Сергей Смирнов - Особое мнение - 2019-01-07
07.01.2019
Т. Фельгенгауэр
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И в гостях у меня сегодня главный редактор «Медиазоны» Сергей Смирнов. Здравствуйте, Сергей.
С. Смирнов
―
Добрый вечер.
Т. Фельгенгауэр
―
Патриарх московский Всея Руси, несмотря на то, что сегодня праздник у православных христиан, как-то всех пугает. Приходом Антихриста. Придет этот Антихрист практически из этого монитора, который стоит передо мной. Антихрист – это та личность, которая будет во главе всемирной паутины, контролирующий весь человеческий род. От главы церкви, наверное, это странно слышать, особенно учитывая то, как активно РПЦ участвует во всяких, в том числе и уголовных историях в качестве оскорбленной стороны.
С. Смирнов
―
Мне кажется, конечно, странно. Даже не знаю, как это правильно комментировать. В том смысле, довольно абсурдное заявление, но с другой стороны понятно, что поиски виновных идут, каких-то чем-то недовольных. Я просто подозреваю, скорее всего, то ли патриарху, то ли его помощникам просто показали какие-то распечатки из Интернета по поводу Томоса и всех этих вещей. И он такой: да, виноват во всем Интернет. Не было бы Интернета, ничего бы там не писали. Оскорбительного для нас и неприятного. Я думаю, на самом деле у них просто очень серьезный внутренний кризис из-за этой проблемы и как-то выплескивается.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну то есть нет никакого кризиса с тем, что святые отцы в Инстаграме выкладывают фотографию Louis Vuitton, а с тем, как комментируют Томос – проблемы есть.
С. Смирнов
―
Сто процентов. Я вообще уверен, что проблема именно в этом.
Т. Фельгенгауэр
―
Странно, притом, что Интернет по-прежнему является, несмотря на то, что вроде как частично 282-ю декриминализовали и репосты и прочее, по-прежнему Интернет является основным источником появления дел и закрытия статистики.
С. Смирнов
―
Да, тем более 148-ю не декриминализовали. Это статья об оскорблении чувств верующих. Она как раз за те самые картинки и мемы. Теперь главная статья. Я хочу сказать, что останется главная статья за мемы и картинки, я думаю 148-я. Потому что 282-ю теперь будет сложнее возбуждать. Потому что теперь административка. Но мемы и картинки – теперь 148-я – главная статья, по которой могут судить за картинки и мемы.
Т. Фельгенгауэр
―
Кстати, если говорить об активности оскорбляющихся верующих. Как-то это немного пошло на спад?
С. Смирнов
―
А я вообще считаю, что это все большая кампания, которая не зависит от верующих. Ну что это верующие что ли оскорбляются. Конечно, я думаю, верующие появляются в тот момент оскорбленные, когда следователь уже готовится вынести постановление о возбуждении уголовного дела. Когда собирается возбудить дело, ему нужны какие-то специальные люди, они этих людей находят. Это все идет кампаниями, я абсолютно уверен, что все уголовные дела по таким как 282-я, по 148-й – это некие кампании после некоторых призывов из центра из главка: а давайте-ка мы на эти дела сделаем акцент или на эти дела. И выявлять кампании достаточно легко и более-менее понятно, как они идут. Не могу сказать, что кампания по 148-й была очень серьезной. Очень много осужденных именно по 148-й, это все-таки не 282-я, гораздо меньше осужденных. Но они есть. И говорить о том, что их стало меньше или нет, ну есть, периодически регионы о них отчитываются. Я думаю, они продолжатся. Потому что нет пока никаких движений о том, чтобы совсем не было. Какие-то дела есть. Часто они возбуждаются вместе с 282-й. Возбуждались. Классический пример. Мария Мотузная.
Т. Фельгенгауэр
―
Там дело в итоге толком и не закончилось.
С. Смирнов
―
Да.
Т. Фельгенгауэр
―
Все так обрадовались. У нас каждый раз все радуются: ага, победа гражданского общества. А потом тихой сапой через пару месяцев. Что сейчас?
С. Смирнов
―
Насколько я знаю, у нее было две статьи. Была статья об оскорблении чувств верующих, 148-я. И 282-я. И перспектива уголовного дела по 282-й, но после декриминализации понятно, что я думаю, теоретически дело могут довести до суда или закрыть до суда. До суда доведено, просто возвращено сейчас. Либо еще раз довести, либо закрыть на стадии. А по 148-й уже истекли сроки давности, но формально, поскольку самого дела нет и обвиняемой нет, я думаю, они там в подвешенном состоянии и находятся.
Т. Фельгенгауэр
―
Подвешенное состояние – это не самое любимое состояние любого дела. Нужно закрывать дела. Показывать статистику. Для следователей нехорошо совсем.
С.Смирнов: Патриарху показали распечатки из Интернета по поводу Томоса. И он такой: да, виноват во всем Интернет
С. Смирнов
―
Нехорошо. Но тут публичное дело и я думаю, они не будут предпринимать каких-то попыток их искусственно закрыть. Я думаю, там будет объявлен розыск, не знаю, какой там статус. Но закрывать оба дела без Марии Мотузной в Барнауле я думаю, не станут. Мне так кажется.
Т. Фельгенгауэр
―
По поводу дела, которое расследуют не в России. Всегда интересно сравнивать, как происходит в других странах. Дело Скрипалей. Об отравлении Сергея и Юлии Скрипалей. Британская сторона планомерно, не быстро, порционно выдает в паблик какие-то результаты расследования. Промежуточные. Их становится все больше и больше. Пока реакция с российской стороны примерно одинаковая: вы все врете и какие ваши доказательства. По тому, как это дело развивается, мы можем предположить, что, рано или поздно, не получится у России вот так отвечать?
С. Смирнов
―
Я думаю, Россия будет отвечать в любом случае именно так. Что у вас нет никаких доказательств. В крайнем случае, скажут, что эти люди не имеют отношения к государству. Исполнители. То есть государство не имеет отношения, как говорит у нас пресс-секретарь президента Дмитрий Песков: «Вопросы не ко мне». Рано или поздно Москва скажет: вопросы не к нам по этому поводу.
Т. Фельгенгауэр
―
Но это будет очень странно, потому что…
С. Смирнов
―
Ну а что они еще сделают. Они будут признавать вину? – не будут. Это очевидно уже по позиции сейчас. Я думаю, до конца будут упираться. Россия постепенно будет превращаться в такого коллективного министра иностранных дел Советского Союза Громыко. И «мистер нет», примерно так и будет говорить: нет, не мы, нет.
Т. Фельгенгауэр
―
Но у Громыко или у его коллег семьи не жили в Великобритании.
С. Смирнов
―
Вернут семьи.
Т. Фельгенгауэр
―
И огромное количество других чиновников не обитали, их тещи за границами. Вряд ли все будут в таком уж восторге возвращать…
С. Смирнов
―
Мне кажется, Россия как раз использует довольно серьезную нерешительность со стороны западных властей. Нерешительность определенная есть, ну типа из серии, из той самой знаменитой фразы – «а чего ты мне сделаешь». Ну чего вы мне сделаете. Ну родственники там и что. А дальше, высылать родственников, задерживать только на основании того, что они родственники. Ну, конечно же, западные страны на это не пойдут. Это понятно и очевидно. Отнимать собственность – не будут. Точечные меры против коррупции предпринимать могут, но я уверен, что все люди уже 20 раз перестраховались по этому поводу. Все, что надо переписали как надо и оформили. И тут рисков тоже нет. Что-что, а они-то законы хорошо знают. И это будут использовать. Поэтому я думаю, ну будут они до сих пор говорить «нет».
Т. Фельгенгауэр
―
Как это прекрасно и замечательно. Хорошо. Тогда вернемся в Россию. Зам. директора ФСИН Валерий Максименко оказался человек разговорчивый. Охотно отвечает на вопросы. Дает комментарии. Давал большое интервью и в том числе говорил о сравнении ФСИН и ГУЛАГ. Говорил, что нет никакого наследия ГУЛАГа в нашей системе. И вообще что вы тут придумываете. Согласитесь ли вы?
С. Смирнов
―
Во-первых, по поводу Максименко раз начали говорить, наконец-то мы нашли нового разговорчивого пресс-секретаря из силовых структур. Который охотно дает комментарии медиа и говорит именно таким образом, чтобы его хотелось публиковать. Не такими оборотами: у нас нет комментариев, больше ничего не скажем, все официальные комментарии потом.
Т. Фельгенгауэр
―
Почему, Светлана Петренко дает официальные…
С. Смирнов
―
Ну разве Светлану Петренко можно сравнить с Владимиром Маркиным.
Т. Фельгенгауэр
―
Безусловно, нет.
С. Смирнов
―
А тут Максименко мне кажется, подхватил это знамя комментатора. Хотелось бы, конечно, чтобы он комментировал не только дела по ФСИН, а вообще всё.
Т. Фельгенгауэр
―
Дело Скрипалей.
С.Смирнов: Россия постепенно будет превращаться в такого коллективного министра иностранных дел СССР Громыко
С. Смирнов
―
Да. Но вообще тут уже очень большой вопрос, на который можно по-разному отвечать. То есть частично он прав, когда говорит, что нет прямого наследия, то есть, прямой связи абсолютно нет. Он частично прав. Смотря, что мы подразумеваем под прямой связью. Вот что мы подразумеваем под прямой связью? Сама система наказаний она есть в любом государстве. По-хорошему. Если разбираться. Использование труда рабского для получения прибыли – мне кажется, сейчас все-таки речь идет о том, что на государственном уровне не закладываются деньги для того чтобы…
Т. Фельгенгауэр
―
То есть, лес валить не отправляют.
С. Смирнов
―
Не то чтобы лес. А на стройки какие-то, не для этого же людей сажают в тюрьму. Условно говоря. И не для этого их используют. Объективно это же не так.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, конечно, есть же призывники. Извините, пожалуйста.
С. Смирнов
―
Но я к тому, что объективно это не совсем так и тут прямой связи между ГУЛАГом и сегодняшним состоянием нет. С другой стороны есть другая проблема. Заключается в том, что как раз внутри ФСИН традиции и эти традиции, передача опыта из поколения в поколение очень сильна и в этом отношении, конечно же, и даже лагеря в тех местах, где были в ГУЛАГе.
Т. Фельгенгауэр
―
Традиции ФСИН, которые заключаются в полном отсутствии к человеческой личности, чудовищных условиях, унижениях. Но это нельзя сказать, что, наверное, чисто российская черта пенитенциарной системы.
С. Смирнов
―
Нет, не чисто российская. Много где такие проблемы. И фильмы про американские тюрьмы говорят примерно о том же. Немногим лучше ситуация, если не сказать иногда, что хуже.
Т. Фельгенгауэр
―
Но с другой стороны тема мне кажется, наверное, самая важная, один из самых важных итогов 2018 года – то, что о пытках стали говорить. И открыто и много. Это вещь, с которой вряд ли ФСИН борется.
С. Смирнов
―
Тут тоже вопрос. Я думаю, что на своем уровне он с ней борется. Но только совершенно не так, как хотелось бы обществу. Мне кажется. Борется в каком смысле с этими пытками. Главное для ФСИН – чтобы эти пытки и любые вещи, которые связаны с насилием внутри пенитенциарных учреждений, они оставались там. Это для них главная задача. Чем меньше о нас говорят – тем лучше. Это же главная задача ФСИН. У нас должно быть спокойствие и покой. Минимум информации о чем-то таком. И для ФСИН это, конечно, большая проблема, что о пытках опять заговорили. О том, что они не могут сказать, что это все придумано, потому что есть видео. Из той самой Ярославской колонии. И очень удобно было говорить, что у нас ничего нет, все нормально, никто не жалуется. Вот эти ставшие уже классическими просто схемы: заключенный жалуется, туда приезжает комиссия, прокурор, ОНК. Проблема ОНК, извините, назову это слово, которое мы часто используем – подментованная ОНК. В том смысле, расшифрую для зрителей – это ОНК, где нет независимых правозащитников. А где большая часть членов ОНК это бывшие сотрудники силовых структур. Они теперь ОНК. Они приезжают в эту колонию, очень часто они бывшие сотрудники ФСИН. И говорят: ну как, у вас есть жалобы. Сначала они встречаются с начальством, говорят: нет, нет, у нас все хорошо, отлично. И идут к заключенным, специально подготовленным уже, очень много же свидетельств о том, что накануне приходят, бьют, угрожают. Приходят к заключенным: «Как там у вас дела. Хорошо все?» Все отлично. Вот реально такая трагикомедия советского периода, которую мы себе представляем. Все говорят, как надо. И они уезжают. Ну, что информация о пытках не подтвердилась. У нас все хорошо. Да, эта схема была разрушена в прошлом году. Из-за видео, прежде всего. Я уверен, не будь видео, они бы так до сих пор и говорили, что у вас нет доказательств.
Т. Фельгенгауэр
―
Но вот то, что все тот же Валерий Максименко говорит о том, что давайте мы помощь психологов. Отличный же способ. У людей, говорит, там у сотрудников в глазах такая тоска, безнадега. Им нужны психологи. Шикарный же выход из ситуации.
С. Смирнов
―
Понятно, не надо думать, что система ФСИН существует сама внутри себя. Понятно, что есть низкие зарплаты. Тут еще какая есть проблема. В куче регионов колонии – буквально единственное место, единственный работодатель. Ну, понятно, что из года в год, из поколения в поколение люди работают в колониях.
С.Смирнов: Во ФСИН передача опыта из поколения в поколение очень сильна, даже лагеря в тех местах, где были в ГУЛАГе
Т. Фельгенгауэр
―
Но у нас потому, что чисто географически зоны так расположены. Ну что поделать.
С. Смирнов
―
Да, но это на самом деле очень серьезная проблема. И небольшие зарплаты и все понимают, что можно поставить зарплату в 15 тысяч и все равно придут, потому что другой работы нет. Это, конечно, большая проблема системная. И что с этим делать особенно в условиях того, что явно денег на реформу нет, и она не запланирована. Это примерно очевидно, несмотря на то, что постоянно об этом какие-то разговоры ходят, но, судя по реакции первых лиц государства, вряд ли может идти речь о какой-то серьезной реформе ФСИН. Поэтому так все продолжится. Проблема, что системным повышением зарплат для сотрудников ФСИН тоже ничего не решится.
Т. Фельгенгауэр
―
Извините, что я вас перебиваю. ФСИН это такое государство в государстве. Со своей экономикой.
С. Смирнов
―
Не совсем это так. Нет, оно с одной стороны государство в государстве со своей экономикой, с другой стороны начнем с того, что из всех силовиков ФСИНовцы садятся чаще всего. На них очень удобно делать показатели. Кстати, садятся чаще всего за коррупцию. Классический пример уголовного дела…
Т. Фельгенгауэр
―
Типа отремонтировали СИЗО.
С. Смирнов
―
Ну не СИЗО, обычно колонии. Да, это классический пример уголовного дела против сотрудников ФСИН. Вы отремонтировали колонию, перевели деньги, вот вам деньги, вот вам деньги на то-то и то-то. Пожалуйста, уголовное дело. Классический пример. Я думаю показатели по закрытию силовиков, ФСБ и другие структуры за счет ФСИН выполняют вполне себе уверенно. И они это кстати знают. Что ФСИН не самая защищенная структура. Так что это не совсем государство в государстве. Денег выделяется все меньше. То есть сами по себе кто-то умеет зарабатывать, тоже не надо скрывать. В том числе за счет рабского труда. Но это же не системный подход. Это скорее подход людей на местах. Кто умеет организовать свой бизнес и развернуться. Там могут быть миллионерами. Естественно, они работают не на государство, на себя. Да, кто-то не умеет, по-другому это все устроено. Была же очень показательная история того самого Коссиева. Начальника колонии у Ильдара Дадина. У него, кстати, на днях приговор. Причем у него классическая статья 286-я – злоупотребление служебным положением. Та самая. И он во всем сознался. Коррупционная составляющая есть. Там никакого особого производства выгодного и прибыльного не смог развернуть. Но это не всегда легко сделать. Много разных факторов от этого зависит.
Т. Фельгенгауэр
―
Но интересно знаете, что. Для власти устраивать громкие такие показательные дела довольно выгодно. И губернаторов мы видели и судили и судят, и еще не все приговоры вынесены.
С. Смирнов
―
И еще будут судить. Хочется сказать нынешним губернаторам.
Т. Фельгенгауэр
―
Мэры, бывшие зам. министры. И даже министры.
С. Смирнов
―
Не говоря уже о вице-губернаторах.
Т. Фельгенгауэр
―
Да. Это просто счет на десятки. А суды в системе ФСИН никогда не делают такими громкими и показательными. Из этого нельзя устроить шоу для народа или что?
С.Смирнов: Главное для ФСИН – чтобы эти пытки и любые вещи, связанные с насилием внутри учреждений, оставались там
С. Смирнов
―
А мне кажется, тут такая история, что, условно говоря, самые крупные процессы все-таки были в Москве над губернаторами. В Москве же по большому счету самих колоний нет. Именно колоний. Только СИЗО. И поэтому это не настолько важная тема даже для медиа. Суды над… Но с другой стороны судили же…
Т. Фельгенгауэр
―
Ярославские ФСИНовцы…
С. Смирнов
―
Судили, между прочим, бывшего главу ФСИН. Это же совершенно уникальная история. Да, но все понимают, обычный силовик, важное большое дело, но почему такого резонанса не было. Ну, потому что мне кажется, ФСИН не считается какой-то важной значимой структурой, из-за которой были бы дела. Вообще судят же ФСИНовцев и довольно много судят. В конце концов, в колонии в Элисте много сели за пытки, между прочим, за избиение заключенных.
Т. Фельгенгауэр
―
Ярославские сотрудники ФСИН сейчас…
С. Смирнов
―
Сейчас сидят и сядут, скорее всего. Я думаю, на реальные сроки, судя по резонансу. Наверняка. И вообще такие процессы периодически идут. Резонанса нет, потому что мне кажется это не Москва всегда. И потому что первоначальный интерес, как суды сами разворачиваются это не очень интересно, подробности там обычно не какие-то такие очень важные и значимые. И постепенно сходит внимание на нет. Хотя власти потом отчитываются: слушайте, ну мы боремся. Мало того, они могут сейчас показать цифры: смотрите, сколько у нас во ФСИН было осужденных. Смотрите, мы сигналы получили о пытках, вот, пожалуйста, тут сели. В Белореченске. Десять сотрудников ФСИН сели. В колонии для несовершеннолетних.
Т. Фельгенгауэр
―
Идет работа.
С. Смирнов
―
Все 10 человек сели в тюрьму. Между прочим. То есть не надо думать, что у ФСИН никто не садится в тюрьму. Это не так. Проблема другая. Что мы не видим реальных изменений. Скорее внутри ФСИН такая реакция: слушайте, ну вы сами виноваты, что у вас такое происходит, надо быть умнее, грамотнее и по-другому бороться…
Т. Фельгенгауэр
―
И сидеть потише.
С. Смирнов
―
И лучший способ – не бейте сами, используйте других заключенных. Классика жанра. Это же тоже не секрет, что в большей части колонии, я думаю, сами сотрудники ФСИН не используют насилие. Зачем подвергать себя рискам. И подставлять. Обычно они для этого используют других заключенных. Тоже классический пример, очень много где есть. И тут ФСИН всегда говорит: слушайте, ну конфликт между заключенными, что мы можем сделать.
Т. Фельгенгауэр
―
Про Магнитогорск хочу поговорить. Потому что по-прежнему есть только вопросы и тут я смотрю то, что пишут наши зрители и Ютуб-канал «Эхо Москвы» и сообщения, которые приходят. Как-то все, по-моему, заранее смирились с тем, что правду мы не узнаем.
С. Смирнов
―
А я боюсь, что после какого-то любого крупного события такого масштаба, главный вывод примерно после первой недели – что до конца правду нам не расскажут. Полной правды. Потому что власти не привыкли быть полностью открытыми в такого рода событиях. И приходится между строчек газет пытаться определить, что там произошло.
Т. Фельгенгауэр
―
Но погодите. Что значит, есть люди, которые что-то видели. Которые были там еще до приезда сотрудников, правоохранительных органов. Мы сейчас живем в таком мире, где все сложнее что-то утаить.
С.Смирнов: Из всех силовиков ФСИНовцы садятся чаще всего. На них очень удобно делать показатели
С. Смирнов
―
Ну как, с одной стороны да, с другой стороны, если бы это явно не соответствовало заявлениям властей, это бы бросалось в глаза. То есть да, действительно люди были раньше, люди сообщали о разных событиях, но нельзя сказать, что они говорили прямо противоположные вещи тому, что говорят власти. Другое дело, что власти кучу всего не комментируют, это, конечно, очень смущает. И поэтому да, много вопросов. История с маршруткой – вопросы. История, почему настолько сильный был взрыв – тоже вопросы. С другой стороны мы вчера обсуждали, не первый раз так сносит подъезд при взрыве газа. Ну, то есть начинаешь сопоставлять и проблема заключается в том, что ты должен выбирать наиболее разумную версию. Вместо того чтобы послушать официальное мнение власти. И если ты в нем сомневаешься, привести свои какие-то аргументы. Но власть комментирует минимально эту историю. Это же типично. Мы не удивлены такому ходу событий. По-моему, нет.
Т. Фельгенгауэр
―
Мы уже вообще мало чему удивляемся. Просто опять же про маршрутку никто ничего не говорит. Вообще как не было.
С. Смирнов
―
Это отдельный вопрос.
Т. Фельгенгауэр
―
И это очень странно, хорошо, сейчас праздники и всем немного не до того. И все заняты, видимо, каким-то отдыхом. Но потом люди вернутся, ну нельзя же сделать вид, что ничего не произошло.
С. Смирнов
―
Проблема, что, к сожалению, можно. Надо честно признать, что мы привыкли, власть считает, что этого достаточно. Выдавать порцию информации – этого вполне достаточно.
Т. Фельгенгауэр
―
Тогда что касается взрывов в подъезде, вот смотрите человек, который отвечает за эксплуатацию вот этих самых газовых труб. Он по странному стечению обстоятельств какой-нибудь бывший чиновник или родственник чиновника.
С. Смирнов
―
Тут я думаю, проблема сразу в нескольких плоскостях лежит. Потому что надо все согласовать, все эти решения надо согласовать. На разных уровнях. Сказать, кто виноват, кто не виноват. Они еще ждут результатов экспертизы. Не сомневаюсь. То есть это все долго, плюс, конечно, отпуска. Все в отпуске, кто должен согласовывать и роспись ставить на бумажке.
Т. Фельгенгауэр
―
Один Путин работает. Сейчас делаем небольшой перерыв, это «Особое мнение» Сергея Смирнова.НОВОСТИ
Т. Фельгенгауэр
―
Мы продолжаем программу «Особое мнение». Еще хотела поговорить о тех расследованиях, которые идут. И как-то все естественно, меняется в информационном пространстве. Сейчас, я думаю, вряд ли кто-нибудь сходу вспомнит, о чем идет речь, если произнести словосочетание «украинские моряки».
С. Смирнов
―
Да, я думаю, не очень много вспомнят. Слишком много судов и слишком много разных эксцессов, уголовных дел. Я думаю, кто следит за политикой, вероятно вспомнит. Даже я, к своему стыду это у меня отнюдь не первая тема, которая приходит в голову, если мы говорим о последних уголовных делах и процессах.
Т. Фельгенгауэр
―
Кстати, первое, что в голову приходит?
С. Смирнов
―
Не знаю, мне первое в голову приходит дело Серебренникова. Но только потому, что мы ведем с ним онлайн и последний онлайн настолько тяжелый, что даже мне их тяжело читать.
Т. Фельгенгауэр
―
Счета-фактуры считаете вслух?
С. Смирнов
―
Да.
Т. Фельгенгауэр
―
Знакомо по делу «Кировлеса».
С. Смирнов
―
Это как «Кировлес», только в десять раз скучнее.
Т. Фельгенгауэр
―
То есть даже без (неразборчиво)
С. Смирнов
―
Нет, нет, там никаких слов нет, там только выписки. То есть основная часть материалов дела состоит примерно из такой бухгалтерии. Это, конечно, совершенно ты понимаешь, что занимаешься очень странным делом. Когда ведет онлайн. С другой стороны в любой момент может быть какая-то важная ключевая подробность процесса, и мы не будем пропускать в любом случае все эти заседания. И будем следить за этим делом, оно в любом случае одно из самых главных.
Т. Фельгенгауэр
―
Суд взял довольно высокий темп.
С. Смирнов
―
Да, но это еще не говорит о том, что очень быстро будет вынесен приговор. Не уверен. Во-первых, еще не было никаких свидетелей обвинения. Еще не было заявленных 400 свидетелей защиты. Я уверен, что конечно, никто не даст допустить 400 человек. Но это все равно очень большое по объему время в любом случае.
Т. Фельгенгауэр
―
Вы считаете, что это центральное судебное разбирательство года?
С.Смирнов: Главный вывод примерно после первой недели – что до конца правду о Магнитогорске нам не расскажут
С. Смирнов
―
Мы его так считаем только потому, что оно пришло из прошлого года. И оно первое. Но вообще дел довольно много. Я считаю, очень важный будет процесс по делу «Сети», так называемое пензенское дело о пытках. Дело в том, что оно будет проходить, это же будет военный суд, там же статья о терроризме. И там обвинение чуть ни до пожизненного заключения. Это будет очень важное дело, то есть так называемое дело о пытках, где почти все фигуранты дела, уже, наверное, все фигуранты дела заявляли о пытках. Есть же дело Юрия Дмитриева. И будет приговор. Это очень важное дело. Если говорить о политике…
Т. Фельгенгауэр
―
Извините. По поводу пензенского вы вспомнили, еще же «Новое величие».
С. Смирнов
―
Да. Никуда не делось «Новое величие».
Т. Фельгенгауэр
―
Ну просто это к вопросу о том, что где-то кто-то крикнул: «Победа гражданского общества!» И все обо всем забыли. Выпустили из СИЗО двух девушек, но дело никуда не исчезло.
С. Смирнов
―
Мало того, оно не просто не исчезло, оно есть. Я уверен, что оно дойдет до суда. Теперь для следователей после того, как Путину задано было много вопросов по этому делу, он публично отвечал. Для них важно все хорошо и грамотно максимально отправить в суд. И оформить. Тем более там документов и материалов довольно много. Их правильно выстроить надо. Интересно, смогут ли они на этом деле хорошо работать.
Т. Фельгенгауэр
―
Тут к вопросу о выступлении Ольги Егоровой, потому что глава Мосгорсуда конкретно наехала на следователей. Говоря об оправдательных вердиктах присяжных. Она в этих оправдательных вердиктах обвинили следователей, которые очень плохо подготовили доказательную базу. И удивительное открытие делает Ольга Егорова.
С. Смирнов
―
Да, мне кажется это очень важное заявление. Когда судья Мосгорсуда говорит, председатель его говорит о том, что у нас в прошлом году было 11 дел в суде присяжных. Кстати, это довольно мало. Это немного. Но их них почти половина закончилась оправдательным приговором. Это вообще как? И она дальше комментирует: «У нас следователи разучились работать». И вообще не умеют ничего собрать. Не умеют представить в суде присяжных. Это о чем говорит? Тут хочется огромное количество всяких слов сказать вплоть до того: а почему у вас московские судьи тогда в других процессах не оправдывают людей. Если следователи плохо работают, почти у вас почти сто процентов обвинительных приговоров. Или они плохо работают только в суде присяжных. Или у вас суды просто являются продолжением части как в принципе, безусловно, в России есть, как продолжение силовых органов.
Т. Фельгенгауэр
―
Вряд ли. Иначе бы они просто обвинительные заключения копировали в приговорах.
С. Смирнов
―
Именно. То есть очень много вопросов. Потом представитель Генпрокуратуры говорит, что, да, следователи не очень хорошо работают. А вы чем занимаетесь? Тогда прокуратура.
Т. Фельгенгауэр
―
Возвращают на доследование.
С. Смирнов
―
Да, одно из десяти в любом случае. У них свой процент возвращения на доследование. Все возвратить они сразу не могут. И поэтому, конечно, очень много вопросов к правоохранительной системе и системе судов. И мне кажется важным в этом заявлении Ольги Егоровой, очень важное и показательное, что в принципе косвенно она сама дает понять, что все-таки с судами все не очень хорошо. Она, конечно, говорит, что не с судами не очень хорошо, а со следствием. Но это вообще важное заявление, что вы разучились работать. Вы действительно разучились работать.
Т. Фельгенгауэр
―
Но при этом можем ли мы так навскидку вспомнить какие-то разбирательства именно с судьями. Она глава Мосгорсуда и будет логично, если Ольга Егорова будет следить за судейским корпусом.
С. Смирнов
―
Логичным, но, конечно, такого нет. Проще всего вину свалить на следователей. Хотя мы же понимаем, как у нас расследуется дело и как оно приходит в суд и как оно заканчивается обвинительным приговором. Сначала это следствие, потом это прокуратура, которая все утверждает. Потом прокуратура, которая в самом процессе выступает. Кстати, к этому довольно серьезные вопросы. В том смысле, что прокуратура не расследует дело, а потом в суде его представляет. Это вообще выглядит, на мой взгляд, не идеально. Скажем так, с точки зрения логики.
Т. Фельгенгауэр
―
Изначальное разделение на Следственный комитет и прокуратуру очень странно.
С. Смирнов
―
Оно довольно сомнительно сейчас, особенно в контексте судебной системы выглядит. Но с другой стороны тут правда следствие все передает прокурору, он его изучает и сам представляет доказательства. Логично было бы, кто бы расследовал, тот бы и представлял доказательства. Хотя бы понятнее было, кого винить. А не так, друг с друга снимают вину постепенно. Раз, и никто толком не виноват. Правда же, а кого тут винить.
С.Смирнов: Наше следствие построено на одном – в первые часы берется подозреваемый и из него выбиваются показания
Т. Фельгенгауэр
―
Еще это же прекрасная почва для бесконечных межведомственных склок, конфликтов, дележек и прочего.
С. Смирнов
―
Важно вот что. Вот эта фраза о том, что следователи плохо работают и разучились работать – это же действительно факт. Просто мы в «Медиазоне» это наблюдаем на протяжении всего времени существования «Медиазоны». Что следователи разучились работать. Вот есть история, которая для меня одна из главных показательных. Потому что она совершенно не политическая. Это дело об убийстве в 2014 году, там убийство одного сотрудника вневедомственной охраны, которая уже перешла в подразделение Нацгвардии. Проблема заключается в том, что убили своего по факту силовика. Убили какие-то пьяные мужики. Действительно, скорее всего, это было так. Ну, правда. Но они даже это очевидное более-менее дело умудрились расследовать не идеальным образом. Провести довольно странные экспертизы, все построено наше следствие только на одном – на том, что в первые часы берется подозреваемый и из него выбиваются показания, какие они хотят. Больше мы ничего делать не умеем. Отсюда проблема пыток. И всех жалоб. Вообще если запретить эти первые показания представлять в суде и не считать их доказательством - у нас просто вообще система перевернется полностью. Вся правоохранительная и судебная.
Т. Фельгенгауэр
―
По идее сейчас должен зайти в студию следователь и нас увести. Нет, я шучу. Кто-то должен защитить следователей. Сказать, что они работают круглосуточно, им устанавливают какие-то безумные нормативы, и они просто не в состоянии сделать все хорошо и правильно.
С. Смирнов
―
И это тоже правда, кстати. И несоразмерная нагрузка и огромное количество бумаг. Это все тоже правда. Недавно у нас была статья на «Медиазоне», когда мы изучали юмористический паблик следовательский. У них свои мемы.
Т. Фельгенгауэр
―
Про прокуроров…
С. Смирнов
―
Конечно, про кого же еще. Про то, что надо дело это запихнуть, это все понятно. Но система все равно неэффективная. Надо же с этим что-то делать. С судьями надо что-то делать. С теми, которые вообще ни на что не смотрят в самом суде. Они видят эти оправдания и все. Но я помню, Олег Навальный рассказывал, у нас был монолог, очень важную вещь сказал. В колонии понятно, что там какой-то процент явно невиновных, большая часть виновных именно в том, в чем их обвиняют. Но смотришь их бумаги, смотришь документы и там у 70-80% процессуальные нарушения. Ну, то есть даже берут тех, кто виноват и не могут их нормально оформить. Ну, о чем это говорит. О том, что надо что-то с этой системой вообще-то делать, наверное.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну вы еще скажите, что надо нового главу Следственного комитета, может быть системного образования подготовки.
С. Смирнов
―
Я думаю тут настолько системная проблема во всем, что без серьезных изменений в какой-то сфере не обойтись. Условно говоря, пока суд не станет реально возвращать кучу этих дел назад и это будет не ноль целых, ноль, ноль процента.
Т. Фельгенгауэр
―
Это вопрос к Егоровой.
С. Смирнов
―
Конечно. Безусловно. И в итоге оказалось, что ее слова, что следователи разучились работать, это, прежде всего, претензия к московскому городскому суду и ко всем судьям. Если у вас 50% присяжных оправдательных, вообще-то знаете, у вас примерно такой же процент по другим делам должен быть. О’кей, мы даже убираем в сторону две трети приговоров, которые идут особым порядком. Но 10% оправдательных приговоров должно быть минимум. Судя по работе следствия. Где они? Это говорит о том, что судьи не выполняют свою задачу. Свою работу.
Т. Фельгенгауэр
―
У нас, куда ни плюнь, везде какие-то системные проблемы.
С. Смирнов
―
А это правда.
Т. Фельгенгауэр
―
А систему ФСИН не реформируют, потому что нет денег. Судебная система у нас вообще независима, отстаньте от нее.
С. Смирнов
―
А что делать, если эти системные проблемы накопились. И только косметические меры происходят в ней внутри. Между прочим, реформа армии была проведена, как бы там ни было. Можно проводить реформу силовых структур, хотя реформа армии уж точно казалась еще менее подъемной, чем реформа правоохранительной системы и судебной точно уж.
Т. Фельгенгауэр
―
Судебная реформа она все же сейчас настолько на службе у власти действующей, что всех же всё устраивает.
С. Смирнов
―
Надо понимать, что объективно тех дел, в которых власти напрямую заинтересованы, гораздо меньше, чем обычных бытовых уголовных дел. Где граждане сталкиваются с вопиющей несправедливостью. Они чуть-чуть это подправили в 282-й статье. Где теперь обычных людей не станут сажать за картинки. Что, конечно, хорошо. Но других статей масса. Там есть 228-я статья, где люди десятками тысяч садятся.
Т. Фельгенгауэр
―
228?
С. Смирнов
―
Да. 228, простите, пожалуйста, классическая оговорка.
Т. Фельгенгауэр
―
Самая важная. Спасибо большое. Главный редактор «Медиазоны» Сергей Смирнов был в эфире «Особого мнения». Эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.