Юрий Сапрыкин - Особое мнение - 2015-09-23
Л.Рябцева
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», с вами – Леся Рябцева, и у меня сегодня в гостях журналист Юрий Сапрыкин.
Ю.Сапрыкин
―
Здравствуйте.
Л.Рябцева
―
Здрасьте. Нам с вами повезло, у нас есть позитивная новость, с которой можно начать.
Ю.Сапрыкин
―
Позитивная повестка пришла к нам.
Л.Рябцева
―
Позитивная повестка пришла к нам. Если я не ошибаюсь, вчера же был суд над Энтео, да? Я просто вне новостей, поэтому...
Ю.Сапрыкин
―
Да, вчера был суд, где ему присудили 10 суток.
Л.Рябцева
―
Ну вот, да. Вы решили рассказать заодно, что же было.
Ю.Сапрыкин
―
Да-да-да.
Ю.САПРЫКИН: Энтео приезжает как ограниченный российский воинский контингент: с ним приезжает наряд милиции
Л.Рябцева
―
Кто с кем ведет эфир?
Ю.Сапрыкин
―
Светски поговорим, в чем повод. И я чего-то сегодня слышал про то, что на него завели уголовное дело. То есть это, может быть, еще и не последние 10 суток.
Л.Рябцева
―
Простите, а вы его жалеете, что ли?
Ю.Сапрыкин
―
Да.
Л.Рябцева
―
Почему?
Ю.Сапрыкин
―
Ну, я никому не желаю российской тюрьмы, вообще никому. Ну, то есть даже человеку, который ворвался на выставку и чего-то там нахулиганил. Мне кажется, что, ну, как бы, если уж говорить про то, как остановить людей, которые врываются на выставки, то, ну, как бы, не десятью сутками это делается и даже, наверное, не десятью годами.
Л.Рябцева
―
Ну а что? Его должны были оштрафовать или что?
Ю.Сапрыкин
―
Да не, ну, мне просто кажется, что... Я сам никогда не был свидетелем этих акций, но мои коллеги из МХАТа, к которым он тоже приезжал в гости и врывался на сцену, рассказывали, что Энтео приезжает как ограниченный российский воинский контингент приблизительно: с ним приезжает наряд милиции...
Л.Рябцева
―
Это правда, да.
Ю.Сапрыкин
―
...с ним приезжает «Скорая»...
Л.Рябцева
―
Он один не ходит. Казаки еще какие-нибудь.
Ю.Сапрыкин
―
... с ним приезжает съемочная группа. Не, ну, казаки – ладно, это, допустим, какие-то его дружбаны, да? Ну, просто с ним приезжает какая-то вполне весомая такая господдержка.
Л.Рябцева
―
Банда.
Ю.Сапрыкин
―
Вот. И мне всегда было интересно, а вот какие, вот, происходят там звонки, переговоры, телодвижения между моментом, когда его забирают в отделение, и моментом, когда его из этого отделения выпускают. Вот, мне кажется, что если бы не было этой господдержки и не было вот этих звонков и переговоров, то этот феномен рассосался бы сам собой.
Л.Рябцева
―
А сейчас-то что произошло? Почему резко начали судить?
Ю.Сапрыкин
―
Ну, потому что возмутилась уже какая-то не просто прогрессивная общественность в Facebook, а вполне такая, уважаемая культурная общественность. Мне кажется, что к словам людей типа Михаила Пиотровского прислушиваются на самом верху, и это, действительно, какой-то совсем вопиющий случай. Все-таки, это не какие-то там инсталляции, про которые до конца непонятно, искусство это или не искусство, а это произведения из государственного музейного фонда. Это Сидур, скульптор-фронтовик, человек, у которого есть собственный музей в Перово, скульптуры которого стоят на улицах Москвы и так далее, и так далее. Ну, как бы, а дальше-то что? А дальше кого мы там? Матисса пойдем громить? И вот в этот момент, конечно, надо было отреагировать.
Л.Рябцева
―
Ну, вот, они отреагировали, потому что реально поняли то, что он натворил что-то неадекватное? Или это фальшь? Сказали типа «Мальчик, посиди»? Ну, я просто не верю, что неожиданно...
Ю.Сапрыкин
―
Мне очень сложно залезть в голову людей, которые реагируют. Но мне кажется, что здесь надо было просто, ну, как-то умеренно наказать нашего акциониста и показать заодно культурной общественности, что вообще государству не всё равно, оно, как бы, парится и стоит на страже.
Л.Рябцева
―
На страже оно не стоит – охранников убирают из музеев.
Ю.Сапрыкин
―
Да, кстати, а в Эрмитаже уже... МВД сообщило, что оставят охранников.
Л.Рябцева
―
Да-да-да, Колокольцев, да.
Ю.Сапрыкин
―
А как потом с Пиотровским-то разговаривать на каком-нибудь приеме или оглашении президентского послания, или чем-то таком? Поэтому, как бы, нужно принять меры, меры, которые не сильно были болезненны для Энтео, а, может быть, наоборот бы его раззадорили, но при этом были бы успокоительны для высших слоев культурной общественности.
Л.Рябцева
―
Вы знаете, что мне еще кажется? Но я могу ошибаться – я хочу просто, чтобы вы со мной согласились или поспорили. Вот, когда завели на него условное дело (там не важно, сейчас будет уголовное или административное), то вот эту всю ситуацию с ним перевели в светский (понимаете, что я имею в виду?), в светский, как бы, ракурс. Потому что его называют «православным активистом», и ответить просили-то церковь, раз он православный активист. То есть почему церковь-то русская молчит? А когда завели на него дело и дали ему 10 суток или потом будет уголовка, то все перевели, такие типа «Не-не-не, спокойно. Церковь не причем». Светский человек, который занимается каким-то непонятным активизмом. То есть это, как бы, решили, что... Ну, может быть, это моя паранойя, но...
Ю.Сапрыкин
―
Ну, я не знаю, насколько вот такая комбинация именно продумывалась. Но понятно, что теперь...
Ю.САПРЫКИН: Самолюбование, помноженное на ностальгию, запустило волну - ностальгию 90-х
Л.Рябцева
―
Ну, по ощущениям просто это так.
Ю.Сапрыкин
―
Понятно, что теперь, действительно, никто уже не ждет от Всеволода Чаплина, что он скажет какие-то грозные слова.
Л.Рябцева
―
Вот! Да!
Ю.Сапрыкин
―
Как бы там оно ни задумывалось, но эффект, действительно, получается такой: уже, вроде бы, ну, вот, виновный понес заслуженное наказание.Штука-то в том, что Энтео, конечно, как всякая такая крупная медийная фигура, он фокусирует на себе какие-то ожидания и какие-то настроения довольно большого количества людей. И я так полагаю, что довольно большого количества людей внутри церкви. Причем, это не обязательно ее иерархи, не обязательно Чаплин и не обязательно там кто-нибудь. Ну, просто, как бы, есть люди по всей стране, которые смотрят на этого парня, ну, как бы, думают, что «Ну чего? Правильно мужик делает-то».
Ю.САПРЫКИН: Никто уже не ждет от Всеволода Чаплина, что он скажет какие-то грозные слова
Л.Рябцева
―
Ну, то есть они солидарны с ним, а он проецирует общественное мнение.
Ю.Сапрыкин
―
Да. Как бы, он эти мнения разгоняет. Он эти настроения в некотором роде создает. То есть, ну, как бы, до Энтео же никто не думал о том, что надо бегать по выставкам с топором и всё громить. А когда он, как бы, предъявил это предложение, это настроение и создается, и усиливается. И я думаю, что он чувствует за собой не только поддержку вот этих, там, как бы, машин с госномерами, которые рядом с ним приезжают, а поддержку какую-то снизу.
Л.Рябцева
―
Вот вопрос: он представляет большинство?
Ю.Сапрыкин
―
Нет. Ну, не, ну это невозможно померить.
Л.Рябцева
―
Ну, почему нет, но невозможно померить?
Ю.Сапрыкин
―
Ну, потому что я далек от мысли, что, ну, вот, прям во всех уголках нашей бескрайней страны сидят люди, которые готовы идти громить музеи или это как минимум одобряют. Все-таки, советское воспитание еще не до конца изжито, и какой-то пиетет перед культурными ценностями, тем более общепризнанными и одобренными государством, скажем так, этот пиетет прививается со школы.Но то, что, как бы, внутри церкви есть такие настроения, они высказываются и они где-то там зреют и носятся, это совершенно очевидно.
Л.Рябцева
―
Давайте поговорим про большинство. У нас есть небольшое время до перерыва. В Facebook прошел флешмоб (он, по-моему, до сих пор еще идет, не остановились люди).
Ю.Сапрыкин
―
Ну так, уже последние...
Л.Рябцева
―
Уже стихает, слава тебе, господи. Все выкладывали фотографии 90-х.
Ю.Сапрыкин
―
Как это? Когда землетрясение происходит, то там дальше бывают афтершоки, несколько угасающих мелких землетрясений.
Л.Рябцева
―
Мне нравится, да. В Facebook произошли афтершоки. Суть была в чем? Это Кольта вместе с фондом Ельцина запустили флешмоб по публикации фотографий из 90-х, такая ностальгия по прошлому. И я знаю, что не только в Facebook вся эта история, да? Она начала выливаться уже и по федеральным каналам. Мои коллеги звонят мне без конца и зовут Венедиктова в том числе на обсуждение, вот, ностальгия нужна, не нужна? Зачем, почему мы смотрим назад? Хотим мы вернуться, не хотим вернуться? Что нас там ждет? Почему мы скучаем по тому, что было, и не смотрим вперед? Вы как к этому относитесь? Это что, общее сумасшествие? Что случилось? Я не понимаю. Я – человек, который родился в 1991 году, не понимаю этого психоза.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, мне кажется, что вот в этой истории видна такая болезнь переинтерпретации, извините, которая нас всех поразила. То есть что значит «Кольта запустила флешмоб»?Ну, с моей точки зрения это выглядело так. Кольта где-то в своем аккаунте написала «Вот у нас фестиваль про 90-е. А еще выкладывайте свои фотки, если они есть». То есть я таких призывов в соцсетях в день вижу 100 штук. И, как бы, от того, что тебя с какого-то официального медийного или коммерческого аккаунта кто-то к чему-то призывает, ну, как бы, с вероятностью, близкой к 100%, ты этого не сделаешь, просто этого слишком много.
Л.Рябцева
―
Никто не заметит, да.
Ю.Сапрыкин
―
Да. Но тут эта волна пошла. Вот. А волна-то пошла, потому что, безусловно, это всё цепляет очень такую, сильную психологическую потребность посмотреть на себя со стороны, на себя в прошлом, похвалиться, какой ты был молодой и красивый, перед друзьями, как бы, посмеяться над их фотографиями, в какой они были смешной одежде.
Л.Рябцева
―
5 секунд.
Ю.Сапрыкин
―
Продолжим после небольшой паузы.
Л.Рябцева
―
Продолжим, да. Это программа «Особое мнение». Леся Рябцева и Юрий Сапрыкин, скоро вернемся.РЕКЛАМА
Л.Рябцева
―
«Особое мнение», Леся Рябцева, у меня в гостях, напомню, Юрий Сапрыкин. Мы с вами говорим про флешмобы в Facebook, про ностальгию 90-х. Почему так?
Ю.Сапрыкин
―
Да. Это очень понятный психологический механизм. Это просто значит, что Кольта правильно задала вопрос. И вот это самолюбование, помноженное на ностальгию, оно и запустило вот эту волну. Вот, запустилась она, потому что это, ну, просто смешно: «А вот посмотрите, какой я был стройный и в каком я дурацком галстуке».
Л.Рябцева
―
Маленький, миленький.
Ю.Сапрыкин
―
Да. Или «Ой, какие вы тут смешные и какие вы тут нелепые» и так далее, и так далее.Вот, просто волны лайков. И как написала одна моя знакомая, «по всей Москве слышен скрип сканеров». Все достают фотографии и выкладывают их в Facebook.
А дальше начинается следующий этап, когда кто-то из наблюдающих этот флешмоб пишет колонку: «Да, 90-е, все-таки, были время надежд». А в этот момент кто-то из наблюдающих за этой колонкой пишет другую колонку: «Нет, 90-е – это полный кошмар. Ничего хорошего в это время не было, сплошной бандитизм» и так далее, и так далее.
По-моему, первой, все-таки, была Скойбеда, и первый текст вот такой, программный про это был с точки зрения разоблачения либералов, которые опять решили отбелить ельцинскую эпоху в то время, как мы тогда...
Ю.САПРЫКИН: Разговор про 90-е гораздо сложнее, чем этот флешмоб
Л.Рябцева
―
Да-да-да. «Легализовать» еще они любят говорить.
Ю.Сапрыкин
―
Да-да-да. ...в то время, как мы тогда делили на пятерых бульонный кубик Кнорр. Надо сказать, что я тоже в 90-е... Были времена, когда я делил на пятерых бульонный кубик. Но при этом и фотографии свои я тоже выкладывал. Я не считаю, что в этом есть, ну, хоть какое-то утверждение относительно 90-х. Про 90-е всё... Разговор про 90-е гораздо сложнее, чем этот флешмоб и чем те формулировки, которыми мы обычно пользуемся. «Это было время надежд!» - «Нет, это было время беспредела и криминала!» Как бы, и то, и другое, и еще миллион всего.Но, как бы, я не вижу за этим никакой руки Госдепа, которая запустила этот флешмоб в каких-то далеко идущих политических целях. Как бы, иногда огурец – это просто огурец. Точка.
Л.Рябцева
―
Огурец из 90-х.
Ю.Сапрыкин
―
Да.
Л.Рябцева
―
Вы понимаете, что рассуждать о 90-х может только ваше поколение или, там, чуть младше? То есть мое, подрастающее, что называется...
Ю.Сапрыкин
―
Вы знаете, эта проблема со временем решится. Когда наше поколение помрет, то рассуждать о 90-х придется людям из следующих поколений.
Л.Рябцева
―
Вот я том и говорю, что это всё похоже на какое-то высасывание из пальца. Вот, меня и моих там друзей пытаются привлечь как-то, заставить уважать, что ли.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, простите нас, пожалуйста. Это всё Скойбеда начала.
Л.Рябцева
―
Она виновата опять?
Ю.Сапрыкин
―
Да.
Л.Рябцева
―
Слушайте, вообще, вот, вы же много с молодежью общаетесь, да? Вы читаете лекции, если я не ошибаюсь.
Ю.Сапрыкин
―
Да. Как говорила героиня фильма «Курьер», «Агнесса Ивановна, у нас хорошая молодежь – я ее по телевизору видела». Да.
Л.Рябцева
―
То есть вы также на нее смотрите?
Ю.Сапрыкин
―
Конечно.
Л.Рябцева
―
Вот, что вы замечаете? Оно отлично от вас (это поколение)?
Ю.Сапрыкин
―
Ну, слушайте, вот, я за поколение говорить точно не готов, потому что на лекциях я, все-таки, встречаюсь с какой-то довольно узкой его частью. И если уж мы часто любим говорить про то, что «ваш Facebook – это, вот, жалкая кучка отщепенцев», то понятно, что на лекциях мы видим тоже... Ну, как бы, это как минимум люди, которые где-то слышали мою фамилию, которые хотят научиться журналистике, несмотря ни на что, которые, как бы, хотят учиться именно тому типу журналистики, с которой у них в голове ассоциируюсь я. В общем, это какая-то очень узкая выборка и очень узкий срез. Но это приятнейшие люди, должен вам сказать. Приятнейшие люди.
Ю.САПРЫКИН: Когда наше поколение помрет, то рассуждать о 90-х придется людям из следующих поколений
Л.Рябцева
―
Но вы на улицу-то выходите? Другую-то молодежь видите, неприятнейшую?
Ю.Сапрыкин
―
На улицу выхожу. В дом я даже прихожу – у меня и в доме какая-то молодежь водится.
Л.Рябцева
―
Мне хочется понять, куда мы движемся-то, собственно? Медиа будут другими, журналисты будут другими, люди будут другими. Или они уже другие?
Ю.Сапрыкин
―
У меня нет никакого чувства, ну там, предопределенности и, уж тем более, обреченности. Мне кажется, что главные изменения происходят не в том, что вот то поколение было за Ельцина, а это за Путина, а просто в том, как следующее поколение по-другому воспринимает информацию, по-другому там общается с друзьями, у них какие-то другие способы придумывать собственное будущее, там, семейное или профессиональное, такое-сякое. Как бы, им всем кажется, что они чего-то недоучились, им постоянно хочется вот это добрать и, может быть, отложив момент вступления в какую-то реальную жизнь, очень многим хочется как-то обособиться от государства и сделать какое-то маленькое дело где-нибудь в интернете, но свое. В общем, ну, вот, даже в этой узкой подборке, с которой я общаюсь, есть какие-то вещи, которые для меня выглядят не то, чтобы странно, но я вижу, что это, правда, другие люди. Но я не могу сказать, что это их отличие обрекает нас на какие-то беды или, наоборот, гарантирует нам какое-то счастье.Вот, у Быкова Дмитрия, у него есть очень стройная теория про поколение 17-18-летних, которое состоит сплошь из каких-то сверхлюдей, которые всё ловят на лету, с дичайшей скоростью перерабатывают информацию, которое гораздо лучше, нравственнее и умнее, чем...
Л.Рябцева
―
Чем сам Быков.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, это невозможно. Но... Чем мы. Чем мы, простые смертные.
Л.Рябцева
―
Да, слушайте, правда возможно, поверьте мне.
Ю.Сапрыкин
―
Но, вот, как бы, такого сверхоптимистического ощущения у меня нет тоже. Но и сказать, что «Ох, ужас-ужас-ужас, куда мы катимся? Вот эти ребята сейчас всё испортят...» Нет. Они просто другие. Просто другие в каких-то мелких вещах, почти неуловимых.
Л.Рябцева
―
Но вот это же проблема отцов и детей бесконечная, что сейчас поколение меньше, там, условно говоря, книжки читает. Это же постоянно я слышу.
Ю.Сапрыкин
―
Меньше.
Л.Рябцева
―
Но вы бы знали, сколько я вообще поглощаю информации за день. Я понимаю, что она, может быть, не в переплете, да? Но ее бесконечное, огромное количество и голова пухнет. Но нужно же находить какие-то?.. Вот, почему?.. Вот, вы сидите без работы, вы понимаете, что, грубо говоря, мое поколение занимает ваше место и вы не беситесь. А остальные бесятся.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, потому что я не сижу без работы.
Л.Рябцева
―
Но вы же сейчас, вот, не работаете?
Ю.Сапрыкин
―
Не, я работаю на 4-х работах, просто они мелкие и не постоянные. Но их всегда много.
Л.Рябцева
―
Но всё равно у вас меньше, чем у меня, работы?
Ю.Сапрыкин
―
Не знаю. Я работаю 16 часов в сутки. А вы? Давайте померяемся.
Л.Рябцева
―
Ну, часов 20, наверное.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, значит, меньше. Нет, я совершенно не чувствую, что кто-то там пришел на мое место, засел. То место, на которое пришли мои более молодые коллеги, ну, я освободил сам просто потому, что, как бы, человек выгорает – невозможно заниматься одним и тем же годы и годы, и годы, и годы. Просто, как бы, начинают перед глазами звездочки кружиться. Вот.
Л.Рябцева
―
Мне казалось, что это не из-за выгорания, а что вы просто перестали чувствовать тренды или не поняли, чего можно еще создавать нового. Я просто... Я не хочу вас обидеть, я хочу понять. Мне казалось так.
Ю.Сапрыкин
―
Если мы говорим об «Афише», то просто довольно сложно годами сдавать журнал в типографию, не спя по 3 ночи раз в 2 недели. Вот. Я бы сказал, что главное – это физиологическая причина. И не случайно все главные редактора «Афиши» работали на этом посту ровно по 5 лет.
Л.Рябцева
―
А потом еще пенсия, пост-афишная пенсия.
Ю.Сапрыкин
―
Это прям какая-то роковая закономерность. Вот. А потом у тебя просто... Ну, как бы, ты понимаешь, что ты можешь до пенсии тянуть эту лямку и издавать всё тот же и тот же, и тот же журнал, как бы, с тем же видением, которое у тебя когда-то было, но это просто не интересно. Пусть оно лучше будет другое, пусть будет, как бы, хуже, не важно, для других людей, но ему нужна свежая кровь. И дело не в том, что он должен стать молодежней или, там, чего-то, но вот...Там Илья Красильщик, который в свое время стал главным редактором после меня, он просто придумал, что надо делать журнал как такую, почти книжку, что надо их, делать из них альманахи на темы, которые придуманы как темы книжные. Там, история русских медиа или история русской попсы. Это был, по-моему, блистательный ход – мне бы он никогда в голову не пришел. Вот. И на этом топливе «Афиша» там проехала еще 5 лет не без блеска.
Ю.САПРЫКИН: Невозможно делать какие-то длинные прогнозы на горизонт до ближайших выборов
Л.Рябцева
―
Но сейчас-то что может так хорошо съесться в нашей сфере, в медийной?
Ю.Сапрыкин
―
Ха-ха. Ну, как бы, если б я знал, я бы, наверное, делал бы журнал.
Л.Рябцева
―
А, то есть вы хотели бы делать, вы просто не знаете, что делать?
Ю.Сапрыкин
―
Нет, ну, какого-то, вот, готового концепта именно для журнала у меня сейчас нет. Я могу посмотреть по сторонам и сказать, как бы, что хорошо работает. И вы это тоже всё прекрасно знаете. Там «Ивокс» хорошо работает, если говорить про англоязычные дела, и «Медуза» хорошо работает просто потому, что она правильные форматы использует и на правильных платформах всё это делает. А суть-то остается неизменной.
Л.Рябцева
―
Но это не печатное издание («Медуза»).
Ю.Сапрыкин
―
Не печатное. Ну, значит, надо делать не печатное издание во всех смыслах.
Ю.САПРЫКИН: Люди поняли, чтобы запустить свое медиа, не нужно редакцию из 100 человек
Л.Рябцева
―
Мы с вами уже сделали мини-вывод. У нас с вами 30 секунд, я вам ничего особого задать не смогу. Единственное, что я хочу быстро сказать до того, как мы прервемся. У Венедиктова есть теория. Вы сказали о том, что у нас другая степень поглощения, другой вообще формат поглощения информации сейчас происходит. Венедиктов считает, что вот за этим будущее. Когда мы поймем, как нам делить эту информацию, которую мы поглощаем, и вот тогда мы, собственно, будем что делать.
Ю.Сапрыкин
―
А давайте поговорим об этом после новостей?
Л.Рябцева
―
Да. Мы с вами прервемся. Программа «Особое мнение», Леся Рябцева и Юрий Сапрыкин. Скоро вернемся.НОВОСТИ
Л.Рябцева
―
Это программа «Особое мнение», Леся Рябцева, у меня в гостях, напомню, Юрий Сапрыкин. И я перед перерывом успела сказать, что у Венедиктова есть теория, что тот человек, который поймет, как мы фильтруем, как будем фильтровать бесконечно поступающую информацию, потому что соцсети, новостные потоки, сайты, традиционные СМИ... Вот это вот так много. Вот, человек, который поймет, как это всё, что называется, делить, агрегировать или, наоборот, как-то разделять, собирать (не важно). Вот, тот человек вообще завоюет весь мир, и вот в этом задача, вот в этом проблема для медийщиков сейчас. Вы согласны, нет?
Ю.Сапрыкин
―
У меня другая теория. Ну, похожая, но другая. На самом деле, как бы, вопрос, как к нам будут поступать новости, это более-менее уже понятно. Они будут поступать к нам... Это и сейчас так, только мы об этом не особо задумываемся. Они будут поступать к нам в нарезанном на мелкие кванты, на мелкую стружку виде на экран какого-то устройства, которое у нас более-менее всегда перед глазами. То есть, ну, вот, если вы включаете в телефоне Mensions, то вы же новости читаете уже даже не в каком-то приложении или на каком-то сайте, а вы их читаете тупо на экране. Вот.
Л.Рябцева
―
Mensions – вы имеете в виду Упоминания, давайте расшифровывать.
Ю.Сапрыкин
―
Да-да-да.
Л.Рябцева
―
Не все сидят у нас в соцсетях.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, вот, на сайтах разнообразных новостных изданий есть такая функция, что она тебе присылает новости прямо...
Л.Рябцева
―
Push-уведомления.
Ю.Сапрыкин
―
Push-уведомления, да-да-да.
Ю.САПРЫКИН: Некоторые редакции, которые могли бы делать здесь свои медиа, сейчас их делать не могут
Л.Рябцева
―
Да-да-да.
Ю.Сапрыкин
―
Господи!..
Л.Рябцева: Rss
―
канал.
Ю.Сапрыкин
―
Короче, не важно. Ты читаешь их на экране телефона – тебе даже заходить никуда не надо. С часами с эппловскими ровно та же история: это просто какие-то штуки, которые тебе вылезают прямо на экране.
Л.Рябцева
―
Слушайте, вы очень оптимистично на это смотрите. Ну, это у скольки процентов в нашей стране есть Apple Watch?
Ю.Сапрыкин
―
Я реалистично на это смотрю.
Л.Рябцева
―
Ну, здрасьте! А в регионах кто вообще знает, как выглядят Apple Watch?
Ю.Сапрыкин
―
У скольких процентов людей в мире 8 лет назад был iPhone?
Л.Рябцева
―
Ну? Вы думаете, что скоро у всех?..
Ю.Сапрыкин
―
У нуля процентов. Потому что 8 лет назад не было iPhone’ов, просто его не существовало.
Ю.САПРЫКИН: Мне без «Эха» будет скучно. Я лояльный слушатель. Как бы, у меня будут ломки
Л.Рябцева
―
В регионы только недавно интернет провели.
Ю.Сапрыкин
―
Это всё, ну, как бы, меняется моментально.
Л.Рябцева
―
Еще на вашем веку это случится?
Ю.Сапрыкин
―
Конечно. Ну, это уже случилось. Просто это будет, ну, как бы, приобретать всё более и более широкое распространение.
Л.Рябцева
―
Хорошо, о’кей.
Ю.Сапрыкин
―
Так вот. Все будут читать на каком-то экране, который висит у тебя перед глазами. Может, это будут очки, может, это будет браслет. Я не знаю, что это будет. Но они будут приходить...
Л.Рябцева
―
Вы думаете, что нас, очкариков порадовать.
Ю.Сапрыкин
―
Они будут приходить туда...Вот, Дуров вчера объявил про то, что он создает эти паблик-чаты и медийные каналы в Telegram’е. Сегодня уже все позапускали себе эти потоки в Telegram’е. А дальше просто вопрос, на какой поток ты подпишешься и кто тебе эти новости будет на экран поставлять. И вот вопрос завоевания доверия – он по-прежнему самый... Это ж дело не в том, что любой медиа уже отфильтровывает новости. Дело не в том, что над ними нужна какая-то надстройка, которая их там пересоберет, а дело в том, чтобы купить доверие читателей, сказать, что, как бы, я соберу тебе именно ту подборку, которая тебе нужна. Вот, как это делается, это уже какой-то другой вопрос.
Л.Рябцева
―
Но пока это делается федеральными каналами и вполне себе успешно. С ними конкурировать довольно-таки тяжело.
Ю.Сапрыкин
―
Ну и прекрасно.
Л.Рябцева
―
Как тому же самому Дурову с Telegram’ом, которого я, кстати, записала цифры специально: всего 60 миллионов человек по миру. По миру по всему, да? А федеральных каналов сколько по всему миру, вот, если собрать главные каналы там стран? Другие вообще просто потоки, другие люди, другая аудитория.
Ю.Сапрыкин
―
Нет, подождите, вы сейчас спрашивали, что произойдет, когда вымрем мы, да? Вот, произойдет вот это.
Ю.САПРЫКИН: Новости – это поток. Они плывут у тебя перед глазами. Что-то из них тебя цепляет – ты лезешь глубже
Л.Рябцева
―
Ну, кто «мы»? Без меня, пожалуйста, вымирайте.
Ю.Сапрыкин
―
Но при этом что еще хочу сказать? Что я говорю лишь о том, как мы будем читать новости. Но какие-то невероятно обаятельные говоруны или дико такие, острые интервьюеры, или какие-то, как бы, умные писатели или тележурналисты, которые тебя в чем-то убеждают, они всё равно никуда не денутся, потому что, как бы, новости – это поток. Вот, они плывут у тебя перед глазами. Что-то из них тебя цепляет – ты лезешь глубже. Но кроме потока тебе еще нужно, конечно, как бы, эмоциональное вовлечение, тебе нужно, чтобы с тобой кто-то говорил, кто-то, кого тебе, ну, называя вещи своими именами, нравится слушать, просто нравится.
Л.Рябцева
―
Или не нравится, но именно поэтому нравится.
Ю.Сапрыкин
―
Или не нравится и ты кидаешься в него тапком в экран и говоришь «Достали уже!» Но это должно цеплять. И это разные вещи – они не обязательно существуют в рамках одного медиа. Может быть, одно тебе поставляет эмоции, а другое тебе поставляет вот этот поток из нарезанных в труху новостей. И то, и другое нужно.
Л.Рябцева
―
У нас сегодня с вами очень интересный формат передачи. Мы с вами, как бы, занимаемся просвещением таким, интернет-просвещением.
Ю.Сапрыкин
―
Просвещением друг друга, по-моему, мы занимаемся.
Л.Рябцева
―
Друг друга в том числе. Если нас кто-то еще слушает, отзовитесь.
Ю.Сапрыкин
―
Да, дорогие слушатели, подозреваю, что все уже разбежались смотреть федеральные телеканалы.
Л.Рябцева
―
А мы продолжаем обсуждать Telegram, Viber и всё остальное.
Ю.Сапрыкин
―
Не волнуйтесь: это скоро кончится.
Л.Рябцева
―
Вы чувствуете, что... Ну, само собой, кризис в стране-то несомненно грядет, ну, точнее, он есть...
Ю.Сапрыкин
―
Грянул.
Л.Рябцева
―
Грянул, да. Он нарастает, мне кажется. Вот, вы в медиасфере чувствуете? Что-то закрывается, что-то увольняется, что-то сокращается?
Ю.САПРЫКИН: Человек выгорает – невозможно заниматься одним и тем же годы и годы
Ю.Сапрыкин
―
Ну, я его чувствую в острой фазе последние года, эдак, 3. По-моему, динамика закрытий, сокращений и увольнений – она не меняется. Это приблизительно там с начала 3-го путинского срока какая-то константа. То есть, как бы, всех трясет как в зоне турбулентности, кто-то периодически выпадает из самолета или от него отваливаются какие-то части. В этом смысле, ну, вот, последние там экономические затруднения – они радикально ситуацию не поменяли. А если и поменяли, то в каком-то другом смысле. Вдруг стало резко открываться много каких-то совсем маленьких, симпатичных нишевых проектов, когда какие-то люди поняли, что вообще-то, чтобы запустить свое медиа, не нужно выстраивать там редакцию из 100 человек, платить лицензию либо там передачи покупать, либо еще чего-нибудь. А нужно, вот, собраться впятером, и если у вас есть драйв, то вы впятером сделаете что-то такое, что людей зацепит. Может быть, на какую-то узкую тему.
Л.Рябцева
―
И это хорошо?
Ю.Сапрыкин
―
Это хорошо, потому что... Там пусть не решит нам всех проблем, всех проблем, всех проблем... Мы постоянно пытаемся, как бы, победить Первый канал. А если победить Первый канал невозможно, то, значит, можно, как бы, упасть и умереть, потому что всё бессмысленно. Нет, даже если это какой-нибудь сайт, прости господи, про здоровый образ жизни, а вовсе не про общественно-политическую ситуацию в стране, если он кого-то цепляет, если он собирает вокруг себя аудиторию, если вокруг этого начинается какая-то движуха, ну, как бы, значит, это кому-то нужно. И для этого... Как бы, это можно реально делать там втроем, вчетвером, впятером. Кто-то от этого... Кому-то от этого лучше живется. Я не имею в виду журналистов, я имею в виду читателей.
Л.Рябцева
―
Мы-то живем хуже от этого, наверное. Мы не успеваем... Мне кажется, просто в большинстве своем мы не успеваем перестраиваться под эти какие-то новые истории. Как раз вот то, что я начала говорить, мы с Колей Усковым это обсуждали, что вот этот интерес к новостям – он идет на спад. И кухонная политология вот эта – все уже сильно подустали от нее. И Украина никого уже не волнует, все переходят на какие-то общие темы, там, о том, как кормить кошечек...
Ю.Сапрыкин: 90
―
е, например.
Л.Рябцева: 90
―
е, опять же, да.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, почему, как бы, в ток-шоу на Первом канале обсуждают 90-е? Ну, на самом деле, просто потому, что про Украину уже невозможно, а обсуждать что-то надо. Передача-то в эфир выходит...
Л.Рябцева
―
А вас тоже, что ли, звали? Откуда вы знаете, что эта передача на Первом канале?
Ю.Сапрыкин
―
Звали, конечно.
Л.Рябцева
―
Понятно. Они, видимо, всем звонили. Такая спам-рассылка была.
Ю.Сапрыкин
―
Мой прогноз, кстати, насчет 90-х, что через 2 недели никто из нас, включая Ульяну Скойбеду, об этом просто не сможет вспомнить.
Л.Рябцева
―
Ну да. Просто по поводу кризиса в медийке. У меня такое ощущение, что сейчас просто этот кризис могут использовать как инструмент для того, чтобы задушить такие медиа как «Эхо Москвы», «Новая газета», «The New Times», «Дождь» тот же самый. Просто есть теперь инструмент и есть, как бы, оправдание того, что «Ну, закрылось, ну, денег нет, ну, чего поделать? Государство денег нам в долг не даст как другим федеральным СМИ, ну и о’кей, и всё». И что делать тогда? Без «Эха» жить? Без «Новой газеты»? Я-то, в принципе, не против – буду как вы работать не на 10-ти, а на 4-х работах.
Ю.Сапрыкин
―
А я против, потому что мне без «Эха» будет скучно. Я лояльный слушатель с тяжелым многодесятилетним стажем. Как бы, у меня будут ломки.
Л.Рябцева
―
Ну, соберутся журналисты «Эха» и создадут нишевое, как вы говорите, СМИ.
Ю.Сапрыкин
―
Не-не-не, пожалуйста-пожалуйста, не надо. Мне кажется, что тут нет универсального рецепта. И, действительно, очень многое из того, что закрылось, закрылось просто потому, что, ну, как бы, инвестор был разочарован или понял, что это опасно, или понял, что от этого больше проблем, чем дохода. Ну, там, если в каком-нибудь там благословенном 2008 или 2010 году все в это вкладывались, потому что казалось, что впереди нас ждет какое-то светлое модернизационное будущее, то с года 2012-го стало понятно, что от этого одна головная боль.Но при этом если люди продолжают рубиться, как показывает пример того же «Дождя», то, как бы, даже вся мощь государственной машины мало чего может сделать. Как бы, ты просто стоишь и отстреливаешься до последнего патрона, не теряя энтузиазма, не теряя веры. Да, там пришлось переехать, да, редакцию пришлось сократить втрое, да, к тебе там перестали приходить на эфир госчиновники. Но всё равно машина-то работает, поезд идет. Поэтому...
Л.Рябцева
―
Вы опять оптимист какой-то.
Ю.Сапрыкин
―
Я не оптимист, я верю в басню про вот этих лягушечек, которые попали в 2 крынки с молоком. «Дождь» доказал, что он...
Л.Рябцева
―
«Дождь» и «Новая газета», да?
Ю.Сапрыкин
―
«Дождь» - он доказал, что он лапками умеет взбивать. Кстати, «Эхо» тоже это доказывает.
Л.Рябцева
―
Ну, мне просто хочется верить, что больше таких СМИ появится. Или что? Или там ближе к выборам нас всех зачистят? Ну, вы либо, как бы, просто давайте... Не знаю, прогнозы.
Ю.Сапрыкин
―
А я не знаю. А чего думать-то? Ну, как бы...
Л.Рябцева
―
Ну, все ж переживают о будущем. Вот, кто-то о 90-х, о прошлом, а я о будущем.
Ю.Сапрыкин
―
Ну, мне кажется, что всё меняется настолько быстро, что невозможно делать какие-то длинные прогнозы на горизонт до ближайших выборов. Ну, как бы, кто из нас в момент открытия Олимпиады 2014 года думал, что мы будем переживать через 2 недели в момент закрытия Олимпиады? Ну, о’кей, какие прогнозы можно было поставить? Россия займет первое место или, там, третье место. Вот. И, там, обвалится какой-нибудь трамплин или не обвалится? Оказывается, что через 2 недели эта Олимпиада вообще уже никого не волнует, потому что, как бы, Майдан, Крым, всё в дыму и... Даже прекраснейшая церемония открытия, которая, казалось, останется с нами на века, отходит на второй план, как бы, и год мы живем Украиной.А потом раз как-то, оказывается, что есть Минские договоренности с нашими западными партнерами, и, как бы, Украина, и надо как-то, вот, перестать жить до такой степени, надо придумывать какую-то другую жизнь и другую повестку дня.
Л.Рябцева
―
Фотографии про 90-е.
Ю.Сапрыкин
―
Например. Вот.Короче говоря, мне кажется, нужно делать вот то, что требуется сегодня, то, что требуется в данный конкретный момент, и не думать о том, какую там козню тебе придумают через полтора года. Ну, какую-нибудь придумают, наверняка, как показывает практика.
Л.Рябцева
―
Вы, вот, прям про здесь и сейчас если говорить, вы чувствуете ограничения свободы слова в нашей стране? Мне этот вопрос очень часто задают наши иностранные коллеги почему-то – им, вот, прямо кажется, что нас здесь душат, рубят и убивают.
Ю.Сапрыкин
―
Я чувствую, что некоторые редакции, которые могли бы делать здесь свои медиа, сейчас их делать не могут. А некоторые редакции...
Л.Рябцева
―
Ну, типа «Медузы», вы имеете в виду, которой пришлось уехать?
Ю.Сапрыкин
―
Типа «Медузы» я имею в виду. А некоторые редакции вынуждены тратить кучу времени на преодоление среды и всяких препятствий вместо того, чтобы заниматься своим прямым делом, искусственных препятствий.Как бы, на себе я, так уж получилось, что птица вольная, как бы, усы, лапы и хвост – вот мои документы, аккаунт в Facebook – вот мое СМИ. На себе я этих ограничений не чувствую, но я вижу, что вокруг этих ограничений реально полно и их приходится преодолевать. Ну, иногда они бывают преодолимы.
Л.Рябцева
―
О’кей. Например, Facebook. «Эхо Москвы» закроется – останется Facebook, в конце концов.«Особое мнение», Леся Рябцева, Юрий Сапрыкин. До свидания.