Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2017-10-18
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте. В эфире радиостанции «Эхо Москвы» программа «Особое мнение», с минуты на минуту мы ждем Виктора Ерофеева, писателя. Ну а пока первый заместитель главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» Владимир Варфоломеев в этой студии. Добрый вечер, Владимир Викторович.
В.Варфоломеев
―
Таня, привет.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну что? Вот, буквально к нашей программе подоспело письмо Ксении Собчак, где она объявляет о том, что она собирается выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах, и уже есть ссылка на сайт «Собчак против всех». Что самое главное для вас в этом выдвижении?
В.Варфоломеев
―
Ну, то, что оно состоялось, хотя об этом большевики и не только они говорили продолжительное время, последние, наверное, месяца полтора или два. Но всё равно были сомнения. И как рассказывали люди, ну, скажем, близкие к Ксении Анатольевне, она до последнего дня, буквально там до сегодняшнего, до вчерашнего еще сама для себя не приняла окончательного решения баллотироваться или нет. Потому что, как я понимаю, были определенные сдерживающие факторы разного характера, и стимулы, все-таки, пойти вот в эту большую политику и принять участие в главной выборной кампании.И то, что она сегодня уже объявила это решение и она для себя его приняла, вот, сам по себе этот факт пока для меня является главным. А остальное всё уже, вот, будет дальше потом.
Потому что, конечно, мы прочитали ее очень подробное, большое письмо, которое она прислала в редакцию «Ведомостей», и с ним надо тоже отдельно разбираться, с пассажами, которые касаются и Навального, и то, что она кандидат против всех, и то, что она не хочет занимать чужое место. На мой взгляд, она при отсутствии Навального будет занимать чужое место в бюллетени, если ее включат (а я думаю, что у нее проблем с этим не будет). То вот с этими отдельными пунктами мы можем уже дальше особо их обсуждать.
Т.Фельгенгауэр
―
У вас вообще какие-то есть сомнения в ее искренности?
В.Варфоломеев
―
Искренности в чем, Таня?
Т.Фельгенгауэр
―
Вот, как раз эти полтора месяца-то все и занимались тем, что обсуждали там, можно или нельзя, это спойлер, спарринг-партнер, а как же Навальный и вообще это некрасиво, и идти ни в коем случае нельзя.
В.Варфоломеев
―
Мы же говорим о политике. Какая в политике может быть искренность? И мы вспоминаем вот еще до моего отъезда, как Собчак так, сдержанно, неохотно комментировала вот эти слухи, появлявшиеся в прессе и в нашей, и в зарубежной, что она пойдет. Была ли она тогда искренней? Я думаю, что нет. Она уже тогда лукавила, ей было неловко и неудобно, и, может быть, политически не выгодно, что утечки произошли, кто-то уже заранее об этом рассказывает. И когда она говорила «Нет-нет, это всё слухи, я ничего не могу подтвердить», она, конечно, была не искренней.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, получается, что и это письмо – это тоже отчасти лукавство, потому что человек, который так активно зовет нас на выборы и голосовать за себя, в последние несколько лет в политике особо никак и не участвовал.
В.Варфоломеев
―
В каких-то частях это письмо, безусловно, лукавое. Но она искренняя там, где говорит «Я человек известный». Да, Собчак известна. «Я человек успешный». Да, она успешная, хотя, наверное, надо признать, что после того, как из-за участия в протестных акциях 2011-12 годов она во многом лишилась федерального телеэфира, я думаю, что ее бизнес, построенный во многом на популярности, на узнаваемости, этот бизнес ее пострадал. Возможно, ее стали реже приглашать на корпоративы, на какие-то другие публичные мероприятия, где люди из шоу-бизнеса обычно неплохо зарабатывают и, собственно, благодаря этому, они и существуют.Наверное, да. А в той части, которая касается политики, да, ты абсолютно верна заметила. Где была как политик Ксения Собчак последние годы? Вот, вспомнить даже конец лета, начало осени, муниципальная кампания довольно активная в Москве. Была ли здесь Собчак? Нет, я ее не видел. До этого какие-то региональные кампании – тоже Ксении Собчак не было.
Выборы мэра Москвы, когда в них участвовал в 2013 году Алексей Навальный, где была Собчак, как она себя проявила? Я этого не помню уже тоже.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, мы не видим Ксению Собчак, зато я вижу за мониторами Виктора Ерофеева! Большое спасибо Владимиру Варфоломееву я говорю за то, что он выручил запаздывающего гостя. Сейчас будет перемена мест, небольшое у нас безумное чаепитие. Всё в прямом эфире как обычно на радиостанции «Эхо Москвы», скучно не бывает. И вот теперь «добрый вечер» говорю я Виктору Ерофееву. Здравствуйте, Виктор Владимирович.
В.Ерофеев
―
Здравствуйте. Здравствуйте, Тань. Я прошу прощения, но Москва стоит, и я постоянно...
Т.Фельгенгауэр
―
А Собянин говорит, что поехала.
В.Ерофеев
―
Ну, вот, она поехала, наверное, не в ту сторону.
В.Ерофеев: Человек склонен делать ошибки из тщеславия, или из-за того, что хочет поменять профессию
Т.Фельгенгауэр
―
Видимо. Ну, тогда и вас я продолжу расспрашивать на ту же тему, на которую мы уже поговорили с коллегой Варфоломеевым. Выдвижение Ксении Собчак в президенты. Ваше к этому отношение? Потому что вот уже официальное письмо есть. Как вы считаете, и вообще ваш ли кандидат Ксения Собчак?
В.Ерофеев
―
Ну, поскольку у меня есть опыт общения с кандидатом, который претендовал на место президента или, по крайней мере, делал вид (это с Михаилом Прохоровым), то я понял, что ничего хорошего не получится. Потому что и Хакамада, с которой мы дружим, и Миша, с которым я тоже дружу, в общем, в конце концов, получается так, что их используют, а потом выбрасывают как некую такую штуку резиновую, которую называть в прямом эфире, может быть, и не надо сразу.
Т.Фельгенгауэр
―
Но они же, наверное, понимают, что их используют?
В.Ерофеев
―
Ну, вот, если они понимают, то, значит, они, соответственно, и являются той самой штукой.
Т.Фельгенгауэр
―
Я так... Могу ли я сделать вывод из ваших слов, что вы не одобряете выдвижение Ксении Собчак?
В.Ерофеев
―
Нет, нет! Я считаю, что это жизненная любопытная история и, по крайней мере, мне думается, что, в общем, есть, во что поиграться. Но как-то так это уж всё стало слишком откровенно. Но другое дело, если бы всё это выросло из какого-то желания человека, действительно, противостоять ему. А когда так поманили пальцем и сказали «Будет интересно», это уже другое дело.Мне кажется, что... Лично я бы не стал на этом месте поступать таким образом.
У меня было какое-то такое, смутное предложение как-то поучаствовать, но, может быть, не в этой гонке, но вообще. Но мне кажется, что здесь вот этот вот момент использования и потом выбрасывания, и даже какого-то такого, унизительного выбрасывания – оно, в общем... Ну, каждому свое, каждому свое.
Т.Фельгенгауэр
―
Для вас вообще в этой истории играет какую-то роль фактор допуска или недопуска Алексея Навального?
В.Ерофеев
―
Ну, нет, ну, было бы совершенно понятно, что его не допустят, если, все-таки, это движение, которое могло бы охватить всю Россию и измеряться миллионами, допустили. Не хватило цифры. Не хватило цифры, не хватило масштаба движения. Был бы миллион, наверное, допустили. Ну вот.Что касается здесь, то эта ситуация еще больше расколет, что называется, другую Россию, да? Она расколет, потому что некоторые отвернутся в ужасе от нее, другие поддержат по каким-то соображениям, третьи просто начнут издеваться. Вот.
Я предпочитаю так сказать, что у каждого есть своя жизнь. Ну, она ничем не хуже Жириновского.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, то есть это ее выбор, и вы просто делаете шаг в сторону и говорите, что «Ребята, вот тут без меня»?
В.Ерофеев
―
Да. Ну, вот, Элла Памфилова, например, с которой у нас долгое время были просто дружеские отношения, сейчас я просто ее давно не вижу. Но она тоже попробовала – это не изменило мое отношение. И Ирина Хакамада. Всем было ясно, что они не пройдут.Но здесь, вот, есть какой-то момент – он неуловимый, такой вот неуловимый, такой, неприятный такой момент, я бы сказал, непорядочности. А, вот, в чем он, это еще надо выяснить.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, вы же писатель, вы должны это почувствовать совершенно по-особенному.
В.Ерофеев
―
Тань, смотрите, я чувствую. Но поскольку у меня хорошее отношение к Собчак, то мне кажется, что я бы не сразу, что я чувствую, тут же прямо на всю Москву и на всю Россию высказывал. Ну, она, действительно, она талантливая, яркая, очень восприимчивая к новому. В общем, у нее много всяких достоинств. Но иногда человек склонен делать тоже ошибки или из тщеславия, или из-за того, что просто хочет поменять профессию.
Т.Фельгенгауэр
―
Виктор Ерофеев в программе «Особое мнение», мы сейчас ненадолго прервемся. Для ваших сообщений есть номер +7 985 970-45-45 – это SMS-портал «Эха Москвы». Через буквально минутку продолжим передачу «Особое мнение».РЕКЛАМА
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжаем программу «Особое мнение». Виктор Ерофеев – главный герой этой программы. Ну, не только про Ксению Собчак мы сегодня будем говорить. Видимо, для нас это еще долго будет главной темой. Но еще один, не знаю, скандал не скандал, история с диссертацией господина Мединского. Там подробностей становится всё больше, и они как-то выглядят всё гаже (извините мне это слово).Как вы считаете, чем дело-то закончится? У вас какое вообще впечатление от этого?
В.Ерофеев
―
Ну, вот здесь, наверное, половина на половину. Я думаю, никто не знает, чем закончится. Если, действительно, там не было защиты или вот эти все лица были подставные, то тут может в конечном счете и начальник взбрыкнуться, сказать «Как это так?» То есть начальник, самый начальник, который, вот, Ксению пригласил участвовать.
Т.Фельгенгауэр
―
Его зовут Владимир Путин.
В.Ерофеев
―
Да. Ходят слухи, что да.
Т.Фельгенгауэр
―
Что он всё еще с нами.
В.Ерофеев
―
Что он еще с нами. Но в любом случае с нами не с нами, но с ними точно.
Т.Фельгенгауэр
―
Но, ведь, это же ужасно. Это уже репутационный урон жуткий. Потому что сейчас, значит, меняется состав президиума этой Высшей Аттестационной Комиссии, какой-то непонятный пожар, история с оппонентами, которые были не были. Это уже репутационно ужасный удар по министру.
В.Ерофеев
―
Да. Это удар по министру, и по-человечески я ему сочувствую, потому что должен сказать, что не приведи господь попасть в такое положение. И кстати говоря, в такое же положение (то есть не то, чтобы в такое, полегче, но он просто отказался от диссертации) попал наш бывший спикер Московского парламента. Там же он...
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, он отказался от диссертации и всё, и закончилась на этом история.
В.Ерофеев: Как только режим перестает закручивать гайки, эти гайки начинают сами собою раскручиваться
В.Ерофеев
―
Но это, конечно, я не могу сказать, что закончилась. Это, все-таки, страшные моральные переживания и в ту, и в другую сторону, потому что: как же так? Все-таки, он признался, что он фактически этого не делал. Это тяжело, Тань, бывает. Тяжело. И даже когда признаешься.Я вообще не понимаю. Я, вот, например, не писал докторскую диссертацию. Я написал кандидатскую и успокоился, потому что мне кажется, что докторская диссертация – это, действительно, это всё равно как нацепить себе Орден Ленина. А потом оказывается, что тебе его никто и не давал (этот орден). Просто что-то такое, какая-то игрушка-погремушка.
Т.Фельгенгауэр
―
А как думаете, может здесь сыграть вот этот вот часто появляющийся принцип «Своих не сдаем»? Ну, вот, знаете, как там наезжали на Турчака по поводу нападения на Олега Кашина, а его не сдали, никто с ним так и не говорил. Дали, вот, должность в «Единой России». Так и здесь: не будут они под давлением общественным что-либо делать с Мединским.
В.Ерофеев
―
Должность паршивенькая, прямо скажем, да? Таких можно секретарей налепить вообще сколько угодно. Все-таки, одно дело управлять очень серьезным краем (Псковом), а другое дело там где-то там быть третьим секретарем какой-то странной организации.А что касается этого положения, то мне кажется, что всё будет зависеть, опять-таки, от одного человека, и вы правильно назвали это имя.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, я не боюсь произносить вслух имя Владимир и фамилию Путин. Политическое дело. Сегодня вынесен приговор Алексею Политикову – это сторонник Вячеслава Мальцева. Дело 26-го марта, когда были массовые протесты. И его приговорили к 2-м годам колонии за якобы нападение на полицейских. Человек, у которого трое детей, общественный деятель, ну, в общем, какие-то у него очень положительные характеристики, и он уезжает на 2 года в колонию. Продолжаются у нас политические дела, количество политзаключенных в России всё увеличивается как-то.
В.Ерофеев
―
Ну, в общем, когда страна всё больше и больше погружается в авторитарный режим (она прямо туда углубляется), то авторитарный режим требует от страны, чтобы она подчинялась. И чем больше она будет подчиняться, тем больше он еще будет требовать. То есть тут начинается такое движение в бесконечность, закручивание гаек в бесконечность.Как только режим перестает закручивать гайки, эти гайки начинают сами собою раскручиваться. Поэтому политические заключенные, показательные процессы, вот такие отвратительные, безобразные истории как история с моим другом Кириллом Серебренниковым, еще масса уже набегает разных мнений по этому вопросу, возмущающихся мнений. То есть люди просто негодуют.
Но с другой стороны, режиму деваться тоже... этому режиму деваться... Ему надо закручивать и закручивать гайки. И я думаю, что после того, как Владимир Владимирович, победив щуку, победит и свой народ, и станет опять президентом, я думаю, что гайки будут серьезно закручены.
Т.Фельгенгауэр
―
К теме политпрогнозов еще вернемся. Ну, вы упомянули дело Кирилла Серебренникова. Вчера Басманный суд, судья Карпов продлил срок ареста всем фигурантам дела. Ну, кто под домашним арестом, еще 3 месяца там остается, и Алексей Малобродский еще 3 месяца проведет в СИЗО.Для чего это делают? Вот, зачем их?
В.Ерофеев
―
Это устрашение. Каждый авторитарный режим занимается этим делом, и причем настойчиво с демонстрацией своих сил и полицейских возможностей.Любопытно, что за последние 18 лет, в общем-то, не было ни одной оттепели, если не считать краткое пребывание Медведева у власти. Даже в самые страшные времена сталинщины, все-таки, были годы, которые интеллигенция какими-то специальными приборами, какими-то термометрами определяла как менее страшные, более страшные и так далее, и так далее.
Т.Фельгенгауэр
―
Оттенки репрессий – это же ужасно, это же всё равно репрессии.
В.Ерофеев
―
Нет, ну, мы же уже давно перестали удивляться, да? Мы же живем в специальной стране. Вот. И получается так, что здесь за 18 лет это всё время было движение в городу, то есть в гору вот этих репрессивных действий. Я не видел ни одного момента, когда было послабление. Потому что перед Олимпиадой, когда отпустили, это было не послабление, а это было зазывание гостей – пусть побольше приедут.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы говорите, что дело Серебренникова направлено на то, чтобы запугать. Запугать кого?
В.Ерофеев
―
Да вот нас с вами, например.
Т.Фельгенгауэр
―
Вам страшно стало после того, как начали преследовать Кирилла Серебренникова?
В.Ерофеев
―
Нет, мне не стало страшно, потому что я думаю, что каждый может попасть в то же самое положение, что он. И писательство на Руси – это рисковая профессия. Просто здесь интересно быть писателем, но одновременно также и опасно.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вам не страшно при этом?
В.Ерофеев
―
Ну, как не страшно? После «Метрополя», в общем-то, сначала было страшно, а потом закалились. Я не могу сказать, что закалились как сталь, но, во всяком случае, закалился. Тогда было страшно. Вот тогда, когда там в Политбюро моему папе говорили «Пусть пишет письмо, а то костей не соберет», мой папа приходил, говорил «Костей не соберешь». Вот тогда было страшно.
Т.Фельгенгауэр
―
При этом как вы видите: вот, дело Кирилла Серебренникова – оно стало каким-то объединяющим как раз для творческой интеллигенции? Потому что мы видим, что количество людей, которые готовы поручиться и за Серебренникова, и за Малобродского, их становится всё больше и больше. Среди них, если я не путаю, даже и господин Говорухин, который, вообще-то, возглавлял в какой-то из разов предвыборный штаб Владимира Путина.
В.Ерофеев
―
Кстати говоря, спасибо Говорухину, что он это поддержал. Я к нему как к режиссеру всегда относился с большим почтением. То, что его куда-то унесло в другую сторону, ну, видимо, он как-то одумался, когда он вообще увидел, что делается в театре с Серебренниковым.
В.Ерофеев: Мне кажется, что интеллигенция рождается только в муках ужаса и противостояния власти
Мне кажется, что интеллигенция рождается только в муках ужаса и противостояния власти. Так случилось в царские времена, но тогда, в общем, прямо скажем, не такие уж были муки и не такие они были уж многоплановые. Но тем не менее, интеллигенция и Николай Первый – это, в общем, можно сказать, явления одного исторического порядка.
И то же самое, Путин очень похож на Николая Первого, и здесь второе рождение интеллигенции может вполне быть. Хотя, с другой стороны, мне кажется, что раскол серьезный, и поэтому, если получится интеллигенция, то это просто будет подарок от бога.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, хорошо хоть не на Николая Второго похож. Хотя, уж я и не знаю, хорошо это или нет.
В.Ерофеев
―
Мне нравится, что примеряете: «А, может быть, ему так вот? И Николай Второй?»
Т.Фельгенгауэр
―
А так ему ж всё время что-то... Президенту Путину постоянно примеряют какой-то исторический отрезок.
В.Ерофеев
―
Это правда.
Т.Фельгенгауэр
―
Брежнева ему пытаются примерить, царя какого-то.
В.Ерофеев
―
Разведчик должен быть на кого-то похож, потому что сам на себя он не похож как разведчик. Он должен быть ни на кого не похож для себя, а для других он так или сяк.Нет, на Николая Второго он точно не похож. Но Николай Первый, надо сказать с грустью для всех, кончил очень плохо, проиграв и войну, и вообще и сынок там его прямо пошел совсем другим путем. Папочке писал в письмах: «Езжу по России, и лучше тебя никто не может управлять страной». Как умер, так сразу повернул на 180 градусов. Вот такие вот Романовы оказались, да?
Т.Фельгенгауэр
―
А вы какие-то исторические периоды и каких-то исторических персонажей из российской истории примеряете к Путину или нет?
В.Ерофеев
―
Ну уж только не Чаадаева точно.
Т.Фельгенгауэр
―
Я имею в виду, из правителей.
В.Ерофеев
―
Ну ладно. Николай Первый – это с такой выправкой. Тоже, наверное, на лошади практически полуобнаженный катался. Всё хорошо.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, то есть к брежневскому времени никак не возвращаемся?
В.Ерофеев
―
Не, ну, мне рассказывали, что Леонид Ильич на даче... Я как-то был с Борей Гребенщиковым. на даче и там уже слуги, которые поняли, что никогда больше не вернется, рассказывали, что «Не знаю, к кому, но девчонок закатывали в ковры и приносили на дачу». Уж не знаю, кому, но мне очень нравится эта идея: закатывали как блины такие с мясом и поставляли на дачу Брежневу. По-моему, красивая история.Но я думаю, что это апокриф. Это, в общем...
Т.Фельгенгауэр
―
Да. Просто потом приятно будет рассказать кому-нибудь. Но никто не знает, что там было, на самом деле. Мне кажется, про Владимира Путина тоже в итоге никто ничего не сможет рассказать, как было на самом деле.
В.Ерофеев
―
Не знаю. Посмотрим.
Т.Фельгенгауэр
―
Останутся фотографии на лошади.Сейчас сделаем небольшой перерыв. Это особое мнение Виктора Ерофеева, мы скоро вернемся.
НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжается программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и в гостях у меня сегодня Виктор Ерофеев, писатель. Мы тут обсуждали всяких исторических персонажей. Есть еще один человек в Российской Федерации, который очень любит говорить про исторического персонажа конкретного одного, про Николая Второго. И я имею в виду госпожу Поклонскую.
В.Ерофеев: Это ж надо так так полюбить государя-императора, что отстаивать его честь с таким достоинством
В.Ерофеев
―
Ну, она просто влюблена в него.
Т.Фельгенгауэр
―
Видимо, да. Генпрокуратура просто сегодня нам рассказала, что уже изучила 41 жалобу Поклонской на фильм «Матильда» и еще 2 рассматривает. Чем, вот правда, чем занят депутат? У вас есть какие-то вопросы к этому депутату?
В.Ерофеев
―
Это занят не депутат, а влюбленная женщина. Это ж надо так влюбиться, так полюбить государя-императора, что отстаивать его честь с таким достоинством. Я преклоняюсь просто перед такой любовью.
Т.Фельгенгауэр
―
Больше никаких эмоций у вас не вызывает вся эта ситуация?
В.Ерофеев
―
Просто восторг такой. Я бы ее наградил каким-то орденом, только не знаю, каким.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, это всё как-то превратилось в довольно опасную историю, на самом деле, с нападениями, поджогами.
В.Ерофеев
―
Опасная история вокруг и около, конечно, этой истории. Нет, мы сейчас говорим только конкретно о любви. А влюбленность – это сильная такая вот влюбленность как рыцари в Средние века влюблялись в Мадонну, например. Ну, просто вот любили небесной любовью.
Т.Фельгенгауэр
―
Сонеты Петрарки прочитаем.
В.Ерофеев
―
Да. Ну и Петрарка уже так, по нисходящей.
Т.Фельгенгауэр
―
Остаточное явление.
В.Ерофеев
―
Остаточное явление. Он их превращал всех в земную женщину, а она же государя не превращает.Я вот часто, когда был в Париже, виделся с этими замечательными людьми из старых семей. Там был Шереметьев, Шиховской, и они говорили: «Государь пригласил моего отца», и слово «государь» звучало так же, как у этой влюбленной женщины.
Т.Фельгенгауэр
―
Они живут в какой-то другой реальности?
В.Ерофеев
―
Они, я думаю, живут в нереальности.
Т.Фельгенгауэр
―
В нереальности?
В.Ерофеев
―
В нереальности, да.
Т.Фельгенгауэр
―
Петра Павленского, вот кстати, в Париже там нигде не встречали?
В.Ерофеев
―
Нет, он как-то не поджигал...
Т.Фельгенгауэр
―
Ничего не поджигал при вас?
В.Ерофеев
―
...то здание, где я находился.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы его новую акцию как оцениваете?
В.Ерофеев
―
Ну, я думаю, что эта акция тоже в какой-то степени непорядочность. Потому что человеку дали убежище, защитили, прикормили, и он стал рассказывать какую-то ерунду, как он ворует что-то в магазине. И потом поджечь французский банк – ну, это нелепость. Во-первых, он никого не интересует, это чисто бюрократическое заведение. С таким же успехом можно было поджечь общественную уборную (наверное, даже больше произвело бы впечатление).Я представляю это здание в Париже себе. Не знаю. Это плохой выбор, да и не нужно. В Париже не надо ничего поджигать. Это там просто другие коннотации, то есть другие представления о добре и зле.
Там совсем другая история. Если здесь это вызов, то там это выглядит как скверный анекдот.
Т.Фельгенгауэр
―
Но то, что Павленский делал в Москве, вам нравилось?
В.Ерофеев
―
Ну, не всё. Ну, мне, вот, из этой группы больше всего нравится, когда Литейный мост поднялся. Вот это мне нравилось.
В.Ерофеев: Меня волнует Европа, которая трещит по швам, потому что она начинает как-то с этим уживаться
Т.Фельгенгауэр
―
Ой, тоже, да, мне всегда нравилась эта акция.
В.Ерофеев
―
Эта акция – мне кажется, это круто. А это так... Ну, не знаю. Это скорее он напомнил о том, что плохо, слабо защищают двери КГБ. Ну, как-то это такое скорее напоминание, что «ребята, вы хоть защищайте свои двери».Я не знаю, я не являюсь здесь, вот, поклонником этих поджигательных акций. В эпоху терроризма и в эпоху, в общем, действительно, когда ты понимаешь, что ты не защищен не только от режима, но ты не защищен просто от того, что тебя могут взорвать в метро или идешь по улицам Парижа, там сейчас прям бурлит жизнь, 26 градусов тепла. Всё бурлит, так всё думаешь: «Как рванет вообще!» И кто погибнет? То мне кажется, поджигать двери банка – ну, это... Не знаю. Это такая нелепость. Не знаю.
Т.Фельгенгауэр
―
Обещала я, что мы вернемся к теме политических прогнозов.
В.Ерофеев
―
Кстати говоря, Таня, его могут прекрасным образом выслать в Россию, и вот он будет поджигать тут двери продолжать. Могут его депортировать.
Т.Фельгенгауэр
―
Недолго, я думаю, он будет поджигать здесь двери.
В.Ерофеев
―
Ну да, да, да.
Т.Фельгенгауэр
―
К политическим прогнозам давайте вернемся. Всю минувшую неделю и юристы, и правозащитники, и политологи как-то делились своими предположениями, как будет выглядеть следующий срок Владимира Путина. И у всех это, знаете, в такой разной степени мрачности получается. Насколько мрачно рисуете будущее вы, ближайшее будущее, ближайшие 6 лет?
В.Ерофеев
―
Ну, я думаю, радоваться особенно не придется, потому что, как мы уже говорили в первой части программы, все-таки, закручивание гаек постоянно. У меня, между прочим, тут эта стабильность закручивания, конечно, вызывает самые печальные мысли. Но меня более как-то волнует Европа, которая трещит по швам, потому что она начинает как-то с этим уживаться. То есть, в общем, с этой ситуацией, которая происходит у нас, существует большое количество людей, которые, в общем, с радостью принимают страну, государство.Вот, например, во Франции следующий книжный салон в марте, почетный гость – Россия, да? Ну, допустим, русская культура никогда не была повинна вообще в репрессиях. Но если говорить о том, что это как страна, то, значит, вот, есть какая-то индульгенция. И есть много других вещей. Постоянно, когда я встречаюсь с французскими писателями, художниками, философами (кого я там только ни вижу), они, я могу сказать, почти все выступают в защиту именно того, чего мы здесь пытаемся как-то опровергнуть.
Т.Фельгенгауэр
―
Но при этом же государство пытается поработить и подчинить себе культуру и культурную жизнь.
В.Ерофеев
―
Они это не видят. Наверное, просто их петух клюнул или еще что-то, но они не видят и им это нравится. И потом это же вызов, понимаете? Вот, я, по-моему, рассказывал эту историю, но не вам. Где-то то ли на «Эхе», то ли не помню где. Когда приехал в Триез, и там, значит, сидели обедали. Солнце светит, вообще всё прекрасно, и самый старый профессор... 20 человек сидит, значит, немцы, итальянцы, французы. Они говорят «Мы любим Путина» и смотрят на меня с вызовом. Я говорю: «Так, спокойно. Почему?» Они говорят: «Наша пресса не любит Путина, наше правительство не любит Путина, наши политологи не любят Путина. Ну, надоело это всё».
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, это инфантилизм какой-то.
В.Ерофеев
―
Да. Им хочется быть банальным. А мы любим Путина. Мы все: «Да! Да» (так зашумели). Я говорю: «Подождите, какая интересная мысль. Наша пресса любит Путина, русская пресса. Наше правительство любит Путина. Наша интеллигенция даже отчасти любит Путина. Так что же, вы предлагаете мне его не любить? И так, замер весь стол. Ну, я говорю, я не хочу быть банальным. Стол замер.То есть, значит, получается, что уже второй ход в многоходовке не работает. Первый ход – вот, «Мы любим».
Т.Фельгенгауэр
―
Странно, что история, вот эта ужасная история с Кириллом Серебренниковым никак не заставила их пересмотреть свои взгляды.
В.Ерофеев
―
Ну, я бы сказал, что да. И плохо знают эту историю, плохо знают. Просто плохо знают и не говорят об этом.
Т.Фельгенгауэр
―
Но погодите, очень многие и американские, и европейские, ну, люди с именами в театральном мире и в мире культуры (шире) выступали в защиту Кирилла Серебренникова. И вообще как-то, мне кажется, к Владимиру Путину на Западе такое, довольно сложное отношение.
В.Ерофеев
―
Вот, смотря у кого. Вот у тех людей, которых мы называем «творческая интеллигенция», в основном отношение к сегодняшней России положительное. Вот так я бы сказал. Положительное. И что у немцев, что у французов, что у итальянцев. Вот, я беру этот сегмент общества. Положительный. Потому что там совершенно зоологический антиамериканизм. Везде.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, сейчас в Америке тоже все не любят Россию, потому что вмешательство в выборы – это...
В.Ерофеев
―
Нет, это дело не в том, что в Америке что-то любят или не любят. Дело в том, что совершенно независимо от того, что и как, начиная с 50-х годов Америку принято не любить, ненавидеть.
Т.Фельгенгауэр
―
Ага. А раз Путин не любит Америку, значит, мы будем любить Путина?
В.Ерофеев
―
Ну да. И вот они говорят: «Ну, Виктор, что вы говорите! Путина обожает вся Африка, он герой Африки», -говорят они. Потому что Африка не любит Америку, а вот, значит... Ну и мы вместе с Африкой солидарны.
Т.Фельгенгауэр
―
Это очень странно.
В.Ерофеев
―
Это странно для вас здесь на «Эхо Москвы». А там у них совсем не странно.
Т.Фельгенгауэр
―
Вообще политика сильно мешает общаться вот в этом кругу?
В.Ерофеев: Его могут прекрасным образом выслать в Россию, и вот он будет поджигать тут двери продолжать
В.Ерофеев
―
Политика мешает. Политика мешает, но дело в том, что, в основном, это такие, политические какие-то, ну, я бы сказал, проблески. Потому что поскольку они не клюнуты петухом и даже во время Второй мировой-то их не особенно клевали (французов), то поэтому они считают, что всё это скорее такая игровая или ролевая форма существования. То есть: «Ну, вот, у вас Путин, а у нас Макрон. Вот, Макрон намерен сделать нам реформы, и вообще-то он парень хороший. Но он тоже, вот, считает, что надо дружить с Россией в противовес Америке. Вот, Америка – зло.
Т.Фельгенгауэр
―
Интересно, что в России как-то люди творческие – они одно время как-то пытались быть аполитичны, вот прям как-то старались отодвинуться, что вот там теория малых дел, еще что-то, а мы в политику не лезем, мы тут вот огородик будем возделывать свой.Но их всё равно это придет и затронет. И дело Серебренникова тому пример. Хочешь ты или не хочешь, всё равно к тебе эта политика постучится.
В.Ерофеев
―
Ну, это оптимистическая точка зрения у вас. Дело в том, что она и в брежневские времена не ко всем стучалась, и, в общем, люди разлагались, в смысле не представляли собой, что такое политическая культура. И это беда не только власти, но и общей ментальности, вообще умения собраться и подумать о том, что такое политика и куда всё это едет. Это так редко бывает! Вот, зато поговорить о том, рассыпчатая картошка или не рассыпчатая, вот это счастье. А что там помнить?
Т.Фельгенгауэр
―
Но рассыпчатость картошки не формирует мир вокруг тебя, не дает тебе работу...
В.Ерофеев
―
Это вы так думаете. Это вы так думаете. А работу не надо и давать. Государство в этом смысле является, как бы, гарантом того, чтобы...
Т.Фельгенгауэр
―
Обеспечивает безопасность.
В.Ерофеев
―
Вот. Вот.
Т.Фельгенгауэр
―
Рассыпчатая картошка не обеспечит твою безопасность.
В.Ерофеев
―
А дело в том, что русский человек (и в этом смысле он совершенно прав) считает, что не обязательно должна быть безопасность. В русских сказках никто не обеспечивал никому безопасность, и жили же, и даже были волшебники там.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну да. Лишь бы ничего не делать, печка чтобы сама ехала и щука жила.
В.Ерофеев
―
Ну и ковры-самолеты летали там и всякие... Всё было как полагается.Поэтому здесь просто... все занимаются антропологией, мы как-то считаем, что... Мы валим на власть. И такое очищение своего сознания валим на власть, и думаем, что спасемся. Не уверен.
Т.Фельгенгауэр
―
Не картошкой единой, короче говоря.
В.Ерофеев
―
Не, картошку я тоже люблю.
Т.Фельгенгауэр
―
Виктор Ерофеев был главным героем программы «Особое мнение», эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. Спасибо большое. До свидания.