Дмитрий Некрасов - Особое мнение - 2018-04-16
Т. Фельгенгауэр
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Я рада приветствовать в этой студии Дмитрия Некрасова, политика, экономиста. Здравствуйте.
Д. Некрасов
―
Здравствуйте.
Т. Фельгенгауэр
―
Сейчас Следственный комитет проводит проверку после смерти журналиста Максима Бородина. Он в Екатеринбурге в больнице буквально вчера умер. За несколько дней до того, выпал из окна при невыясненных обстоятельствах. То есть непонятно, то ли самоубийство, то ли убийство. Сейчас, после того как началась такая буча, следователи говорят, что будут все проверять. Собственно, как вы считаете, насколько любое ЧП, связанное с журналистом должно быть в центре общественного внимания. И насколько здесь мешает кризис доверия к правоохранительным и следственным органам.
Д.Некрасов: Журналисты – это один из механизмов контроля над властью
Д. Некрасов
―
Конечно, должен быть в центре внимания, все-таки профессия, связанная не просто с каким-то повышенным риском, а просто этот риск находится в зоне этих общественных интересов. То есть, грубо говоря, журналисты – это один из механизмов контроля над властью. Поэтому понятно, что, грубо говоря, не только над властью, другими институтами общественными и понятно, что любые способы, любое давление на журналистов, покушение на журналистов, убийство журналистов – это всегда демонстрирует некое нездоровье общества и опасно для сохранения каких-то демократических институтов. Что касается кризиса доверия, да, у нас во всем, он у нас всему мешает. Отсутствие доверия между властью и обществом – большая проблема во многих вопросах, в том числе и в этом.
Т. Фельгенгауэр
―
Но как бы здесь не получилась ситуация, при которой Следственный комитет сможет провести тщательное честное расследование, но ему все равно не поверят, просто потому что никогда не верят.
Д. Некрасов
―
И такое может случиться. Но для того чтобы вам верили, когда вы не врете, - нужно не врать, когда вы врете. То есть когда несколько раз соврали, действительно это как «волки, волки» - может привести к тому, что не поверят и тогда, когда не врешь.
Т. Фельгенгауэр
―
Насколько как вы считаете в регионах сложнее со свободой слова?
Д. Некрасов
―
Сложнее.
Т. Фельгенгауэр
―
Чем дальше от Москвы.
Д. Некрасов
―
Мне кажется, это не столько расстоянием измеряется, сколько размером региона. То есть чем меньше в регионе людей, тем плотнее связи, тем больше всех знают, тем больше каждое СМИ, каждый конкретный человек если не он сам, то его родственники, знакомые, любые люди вокруг него от местных властей. Поэтому понятно, что чем меньше регион, я имею в виду по населению, тем сложнее быть независимыми журналистами. Насколько я могу судить.
Т. Фельгенгауэр
―
Давайте про наверное отчасти свободы слова. Telegram сегодня начали блокировать массово. У вас VPN или прокси?
Д. Некрасов
―
Прокси.
Т. Фельгенгауэр
―
Давно?
Д. Некрасов
―
Недавно, я не специалист, мы просто в массовом порядке вместе с Димой Гудковым и всей нашей командой подготовились к переходу через соответствующие действия.
Т. Фельгенгауэр
―
У вас есть объяснение для самого себя, зачем устраивать этот весь цирк ужасный вокруг Telegram. Притом, что обойти эту блокировку довольно просто.
Д. Некрасов
―
Здесь несколько самых разных логик. Если говорить про власти. Во-первых, обойти все, что угодно просто, но с другой стороны каждый такой запрет уменьшает количество пользователей того, что запрещают. Понятно, что это, скорее всего, подорвет как минимум рост числа людей, которые себе это устанавливают. Потому что большинство не готово, во-первых, и не профессиональны, а, во-вторых, не готовы тратить кучу своего времени на то, чтобы скачивать как-то по левому и так далее. Это все очень сложно. Это массово, скажем так, для Telegram как бизнеса, если его рассматривать именно как бизнес, а не как инструмент политической борьбы или что-то в этом роде, это будет очень существенно. Очень чувствительно. И на самом деле другие мессенджеры потом три раза подумают, стоит ли ссориться с нашими властями или не стоит с точки зрения сохранения своего бизнеса. Понятно, что те люди, которые хотят условные террористы или просто политические активисты, которые опасаются контроля…
Т. Фельгенгауэр
―
Хорошо вы так сравниваете. Террорист или политические активисты.
Д. Некрасов
―
Они же объясняют это именно этим. Я имею в виду власти. Всегда найдут способы обойти подобные блокировки. И то, против кого это говорится – эти люди всегда найдут способ закрытым от властей образом обмениваться информацией.
Д.Некрасов: Касается кризиса доверия, да, у нас во всем, он у нас всему мешает
Т. Фельгенгауэр
―
Поэтому я и спрашиваю: зачем тогда это все делать.
Д. Некрасов
―
Ну, еще раз, во-первых, в стране не один Telegram, а есть куча разных других мессенджеров и не только мессенджеров. Различных структур, которые в Интернете в России делают бизнес. И, грубо говоря, кто там у нас этим занимается, выстраивают определенную политику, что если с ними не контактируют, то они подобные вещи наказывают. Это первая история. Вторая история. Например, они же изучают опыт международный, опыт того же допустим, Ирана. Где Telegram гораздо более распространен, чем в России. Гораздо шире. То есть они видели динамику, что количество людей, пользующихся Telegram в России, стремительно росло. Соответственно они понимали, что постепенно можем прийти к той ситуации, как было, допустим, в Иране, где на меньшую страну по размеру чуть ни 40 миллионов или 25 миллионов, какое-то дикое количество пользователей. И где это уже очень большой бизнес и его закрытие приводит к массовым протестам просто в силу того, что куча народу лишаются работы. Потому что через Telegram и электронная коммерция идет в огромном количестве и многие СМИ по сути в Telegram. То есть это гораздо больше, чем у нас занимается. У нас это в первую очередь мессенджер, а у них еще много чего. И понятно, что, видя, к чему это приводит и куда развивается, хотели сейчас упредить какой-то рост, условно говоря…
Т. Фельгенгауэр
―
Свободы.
Д. Некрасов
―
…пользователей. То есть это такая сложная история, то есть и Китай там похожая история есть, когда государство вводит различные блокировки, да, всегда находятся способы любую блокировку обойти. Тем не менее, каждая такая блокировка уменьшает количество пользователей тех ресурсов, которые блокируются. То есть это не цирк, это понятная стратегия, которая имеет свою логику. Все понимают, что завтра ядро, условно говоря, протеста политического или какие-то люди, за которыми охотится ФСБ все равно обойдут любые блокировки, тем не менее, возможности соответствующего мессенджера развиваться, особенно как бизнес внутри страны – они ограничат. А всем остальным пошлют недвусмысленный сигнал, что, ребята, давайте сотрудничать, иначе у вас будут такие же проблемы с бизнесом. Так я совершенно не рассматривал бы эти действия как безумные. Они совершенно, то есть мне не нравится эта логика, не нравится, что они так делают, но я понимаю, почему они так делают и что лежит в основе подобных действий.
Т. Фельгенгауэр
―
Но единственное, что я бы с сами поспорила по поводу тог, что нужно потратить много часов и нервов, чтобы установить VPN и прокси. Это делается в один колик.
Д. Некрасов
―
Я понимаю, но для, условно говоря, вы же понимаете, что сейчас, когда аудитория Telegram была больше 10 миллионов человек, у него приходят люди, максимально некомпетентные в компьютерных технологиях. То есть условно бабушки, которые ради того чтобы сходить во «ВкусВилл», где через Telegram я не знаю, как это точно работает, но, условно говоря, там можно что-то заказывать, не заказывать. Они устанавливают себе Telegram ради этого. Для них, условно говоря, и так Telegram установить было сложно, это была нелинейная для них, непростая задача. А когда для этого помимо того, что просто один раз кликнуть, надо еще 4 раза кликнуть - это уже создает сильные проблемы. Это на самом деле отсечет количество, вот, допустим, в том же Иране, когда они запрещали Telegram, там очень интересные были цифры. Я сейчас точно не вспомню, но суть такая. Что падала аудитория у всех каналов и политических, и развлекательных, но, условно говоря, у развлекательных она падала и фактически не восстанавливалась. То есть люди ради развлекательных каналов не заморачивались всем этим, а у политических падала, потом восстанавливалась, но не до конца, а, условно говоря, все равно оставалась на уровне на 20-25% ниже, чем была. Сейчас точную цифру могу не сказать. То есть это эффективно. Это в любом случае эффективно, даже в политических каналах многие не возвращаются после таких блокировок. Да, конечно, кто-то придет, но значительную часть они таким образом отсекают. И Telegram как бизнесу и лично Павлу Дурову тем самым наносят достаточно серьезный экономический ущерб.
Т. Фельгенгауэр
―
Но зато репутацию Павел Дуров на международной арене сохранил.
Д. Некрасов
―
Безусловно.
Т. Фельгенгауэр
―
И его бизнес может спокойно себе процветать в других странах.
Д. Некрасов
―
Может. Для него все равно российский рынок один из крупнейших. Это ощутимо все равно. Он в крупные развитые страны не очень зашел, потому что там везде фейсбук и прочие, то есть там уже был занят рынок. По сути Telegram развивался в развивающихся странах, и российский рынок для него достаточно крупный. По-моему, 10 или 15% от общего объема.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну если что, уточним цифры у Александра Плющева, его экспертов программы «Точка». Мы транслируемся в Ютубе на основном канале «Эхо Москвы» и также +7-985-970-45-45 – тот номер, по которому вы можете отправлять свои вопросы. Мэр Москвы Сергей Собянин внес в городскую думу законопроект, который корректирует избирательный кодекс города. В частности предлагает продлить время голосования до 22.00. Ну чтобы успели дачники вернуться. Все проголосовали и прочее. И еще хочет увеличить количество доверенных лиц со 100 до 500. Как вы думаете, зачем это все Сергею Собянину?
Д.Некрасов: Отсутствие доверия между властью и обществом – большая проблема во многих вопросах
Д. Некрасов
―
Ну продление голосования увеличивает количество проголосовавших. Что увеличивает легитимность власти. Поскольку Собянин предполагает, что выиграет он, то для него явка важна. Соответственно думаю, что основная логика, я не знаю, на что влияет количество доверенных лиц, это, видимо, просто подписать корочку доверенного лица Собянину ничего не стоит, а некоторым людям это важно и просто такая бесплатная бумажка, которую можно будет раздать большему количеству людей. Я так подозреваю, хотя не знаю логики. А продление в принципе я считаю, что это разумная мера. Чем больше людей проголосует, на мой взгляд, тем лучше. Высокая явка это хорошо. Если мы сейчас, мы – я имею в виду оппозиция, не можем при этой высокой явке собирать голоса, это наша проблема, нам нужно лучше работать. А так в целом, чем больше людей придет, тем более демократичные выборы и я только за в этом плане.
Т. Фельгенгауэр
―
То есть вы здесь не видите никаких подвохов.
Д. Некрасов
―
Ну что значит подвохов. Наверное, Собянин если что-то делает, он что-то посчитал. И, наверное, может быть, я так гипотетически предполагаю, что он посчитал, что ему сейчас в сентябре от этого будет лучше. Именно ему. В большей степени, чем всем остальным. Но долгосрочно данная мера, условно говоря, обеспечивает большее количество проголосовавших, что, на мой взгляд, хорошо. То есть я сторонник того, чтобы голосовало больше народу.
Т. Фельгенгауэр
―
Хорошо. Тогда давайте про вас, про оппозицию. Тут не очень понятно, как будут выступать оппозиционные силы на выборах мэра предстоящих. Потому что о своей готовности участвовать в выборах уже заявили Дмитрий Гудков, Илья Яшин. Сергей Митрохин, насколько я понимаю. «Яблоко» точно как-то будет тоже бороться за этот пост. Ну и все чаще звучит это волшебное слово – праймериз. Как вы считаете, что лучше: договариваться или пусть цветут все цветы, пусть все выдвигаются. И еще бы всех зарегистрировали. Отлично было бы. Но это уже детали.
Д. Некрасов
―
Во-первых, лучше для кого.
Т. Фельгенгауэр
―
Для избирателей. Вы можете временно говорить как избиратель. А не как участник оппозиции. Нет, хорошо, говорите как участник оппозиции.
Д. Некрасов
―
Да, потому что для избирателя тут однозначно, во-первых, избиратели очень разные. Есть избиратели «Единой России», это тоже избиратель.
Т. Фельгенгауэр
―
Безусловно, мы не лишаем их прав.
Д. Некрасов
―
Я считаю, то есть с моей точки зрения, допустим, Диме Гудкову вообще особого смысла идти на праймериз я не вижу. Он уже давно заявил больше года назад о том, что он пойдет на выборы мэра. Он больше года вел эту работу, провел успешную кампанию муниципальных депутатов. У нас есть больше всего, если не брать в расчет Собянина, у нас больше всего потенциальных подписей этих муниципальных депутатов для прохождения фильтра. Их не хватает, но у нас их больше, чем у кого-либо еще. Когда осенью Навальный ругался по поводу того, что Собчак пошла на выборы президента, он именно ровно эти аргументы говорил по поводу того, почему ей не надо идти на выборы. Потому что он говорил, что я уже год работаю, у меня штабы по всей стране, проведена большая работа, много чего сделано, а вы непонятно откуда пришли.
Т. Фельгенгауэр
―
Но с другой стороны согласитесь, что то же самое происходит сейчас. Потому что когда Яшин сказал, что я выдвигаюсь, ему все: ты что, Илья, ты же в интервью даже говорил… А когда Собчак всем говорила, что нет, нет, я не буду выдвигаться и вечером выходит сообщение, что она будет – это нормально. Что за двойные стандарты везде.
Д.Некрасов: Каждый запрет уменьшает количество пользователей того, что запрещают
Д. Некрасов
―
Двойные стандарты тут у всех. У Навального тоже двойные стандарты. Яшин это нога, чья нужно нога. Давайте так, поскольку мы вместе работаем с Димой, я считаю, что с точки зрения Димы это было бы не самым логичным решением идти на праймериз, но это, во-первых, просто потому что у нас есть команда, штаб, мы провели большую работу. Но даже давайте дальше просто исходить из логики всей оппозиции. Допустим, отбросим интересы чисто Димины. Вот у нас есть такая история как фильтр. Крайне не демократичная, плохая история. Фильтр давайте будем честны, никто без согласия мэрии не пройдет. То есть все равно допустят до выборов только тех, кого допустит мэрия. Это просто правда. Нам эта правда не нравится, но она такова. И у меня есть некоторые предположения, что мэрия далеко не всех с одинаковой готовностью зарегистрирует. Наверняка от «Яблока» кого-то зарегистрируют, это бог с ним, можно оставить за скобками, потому что история кампании Навального показывает, что если все объединяются вокруг одного кандидата оппозиционного и идет «Яблоко», то «Яблоко» не играет никакой роли на самом деле. Но допустим, я не уверен, что мэрия с одинаковой вероятностью зарегистрирует Яшина и Гудкова. Мне почему-то кажется, что Гудкова мэрия зарегистрирует с большей вероятностью. Хотя, скорее всего, не зарегистрирует ни того, ни другого. Но в этих условиях зачем проводить праймериз до какой-либо регистрации. Если, допустим, пройдут праймериз, их выиграет, допустим, Яшин. Я гипотетически говорю, а мэрия бы, допустим, Гудкова могла зарегистрировать, а Яшина не захочет ни при каких обстоятельствах. То просто нет никакого кандидата. Я тогда считаю, что если проводить какие-то праймериз, то давайте их проводить после того, как произошла регистрация кандидатов. Если вдруг случится такое чудо, что зарегистрируют, условно говоря, и Гудкова и Яшина, во что я верю с трудом, но гипотетически может произойти. Ну вот тогда давайте проводить праймериз. Чего их проводить сейчас, когда вообще наиболее вероятный сценарий, что не зарегистрируют ни того, ни другого, я бы на этот сценарий процентов 70, если не больше заложил. Зачем лишний раз ругаться, устраивать какую-то борьбу. Мне совершенно непонятно, зачем. Даже пошли дальше. Я сейчас пытаюсь рационально осмысливать, допустим, мы исходим из интересов всей, условно либеральной оппозиции. То есть проводить праймериз до регистрации странно – мы снижаем шансы, что хоть кого-то зарегистрируют. Но даже если всех зарегистрировали, то дальше мы на что играем. На второй тур? Гипотетически всегда, по крайней мере, Навальный провозглашал второй тур. Так вот, математика свидетельствует о том, что вероятность второго тура возрастет, чем больше кандидатов. Даже в этом случае не очевидно, что надо проводить праймериз. То есть я понимаю и другую логику, что наверное, если кандидат будет единый, то будет проще мобилизовать сторонников и история про то, что оппозиция, которая много раз ни о чем не договаривалась, вдруг смогла договориться, - она будет сильным инструментом. Но тут, по крайней мере, есть два соображения. Об этом можно говорить. Я допускаю, что если вдруг их обоих зарегистрируют, тогда может быть и стоит провести праймериз. Хотя для этого надо будет договориться, что всегда непросто.
Д.Некрасов: Люди всегда найдут способ закрытым от властей образом обмениваться информацией
Т. Фельгенгауэр
―
Как насчет каких-нибудь бесконечных внутренних переговоров, давайте вы в этом регионе, а мы в этом. Здесь мы все будем за «Парнас», а тут за Гудкова. Это насколько может сработать? Или опять проблема в том, что невозможно договориться.
Д. Некрасов
―
Если мы говорим широко по стране, у нас есть три партии. Это «Яблоко», «Гражданская инициатива» и «Парнас», которые имеют право выдвигать своих кандидатов по выборам, допустим, в региональные собрания. Я думаю, что вероятность того, что мы сможем договориться о разведении тех регионов, где кто участвует, например «Парнас» заявлял, что не собирается участвовать в Ярославле. Потому что там мандат Немцова, который у них традиционно есть. Я думаю, что вероятность этого достаточно высокая. То есть я почти убежден, что мы договоримся с «Парнасом», с высокой степенью думаю, что мы даже с «Яблоком» договоримся. Потому что действительно регионов много, у каждой партии ресурсов на то, чтобы, условно говоря, в одиночку по-серьезному, не ради того, чтобы везде заявиться, воткнуть флаг, а именно по-серьезному на победу. Под победой мы подразумеваем прохождение 5% барьера. Участвовать во всех регионах. Ну нет таких ресурсов. Поэтому тут я, честно говоря, оцениваю вероятность договориться достаточно высоко. Что касается выборов мэров Москвы, здесь все выглядит таким образом, что все решают какие угодно задачи, но не задачи борьбы с режимом. То есть условно в «Яблоке» есть своя проблема внутрипартийная, Кац, Митрохин и так далее. Борьба идет. Навальный – выглядит так, что его главная в том, чтобы никто не повторил его успех. И это предопределяет многие его действия. Соответственно мы уже больше года занимается тоже этими выборами, нам сейчас сниматься с них было бы тоже довольно странно. Если только не рассматривать ситуацию, что нас мэрия не пустит. Поэтому по выборам мэра Москвы, я если честно оцениваю вероятность того, что мы договоримся между всеми участниками процесса достаточно низко. Объективно смотря на вещи. Потому что интересы тут сильно расходятся.
Т. Фельгенгауэр
―
И мало кто при этом ведет себя как настоящий политик.
Д. Некрасов
―
А как должен себя вести настоящий политик.
Т. Фельгенгауэр
―
В детской песочнице все.
Д. Некрасов
―
Совершенно с вами согласен.
Т. Фельгенгауэр
―
Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок.
Д. Некрасов
―
В том и дело, что если бы оппозиция преследовала цели типа настоящей борьбы с режимом, самым логичным было бы объединяться вокруг того кандидата, который в настоящий момент провел наибольшую работу и объективно собрал больше всех муниципальных депутатов, у кого реально есть штаб, ресурсы и так далее. Это было бы более рационально. Но задачи у всех несколько разные. К сожалению моему. Поэтому по мэру Москвы я не знаю, получится ли что-то хорошее.
Т. Фельгенгауэр
―
Да все равно Собянин выиграет.
Д. Некрасов
―
Скорее всего, конечно. Хотя все настолько непредсказуемо, реально, конечно, скорее всего, выиграет Собянин. Если говорить серьезно, понятно, это так.
Д.Некрасов: Продление голосования увеличивает количество проголосовавших. Увеличивает легитимность власти
Т. Фельгенгауэр
―
Сегодня были цифры от Левада-центра, которые касались как раз вероятности массовых политических протестов. Мы же в Подмосковье видели много всего. Там было связано конкретно с проблемами, с которыми столкнулся каждый житель. Здесь допуски или недопуски на выборы, то есть Левада-центр говорил, что три четверти россиян вообще никак не думают, что возможны массовые протесты. За политические права люди выйдут?
Д. Некрасов
―
Я думаю, что в массе своей, скорее всего, нет. Сейчас ситуация, во-первых, слишком сильно внешняя повестка довлеет. У нас настолько государственная пропаганда работает на связку, условно говоря, что если ты против Путина, то ты внешний враг. Это очень сильно деморализует любые политические протесты. А, во-вторых, люди действительно, у них нет связи между тем, что свалки это тоже, потому что плохая власть. То есть свалка, понятная история, давайте против свалки протестовать. И против свалки пойдет много народу, это понятная задача. А, грубо говоря, какие-то политические требования люди просто не связывают в своей голове. Поэтому я бы оценивал, то есть массовых каких-то политических протестов я бы сейчас не ждал. Но это не значит, что в отдельных ситуациях не может быть какой-то серьезной эскалации с теми же самым свалками. Которая в определенной ситуации может привести, в том числе к политическим решениям. Можно отправить в отставку губернатора какой-нибудь области или еще что-то такое.
Т. Фельгенгауэр
―
Потом он станет спикером…
Д. Некрасов
―
Это понятно. Это как бы второй вопрос. Просто я к тому, что в принципе протесты могут решать в том числе и политические задачи, но таким непредсказуемым образом. И скорее по поводу каких-то локальных проблем, то есть как была либо трагедия, тут реальная проблема со свалками. И вот когда это реальная проблема и власти понятно, что проблема реальная. И народ протестует более активно.
Т. Фельгенгауэр
―
То есть выборы не укладываются в эту картину.
Д. Некрасов
―
К сожалению, для большинства населения не укладываются. Для кого-то укладываются, но их в настоящий момент меньшинство.
Т. Фельгенгауэр – 5
―
го мая пойдете на акцию?
Д. Некрасов
―
Если буду в России, просто, скорее всего, я буду не в России в этот момент. Но если буду – обязательно буду. И мы вообще пойдем, наша команда.
Т. Фельгенгауэр
―
Мы вернемся к вам буквально через пять минут. Никуда не уходите.НОВОСТИ
Т. Фельгенгауэр
―
Мы продолжаем. Давайте по поводу санкций поговорим уже введенных и ожидаемых. Потому что все никак не остановится горшочек, все варит и варит. Как вы считаете, насколько это все серьезно для российской экономики?
Д. Некрасов
―
На этот вопрос есть два ответа.
Т. Фельгенгауэр
―
Я поясню. Когда был опубликован весь этот список, и не только акции «Русала» полетели вниз, очень многие, что нам-то что, господи, у Дерипаски будут какие-то проблемы. У Вексельберга. Но мы тут причем. Нас это не коснется. Среднестатистического россиянина. Объясните, пожалуйста, что это не так. Что коснется всех.
Д. Некрасов
―
Вопрос о санкциях, неважно об этой волне или предыдущих волнах, есть два измерения во времени. То есть если мы говорим про некую срочную историю, то конечно санкции подрывают возможности для развития страны. Причем в самых разных вопросах. То есть, начиная от того, что мы не интегрируемся в международной цепочке создания добавленной стоимости, то есть современный мир, условно айфон собирается в десятках стран. То есть отдельные детали их везут из одной страны в другую. Высокотехнологичные любые производства не могут существовать в одной стране чисто… Поэтому понятно, что когда в России видно, что вообще на Россию наложены санкции и любая компания может вдруг оказаться в их числе – никто ни в какие сложные цепочки создания стоимости нас интегрировать не будет. Никакие западные деньги, нам не деньги нужны, денег у нас своих залейся, а именно технологии и компетенции в прямых иностранных инвестициях. Технологии даже в управлении, и физические. Все эти технологии к нам приходить не будут. Соответственно ничего сложного высокотехнологичного в условиях санкций развиваться не будет. Однако, у нас 70% экспорта углеводороды. Мы просто продаем нефть и покупаем все остальное. Если примитивно говорить. Это простая примитивная модель, которую Алексашенко называл табуреточной экономикой. Что как в стенку ни кидай, все равно на ноги упадет. Она настолько стабильна, что ей эти санкции фактически не то чтобы совсем незаметны, по крайней мере, они никак не влияют на ее устойчивость. Глобально. У нас сейчас размер золотовалютных резервов всего лишь на 8% меньше, чем был в момент аннексии Крыма. Так просто к слову. То есть все мы можем говорить про исчерпание любых национальных фондов, но по сути это просто бухгалтерские проводки. То есть настоящие деньги, которые контролирует правительство – деньги ЦБ. Международные резервы ЦБ. Так вот эти международные резервы за 4 года фактически не изменились. И в этом плане я таких примеров, что у нас предельно стабильно могу привести очень много. В этом плане никаких в одно-двухлетней перспективе катастрофических историй не произойдет. Курс рубля, конечно, вряд ли он вернется на те уровни, на которых был, скорее всего, останется на текущих или может быть еще подопустится. Но все-таки по-серьезному курс рубля определяется ценой на нефть. Цена на нефть сейчас 70, когда цена на нефть 70 – положительное сальдо торгового баланса РФ составляет почти 15 млрд. долларов в месяц. То есть мы в месяц на 15 млрд. долларов продаем больше, чем покупаем за границей.
Т. Фельгенгауэр
―
Хочется спросить: где деньги.
Д. Некрасов
―
Эти деньги в том числе частью уходят, то есть которые могли бы оставаться в экономике, на самом деле не было бы санкций, у нас был бы курс сейчас не 60, а условно говоря, 40. И было бы больше импорта…
Т. Фельгенгауэр
―
Я не против.
Д.Некрасов: Двойные стандарты у всех. У Навального тоже двойные стандарты. Яшин это нога, чья нужно нога
Д. Некрасов
―
Я тоже, это было бы замечательно. Это бы для жизни простых людей было бы замечательно. И понятно, что часть тех денег, которые в другом случае приходили бы нам в виде машин, даже просто автомобилей и микроволновок, например, - сейчас эти деньги просто уходят их страны, в том числе бизнес оценивает риски и эти деньги вывозит. Но разница при текущих ценах на нефть между тем, сколько мы денег получаем от продажи своих товаров и тех, насколько мы покупаем этих товаров – столь велика, что каких-то катастрофических движений курса сейчас просто ожидать очень сложно. Понятно, сейчас по санкции попасть могут новые выпуски российского долга. Это приведет к тому, что международные финансовые институты будут входить из российского долга. В силу того, что они в этом долге сидят на достаточно приличные суммы, это десятки, если не сотни миллиардов долларов по совокупности. То понятно, что движение этих денег может в течение одного-двух лет влиять на валютный рынок и оказывать на него дополнительное давление. Но у нас вообще-то госдолг, если брать в совокупности с долгом компаний за те 4 года, за которые резервы почти не изменились, сократился больше на 200 млрд. По-серьезному. И в целом мы постепенно отдаем тем самым положительное сальдо торгового баланса. И в целом при текущих ценах на нефть в 70 долларов за баррель я не вижу никаких причин для любых катастрофических последствий. То есть у них огромные резервы, они будут спокойно все это удерживать. Спокойно существовать в этом, развития не будет, но застой будет очень стабилен. То есть очень стабильный застой с нулевым приростом реальных располагаемых доходов населения. Фактически нулевым приростом ВВП. С минимальными инвестициями. Но, тем не менее, без каких-то катастрофических движений курса, без задержанных зарплат, без какого-то тотального сокращения на рынках.
Т. Фельгенгауэр
―
Но погодите. Тогда я не понимаю, почему у нас цены потихонечку, полегонечку, но все равно увеличиваются. Даже если мы посмотрим на стоимость билета в метро. Цены растут. Зарплаты – нет.
Д. Некрасов
―
Во-первых, если мы будем брать статистику, допустим, последнего года, это не так. То есть у нас по последнему году реальные зарплаты выросли. Больше, чем цены. И в ценах, если мы берем среднюю температуру по больнице, я понимаю, что разные категории населения по-разному ощущают инфляцию. Но средняя температура по больнице, у нас сейчас инфляция – 2,2%. Это не шутка. Давайте приведу пример. У нас рублевые цены на допустим, квартиры в Москве сократились за последние несколько лет почти на 30%. Так вот вам. И аналогично они сократились, допустим, на аренду каких-нибудь торговых площадей. В которые тоже закладывается аренда в цену товаров. Это тоже цены. То есть очень многие вещи сейчас, какая-нибудь загородная недвижимость стоит в несколько раз дешевле, чем она стоила какое-то время назад. И вы понимаете, человек квартиру покупает очень редко, в отличие от билета на метро, но в его затратах это очень большая составляющая. Поэтому если мы серьезно смотрим, то есть это не есть подтасовка статистики. Действительно статистика показывает, в разные периоды разные группы населения по-разному ощущают инфляцию. Но глобально инфляция у нас действительно замедлилась до предельно низких уровней. И я думаю, будет сохраняться еще достаточно долго. Это кстати, не только хорошо, но и плохо. Потому что низкая инфляция в частности свидетельствует о низком спросе и всем остальном. Но последний год, если мы говорим про зарплаты, зарплаты росли быстрее, чем инфляция. Хотя если взять 4 года, то реальные зарплаты снизились за 4 года. Но за последний выросли. Реально располагаемые доходы за 4 года снизились на 15% примерно и за последний тоже снижались, потому что доходы допустим, от зарплаты и социальных пособий росли, в реальном выражении я имею в виду, с поправкой на инфляцию, а доходы от предпринимательской деятельности и от собственности продолжали снижаться. То есть люди, которые сдавали те же квартиры в аренду или от вкладов в банках получали свои доходы, и так далее, их доходы от их собственности продолжали сокращаться. Но зарплаты при этом росли. То есть у нас все это очень небольшие движения, все они вокруг нуля. То есть у нас такой стабильный застой. Но утверждение, что если мы берем последний год, что зарплаты росли медленнее, чем цены – неверно. В целом по стране зарплаты росли быстрее, чем цены.
Т. Фельгенгауэр
―
Зачем нас пугают ответными санкциями, которые опять сводятся к тому, что бомбят Воронеж?
Д. Некрасов
―
Ну потому что дураки. То есть как бы реально сделать мы особенно в экономическом плане никому ничего не может, кроме как сами себя наказать. То есть в реальном выражении ничего сделать не можем. А для понимания во внешнеторговом обороте США доля РФ такая же, как во внешнеторговом обороте РФ доля Таджикистана. То есть если мы представим себе, что Таджикистан введет против нас страшные санкции, и подумаем, что он может нам сделать, насколько в России это почувствуют. То есть, очевидно, что мы ничего сделать им не сможем. Но у нас же сейчас основа поддержки нашего президента базируется на его внешнеполитической крутости. Я не знаю, как правильно назвать. Вставание с колен и всей этой ерунды, с этим связанной. И вот эта внешнеполитическая крутость не подразумевает возможности просто проглотить. То есть мы должны что-то еще ответить. Хотя в реальности, мы конечно ничего сделать не можем.
Т. Фельгенгауэр
―
Кстати, история с Сирией показывает, что крутость как-то она на самом деле так себе у нас. Что-то никто даже не обратил внимания на позицию РФ. Захотели побомбить – побомбили.
Д. Некрасов
―
Поймите, тут же такая история, что похоже очень на договорной матч. Как бы Трамп отчитался у себя внутриполитически, что он победил. Я вот сегодня был на федеральных каналах, там рассказывают, что мы победили. Все победили, всем всё замечательно. Большинство населения это внимательно слушает и считает, что победили мы. То есть знаете, как когда я был в Украине, мне задают вопрос: а как у вас в стране прореагировали на нашу победу в стокгольмском арбитраже. Как вы пережили. Я говорю: у нас рассказывали про нашу победу в стокгольмском арбитраже. То есть вообще что реально происходит и как об этом рассказывают – это две разные вещи. На самом деле мне кажется, что история с химической атакой Асада весьма вероятно была все-таки провокацией местных сепаратистов. И это, скорее всего, те же самые американцы прекрасно понимали, но очевидно, что не могли просто это пропустить. То есть сначала отбомбились пиаровским образом, а потом отыграли, что вот типа полетело 100 ракет. У них все замечательно выглядит.
Т. Фельгенгауэр
―
Все молодцы.
Д. Некрасов
―
Да, они же предупредили, куда полетят ракеты.
Т. Фельгенгауэр
―
И мы молодцы.
Д. Некрасов
―
У нас никто не погиб. Мы все тоже объявили, что мы всех победили. 70 ракет сбили… Не знаю, чем мы стреляли.
Т. Фельгенгауэр
―
Тут смотрите, у нас слушатели хотят вас поправить по поводу того, что растет и что не растет. Игорь пишет, что аренда коммерческая выросла. Из Вологодской области слушатель пишет, что у него даже на Интернет тариф вырос на 12%. Из Челябинска пишут, что мужу зарплату не выдают три месяца. Это как? Как-то слушатель наш не согласен с вами.
Д. Некрасов
―
Давайте так, бог бы с ней с Россией, во всем мире, если проводить сплошное исследование, восприятие инфляции, сколько люди считают, что инфляция и сколько инфляция реально – расходится в 4 раза. Даже в развитых странах, где люди доверяют статистике. Все в 4 раза считают, то есть это нормально, люди смотрят на примеры, которые им близки и пытаются на основании этого сделать какие-то выводы. Реальная статистика всегда сильно отличается от таких выводов людей. Но реальная статистика она правдива. И понятно, что отдельная где-то аренда могла вырасти, кому-то отдельному могли не заплатить зарплату, а кому-то повысить тариф на Интернет. Но в среднем тарифы на Интернет скорее снижаются, зарплата не значительно, но растет. А арендные ставки, опять же зависит от рынков, от конкретных объектов и так далее, но в целом и опять-таки если бы берем не только последний год, а, допустим, 4-5 лет, то они сильно снизились.
Т. Фельгенгауэр
―
То есть жить стало легче, жить стало веселее. У меня вопрос: чего же вы в оппозиции-то, Дмитрий?
Д. Некрасов
―
Давайте так. За 4 года жить стало на 15% беднее. За последний год тоже фактически, то есть то, что зарплата выросла реальная, это не значит, что все доходы выросли. Доходы снизились. У нас такая шизофрения, что реальная располагаемая зарплата выросла на полтора процента, условно говоря, при снижении реальных доходов населения совокупных тоже на те же 1-1,5%. Но эти факты не противоречивые. Зарплата действительно выросла.
Т. Фельгенгауэр
―
Ладно, считайте, что вы смогли меня убедить. Оставайтесь в оппозиции. Дмитрий Некрасов был главным героем программы «Особое мнение». Эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.