Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2018-11-28
А.Соломин
―
Добрый день. Меня зовут Алексей Соломин, сегодня это особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Здравствуйте.
В.Ерофеев
―
Здравствуйте.
А.Соломин
―
Приветствую вас. Ну, конечно, я не могу не спросить у вас... Вы сегодня должны были прилетать из Грузии. В итоге в Грузию, насколько я знаю, вы не попали. Точнее вас...
В.Ерофеев
―
Развернули.
А.Соломин
―
...развернули из аэропорта.
В.Ерофеев
―
Да.
А.Соломин
―
Что же происходит такое? Почему русского писателя Виктора Ерофеева не пускают в Тбилиси?
В.Ерофеев
―
Ну, не просто писателя, только что ставшего, можно сказать, почетным гостем литературного фестиваля. В мае вышла моя книга «Хороший Сталин».
А.Соломин
―
Вы ж там были только.
В.Ерофеев
―
Только что был, вот, в мае. Дарили букеты роз, которые вообще поднять было невозможно. Пироги, хачапури и так далее, и так далее.И я совершенно спокойно летел туда на последний день фестиваля. Фестиваль такой «Встреча с Москвой». Знал, что будет Ираклий Квирикадзе там показывать свой фильм, а я расскажу о том, что Грузия на меня каким-то образом повлияла, на мое творчество (назовем это громким словом «творчество»). Так и называлось, значит.
Тем более что в мае я читал там рассказ по-русски, а замечательный грузинский поэт переводил это на грузинский сразу. Рассказ «Чемодан пустых бутылок», как я путешествовал по Грузии еще молодым человеком и как всё было так, забавно, смешно, трогательно и так далее, и так далее. Ну, в общем, все были довольны, все рыдали от взаимопонимания. Ну вот. И я полетел.
Получил, конечно, тогда въезд и выезд, всё. Прилетел в этот раз. Значит, сдаю паспорт молодой такой пограничнице... Она его только открывает и никуда его не вставляет, а смотрит в какой-то список и тут же звонит.
А.Соломин
―
Бумажный список?
В.Ерофеев
―
Да, бумажный список. А так, довольно, надо сказать, она профессионально это сделала, не заволновалась. Позвонила. Прибежал один, унес паспорт, потом пришел другой, уже (НЕРАЗБОРЧИВО). Потом вижу, уже начальник идет таким, совсем величественным шагом, хотя молодой такой человек.Все они были довольно симпатичные. Нельзя сказать, что они что-то такое, в общем, как-то возмущались моим приездом. Просто долго-долго держали меня, потом чего-то печатали, потом меня пригласил начальник (даже не вызвал, а пригласил). Вот, он немножко волновался, объявил, что, к сожалению, меня не пускают. Но я понимал.
А.Соломин
―
«К сожалению» он сказал?
В.Ерофеев
―
Да. «К сожалению». Начиналось слово с сожаления.Я понимал, что он не имеет права даже сказать, почему. Потому что в любой стране, значит, не сообщают. И Россия тоже никогда не сообщает, и любая другая страна не докладывает тому, кого разворачивают.
В.Ерофеев: Думаю, они восприняли фестиваль перед выборами как пропагандистская, идеологическая встреча с Москвой
Но я спросил, все-таки, его, кто принял это решение? МВД, МИД? Ну, просто чтоб понять, кому позвонить (я имею в виду моим друзьям). Он сказал «МВД». Ну, я сказал «А кто конкретно?» И тогда он так, надул щеки и сказал «Государство». Ну, тогда я сказал «Ну, - я говорю, - это пустые слова». Вот.
Но он совершенно не вступал со мной ни в какую полемику, и потом я позвонил друзьям, которые меня ждали, соответственно, там на фестивале. Хотя, в аэропорт они прислали только водителя, поэтому тут рукопашной не было.
Они стали звонить... Но это была пятница, вторая половина дня, поэтому ни приемная президента, ни приемная министра не отвечали. И этот нервничал и ждал. Ждал, что будет звонок и он отменит это решение. Вот.
И потом, когда уже, так сказать, время истекало, он сказал «Ну, может быть, Абхазия», - сказал он. Ну, я говорю «Давайте посмотрим мой паспорт» - и там было, значит... У меня новый паспорт, там стоят въезд и выезд из Грузии. Говорю «Есть там что-нибудь про Абхазию?» Он говорит «Нет». Ну, я говорю «Ну вот видите?» Он: «А вы бывали в Абхазии?» Я говорю «Ну, это уже вопрос исторический». Потому что если менян впустили в мае, то тогда...
Я, действительно, был в Абхазии и был 3 раза. И один раз выступал, а 2 раза ездил просто в гости. И я думаю, что этот вопрос решен, тем более что после второго раза, когда я был в Абхазии, я еще вместе с Зурабом Церетели ездил открывать Музей современного искусства. На горе там в Тбилиси это такой, красивый музей был и всё прочее.
Я думаю, что они восприняли этот фестиваль перед выборами как такая, пропагандистская, идеологическая встреча с Москвой. Что они составили список – туда Грачевский тоже попал, продюсер, который организовывал этот фестиваль.
А.Соломин
―
Да.
В.Ерофеев
―
Я думаю поэтому, было совершено 3 ошибки. Первая – полицейская, потому что они, в общем, могли понять: раз они пустили меня в мае после Абхазии, как бы, задним ходом вообще возвращать меня – это странно. Вторую ошибку допустили мои устроители, потому что они же увидели, что фестиваль накренился в сторону идеологически-пропагандистскую, и они могли мне сказать «Не езжай туда, не езжай».Грачевский, который мне позвонил, он стал говорить какие-то слова. Но когда я узнал, что он на военной базе выступал в Абхазии и его развернули, ну, тут я сказал «Знаешь, я на военных базах не выступаю». Вот.
А.Соломин
―
Но у грузин же другое к этому отношение. Дело не в том даже, где выступал человек, а в том, как он попал на территорию Грузии.
В.Ерофеев
―
Да. После этого звонки были из Грузии всех газет, и то же самое здесь. И вообще это такая кутерьма. И все те люди, которые звонили, приняли мою страну: раз меня пустили в мае, а после я не был в Абхазии, то какого черта они меня, значит, не пускали? И их ругали-проклинали (этих пограничников), говорили, что они, естественно, козлы и еще более серьезные слова.Мне позвонил (что было важно) Гия Канчели, который был в Тбилиси. Откуда-то он узнал (ну, наверное, из передач телевидения) и сказал, что он возмущен властями и что, естественно, солидарен. Кстати говоря, он слушает каждый раз мои выступления на «Эхо Москвы», так что, наверное, и сейчас он это слушает. Он живет в Антверпене, но сейчас он в Тбилиси. Но он сказал «Каждый раз я это слушаю. Мне это важно, мне это интересно».
Ну вот. Ну и теперь посмотрим, потому что друзья там хотят, чтобы, во-первых, меня туда пускали, раз. А во-вторых, наверное, принесли извинения. Извинения, может быть, не надо.
Я сказал про 2 ошибки, но моя ошибка тоже была, потому что я, конечно, легкомысленно подошел к этому делу: надо было сначала узнать...
А.Соломин
―
К поездкам в Абхазию или к поездке в Тбилиси сейчас?
В.Ерофеев
―
К этой. В этот раз. Потому что если Грачевского развернули, продюсера развернули, мне надо было спросить у моих друзей заранее, что просто есть ли я там в списке или нету?
В.Ерофеев: Это было важное поручение, и «The New York Times» напечатал первый раз статью об Абхазии
А.Соломин
―
Но о поездках в Абхазию вы не жалеете? Вы сейчас?..
В.Ерофеев
―
Нет. Ну, почему я должен жалеть? Потому что один раз я ездил туда и писал для «The New York Times» о том, что... Это, все-таки, было довольно важное поручение, и «The New York Times» напечатал первый раз статью об Абхазии. Мне было важно понять вообще, какое отношение в Абхазии к войне, которая прошла? И когда они говорили, что «Мы хотим остановить время, потому что в том времени погибло столько наших молодых людей», это звучало, надо сказать, ну, не хуже, чем у Маркеса. Вот. И эта трагедия – она несмываемая, так что здесь нельзя говорить, что, вот, мы принимаем эту сторону, а тут не принимаем. Здесь обе стороны, конечно, попали в страшную трагедию.Второй раз я был у замечательного историка – это Лакоба, Станислав Лакоба. Это историк, он там занимал какие-то крупные посты и так далее, и так далее. И это был мой визит просто, вместе с моей дочерью мы приехали в Пицунду по его приглашению отдохнуть.
А третий раз я был, вот, ровно на таком же фестивале-встрече в Москве и прилетел туда буквально на 2 часа. Вот, прилетел и улетел. Было мало народу, очень камерно, никакой политики. И, конечно, вот если так всё вместе взять, то, конечно, прегрешения мои заключались только с границей их.
А.Соломин
―
Мы передадим привет от «Эха Москвы» Гия Канчели.
В.Ерофеев
―
Да, замечательному, гениальному человеку абсолютно.
А.Соломин
―
И скажем, всегда вас ждем: при любой возможности тоже приходите, участвуйте по телефону, как угодно в нашем эфире.Виктор Ерофеев в студии «Эха Москвы», мы сделаем короткий перерыв.
РЕКЛАМА
А.Соломин
―
Мы продолжаем эфир. «Особое мнение», меня зовут Алексей Соломин, в студии писатель Виктор Ерофеев. По поводу вашей поездки еще один маленький вопрос. Не злитесь на грузинские власти после этой истории? Как?
В.Ерофеев
―
Не, ну они по-своему правы, тем более что прошли выборы. Они, наверное, тоже считали, что этот фестиваль может каким-то образом оказать влияние на эти выборы. Не знаю.Я не злюсь. Мне мой друг, очень хороший грузинский писатель (просто сейчас не хочу кроме Гии называть никакие имена), он мне сказал, что он однажды попал в Карабах, не зная тоже, что там нельзя, вот в эту историю влип. Ну и, в конце концов, он тоже говорил «Я не злился на эти власти, потому что они так расставили свои точки над «i». А сейчас, - говорит, опять пускают и всё нормально».
Самое обидное заключается, конечно, в том, что я туда ехал не на фестиваль, а фестиваль – это было просто несколько слов. А я ехал в Цинандали – там хозяин Цинандали, представляете, оказался моим поклонником, он говорит «Приезжайте». И я, собственно, как вы понимаете, ехал на уик-энд туда в Цинандали, выступить в Цинандали.
А.Соломин
―
В гости.
В.Ерофеев
―
И в Гори. И меня интересовало, что «Хороший Сталин» – там будет обсуждение «Хорошего Сталина» в Гори.
А.Соломин
―
А «Хороший Сталин» на грузинском языке же?
В.Ерофеев
―
Замечательно вышел, прекрасно вообще. Это уже 52-й язык, надо сказать так, между намни говоря, на котором вышел «Хороший Сталин».
А.Соломин
―
Кстати о книгах. Такая, немного грустная новость: Русский Букер может не пройти в этом году, в 2019-м году из-за отсутствия финансирования. Я посмотрел, с 17-го года же Русский Букер вручается. Не государственная премия. Ну, вот...
В.Ерофеев
―
Как с 17-го?
А.Соломин: С 17
―
го. С 1917-го. Нет? Путаю?
В.Ерофеев: В 1917
―
м у нас революция русская была.
А.Соломин
―
Так?
В.Ерофеев
―
А это были 1990-е годы.
А.Соломин
―
Смотрите, как вы относитесь к этой премии? Какое значение вообще сегодня в России она имеет?
В.Ерофеев
―
Ну, Букер вообще это большая международная премия, и ее русский вариант тоже большое значение имеет для писателей. Я вообще люблю все премии, потому что мне кажется, что когда эти премии каким-то образом спонсируют, финансируют писатели, это уже хорошо.У нас Русский Букер – такая, несколько, я бы сказал, преувеличенная в своем значении премия, потому что, как бы, получается, писатель уже чувствует себя на мировом уровне. Но тем не менее, я считаю, что там всегда было хорошее жюри, всегда был хороший подбор книг, шорт-лист и так далее, и так далее. Очень жалко. Хотя, я там не участвовал – ни в жюри не был никогда, ни в кандидатах на эту премию. Поэтому могу сказать со стороны, чисто объективно: дай бог, чтобы это восстановилось. Олигархи, найдите деньги, помогите. Писатели, пишите и получайте Русского Букера – это, все-таки, большая серьезная премия.
А.Соломин
―
Я поправлю. С 17-го года это первая негосударственная премия. В 1991-м году она была...
В.Ерофеев
―
А. Вот я и говорю, в 1990-х, да.
А.Соломин
―
Хорошо. Позвольте тогда к другим темам перейдем.
В.Ерофеев
―
Давайте.
А.Соломин
―
Вы знаете, про гражданство целый блок, про российских граждан-неграждан. Но начну не с Сергея Брилёва, как ни странно.
В.Ерофеев: Букер это большая международная премия, и ее русский вариант большое значение имеет для писателей
Иммануил Кант, которого втянули во всенародное голосование за переименование аэропортов, теперь, вот, мучается, потому что обливают краской его памятник, говорят «Не нужен нам такой аэропорт с таким названием». Как вы отнеслись вот к такой волне насилия против памяти? И могилу его оскверняют, и памятник его заливают краской.
В.Ерофеев
―
Ну, я не раз был в Калининграде. Надо сказать, что там есть, как бы, 2 потока, которые не пересекаются – наоборот, один против другого идет. Там есть поток людей ментальности, которые заявляют о том, что, все-таки, это был великий немецкий город, прусский город и этот город имеет свои традиции, и давайте возрождать, и они называют себя, все-таки, людьми Кенигсберга, и это на номерах машин написано и так далее, и так далее, и так далее.
А.Соломин
―
При том, что это потомки переселенных.
В.Ерофеев
―
Да-да-да. Они, в основном, там где-то из Брянской, из Смоленской области. В основном, крестьяне были туда брошены, которые мало что понимали в политике. Но с другой стороны, вот, их потомки уже стали понимать.И идет, бурно восстанавливается там старый город. И кстати говоря, пивные открываются и хорошее пиво, и так далее, и так далее, и так далее. То есть там происходит, в общем, опасный для центральной власти процесс европеизации. Потому что с одной стороны Польша, с другой стороны Литва, с третьей стороны море. И, значит, соответственно, в общем, их пускают туда, по крайней мере, до недавнего времени в Польше в 5 округов, в Литву тоже легко пускают. И, в общем, они европеизируются и они, конечно, имеют совсем другую ментальность, чем Центральная Россия, и очень редко ездят в Россию. Вообще редко ездят, реально редко ездят – предпочитают в Гданьск ездить и оттуда по всему свету.
А.Соломин
―
Ну, конечно.
В.Ерофеев
―
До Гданьска недалеко. Они садятся – там автострада идет, сделанная недавно поляками. Прям до Гданьска.И, конечно, разница, все-таки, есть, потому что поля неухоженные и много там еще заброшенного. Еще бы, не знаю, была... Точно осталась там какая-то роскошная тюрьма, в кавычках роскошная, которая располагается в средневековом рыцарском замке. Ну, в общем, бред, конечно (я там как-то летал на частном самолетике вокруг этих дел).
Надо сказать, что это, конечно, лакомый кусок территории. Поэтому есть другая тенденция, которая противостоит этому, где Кант является не великим философом, а символом неметчины. И там тоже такие люди есть.
А.Соломин
―
Вы имеете в виду, националисты радикальные?
В.Ерофеев
―
Ну, националисты такие, да вот, российские националисты. И я думаю, что, в конце концов, победят те, которые за Европу. Потому что уж там просто очевидно совершенно, что всё там покупается... Там особенно когда рубль был чуть поздоровее, то люди ехали в Польшу, всё закупали. Теперь, конечно, немножко подороже всё стало.Но Европа там победит, что бы там ни делали. Или тогда надо там просто делать концлагерь.
А.Соломин
―
Но при этом университет, ведь, носит название имени Канта. Кафедральный собор центральный – имени Канта. Собственно, могила Канта в центре города Калининград.
В.Ерофеев
―
Могила, кстати говоря, по своей эстетике очень похожа на Мавзолей Ленина. И прямо рядом с главным собором прекрасным. Разруха там, конечно, страшная в отличие от Гданьска, который поляки очень скрупулезно восстановили (тот немецкий город, который теперь является одним из лучших городов Польши). То до сих пор Калининград – он еще в таких, в советских переходных декорациях. Хотя, там осталось 2-3 улицы таких домов богатых немцев, которые просто жили себе в удовольствие до войны и так далее.Ну, там много можно чего рассказать про Кенигсберг, потому что, все-таки, это город, который прежде всего полюбил нацизм. То есть там не так всё было ясно. Он был такой, приграничный. И Томас Манн очень переживал, ваш любимый Томас Манн, как мы говорили до передачи (вы сейчас прочитали его книгу, одну из лучших его книг). Так вот Томас Манн там жутко переживал, потому что он там неподалеку писал свои романы и у него там есть домик (а сейчас это литовская территория).
Ну вот. Так что, понимаете, мне кажется, что там просто... Если не будет какого-то жесткого режима, если туда кого-то не... Потому что там всё время меняются и губернаторы, и какие-то другие исполнители. То, конечно, это не то, что он территориально перейдет Европе – он перейдет просто ментально Европе, если уже не перешел.
А.Соломин
―
Там очень много немецких денег, там очень много немецкого бизнеса. То есть это чувствуется, что влияние...
В.Ерофеев
―
Ну и польских тоже, да.
А.Соломин
―
И поляков, и немцев. Так ли это плохо?
В.Ерофеев
―
И, вот, на Курской Косе там тоже есть... Ну, естественно, все там поменяли названия. Например, один город так и остался Советским (я сейчас не про Курскую, а вообще говорю). Вот. Там все поменяли названия на Курской Косе. Но люди, немцы старенькие ездят туда, чтобы посмотреть, где жили их предки.Ну, я не знаю, что такое плохо. В этом случае я не знаю. Я думаю, что это не плохо, не хорошо, это реальность, это реальная борьба двух абсолютно разноречивых ценностей, что, кстати, в какой-то степени происходит на Украине между Западной Украиной и какими-то донецкими вопросами о ценностях (и они совершенно разные). Там тоже. Потому что идут российские ценности, где государство важнее человека, и сзади идет, обратной стенкой идет с Запада, что человек важнее государства, и государство должно служить человеку.
Ну, знаете эту знаменитую?.. Вы, действительно я смотрю, неплохо разбираетесь в литературе. Могу сказать, что Джойс на это отлично ответил. Когда его спросили, что надо погибать за Ирландию, он сказал «Пусть Ирландия погибает за меня». Вот.
И теперь он, пока еще не было евро, он на купюрах был. То есть, значит, Ирландия, все-таки, учла его пожелание. И это очень важно.
А наш патриотизм построен на то, что... И мы знаем речь президента, что у нас легче умирают люди за страну, чем в каких-то других странах, и так далее, и так далее, и так далее.
А.Соломин
―
А почему для националистов русских Кант становится врагом?
В.Ерофеев: Много можно рассказать про Кенигсберг, потому что это город, который прежде всего полюбил нацизм
В.Ерофеев
―
Да он не становится врагом – он просто символ. Хотели даже чуть ли не переименовать город, там не знаю, в Кантград или в Кантбург. Потому что Калинин там никогда не был, и это вообще просто... Я представляю Михаила Ивановича, всенародного старосту, всесоюзного, который, значит, получает вдруг после войны именование. Ну, он, правда, там скоро умирает или уже умирал. Ну, в общем, короче говоря, никакой.Кант там жил. Он был 4 года русским подданным при Елизавете. Он даже там чего-то помогал офицерам русским и так далее.
А.Соломин
―
В этом смысле, кстати, это его 4-летнее подданство дало местным властям его национализировать. Кант – это теперь...
В.Ерофеев
―
Знаете, там местные власти – они, конечно... Мне как-то не хочется ничего сказать против, потому что они... Вот, я туда приезжал (я туда давно последнее время не ездил), они очень там хорошо относились, устраивали мне выступления и всё прочее-прочее. Но это, как бы, не философы, которые должны понять, какое значение имеет Кант.Кант – это человек мира, и будь он русским подданным или китайским это не имеет никакого значения. Он создал настоящую, удивительно сильную, до сих пор существующую модель нравственного мира, которую, в общем, по-моему, никто не смог опровергнуть.
А.Соломин
―
Блиц-вопрос для очень короткого ответа.
В.Ерофеев
―
Давайте.
А.Соломин
―
То есть мы можем ставить Канта в ряд великих русских деятелей?
В.Ерофеев
―
Нет, не можем. Это абсолютно немецкий деятель. И вообще зачем куда-то ставить в какой-то ряд? Он сам по себе, он велик и ни в какой ряд его ставить не надо.Но то, что если будет аэропорт Канта, а город Калининград, то, конечно, в этом есть какая-то ирония судьбы. Ну, посмотрим. Я еще раз говорю, что это интересный плацдарм для борьбы ценностей, потому что наши говорят (кремлевские деятели), что там гнилые ценности, те говорят, что тут агрессия и гадость. Ну вот посмотрим, кто победит.
А.Соломин
―
Виктор Ерофеев. Мы вернемся буквально через несколько минут.НОВОСТИ
А.Соломин
―
Продолжаем программу «Особое мнение». Меня зовут Алексей Соломин, у нас в студии Виктор Ерофеев. Я напомню, что вы нас можете не только слушать на «Эхе Москвы» и смотреть на телеканале RTVi, но и смотреть на YouTube-канале «Эха Москвы».Мы говорили о гражданстве Канта, о подданстве Канта, можно ли национализировать его. Попробуем переключиться. Много споров вокруг гражданства Сергея Брилёва, которого Алексей Навальный называет одним из главных российских пропагандистов, человеком, который вел инаугурацию президента. Теперь он называет его иностранным агентом из-за вскрывшегося британского подданства. А как вы относитесь к этому?
В.Ерофеев
―
Никак не отношусь. Я абсолютно не знаю этого человека в отличие от Канта, и думаю, что сравнивать его с Кантом...
А.Соломин
―
А мы не сравниваем – мы просто...
В.Ерофеев
―
Ну, так получается, что он идет у нас за Кантом. Ну, как-то... Не знаю. Я просто его не знаю. Я знаю, что он пропагандист, я знаю, что он устраивает там передачи с Путиным. Я никогда этого не видел. Он такой, это самое, лучащийся успехом человек (ну, так вот просто если посмотреть на какой-то фотографии). Я не вижу ничего плохого в том, что он английский подданный. Если ему захотелось быть, так почему? Это какая-то уже беда наших вот тех самых даже не националистов, а тех почвенников, которые считают «Уж если ты другой подданный, то тогда, значит, в тебе беда».Но надо сказать, что Набоков у нас был американским подданным и ничего, как-то ничего плохого не случилось. Он был великим русским писателем, ну и так далее, и так далее, и так далее.
И можете вспомнить не только Набокова (я имею в виду, если брать Бунина). Это получается так, что если человек живет в эмиграции, то, значит... Как (НЕРАЗБОРЧИВО), например. То он уже что, не русский или, там допустим, не российский? Это всё бред.
А то, что он пропагандист при этом, ну так пусть его совесть, если она у него есть, или душа ответить, или карма (как угодно). Не знаю. Каждый занимается в жизни каким-то своим собственным гробокопательством. Мне кажется, что, конечно, эта пропаганда отвратительна для меня, но если человек выбрал такую судьбу, то бог ему судья.
А.Соломин
―
Это не повод его осуждать?
В.Ерофеев
―
Я не осуждаю. Дело в том, что он просто нашел себе такую, ну как бы, лазейку. Видимо, качает деньги. Верит он не верит – опять-таки, сказать трудно. Я не убежден, что и президент во всё верит, в то, что он говорит. Тут, в общем-то, есть договорные обстоятельства. Фанатиков мало. Я не говорю, что все циники. Но фанатиков мало.С другой стороны, есть еще и люди, которые, действительно, считают, что Запад сейчас ослаб со своими ценностями, возвращаясь к разговору о ценностях, что, может быть, действительно, либерализм и прочие дела – они заканчиваются, что мы теперь, как бы, в меньшинстве. Сейчас говорю «мы» как интеллектуальная такая прослойка мировая.
Но мне кажется, что мы всегда были в меньшинстве. Просто, действительно, эта история сейчас разруливается по-новому.
Я только что был в Германии (вот, в Германию меня пустили в отличие от Грузии), и там я делал по заданию Гёте-института такую, довольно любопытную вещь. Я объездил все города большие и встречал... У меня очень много там знакомых. Книжки, кстати говоря, вышли практически все по-немецки. Меня спрашивали о том, можно ли считать Германию открытым пространством, немецкую культуру открытым пространством, потому что она как пылесос втягивает в себя?
И, вот, немцы сказали мне очень откровенно. То есть они мало на это... И это было им не интересно. То есть моя тема их не интересовала.
Но они сказали очень серьезную вещь. Они сказали «Мы не знаем, как себя вести». И вот это знак Европы сейчас. То есть старые стереотипы ушли, а новых канонов или новых традиций, что вообще само по себе звучит довольно нелепо... То есть новых форм поведения не получилось.
Но это переходный такой период. Да, он всегда, когда переносишь ногу с одного места на другое, а под тобой или пропасть, или обрыв, то всё равно это страшно. Но надо сказать, что Европа именно этим занимается: она и учится, и там были мнения такие страшные, что «Ну да, раз гомосексуалистов разрешили браки, то теперь будет сначала между двоюродными братьями и сестрами, потом братья и сестры, потом отец и дочь». То есть такие тоже были консервативные люди.
А с другой стороны, там...
А.Соломин
―
Там обычно упирается всё, что педофилию легализуют.
В.Ерофеев
―
Ну, педофилия там, слава богу, не легализована. Но, вот, говорят про взрослые такие отношения.
В.Ерофеев: Кант – это человек мира, и будь он русским подданным или китайским это не имеет никакого значения
А с другой стороны, левые люди, которых, кстати говоря, почему-то все наши уехавшие журналисты ненавидят (а мне кажется, что это необходимый сегмент западной жизни), они говорят, что мы должны, все-таки, к этому отнестись серьезно.
Так вот я к чему это всё говорю? Я это говорю к тому, что здесь сейчас очень трудно определить, действительно, на какую кочку встать. Но с другой стороны, естественно совершенно, что если там этот парень... Забыл, как его фамилия? Брюлёв?
А.Соломин
―
Брилёв. Сергей Брилёв.
В.Ерофеев
―
Брилёв, да. Брелов. Там был какой хороший...
А.Соломин
―
Брюллов – это другой.
В.Ерофеев
―
Совсем другой, да. Хороший, кстати, был живописец.Так вот. Если он в это искренне верит, значит, это его одна судьба. Если он врет и за это деньги получает, живет в Лондоне и приезжает раз в неделю, то это тоже другая его судьба. Ну, в общем, короче говоря, пусть он сам разберется.
Если его выгонят, придет такой же, новый. Так что я думаю, что...
А.Соломин
―
Но с российским гражданством?
В.Ерофеев
―
Ну, не знаю. Может, с китайским в следующий раз.
А.Соломин
―
Есть люди, которые комментируют, которые осуждают как раз Алексея Навального, что он пользуется путинской терминологией «иностранные агенты» и вводит это в паблик. Мол, не гоже повторять те же вещи.
В.Ерофеев
―
Ну, я не знаю. Я к Алексею отношусь очень хорошо, я считаю, что это, действительно, мужественный человек и единственный лидер оппозиции. С ним можно соглашаться, где-то не соглашаться. Мне кажется, он иронически вводит эти понятия иностранного агента и совершенно не националист. Мы с ним время от времени как-то общаемся, так, в общем, нельзя сказать, что постоянно. Но тем не менее, так случается. И я вижу в нем абсолютно нормального такого, русского европейца, который в этой нашей непростой стране хочет ввести какие-то правовые нормы. Так что...Есть огромное количество людей, которые этому сопротивляются, поэтому, ну, не будем вместе с ними тоже осуждать Навального. Я думаю, сначала побудьте Навальным (я имею в виду, не вы, Алексей, а вообще те, которые его...), вот, побудьте в его положении, а потом уж его осуждайте.
А.Соломин
―
Хорошо. Я поскольку про Владимира Путина начали говорить, интересное было интервью Анатолия Чубайса Николаю Солодникову, в котором в конце они беседовали о том, кто может быть преемником Путина, точнее кто может прийти после Путина.И что отвечает Анатолий Чубайс? Ну, что у него меняются представления на этот счет. Понял для себя, что есть еще одно измерение другое вообще – это масштаб личности. Человек вообще соразмерен стране, тем более такой как Россия, или несоразмерен. Мало того, а, может быть, в каких-то случаях вот эта соразмерность даже (страшно сказать!) важнее, чем политические взгляды. То есть выходит, что такая трехмерная модель получается, в которой 10 лет назад я бы вам сказал «Главное, чтоб был либерал, конечно». А сейчас я скажу «Не знаю».
В.Ерофеев
―
Ну... Во-первых, Анатолий Борисович для меня тоже человек очень уважаемый, и я поэтому буду это комментировать с большим уважением к нему, потому что, действительно, он попытался сделать в России серьезные реформы, которые бы приблизили нас к Европе. Что-то у него получилось, что-то нет – не в этом его беда. Беда в том, что просто, наверное, он не соразмерил эти реформы с реальным положением населения. Вот.Но я, действительно, считаю, что вот этот гнев и осуждение Чубайса вообще... Я, кстати говоря, меня «Литературная газета» много лет поносила как литературного Чубайса. Называли, что я литературный. Ну, в общем, короче говоря, даже смешно.
А.Соломин
―
«Во всем виноват Ерофеев».
В.Ерофеев
―
«Во всем виноват... В кризисе русской культуры виноват Ерофеев».Так вот. Значит, это заявление – оно мне не кажется очень сильным в смысле логики и в смысле истинности. Но он человек политизированный, и я думаю, что иногда при ответе он уходит, как бы, от... И кстати говоря, в этом интервью не раз. ...уходит просто от тех самых попаданий бомб, снарядов, которые могут разрушить его дальнейшее пребывание около власти.
А.Соломин
―
А если спросить у вас? Что важнее, масштаб личности для президента или его политические взгляды?
В.Ерофеев
―
Я думаю, что и то, и другое важно, и должна быть масштабность, должна быть смелость и должны быть, конечно, твердые политические взгляды, связанные с правовым государством.Я не думаю, что это либерализм. Вообще слово «либерализм» у нас очень узкое, потому что на Западе есть консерваторы, есть либералы, да? Это центристы такие есть, есть левые. Социал-демократы – они тоже за конституционные формы.
Я думаю, что, в принципе...
А.Соломин
―
Сейчас либерал в западном понимании – это, все-таки, левый человек.
В.Ерофеев
―
Нет, это центрист. Либерал – не. Ну, какой там Кон-Бендит – либерал? Нет. Он такой сейчас... Я его знаю, кстати говоря, неплохо. Он бы вообще просто отшарахнулся бы от вас, Алексей, если бы вы сказали, что он либерал. Нет-нет. А он лидер, до сих пор лидер левых в Европе.Я могу вам сказать, что здесь в нашей стране нужен очень сильный лидер, который, конечно, каким-то почти усилием Петра Первого переведет эту страну на другие рельсы, те рельсы, которые помогут ей соединиться с остальным миром (в основном с европейским, да и американским тоже), и стать частью общей цивилизации.
Но при этом не надо бояться, что Россия потеряет свою какую-то самобытность, особенность. Японцы перешли – и всё равно когда ты приезжаешь в Японию, всё там японское и ты видишь, что японцы сохранили всю культуру. И мы тоже останемся.
И были такие. Я помню, в начале 90-х годов я уже так, был более-менее такой, маленькой знаменитостью. И ко мне приезжали люди, мои друзья с Запада и говорили «Только не подражайте Западу, потому что мы любим вас вот такими, как вы есть». Я говорю «Мы можем сколько угодно подражать, но всё равно будем такие, как мы есть». То есть в том смысле, что наш характер, темперамент, воображение... Очень важно: почти гоголевское воображение у каждого российского человека. Всё это сохранится.
В.Ерофеев: Почти гоголевское воображение у каждого российского человека. Всё это сохранится
А вот то, что вот эти вот чудовищные навороты, которые нам до сих пор наворачивают, вот это, конечно, от этого надо освобождаться. Это будет очень трудно. Это труднее будет, чем заставить русских поверить, что украинцы все бандеровцы и что, там не знаю, правительство их – это хунта. Это труднее будет сделать. Для этого нужен человек очень сильной, интеллектуальной позиции. Но с другой стороны, я могу сказать, что это может получиться.
А.Соломин
―
Спасибо вам большое за этот эфир, Виктор Ерофеев, писатель в эфире радиостанции «Эхо Москвы». Меня зовут Алексей Соломин. Спасибо, что были с нами, всего доброго.