Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2016-12-28
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я рада приветствовать в этой студии писателя Виктора Ерофеева. Здравствуйте, Виктор Владимирович.
В.Ерофеев
―
Здравствуйте.
Т.Фельгенгауэр
―
Очень много вопросов у нас на сайте, связанных с трагедией Ту-154, крушением самолета. И спрашивают про реакцию на эту трагедию. Российское общество разучилось сострадать?
В.Ерофеев
―
Ну, может быть, российское общество – это такое абстрактное понятие. Я вообще думаю, что российского общества не существует. Есть российский народ, есть народонаселение, обыватели, некоторое количество граждан. Общество – это такое соединение людей, которые охвачены общими цивилизованными ценностями. Ну, я таких людей здесь не вижу. И как раз эта история трагическая (и надо сказать сразу, что я очень соболезную знакомым, друзьям и, конечно, родственникам погибших), эта история говорит о том, что мы, конечно, состоим в состоянии дикости, потому что только дикие люди могут реагировать таким образом, что если человек гибнет и если он попадает в беду, то и злорадствовать, и, с другой стороны, поносить тех, кто злорадствует. Это признаки, ну, варварства такого.Ну, вы прекрасно знаете, что в Риме о мертвых или хорошо, или ничего. Ну, так значит, это в Риме. А, значит, за Римом, наоборот, что-то было другое, и варвары поступали иначе. Так вот оказалось, что мы варвары, а никакое мы не общество.
Т.Фельгенгауэр
―
Не Третий Рим.
В.Ерофеев
―
Мы и не Третий Рим, не Второй и не Первый. Точно.
Т.Фельгенгауэр
―
Вот эта вот склонность осудить, такая скорость на расправу о чем говорит
В.Ерофеев
―
Ну, наверное, все-таки, о невероятно высоком количестве агрессии, которая скопилась в нашем обществе. И, кстати говоря, «обществе» опять поставим тут в кавычках. Вот.Потому что смотрите. Если агрессия не находит себе способа вымещения тем или другим цивилизованным образом, то она, естественно, приобретает дикие черты. Ведь, западное... Вот там существует общество. Западное общество, начиная со школы, стремится вытеснять агрессию вообще из человека, да? Иногда это приводит к плачевным результатам, потому что вытесненная агрессия – она, в конце концов, делает человека беспомощным перед чужой агрессией, что мы наблюдаем в Европе.
Наша же агрессия, построенная на культе силы (все радуются культу силы, вообще мы считаем, что сильные должны побеждать смелых, но слабых, и беспомощных и слабых), в общем, сильные должны всех побеждать. У нас только что совсем недавно еще машины были сильнее пешеходов, проезжали со скоростью по пешеходным переходам. То есть только что мы спохватились, подумали, что, все-таки, надо как-то переиначить.
Как мы относились к инвалидам еще 10 лет назад? Ну, это же было чудовищно!
Т.Фельгенгауэр
―
Да и сейчас относимся.
В.Ерофеев
―
Мы просто дикие люди. Просто дикие люди. Эта история с самолетом, где погибли вообще замечательные певцы, где погиб доктор, где погибли телевизионщики, которые ищут свой путь в жизни. Ну, что ж сразу они взяли и нашли свой путь, и вообще стали либеральными, демократическими людьми? Пусть бы искали и нашли, и в этом смысл жизни состоит. Нет, вообще все взяли вообще тут, с одной стороны, осудили, а, с другой стороны, подняли вопль по поводу тех, которые сказали: «Погодите, так мы ж на войне. Значит, существует 2 независимые друг от друга истины. Война – это есть раскол истины на пополам, по крайней мере».Неужели, это нельзя было сообразить? Так всё проще!
А когда агрессия затемняет мозги, возникает мракобесие и становится совершенно очевидно... И государство дает этому еще больше жару. Каждый день по...
В.Ерофеев: Я думаю, что российского общества не существует. Есть российский народ, народонаселение, обыватели
Т.Фельгенгауэр
―
Да, вот, вы предвосхитили мой вопрос. Для государства удобнее, чтобы у него вместо гражданского общества была толпа мракобесов? Им так удобнее управлять страной, если никто не задает вопросы про, там, ответственность министра обороны или, там, кого-то еще, а все мракобесно просто друг другу грызут глотки?
В.Ерофеев
―
Дело в том, что это такое, полезное мракобесие. Есть такое, вредное мракобесие, когда они уже там занимаются теми вещами, против которых сейчас взбунтовались тоже участники Думы (вот там Кобзон и кто-то еще, режиссер), которые сказали, что «Нет, вот там, все-таки, поливать мочой не надо – давайте чем-нибудь другим». Да.
Т.Фельгенгауэр
―
Это вредное мракобесие?
В.Ерофеев
―
Это вредное. А есть такое полезное мракобесие, вот, там в образе «Хирурга» и других полезных людей. Вот, в Третьем Рейхе были полезные евреи, которые там помогали строительству Третьего Рейха, а тут вот есть полезные мракобесы, которые помогают. В их число толпой вошла православная церковь со своим антисемитизмом вообще и со своей борьбой против человекопоклонничества. Ну, в общем, полный набор. В 2016-м году мы, что называется, пройдя через рентген, выяснили, что, все-таки, мракобесие – это наша родина.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, вот, за последние несколько лет, ведь, градус сильно повысился.
В.Ерофеев
―
Да.
Т.Фельгенгауэр
―
Сейчас, вот, без аналогий с «Боярышником» и прочим. Просто уже вот эта агрессия, эта взаимная ненависть – ее прям ощущаешь практически физически.
В.Ерофеев
―
Война идет. Война идет с 2014 года. Причем, война идет с братским народом. Ну, кто-то закричит «Нет там войны!» Но информационная война-то. Понятно каждому, что идет информационная война каждый день. Да и даже в интернете в умеренно-прокремлевских СМИ и то постоянно идет ненависть к украинцам.Мне кажется, что просто, действительно, позорное время. Позорное время.
Т.Фельгенгауэр
―
Так государство питается этой ненавистью?
В.Ерофеев
―
Ну, оно... В общем-то, оно питается меньше, чем питает. Сам повар меньше ест этой отравы, чем те, кого он кормит, потому что там люди не глупые, они просто распределяют отраву. А сами так, в общем, немножко в стороне. Я не думаю, что, например, Костя Эрнст, человек умный, тонкий и, в общем-то, глубокий, верит в распятых мальчиков, во всё то, что пропагандисты Первого канала рисуют зрителям. А зритель – да.А когда у нас? Мы не проходили ни через Возрождение, ни через Просвещение. А кто прошел, тот быстро попадает в русофобы. Вот, Топ русофобов.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, 100 знатных русофобов, да.
В.Ерофеев
―
Да. И я посмотрел, что там, значит, замечательные люди выбрали и меня тоже. Спасибо им большое. Это, значит, Проханов, Миша Елизаров и Прилепин выбрали меня в русофобы. Самое любопытное, что все со мной общались, все так вообще...
Т.Фельгенгауэр
―
А они проверяли, насколько вы русофоб.
В.Ерофеев
―
Ну, они не проверяли, они, наоборот, иногда советов спрашивали, интересовались, как им жить дальше, что писать. Вот, доинтересовались.
Т.Фельгенгауэр
―
Видимо, вы дали им какой-то не очень хороший совет, раз они, видите, вас так включили в число русофобов.
В.Ерофеев
―
Видимо... Совет я им дал такой, что пишите лучше, а не занимайтесь всякой ерундой.
Т.Фельгенгауэр
―
Мы сейчас сделаем перерыв буквально 3 минуты, после чего писатель, русофоб по мнению некоторых людей...
В.Ерофеев
―
Достойных людей.
Т.Фельгенгауэр
―
...Виктор Ерофеев. Да. Оказался в компании, в общем-то, неплохих людей, судя по этому списку. Мы прервемся, 3 минуты и вернемся к вам.РЕКЛАМА
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжается программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и в гостях у меня сегодня писатель Виктор Ерофеев. Ну, кстати, не только про русофобов, а вообще про это стремление навесить ярлык. Ну, это же ярлык? Для того, чтобы разделить «свой-чужой». И, вот, везде эти ярлыки: «Либерал», «Патриот», «Русофоб».
В.Ерофеев
―
Ну, это вот похоже на такую африканскую деревню, да – там «свой-чужой», да. Ну, в общем, первобытно-общественно-военный строй такой. Общинно-военный, да. Ну, что делать?Надо сказать, что при всей любви к нашей истории, все-таки, надо признаться, что Просвещение не сильно грело нашу почву, и крестьяне с крепостным правом, и рабочие в шахтах и всё прочее оказались не слишком высокообразованными людьми. А потом советская власть, которая всё как-то срезала, всех лучших уничтожила. Ну и вот. И потом мы еще удивляемся, откуда это всё, да? Мы вообще, может быть, с вами, Таня, не самые худшие из худших, а вообще-то лучших-то и нету.
Т.Фельгенгауэр
―
Ой, уверена, сейчас найдется огромное количество людей, которые поспорят о том, что мы с вами, Виктор, худшие из худших.Но вот по поводу образования. Вы возьмите любого... У нас же сейчас все тоскуют по Советскому Союзу. Вам же все скажут, что там было блестящее бесплатное образование для любого. Что ж? Куда ж всё делось это блестящее образование Советского Союза?
В.Ерофеев
―
Я участвовал в этом потоке, научился в прекрасном МГУ в советское время. И надо было там прямо изворачиваться, чтобы не вляпываться в эти пропагандистские псевдонаучные дисциплины как «История КПСС». Там весь этот Марксизм абсолютно идиотический. И там взрослые люди, профессора читали эти лекции тоскливые. Я не знаю, чего там?.. Может быть, действительно, за это не надо было платить денег, потому что уж еще деньги за это платить? Нет.
В.Ерофеев: В 2016-м году мы, что называется, пройдя через рентген, выяснили, что мракобесие – это наша родина
Т.Фельгенгауэр
―
Да денег не было. Что платить?
В.Ерофеев
―
Да и денег не было, да. Вот.А, конечно, была библиотека прекрасная МГУшная, но тоже, что называется, только для закрытого пользования. Вот там можно было почитать русских философов начала XX века. Вот и всё мое образование. А всё остальное – мне казалось, что там просто уроды какие-то.
Я помню, я, только что поступивший, думаю «Сейчас будет первая лекция». Первая лекция – «История КПСС», где каким-то образом Троцкий влезал туда, не обозначившись никаким знаком, да? То есть просто... И с самого начала становился вредителем. Это тоже какая-то мифическая история, которая, ей-богу, выглядела сказкой и абсурдом.
Т.Фельгенгауэр
―
Но, ведь, история повторяется. Вы посмотрите, сейчас у нас пишут единые учебники, следят за тем, кто что где преподает, постоянно какие-то проблемы со школой, с учителями, с вузами.
В.Ерофеев
―
Ну, мне кажется, для примитивных людей модель Советского Союза очень удобна. Там теряешь всякую ответственность, все, в общем-то, никоим образом не отвечают за страну и за то, что происходит, всё складывается на откуп партии и вождю, а ты, в общем, оказываешься человеком, который внутри себя, конечно, гаечка, шайбочка, но в то же время, в общем, абсолютно вольный в том смысле, что у тебя нет никаких мыслительных требований к тебе. Никаких. Просто служи.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, как? А вот сейчас даже если ты попытаешься взять на себя ответственность, что-то сделать, чего-то добиться, скорее всего ты потерпишь неудачу, а в худшем случае ты окажешься в тюрьме. Или твои близкие сядут в тюрьму.
В.Ерофеев
―
Ну, видимо, все-таки, Сталин победил в этой стране, потому что он очень сильно хотел исправить человеческую природу, и в конечном итоге исправил, вышло такое, новое, как говорили тогда в советские времена, новое явление общественное, советский человек. И советский человек – это тот самый человек, который вполне согласен со Сталиным. И помните этот анекдот печальный, что когда предлагают их еще повесить, они говорят «Веревки с собой брать или дадут?»
Т.Фельгенгауэр
―
Да-да-да.
В.Ерофеев
―
Вот, наверное, с веревками придут и будут и других вешать, и, в конце концов, сами.
Т.Фельгенгауэр
―
А так отчего происходит? Это какая-то покорность, привычка?
В.Ерофеев
―
Ну, страх, страх.
Т.Фельгенгауэр
―
Страх? Запугали целую страну?
В.Ерофеев
―
Запугали страну.
Т.Фельгенгауэр
―
Да как же можно запугать целую страну?
В.Ерофеев
―
Да легко. Ну, если вот расстреливать, заложников, перезаложников, если расстреливать тех матросов, которые взбунтовались в Кронштадте, если газом уничтожать тамбовских мужиков, которые не хотели следовать большевицким заветам, если потом посылать в Сибирь тех, которых раскулачили, и так далее, и так далее, потом старых большевиков уничтожать, ну так как же не испугаешься? Все испугались. И когда испугались... Страх – это самый главный разложитель страны. Распад разума, распад психики. И вот то, что сегодня люди верят в Сталина, встают на колени перед ним, это форма победы Сталина как раз и сталинского страха. Всё состоялось. Так что очень трудно из этого положения выходить, потому что мозги забиты этим дерьмом.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, выход-то какой-то есть из этой ситуации или нет?
В.Ерофеев
―
Ну, я не думаю, что выход этот будет иметь какое-то демократическое основание. Ведь, когда Сталин умер и появился Хрущев, его же не избрали на свободных выборах. Просто появился человек и сказал: «Фу! Хватит Сталина. Мы все дрожим от страха. Давайте, все-таки, перестанем сажать друг друга». Пришел Хрущев, не больно уж, прямо скажем, гениальный человек. Но, все-таки, от страха он, все-таки, выбрал путь, ну, чуть снизить градус страха.Кстати говоря, снизил градус страха и тут же развалился, в общем, социалистический лагерь.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, не тут же. И не потому, что...
В.Ерофеев
―
Социалистический лагерь развалился сразу. Уже в 1953 году были восстания в Берлине Восточном, в 1956 году поляки уже освободились от колхозов, в 1956 году была венгерская революция, и уже кадр этот устроил этот социалистический самый свободный барак, как говорили, или гуляш социалистический.Не-не-не, уже развалился, всё, уже обратного хода не было.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть без страха невозможно управление?
В.Ерофеев
―
Нет, без расстрелов таких, самых, что называется, порядочных стрелять и стрелять, и стрелять. Тогда можно. А так вот, что пугать... Да вон, поди вас запугаешь, Таня.
Т.Фельгенгауэр
―
Но сейчас в нас-то живет не страх Сталина?
В.Ерофеев
―
Но дело в том, что... «В нас». А сколько таких нас-то? Раз, два, вот, мы с вами, вот и всё.
Т.Фельгенгауэр
―
А остальные боятся? До сих пор?
В.Ерофеев: Для примитивных людей модель Советского Союза очень удобна. Там теряешь всякую ответственность
В.Ерофеев
―
А остальные кто боится, а у кого просто, что называется, tabula rasa, вообще просто ничего там не написано. Чего напишешь, то и будет.Нет, так вот я к чему веду? Дело в том, что так называемое общество – оно не освободится. И вообще и лидеры нашей оппозиции-то – люди хотя и бесстрашные, но не имеют харизматического такого какого-то вихря, который был у Бори Немцова. Поэтому вряд ли они справятся с системой. Скорее всего, одна надежда на то, что появится кто-то приближенный, вот такой Хрущев новый (небольшого роста, может быть) и скажет «Ну, ребят, ну, хватит уж вообще всех терроризировать. Давайте мы так потихонечку?» Вот тогда пойдет, пойдет, пойдет.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, учитывая то, что Владимир Путин в последнее время повсюду своих охранников расставляет, как-то надежды мало.
В.Ерофеев
―
Ну, надо сказать, что Иосиф Виссарионович тоже не расставлял повсюду вообще либерально-демократические силы. Везде там стояли тоже... И Хрущев-то сам вообще в крови утопал. Но! Все-таки, в конце концов, они, вроде бы, его (Сталина) решили не лечить, когда у него случился очередной инсульт, и он там помер.
Т.Фельгенгауэр
―
Сейчас сделаем перерыв буквально 4 минуты. Особое мнение Виктора Ерофеева продолжится.НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжается программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, в гостях у меня сегодня писатель Виктор Ерофеев. Мы-то чего-то всё время с вами про прошлое да про прошлое. Но, ведь, в настоящем нет никакого Сталина. Ну, нету его.
В.Ерофеев
―
Ну, уж прямо нету. Может быть, если поискать, так найдем хотя бы какие-то фрагменты, как говорится, Сталина? Конечно, есть. Конечно, есть. И в презрении к тем, которые меньше зарабатывают, меньшей удачливостью обладают. Презрение к народу есть это. Есть сталинизм вообще в формах руководства. И вообще мне кажется, даже самый маленький руководитель – в нем есть, в общем, что-то от Сталина. Потому что нет другой формы руководства. Все, в общем-то, принимают команды только в таком, я бы сказал, авторитарном виде. А так вот, просто по либеральным каким-то канонам это всё не действует, не идет.Я думаю, что каждый начальник у нас в стране имеет уже некоторые особенности Сталина.
Т.Фельгенгауэр
―
Если говорить о прошедшем годе... Все-таки, уже сейчас конец декабря, через несколько дней новый, 2017-й год, который обещают бурно праздновать. Я не очень понимаю, что именно будут праздновать, но, видимо, какие-то...
В.Ерофеев
―
Не, ну, февраль-то можно отпраздновать, февраль 1917-го.
Т.Фельгенгауэр
―
Какие-то важные события 2017 года...
В.Ерофеев
―
Все-таки, хорошая революция была.
Т.Фельгенгауэр
―
Бывают плохие революции и хорошие революции?
В.Ерофеев
―
Бывают плохие и хорошие, Тань. Конечно. В 1917-м году была нужная России революция. А, вот, в октябре...
Т.Фельгенгауэр
―
Уже не нужная.
В.Ерофеев
―
...сам Сталин говорил, что это был Октябрьский переворот.
Т.Фельгенгауэр
―
Что в 2016 году стало поворотным, как вы считаете?
В.Ерофеев
―
Ну, мне кажется, что 2016-й год обозначил какой-то рубеж в теме человеческой природы, потому что Запад очень серьезно работал над понижением агрессивности, над понижением противостояния вот того своего-чужого, о чем говорили в первой части программы. Вообще работал над уничтожением человеческих пороков.Вдруг выяснилось, что если отступать, отступать и отступать, то, в конце концов, мы столкнемся спиной, задницей с нашей подсознанкой, которая, прямо скажем, совсем не настроена так миролюбиво, как настроены некоторые либеральные режимы. И вот подсознанка взбунтовалась. Это подсознание Америки вышло наружу, которое сказало «Вы чего? Мы совсем не такие, как вы нас лепите». Такая же подсознанка полезла и в Польше, то есть это национализм, это, в общем, уверены, что «мы лучше всех». В Австрии тоже такое полезло. Вот, Ле Пен во Франции имеет все шансы, по крайней мере, победить в первом туре президентских выборов. И так далее, и так далее.
Мне кажется, что поскольку в мире всё меньше и меньше философской мысли, а мысль такая, как бы, я бы сказал, с антропологической точки зрения очень вяленькая, она замещается бюрократией либеральной или псевдолиберальной, то, в общем, от того, что в системе очень сложных каких-то экономических и технологических процессов человек теряется, его не видно, его не изучают и случаются катастрофы. Вот это вот отсутствие внимания к внутреннему человеку, отсутствие внимания вообще к человеку привело вот к этому кризису. Можно сказать, что кризис пройдет. Можно сказать, что этот кризис и не пройдет, потому что были такие кризисы в начале XX века – они привели к войне, да? Первая Мировая война, казалось бы, родилась не по каким-то особо важным поводам, но родилась же она, к сожалению. Так и здесь: всё может случиться.
Поэтому, прежде всего, нам надо как-то всем вообще озаботиться, чтобы не допустить войны, хотя, уже допущены локальные войны. И озаботиться тем, чтобы, все-таки, каким-то образом более внимательно следить за человеческой природой. Потому что пример Америки – это очень серьезны пример. Как бы ни относилась вообще общемировая мысль к Америке как к мировому жандарму, все-таки, побеждала мысль о том, что в Америке есть то кино, те песни, те машины, те банки и так далее, которые приводят мир к какой-то стабильности. Так вот эта стабильность пошатнулась. А если не будет американской стабильности, интересно, кто же будет? Китайская, что ли? Или еще какая-то?
В.Ерофеев: То, что сегодня люди верят в Сталина, встают на колени, это форма победы Сталина и сталинского страха
Т.Фельгенгауэр
―
Ну как? Подождите. Американская стабильность – она же не на брендах держится, а на институтах. Институты непоколебимы.
В.Ерофеев
―
Нет, она держится на институтах, которые порождают эти бренды. Поэтому я взял более поверхностный слой. Но дело в том, что эти институты тоже показали всю свою слабость, потому что определенная часть этих институтов, людей, которые работают в этих институтах, поддержали, например, Трампа. Более того, я думаю, что сейчас...
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, подождите, Виктор, тут я с вами поспорю: это не слабость институтов, это слабость людей. Потому что институты как раз сработали безупречно, а, вот, люди, которые голосовали на праймериз, которые голосовали на выборах, вот, они привели Дональда Трампа к власти. Институты как раз незыблемы.
В.Ерофеев
―
Ну, здесь, в общем, у нас терминологическая, наверное, просто какая-то полемика. Потому что если институты сами по себе, без людей хороши, то, значит, эти институты просто пустое понятие. Ведь, институты наполнены людьми, и эти люди выбирают какие-то свои позиции. Институты, действительно, в Америке отработаны очень хорошо, но сейчас они находятся под сильным влиянием как раз вот этих людей, которые сказали, что «Подождите, эта мысль не либеральная, не консервативная не работает. Давайте искать какой-то другой путь». Ну, вот, этот путь оказался связан с какой-то вот такой подсознательной идеей вообще попробовать понять, чего мы хотим. А мы хотим, действительно, того, чтобы нас считали лучшими, чтобы мы доминировали и чтобы мы побеждали.То есть, в общем, надо сказать, что много лет назад Путин, действительно, то ли через разведку, то ли еще по каким-то соображениям, предугадав вот этот вот тренд, который шел в мире, практически побежал впереди всех и к этому тренду, в общем-то, оказался готов.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть к концу 2016 года мы можем резюмировать, что Путин всё правильно сделал, он всё угадал, он всё использовал в свою пользу?
В.Ерофеев
―
Он угадал. Он угадал, использовал. Другое дело, что польза Кремля и польза России – это вещи, которые, наверное, в данном случае находятся в каком-то сложном противостоянии. Но то, что вот это вот движение, которое, в конце концов, привело к кризису, действительно, либерального общества, это никто не отрицает на Западе, никто не отрицает, что его нету. Это поразительно.Тут меня как-то один западный посол вообще поразил. Он говорит: «Я представляю страну, понять которую я сейчас не могу». Это говорит посол крупной западноевропейской страны. Ничего себе, я думаю, когда бы мог посол себе такое позволить сказать?
Т.Фельгенгауэр
―
Ну а про Россию разве понятно?
В.Ерофеев
―
Не, ну про Россию-то мы знаем, что про Россию никогда не было ничего понятно. Поэтому тут и интересно.
Т.Фельгенгауэр
―
Интересно и при этом?..
В.Ерофеев
―
Писателю интересно.
Т.Фельгенгауэр
―
Вот, да. С точки зрения писателя, видимо, интересно.
В.Ерофеев
―
Ну да. Нет, с точки зрения писателя Россия – рай. Абсолютно.
Т.Фельгенгауэр
―
Но за кем наблюдать в первую очередь писателю в России?
В.Ерофеев
―
За человеческой природой. Исключительно. Потому что она обнажена...
Т.Фельгенгауэр
―
Но ваш герой где? Ваш герой в Москве или ваш герой в Иркутске?
В.Ерофеев
―
Повсюду. Повсюду. Мой герой повсюду. И, в основном, героиня – она тем более интересна. Русская героиня вообще удивительна. Удивительна.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, она удивительна чем? Долготерпением своим?
В.Ерофеев
―
Да не, ну чего? Она удивительна тем, что она всегда в поиске. Она всегда ищет.
Т.Фельгенгауэр
―
Ищет, где лучше? Где спокойней? Или, наоборот, ищет, где больше приключений?
В.Ерофеев
―
Вот, один день ищет, где больше приключений, другой – где спокойнее, третий – просто коньячку выпить.
Т.Фельгенгауэр
―
За минувший год героиня стала более жестокой?
В.Ерофеев
―
Нет, я бы не сказал, что более жестокой стала наша героиня. Появилась просто группа российских женщин, которые решили всё запретить. Это, действительно, такое, новое явление, такие, русские амазонки-запретительницы. Но, в принципе, этот отряд отнюдь не представляет русских женщин. И вообще надо сказать, что, слава богу, что у нас есть русские женщины, иначе бы просто мы бы уже давным-давно превратились в приматов.
В.Ерофеев: 2016-й год обозначил рубеж в теме человеческой природы, Запад серьезно работал над понижением агрессивности
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы считаете, что Россия – это страна женщин?
В.Ерофеев
―
Нет, я так не считаю. Я бы хотел, чтобы она была страной женщин, но она страна... Мужчин-то в России очень мало. Вообще поди поищи. Есть мужики, есть пацаны, братки. Да вообще кто скажет про себя, что «Я мужчина»? Все: «Ну, я мужик». Нет, это сложное понятие.А женщины есть. Вот именно женщины, которые многое сделали для того, чтобы не случился окончательный коммунизм, а сейчас – чтобы не случилось окончательное мракобесие. Вот, я думаю, что они...
Т.Фельгенгауэр
―
Ну а как же?.. И среди мракобесов очень много женщин.
В.Ерофеев
―
Но не так много. Не так много. Не так, все-таки, много. Мракобесие женщины – оно имеет такой, прикладной характер. Вот, она взяла, стала мракобеской на какой-то период времени. А мужчина может погрузиться целиком.
В.Ерофеев: Мужчин-то в России очень мало. Вообще поди поищи. Есть мужики, есть пацаны, братки
Но я не говорю, что нету отряда, где женщины целиком мракобесны. Мы знаем даже эти имена.
А, в принципе, женщины, все-таки, больше, чем мракобесие, любят любовь, и для нее любовь – это самое главное. Поэтому она читательница романов.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, знаете, есть любовь к мужчине, есть любовь к родине, любовь к президенту (не побоюсь этого слова).
В.Ерофеев
―
Ну, по-разному тоже. Дело в том, что, вот, в словаре Larousse французском начала XX века (у меня просто есть экземпляр этого Larousse), там написано на слово «амур», там написано: «Амур – это чувство к родине и к богу». Вот. Но там дальше пишется: «Но иногда употребляется тоже по отношению к противоположному полу». И, вот, мы прошли весь этот век...
Т.Фельгенгауэр
―
Закончим, да, наш эфир пожеланием любви к родине и богу.
В.Ерофеев
―
Нет, я думаю, что мы пожелаем, все-таки, любви такой, которая согревает двух людей или, по крайней мере, дает им возможность согреться.
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо большое, это было особое мнение Виктора Ерофеева, эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.