Валерий Соловей - Особое мнение - 2019-02-22
И.Воробьева
―
Здравствуйте, это программа «Особое мнение» и сегодня с особым мнением политолог Валерий Соловей. Меня зовут Ирина Воробьёва. Конечно, начинаю с послания президента Федеральному собранию. Сначала общий вопрос – что это было?
В.Соловей
―
Это, с одной стороны, реакция на общественное беспокойство - на то, что красиво называют «вызовами современности». А с другой стороны это признание беспомощности верховной власти.
И.Воробьева
―
Ой?
В.Соловей
―
Именно беспомощности. Сами посудите: когда глава государства в шестой раз за 12 лет говорит, что «времени на раскачку нет», и когда он публично, а потом еще и во время встречи с редакторами масс-медиа говорит о том, что плохо чиновники работают, не справляются. Так вы же 20 лет вертикаль власти выстраивали – где же ваша государственная машина?А я говорю всегда – есть универсальный критерий оценки управляемости: только в одном городе России зимой убирается снег, - это столица Российской Федерации. А в Северной Пальмире, в городах-миллионниках снег не убирается. Вот все, что нам надо знать о том, как Россия управляется.
И.Воробьева
―
Это плохо, что снег убирается, или хорошо, что снег убирается?
В.Соловей
―
Это показатель того, как страна управляется, как работает вертикаль. Как работает государственная машина.
И.Воробьева
―
Объясните, не понимаю.
В.Соловей
―
Точно так же, если не убирается снег, это означает, что на этом уровне, на уровне муниципальных служб, на уровне губернаторов – допустим. Петербурга, губернатора Нижегородской области – я знаю, что в Нижнем Новгороде было зимой. ЭТ означает, что они не могут справиться с базовыми функциями – по очистке. Как же так? Как же вы могли служить в очистке, какой же вы технократ, какой же вы политик, какое же новое лицо, если вы не можете справиться с базовыми функциями?То же самое происходило в Советском Союзе, начиная с 90-го года, - когда чиновники начали минимизировать свои усилия, - не видели в этом смысла. Используется традиционный - я бы сказал не русский, а советский способ активизировать работу: давайте-ка мы посадочки организуем, аресты. Пряников у нас мало, давайте-ка мы кнутик используем.
Знаете, к чему это приведет? К тому, что они вообще перестанут работать. Потому что любые действия это риск. А бездействие, сопровождаемое умением писать прекрасные отчеты – а это они научились делать, - это обеспечивает вашу безопасность.
И вот президент об этом говорит. Да, он признает, что вертикаль власти, построенная им, работает, честно говоря, не очень хорошо. Давайте используем мягкую формулировка «не очень хорошо». Что дальше? Он был конкретен и предметен, - абсолютно, я бы сказал беспрецедентно конкретен там, где речь шла о социальных льготах. Не вольностях и свободах, а социальных льготах.
Он был дежурен, стандартен и бессодержателен там, где речь шла об экономическом механизме. Но там, где был его подлинный энтузиазм – это когда речь зашла о внешней политике и новых вооружениях – вот там он явно наслаждался, отдыхал сердцем и душой.
Теперь, - что касается социальной части. Судите сами – это же подачки. Это вам для того, чтобы вы не умерли с голоду – в прямом смысле слова. Это не выведет вас из нищеты и из бедности, это просто вам поможет в этой нищете и бедности просуществовать. Это так выглядит. Тем более, суммы-то какие? 120 миллиардов рублей, - а сколько в закромах родины? А там в несколько десятков раз, по-моему, в 20 раз больше.
А главное, что это не решает принципиально проблему. Россия бедная страна – три четверти населения находятся у черты бедности, чуть-чуть выше, или ниже этой черты. А 25% это вообще нищета, - как говорит молодежь. Как вы с этим справляться будете? Надо же экономику запускать, экономическое развитие.
И.Воробьева
―
А что произошло такого за год, если в прошлом году Путин показывал нам мультфильмы с ракетами, и все было так победоносненько – или, по крайней мере, впереди планеты во всех смыслах. А в этом году вот так?
В.Соловей
―
А случились в прошлом году два удара по общественному сознанию. Первый удар был нанесен тогда, когда остался прежний состав правительства, а общество очень рассчитывало на то, что правительство изменится, изменится и глава и произойдет какое-то обновление.
И.Воробьева
―
Все-таки перестановки были.
В.Соловей
―
Косметические. Есть несколько раздражителей – можете посмотреть любой соцопрос, кто вызывает наибольшее недоверие и раздражение среди членов Кабинета. Там обычно три-четыре фамилии. Вот все эти фамилии, все эти социальные раздражители, остались. Это первый был удар. Потому что до этого у общества была общая робкая надежда, что что-то может измениться.
В.Соловей: Акция такого сорта как арест Калви должна была иметь политическую санкцию самого высокого уровня
А добило общество эта Пенсионная реформа. Когда вдруг поняли, что оказывается, не только станет лучше, а будет становиться все хуже. И вот эти социальные льготы, о которых мы говорим, которые все обсасывают, официозные медиа, это знаете, как у Кауфмана повесть называлась «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Лестница-то ведет к социальной деградации. И в этом смысле ничего не изменилось.
И.Воробьева
―
Как вы думаете, население, которое это услышало – порадовались, поверили, или уже слова не работают?
В.Соловей
―
Перед этим я расспрашивал социологов в Москве, и главное, в провинции – как люди относятся к общению президента с народом, - прямые линии, пресс-конференции, - их это нисколько не занимает. Людей это никак не занимает. У них другая повестка, они живут в парадигме, извините за тавтологию, в парадигме выживания. Им надо как-то справляться.Что говорит президент - это происходит на другой планете. Неважно, говорит он о ракетах – когда он говорил о ракетах, это вызвало повышение тревожности в прошлом году. Особенно среди женщин. И это способствовало росту антимилитаристских настроений. Кстати, особенно в российской провинции, особенно там. И особенно – среди женщин.
И.Воробьева
―
Ну, среди женщин это понятно, а почему особенно в провинции?
В.Соловей
―
Потому что Москва зажиточнее, и здесь считают, что гордость России это ее активная внешняя политика и наши оборонительные и наступательные системы. А в провинции к этому всему относятся иначе. И именно женщины. И это очень важно, что женщины. Потому что отношение к политикам предопределено отношением женщин к ним.
И.Воробьева
―
Ну, это не только в России.
В.Соловей
―
Это не только в России, но в данном случае мы Россию обсуждаем.
И.Воробьева
―
Получается, что женщины определяют в этой стране все? – хотелось бы мне так сказать.
В.Соловей
―
Они определяют очень многое, но явно получают не по заслугам – могу сказать так. Россия это сексистское общество. Россия это общество, где управляют мужчины, где царят мужчины. Но самое удивительное, что этот сексизм создан и культивируется женщинами. Кто у вас воспитатели и учителя? Женщины, так? Можно долго выяснять, почему это происходит и как, в данном случае я фиксирую то, что считаю фундаментальными факторами – я это вижу и знаю очень хорошо. Женщине, чтобы добиться такого же успеха, как мужчина, надо минимум в два раза больше работать. Я не о семье говорю – просто в два раза больше работать. И то, если она добьется, она всегда будет находиться под сомнением: «ну, знаем, как они добиваются».И когда женщина начинает проявлять беспокойство, когда они идут в политику, - что я наблюдал в субботу на Московском экологическом форуме, где женщины выступали как политики. Причем, для них это первый опыт. Я понимаю, что это очень тревожный симптом в целом. Это новое. Это что-то новое. Потому что они не будут говорить этого и этим заниматься без крайне серьезных причин. Это что-то, что ставит под сомнение само существование.
И.Воробьева
―
Хорошо, про экологию. У Путина был большой блок про экологию, и про мусор тоже. И как?
В.Соловей
―
Ну, так это ведь издевательство. Для тех, кто хоть чуть-чуть в курсе, для тех, кто сталкивается и борется с этой проблемой – за неразмещение полигонов, за то, чтобы их не строили рядом с населенными пунктами. Путин обращается к генпрокурору Чайке с тем, чтобы тот защитил родную природу.
И.Воробьева
―
От каких-то «мутных контор».
В.Соловей
―
А сын прокурора Чайки – главный бенефициар в Подмосковье наряду с братьями Ротенбергами. Ну, это же какое-то издевательство откровенное. Нет, это постмодернистская ирония. Но люди, боюсь, это воспринимают не столь изящно, как я это описываю. Я видел, как они настроены, и они перевели стрелки совершенно очевидно на высшее лицо государства. Они не винят ни архангельского губернатора, ни Воробьева – они относятся к ним с легким презрением.
И.Воробьева
―
Мы вынуждены седлать небольшую паузу.РЕКЛАМА
И.Воробьева
―
Продолжаем программу. Поговорим еще про экологию. Помимо мусорной проблемы Путин говорил много всего – и про особо охраняемые природные территории, про застройку, про вырубки. И в целом потом сказал, что нам нужно передать следующим поколениям здоровую страну.
В.Соловей
―
Это звучит замечательно, и я всецело поддерживаю эти слова. Но я бы сказал так: существует дистанция – наверное, это дистанция огромного размера, - между словами и практиками, между словами и делами. И как раз мусорная пробелам это наглядно показывает. Если вы хотите изменить – меняйте. Кто вам мешает?
И.Воробьева
―
Хорошо. Как вы попали на экологический форум?
В.Соловей
―
Московский экологический форум. Меня пригласили Гудковы. Я проявлял интерес к этой проблематике, они меня пригласили поучаствовать, если захочу – выступить. Я охотно согласился и оказался впечатлен. Я не ожидал, что такой высокий градус, что мусор в прямом и переносном смысле поджигает такие страсти, что это колоссальной серьезности проблема – там были не только москвичи, но приехали товарищи из Архангельской области, где это очень серьёзно. И я видел, как быстро происходит политизация – это меня удивило тоже, что люди, которые не занимались политикой, были совершенно индифферентны, вдруг вынуждены были ею заняться. Потому что все другие средства решения проблемы – петиции, обращения в прокуратуру, - кстати, в Следственный комитет, полицию, куда угодно – это не работает.
В.Соловей: Москва зажиточная, и здесь считают, что гордость России - это ее активная внешняя политика
И более того, им говорят: слушайте, на решение этого вопроса наложено политическое табу. Но если на решение этого вопроса наложено табу, как его снять? Как снять это заклятье? Значит, приходится самим заниматься политикой. И они в отчаянии.
И я не думаю, что они остановятся перед теми средствами, которые используют сейчас. У меня ощущение, что они готовы пойти довольно далеко. Потому что им не оставляют выхода. Представьте ситуацию: рядом с вами мусорный полигон, через год заболеваемость раком резко возрастает, заболеваемость астмой детей, - ну, букет. Они защищают право на жизнь, - подчеркну, - это не вопрос идеологического выбора, свободной экономики, честных выборов – это право на жизнь. Их лишают этого права.
И.Воробьева
―
Если я правильно понимаю, оппозиция тоже распознала эту проблему как правильную и использует.
В.Соловей
―
Как потенциально выгодную – да. Я считаю, что это очень правильно. Поскольку в России любой вопрос. Куда вмешивается власть, становится политическим вопросам – а власть у нас всюду вмешивается, то соответственно, и оппозиция вправе использовать любой вопрос для продвижения собственной повестки.
И.Воробьева
―
Ну хорошо, был экологический форум, организованный Гудковыми, - но политики могут помочь этим людям?
В.Соловей
―
Политики могут выступить точкой кристаллизации и организации. Политики могут предложить те практики, те шаги, которые могут если не остановить конкретные мусорные акции, то заставить их инициаторов и бенефициаров серьезно задуматься. Это возможно.Здесь выход один – это организованное сопротивление. Организованное, массовое сопротивление. Только в том случае, когда власть с ним сталкивается, она останавливается и начинает думать. Без этого она гнет свою линию. Но даже не власть в целом – бенефициары. Те, кто в этом заинтересован и те, у кого есть достаточные ресурсы для того, чтобы проламывать сопротивление.
И.Воробьева
―
Если мы говорим про аресты – речь идет не только о чиновниках, но и о бизнесменах.
В.Соловей
―
И о врачах.
И.Воробьева
―
Да.
В.Соловей
―
И об архитекторах – это те случаи, о которых мы не знаем.
И.Воробьева
―
На самом деле, если посмотреть, думаю, можно каждую профессию перечислить – аресты идут, подозреваю, среди всех профессий. Но некоторые уголовные дела все-таки громче других. В частности, речь идет о громком деле инвест-фонда «Баринг Восток» и аресте Майкла Калви. В общем, это внесло довольно серьёзную панику среди бизнес-сообщества, и я так понимаю, что и во власти тоже. Почему же не идут дальше, так уперто продолжают держать его под арестом?
В.Соловей
―
Думаю, что мы должны оставить власть и ее неотъемлемое право совершить серию глупостей и ошибок. Я бы сказал, скорее глупостей. Есть такая универсальная закономерность: власть, которая находится на своей нисходящей территории, ведет себя так, будто сошла с ума. Так было в Советском Союзе, так было в царской России, так было во многих странах – это универсальное право.Она совершает глупости, ошибки, она движима жадностью отдельных людей и отсутствием здравого смысла. Но она полагает, что все сойдет с рук.
В данном случае, если говорить конкретно об аресте Калви. думаю, что поскольку акция такого сорта должна была иметь политическую санкцию самого высокого уровня, скорее всего, последовало такое объяснение: вот американцы тут против нас очередной санкционный заговор готовят, давайте-ка мы им покажем, что извините, клали мы на них с прибором – никого мы не боимся.
А как? Как обычно: выстрелим себе в ногу. Давайте возьмем и арестуем американца. А потом, может быть, на что-нибудь его обменяем еще – кто знает?
Понимаете, нужны политические аргументы для принятия политического решения. Подчеркну – здесь нет причины, это не корпоративный скандал. Это притянуто за уши. То есть, там был корпоративный конфликт – для того, чтобы принять такое решение, как и в случае с арестом Улюкаева, - нужны политические аргументы. Это политическое решение. ЭТ о тот случай, когда власть то, о чем я говорил, - вмешивается в бизнес.
Она вообще постоянно в него вмешивается, но это уже демонстративно-яркое вмешательство, действительно выстрел в ногу.
И.Воробьева
―
Но это же никак не повлияет на отношения с Западом, это ничего не справит и не улучшит.
В.Соловей: Дети это очень чувствительная тематика. Многие готовы встать на дыбы для того, чтобы защитить их
В.Соловей
―
Нет, это ухудшит отношение бизнеса, который будет настороженно смотреть: посмотрите, был один чудак, который рассчитывал, что выйдет из этой великой северной пустыни живой и с наживой. Нет. Теперь его место – где в Лефортове, «Матросской Тишине»? Конечно, это произвело удручающее впечатление. Как бы ни был бизнес циничен, люди думают о собственной безопасности. Потому что лучше потерять немного денег, чем драгоценную жизнь и драгоценную свободу.
И.Воробьева
―
Почему вы говорите, что перед закатом власть делает ошибки. У нас что, закат уже?
В.Соловей
―
Нет, «закат» это не то слово, которое я употребил - «нисходящая территория». Да, я думаю, даже уверен, что государство, государственная мощь, влияния, достигли пика в 14-15 году, и с пика начинается движение вниз. В сущности, оно начиналось вниз уже в 2012 году – если судить о динамике рейтинга. Но тогда удалость притормозить и даже на время развернуть вспять, в 14-м году. Сейчас это уже совершенно очевидно, что это движение по нисходящей.Можно, конечно, подкладывать камни, можно надеяться, что удастся эту лавину остановить, но она будет двигаться поначалу очень тихонечко, она и тихонечко пока сдвигается. Все начинается с изменения настроений – как обычно, все происходит сперва в головах. А затем то, что произошло в головах, начинает реализовываться в каких-то политических и социальных действиях.
И.Воробьева
―
Ну, настроение это такая история, которая может поменяться. Она и менялась.
В.Соловей
―
Не всегда. Есть очень устойчивые тренды, которые формируются долго и нехотя, но когда они уже сформировались, то они начинают влиять на нашу жизнь.
И.Воробьева
―
Слушатель Илья спрашивает: «Протест дальнобойщиков был большой и громкий, протест против Пенсионной реформы был громкий, вообще много громких и масштабных протестов. Почему тема мусора может внезапно стать катализатором и чем-то большим?»
В.Соловей
―
Не знаю, станет ли катализатором тема общественного недовольства мусором. То, что она уже стала катализатором локального недовольства, это совершенно очевидный факт. Это относится не только к Подмосковью, Архангельской области, это и к Тамбовской области относится и еще к некоторым другим регионам.Но будут другие поводы. Здесь важно понимать, извините за банальность и даже за пошлость, что эмоции накапливаются, недовольство накапливается. Но рано или поздно количество переходит в качество. Если не меняется политика.
Политика не меняется. Власть действует в определённой парадигме, она очень простая: надо выжать из людей деньги, - это первое. И второе - надо их игнорировать. Мы их можем игнорировать, поскольку они не сопротивляются.
Здесь всегда есть риск – он очевиден, - потому что когда они начинают сопротивляться, все идет вразнос. Но уже назад отыграть вы не можете, эту зубную пасту уже в тюбик не заправить.
И.Воробьева
―
Продолжая говорить про послание президента, все говорят, что это такие пустые слова – сказал и сказал.
В.Соловей
―
Они стандартные, не столько пустые. Если бы они прозвучали первый раз, мы с вами были бы довольны, сказали: здорово, это хорошие и благожелательные намерения, которые надо поощрять. Но 20 лет было почти на реализацию этих намерений.
И.Воробьева
―
Хорошо, Но например, он сказал про предпринимателей и бизнесменов – что они в СИЗО и все как-то слишком жестко. И сегодня Медведев подписал документ, чтобы не было стеклянных стаканов и клеток в залах суда, - вот, пожалуйста, улучшение жизни.
В.Соловей
―
Да, это улучшение жизни. Но согласитесь, это не решение проблемы. Решением проблемы для бизнеса было бы вот, в чем: если вы обвиняетесь в экономическом преступлении, вас не сажают в СИЗО. Вы сидите под домашним арестом. Согласитесь, это было бы изменением. И не только для бизнеса, но и для многих, если вы обвиняетесь в хозяйственных преступлениях, то вы не получаете уголовный срок, а платите штраф. Пусть гигантский штраф, - наверное, в некоторых случаях он и должен быть гигантским – вот это было бы сдвигом.А все, что я слышу и все, что происходит, это очень похоже на коммунистическую лексику: усилить, углубить, обеспечить прорыв, пятилетку в 4 года. А потом, как Николай Иванович Рыжков, предпоследний премьер говорил: «ну, какие у нас достижения? – вот солдатам, например, по воскресеньям два яйца дают». Вот давайте мы снимем стеклянные клетки – это и есть два яйца.
И.Воробьева
―
И всего-то? Продолжим через несколько минут.НОВОСТИ
И.Воробьева
―
Продолжаем программу - в эфире Валерий Соловей, политолог. Вопрос, который задает Дмитрий - об элитах. А кто такая элита в России, кто эти люди?
В.Соловей: Россия это «москво-центричный» город. Чем вы ближе к Москве, тем больше шансов обратить на себя внимание
В.Соловей
―
Элита в России это не те люди, которые отличаются высокой моралью, особенными нравственными достоинствами. Элита это те, кто принимает ключевые решения в области государственного строительства, политике и экономике - то есть, это инструментальное определение элиты.Не всегда место в формальной табели о рангах соответствует реальному влиянию. Скажем, Игорь Сечин не имеет формальной государственной должности. Он глава госкорпорация. Но по своему влиянию, думаю, он превосходит почти всех госчиновников и думаю, стоит на одном уровне с премьер-министром Медведевым. Возможно, даже его удельный вес и выше.
Вот есть так называемая ключевая элита, или доминирующая – это небольшая группа людей, которая и принимает ключевые решения. Причем, в зависимости от спектра вопросов – идет ли речь о военно-политической, о обороне, о бизнесе, об экономике – соотношение, то есть. Состав персоналий меняется. Есть люди, которые всюду присутствуют, но, в общем, он меняется. И этих людей не очень много. Ядро элиты составляет от дюжины до 20 человек, это совсем немного.
И.Воробьева
―
Немного. А страна большая.
В.Соловей
―
Зато их влияние на принятие решений колоссальное.
И.Воробьева
―
Когда произносят сакральную фразу «раскол элит» - это что-то означает в России?
В.Соловей
―
Для современной России это не значит ничего – это мистификация. Никакого раскола здесь нет, он не намечается и он не произойдет. Точнее, он сможет случиться в одном-единственном случае, - скорее всего, и случится - когда снизу будет очень сильное давление. Когда очень сильное давление оказывается на власть, тогда различные группы элит начинают задумываться о собственном спасении. Только тогда произойдет раскол – не раньше.
И.Воробьева
―
О собственном спасении? Мы же понимаем, что тогда только на радарах увидим, как разлетаются самолеты в разные страны. Разве нет?
В.Соловей
―
Нет. Потому что многие из них не смогут улететь. Разве что в Пхеньян, в Пекин. Но Пекин, согласитесь, не лучшее место. Они под санкциями находятся – это первое. А второе – есть люди, которые да, улетят, у них есть активы, запасные аэродромы, офшорные счета. Вот сейчас публикуются владельцы офшорных счетов, а это практически большая часть состава Совета Федерации.Но дело не в этом. Это с Дона выдачи не было в 17-м веке, а если вы доказываете – я имею в виду новую уласть, условно, Российской Федерации, что эти люди виновны в хищении и в коррупции - после некоторой правовой процедуры эти люди будут возвращены в Российскую Федерацию.
Понимаете, раскол элит это ситуация, при которой часть элиты хочет договориться с народом за счет другой части. Поэтому теоретически не исключена ситуация, и в мире она очень часто случалась, когда они наперегонки бросаются договариваться. Потому что со всеми, условно, разобраться невозможно, - с кем-то всегда приходится договариваться. И они будут конкурировать за то, кто окажется более договороспособным.
И.Воробьева
―
Банка со скорпионами.
В.Соловей
―
А сейчас нет ничего подобного, никаких намеков и близко. И они боятся даже подумать выступить против верховной власти. Не то, что сказать что-0то - подумать об этом. Даже оставаясь наедине в постели боятся об этом подумать, не то, что обсуждать.
И.Воробьева
―
Да вы что? Такой серьезный страх? Это что, после Улюкаева, или он всегда был?
В.Соловей
―
Я бы сказал, что этот страх формировался начиная с 12-го года – на то есть вполне весомые организационные причины. А в 14-м году он перешел в решающую стадию. А после ареста и осуждения Улюкаева всем стало понятно, что будет с теми…Понимаете, с 14-го года ситуация оценивается как предвоенная российским руководством, - соответственно, если вы проявляется хотя бы намек на малейшую политическую нелояльность, вы оцениваетесь как предатель.
И.Воробьева
―
По законам военного времени.
В.Соловей
―
А по законам военного времени 7 лет Улюкаеву это еще по-вегетариански.
И.Воробьева
―
А что такое случилось в 12-м году?
В.Соловей: В 12
―
м году, когда возникло предположение, - насколько я знаю, преувеличенное, - что волнения, протесты в России финансируются рядом российских олигархов, то их взяли под особый контроль. И не только олигархов – что в этом участвуют и некоторые чиновники из бывшего состава правительства - их тоже взяли под особый контроль. И тогда этот страх пополз, стал распространяться.
И.Воробьева
―
Ладно. Есть еще одна история, которая касается жизни детей - отравления детей в детсадах Москвы. Сейчас стало известно от юриста Фонда борьбы с коррупцией Любови Соболь, что СК возбудил уголовное дело. Но мы знаем, что во всей этой истории фигурирует структура «Конкорд», которая принадлежит бизнесмену Евгению Пригожину, что случилось со Следственным комитетом?
В.Соловей
―
Во-первых, было организовано общественное давление – оно действительно организовано, - надо отдать дань Фонду борьбы с коррупцией - он это давление поддерживает, выступает его инициатором. Это первое.Второе - дети это очень чувствительная тематика. В любом обществе, и Россия не исключение. И здесь многие готовы встать на дыбы для того, чтобы защитить. А в-третьих могу сказать, что г-н Пригожин эдакий флибустьер или рейдер, - он уже и среди этой элиты у многих вызывает недовольство. Недовольство и раздражение - «не по чину», «много на себя берет» - так бы я сформулировал, «всюду лезет», «всюду его след», - надо бы его остановить. Это недовольство многих людей и думаю, они могли способствовать тому, чтобы это дело было возбуждено.
И.Воробьева
―
Сейчас спрашивают про башкирский город Сибай, где совершенно жуткая история с экологией - там и митинг не разрешили, и как-то совсем там все плохо. Но при этом наши слушатели отмечают, что по телевизору ни слова.
В.Соловей
―
Это правда – по телевизору ни слова. Только в социальных сетях. Да и в социальных сетях не очень много. К сожалению, таких мест в России, увы, немало. А здесь еще надо уметь с социальными сетями работать. Ну и, думаю, вы понимаете – чем дальше от Москвы, к сожалению. Тем меньше шансов поднять шум.
И.Воробьева
―
Все-таки, это так?
В.Соловей
―
Это так. Россия это такой «москво-центричный» город. Чем вы ближе к Москве, а лучше вообще в Москве – если у вас много связей в тех же социальных сетях, у вас гораздо больше шансов обратить на себя внимание, призвать. А там, думаю, учитывая еще давнишнюю специфику Башкирии, там еще на этих несчастных очень давят - чтобы не выносили сор из избы: умирайте, но молча. Так это выглядит сейчас.
И.Воробьева
―
Напомню слушателям, кто не знает, что происходит в Сибае – там горит руда в карьере.
В.Соловей
―
И комбинат ничего не делает для того, чтобы этот пожар ликвидировать. Ровно ничего.
И.Воробьева
―
И на самом деле это происходит еще с прошлого года, жители говорят, что там экологическая катастрофа, там постоянный смог, все очень плохо, там идут проверки, конечно, но ничего не происходит. Это если вспомнить 2010 год, когда были пожары. И пока Москву не затянуло дымом…
В.Соловей
―
Да и это бы не помогло. Просто западные посольства стали эвакуироваться из Москвы. Дипмиссии приняли решение покинуть российскую столицу. Представляете, какой бы был коллективный демарш? Он был не политическим – это был вопрос сохранения жизни и здоровья. И вот тут-то стали чесаться. Но не раньше.
И.Воробьева
―
Интересно. Еще про выборы и политику. Спрашивают, что вот сейчас политики, Явлинский в частности, призывают к тому, чтобы все участвовали в политическом процессе, спрашивают: «неужели сейчас то самое время, когда имеет смысл лично участвовать в политическом процессе?»
В.Соловей
―
Думаю, это должно быть личным решением каждого, личным выбором. Не все готовы участвовать в политике. Я понимаю, почему Явлинский призывает участвовать - я тоже призываю участвовать. Но я понимаю, что это выбор не для всех. Сейчас еще большинство боится, это естественно. Поэтому я, перефразируя Ленина, могу сказать: каждый найдет свой путь в политику. У каждого найдется проблема, которая возьмет его за горло. У одного это будет мусорный полигон, у другого беспредел полиции. У третьего – жилье, которое украли. У каждого найдется что-то. А всех вместе поджимает нищета, отсутствие работы и прочие социальные прелести в кавычках.
И.Воробьева
―
Возвращаясь к чиновникам – неужели они не испугаются после того, как им сказали, что они работают плохо?
В.Соловей
―
Мелких и средних чиновников вы ничем и никем не замените. Зарплата у них, как правило, невысокая - особенно в провинции – это чистая правда. Взяток они не берут, потому что они не на тех должностях, чтобы от них что-то зависело. Они затурканы своим начальством в полном смысле слова – несчастные люди, - от них требуют отчетности, работы, поощрений нет, денег нет, - то есть, их судьба вообще-то незавидна.А как себя ведет русский человек, когда он начинает сопротивляться власти? Он перестает работать. Это излюбленная форма русского сопротивления. Начиная со времен крепостного права. Пока он еще ничего не портит, то есть, не ломает, но он уже перестает работать, что они и делают.
И.Воробьева
―
Это еще неосознанный протест?
В.Соловей
―
Это бессознательный стереотип поведения, типа: вам надо, вы получаете за это? - вот вы идите и решайте. А мы как-нибудь так, - мы отчетик напишем, то-се, - все равно нас не заменят. А на кого вы нас замените? Ну, попробуйте.
И.Воробьева
―
Получается, они правы - невозможно же действительно заменит такое количество чиновников.
В.Соловей
―
Вот поэтому ничего и не будет. Так строили же вертикаль власти, строили эффективную государственную машину - вспомните, губернаторские выборы отменяли, чтобы повысить эффективность, - все сделали. Технократов сейчас в губернаторы? Так где ваши технократы?
И.Воробьева
―
Может, им времени дали еще мало?
В.Соловей: Каждый найдет свой путь в политику. У каждого найдется проблема, которая возьмет его за горло
В.Соловей
―
Нет, времени более чем достаточно. Я считаю, что 20 лет это достаточный срок, согласитесь.
И.Воробьева
―
Это у Путина. И то, 19.
В.Соловей
―
В целом для логики государственной машины это более чем достаточный срок. А русские люди ведут себя очень рационально.
И.Воробьева
―
Вот на такой рациональной ноте мы и заканчиваем программу «Особое мнение». Политолог Валерий Соловей был сегодня у нас в эфире.