Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2018-10-05
5 октября 2018 года
В эфире радиостанции «Эхо Москвы» – Виктор Ерофеев, писатель.
Эфир ведет – Оксана Пашина.
О.Пашина
―
Добрый вечер. Меня зовут Оксана Пашина, в студии программы «Особое мнение» писатель Виктор Ерофеев. Здравствуйте.
В.Ерофеев
―
Здравствуйте.
О.Пашина
―
Я сразу скажу, что задавать свои вопросы вы можете, присылая SMS-сообщения на номер +7 985 970-45-45. У нас также работает Twitter-аккаунт @vyzvon и чат в YouTube. И трансляцию можно смотреть на YouTube-канале «Эха Москвы».Всю неделю обсуждаются события октября 1993 года и, судя по обсуждениям, складывается впечатление, что уже никто не помнит, что там было. Кто-то говорит про реки крови, кто-то говорит, что ни один депутат не пострадал, кто-то говорит, что это люди шли к Телецентру для того, чтобы высказаться. Кто-то говорит, что это были экстремисты.
У вас какие воспоминания и впечатления об этих событиях?
В.Ерофеев
―
Ну, я как раз в этот день уехал вместе с немецким журналистом писать статью «Где начинается Европа». Это была из Москвы в Варшаву такая поездка, довольно интересная. Поэтому я всё следил в дороге. Но мне жена говорила, что... Мы жили на Первом Смоленском, но пули свистели там со страшной силой.
О.Пашина
―
Ну, там близко достаточно.
В.Ерофеев
―
Да, просто... Я думаю, что это гражданская война, которая вообще в России не прекращается и до сих пор она идет. Но тогда, знаете, как приступы болезни, было обострение. И как всегда это есть люди, которые хотят разделить общечеловеческие, общемировые ценности, и есть люди, которые считают, что мы особенные, что мы уникальные, что мы белые ангелы. Вот эти белые ангелы засели в Белом доме. Вот.Ну, естественно, другая сторона, наша демократия, в общем-то, недоделанная. Безусловно. Откуда ей взяться? Опыт не большой. Поэтому, конечно, и с этой стороны было огромное количество ошибок и реки крови текли со всех сторон. Вот.
Но понятно совершенно, что если бы тогда к власти пришли вот те реваншисты, те, которые хотели вернуться к тоталитарному обществу или что-то подобное, то, конечно, Россия проиграла. Но самое печальное в том, что она и так проиграла.
О.Пашина
―
Ну, вот, очевидно, что... Нас тут спрашивают «Кто выиграл, кто проиграл?» - самый популярный вопрос. Выиграли те, кто в конце 90-х стали называться «олигархами», кто заняли какие-то кресла во власти. А остальные-то что?
В.Ерофеев
―
Ну, я не знаю, как олигархи. Я думаю, что в обществе выиграло то, что называлось тогда красно-коричневые, да? А потом они плавно перешли просто в чекистов, которые... Вот, это такой спрут возник.Но тут, конечно, большая вина Ельцина. И надо сказать, начиная именно с 1993 года, его движение, чеченская война и далее-далее-далее-далее – она и привела. И, так сказать, Путин – такая расплата за ошибки русской демократии, такая настоящая, по большому счету, расплата. Можно было, наверное, что-то сделать иначе. Был такой единственный, наверное, шанс в XX-м веке. Ну, может быть, был еще где-то на уровне Февральской революции 1917 года. А так больше шансов не было.
Но вот этот шанс – наши демократы его... Такое есть русское слово, мы его употреблять не будем.
О.Пашина
―
Ну, мы все поняли, что имеется в виду. А вот любопытно: получается, что в 1993 году это была такая, последняя попытка активной политической борьбы. А потом – всё. Хотя, в конце 90-х у Ельцина были слабые позиции. Но не было там никакого второго Хасбулатова. Или Зюганова, или еще кого-то.
В.Ерофеев
―
Это не была политическая борьба, это была настоящая, действительно, война (1993-й год).
В.Ерофеев: Я думаю, что это гражданская война, которая вообще в России не прекращается и до сих пор она идет
О.Пашина
―
А, все-таки, война или, все-таки, война президента и парламента, Ельцина и Хасбулатова?
В.Ерофеев
―
Нет-нет, это... Ну, просто были 2 символа, 2 знаковых фигуры, но за одним и за другим стояли определенные идеологии и состояли определенные массы. И, вот, та масса, которая была вокруг Белого дома, (я имею в виду, демократы) проиграли, те, которые внутри, они выиграли. Так что победа оказалась пирровой.
О.Пашина
―
Еще одна важная и большая тема сегодняшнего дня – это то, что происходит в Ингушетии. И вот любопытен такой момент. О нем, кстати, сказала журналист «Новой газеты» Ольга Боброва, которая написала большую статью о том, что происходит. Получается, что ни ингуши и ни чеченцы не чувствуют себя гражданами России. Понятно, что это очень болезненная тема границ, история, история народов. Но по сути, административные границы – формальность. Ведь, за границу не уходят ни Ингушетия, ни Чечня, всё равно они все остаются в России. Но люди так тяжело это переживают, потому что они не чувствуют себя гражданами одной страны?
В.Ерофеев
―
Ну, я не думаю, что только поэтому. Дело в том, что ясно, что и та, и другая республика, может быть, и Дагестан где-то через какое-то количество времени будут поставлены перед вопросом, что им делать дальше, да? Оставаться? Уходить? И это так или иначе вопрос встанет по чисто биологическим причинам (я имею в виду смену начальства).Поэтому здесь, в общем-то, такой торг о границах – это торг о будущем, кто там проявит себя более сильным, кто проявит слабину (допустит). А так как в тех местах да и вообще в России... Вот, что объединяет – культ силы: кто сильный, тот всегда прав. И отсюда все проблемы, и отсюда все эти псевдодостижения. То поэтому там такая идет борьба.
Ну, конечно, ясно совершенно, что это борьба архаических образований, потому что, ну, было бы странно, если бы вот в такой форме где-то вспыхнула на территории Европы. Но и всё равно мы знаем, что и на территории Европы та же Испания или Корсика – это, в общем, не самые спокойные регионы. Поэтому мне думается, что это, вот, в природе человеческой.
Мы в самом деле очень мало внимания уделяем человеку – всё больше уделяем социальным проблемам. Поэтому каждый раз ошибаемся в своих выводах. Просто тут есть человеческие желания чем-то обладать, над кем-то доминировать.
Вот идет спор о границе. Ну, понятно, тут возникают лидеры. И эти лидеры превращаются в командиров. Это командиры получают удовольствие от власти и так далее, и так далее. Даже если это 15 минут.
О.Пашина
―
А как, по вашему мнению, можно разрешить эту ситуацию? Потому что, ну, что делать? Отложить этот вопрос? Там Чечня будет против.
В.Ерофеев
―
Я думаю, что его никак нельзя будет решить, потому что, видимо, все-таки, границы эти спорные, иначе бы не было бы такой драки, не было бы такой заварушки. Видимо, Кремль для них уже не является моральным судьей, а является лишь формальным. Поэтому между собой они договариваться – ну, это будет, наверное, или какая-то войнушка, или что-то такое, похожее на торг.
О.Пашина
―
Ну вот они на митинге требуют отставки Евкурова. Они не понимают, что уйдет Евкуров, придет другой лидер, допустим, а вопрос-то останется всё равно.
В.Ерофеев
―
Ну, они не понимают... Но дело в том, что, опять-таки, есть желание просто на этом месте тоже покрасоваться, побыть и что-то изобразить из себя. Другое дело, что, может быть, кто-то бы это сделал лучше, а, может быть, кто-то сделал хуже. Мы же это не знаем. Там и лидеры такие, не ясные для публики.Но мне кажется, что вообще тут... Мы-то считаем, кавказские народы могут договориться между собой.
О.Пашина
―
Да. В 1993-м году они договорились (пусть на словах).
В.Ерофеев
―
Да. Так вот пусть и договариваются. Потому что вот эти трения между ними – они идут на пользу тех, которые этот регион или не любят, или недолюбливают, или готовы просто по-российски плевать на него.
О.Пашина
―
Это особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Мы вернемся через несколько секунд.РЕКЛАМА
О.Пашина
―
Это особое мнение Виктора Ерофеева. Очень много тут всяких теорий и вопросов в связи с Ингушетией, конспирологические предположения о том, что Чечня определяет свои границы, чтобы отделиться от России. Спрашивают «Распад России неизбежен?»
В.Ерофеев
―
Ну, вот это, наверное, самый серьезный вопрос, который можно поставить. Мне кажется, что если мы будем двигаться вот в ту сторону, в которую мы движемся, и уже заметна агония, ну, власти. И я бы на месте, например, Петрова-Водкина написал бы такую картину «Агония белого царя», а не «Купание красного коня».То есть, в общем, действительно, есть все несчастные предпосылки для того, чтобы разлетелась в клочья вся эта история. Поэтому тут надо как-то останавливаться и переосмыслять события.
Конечно, хочется, чтобы Россия сохранилась, потому что, все-таки, Россия – это... Это замечательная культура, это замечательный язык и много замечательных людей. Просто. Не художников и поэтов, а просто замечательных людей.
Но есть какие-то силы, которые, действительно, центробежные, и эти силы не либералов и не оппозиционеров. Хотя, оппозиционеры, к сожалению, собраться в кучу тоже не могут. Вот. Это вот какие-то раздирающие силы тех самых людей, которые хотят ввести, вот, самые такие архаические представления о том, что такое государство, о том, что такое власть, о том, кто они такие. Ну вот, мы платим, действительно, за свое невежество. То, что у нас не было ни Возрождения, ни Просвещения толком. Был сначала царизм, потом коммунизм, а вот сейчас такой чекизм. Вот такая вот забавная история получилась.
О.Пашина
―
А в этой ситуации центральная власть что-то может сделать (так называемая вертикаль)? Или белый царь уже всё?
В.Ерофеев
―
Ну, дело в том, что, видимо, там вертикали-то уж не осталось. Там мыши и крысы съели эту вертикаль, остался там просто где-то высоко правитель, а там под ним такая пустота. Потому что все остальные, как бы, не котируются за исключением, наверное, тех вопросов, которые обсуждаются в низковедомственном отношении. Ну, есть там, наверное, еще пара-тройка человек, которые могут добежать. Мне кажется, что уже вертикали настал конец.
В.Ерофеев: Путин – такая расплата за ошибки русской демократии, такая настоящая, по большому счету, расплата
И отсюда и есть ощущение, что белый царь занервничал, судя по последнему выступлению, когда он перепутал уже слова и, подражая Ленину, который сказал про кино, тут он сказал про проституцию. Это уже признак того, что нервы сдают.
Но вот беда в чем. Он и сам об этом говорил, у себя в книжке писал (или диктовал), что когда загоняют в угол, то...
О.Пашина
―
Да. Крысы начинают сопротивляться.
В.Ерофеев
―
Да, начинают сопротивляться. И здесь, поскольку, в общем, он, в общем, по характеру такой, безжалостный аналитик, то это может кончиться просто серьезным военным столкновением с Западом. Потому что последние годы антизападная позиция страны – она не только демонстрируется, но она уже претворяется в жизнь. То есть можно жестами, так сказать, а тут уже пошли военные действия, когда Европа становится просто, действительно, театром военных действий. Вот. Туда насылается просто большое количество разного военного народа, и они там, значит, располагаются.Вообще вот эти действия напоминают, собственно, послевоенную атмосферу, когда до 1947 года по Европе разгуливали, вот, люди, которые могли отвезти в Советский Союз.
А я помню, как мне посол российский во Франции показывал гараж в резиденции своей на Рю де Гренель и говорил «Ты не представляешь, сколько там закопано белых офицеров». То есть их отлавливали советские в Париже...
О.Пашина
―
А как они их находили? Каким образом?
В.Ерофеев
―
Да просто в русских кафе.
О.Пашина
―
Это какие-то разведчики?
В.Ерофеев
―
Конечно.
О.Пашина
―
Или просто сидишь в кафе, говоришь по-русски и всё?
В.Ерофеев
―
Ну, нет: они знали, кого отлавливать тогда. Они убирали тех, которые могли представлять угрозу для советской власти. И мне кажется, что вот эта тенденция... И у них не было советского... То есть они уже, естественно совершенно, не являлись гражданами Советского Союза, они были иностранцами и они или имели свой паспорт, такой, нансеновский, который вообще не...
О.Пашина
―
А какую угрозу они могли представлять? Не знаю, они что-то замышляли там? Контрреволюционное?
В.Ерофеев
―
Дело в том, что, конечно, почти все они мечтали о том, чтобы власть большевиков кончилась. Но дело в том, что реальной угрозы так и не случилось. Были попытки, но сами знаете, не получилось.А этих людей в 20-е и в 30-е годы возили в посольство, и там огромное количество, видимо, трупов лежит в гараже. Вот. А я там детство провел вот в этом здании. Так что вот встреча.
Потом мне посол говорит «Вот, зайди посмотри». И там огромный гараж, и там, вот, прямо хоронили, хоронили и хоронили.
И поэтому это традиция. Ну, как бы, Европа не...
О.Пашина
―
Но убивали-то тайно, наверное? Не расстреливали же в центре Парижа?
В.Ерофеев
―
Нет, конечно, убивали...
О.Пашина
―
А потом говорили «Да они были подонки и предатели».
В.Ерофеев
―
Набрасывали какую-то, там не знаю... Ну, то же самое, хлороформ, там что-то такое, от чего человек терял сознание, и потом душили, резали, наверное (что-то такое делали).Но понимаете, дело в том, что это возникает традиция, которая... Это же чекистская традиция, да?
О.Пашина
―
Ничего не меняется.
В.Ерофеев
―
А эти тоже ребята чекисты. Они никогда не сказали, что мы отменяем эти законы.
О.Пашина
―
Методы только становятся более... Они как-то резче начинают действовать.
В.Ерофеев
―
Ну, те тоже действовали резко. Просто мне кажется, что мы здесь недооцениваем, что это традиция. И еще очевидно, эта методика их образования и так далее говорит о том, что там не люди. Ну, не считаются те люди за людей. Поэтому они вызывают хохот гомерический, когда те нелюди начинают чего-то там вякать про свободу, про совесть, про агрессию. Это смешно.
О.Пашина
―
Так, все-таки, смешно или, все-таки, президент чувствует себя загнанным в угол?
В.Ерофеев
―
Так смешно-то смешно, но тут его вот эти вот смешные недочеловеки и загнали в угол. И, действительно, ведь, эта речь говорит о том, что та версия, которая стояла вообще просто колом перед всем миром, она стала наклоняться как все наши заборы по всей стране. И вот сейчас вот упадет. А значит, уже, оказывается, надо придумывать другую версию. А какую же другую версию, если те были туристами? А теперь они уже кто? Не понятно.
О.Пашина
―
Те были туристами, к Скрипалю не было никаких претензий.
В.Ерофеев
―
Наоборот, хотели добраться до него и проверить, как его здоровье.
В.Ерофеев: Такой торг о границах – это торг о будущем, кто там проявит себя более сильным, кто проявит слабину
О.Пашина
―
Как он там поживает.
В.Ерофеев
―
Да, да, да.
О.Пашина
―
И претензий не было, и вообще мы ничего не знаем. А теперь мы всё знаем, и он был негодяем, и так и надо.
В.Ерофеев
―
Да. Подонком, да. И «так и надо», и там, конечно, еще эта фраза прозвучала про эту женщину. Ну, в общем... Вот, говорят «Вот, из подворотни». Ну, вся Россия сегодняшняя вышла из подворотни. Ничего удивительного. Просто бывают разные подворотни.
О.Пашина
―
Ну и президент России тоже вышел...
В.Ерофеев
―
Так в том-то и дело.
О.Пашина
―
Из какой там? Лиговской подворотни.
В.Ерофеев
―
Да.
О.Пашина
―
Но это подворотня подворотне рознь.
В.Ерофеев
―
Да. Просто аристократы вот там отдыхают в гараже. В Париже.
О.Пашина
―
Хорошо. А вот это заявление о том, что да, предатель, подонок и все разведки делают так. Можно ли это считать косвенным признанием, что «да, мы это сделали и отстаньте уже от нас. Это такая ерунда. Ну, вы же все это делаете»?
В.Ерофеев
―
Ну, мне кажется, что это даже не косвенная, а это такое...
О.Пашина
―
А прям прямолинейное?
В.Ерофеев
―
Да. Такое, вполне очевидное признание. И действительно, уже, как бы, надо закрыть этот инцидент и жить дальше, продолжать войну.Понимаете, дело в том, что, ведь, не все раскрывают какие-то свои планы. А планы сильно поменялись еще до Мюнхенской речи. И когда я встречался в нулевые годы с нашим дипломатом, было видно, как это потихоньку развернулось. Значит, сначала ставился вопрос о том, как нам влиться в мировую цивилизацию. Но оказалось, что очень трудно туда вливаться, потому что надо при этом бежать за Португалией, Португалия живет лучше и так далее, и так далее. Вместо того, чтобы вливаться, тогда, значит, решили, что наши просто ценности – это единственные ценности, все остальные недоценности.
О.Пашина
―
А у них всё неправильно?
В.Ерофеев
―
У них всё неправильно. И тогда всё перевернулось. Это уже от какой-то импотенции, от какого-то бессилия. Но это не значит, что это импотенция наших людей. Это значит просто неумение организовать так, чтобы наши люди могли что-то реально сделать.
О.Пашина
―
А они теперь отстанут от нас после этого заявления Путина? Ну, как бы, всё сводится к конфликту разведок, спецслужб. Ну, да, там мы переборщили немножко со своими методами, но это, в общем...
В.Ерофеев
―
Нет, они наоборот, я думаю. И этого выступления они не ожидали. Это такая форма оголения, ну, в общем, своей собственной сущности. А чего писателю-то тут интересно? Кто бы так вот взял и оголился? Даже Трамп, который просто, видимо, тоже один из эксгибиционистов политических, он бы так не сказал.
О.Пашина
―
Он в Twitter’е, в основном, пишет.
В.Ерофеев
―
Да. Но, вот, насчет, все-таки, вот этой женщины несчастной, бомжихи, как ее определили, это же, все-таки, какие-то вещи, которые просто, ну, для западной цивилизации невозможны.Но есть мне кажется, что они еще надеялись на то, что, вот, когда прижмут, они скажут «Да. Ну ладно, больше не будем». А здесь сказали «Нормально. Будем продолжать».
О.Пашина
―
«И вы сами такие. А вот в Америке негров вешают».
В.Ерофеев
―
Да.
О.Пашина
―
Опять же, это всё та же наша излюбленная аргументация.
В.Ерофеев
―
Но надо сказать, что в Америке вешали негров, но цивилизация имеет такие особенности, что иногда она работает в положительный: и негров меньше стали вешать, и линчевать меньше. А в каких-то других странах всё так и осталось.
О.Пашина
―
На ваш взгляд, чем завершится эта история со Скрипалями, Петровым, Бошировым? Очной ставкой Боширова и Чепиги, может быть? Нет?
В.Ерофеев
―
Она ничем не завершится. Просто это уже какой-то начинается не политический, а метафизический ужин... ужас. Да и ужин, кстати говоря, и ужин тоже (не случайная оговорка по Фрейду). То есть потому что это уже... Это уже питается другой ненавистью, другими представлениями о добре и зле, и получает от этого удовольствие. Это уже какой-то очень сильный садизм – я имею в виду с этой стороны возникает. Уже просто на всё наплевать.Потому что те тайные задачи, которые были поставлены (там, разрушить Европейский Союз)... Кстати, и в 50-е годы, когда мой отец работал в Париже, там тоже перед ним стояли ровно такие же задачи – не допустить Евросоюза, да? Разрушить связь между Америкой и Европой. То же самое стояло.
Сейчас такие же задачи стоят, и это, конечно, антизападная абсолютно линия, которая как-то прикрывалась, а теперь очевидна стала. Вот, она очевидная такая.
О.Пашина
―
Это особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Мы вернемся после небольшого перерыва.
В.Ерофеев: Мы платим за свое невежество: у нас не было Возрождения, Просвещения. Был царизм, коммунизм, сейчас чекизм
НОВОСТИ
О.Пашина
―
Это особое мнение писателя Виктора Ерофеева. Свои вопросы вы можете присылать на номер +7 985 970-45-45, Twitter-аккаунт @vyzvon. У нас работает также чат YouTube. И трансляцию можно смотреть на YouTube-канале «Эха Москвы».Мы уже упомянули об этом в перерыве. 282-я статья за «лайки» и репосты. Сажать всё равно будут, но не с первого раза. Как вы считаете, это победа общества, которое протестовало и выходило на тот же Марш матерей? Это попытка Путина поднять свой рейтинг? Это окончание выборов и можно расслабиться, и немножечко отпустить вожжи?
В.Ерофеев
―
Я думаю, что, прежде всего я в полном восхищении от Марша матерей. Я считаю, что это одно из каких-то невероятно мощных событий в нашей новейшей истории, потому что вот с этими игрушками вот так вот всё изобразить – это, конечно, заслуживает уважения. Так что вписалось.Но с другой стороны, наверное, и властные структуры кое-где и кое в чем были недовольны этим, потому что тогда уже надо было, действительно, или всех сажать, или выборочно. Но не понятно тогда, почему, по какому принципу этих, а не тех? Запутались.
И я не думаю, что это либерализация. Но с другой стороны, действительно, как и в сталинские времена, 1938-й год прогремел, а в 1939-м кого-то отпустили, когда пришел Берия. Так что, в общем, можно сказать, что была весна имени товарища Берии? Ну, наверное, нет. Ну, вот, что-то такое было.
Так что... Ну... Знаете, это всё в рамках одной системы, ничего толком не меняется. Но слава богу, что будут меньше сажать и этому можно радоваться по-человечески.
О.Пашина
―
Но они зато будут больше сажать тогда, наверное, по другим статьям. Там есть еще много замечательных – за экстремизм, за оскорбление чувств верующих. Что там еще? За нацистскую, экстремистскую символику какую-нибудь?
В.Ерофеев
―
Всегда можно найти, за что посадить.
О.Пашина
―
Ну да. Тем более если план нужно выполнять.
В.Ерофеев
―
И план, и если такая судебная система, то это... У нас самая демократическая была Конституция 1936 года, и 1937-й год потом наступил. Так что...Дело в том, что там, где отрезаны, действительно, люди от институтов, там творятся безобразия. Но там, где еще люди сами отрезаны от самих себя, там тоже безобразия. Потому что смотрите, Оксан. Мы уже выросли... Мы перестали быть народом. Когда мы говорим «народ», это уже ошибка, потому что народ – это такое, архаическое понятие, сказочное, где работает система таких, архаических ценностей, которые, в общем, в XXI-м веке, прямо скажем, трудно существуют.
Но мы не доросли и до нации, потому что нация – это такая общность людей, у которых есть определенная политическая культура. То есть они не думают одинаково, но у них есть культура мышления политического, социального и так далее. Понимаете?
О.Пашина
―
А мы кто? Население?
В.Ерофеев
―
То есть мы провисли такой задницей между двух стульев, между нацией и народом. Довольно сложно.В общем, в какой-то степени когда-то кто-то тоже так проходил. Но, понимаете, когда-то, но не в XXI-м веке. И поэтому эта ситуация уникальная, потому что в XXI-м веке тут уже, в основном, сформировались нации, если мы берем тот самый мир, с которым мы хотим или дружить, или воевать в зависимости от наших представлений о добре и зле.
О.Пашина
―
А кто мы?
В.Ерофеев
―
Ну, получается...
О.Пашина
―
Жители какой-то местности?
В.Ерофеев
―
Не, ну, дело в том, что... Ну, как? Вот, так же, как у нас не сложилось государство, да? Потому что когда не достроили институты, получилось недогосударство.
О.Пашина
―
По-моему, у нас очень жесткая государственная система.
В.Ерофеев
―
Нет.
О.Пашина
―
У нас Кремль, вертикаль, губернаторы.
В.Ерофеев
―
Жесткая государственная система – это не говорит, что это государство. Это говорит о том, что оно недогосударство, которое держится на сваях этой жесткой системы.Государство – это то самое явление, которое обладает мощными институтами, которые, кстати говоря, так уравновешивают, что если один институт выходит из строя, то его заменяет другой или третий, пятый-десятый. А поскольку здесь не достроены были эти институты, вообще практически мало когда существовали... Я даже думаю, что они не существовали (эти институты права). То поэтому вот такая история и получается.
В.Ерофеев: Есть ощущение, что белый царь занервничал, судя по последнему выступлению, когда он перепутал слова
Я не говорю, что это вина наших... Ну, вот, теперь можно сказать «жителей», если хотите, да?
О.Пашина
―
Ну да.
В.Ерофеев
―
Я могу только сказать, что просто так получилось в истории, что не получали эти люди политического образования. А если не получили, так, в странных своих... И им никто и не дает, потому что такими людьми легче, в общем, руководить до поры до времени, потому что потом начинается, конечно, дикая резня и пальба, как было это в 1993-м году.
О.Пашина
―
Ну, а что им делать (жителям)? Вот, они пошли на выборы как законопослушные жители, не захотели голосовать за кандидата-единоросса, проголосовали за лдпровца. Ну, а какая разница?
В.Ерофеев
―
Нет, ну это просто показатель того, что тесно им, понимаете? Если вас душат, то всё равно, вас всё равно повесят. Но, в общем, если вы хватаетесь и оттягиваете веревку, то это значит, вы думаете, что как-то просуществуете дальше.Нет. Тут то, что есть протестное голосование, тоже как и Марш матерей это замечательное явление, все-таки, какого-то здравого смысла (я бы так сказал). Если мы говорим о протестном... Не кто конкретно в этом...
О.Пашина
―
Это протестное голосование.
В.Ерофеев
―
Да, протестное голосование, конечно. В итоге Марш матерей не приобрел общероссийскую характеристику.
О.Пашина
―
И здесь там два или три региона, да.
В.Ерофеев
―
И здесь то же самое, да.
О.Пашина
―
Из 80-ти.
В.Ерофеев
―
Но другое дело, что просто, ведь, так получается, что если нету институтов и если есть протестное недовольство, и если есть грубые ошибки власти с пенсионной реформой, например, то, конечно, может быть взрыв в любой момент. И получается, что если вертикали власти нету (она отрезана как-то и распилена, то есть власть вообще висит в воздухе), получается, что никакая Росгвардия не остановит революцию, если она начнется.
О.Пашина
―
Вот, Дмитрий спрашивает: «А чем вы можете объяснить, что наш народ пассивен, не ходит на митинги, а на Западе население этих стран протестует по любому поводу?» Ну вот, например, та же пенсионная реформа – разве это не повод? И 100, 300, 500 человек.
В.Ерофеев
―
Ну, вот, насчет народа мы поговорили, да? Значит, народ – он как-то по-своему ходит, на свои митинги, такие, народные. Этих митингов как-то мы не ожидаем, и их уже время прошло.Понимаете, вот, я как-то заметил, что вот когда ты едешь в сторону Смоленска, Белоруссии и дальше, то вот там огромное количество всяких магазинчиков. Так магазинчики там продают Рыбалка, Охота и Камуфляж.
О.Пашина
―
Потому что там леса.
В.Ерофеев
―
Нет, потому что вот это больше всего спрашивают. Поэтому Рыбалка, Охота и Камуфляж.Так вот, вот эти люди не ходят на митинги. Ну, зачем? Они ходят на рыбалку. Они ходят в баню. Огромное количество бань.
О.Пашина
―
В Белоруссии на митинги ходить еще проблематичней, чем в России, по-моему.
В.Ерофеев
―
Я думаю, что менее теперь стало проблематично.
О.Пашина
―
Менее?
В.Ерофеев
―
Я думаю. Я не знаю, тут трудно взвесить. Можно сказать, обеим сторонам хуже. Но, все-таки, мне...Дело в том, что в Белоруссии начался какой-то очень такой, скрытый процесс формирования позитивного отношения к жизни. Вот, хорошо построить дорогу, правильный ресторанчик завести и прочее. Когда едешь в Белоруссию, разница чувствуется очень быстро.
О.Пашина
―
То есть там не притесняется какая-то инициатива?
В.Ерофеев
―
Там не притесняется здравый смысл на уровне быта. Там всё равно...
О.Пашина
―
А почему у нас притесняется? Я вот помню, были какие-то новости. Человек где-то там тоже что-то отремонтировал дорогу, что-то там покрасил и его привлекли...
В.Ерофеев
―
Оксан, вы задаете очень серьезные философские вопросы. Дело в том, что у нас здравый смысл ведет к виселице. Мы здесь должны выживать, а, значит, мы должны быть юродивыми, петлять. Еще Аверинцев когда-то, когда я молодым пришел и стал ему рассказывать, какой был ужасный 1937-й год, он так на меня вылупил глаза и сказал «Я этого не понимаю». Я говорю «Ну, Сергей Сергеевич, ну, 1937-й год». Он говорит «Какой 1937-й?» А потом он говорит «Я юродивый». И поэтому писал о Шпенглере, кстати. Вот.А здесь это остается. Или как, вот, Лосев, который никак не мог понять, почему я его спрашиваю о Мейерхольде. Он говорил «Это же враг народа». Я говорю «Ну, Алексей Федорович, ну, это же давно, давно!» А это память сильнее всего, понимаете? То, что его реабилитировали, это не важно. А то, что его осудили, и то, что Зинаиде выкололи глаза, и вообще всё прочее, вот это остается навсегда.
Он мне... Вдруг Лосев повысил голос и говорит «Ее топором зарубили!» И стал меня гнать из дома как провокатора. Потом пришла (НЕРАЗБОРЧИВО), мне говорит «Ну, подождите, - говорит. – Подождите. Не гоните. Это же... Это же пришел человек нового времени». Это был 1985-й год.
О.Пашина
―
Ну, у нас неисправимая страна и неисправимая ситуация. Мы только что говорили про декриминализацию 282-й, и тут же приходит новость: на жителя Саратова завели дело о разжигании ненависти к женщинам. Он создал в социальной сети паблик «Мужское государство». Всё. Вот, уголовное дело.
В.Ерофеев
―
Нет, ну, дело в том, что, конечно... Конечно, на каком-то уровне существует замечательный здравый смысл. И если там придешь в гости, и если тебя каким-то образом встретят и если тебя любят, то, в общем, ситуация... И если с тобой дружат, ситуация здесь совсем неплохая. Не будем совсем уж так опускать руки и говорить, что тут ничего не удалось.Но вот как только мы выходим из комнаты, если это коммуналка, или из квартиры, то там наступает Полярная ночь и там могут тебя съесть сразу. Коммунальная квартира же вышел в коридор, и это ты как на улице. А ты прилетел самолетом в Шарль-де-Голль во Францию, и у тебя ощущение, что ты уже в квартире. То есть прямо разные вещи. Но просто кто-то одомашнивает страну, а кто-то, наоборот, превращает ее...
О.Пашина
―
Но получается, что наши люди умеют жить и по чужим правилам. Потому что достаточно посмотреть, как меняются люди, вылетая из Москвы и высаживаясь из самолета в том же Шарль-де-Голле.
В.Ерофеев
―
А вот не скажите.
О.Пашина
―
Нет?
В.Ерофеев
―
Дело в том, что я...
О.Пашина
―
И обратно тоже меняются.
В.Ерофеев
―
Сколько я? 4 года каждое лето ездил в Вермонт и смотрел. У меня было ощущение, что люди не меняются. Они как, вот, и выехали из страны, так вот и умерли, и уже там ходят совсем тенями. Дети – да, дети уже другие. И, кстати говоря, внуки – третьи. Внуки уже мечтают выучить снова русский язык, а дети ходят... У них такие грудь колесом как у американцев, не впалые такие. Вот.А эти ходят, вот... Вот, уехал в 1974-м, он считает, что страна в 1974-м году. Начинаешь ему говорить про 1976-й, он не понимает.
О.Пашина
―
Время остановилось.
В.Ерофеев
―
Да. Уехал в 1945-м, ушел с фашистами, он считает это. И там поразительная эта... Это какая-то уникальная страна. Это, вот, Вермонт – это Middlebury School, которая... Ну, в общем, что можно сказать? Это одно из лучших заведений, где русский язык учат. Вот там видно, что истории у нас нет – есть только призраки.
О.Пашина
―
Ну а наше время не останавливается и оно полностью совершенно истекло. Я благодарю вас. Всего доброго. Спасибо, до свидания.
В.Ерофеев
―
Не грустите.