это лучше, если бы они не аннулировали. Я так понимаю, Константин Эрнст остается человеком, у которого есть представления другие, нежели у некоторых руководителей о том, что такое 90-е годы, о том, что такое демократическое движение.
О.Бычкова
―
Чувствует себя обязанным почему-то малодушно отчитываться перед гражданами.
В.Ерофеев
―
Да. И должен унизительно для себя принимать какие-то решения, чего на других канала не наблюдается. И, конечно, это всё печально. Я это не смотрю, потому что у меня реально нет телевизора, поэтому я только узнаю из интернета. Но, слава богу, что отменили. Чудовищно совершенно на детях варить это будущее. Это значит просто портить поколение. То же самое как загонять детей в форму. Скоро, действительно, и памперсы будут защитного цвета. НРЗБ становится защитного цвета, но по другими причинам.Надо сказать, что, наверное, все-таки это Константину зачтется. Хотелось бы, чтобы из этой логики малых дел мы когда-то перешли к логике больших, но, видимо, это не завтра. А что касается вот этих… где можно, насколько это можно, надо сопротивляться этому коллективному безобразию, безумию, отвратительному явлению.
О.Бычкова
―
Это чему сопротивляться?
В.Ерофеев
―
Сопротивляться этим коррупционерам, которые детей используют и всему тому, что у нас есть.
О.Бычкова
―
А они какие коррупционеры? На «Голосе» коррупционеры?
В.Ерофеев
―
Я думаю, что они там тоже тянули этих детей, расставляли в шеренгу. Одному — это дать, а другие…
В.Ерофеев: Важно, чтобы Украина от антиколониального сознания перешла в постколониальное
О.Бычкова
―
Там история же была с Алсу. Это не коррупция, это что-то другое.
В.Ерофеев
―
Но там называли в интернете это коррупцией. То есть в смысле, если кто-то организовывал голоса, и они голосовали в массовом размере, то, в общем, можно сказать, это моральная коррупция. Есть материальная, а есть моральная.
О.Бычкова
―
Ну да.
В.Ерофеев
―
Можно называть словом более мерзим, я имею в виду из русского языка, но, вообще, назовем коррупцией, тоже малоприятное слово.
О.Бычкова
―
Мы сейчас, пока вы к нам ехали, мы обсуждали это с Алексеем…
В.Ерофеев
―
Пока я к вам бежал.
О.Бычкова
―
Пока вы к нам бежали, да. И как-то сошлись на том, что, вообще, это безумие тащит людей за уши и делать из них победителей, чемпионов, Моцартов, я не знаю, кого еще — это как-то вызывает большие сомнения у нас как у родителей. Вы как к этому относитесь?
В.Ерофеев
―
Ну, не знаю. У меня трое детей. Правда, маленькой только еще полтора года, поэтому ее в «Голос» не затащишь, хотя она неплохо поет, кстати говоря.
О.Бычкова
―
Громко.
В.Ерофеев
―
Да, и очень любит мультики, но почему-то английские. Вот, пожалуйста, патриотка отказалась. «Маша и медведь» ей не нравится. Что-то такое агрессивное, неприятное такое. А смотрит про эльфов английский. В восторге совершенно. К чему я это говорю. Вот средняя — никуда я ее не толкаю… Но вы знаете, Оля, могу вам честно сказать, она учится в 7-м классе, правда, это французская школа при посольстве Франции, поэтому это немножко другая система, но она у меня за эти годы ни разу не попросила помочь с домашним заданием, ни разу. И учится, условно говоря, на «двадцатки», потому что там 20-бальная система. И я считаю, что это гораздо лучше, чем идти куда-то на «Голос».А что касается старшего сына, то он оформляет книжки и некоторые мои тоже. И у него есть свой талант, и тоже его никто за уши не тащил. Да у него такие уши, что он и не захочет, чтобы тащили.
О.Бычкова
―
Еще про музыку. Святослав Вокарчук объявил о создании партии, и о том, что он пойдет на выборы осенью. Пускай политикой занимается или пускай поет свои песни продолжает?
В.Ерофеев
―
Я настолько всё плохо знаю. Пусть делает то, что он хочет.
О.Бычкова
―
Самый популярный человек на Украине . «Океан Эльзы».
В.Ерофеев
―
Да, мне кажется, что Зеленский оказался совсем не клоуном, а интересным политиком. Дай бог, чтобы это у него получилось. Мне раньше представлялось, что я видел себя как разборчивую невесту в «Женитьбе» Гоголя, что вот к носу одно приставить бы уши другого, тогда бы получился правильный президент для Украины. Мне кажется, у Зеленского оказались эти уши и тот нос, и те глаза. И я искреннее ему желаю, чтобы все у него получилось, тем более, что он и русскую литературу читает и говорит, что у него Акунин любимый писатель. Ну, и слава богу. Так что дай бог, чтобы у него всё получилось.Тут очень важно, чтобы Украина, действительно, вышла, как я писал и про Белоруссию, когда побывал там, чтобы она от антиколониального сознания перешла в постколониальное. И тогда, может быть, обратилась в будущее, и тогда бы у нее получилось.
О.Бычкова
―
А какого компонента сейчас не хватает?
В.Ерофеев
―
Я думаю, что компонента не хватает — того самого сознания как раз личностного. Нас всех разоружили этим компонентом, и это чувствуется и в Белоруссии, и в Украине, и здесь у нас, в России. Просто человек не очень хорошо понимает свои взаимоотношения с государством, кто он: слуга государству или государство слуга человеку. Все-таки хотелось бы… в демократическом обществе и в нашей Конституции, кстати, что государство служит человеку, а не наоборот.
О.Бычкова
―
Законопроект о праве родных пациентов находиться в реанимации. Я прочитала сегодня эту новость и подумала: как это? А разве до сих пор уже не разрешили это делать давно? Разве не было такого распоряжения? Разве все мы еще живем в этом адском средневековье, когда не пускают родных в реанимацию? Нет, принимают такой закон.
В.Ерофеев
―
Раньше не пускали, да. Пускали только по блату. Я помню, что моя мама попала в реанимацию. И, действительно, нужно было идти к главврачу и долго разговаривать. И только потому, что он смотрел мои телевизионные программы, он мне разрешил. Это, конечно, тяжелое переживание — попасть в реанимацию, когда там мама, но, тем не менее, я считаю, что еще более тяжелое переживание для мамы, если никого рядом нет.
О.Бычкова
―
Да и для семьи тоже тяжело, конечно.
В.Ерофеев: Я на стороне тех, что все-таки надо лицо открывать. Я как раз во многом на стороне мигрантов
В.Ерофеев
―
Для всех. Такого нет в других странах. Вы говорите средневековье, но у нас даже средневековья нет, мы прямо сразу из монгольского ига перешли к Ивану Грозному. Средневековье — это серьезная университетская культура. Это университет в Болони, первые университеты во Франции. Это серьезное дело. Это не только чума везде.
О.Бычкова
―
Ну да, формирования социальных отношений.
В.Ерофеев
―
Формирование трубадуров. Они замечательные песни пели, ухаживали за девушками. Были рыцари. У нас средневековья тоже не было. Чего не было, того не было.
О.Бычкова
―
А хиджабы в начальной школе — это средневековье или что? Вот в Австрии сказали, что нет, надо запретить хиджабы в начальной школе. И тут я тоже с удивлением узнала, что в прошлом году они запретили хиджабы в детских садах.
В.Ерофеев
―
Вообще, это проблема серьезная. И Франция говорила, что «все-таки мы во Франции живем с открытым лицом. Я на стороне тех, что все-таки надо лицо открывать. Я как раз во многом на стороне мигрантов. Мне совершенно отвратительно, когда кто-то говорит: «Париж почернел». Я думаю: «Сам ты почернел со своими мыслями». Но здесь, в общем, мне кажется, что все-таки открытое лицо… Пусть дома ходит с закрытым лицом.
О.Бычкова
―
Это не лицо, как я понимаю.
В.Ерофеев
―
Да всё, что…
О.Бычкова
―
Лицо-то там открытое. Но это как платок или что-то вроде платка.
В.Ерофеев
―
Косынка такая.
О.Бычкова
―
Закрывается всё вокруг лица — шея, плечи — всё.
В.Ерофеев
―
Надо сказать, что в Иране они носят настолько сексуально эти косынки и платки, что, по-моему… Я спросил моих друзей переводчиков, я говорю: А вот придет либерализм, что вы с платками будете делать? — Оставим, наши девушки так хороши в платках.
О.Бычкова
―
Им понравилось.
В.Ерофеев
―
Не знаю, может быть, они на этом этапе… Но дело в том, что тем, когда до революции.. Откуда еще революция пришла? Когда шах сказал: « Снимайте эти платки», то там, в общем, были женщины, которые ни разу после этого не показались на улице, настолько им было стыдно с открытым волосом.
О.Бычкова
―
Да, они привыкли.
В.Ерофеев: Мы ждали от церкви, что она расскажет, что такое смерть, бессмертие. А она нам показала кукиш прямо в нос
В.Ерофеев
―
Поэтому к этим вещам надо относиться очень деликатно. Но я, в принципе, считаю, что в Европе лучше, чтобы они ходили с открытой… Люди той культурной следы — мусульмане, глубоко верующие мусульмане. Наверное, так лучше.
О.Бычкова
―
Нет, мы говорим не о закрытом лице. Но это не то же самое, например… я не знаю, в когда-нибудь — не мне вам об этом рассказывать, вы много об этом говорили и писали — в советские времена девушки ходили в мини-юбках или молодые люди ходили с длинными волосами и с какими-нибудь специальными клешами.
В.Ерофеев
―
Я сам ходил с длинными волосами.
О.Бычкова
―
И их страшно за это осуждали.
В.Ерофеев
―
Тоже выборочно.
О.Бычкова
―
Это не то же самое? Кому какое дело: человек в платке, человек в короткой юбке, человек в широких брюках?
В.Ерофеев
―
Тут, что можно сказать. Тут можно сказать так, что пусть торжествует здравый смысл. Вот здравый смысл если будет торжествовать, будет понятно, что можно носить и короткие юбки и платки. Вот я, когда был в Турции, я насчитал 7 вариантов существования женщины в Стамбуле. То есть и те, которые носили крайние мини-юбки и, видимо, ничего под юбками и те, которые были закутаны полностью. И всем это разрешалось. В конце концов, мне кажется, это решение. Но это Турция.Что касается этих мини-юбок, то, конечно, это был протест не только моды, это была еще мечта о свободе. Это почти как поэтическая строка была. И, кстати говоря, у наших девушек прекрасные ноги, как и всё остальное тоже.
О.Бычкова
―
Да, я как человек, который носил белые джинсы в советские времена и много слышал от бабушек на улице всяких мнений на этот счет, всегда сочувствуют девушкам в хиджабах, как ни странно.
В.Ерофеев
―
Дело в том, что мы тоже в церкви видим девушек в хиджабах, и ничего, наша церковь… Но, с другой стороны, я вижу, что можно прийти в кепке и даже в шляпе и ничего, прикрыть голову. Знаете, мне кажется, вот здесь очень важно, чтобы победил здравый смысл. Потому что мы никогда не разберемся… Кант замечательно сказал о том, что надо судить всех других людей по тем законам, которые они сами для себя создали, а уж там разбираться, кто прав.
О.Бычкова
―
Спасибо большое! Это программа «Особое мнение». Спасибо Виктору Ерофееву.