Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2016-06-20
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр и я приветствую: в гостях у меня сегодня Виктор Ерофеев, писатель. Здравствуйте, Виктор.
В.Ерофеев
―
Здравствуйте.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, понятно, что говорим сегодня, в основном, о трагедии, которая произошла в Карелии. И наши слушатели в том числе задают вам вопрос: «Вы вообще можете себе представить, как там такое могло произойти? Как это могло случиться?»
В.Ерофеев
―
Ну, я бы сказал так. Я могу представить и я не могу представить. Просто в сознании не укладывается. Это, действительно, чудовищная трагедия. И позвольте я просто выражу мои соболезнования близким, друзьям, знакомым всех тех замечательных девочек и мальчиков, которые погибли. Просто невероятно, конечно, как с этим справятся. И я думаю, что это очень правильно, что траур в Москве. Я думаю, что очень правильно, что так взбудоражило это всех. И мне кажется, тут есть какое-то, Тань, знаете, какое-то несоответствие между нашим таким традиционным пренебрежением к жизни, которое мы ощущали в течение, может быть, всей истории России, да? Жизнь солдата, жизнь крестьянина, жизнь рабочего, в общем, мало чего стоили. Из-за этого были революции, бунты и так далее, и так далее. И это какое-то вот такое абсолютное пренебрежение, очень низкое качество и цена жизни – она докатилась до нашего времени, это мы тоже чувствуем. Но с другой стороны (и, может быть, это как раз и знак нашего времени), мы стали как-то больше задумываться о том, что такое жизнь, что такое смысл жизни, что такое наши дети в нашей жизни и так далее. И вот у нас внутри нас, внутренне жизнь стала повышаться в цене.И вот это столкновение такой, отвратительно-пренебрежительной позиции по отношению к жизни других и нашей собственной позиции по отношению не только к нашим детям, не только к нашим близким, но и по отношению тоже вообще к жизни, вот это столкновение выразилось в ощущении беды, которая сопутствовала вот этой карельской трагедии.
То есть это столкновение говорит о том, что, все-таки, наше общество подрастает морально и интеллектуально. То есть оно начинает осознавать как-то побольше и позначительнее масштабы человеческого существования, и в то же время вот эта вот старая традиция, когда могут на лодку взять без спасательных жилетов, в общем, наплевательское отношение... Я там почитал, ругань, некрасивое вообще отношение к детям, такое, грубое, хамское отношение – оно тоже существует.
Мне кажется, что выводом из этой трагедии должны быть не только системы безопасности или прокурорские проверки, выводом из этой трагедии должны быть, прежде всего, попытки соединить наше повышенное отношение к жизни с тем, что мы можем потребовать от государства, чтобы оно тоже это соблюдало.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вот тут сразу несколько вопросов у меня. Ведь, были тоже трагедии страшные. «Булгарию», например, сегодня очень многие вспоминали. Или, например, когда вы говорите про государство. Вот, например, если дети ехали по линии Департамента соцзащиты, вот, их жизни были доверены Департаменту.
В.Ерофеев: Выводом из трагедии должны быть не только проверки, но и требование от власти повышенного отношения к жизни
Хорошо, да, человек, возможно, стал больше ценить жизнь свою и жизнь другого человека. Но когда мы сталкиваемся с вот этой бюрократической машиной, с государственным каким-то аппаратом, вот здесь все эти прекрасные слова о высокой цене человеческой жизни – они...
В.Ерофеев
―
Обрываются, да.
Т.Фельгенгауэр
―
Они уместны вообще или нет?
В.Ерофеев
―
Да нет, не уместны. Надо сказать, что несколько лет назад мы с женой и дочкой отдыхали на Алтае, поплыли. Совершенно случайно не взяли дочку, поплыли с женой по прекрасной реке, такой сплав. И перевернулись. И этот самый инструктор, который тоже, видимо, похожий на этих инструкторов, которые в Карелии, который там шутил цинично, ругался на тех, которые никогда не гребли и поэтому не знали. В общем, говорил, что вообще это какой-то слабый уровень опасности. Когда мы повернулись, чудом, просто чудом остались живы. Спасателю моему, который вместе с нами ездил, даже какую-то медаль выдали просто за спасение утопающих. То есть, вот, перед вами сидит утопавший.И потом, когда мы прибыли на берег и, в общем, вместо такого разбирательства этот сотрудник просто сбежал. Он просто вышел с лодки, с другой лодки и убежал. То есть вот такая вот история.
То есть это еще говорит о том, что, ведь, люди, когда сбивают на дорогах, бегут. Люди вообще не берут ответственности ни за один тот поступок, который может в конечном счете привлечь их к каким-то печальным последствиям. А почему? Тут начинает работать другая бюрократия. Да потому что достучаться до милиции или понять, что у этой милиции-тире-полиции те же самые человеческие ценности, это очень в это трудно поверить, и тогда уж лучше, как бы, обходить эти места и стараться вообще к ним не приближаться.
То есть получается, что, с одной стороны, бросают такое огромное количество мусора в эти все государственные инстанции, институции. Ну, в общем, там сидят бюрократы бездушные, люди с абсолютно чужими ценностями, теми ценностями, которые бы явно не одобрила семья Ростовых из романа «Война и мир». А с другой стороны, люди начинают прорастать. Я не могу сказать, что у нас прямо всё прекрасно с человеческой жизнью, но люди начинают об этом задумываться. Вот и вы говорите, что задают вопросы.
Ну так вот, это столкновение – оно... Мы находимся в каком-то переломном таком моменте. Я не знаю, тут нужна очень значительная интеллектуальная воля (ну, а кого еще можно?) государства для того, чтобы снять это противоречие. Что, кстати говоря, совершенно никоим образом не снимает вины с тех, кто допустил эту трагедию, и не снимает боли и ужаса самой этой трагедии карельской.
В.Ерофеев: Это бюрократическая реакция «За 4 дня». Почему не за 3,5? Это такая, трагическая насмешка
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, вот тут вице-премьер правительства Ольга Голодец говорит, что все детские лагеря в России проверят за 4 дня. Вот, ответ на эту трагедию – кампания как обычно.
В.Ерофеев
―
Ну... Да. Это бюрократическая реакция «За 4 дня». Почему не за 3 с половиной? Может быть, уложимся в 3 с половиной? Мне кажется, что это какая-то... Это такая, трагическая насмешка, потому что дело не в этом. Дело в том, что на такую трагедию надо отвечать не кампанией и не проверкой, которая ничего не даст... То есть, в общем, ведь, дети погибли в одном лагере по определенной причине. Это не значит, что в каждом лагере они погибнут. Дело в том, что просто, видимо, сама система дает сбои, которые приводят к этим бедам.
Т.Фельгенгауэр
―
Это программа «Особое мнение», сегодня главный герой этой программы Виктор Ерофеев, эфир для вас ведет Татьяна Фельгенгауэр. Мы продолжим. Тут вот по поводу ценностей разных или не разных наш слушатель, подписавшийся, правда, только инициалами «Н.К.», говорит: «Ну, какие ценности? Коррупция - №1 ценность».
В.Ерофеев
―
Ну, человек, который подписался этими инициалами, Америки не открыл, надо сказать. Дело в том, что коррупция в нашем государстве процветает веками. И тем не менее, ценность человеческой жизни не скажу «всего населения», но, все-таки, определенных слоев в каждом веке была разной. И бывали, все-таки, более-менее приличные периоды, хотя небольшие. Поэтому, в общем, дело тут, конечно, не только в коррупции, дело тут просто вот в том наплевательстве, которое связано не с коррупцией, а связано с тем, что у нас не развилась, благодаря тоже целому пучку исторических причин, понятие человеческой личности. То есть мы человека в России не уважаем.
Т.Фельгенгауэр
―
Так личность, я прошу прощения, уничтожалась целенаправленно на протяжении долгого времени.
В.Ерофеев
―
Она сначала даже и не выросла, потому что личность, в общем, если так посмотреть на историю мира, она возникает примерно тогда, когда возникает возрождение. Вот здесь возникает понятие личности, да? И мы видим, что эти личности начинают заселять книги. Ну, скажем, книги Шекспира, да?Если мы возьмем нашу историю, то так или иначе по разным причинам мы плохо проходили через Просвещение, а до этого Возрождение. То есть, ну, были отдельные, но очень незначительные успехи в этом деле.
И вот так и случилось. И поэтому когда не появляется личность, тогда небезызвестный маршал может сказать, что «Бабы новых нарожают», и сказать это абсолютно, вроде бы, без всякой шутки. То есть солдат, жизнь солдата не считалась, и мы знаем цену победы в этом смысле – трупы, трупы, трупы детей, тех людей, которые составляли, может быть, костяк того общества, которое приняло революцию. То есть они приняли революцию, а детей их всех уничтожили.
В общем, мне кажется, что это больной исторический вопрос, и коррупция здесь только часть. Потому что личность, если мы говорим о личности, это, все-таки, тот самый человек, который имеет понятие о чести.
Т.Фельгенгауэр
―
Виктор Ерофеев в программе «Особое мнение». Еще одна новость, которая пришла буквально несколько часов назад. Следственный комитет завершил расследование дела об убийстве Бориса Немцова, направил его в прокуратуру. Причем, версия, которую нам озвучивали сначала, что, якобы, это было убийство по мотивам религиозной ненависти и из-за позиции Бориса Немцова по расстрелу редакции журнала «Шарли Эбдо», но нет. Вот, следователи говорят, что «Нет, корыстный мотив, исключительно ради обещанного вознаграждения в размере не менее 15 миллионов рублей», - об этом рассказал официальный представитель Следственного комитета Владимир Маркин. Но в свою очередь адвокат Вадим Прохоров, который представляет интересы дочери Бориса Немцова Жанны говорит, что нельзя считать это дело раскрытым до тех пор, пока не найдет заказчик. Согласитесь с этим?
В.Ерофеев: Заказчик имел идеологические побуждения. Он не понимал, что Борис со своей позицией просто необходим России
В.Ерофеев
―
Да, я соглашусь с адвокатом. Безусловно. И явно, что заказчик имел не корыстные какие-то побуждения, а идеологические. И больше того, больше, чем идеологические – это как раз тоже к вопросу о ценностях. Этот человек просто не понимал, что Борис со своими ценностями, со своей позицией просто необходим России. Он необходим России, потому что у нас уже какое-то время назад сбился тот традиционный баланс между славянофильскими идеями, которые всегда существовали в нашем обществе, и западническими. И в XIX веке было как-то это всё сбалансированно – в некоторых частях XIX века хуже, в некоторых лучше. Там, например, при Александре Втором вполне прилично и были реформы и либеральные, и в то же время оставались весьма консервативные идеи, всё это смешивалось. Россия была Россией. Возьмите журналистику, почитайте журналы, какое замечательное время, сок статей. Это не сухие, а просто, вот, брызжет соком, то есть Россия зажила.У нас сейчас резко качнулось в такие славянофильские, я бы сказал, псевдославянофильские и, сказал бы, охранительные идеи, вообще вошла страна. Естественно, те западники, которые, в общем, всегда были в России, опять трактуются как вот такие вот либералы-отступники. И мне кажется, что это наносит такой страшный урон России... Вот сейчас, значит, вроде бы, собираются опять дружить с Европой. А каким концом дружить-то будем? Через кого?
Т.Фельгенгауэр
―
Вы это из чего заключили, что мы опять собираемся дружить с Европой?
В.Ерофеев
―
Ну, доходят до меня такие сведения из Петербурга. Вот и президент тоже предлагает задружить снова.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, как-то маловероятно. Мне кажется, что здесь...
В.Ерофеев
―
Тань, это ваша позиция.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы думаете, что есть шансы?
В.Ерофеев
―
Я думаю, что, знаете, в изоляции...
Т.Фельгенгауэр
―
Какие просто точки соприкосновения у нас есть?
В.Ерофеев
―
Вы понимаете, вот там, например, какие-то неуспехи, ну, допустим, в спорте. Так и позвонить нельзя, пожаловаться, сказать там: «Ангелин, ну что ж такое-то нас зажимают?» Теперь все просто на звонки не отвечают, в общем.Ну, как, представляете, как вот вдруг человек что-то сделал такое и все сказали «Ну, делай, продолжай, но мы, как бы, иначе на это смотрим» и отвернулись. И теперь... Сначала думали, что «Ну, хорошо. О! У нас теперь такой прекрасный Крым и всё как замечательно». А теперь выяснилось, что цена этого Крыма – она настолько дорогая, что вот уже Олимпиада проваливается и всё прочее.
Я не говорю, что из-за этого конкретно. Я говорю, что по этой цепочке бегут такие позывные, которые говорят «Не имейте с ним никакого дела».
Т.Фельгенгауэр
―
А вы думаете, что допинговый скандал – он больше носит политический характер?
В.Ерофеев: Когда возникают в стране авторитарные тенденции, то мы почему-то думаем, что такого у нас не было
В.Ерофеев
―
Я думаю, что любое международное действие имеет некоторое политическое свойство. Любое. Где возникают международные отношения, там всегда есть место политики. И в этом тоже ничего страшного... Мы-то так вообще, наша страна вообще всё превратила в политику уже давным-давно.
Т.Фельгенгауэр
―
Во внешнюю политику.
В.Ерофеев
―
Я думаю, и внутреннюю тоже. Но, в принципе, можно сказать, что любое действие политическое, ну, за исключением, может быть, музыкантов и некоторого количества писателей, к которым я принадлежу.
Т.Фельгенгауэр
―
Музыканты – это те, которые в Пальмире играют?
В.Ерофеев
―
Ну, например, те, которые...
Т.Фельгенгауэр
―
Или другие музыканты?
В.Ерофеев
―
Ну, я не знаю. Дело в том, что я знаю, о ком вы говорите. Это великий музыкант. Но там же... Как вам сказать? Там-то идет такая, не музыкальная игра. А зайдем в тот театр, которым руководит этот музыкант, и видимо, за этот театр тоже надо каким-то образом платить. Говорят, такого театра вообще в мире нет.
Т.Фельгенгауэр
―
Возможно. Не была в нем, к сожалению. Хотя, хвалят.
В.Ерофеев
―
Да. Да. Тут, ведь... Понимаете, когда возникают в стране авторитарные тенденции, переходящие уже в такой, довольно суровый зимний климат, то мы почему-то думаем, что такого у нас не было. Но мы все в Советском Союзе так или иначе, у кого был талант, как-то его либо скрывали, либо защищали. Некоторые при защите этот талант и теряли. И были, в общем, беды-беды-беды-беды, и об этом писали многие книги. А некоторые, все-таки, могли спасти, пытаясь увернуться или каким-то образом сотрудничая.Мы, собственно, в той же самой ситуации. Но нам просто дали 20 свободных лет, и мы в эту ситуацию с ярма входим с трудом и с удивлением. А она уже есть, уже надо защищаться...
Т.Фельгенгауэр
―
В смысле мы не хотим признаваться самим себе, что мы опять, вот, все в компромиссе сплошном?
В.Ерофеев
―
Мы не хотим признаваться, что мы должны... Да любая радиостанция – это компромисс, любая газета. Всё компромисс уже. Просто другое дело, что каждый год имеет свои компромиссы, и это всё равно ступеньки вниз.
Т.Фельгенгауэр
―
В любом случае?
В.Ерофеев
―
Ну, в нашем случае, вот, сегодняшнем это ступеньки вниз. Но вот существует где-то такая ступенька, после которой начинается размышление про оттепель. Потому что, вот, закрытая страна в XXI веке – это нонсенс. Нонсенс, если кто не знает этого слова из радиослушателей, означает чушь собачья. И, вот, если эта чушь собачья продолжается, то страна распадается, и те, кто ею правят, начинают выглядеть тоже как чушь собачья. Начинают выглядеть (в будущем времени), так что мы никого не обижаем. Мы только можем сказать «Такое может наступить».
Т.Фельгенгауэр
―
Мы только в начале процесса, да.
В.Ерофеев
―
Нет, мы еще такие, можно сказать... Пока еще чушь щенячья. Не собачья, а щенячья.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть она даже может быть милой.
В.Ерофеев
―
Ну, я бы не сказал, нет. Я думаю, что это просто маленькие еще такие, не выросли до конца.
Т.Фельгенгауэр
―
Немножко мы ушли от темы расследования убийства Бориса Немцова, а, тем не менее, у меня есть еще один короткий вопрос.
В.Ерофеев
―
Мы не ушли. Тань, дело в том, что, ну, понятно совершенно.
В.Ерофеев: Дело маршала – это же дело человеческого уничтожения. Я бы вообще никому не открывал из них досок
Т.Фельгенгауэр
―
У меня вопрос такой. Вот, если вы согласны с Вадимом Прохоровым, который не считает дело раскрытым до тех пор, пока не назван заказчик, как вы считаете, не хотят расследовать до конца или не могут?
В.Ерофеев
―
Я считаю, что не хотят, и выяснится, кто убил Немцова, выяснится лет через 30-35.
Т.Фельгенгауэр
―
Когда что-нибудь рассекретят?
В.Ерофеев
―
Да нет. Ну, просто когда, вот, закончатся ступеньки и начнется что-то другое.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы сейчас знаете, как министр Улюкаев?.. Он постоянно пытается нащупать дно, от которого можно было бы оттолкнуться, экономика бы начала расти. А у нас тоже ступеньки так закончатся вниз, и потом мы развернемся и вверх пойдем?
В.Ерофеев
―
Ну, дело в том, что... Вот, я не знаю этого министра лично, но я себе представляю, что от него требуют найти это дно. А мне кажется, что для существования необходимо тоже понять, что когда-то кончится. Ну, как вот? Все же говорят «Свет в конце туннеля» или еще что-то. И мне кажется, что эта ситуация, которая сложилась, она настолько тупиковая, что она как-то разрешится тем или другим способом. Она просто не продуктивна, она не может долго продолжатся.
Т.Фельгенгауэр
―
Нам сейчас нужно сделать перерыв несколько минут. Это «Особое мнение» с Виктором Ерофеевым. Мы скоро к вам вернемся.НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжается программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, в гостях у меня сегодня писатель Виктор Ерофеев. Еще одна, ну, не знаю, видимо, к нашему, все-таки, разговору о ценностях тема, которую обсуждают, на самом деле, уже несколько дней. Но там постоянно что-то происходит. Дело в том, что в Санкт-Петербурге, как вы знаете, открыли памятную доску маршалу Финляндии Карлу Маннергейму. Так вот, ее уже, значит, ночью успели облить краской. И вообще какую-то очень неоднозначную (и понятно, почему неоднозначную) реакцию открытие этой доски вызвало. Как вы считаете, зачем это вообще сделано?
В.Ерофеев
―
Ну, маршал просто принимал участие в самых разных войнах. И были войны, где маршал был на стороне России, а был другой период, где маршал был против.
Т.Фельгенгауэр
―
Но в Санкт-Петербурге-то совсем, по-моему, как-то кощунственно открывать. Нет?
В.Ерофеев
―
Ну, я не знаю, что такое слово «кощунственно» применительно к маршалам. Я просто не знаю. У них, видимо, какая-то своя система ценностей.Ведь, дело маршала – это же дело, в общем, человеческого уничтожения. Я бы вообще никому не открывал из них досок. Достаточно того, что они обладают какой-то огромной властью над человеческими жизнями.
В.Ерофеев: У нас много мостов, посвященных чекистам, которые уничтожали не чужой народ, и мы соглашаемся с этим
Но что касается вот этого момента, то тут трудно сказать. С точки зрения, конечно, тех ценностей, которые отстаивал маршал, в общем-то, действительно, в Финляндии он пользуется огромным уважением и он, собственно, такой же, как у нас Жуков. Да, и Петербург он любил, и вообще в этом смысле всё в порядке. Но он выступал просто конкретно против коммунизма, конкретно против Советского Союза. И тут начинаешь задумываться, то есть вечный вопрос, который, в общем-то, вставал и перед генералом Власовым, и перед всеми теми, которые, в общем, оказались в сложном положении во время войны: «Подождите, так мы что? Если перед нами рушатся наши собственные ценности, мы против тех, которые те же самые ценности защищают, но, оказывается, воюют против нашей страны?»
Т.Фельгенгауэр
―
И есть ли здесь какая-то коллективная ответственность народа?
В.Ерофеев
―
Вот, Таня. Вот именно.
Т.Фельгенгауэр
―
Потому что отправлены в концлагеря люди. Можно, конечно, очень любить Санкт-Петербург, но, вот, жизнь простых людей здесь где в этой любви?
В.Ерофеев
―
Ну, если вы простыми людьми называете людей, у которых нету возможности самих себя защитить, то тогда, конечно, это беда. Но, в общем, простые люди сами себя не смогли оттренировать перестать быть простыми.Тут, что называется, историческая ответственность редко колеблется в разные стороны – она бегает от обвинения власти к обвинению в лености, обломовщине, азиатчине, всеми теми понятиями, которыми русская литература не стеснялась оперировать в XIX веке.
Т.Фельгенгауэр
―
Люди как заложники войны.
В.Ерофеев
―
Тут трудно сказать. А кто еще? Мыши, что ли? Собаки? Кошки? Конечно, люди как заложники. Все люди не только заложники войны, но все люди становятся заложниками двух, трех, четырех человек. В данном случае, если мы говорим о Финляндии, то они стали заложниками двух замечательных бандитов, Гитлера и Сталина.
В.Ерофеев: История России как футбольный матч, и голы забивает каждый царь вместе с командой в другие ворота
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, это никаким образом не помогает понять, зачем открыли эту памятную доску.
В.Ерофеев
―
Ну, наверное, тоже с трудом можно как-то разобраться в том, почему открыли мост имени чеченского лидера, я имею в виду отца. Ну, трудно. У нас огромное количество мостов, улиц, посвященных чекистам, которые уничтожали далеко не чужой народ, и мы почему-то соглашаемся с этим. Вообще путаница страшная. И нынешние идеологи продолжают эту путаницу, считая, что надо примирить всех со всеми, лань трепетную и уничтожающую ее животную силу.Но мне кажется, что так не получится никогда. Это получится только или опять ломать хребет, или путать все ценности. То есть это мухлеж такой. Поэтому... Я не знаю, почему поставили эту доску. Могу только сказать, что, конечно, с точки зрения русской истории можно было посочувствовать генералу, который, все-таки, спас Финляндию. Но посочувствовать, как бы, с той стороны, а здесь не превращать его в героя. Я с точки зрения русской истории.
Т.Фельгенгауэр
―
Безусловно. Обещала я про тупики тоже еще поговорить. Дело в том, что никак не найдем мы слово подходящее, чтобы описать то место, в котором мы находимся. То, значит, дно ищут, то по лестницам ходим.
В.Ерофеев
―
Ну, если брать цензурное слово, то трудно найти, да.
Т.Фельгенгауэр
―
Вот. Вы, вот, говорите «Свет в конце туннеля, может быть, когда-то забрезжит». Или тупик? Но тут как раз Сергей Лавров буквально несколько дней назад тоже говорил про тупик, но уже, правда, санкционный, и он использовал очень странное словосочетание, говорит, что «санкционный тупик начал размываться». Может, мы правда в тупике и что-то с этим тупиком происходит?
В.Ерофеев
―
Нет, ну, то, что мы в тупике, наверное, это не секрет и для российской дипломатии, потому что, ну, в общем, дипломатия как раз сама по себе представляет собой мост, наведенный в сторону других стран и работ, и всё. Когда эта работа сильно ограничивается или вообще прекращается, то это и называется «тупик». Вот. Поэтому мне кажется, что тут вообще никакой загадки нету. Скорее загадка, может быть, вот, по отношению к финскому маршалу.А тут какая? Ну, тут ясно. Чего тут удивляться? Принимаются определенные решения, которые вызывают настороженность, потом ужас, потом вообще ощущение того, что это всё делается в бреду и сумасшедшем доме. И поэтому доверия, конечно, Европы и Штатов по отношению к нам, в общем, нет никакого. Ну, если нет никакого доверия, как это назвать? Тогда тупик доверия.
Насчет туннеля я не сказал, что в каждом туннеле есть окончание. Я думаю, что в туннели смерти, если ее брать чисто физиологически, никакого нету, никакого радостного момента.
Но с другой стороны, просто, действительно, есть вещи, которые не могут двигаться постоянно в тупике. Вот, они, как бы... Ну, вот, тупик и есть тупик. И Россия показывает как раз, что она, по-моему... В какой-то из книг пытался представить историю России как футбольный матч, и голы забивает каждый царь вместе с командой в другие ворота. То есть если один бьет на Восток, другой – на Запад, и вот так идет прям по всей истории. Так что, наверное, следующий царь будет дружить с Западом. Но это оптимистический прогноз.
Т.Фельгенгауэр
―
Хм. Как мы уже перешли в монархию, интересно. Кстати о политическом устройстве в Российской Федерации. Объявлены выборы, всё уже, предвыборная кампания началась. И Алексей Навальный обратился с открытым письмом к Владимиру Путину, Дмитрию Медведеву и Элле Памфиловой, которая возглавляет Центризбирком, говорит, что он за участие в выборах, он хочет участвовать в выборах и, в общем-то, требует участия в выборах. Допуск кандидатов и партий. равные возможности агитации, честный подсчет голосов. Требования прекрасные. Не очень только понимаю, на какую реакцию тут можно рассчитывать, и вообще как вы считаете, нужно с такими обращениями-то выступать людям типа Алексея Навального?
В.Ерофеев
―
Я не знаю людей типа Алексея Навального, потому что Алексей Навальный один сам по себе. Он замечательный политический игрок. Он как раз тот самый, который дает нашим слушателям понять, что такое российская коррупция сегодня. И эта игра может вызывать какие-то недоумения у тех людей, которые просто не играют в такие крупномасштабные игры. И, действительно, тут нельзя не заметить всем нам, что на выборах в Москве он, все-таки, где-то под 30% голосов москвичей взял. Ну, это огромное количество.Да и вообще этот человек, мне кажется, очень нужен и Кремлю. Просто это бесконечно цинично за это сажать его брата. Вот. Бесконечно цинично. А так, мне кажется, если он сможет быть депутатом и если он сделает этот шаг, то почему бы ему не писать?
Тут, ведь, главное, действительно, иметь активную позицию. Если бы в нашей стране...
В.Ерофеев: Навальный очень нужен и Кремлю. Кто тогда на верху будет знать, как зверски ворует его окружение?
Т.Фельгенгауэр
―
Ну как? Он не может быть депутатом, прошу прощения, потому что были приняты все возможные поправки в разные законы, чтобы человек с судимостью не мог быть депутатом.
В.Ерофеев
―
Ну, я думаю, что он если не будет депутатом, то в любом случае в истории России он останется как Алексей Навальный, и это уже серьезная заявка на его изучение в дальнейшем, как он сумел себя поставить.Я думаю, что он нужен и Кремлю, потому что вот так вот представить, что нету Навального... А кто ж тогда на самом верху будет знать, как ворует и как зверски ворует его окружение? Он тут подает какую-то информацию в высшие сферы.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну как? У Администрации президента есть антикоррупционные отдельные специальные люди.
В.Ерофеев
―
Ну, мы, конечно, им доверяем больше, чем Навальному, но всё зависит от того, кто это «мы»?
Т.Фельгенгауэр
―
Вопрос, да, про Владимира Путина, доверяет ли он им или нет.
В.Ерофеев
―
Ну, я не знаю, честно говоря. Думаю, что он Навальному доверяет больше. И если так, то это умное и правильное решение.Вообще Навальный абсолютно необходим стране. Я поражаюсь, как Алексей вообще может вообще и хватает у него нервов и усилий. Воля у него значительная. Я просто считаю, очень сильный политик.
Знаете, Таня, дело в том, что Розанов восхищался своим врагом Чернышевским и говорил «Какие дураки власть! Загнали в Сибирь. А мог бы помочь России».
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо большое. Это было особое мнение Виктора Ерофеева, эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.