Виктор Ерофеев - Особое мнение - 2015-04-28
28.04.2015
Т. Фельгенгауэр
―
Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Я приветствую в этой студии писателя Виктора Ерофеева. Здравствуйте.
В. Ерофеев
―
Здравствуйте.
Т. Фельгенгауэр
―
Очень много вопросов по поводу фильма «Президент», который на днях показали на одном из федеральных каналов. Сам Владимир Путин сегодня прокомментировал этот фильм, сказал, что по его мнению все-таки главным героем фильма должен был быть рядовой человек. В вашем видении Владимир Путин вот такой рядовой россиянин или рядовой россиянин выглядит по-другому.
В. Ерофеев
―
В общем, наверное, Владимир Владимирович Путин был таким простым россиянином когда-то, наверное, лет в 5-6 в детстве. И это, кстати говоря, не лучшая форма старта в президенты, потому что такой маленький человечек очень быстро охватывает всякого разного рода комплексы. И неполноценность, и подозрительность, и всего-всего. Что мы сегодня видим на нашем престоле. Так что конечно президент не остается рядовым человеком, но все-таки что-то угадывается в нем от рядового человека. Наш рядовой человек состоит из кучи противоречий. Он, например, не любит богатых людей, но если его дочка выйдет за очень богатого человека, то он смирится. Он, например, не любит Америку, очень не любит, вообще дьявольская страна. Но если дочка выйдет за американца, да еще особенно калифорнийца, он полюбит Америку. Я таких людей видел в Америке. Он ничего не умеет делать, практически он, в общем, со сломанными руками. Но если его переселить в другую страну и это я тоже наблюдал неоднократно в Америке, и как-то приспособить к какому-то хозяйству, то он вдруг начинает работать.
Т. Фельгенгауэр
―
А как же левша, подковать блоху. Наши народные умельцы. Которые из ничего вам такое сделают.
В. Ерофеев
―
У нас очень много символики в нашей литературе. И конечно лучше бы, чтобы подковывали все-таки лошадей, а не блох. Во-первых, лучше бы, чтобы блох не подковывали, а уничтожали. Потому что они довольно вредные животные. А во-вторых, чем гордиться-то. Ну я не знаю, я думаю, что гордость в подковывании блохи может испытывать только тот человек, который считает, что и блохи ничего, да и вообще блошиная жизнь вполне нас устраивает.
Т. Фельгенгауэр
―
А рядовой человек, рядовой россиянин гордится своей страной?
В. Ерофеев
―
Очень сомнительно однозначно ответить на этот вопрос. Он одновременно и за и против. Он одновременно считает, что мы лучшие в мире и с другой стороны, что очень много дерьма в нашей замечательной родине. И вот это какое-то бегание туда-сюда. Наш рядовой человек он не видит золотой середины. Он может забежать туда, сюда, он будет очень радушный и в то же время крайне подозрительный. Он будет невероятно гостеприимный и в то же время может охаметь в любой момент.
Т. Фельгенгауэр
―
Пока что в принципе публичная деятельность президента то, как он общается с главами разных государств вполне укладывается в ваше описание.
В. Ерофеев
―
Надо сказать, что вообще, чем больше и больше накапливается напряженность, тем больше разговоры с другими лидерами и подлидерами превращается в такие обидки кухонные. Я обратил внимание, что сейчас самое модное слово, что нас боятся. Вот эти боятся на парад приехать, а вот эти боятся впустить мотоциклистов к себе. И вообще все боятся. И это примерно так же как в коммуналке или вообще во дворе сказать: ну чего ты боишься. То есть типа, если ты боишься, ты трус и вообще ты никто. И вот эти разборки пошли с псевдопартнерами абсолютно рядового разлива такого. То есть выясняется, что в основном у нас наверх все-таки поднялись люди из тех самых низов, где их во дворе заставляли просить у дяденьки прикурить, те не давали и за это им большие дети били этому дяденьке морду.
Т. Фельгенгауэр
―
А вы правда считаете, что Россию не боятся в мире?
В. Ерофеев
―
Россию боятся, Тань, вы бы меня тоже боялись, я бы принес такую маленькую бомбу, положил между нами и кто знает, взорвется она или нет, а вдруг я сегодня, например, такой, что взорвусь вместе с вами. С такой обаятельной девушкой как вы. Почему бы нет. Это все непонятно. Дело в том, что я вот только что приехал из Парижа. Где была большая конференция по поводу того, что делать Европе с нами. И надо сказать, что вообще такое унылое соглашательства, как в 30-е годы с Чемберленом, все соглашаются. Но соглашаются, потому что боятся.В.ЕРОФЕЕВ: У нас наверх поднялись люди из тех самых низов
Т. Фельгенгауэр
―
Так все-таки нашему человеку есть чем гордиться.
В. Ерофеев
―
Нет, когда человека боятся, если он с кинжалом, например, или с обрезом, так чего же тут…
Т. Фельгенгауэр
―
Какая разница, почему боятся.
В. Ерофеев
―
Как нет. Тут есть разница большая. Можно бояться, студенты могут бояться профессора, потому что он не выучил урок, а хулиган может напугать, и нас с вами тоже напугает, если придет вдруг с обрезом сюда в студию. Нет, тут есть разные формы боязни. Но мы-то испытываем самую, я бы сказал термоядерную боязнь. Предлагаем испытать. Потому что конечно они не очень верят в то, что начнется континентальная война, а то, что как-то выскочит, сорвется и вдруг шарахнет… Вообще действительно уже год тянется эта конфронтация и люди в Европе устают. Не потому что они слишком много теряют, они много теряют, конечно, из-за контрсанкций, вообще из-за разрыва отношений с Россией. Но больше всего они устают от того, что они привыкли жить в мире и комфорте уже многие годы. А сейчас вот головная боль и мне кажется, есть некоторые люди здесь, которые на этой головной боли замечательным образом играют.
Т. Фельгенгауэр
―
Похоже, в этом плане россияне в более выгодном положении. Потому что мы-то не сильно привыкли в комфорте жить. Мы все что угодно перетерпим ради любимого президента.
В. Ерофеев
―
Не ради любимого президента. Потому что если президент по каким-то обстоятельствам вдруг отойдет в сторону, ну, как-то рейтинг у него с 86 упадет до нуля. Помните, когда Лужков уходил, до этого было 95, как ушел – стало 5.
Т. Фельгенгауэр
―
Эка вы сравнили Путина с Лужковым.
В. Ерофеев
―
А что Лужков у нас тоже рядовой начальник высокого класса.
Т. Фельгенгауэр
―
В смысле уйдет в сторону. Разве Владимир Путин может уйти в сторону. Это вместе с ним тогда Россия подвинется в ту же самую сторону.
В. Ерофеев
―
Мы же все биологические существа. Мы иногда уходим в сторону.
Т. Фельгенгауэр
―
Ах, в ту сторону.
В. Ерофеев
―
Ну в разные стороны.
Т. Фельгенгауэр
―
Не хотелось бы, чтобы Россия в ту сторону ушла.
В. Ерофеев
―
В разные стороны можно подвинуться биологическому существу. Нет, я думаю, что эти все статистики, все вещи такие надувные. Мне рассказывал мой друг Адам Михник, что у них проводили статистику по поводу того, сколько девушка в год трахается с мужчинами.
Т. Фельгенгауэр
―
Вот прям в такой формулировке.
В. Ерофеев
―
Наверное, проводили в более такой изысканной. И выяснились какие-то огромные цифры. Огромнейшие.
Т. Фельгенгауэр
―
Потом решили проверить на практике.
В. Ерофеев
―
Потом решили проверить на практике. И в три раза меньше. То есть получается, просто каждой хочется выступить героиней.
Т. Фельгенгауэр
―
Это, по-моему, самое изящное сравнение, когда говорят про рейтинг Владимира Путина. Я думаю, нам это надо осмыслить. Три минуты перерыв.
В. Ерофеев
―
Мы же про любовь говорим.
Т. Фельгенгауэр
―
Конечно про любовь. Как еще.РЕКЛАМА
Т. Фельгенгауэр
―
Продолжается программа «Особое мнение». Про еще одного россиянина поговорим. Про Рамзана Кадырова. Глава Чечни в последние несколько дней постоянно в центре новостей. И в очередной раз он у себя в Инстаграме написал своим оппонентам, сказал, что не надо тут тявкать и вообще, что это происходит такое, и Чечня, которую очень люто ненавидят, является надежным щитом России на юге страны, а если потребуется, то и на севере, западе и востоке. В конце сказал, что у нас есть один Владимир Путин, а мы все его пехотинцы. Вы являетесь пехотинцем Владимира Путина?
В. Ерофеев
―
Нет. Ни пехотинцем, ни разведчиком, никем. Я считаю, что у нас, по крайней мере, есть две России, и я бы хотел быть пехотинцем, не знаю кого. Хотел бы быть пехотинцем, например или рыцарем Анны Ахматовой или Стравинского или Кандинского. Это же тоже Россия. Но как-то мне эта Россия гораздо более родная, вот эта культура великая, мировая, ну что же я буду пехотинцем человека, который, в общем, может назвать еще кучу всяких и других, и пехотинцем, в том числе с Кадыровым. Что же мы будем ходить вместе парой? что ли.
Т. Фельгенгауэр
―
В одной пехоте.
В. Ерофеев
―
Нет. Сила России заключается в том, что она, слава богу, разнообразна. Причем была она в самые страшные времена тоже разнообразна. Просто отмалчивалась большая часть России, но была разнообразна. Нет, пехотинцем, нет.В.ЕРОФЕЕВ: Можно ставить вопрос, кто более последователен: Путин или Кадыров
Т. Фельгенгауэр
―
А вот наш слушатель Илья спрашивает: как вы считаете, вообще с чем связана такая активность главы Чечни и придется ли Владимиру Путину выбирать, на чьей он стороне.
В. Ерофеев
―
Я думаю, что Кадыров очень хорошо подошел к нашей российской сущности. Он показал рабскую сущность нашего великого населения. Он показал, что лучше всего обращаться вот так, как он обращается. И это радость не только для чеченцев. Он действительно поразительным образом соединил, как он соединил это уже другой вопрос. Но то, что он объединил страну, которая гибла от страшных войн, это все-таки сила политика. То, что им страшно заинтересовались россияне и вообще тянутся к нему и ему очень хочется, чтобы что-то такое подобное и нас накрыло, то я думаю, что это как раз проявление того, чем мы являемся. Поэтому к нему надо гораздо более внимательно присмотреться. Не как к пугалу огородному, а к нему надо присмотреться, а что на самом деле наш народ хочет. До сих пор удивляемся всему тому, что с нами происходит. Вот нас этого лишили, этого, тут высмеяли, тут надавили. Тут нас вообще прижали. И мы всегда так удивляемся. Тут убили Борю Немцова. Тоже как-то удивляемся. Пора, наверное, уже перестать удивляться. Мы живем в той самой стране, где психология, где идеология, где тактика таких людей как Кадыров становится уже окончательной и несменяемой. И здесь действительно можно ставить вопрос о том, кто более последователен: Путин или Кадыров. Потому что у Путина еще остатки каких-то европейских связей, остатки каких-то европейских вежливостей. А это восточный человек, в общем, у нас один такой правил. Сталин его звали.
Т. Фельгенгауэр
―
Если вы посмотрите на опросы, востребована сильная рука эффективного менеджера.
В. Ерофеев
―
И не только даже сильная рука. Вот сама идеология это даже более важно, чем сильная рука. Сильная рука может быть в Сингапуре. Но здесь же идеология, как ответить, само движение этого кинжала, как он аккуратно и точно все разрезает. Это говорит о том, что нам это здесь в России нравится. Потому что видимо…
Т. Фельгенгауэр
―
Крепостное право сравнительно недавно отменили.
В. Ерофеев
―
Раньше еще, наверное, с орды, наверное, с целованием… Ну и потом, приближаясь и приближаясь и все, в общем, то же самое. Только с профиля.
Т. Фельгенгауэр
―
А как рождается психология свободных людей, если вы считаете, что в России побеждает психология рабов.
В. Ерофеев
―
Сейчас все сложнее и сложнее, потому что конечно, был какой-то момент на выносе из Советского Союза, на выбросе, когда неожиданно большое количество людей вдруг заявило о том, что им неприятна коммунистическая идеология. Можно было, наверное, составить страну, я имею в виду интеллектуально и идеологическим образом, что она могла бы порождать или плодить свободных людей. Но не сразу. Мы где-то в начале 90-х годов думали, надо все-таки передохнуть земле, а потом какие-то появятся ростки свободы. Но ее перепахали в другую сторону. Ну и вот те самые исторические вещи, которые порождают рабство, они наоборот у нас бурным образом стали расцветать. И теперь уже как-то совсем далековато все уходит, потому что опять такой выброс той самой энергии, когда народ и большое количество людей скажет «хватит», это чего-то такое на горизонте не обнаружится. Это притом, что мы не говорим про рейтинги, мы говорим про стиль жизни. Потому что людям нравится, что после драки кулаками не машут. Как Рогозин говорит. Это же здорово, слетал туда, куда нельзя летать и потом шум подняли, Шпицберген. А тут вот взяли…
Т. Фельгенгауэр
―
Он говорит, просто завидуете. А как вы считаете, Рамзан Кадыров мог бы стать следующим президентом России.
В. Ерофеев
―
Я думаю легко. Если бы открыли свободные выборы, он бы мог победить. Легко.
Т. Фельгенгауэр
―
А если бы открыли свободные выборы, было бы противостояние Навальный против Кадырова. Тогда кто бы.
В. Ерофеев
―
Нет, Навальный это просто такой послушный европейский мальчик с некоторыми такими национальными особенностями. Нет, я так немножко знаю…
Т. Фельгенгауэр
―
Люди за Кадыровым пойдут.
В. Ерофеев
―
Да я думаю, что да. Но и Рогозин тут недалеко.
Т. Фельгенгауэр
―
«Прогресс» никак до МКС не долетит. Ему сейчас не до того.
В. Ерофеев
―
Это же не его ошибка. Если бы его посадили туда внутрь, долетели бы.В.ЕРОФЕЕВ: Навальный - это послушный европейский мальчик с некоторыми национальными особенностями
Т. Фельгенгауэр
―
И глядишь, знамя победы бы не болталось в космосе.
В. Ерофеев
―
Или болтались бы вместе.
Т. Фельгенгауэр
―
Кстати, по поводу победы. Тут перед 9 мая как-то все, по-моему, коллективно начали сходить с ума. Во всяком случае, не очень понятно, как реагировать на историю, например, с этим графическим романом «Маус».
В. Ерофеев
―
Я кстати большой поклонник этого романа, еще когда он не переводился на наши народные языки.
Т. Фельгенгауэр
―
Почему это происходит.
В. Ерофеев
―
Дело в том, что тоже национальное сознание наше очень сильно реагирует на символы. Как-то я сказал такую какую-то глупость, сказал, что чудо словесно, наше слово чудесно. И вот оно собственно, так и существует. То есть эта значимость слова, символа и чуда оно в нашем народе гораздо важнее, чем делать, чем мораль, чем разные явления культуры. Просто я вижу символ и этот символ мне враждебен. Это чужой символ. Это признак, в общем, архаической примитивной культуры. Примитивной не в смысле, что дешевая культура, а в смысле как первобытной культуры. И мне кажется, вот свастика. Появляется свастика. Я не вдаюсь в подробности, я имею в виду, если я рядовой человек, что значит свастика. Потому что понятное дело, что свастику можно наклеить на кого угодно. Но этот знак мне неприятен. С другой стороны мне нравится ленточка. Вот и все. Ленточка посмотрите, как она выросла, в какие огромные размеры.
Т. Фельгенгауэр
―
Устрашающие немного масштабы.
В. Ерофеев
―
В общем, причем там заворачивают в эту ленточку, я видел в «Новой газете» даже тапки «вьетнамки», не заворачивают, а делают с ленточкой. Мне кажется, что у нас такие ленточные мозги скоро будут.
Т. Фельгенгауэр
―
Давайте сейчас сделаем перерыв несколько минут. Про символы еще поговорим.НОВОСТИ
Т. Фельгенгауэр
―
Продолжается программа «Особое мнение». Как вы считаете, Виктор Владимирович, на мотоцикле до Берлина доехать это тоже символ какой-то. Потому что тут уже даже российский МИД впрягся в эту историю.
В. Ерофеев
―
Дело в том, что мы народ не только рабский, но и хитрый. И там конечно много хитрости в этом мотопробеге. По бездорожью европейскому. Потому что, конечно, я бы поехал тоже почтить память, а почему нет. И вы знаете, я ездил как-то, писал об этом в Geo, это самая кровавая дорога мира Москва-Варшава, дальше Берлин. И вот это огромное количество памятников, я ездил с немцем фотографом. Мы делали репортаж такой. И я хочу сказать, что немец фотограф, он кстати работал до этого в Плейбое, так что не особенно политический человек, он где-то на границе с Польшей мне сказал: извините меня, Виктор, я же тоже немец. То есть если мы берем серьезный аспект, страшный аспект, то надо прямо сказать, что эта дорога священная. И я тоже такого мнения. Хитрость же рабская заключается в том, и используется для того, чтобы показать, что мы заново берем Берлин. Мы заново берем Европу, со своими символами, своими советскими символами. Что мы берем, и нас никто не боится в том смысле, что наоборот, открывают ворота и, пожалуйста. А тут нас забоялись. Да еще так забоялись, да еще уперлись. Конечно поразительная реакция МИДа. Так на каждый автопробег вообще прям затевать такие бурные дискуссии с польскими коллегами. Я вот представил, а что если поляки бы, например, устроили мотопробег в честь взятия Москвы.
Т. Фельгенгауэр
―
В Смоленской области еще можно покататься.
В. Ерофеев
―
Почему Смоленской. Можно до Москвы доехать. Они же Москву брали. У них и король был в Москве. И, в общем, по историческим местам съездить.В.ЕРОФЕЕВ: Я вот представил, а если поляки бы, например, устроили мотопробег в честь взятия Москвы
Т. Фельгенгауэр
―
Французам еще можно.
В. Ерофеев
―
Тоже конечно с наполеоновскими флагами. Но вот полякам, это ведь поляки не пустили. А тут бы собрались такие польские мотоциклисты и сказали, а давайте в Москву съездим с флагами польскими, ура, и посмотрим, где мы были. Заедем в Кремль. Потусуемся. Вот, а русским бы нашим ребятам сказали: ну мы едем так, на самом деле, конечно же, не потому что мы за смутное время и за нашего короля, а мы едем почтить например, Катынь. А на самом деле не Катынь, а вот Москву хотим посмотреть и показать, какие мы крутые. Но вот почему-то наше сознание работает в обратную сторону. Нам, кому-то обидно, что не пустили их, причем не пустили с довольно злобными заявлениями. Я почитал в «Комсомольской правде», я не большой поклонник «Комсомольской правды», но вчера почитал о том, как когда они там на границе встретились с пограничниками, как они ворчали. Как не понравилось им, что не пустили. Но вот просто зеркальное отражение. Пустили бы они польских националистов, которые хотели объявить, что Смоленск их город. И мы знаем, что Смоленск и был частью польско-литовского большого королевства. Так что здесь все зависит от того, на какую ногу встать. Если встать на ногу этого зубного хирурга, который тоже, кстати, может стать президентом, если будет сильно кататься…
Т. Фельгенгауэр
―
Да вы что.
В. Ерофеев
―
Да я думаю, да. Но он тоже производит такое впечатление, все у него красивое такое. Да ладно, Тань, у вас просто другие вкусы. А я вот, например, как мужчина очень как-то склоняюсь…
Т. Фельгенгауэр
―
Виктор Владимирович, вы меня пугаете сейчас.
В. Ерофеев
―
Склоняюсь к его красоте. Носится так вообще, 120 километров в час, 140, несется вообще. И вообще не боится ничего, ни поляков, ни немцев.
Т. Фельгенгауэр
―
Ни косметичку показать, ничего не боится.
В. Ерофеев
―
Ничего. И его вдруг не пустили. Наверное, проползет, наверное, бросит самокат свой.
Т. Фельгенгауэр
―
На брюхе.
В. Ерофеев
―
Поползет. Доползет до Берлина. На Рейхстаг залезет, флаг повесит. И тогда будет следующим президентом.
Т. Фельгенгауэр
―
А по поводу тех, которых не пускают или могут не пустить, тут же Михаил Касьянов в ходе визита в США передал список журналистов, которые как он говорит ,участвовали в травле Бориса Немцова. Список известный. Имена не новые. Как вы считаете, это вообще правильный поступок или нет?
В. Ерофеев
―
Вы знаете, тут у меня двойной какой-то ответ. Я вот тоже размышлял об этом. Я думаю, что они же запрещают не журналистов, если бы журналистов запрещали…
Т. Фельгенгауэр
―
Касьянов говорит, что это не журналисты, это пропагандисты.
В. Ерофеев
―
Это есть особое ведомство, они под контролем определенной организации, называется, наверное, администрация. Когда меня вдруг разом на всех каналах выругали за мою статью «Как тут жить дальше?», я так послушал, подумал, какие это журналисты, их собрали, сказали, выругайте вот этого подонка. Меня и подонком там назвал другой человек. Я подумал, ни фига себе, так какие же они журналисты. Если бы они хотя бы разное что-то сказали. А им просто приказали это сказать, и сказали. Поэтому здесь у меня нет особой какой-то слезы по поводу того, что им там хотят, у некоторых какие-то виллы большие в разных итальянских краях. Но с другой стороны, если это были действительно журналисты, у нас в России был допустим, Тургенев, и был Константин Леонтьев. Константин Леонтьев, который писал антиевропейские вещи. Я зачитывался им. И до сих пор мне очень нравится, что средний европеец как орудие всемирного разрушения. Мне просто очень нравится, потому что с одной стороны люблю Европу, а с другой стороны мне кажется, что все-таки можно и как-то увидеть это с интересной стороны. Поэтому и как журналистов я бы тогда их половину, верхнюю половину. А нижнюю оставлял бы с задницей и пусть тут сидят.
Т. Фельгенгауэр
―
А умы пусть значит там…
В. Ерофеев
―
А умы пусть просвещаются, да, или наоборот, нижнюю пускал.
Т. Фельгенгауэр
―
Обсуждать нижнюю половину пропагандистов мне не хочется совсем.
В. Ерофеев
―
Дело в том, что Гулливер именно нижней половиной потушил всякие проблемы. Так что не знаю, тут надо разобраться, какая опаснее. Какая более ядовитая половина.
Т. Фельгенгауэр
―
…Шекспира, всем известно, что жало у нее в хвосте. Нет, в языке.
В. Ерофеев
―
Вот, а кстати, иногда это одно и то же. Но на самом деле вот говорю про это и вот о чем думаю. Мы очень стали подвержены нашим социальным симпатиям и антипатиям. Ведь все-таки эта тема Ницше, который сказал «не возлюбить ненависть к врагам своим больше, чем жизнь свою», она мне кажется очень важной для тех людей в России, которые хотят жить достойно. Да, нас увлекают. Наша сегодняшняя Россия нас увлекает каким-то таким аханьем, оханьем и безумным вообще содроганием лица. Но мне кажется, вот наступает лето, вот уже ландыши продают. Это тоже ведь часть и России, и часть, огромная часть нашей жизни. Посмотрите, ведь были 30-е годы чудовищные. Просто чудовищные. И все равно Булгаков любил свою жену, и его жена тоже любила Булгакова. Все равно Анна Андреевна, я второй раз уже вспоминаю, к 40-му году написала замечательные стихи.
Т. Фельгенгауэр
―
В самые страшные времена есть гении.
В. Ерофеев
―
Есть не только гении, есть еще ощущение жизни. Если мы, вот вы говорите, как свободны, свободный человек это тот человек, который дышит, не задыхаясь. Свободный человек это тот, который понимает красоту жизни. Свободный человек это тот, который понимает, что красота, если не спасет мир, как оптимистически заявлял Достоевский, то не помешает этому миру спастись. Это не значит, что надо сложить руки и вообще ничего не делать. Потому что, конечно, надо делать и естественно, что тяжелое дело просвещения в России должно двигаться вперед. Но я бы хотел просто под летние месяцы сказать и вам, Таня, и себе, что знаете, июль в Подмосковье прекрасный. И вообще прекрасный.В.ЕРОФЕЕВ: Сегодняшняя Россия нас увлекает аханьем, оханьем и безумным содроганием лица
Т. Фельгенгауэр
―
Если торфяники не горят.
В. Ерофеев
―
Они там попозже горят. Вы сразу принимаете социальный момент, что торфяники горят. Потому что у нас пожарные плохие.
Т. Фельгенгауэр
―
Нет, погодите. Я прошу прощения, Виктор Владимирович, вы в начале программы употребили довольно конкретное слово для описания того, где мы находимся. Потом сказали, что мы тут все рабы. Учитывая то, что мы все рабы, находимся в той самой субстанции, как видеть вокруг что-то хорошее, и тогда у каждого будет своя Россия. У меня будет Россия прекрасная в нежно-голубом и зеленом, а у вас будет другая.
В. Ерофеев
―
Мы все ближе приближаемся к фильму Эйзенштейна «Броненосец Потемкин» и едим примерно то самое умственное мясо, которое полно тем, чем полно у Эйзенштейна. Но с другой стороны мне кажется, что если мы начнем питаться только червями, то это дело кончится тем, что у нас все отнимется. И голова, руки, ноги и все остальное, что есть у человека. Все отнимется. Поэтому мне кажется, что если мы вот эту ненависть к каким-то отдельным недостаткам России употребим, разменяем на нашу жизнь, то я не думаю, что это будет полезно для России. Я не говорю, что надо как это было в некоторых моментах нашей национальной жизни при НЭПе цинично гулять и вообще пир во время чумы. Не надо.
Т. Фельгенгауэр
―
Режь последний огурец.
В. Ерофеев
―
Не надо. Но мне кажется, что если просто одни будут на мотоциклах кататься, а мы будем задыхаться от этих запахов, то, в общем, ни те, ни другие ничего хорошего России не дадут.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну а как же ленточные мозги. Как перестроить.
В. Ерофеев
―
Ленточные мозги мы сегодня не перестроим. Но выйти в поле, упасть и понюхать вообще цветочки это тоже дело. Я говорю это совершенно без всякой вообще иронии. Мне кажется, в этом смысле наш либерально-демократический лагерь начинает приобретать оттенки такого какого-то пластилинового, надо быть более живыми людьми, надо быть просто людьми, которые, ну понимаете, в 30-е годы еще оставались какие-то царские замашки. А здесь конечно у нас мало чего осталось. Но, тем не менее, я хочу пожелать, чтобы люди действительно не только «memento mori», не только помнили о смерти, а помнили о жизни.
Т. Фельгенгауэр
―
Спасибо. Это «Особое мнение» Виктора Ерофеева.