Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2019-03-19
19.03.2019
А. Плющев
―
Здравствуйте. И сегодня в программе «Особое мнение» у нас писатель Виктор Ерофеев. Виктор Владимирович, добрый вечер.
В. Ерофеев
―
Добрый вечер.
А. Плющев
―
О чем мы с вами сегодня не планировали заранее поговорить. Новости из Казахстана вносят свои правки. И поэтому вначале о сенсации, которая редко, наверное, раз во много лет встречается на нашем постсоветском пространстве. Я уж не помню, когда последний раз. Борис Николаевич, наверное, был. Когда президент сам уходит. Нурсултан Назарбаев объявил о своей отставке.
В. Ерофеев
―
Во-первых, здорово, что в нем нашлись силы и здоровье объявить об этом. То есть он не ногами вперед объявил, а сам объявил и сегодня я посмотрел на экране телевизоров – вполне здоровый мужик. Крепкого здоровья. И поэтому ну что же, я думаю, это хороший пример для подражания. И хотелось, чтобы и у нас как-нибудь поскорее такое же случилось.
А. Плющев
―
Президенту Казахстана 78 лет. Владимиру Путину столько будет в 2030 году.
В. Ерофеев
―
Ну да. Но дело в том, что все-таки результаты работы иногда подталкивают человека ниже спины, чтобы он уходил. И тут в данном случае я говорю не про Казахстан. Я хочу сказать, когда сказали о том, что мы поговорим, я вспомнил, что в Швейцарии как-то раз меня немецкая газета послала написать о Санкт-Морице. Это прекрасный курорт, просто напишите ваши впечатления. Потому что такой русский курорт, там все черную икру едят. Я приехал туда и встретил там празднующий день рождения одного из родственников Назарбаева. Прилетели туда 8 человек на семи частных самолетах. И они увидели меня и говорят: «Присоединяйся». Я так сел, я понял, что это самые высокие люди полетели. Сейчас не буду называть, кто. В общем, прилетели. И они так на меня смотрели, потом говорят: «Слушай, Казахстан это ваш натуральный союзник. Что вы делаете». То есть я так понял, что мы даже со своими натуральными союзниками делаем то, что люди, которые летают на самолетах своих, хватаются за голову. Мне кажется, что Назарбаев был бы рад, если бы, наверное, мы продолжали бы действовать взаимосвязано и так далее. Но поскольку мы действительно любим, когда душим, а душим с удовольствием, то поэтому, конечно, и поменялся алфавит. Буквы на латинские. И вообще связь с Китаем и так далее. Я хочу в этот день, такой ответственный для Казахстана пожелать нашим коллегам в Казахстане, чтобы все у них получилось. Чтобы они оставались независимыми и чтобы они любили то хорошее, что у нас есть. Русскую культуру, какие-то интересные вещи, которые у нас есть. Чтобы они держались сами по себе и тогда в этом найдут свое будущее.
А. Плющев
―
Как мне кажется Нурсултан Назарбаев еще создал образ отца нации, такого восточного человека. Мне кажется, это вполне может быть даже литературно. Какой-то такой имидж, о котором тоже можно поговорить. Когда уходит он и может быть создается опасение, а что же будет теперь со страной, с родиной и с нами. Есть такое?
В. Ерофеев
―
Ну, конечно есть опасение. Потому что он еще был членом политбюро и вообще кем он только не был. И он вообще огромный и замечательный мастер политической игры. Замечательный. И поэтому ясно, что никто другой в Казахстане, даже коллективное руководство не сможет сделать то, что он делал, поскольку был действительно классным игроком. Я думаю, что все-таки удержится там, он правильно расставил людей, да и сам не от всех постов отказался. Так что я не думаю, что он уж прям такой годится для романа, но например, какую-нибудь написать поэму о нем как «Витязь» в такой-то шкуре или еще что-то, можно будет сделать. Да нет, он оказался, в общем, там все равно есть хорошая доза авторитаризма и зажим, и все прочее. Чего там говорить. Но все-таки для своей страны он сделал немало. И я думаю это для всех польза – показать, что если ты хочешь сделать хорошее для страны – это значит надо быть самостоятельным, страна должна быть независимой. Она должна общаться на разные стороны, не оглядываясь, а поворачивая голову. И мне думается, что у Казахстана есть будущее.
А. Плющев
―
Сторонники Путина вам так и скажут. Владимир Владимирович так и делает. Страна независимая, сильная. Общается, как вы сказали: в разные стороны, несмотря ни на кого. Разве не так?
В. Ерофеев
―
Нет, совершенно не так. Дело в том, что может быть и голова вращается, но все отворачиваются в этот момент. Вот, пожалуй, разница.
А. Плющев
―
Заканчивая с Назарбаевым, я так понимаю, он не очень-то и ушел. То есть остается главой Совета Безопасности, главой партии. Похоже на передачу власти под присмотром.
В. Ерофеев
―
Наверное. Но в этом ничего удивительного нет. Поскольку вы совершенно верно сказали, что это восточная форма правления и там как же без присмотра. Кроме того, мы знаем, что есть какие-то проблемы с Северным Казахстаном. По крайней мере, Жириновский время от времени это озвучивает. Где большое количество русского населения и так далее. Поэтому мне думается это достаточно все продумано. Ну а если не продумано, тогда будут они иметь большие проблемы.В.Ерофеев: Назарбаев был действительно классным игроком
А. Плющев
―
А вообще постсоветские страны восточнее Прибалтики, они могут иметь не авторитарных лидеров?
В. Ерофеев
―
С трудом. Но все-таки пытаются. Нельзя сказать, что просто это проклятая земля, в Грузии получается. Смотрите, правда, молчат, может быть и хорошо, что молчат. В Армении что-то начинает двигаться.
А. Плющев
―
В Армении совсем революция.
В. Ерофеев
―
Мне кажется, что назовем это все-таки в Украине, если мы говорим о государстве, там все-таки свободные выборы. Посмотрите, как они безжалостно друг друга полощут. И надо сказать, что все-таки это уже высокий уровень демократии, что они полощут и полощут. У них есть свои проблемы. Сегодня читал Тимошенко, она говорит, что же за Минск такой, если не включили Крым туда. Во всяком случае, это уже похоже на какую-то нормальную я не скажу западную или европейскую, американскую демократию, я просто скажу: на нормальную демократию. Когда люди все-таки готовы признавать, сопротивляться другому, громить только словами. А не пушечными выстрелами.
А. Плющев
―
Я смотрю, худо-бедно вы следите за выборами в Украине. Предвыборной кампанией. Просто пользователи сайта интересовались, кто вам там наиболее близок, симпатичен. Какие выводы из этой кампании.
В. Ерофеев
―
Я вообще большой сторонник украинского образа жизни. Потому что мне кажется народ трудолюбивый, народ, понимающий, что такое частная собственность, у меня дочка наполовину украинка. Чего же тут говорить. И я приезжаю туда в Одессу на фестиваль литературный и довольно много народу приходит. То есть получается так, что если мы говорим о культуре и народе – все хорошо. Что касается политики – там действительно никто власть эту сильно не любит. Но я думаю, что это тот самый максимализм, который очень опасен на всем протяжении нашего постсоветского пространства. Мне кажется, Порошенко сделал очень много важных шагов, развернул Украину в сторону государства с рыночной системой. Без виз и так далее. Церковь свободная теперь от влияния зарубежных. Я бы скорее все-таки сказал, что пусть продолжает. Но я думаю, что если кто-то придет и другой, то особенно сильного изменения не будет.
А. Плющев
―
Раз двигаемся в сторону Украины, то пять лет Крыма. Можем с вами здесь отметить пять лет присоединения. Что для России значили эти пять лет?
В. Ерофеев
―
Я думаю, что Крым - это рентген, который просветил все души, и выяснилось, что души-то у нас архаические. Мы такая деревня, если в чужой деревне плохо лежит, то можно схватить. Оттяпать. И радоваться, прыгать 5 лет с мотыгами и с копьями. И с перьями. Ну просто устали уже прыгать и копья притупились, проржавели. Ну там сейчас, конечно, почистят обязательно. Мне кажется, что это большая ошибка. Можно было найти другие гораздо более интересные ходы, чтобы развернуть диалог о Крыме. Я говорю, поскольку мои книжки печатаются, совсем недавно вышел мой роман «Розовая мышь» в Харькове по-украински. Я встречался там с украинскими писателями, они говорили, что не нужен нам этот Крым. Они говорили тогда до 14-го года. Националисты говорили, ну чего будем там иметь. Но восприняли не их голоса, а другие совершенно голоса. Нужно было искать какие-то другие. Если бы подумали о том, как сделать это на законных основаниях, а так с нарушением огромного количества договоров и прочее, прочее. Конечно, всех отпугнули. Все шарахнулись. Сидят сейчас только и думают: только бы не мы были следующими.
А. Плющев
―
Это и к Казахстану, видимо, относится.
В. Ерофеев
―
Ко всем тем, которые когда-то принадлежали российской империи. Я даже больше думаю, и вообще всему миру. Дело в том, что на чем строится наша позиция сейчас. Она же не строится на диалоге. Мы же коммунизм… Но она строится, что мы лучше всех. А когда мы лучше всех, тогда, естественно, кто будет гавкать против. То есть те, которых мы презираем, не уважаем. Не интересны. Вот я думаю, а вдруг, завоюем весь мир, а что дальше будет. Что мы им предложим. Ведь эти покосившиеся заборы, эту нищету, эту грязь провинциальную. Представляете, все зацветет такой грязью. Как-то нелогично так делать.
А. Плющев
―
Может быть, наоборот засветится как похорошевшая Москва. При С. С. Собянине.
В. Ерофеев
―
Я, кстати, ему лично сказал, что Москва светится очень хорошо по ночам. Но дело в том, что одно дело, как светится ночью Москва, а другое дело отъехать за сто километров и можно утонуть в грязи. В Москве есть много интересных изменений, нельзя не признать. Но другое дело, просто где развитие не только экономики, а просто какого-то элементарного производства. Что происходит с людьми. Это все понимают, а с другой стороны нет, давайте мы всех завоюем. И что, присоединят еще чего-то и что. И упадет продолжительность жизни. Заразятся все, кто мог заразиться СПИДОм. Еще произойдут какие-то немыслимые истории. Хоть бы сначала почистили перья, я имею в виду какие перья – да даже не просто писательские, а просто обычные такие перья человеческие. И сказали: смотрите, как у нас хорошо. Тогда может быть и даже прибалты сказали, а чего, может, покрутим тоже и в эту сторону. Головы. Да нет, не чистят перья.В.Ерофеев: Это, как говорил Ленин, последний клапан
А. Плющев
―
А вам кажется, что есть опасность, что Крым не будет последним субъектом, приросшим к России, не будет последней территорией присоединенной.
В. Ерофеев
―
Опасно – здесь либеральный такой дискурс. А я думаю, что они думают, надо дальше действовать. Вот Крым все нормально, все хохотнули весело, что там какие-то западные люди растерялись сверху донизу. И все хорошо. Я думаю, что, конечно, есть такая возможность. Принять на грудь Белоруссию, я думаю, и с Северным Казахстаном тоже можно разобраться. Есть, конечно, какие-то надежды на Грузию, но там чего-то послабее с надеждами. Но все-таки есть. Мне думается, что все то, что дал Крым, учитывается, а значит если не получается модернизация, а модернизация никак не получается, то должна быть мобилизация. Чем больше мобилизация, тем больше народу будет говорить: ну чего, ну понятно, надо переждать, пережить это. Вон дети будут жить хорошо, внуки, правнуки. Я приехал в Крым я пишу для немецкого журнала, такой прекрасный есть журнал «Гео», и они меня пригласили в Крым. Я поездил. И там, в Севастополе мне попался замечательный гид, который рассказывал, такой старенький человек. Умер. Мне потом позвонили, умер он. Он ходил, ходил со мной, мне просто было интересно, что он рассказывает. А потом мы как-то сели с ним в кафе, он говорит: «Виктор Владимирович, скажите, а когда здесь будет хорошо». Я говорю: «А как вы думаете?» Он: «Лет 50». Я говорю: «А если через 300». Он говорит: «А может и через 300». Он был абсолютно, как рентген русской души просветился. Вот через 300 лет, может быть, будет и хорошо.
А. Плющев
―
С другой стороны вы говорите, что модернизации нет. Как же нет, вон один Крымский мост чего стоит. Мегапроект.
В. Ерофеев
―
Это не модернизация. Это военная установка почище ракеты.
А. Плющев
―
Почему?
В. Ерофеев
―
Ну как почему. Ясно совершенно, что это военный объект. Стратегического назначения.
А. Плющев
―
Ездят автомобили, грузы пошли. Вон какой поток, переправа уже никому особо не нужна.
В. Ерофеев
―
Что говорить, мост могут сделать, есть какие-то вещи, что делают. Но я говорю о том, сколько у нас компьютеров, сколько у нас других электронных вещей выходит в год. Наверное, немного, можно на пальцах посчитать.
А. Плющев
―
Раз о компьютерах заговорили, конечно, моя любимая тема – это Интернет. И столько законов, сколько об Интернете принимаются, тоже не было никогда. Теперь власти нельзя оскорблять у нас и фейки публиковать. Как вы воспринимаете, это какое-то новое слово, новый шаг или все идет, как и должно. Это закономерно и поступательно.
В. Ерофеев
―
Я думаю надо перестать удивляться. Существует такая система. Если танк движется, то он будет двигаться и дальше, пока он не остановится. И эта система не может остановиться. Она должна закручивать гайки. Иначе она сама попадет в переплет. Поэтому она и закручивает гайки. И закручивание гайки является ее как раз динамикой. И сейчас она закрутила гайки по поводу Интернета, может по поводу границ сожмет. Еще что-то. Потому что все ездят, а они не могут. Ну, как же, даже обидно за власть. Они не могут. И так далее. Я думаю, что будут какие-то ходы еще, связанные с цензурой дальнейшие. Потому что испаряется энергия власти в любой авторитарной системе. И здесь тоже она испаряется невольно. Но еще остаются какие-то ресурсы и вот эти ресурсы будут связаны с зажимом. Надо перестать удивляться, надо думать о том, как тут выжить при этой ситуации. А потом наверное, думать о том, что будет в дальнейшем. Что будет в будущем. Потому что если так будет продолжаться, то, естественно, мы останемся на уровне той самой деревни, о которой я говорил. Обращаясь к Крыму.
А. Плющев
―
Думать, как выжить – это то же самое, что например, думать, что говоришь. Лишний раз не сказать лишнего. Не написать в тех же соцсетях. Я просто сейчас ставлю на место слушателей. Я бы так воспринял.
В. Ерофеев
―
С другой стороны мы так жили все 70 лет советской власти. И никто нам не обещает сейчас, что не будет более масштабных репрессий. Посмотрите, что делается с пытками и так далее. С задержаниями. Это жестко очень. И это настолько жестко, что можно сказать, что мы действительно откатились просто до 53-го года, если не дальше. Я имею в виду в историю. Конечно, это, как говорил Ленин, последний клапан. Я имею в виду закручивание гаек. Потому что другого нет. Но сейчас гайки тоже могут закручиваться, пока есть резьба. А дальше может все полететь.
А. Плющев
―
С другой стороны мы с вами сидим на «Эхо Москвы», в общем, достаточно влиятельном СМИ, есть у нее сайт в Интернете. И потом перепечатывается бог знает где все оттуда с этого сайта. Разве такое можно было себе представить в любой из годов существования советской власти. Может быть кроме самых ранних.
В. Ерофеев
―
Нет, самых ранних тоже нельзя было, газеты были закрыты с самого начала.
А. Плющев
―
Пока гражданская война не закончилась, там Советского Союза еще не было.В.Ерофеев: Я вообще большой сторонник украинского образа жизни
В. Ерофеев
―
С самого начала было все закрыто, буквально в первые дни были закрыты все газеты. Оставалась только еще газета «Новая жизнь» в Горьком, но ее тоже прикрыли. Потом Горький хулиганил, сделал довольно независимую литературную газету «Русский современник». Продержался 4 номера. В 24-м году. И все, больше не было никакой свободной прессы. Что касается «Эхо Москвы», так чему тут радоваться. Это кому-то интереснее, чем слушать всех нас по голосам. Как было в Советском Союзе. Тогда прямо оказываешься в лапах Госдепа. А здесь слушают, анализируют. Говорим, ошибка…, да, понятно, ну тут кому-то очки вписываются в одну сторону, кому-то в другую. А потом закрыть замечательную радиостанцию, чтобы прихлопнуть, вон Лесин, которому шею свернули, он же хотел это сделать. Почти удалось.
А. Плющев
―
Я застал это. Хорошо. Вы сами, как-то вашу жизнь подобные законы меняют? Вы сами чувствуете, что надо бы сдержаться. Вот тут я, пожалуй, не буду этого конкретного условно чиновника называть «козлом».
В. Ерофеев
―
Нет, я козлом никогда никого не называл. Дело в том, что у меня какая-то другая роль. Я все-таки писатель. Не журналист. И поэтому то, что я делаю, я делаю в книгах. А там можно кого угодно козлом назвать. И пользы больше от меня будет, если я буду в книгах называть козлом, чем просто так ходить и ругаться. Но мне кажется, что в книгах пока еще цензуры нет, но я уже вижу, как осторожничают магазины. Вот у меня книжка «Русский апокалипсис» называется. Четвертое собрание сочинений. И я так вижу, как-то не могу сказать, что прямо радостно говорят, что давайте устроим чтения. Или давайте устроим творческий вечер. Ну как-то – апокалипсис – а чего такое, почему русский. Поэтому…
А. Плющев
―
Какое-то сочетание сомнительное.
В. Ерофеев
―
И так, конечно, сжимается горло. Но все-таки мы еще более свободны, чем в 53-м году.
А. Плющев
―
Продолжим эти сравнения через несколько минут.НОВОСТИ
А. Плющев
―
Если можно поговорим чуть об истории, которая продолжается несколько дней. Каждый день какие-нибудь новости. Это в Псковской области семья Перчиковых. Девочка Тася обратилась к Путину за мотоблоком, и последовавшие все события. Мы о чем можем судить по этой истории. Какие для себя выводы сделать.
В. Ерофеев
―
Тут много можно сделать выводов. Во-первых, можно сказать, что мы все-таки не то, за что себя выдаем. То есть мы говорим, что самые добрые, мы самые жалостливые, мы самые душевные и духовные. Вдруг появляется девочка, которой тяжело в жизни. У которой есть проблемы. И которая решается на довольно неожиданный шаг для деревни. Пишет письмо государю. И деревня вместо того, чтобы сказать «ого», они говорят - «ты чего». И начинается травля. И мне кажется, что здесь даже травля может быть связана с тем, что местные власти всполошились, может быть связано с тем, что их действительно подталкивали к этой травле. Но значит все-таки сумели, подтолкнули и все-таки все это заработало. И кажется, семья должна переехать уже в другую область и у нее возникли какие-то друзья, но явно не из этой деревни. В общем, если действительно мы не внедряем представление о тех ценностях, которые нам всем нужны, общечеловеческих ценностях, тех ценностях, которые мы достаточно много набрали в нашей российской русской культуре и тем более в литературе, начиная с семьи Ростовых, которая показала, что такое быть патриотами. Если мы этого не делаем, то, конечно, идет деградация. Если вместо этого идет такая безжалостная пропаганда и прочистка мозгов, тогда мы получаем такую деревню. Что значит такая деревня. Она, во-первых, ясно совершенно непродуктивная. Потому что если они по такому поводу приходят в ужас, то понятное дело, значит с нервами у них неважно, а значит неважно и с экономикой деревенской. Другое дело очень важное – это не люди 21-го века. Это я не хочу никого обижать. Серьезно говорю, они могут быть отдельно на рыбной ловле вполне приличными мужиками, можно посидеть с ними поговорить. Какие-то афоризмы придумывать и прочее.
А. Плющев
―
А потом они садятся с лупой к монитору.
В. Ерофеев
―
Потом они садятся и несут такую вообще, что мало не покажется. Причем это жестко и жестоко, и радуются какому-то горю чужому. И вот это все, конечно, говорит о том, что мы не сумели сохранить те ценности и ни разу нам в голову не пришло собирать новые ценности. Потому что в 90-е годы тоже собирали не ценности. Собирали просто ту экономику, которая была уничтожена в 17-м году. Не получилось. А вот этот вопрос я считаю, что моральный кризис в России гораздо страшнее всего другого. Ну, может быть, за исключением вот сейчас этой милитаристской, конечно, гонки. Потому что когда я уже узнаю, что реально в Генштабе считают, что оппозиция - это продолжение агрессии американской, то надо сказать, что уже тогда действительно потеря не только ценностей, но и потеря всякого ориентира в пространстве 21-го века.
А. Плющев
―
У нас мне кажется, довольно давно уже по государственному телевидению фильмы такие показывают, где оппозиция вместе с Госдепом и ЦРУ здесь ведет подрывную деятельность.В.Ерофеев: С государством надо быть всегда осторожным
В. Ерофеев
―
Одно дело показывать фильмы, а другое дело…
А. Плющев
―
Вы отделяете художественное произведение, в художественном произведении все понарошку.
В. Ерофеев
―
Но они не то что понарошку. Гоголь в «Мертвых душах», кстати, ему только что исполнилось 210 лет, он не понарошку и он как бы приговорил николаевскую Россию и еще как. Так, как, наверное, ни один журналист не приговорит. Но здесь другое. Здесь одно дело давайте подумаем вместе, скажем «нет», скажем «да». А тут уже просто выступает человек, который берет ответственность за армию, за флот и за что угодно и это, конечно, уже… доктрины. И с этим надо, в общем, жить. А это не совсем простое житье-бытие.
А. Плющев
―
Культура она тоже как-то встраивается в это концепцию. Общей оборонительной доктрины. Ну, вот вы вспоминали Гоголя, а сейчас можно вспомнить соответственно нынешних властителей дум. Есть же большой соблазн их тоже привлечь к общей такой, это идеологией вряд ли можно назвать.
В. Ерофеев
―
Нет, идеология есть, конечно, она еще… сформулирована. И православие, самодержавие, народность это есть идеология. Она может просто не на каждом столбе, но она уже есть и еще какая. Другое дело, что просто сейчас немножко меняется система приоритетов. Потому что, в общем, книжки книжками, народ не так много читает. А вот, конечно, поковыряться в блогах, в блогерах и как-то туда направить свою идеологию – это важное дело. Мне кажется, что как раз книгам еще какое-то время будет уделяться немного времени. А то, посмотрите, что хотят с культурой, ее привести в состояние тоже работы на государство, это постоянно делалось в Советском Союзе. Никогда не получалось. Это поразительно. Культуру чем больше собираешь – тем больше она распадается. Ведь сама работа с культурой, она поразительным образом работает против государства. Я бы вот тут поосторожничал. Посмотрите, что такое культура в двух словах.Это борьба с энтропией. Когда государство, само государство становится энтропией, тогда получается, что надо с ним бороться. Представляете, приходят эти люди государственные и говорят, что давайте присоединяйте к нам культуру. А тут культуру хоть пробуют, но энтропия получается вектор государственный. А не антигосударственный. Вот если бы они изменились, но они не изменятся. А культуру они могут выстроить и, господи, в советские времена видел, как внешне все отдавали честь, но внутри очень культура работала все-таки внутри человека тоже против энтропии. Если брать культуру как культуру. То есть культуру надо здесь или оставить в покое или прислушиваться к ней. Вот что, не государство должно командовать культурой, а культура должна не командовать государством, но говорить, что не туда зашли, господа, вы потеряли много. И у нас так культура, между прочим, действовала и довольно неплохо. И что, Александр Второй – это детище русской культуры. Безусловно. Николаевской бюрократии. Понятно, кто его учителя. И так далее. А у нас этого не понимают. Вот смотрю на людей, не хочу никого обидеть. Смотрю на наших генералов, смотрю на тех, у которых они советники первого класса. И мне как-то думается: где я видел эти лица. И мне кажется, в каких-то кошмарах. Просто можно проснуться и закричать от ужаса. Где они такие, ну что же такое. Хоть бы по лицам как-то немножко прошлись. Косметически.
А. Плющев
―
Я не думал, что мы на физиогномику вырулим.
В. Ерофеев
―
Мы вырулили даже не на это, я имею в виду, нет, может лицо быть любое, но выражение лица.
А. Плющев
―
Понятно. Что за взглядом стоит…
В. Ерофеев
―
Ну сидит такой сыч Горыныч какой-то. Ну что такое. Ну, улыбнись, чего-нибудь скажи. К тебе придут на такую встречу, скажут: нет, я не пойду с Россией, ну ее на фиг.
А. Плющев
―
Я чуть-чуть запутался в терминах. Мне-то всегда казалось, что государство это борьба с энтропией. Оно все пытается все упорядочить, плохое или хорошее. Плохое укатывает в асфальт, хорошее – раскладывает по полочкам. А культура это свобода. Это и есть…
В. Ерофеев
―
Это вы либерал. Либералы именно так и думают. Что хорошее государство это борьба с энтропией. Нет. Борьба с энтропией - это если государство берет на себя функции культуры, что бывает иногда, нечасто, но бывает, поверьте мне, тогда какие-то происходят интересные движения. Но это довольно редко. С государством вообще надо быть всегда осторожным. А культура действительно, начиная с Гомера. Просто приходите, у меня лекции будут скоро.
А. Плющев
―
С удовольствием.
В. Ерофеев
―
Культура как борьба с энтропией. С Гомера, Кафка «Замок» - просто взял, создал образ энтропии. И вот он сказал: ребята, посмотрите, вот энтропия, туда не суйтесь. Или давайте делать что-то другое. И это всегда было и Высоцкий, тоже борьба с энтропией. Я так называю просто совершенно в рваном режиме. Понимаете. Мне кажется, что этим и сильна, потому что всё постепенно разваливается. Ну, всё. Я сейчас не беру наше великое государство. Разваливается всё. И тут приходит культура, и она начинает через архитекторов что-то строить, через экологов спасать то-то, то-то. Все это получается спасение в самом нормальном смысле этого слова. То есть просто поддержать. В общем, прямо скажем, сотворчество. То есть если есть творец, то есть и сотворчество. Если ты не веришь в творца, то ты говоришь, что помогаешь природе. Или ты ничему не помогаешь. Помогаешь просто тому, что тебе кажется эстетически вредно. Это тоже так бывает. У нас, когда не верят ни во что, говорят, что вот эту красоту надо не испортить. И так далее.В.Ерофеев: Крым - это рентген, который просветил все души
А. Плющев
―
Вот, пожалуйста, в пятницу 22 марта в ГД состоятся парламентские слушания об основных принципах правового регулирования в новом законе о культуре.
В. Ерофеев
―
Знаете, сколько советское правительство, начиная с 25-го года, когда было постановление, они каждый год что-то про культуру говорили, говорили. И все равно Пастернак написал «Доктор Живаго», Платонов все равно до конца жизни писал гениальные вещи. А те, которые подчинялись - где они? Нет их. Так что ничего нельзя этого добиться. Министр культуры может помогать библиотекам, музеям. И вообще у него большое хозяйство и он может делать и пусть делает это так, как считает нужным. Но когда ты вторгаешься в идеологию, когда вдруг выясняется, что у России не было вообще ни одного неправильного движения ни души, ни сердца, а все было прекрасно, это просто думаешь, что вот это и есть энтропия. Просто в полном смысле этого слова. Потому что когда кто-то говорит, что у меня все в порядке, это значит, что у этого человека большой кризис. Потому что всего в порядке у человека Бог не выдал. Ему выдали что-то, что и не в порядке. То же самое, связанное с государством. А вот культура, если она действительно культура, то есть если это не какой-то обман, поверьте мне, это действительно работа с энтропией у нее оказывается очень важной.
А. Плющев
―
Если можно, давайте закончим нашу программу словами прощания с Марленом Хуциевым.
В. Ерофеев
―
Вот, кстати говоря, если подхватывать эту тему. Вот кто бы боролся с энтропией. Причем ведь борьба с энтропией это значит чувство времени. Чувство таланта. Не только своего, но и другого. Чувство красоты и чувство ответственности перед, прежде всего, страной и теми людьми, с которыми ты живешь. Вот у него все было. Я его знал, не могу сказать, что хорошо знал. Мы каждый раз встречались очень так в смысловом варианте очень сильно. И у меня он вызывал огромное уважение тем, что он был независимым и умным человеком. Бывают умными, но зависимыми. Бывают независимыми, но глупыми. Он совмещал эти два качества, такое в культуре, конечно, бывает, поэтому она и борется с энтропией. Но все-таки он был примером этой самой борьбы.
А. Плющев
―
Ваш самый любимый фильм Марлена Хуциева.
В. Ерофеев
―
«Застава Ильича», которую потом назвали «Мне 20 лет». Но мне кажется, что вы знаете, в этом фильме, почему я этот фильм несколько раз смотрел, там же практически ничего не происходит. Но зато там все происходит. Вот что интересно. Там же нет Троянской войны, там нет взятия Берлина. Но зато в душах этих молодых людей в этом состоянии их взвешенности, такой свежести происходит тот самый необходимый обмен энергии, который и является…, если не целью искусства, то, по крайней мере, возможностью искусства.
А. Плющев
―
Как могли мы сегодня боролись с энтропией вместе с Виктором Ерофеевым.
В. Ерофеев
―
Да, спасибо вам тоже. Помогли.
А. Плющев
―
Спасибо большое. На этом программа «Особое мнение» завершена. Меня зовут Александр Плющев. До свидания.