Михаил Фишман - Особое мнение - 2018-08-16
16.08.2018
О. Журавлева
―
Добрый вечер. У нас в гостях сегодня со своим особым мнением журналист Михаил Фишман. Здравствуйте, Михаил.
М. Фишман
―
Добрый день.
О. Журавлева
―
День да, у нас или вечер достаточно добрый. Появилась инициатива от министерства просвещения, как оно называется о том, что нужно ужесточить порядок выбора родителей для усыновленных детей. Как вам кажется, хороший ли это знак для России? И о чем вообще это говорит?
М. Фишман
―
Мне кажется, если отвлечься от контекста, то звучит вроде осмысленно. Государство должно думать, кому оно передает детей, у которых нет родителей. Потому что понятно по определению, что дети у государства быть не должны, они должны быть в семьях. И, конечно, государство должно видеть, кому оно их дает. И это какой-то тщательный внимательный процесс отбора. Но дьявол всегда в деталях. Я не знаю, я в этом смысле не эксперт, но я знаю, через что приходится проходить и приходилось проходить все эти годы моим знакомым, чтобы вполне нормальным обывателям, которые уж точно лучше, чем государство позаботится о детях, чтобы получить этого ребенка, эту возможность. То есть это уже очень жесткая процедура, по крайней мере, насколько я понимаю это так. Это первый фактор. Второй фактор – те чудовищные условия, в которых дети содержатся в России в детдомах. О чем мы все время знаем, о чем мы получаем постоянно информацию. И у вас гораздо больше оснований выбирать тщательно родителей, когда вы сами содержите детей этих хорошо. Естественно. Вы этого не делаете как государство. Ну и третье – на фоне собственно известного закона о запрете усыновления для американцев это звучит просто слегка аморально. От этого ощущения не отделаешься. Потому что мы прекрасно помним, как принимался этот закон, мы прекрасно помним, что это была такая ответная санкция. Ударили по Воронежу – по собственным детям. Придравшись, понятно, что несчастные случаи случаются везде, в том числе в Америке. Ну что мы будем сейчас, и так прекрасно помним всю историю. Так вот вы сначала тогда уж отмените этот закон, а потом давайте обсуждать ужесточение для российских семей. Если в этом есть необходимость. По крайней мере, мы тогда может быть сможем обеспечить собственно будущее детей, чтобы они не пострадали при этом. Так мне кажется.
О. Журавлева
―
Хорошо. И я напомню, что можно смотреть Ютуб, можно реагировать в чате и можно присылать свои вопросы +7-985-970-45-45. Еще одна тема, связанная с детьми. Это вчерашний мокрый марш, который прошел в Москве. Самый простой вопрос: как вам кажется, это было полезное или скорее вредное мероприятие?
М. Фишман
―
Мне кажется полезное. Я видел его кусочек, просто не успел на всё. И да, конечно, ливень придал драматизма, и как-то все гораздо выразительнее стало выглядеть. Но, по-моему, это очень успешная акция, ее успех на самом деле и молодцы ее инициаторы, это все очевидно было правильно. Это выяснилось уже еще до того, как, никто же не знал, чем это закончится, будут ли там аресты, там вообще же не было…
О. Журавлева
―
Нет, нет, было очень спокойно.
М. Фишман
―
Все было тихо и спокойно. Наоборот, очень весело было смотреть, как полиция говорила, что ваша цель достигнута, просим вас разойтись. Мероприятие закончилось. Так вроде и не было никакого мероприятия, поскольку оно не было санкционировано. Но, тем не менее. То есть такое небольшое дежавю по поводу митингов 12-го года. Тех, которые не разгонялись, а на самом деле вполне дозволялись, хотя и не были санкционированы. Были такие литературные прогулки, я помню. Еще что-то. То есть и атмосфера, это все было очень правильно. Победа на самом деле была зафиксирована еще до старта. Потому что Следственный комитет обратился…
М.Фишман: Факт обращения СК уже является победой шествия. Это заставило систему двигаться и реагировать
О. Журавлева
―
Следствие обратилось.
М. Фишман
―
Да, с ходатайством об изменении меры пресечения. Для двух этих девушек. И да, известны все соображения о том, что это на самом деле еще ничего не значит, что нужно дождаться.
О. Журавлева
―
Вот в эти минуты ждем.
М. Фишман
―
Но сам факт этого обращения, на мой взгляд, уже является, несмотря ни на что победой того самого шествия, которое было объявлено несколько дней назад, а прошло вчера. И еще до того, как оно прошло. Вне зависимости от того, что сегодня и как решит суд. Это заставило систему двигаться и реагировать. Это очень важно.
О. Журавлева
―
А почему вам кажется, что немногочисленная мирная, частично смешная с плюшевыми игрушками демонстрация, этот марш так пугает систему, что она реагирует. Ну, подумаешь, 300 человек под дождем постояли или 500. Полторы тысячи.
М. Фишман
―
Во-первых, это же заранее неизвестно, сколько человек будут стоять. Это по факту выясняется. Сколько их будет. Во-вторых, тема как выясняется, многих задевает. И этот резонанс. Он виден. Это больше, чем тысяча человек, которая вышла на бульвар. Это «Новое величие» стало политическим сюжетом.
О. Журавлева
―
А почему, как вам кажется, это только ли потому что среди задержанных была одна несовершеннолетняя девушка. Или по какой-то еще причине, почему именно эта история.
М. Фишман
―
Это очень важный момент, потому что это выводит, мы привыкли, что с этой системой можно, что у нее есть некие представления, они отличаются от наших. Но вот крепость России она так стоит и ей надо обороняться, поэтому возникает вот здесь экстремизм, там дела, тут полиция. Везде силовики. И как-то мы живем в этой реальности. Но когда за решеткой по надуманному поводу, не просто надуманному, а лживому и насквозь, по преступному я бы сказал…
О. Журавлева
―
Вы имеете в виду провокацию?
М. Фишман
―
Да, да. Провокацию. То есть нам предъявляют дело, в котором действительно подростки, еще даже практически не подростки роют туннель из Москвы в Токио, чтобы свергнуть товарища Сталина, и это не укладывается в головы. Ты не можешь с этим существовать. Люди нормальные не могут эту информацию переварить спокойным для себя образом. Они приходят в бешенство. И, собственно, те мамы…
О. Журавлева
―
И папы, и дедушки.
М. Фишман
―
И папы, и дедушки, они это собственно транслировали это бешенство, в которое приходит любой нормальный человек, когда он узнает о том, что произошло. А так получилось, что мы все постепенно об этом узнали. Вот за эти несколько месяцев, сколько там, с декабря прошлого года о том, что это такое за дело. Вообще сам факт дел, подобных «Новому величию», о том, что возникает организация подпольная, которая хочет свергнуть Путина, - режим это очень, ну сразу возвращает в памяти картины сталинистские. Исключительно. Сам факт существования таких дел является первым доказательством, что мы живем в диктатуре, а не в нормальной… То ли это третий мир, и какая-то хунта 60-70-х годов в Латинской Америке, где такие заговоры раскрывались постоянно. То ли действительно мы говорим про 20-30-40 годы, потому что в нормальном обществе такого не бывает. Не может несколько человек объединиться, чтобы свергнуть режим, захватить Кремль. Это бред. Это безумие. Это абсурд. Такого не может быть. Таких дел не должно быть. А тут еще мы умножаем это на возраст и так далее.
О. Журавлева
―
Немножко еще про абсурд, о котором вы говорите. Каждый день появляется, может быть каждую неделю история с какими-нибудь то пионерами в одном городе, то пенсионерами в другом. Пенсионерка, которая состояла в каком-то обществе то ли славян, триединой Руси тоже оказывается экстремисткой. И в общем уже на грани терроризма. Тоже против нее заводится дело. Это тоже выглядит довольно дико. И у вас есть объяснение, почему после даже некоторых развалившихся дел и некоторых даже амнистированных шпионов и прочих всяких людей это продолжается? Зачем? Что им еще непонятно в этом абсурдистском их спектакле.
М. Фишман
―
Им – это кому?
О. Журавлева
―
Людям, которые организуют эти дела и устраивают эти…
М. Фишман
―
Мы примерно понимаем, на самом деле по той борьбе, которая сейчас идет и очевидно, что мы наблюдаем борьбу аппаратную и можно сказать даже политическую вокруг этих историй с мемами и картинками Вконтакте. Когда выступает Мейл.ру, Вконтакте. Когда идет разговор о том, что надо поменять существо, действие 282-й статьи, поменять закон может быть об экстремизме. То есть мы видим и на этом фоне происходят новые какие-то аресты, мы понимаем, что есть две фракции. Есть силовики, которые таким образом уже привыкли работать. Поэтому последние дела громкие и возникают. Да о чем мы говорим. У нас, я прошу прощения, аресты и сроки за картинки в Интернете. Это все еще сопровождается доказанными фактами пыток. Пытки электрическим током стали обычным рутинным делом в уголовной системе РФ. Это произошло на наших глазах за последние годы. Два-три-четыре. Зачем? А зачем пытают током людей? У вас есть ответ, есть у нормального человека ответ на этот вопрос.
О. Журавлева
―
У нормального человека нет.
М. Фишман
―
Это как делить на ноль. Такого вопроса не может возникнуть. Тем более вынуждены почему-то искать на них ответы. И, конечно, мы понимаем, что есть, судя по тому, мне трудно поверить, что компания Мейл.ру как-то сама по себе вдруг, понятно, что есть интересы бизнеса, который за этим стоит, интересы Вконтакте, который начинает терять пользователей. Хотя вряд ли там потери пока слишком велики. Но есть фракция внутри, видимо, позволю я себе предположить, которая считает, что мы зашли слишком далеко.
М.Фишман: Не может несколько человек объединиться, чтобы свергнуть режим, захватить Кремль
О. Журавлева
―
Это вас утешает в какой-то степени?
М. Фишман
―
Нет, не очень. Честно говоря. Потому что, что мы вообще обсуждаем.
О. Журавлева
―
Что мало позитива в Интернете. В соцсетях.
М. Фишман
―
Да, это как пресс-секретарь президента Дмитрий Песков сказал, что ну не надо выходить за грань разумного. То есть кто-то на глазок все-таки определяет эту грань разумного. А вот где она пересечена с этой картинкой или с очередным делом как «Новое величие». Или это еще в порядке вещей. Во-первых, эта грань разумного у меня очевидно находится не там, где она находится у Дмитрия Пескова. И кто это решает. Понятно, кто в Кремле сидит, тот и решает. А, наверное, все-таки 282-я статья «hate speech», должны быть какие-то понятные принципы, на которых она работает. Что такое наказание за слова? Что такое наказание за выражение своего мнения, которое гарантировано в России Конституцией. В каких случаях оно возможно и почему. Эти четкие обоснования, нам их предлагают, нет, не переходите за грань разумного. Но эту грань разумного мы пересекли, на мой взгляд, очень давно. Мне так кажется. Меня вот никто не спрашивает, эту грань разумного кто, в Следственном комитете они должны вместе с прокуратурой определять. Меня такое положение дел, конечно, не устраивает. В этом смысле 282-я статья должна быть отменена.
О. Журавлева
―
Хорошо. Еще есть такая тема. Я вспомнила цитату из Владимира Путина, который посетовал, что мало позитива в соцсетях. Все уже посмеялись над тем, что президент не совсем понимает, откуда берется позитив и негатив в соцсетях. Но на самом деле как вам кажется, у нас действительно мрачнеет действительность. И действительно просто даже президенту стало казаться, что мы как-то невесело живем.
М. Фишман
―
Видимо, вырвано из контекста. На самом деле я толком не знаю, про что они там разговаривали в этом молодежном лагере. По крайней мере, на кремлевском сайте не висит расшифровка этой беседы. Еще сегодня утром не висела. Поэтому трудно было сделать выводы. Наверное, репортеры, которые там были из кремлевского пула, как-то это могли наблюдать. В принципе вопрос встречный к Владимиру Путину о том, откуда он вообще черпает свои познания о том, сколько позитива в соцсетях и какие именно соцсети он имеет в виду. Потому что он обычно говорит, что у него времени нет этим заниматься.
О. Журавлева
―
И кстати где его грань позитива.
М. Фишман
―
Где грань позитива. Да. В соцсетях, наверное, не позитив в принципе встречается, я просто не понимаю, про что он говорит. Может он про твиттер Трампа вообще.
О. Журавлева
―
Возможно.
М. Фишман
―
Может там маловато позитива. В последнее время. Хотя с точки зрения Путина как раз там позитива довольно много. Если конкретно про твиттер Трампа говорит. Это просто не твиттером Трампа, к сожалению, как выясняется, американская политика в отношении России не определяется. Но вот в этой соцсети конкретно, в ее сегменте, где Трамп, там с позитивом в отношении России вроде бы всё хорошо. То есть что он вообще имеет в виду. Поэтому да, это довольно забавно слушать.
О. Журавлева
―
А кстати, предсказания, что холодильник победит телевизор и так далее, в связи с последними больше экономическими изменениями, обещанные санкции, обещанные пенсии. Все сразу. Падение рубля. Это вселяет в вас надежду, что общество перестанет терпеть?
М. Фишман
―
То, что что-то меняется сейчас, есть такое ощущение, трудно пока описать, оно не описано. У нас вообще с экспертизой в этом смысле не очень хорошо. Мы можем смотреть только на опросы общественного мнения. Более-менее. Где меняются оценки. Уже на протяжении этого лета, конечно пенсионная реформа сыграла свою роль. Мне кажется, что чемпионат мира по футболу сыграл роль.
О. Журавлева
―
Какую же?
М. Фишман
―
Немножко вывел людей из состояния замерзшего ступора, что то, как мы живем, так всегда должно быть и никак иначе быть не может. Потому что Россия стала частью мира, столицей мира, получился карнавал и праздник действительно замечательный. И люди везде увидели, что можно как-то, весь мир как-то живет нормально, приезжает друг к другу в гости, веселится. Необязательно со всем миром воевать. И это моя гипотеза. Я ей подтверждение в соцопросах пока не видел, но думаю, что эффект такой все-таки есть. Что люди как-то вспомнили, что вообще-то не всегда так было, вообще-то когда-то Россия себя и видела частью этого большого мира, это сейчас вот так. Вдруг открыли форточку, окно, в него забежали веселые люди в сомбреро и не только. И оказалось, что в принципе клёво и здорово. По-моему, такой эффект был. Кроме того, конечно, экономика, конечно, усталость от режима, от, сколько бы Кремль ни объяснял, по каким причинам новое правительство так мало отличается, просто пересели в другие кресла, но в принципе то же самое правительство, но на самом деле оно совершенно новое правительство с новыми задачами. Конечно, эта усталость есть. Конечно, есть ощущение, не может не расти ощущение, что мы где-то застряли. И смотреть на одну и ту же картинку по телевизору столько лет тоже уже сил нет. Вопрос в этой самоцензуре, как она начинает работать, как люди ощущают, могут ли они вообще позволить себе думать что-то другое.
М.Фишман: На наших глазах пытки электрическим током стали обычным делом в уголовной системе РФ
О. Журавлева
―
А не экстремизм ли это?
М. Фишман
―
Вот смотря, с чьей точки зрения. На самом деле вы сейчас справедливо заметили. Потому что ответ на это, естественно, – закрутить гайки. Это запугать. Вот сделаем, посадим еще несколько человек, устроим какие-нибудь аресты, запретим митинги. Это же сработало один раз уже. По крайней мере, в каком-то смысле, глобально не сработало, сработал уже Крым. Тем не менее, эти репрессии, удалось же демонстрации разогнать после 12-го года. С помощью Болотного дела. Это все работает. Страх работает, это все уже выучили хорошо. Этим можно пользоваться. С одной стороны. С другой стороны, конечно, есть ощущение, видимо, и в Кремле тоже, и не только в Кремле, что мы не можем. Неслучайно у нас все-таки выросло в социологических опросах количество тех, кто желает партнерских отношений с Западом. Пусть не дружбы, но хотя бы партнерских. Не войны. Партия, которая за войну, она сейчас теряет. Я имею в виду общественная. В этом смысле. Опять-таки вопрос – благодаря чему. То ли благодаря успешному саммиту в Хельсинки, то ли еще. Тем не менее, вот он тренд. И Кремль тоже в принципе за то, чтобы снижать напряжение. Это все входит одно с другим в клинч. И это мне кажется такое ощущение нервозности и того, что нет сейчас четкого понимания, четкого курса. Хотя ясно, что надо удержать статус-кво и сжав зубы, идти вперед. Оно в том числе проявляется вот, например, в этой истории с внутрифракционной некой войной вокруг того, экстремизма, которую мы сейчас наблюдаем в частности. Есть ощущение неуверенности. И наверху, и внизу.
О. Журавлева
―
Ну а санкции, которые все меньше и меньше по поводу конкретных личностей, все больше и больше по отраслям, секторам и так далее. И обещают прям что-то вообще ослепительное. Это как вам кажется, общество скорее сплотит против Запада или против Кремля.
М. Фишман
―
Опять-таки на основании того, что мы сейчас видим, что в 14-15 году да, действительно какая-то значительная часть общества говорила себе: да, за Крым, я потерплю. Это очевидно было. Сейчас мне кажется не такая ситуация. И Крыма в повестке дня в этом смысле нет. За что сейчас мы, если сжимаем зубы и затягиваем ремни, потому что мы понимаем, что санкции бьют по нам. То есть мы за что-то страдаем. Это что-то, это во имя чего. Этот вопрос, на него сейчас четкого ответа мне кажется, в обществе не просматривается. И его можно дать может быть какой-то новой войной или какой-то новой авантюрой. Новой кампанией. Это теоретически возможно. Но пока этого нет.
О. Журавлева
―
Будем наблюдать – как говорит наш главный редактор. Журналист Михаил Фишман со своим особым мнением. Никуда не уходите, мы скоро вернемся.
М.Фишман: Что такое наказание за выражение своего мнения, которое гарантировано Конституцией?
НОВОСТИ
О. Журавлева
―
И снова с вами «Особое мнение» Михаила Фишмана. Я хотела вас еще вот о чем спросить. Вы были как раз в нашем эфире по следам убийства наших журналистов, съемочной группы в ЦАР. Сейчас уже есть некая первая информация о расследовании группой, которая сейчас пытается найти какие-то следы в ЦАР по поводу этого убийства. У вас как-то изменилось представление о том, что там произошло? Вы следите за этим?
М. Фишман
―
Да, я стараюсь следить за этим. Но никакой своей информации по этому поводу нет. Я просто стараюсь читать то, что по этому поводу пишется. Михаил Ходорковский стал рассказывать про то, как идет…
О. Журавлева
―
Имеется в виду СМИ.
М. Фишман
―
Да. И надо сказать, что из того, что я прочитал, что мне говорили люди, например, на похоронах у Орхана, с которыми мы это обсуждали. Чем дальше – тем меньше это похоже на ограбление.
О. Журавлева
―
Что для вас доказательство, что вас убедило в том, что это не похоже на ограбление.
М. Фишман
―
Я не могу на сто процентов ничего утверждать. Но есть какие-то соображения, я не специалист по Африке, я в таких условиях не работал, но люди, которые в этом больше понимают, говорят, что такого рода убийство ради грабежа это из ряда вон выходящее событие совсем. Что не убивают, да, бывает грабят. Белых людей. Которые еще на специальной машине едут по Африке. Но в принципе это убийство просто из материальных соображений – такого не бывает. Это я цитирую людей, которые в Африке понимают больше. Кроме того, этот ночной маршрут внезапный. Почему этот маршрут, машина, которая проехала до… Так не делают. Так обычно не бывает. И соответственно, чем больше мы про это видим, слышим и читаем, - тем охотнее я готов поверить в то, что это политическое убийство.
О. Журавлева
―
Скорее условно с российской стороны или условно африканской стороны?
М. Фишман
―
Здесь я просто воздержусь, потому что это, правда, не имеет смысла. Я слишком мало знаю, чтобы что-нибудь утверждать. Просто это похоже на засаду. Кто ее организовывал, надо гораздо лучше в том все-таки, что там происходит, чем это понимаю я, чтобы сейчас сказать, что вот – и показывать пальцем.
О. Журавлева
―
Скажите…
М. Фишман
―
Мы по-прежнему ждем, по-прежнему есть вопросы, на которых нет ответов. Что водитель, что этот Мартин загадочный. Мы когда-нибудь все-таки получим ответы на эти вопросы. Я очень надеюсь на это.
О. Журавлева
―
То есть вы считаете, что в принципе это расследование уже собственно смерти должно продолжаться и какие-то ответы можно будет найти.
М. Фишман
―
Да, я очень на это рассчитываю. Очень на это надеюсь. Конечно.
О. Журавлева
―
Да, конечно, хотелось бы надеяться. Хотя многие считают, что это все совершенно будет похоронено в какой-то африканской…
М.Фишман: Люди вспомнили, что когда-то Россия и себя видела частью этого большого мира
М. Фишман
―
На самом деле еще не значит, что не надо этим заниматься. Если никто не будет наказан, это еще не значит, что не будет положительного эффекта от раскрытия этого преступления. Да, на наказание рассчитывать сложно в тех условиях, в которых сейчас мы находимся. И где это все произошло и как. Это понятно. Но это не значит, что не надо раскрывать. Потому что это останется и мы, по крайней мере, будем знать правду. Знать правду, хотя бы есть возможность, что мы будем знать правду. Это само по себе важно
О. Журавлева
―
Хорошо. Есть еще несколько тем, которые у нас вокруг журналистики существуют. Обратили ли вы внимание, возвращаясь к нашим западным товарищам, что в Америке идет довольно активная кампания против президента за свободу слова. 350 СМИ объединяются в борьбе против высказываний президента, оскорблений президента и всяких намеков президента. Чему можно было бы поучиться?
М. Фишман
―
Наверное, в первую очередь, поучиться солидарности. Но у них все-таки для этого другие немножко условия. И хотя Трамп прессу не любит, но положение у прессы в Америке совсем другое, нежели здесь. Поэтому и проще вставать на защиту друг друга. И когда из этих брифинг-румов в Белом доме выгоняют какого-нибудь журналиста CNN, потому что он лично Трампу чем-то не нравится или он не отвечает на вопрос. Не принимает на пресс-конференции вопрос от CNN, или еще от кого-нибудь. То цех встает на его защиту. Включая «Фокс», например, который в принципе в лагере сторонников Трампа. Этому конечно можно было поучиться. Но опять-таки у них другие в этом смысле контекст и почва. Это правда. Тем не менее, я помню флешмоб, кстати, про вот самый закон про усыновление детей на пресс-конференции Путина, когда это было, 4 года назад, да? Примерно.
О. Журавлева
―
По-моему, даже больше
М. Фишман
―
Может быть даже больше. Пять. Когда он был принят, когда один за другим вставали журналисты и задавали Путину один и тот же вопрос. Это очень похоже.
О. Журавлева
―
А у вас сейчас, я вспомню еще один момент объединения. Это история с депутатом Слуцким. И с бойкотом ГД.
М. Фишман
―
Ну что значит объединение. Объединились-то… Где государственные СМИ были в это время, что-то я их там не заметил. В этой истории. Они молчали, по-моему, в тряпочку.
О. Журавлева
―
Ну, тем не менее. Кто-то объединился.
М.Фишман: Есть ощущение, что мы застряли. И смотреть на одну и ту же картинку по телевизору столько лет уже сил нет
М. Фишман
―
Ну просто это вопрос о том, что такое цех. Потому что когда у вас государственные медиа являются продолжением буквальным государственного аппарата и ВГТРК это просто кремлевский департамент, тогда непонятно, с кем ты объединяешься. Ты же не можешь со своим оппонентом, противником, ты же против него выступаешь. А это его просто глашатай. В этом смысле, конечно, это просто другой контекст совсем. В Америке все-таки не так, нет рупора.
О. Журавлева
―
Скажите, какой бы вопрос, по-вашему, сейчас стоило бы задавать на какой-нибудь гипотетической пресс-конференции Путина. Вот также последовательно от каждого журналиста.
М. Фишман
―
Вы знаете, это вопрос мне кажется не конкретного вопроса. На самом деле Владимир Путин часто лукавит, его часто можно поймать на слове. Он никогда не дает, не вступает в разговор. Он отвечает на заранее заготовленный им же самим обычно вопрос. Не им самим – значит его аппаратом. Так устроен с его точки зрения диалог с обществом. Это никогда не диалог. Это всегда монолог. Соответственно задача монолог превратить в диалог. Западные корреспонденты, был австрийский корреспондент не так давно, потом американец после Хельсинки тоже его допрашивал. И то на самом деле Путин уже научился с этим работать. Он обычно мягко смотрит на своего оппонента. На журналиста. И говорит: «Вы послушайте, пожалуйста, меня до конца и вы получите полный ответ на свой вопрос». И дальше говорит все то, что он собирался говорить с самого начала примерно на 15 минут. Таким образом, уничтожает этот диалог. Но все-таки это движение с их точки зрения. Нам такой возможности не дают. Нельзя задать Путину несогласованный вопрос, к которому бы он не был заранее готов. Вот за это в принципе цех как-то должен бороться. Но, а как? Это уже другой вопрос. Дело не в конкретном вопросе, дело в формате.
О. Журавлева
―
Хорошо, про формат я поняла. А вот конкретная тема, которая как вам кажется, сейчас самая главная. Самый главный ответ, который бы стоило получить от Путина. Неважно, про что. Про Трампа, про санкции, про Сирию, про пенсии, про письмо Белоусова, про все что угодно. Есть такая тема?
М. Фишман
―
Мне много что любопытно, но я не уверен, что…
О. Журавлева
―
Не любопытно, а жизненно важно.
М. Фишман
―
Жизненно важный вопрос, на который Путин может дать мне ответ…
О. Журавлева
―
Необязательно может дать.
М. Фишман
―
Я, честно говоря… В принципе мне интересно, конечно, куда он вообще ведет страну. И что это за будущее, которое он нам рисует. Как он нам его может описать. Вот Россия повернула. Ну, это даже не вопрос, это скорее риторика уже.
О. Журавлева
―
Суд в Москве перевел Анну Павликову под домашний арест.
М. Фишман
―
Ну, слава богу. Поздравляем. И её и нас всех. Редкие новости, редкие хорошие новости случаются.
О. Журавлева
―
Это прямо хорошая новость.
М. Фишман
―
Конечно, хорошая новость. Это замечательно.
О. Журавлева
―
Ждём решения по Марии Дубовик. Наверное, сейчас будет это решение приниматься.
М. Фишман
―
И не будем забывать, что там еще есть фигуранты, которые сидят.
М.Фишман: Путин никогда не вступает в разговор. Он отвечает на заранее заготовленный им самим вопрос
О. Журавлева
―
Девять человек, насколько я понимаю. По этому делу проходят.
М. Фишман
―
Делу, которое абсурдно и незаконно с самого начала. Что важно. То есть мы на самом деле радуемся тому, что система сжалилась и выплюнула одного из фигурантов. Ну, выплюнула это еще условно, потому что это пока домашний арест. А дальше еще дело-то впереди. И процесс впереди, что там будет, мы еще посмотрим. Но за это мы типа должны быть признательны как бы, что пожевали, но выплюнули. Могли бы, а мог бы и полоснуть – как в том анекдоте.
О. Журавлева
―
А кому на самом деле надо быть признательным за такую реакцию?
М. Фишман
―
Мне кажется во многом тем, кто организовывал митинг, шествие вчера. Родителям, всем тем, Медиазоне, которая следила за этим делом с самого начала. И о нем стала рассказывать.
О. Журавлева
―
Журналисты и граждане.
М. Фишман
―
Да. Ну а как еще.
О. Журавлева
―
Кого еще журналистам и гражданам можно попробовать спасти, как вам кажется.
М. Фишман
―
Да много кого можно спасать. Сколько у нас неправосудно людей сидит в тюрьме.
О. Журавлева
―
Сенцова можно спасти?
М. Фишман
―
Я так понимаю, что идет этот процесс как-то, мировые лидеры уже давно участвуют…
О. Журавлева
―
Но толку пока нет.
М. Фишман
―
Проблема не в этом, а в том, что нам не дают менять эту систему. Можно спасти какого-то конкретного человека иногда везёт, но нельзя поменять правила игры. Вот на это существует жесткое «нет». И с этим пока ничего ни у кого не получается сделать и за этим как раз следят очень внимательно.
О. Журавлева
―
Спасибо большое. Мы тоже будем внимательно за этим следить. Это Михаил Фишман, журналист со своим особым мнением. Меня зовут Ольга Журавлёва. Всего доброго.