Николай Усков - Особое мнение - 2015-03-25
И.Воробьева
―
Здравствуйте! Это программа "Особое мнение". Меня зовут Ирина Воробьева. И сегодня со своим особым мнением Николай Усков, главный редактор проекта «Сноб». Здравствуйте, добрый вечер!
Н.Усков
―
Добрый вечер!
И.Воробьева
―
Знаете, хотела начать с довольно неприятной истории, которая произошла в Москве. На место убийство Бориса Немцова пришли какие-то люди, разгромили все, поломали фотографию и так далее. И потом еще фотографию сделали на фоне всего этого. Вот это на самом деле что, это зачем?
Н.Усков
―
Россия давно оказалась в какой-то бездне нравственного падения. Симптомов, по-моему, очень много, понимаете: лидерство по количеству абортов, страшные цифры по количеству убийств, разводов, употреблению героина. Поэтому, когда кто-то в здравом уме и, наверное, твердой памяти рвет фотографию человека, которого убили, ломает какие-то цветы и прочее – я этому не очень удивляюсь. После всего того, что мы знаем о нашей стране и ее состоянии, моральном состоянии, в этом нет ничего удивительного. Когда люди просто так говорят: «расстрелять», «убить», «сука, порву» и так далее. У меня тут уже, я боюсь, эти слова… ты пишешь невинный пост в Фейсбуке – а с тобой разговаривают, как я не знаю с кем. То есть, мне кажется, такая ярость и ненависть, она труднообъяснима, если у человека есть некие нравственные принципы. Значит, у него их нет просто.
И.Воробьева
―
Вот Илья из Ярославской области спрашивает: «Вы считаете, что это просто личная инициатива этих граждан или все-таки это кому-то просто надоело, что возле стен Кремля не убирают, никогда не уберут – бесконечная совершенно история» - и слушайте, давайте уже что-нибудь придумаем…
Н.Усков
―
Но, наверное, можно что-то придумать, но, мне кажется, мы же все равно будем приходить, класть цветы. Я, конечно, знал Бориса Ефимовича, он был человеком очень открытым и доступным. Я открыто с ним спорил. Я был не согласен по очень многим вопросам. Но для меня в принципе его гибель – это некий шок и трагедия. И понятно, что ну сломают эти цветы – мы принесем новые. Мне кажется, что независимо от того, согласен ты с ним как с политиком – я не был согласен как с политиком, но человек он был очень симпатичный, и я знаю точно, что я все равно принесу эти цветы, и это будет продолжаться.Мне кажется, что можно с этим бороться, но я полагаю, что для тех, кто это делает, - это так же, как депутаты Госдумы, которые оказались почтить его память – это мелко, глупо. Вы хотите, чтобы вас застрелили? Сколько людей, которые не согласны с мнением депутатов Госдумы и называют их «бешенным принтером», мерзавцами, негодяями и прочим. Вот представьте себе, господа депутаты, что кто-то в вас тоже стрельнет из этих безумных людей, которые вас ненавидит, а их много. И что вы не будете вставать…
УСКОВ: Когда работал в разных журналах, у меня был список запрещенных слов. «Телки» в него входили
И.Воробьева
―
Уважение к смерти, обычное уважение.
Н.Усков
―
Уважение к смерти человека, которого вы знали, который был вице-премьером страны, высокопоставленным чиновником. Многие депутаты, разумеется, знали его очень хорошо и работали с ним, и у них есть масса каких-то историй про него. Мне кажется, что это все явления одного порядка: моральное одичание. И это очень прискорбно, потому что моральное одичание, которое может быть следствием политики, сознательной политики, но оно обернется против тех, кто эту политику затеял. Нужно учить людей, нужно воспитывать людей, нужно давать им пример. Так нельзя, это плохо, мы должны, даже если мы не согласны с этим человеком, мы должны как бы уважать трагедию и проявить некую солидарность. Мы не хотим, чтобы политическое убийство было нормой.
И.Воробьева
―
Кстати говоря, по поводу одичания и волны ненависти сразу после убийства Бориса Немцова очень многие люди начали писать о том, что эта ненависть, она шла волной из федеральных телеканалов, заявлений политиков федеральный и так далее. На самом деле так, или мы это заметили только, когда это выросло в трагедию?
Н.Усков
―
Нет, мы давно об этом предупреждали, и я лично писал тексты, и очень многие мои авторы и на «Снобе», и еще, когда я работал в «GQ», мы писали эти наши тексты про ненависть, которая рано или поздно – это чудовище – мы чувствовали все, что мы идем к этому, и это надо как-то останавливать. Мне кажется, что после смерти Бориса Ефимовича ненависти стало чуть меньше, градус понизился, но расслабляться нельзя.
И.Воробьева
―
Охладели некоторые люди, да?
Н.Усков
―
Охладели, потому что все пришли в ужас, это был шок. Мне кажется, это было шоком для очень многих государственных деятелей наших. Убийство человека в центре Москвы на глазах, собственно, всех – это цинично, это отвратительно, и это должно было вызывать этот шок. Другое дело, что мы видим, многим хочется дальше жертв. Я все время читаю это в сети, кого надо расстрелять еще, «жалко, что 4 пули на Немцова – а вот бы 2 еще этому…» - это ужасно все.
И.Воробьева
―
А вы же следите наверняка за ходом расследования убийства Бориса Немцова. Вчера, например, были новости о том, что назначены эксперты-лингвисты и так далее. Вы верите, что мы узнаем правду про это убийство?
Н.Усков
―
Вы знаете, Кеннеди убили – мы же не знаем до сих пор правды. Громкое политическое убийство очень сложно распутать. Если за ним стоят серьезные силы, мы вряд ли об этом узнаем. Если это случайное убийство по инициативе каких-то отморозков из каких-то спецслужб или из каких-то бандформирований, то это другой разговор. Здесь, может быть, у нас есть шанс узнать правду уже сейчас. Но все равно, вопрос, поверили ли мы это правде…
И.Воробьева
―
Вот как раз хотела спросить.
Н.Усков
―
Вопрос доверия. Наша судебная система, наши следственные органы вызывают столько вопросов, что мы не факт, что примем ту информацию, которая от них поступит. Поживем – увидим. Просто это вопрос времени.
И.Воробьева
―
А вы верите в ту информацию, которая уже после появилась, что якобы был какой-то «расстрельный список», что в него вошли, в том числе, наши коллеги и так далее, или это уже началось запугивание?
Н.Усков
―
Я полагаю, это запугивание, конечно. Он, более-менее, и существовал, может быть, и нет. Борис Ефимович был просто настолько открыт, настолько не боялся ничего, жил на виду, что он, конечно, был легкой жертвой. Масса людей, наверное, существует в России, которые кого-то не устраивают. Ужасно, что убийство становится способом решения таких вопросов. Мы против этого должны, по-моему, все протестовать, что это недопустимо, есть какая-то грань, человеческая жизнь бесценно. Но любой тоталитарный режим в России скатывается к этому, исходит из того, что человеческая жизнь ничего не стоит, ценность имеют только интересы государства – это очень опасный путь. Мне кажется, мы его прошли уже. Мы поняли по результатам сталинских репрессий, вообще, большевицкой революции в целом, что нельзя сделать счастливыми людей на крови – это тупиковый путь. И мне хотелось бы, чтобы мы не забывали об этом уроке.
И.Воробьева
―
Прервемся сейчас буквально на пару минут, программа "Особое мнение" с Николаем Усковым продолжится. Я напомню нашим слушателям, что ваши сообщения можно присылать на телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45. И пишите нам из Твиттера. Я уже вижу: вы присылаете вопросы Николаю Ускову.РЕКЛАМА
И.Воробьева
―
Ирина Воробьева и главный редактор проекта «Сноб» Николай Усков. Знаете, я хочу поговорить про юмор. Такая история, даже не знаю, признаться, как назвать эту тему. Скорее тема про сексизм или тема про некорректный юмор. В общем, история заключается в том, что издание «Медуза» выпустило материал о том: открывать дверь перед женщиной или не открывать; подавать пальто или нет, кто платит в кафе и так далее. И сопроводили это в Твиттере, в своем аккаунте, словом вроде, материал про телочек. Дальше появилась колонка на издании "Colta", где было жуткое возмущение по этому поводу. Затем еще один твит «Медузы» про телочек. Дальше я сейчас наблюдаю, как огромное количество журналистов, главных редакторов и прочих – все обсуждаю, насколько корректно это слово, и нужно ли кому-то за это извиняться. Вам не кажется, что мы пришли к какому-то очень странному миру, где вообще ни про что нельзя шутить уже?
УСКОВ: Не нравится, что в определенном слое мужского общества женщины – это некий малоодушевленный предмет
Н.Усков
―
Это абсурд, хотя я, когда работал в разных журналах, у меня был список запрещенных слов. «Телки» в этот список входили. Я считаю, что это жуткая пошлость, то есть так нельзя. И всегда это слово у меня вызывало отвращение. Мне странно, что это слово употребляет достаточно уважаемое издание. Хотя в эту полемику не включился по поводу, и как-то счастливо избежал сегодня этого спора. Но у меня есть несколько таких слов, которые у меня вызывают желание не читать дальше ничего. Тут вопрос вкуса, вопрос того, как мы относимся к женщинам. Мне не нравится, что в определенном слое мужского общества женщины – это некий малоодушевленный предмет – «тёлка». Это всегда вызывало бешенство, честно говоря, Мне всегда казалось, что это какое-то страшное неуважение собственного чувства на самом деле. Когда шутят подростки, понятно, почему: из-за собственной неуверенности. Но, вообще, по-моему, мы влюбляемся, мы вожделеем, хотим женщин, и как-то это странно, почему мы говорим вдруг… То есть мы как-то стесняемся своего чувства или мы его принижаем, мы его уничтожаем таким образом. Мне это казалось всегда омерзительным, ужасно подростковым, каким-то прыщавым….
И.Воробьева
―
Это кто-то с кем-то обсуждает – понятно. Но, а если мы говорим вообще, условно говоря, про положение женщин в нашей стране в смысле того, насколько общество или мужчины, или мужское общество считает их профессиональными, есть ли у них проблемы с устройством на работу… То есть вы, кого возьмете на работу, условно говоря, мужчину или женщину? Нет – возьмем профессионала. То есть, так это или не так? На самом деле, на ваш взгляд, у женщин есть проблемы?
Н.Усков
―
У женщин есть проблемы, потому что женщины периодически бывают беременны, и, конечно, любой работодатель принимает это во внимание. Это всегда некая зона риска, потому что ты потом будешь платить – слава богу, государство платит большую часть этих денег, - но, тем не менее, ты не можешь еще взять человека на работу или это как-то сложно, или ты все равно что-то платишь. Это некая зона риска, безусловно. Но, конечно, во всех остальных вопросах конкуренция честная, мне кажется. Особенно в сфере медиа-коммуникаций женщины гораздо способней мужчин: компромиссы, решения, а не намерения известных половых органов, которые у них отсутствуют. Мужчины, они, конечно, очень творческие, она напористы, но они не настроены на поиск решений очень часто. Они настроены на то, чтобы навязать собственную волю. А это минус, особенно в моей профессии это минус.
И.Воробьева
―
Тут, как бы завершая нашу дискуссию, слушатель спрашивает: «На ваш взгляд, нужно ли извинятся «Медузе» за такие твиты?». Я обращаю внимание, что это не на сайте «Медузы» было, а вих твиттер-аккаунте.
Н.Усков
―
Я думаю, что нет. Мне кажется, они просто неудачно выразились, потому что, ну что это – твит какой-то. Мне кажется за этим даже был некий юмор. То есть они написали про некий общественный стереотип. Наверное, это просто вопрос вкуса. Мне кажется, им просто не стоит так делать, но раз уж сделали, что тут извиняться. Это в конце концов… не знаю.Ну кого они оскорбили? Я не очень понимаю.
И.Воробьева
―
Видимо, тех, кто оскорбился. А вообще, с шуточками – не обязательно про женщин – вот у нас, смотрите, острая тема – это шутки про религию. Известно, к чему они приводят в отдельно взятых странах. Еще, наверное, у нас нельзя шутить… даже не знаю, еще про что у нас нельзя шутить. Про политику вроде пока можно, про президента вроде пока тоже разрешают, но не очень сильно. Есть у нас такие запретные темы? Вот для вас, какие запретные темы – над чем нельзя шутить?
Н.Усков
―
В принципе я считаю, что шутить можно над всем. Это вопрос, как шутишь. Если ты шутишь остроумно. Например, одна из прекрасных шуток в фильме Вуди Аллена, где провинциальная мамаша консервативных взглядов приезжает в Нью-Йорк и у безумного физика Бориса спрашивает, куда ей пойти. Он говорит: «Сходите в музей холокоста». Это же шутка. То есть мы не будем обвинять Вуди Аллена, что он антисемит или издевается над памятью евреев, погибших во Второй мировой войне. Это забавно. Наверное, всегда можно пошутить даже на такие темы. Вопрос в том, что является ценностью нашей культуры. Я считаю, что абсолютной традиционной ценностью нашей цивилизации является свобода высказывания, в том числе, свобода не ограниченная никакими барьерами.
И.Воробьева
―
Традиционной ценностью?
Н.Усков
―
Я, честно говоря, не знаю, как остальные – я живу в культуре, которая сформировалась после Великой французской революции. В европейской культуре после Великой французской революции нет запретных тем для шуток. Вопрос меры, вкуса и так далее. Но я глубоко убежден, что слова - это только слова. Если кого-то это оскорбляет – это вопрос прочности их веры. Разве можно бога оскорбить человек? Нет, никогда. Иначе это не бог, иначе это…
УСКОВ: Когда ты применяешь силу чтобы доказать, что ты прав, значит, ты неправ, значит, ты слаб
И.Воробьева
―
Но пророка могут.
Н.Усков
―
Пророк, собственно, человек, которого воодушевляет божественных дух. Каким образом можно оскорбить божественный дух? Мне кажется, это все разговоры о людях, у которых нет твердых убеждений. Может быть, у них есть некие, наверное, представления, как устроен мир, но они прибегают к грубой силе, чтобы защитить свои убеждения. Убеждения не нуждаются ни в какой защите. Убеждения нуждаются, что их отстаивать. Но, когда ты применяешь грубую силу для того, чтобы доказать, что ты прав, значит, ты неправ, значит, ты слаб.
И.Воробьева
―
Слушайте, а шутить о смерти. Вот о смерти шутить?
Н.Усков
―
По-моему, наша вся культура, она то серьезно относится к смерти, то шутит.
И.Воробьева
―
Как понять, где грань, которую нельзя переходить? Ну вот, давайте возьмем людей, которые после убийства Бориса Немцова шутили на эту тему. Это же было неприятно?
Н.Усков
―
Это неприятно, да, потому что речь идет о конкретном человеке, жизнь которого остановилась раньше времени. Но, с другой стороны, это вопрос морали, вкуса. То есть, если ты шутишь смешно, ну шути. Если это похабно и унижает человеческое достоинство, то, наверное, это плохо. Я, честно говоря, из-за слов не очень нервничаю, потому что слова – это слова. Страшнее – действия.
И.Воробьева
―
Подождите, но как же так? Ведь именно слова побуждают людей к действию, именно из-за слова происходят революции, из-за слова происходили крестовые походы. Из-за слов ведь происходило все, что приводило к убийствам.
Н.Усков
―
У больших каких-то движений народов всегда есть причины. И эти причины, они всегда материальны. Они не состоят из содроганий воздуха. То есть, сколько бы речей Бернар Клервоский не произносил, призывая рыцарей пойти на Восток защитить христианские святыни, они бы туда не пошли; если бы в Европе не было относительного перенаселения; если бы не было той массы рыцарей, которые действительно не знают, как им жить в Европе, которые ищут выхода из этой ситуации, чтобы сохранив свой высокий социальный статус, приобрести богатства, которого у них не было. Это как с открытием Америки. Судя по всему, викинги открыли ее в тысячном году, но кому она была нужна? То есть поселения Викингов там вымерли, потому что в Европе не было сил покорить Америку, освоить ее и заселить. А потом, собственно, эти силы появились, и эти огромные массы людей хлынули в Америку.
И.Воробьева
―
Мы сейчас буквально ненадолго прервемся, в программе "Особое мнение" Николай Усков, главный редактор проекта «Сноб».НОВОСТИ
И.Воробьева
―
Продолжается программа "Особое мнение" Николай Усков, главный редактор проекта «Сноб». У вас наши слушатели просят прокомментировать очередную инициативу, исходящую из Государственной думы. Руководитель комитета по безопасности Ирина Яровая снова предлагает задуматься над нулевым промилле, тем самым, который был сначала введен, потом отменен. Во-первых, вы поддерживаете ее или нет?
Н.Усков
―
Теоретически я это поддерживаю, потому что в России пьют очень много, чудовищно много, гораздо больше, чем во многих странах Европы. И, мне кажется, что это серьезная проблема. Причем в России употребляют тяжелый алкоголь, что гораздо опасней…
И.Воробьева
―
Крепкий.
УСКОВ: Медицина настолько бюрократизирована, что врачам давно уже нужно бороться за свои права
Н.Усков
―
Да, крепкий. И, мне кажется, что, конечно, нужно с этим каким-то образом бороться. Разница между нулевым или не нулевым промилле, она трудноуловима, потому что, если тебя останавливают, и тебя запах алкоголя и ты как-то даешь эту реакцию, то ты в любом случае идешь на какой-то медосмотр. Дальше устанавливается, какое количество в твоей крови алкоголя – это уже в любом случае потеря времени. Поэтому, честно говоря, я считаю, что если водитель будет знать, что в любом случае алкоголь употреблять нельзя, это хорошо.
И.Воробьева
―
А вы сами водите машину?
Н.Усков
―
Я вожу, но, собственно, у меня водитель есть, естественно.
И.Воробьева
―
Я имею в виду, что вы сами в любом случае водите. Смотрите, какая история с нулевым промилле. Ведь дело же не в том, что пить или не пить за рулем – понятно, что не пить. Но нулевой – это значит, что любая погрешность, - будь то кефир, определенный набор лекарств или еще что-нибудь такое - даст возможность сотрудникам ДПС, которые, в общем, часто вызывают у нас критику ровно за то, что не являются помощниками на дороге, а только наказывают, - даст возможность просто подряд всех останавливать и всех подряд проверять на алкотестерах, которые тоже, в общем, дают погрешность. В этом смысле неужели поможет этот нулевой промилле?
Н.Усков
―
Я не специалист в этих вопросах. Конечно, наверное, если есть какая-то погрешность, то есть если человек выпил кефир или он употребляет какие-то… наверное, есть какой-то порог, который можно определить. И, мне кажется, это должны решать эксперты, а не Ирина Яровая. Но, честно, я считаю, что запрет должен существовать. То есть у человека не должно быть соблазна выпить бокал вина и сесть за руль, потому что там, где бокал, будет второй, третий, четвертый… Если хочешь пить, и ездить на машине – нанимай водителя, либо езди на метро. Мне кажется, это должна быть очень жесткая политика, потому что в России все-таки гибнет население города – примерно 30 тысяч человек в год в ДТП и в большинстве случаев это алкогольное опьянение.
И.Воробьева
―
Это специфика именно нашей страны или это надо так всем? Потому что ведь в Штатах, например, можно же употреблять алкоголь, если ты нормально едешь, то тебя не должны останавливать.
Н.Усков
―
Да.
И.Воробьева
―
Ну вот. Почему нам не сделать так? У нас так невозможно?
Н.Усков
―
Потому что у нас так не будет.
И.Воробьева
―
Много пьют?
Н.Усков
―
Я очень много езжу за границей. Я охотно там езжу, и там пью за рулем вино, естественно, потому что я считаю, что ты сам знаешь норму в этом смысле. Но там закон это действительно это разрешает в большинстве случаев. Но в тех случаях, когда я понимаю, что я вести машину не могу, я ее, естественно, не веду. Но я там не видел такого количества аварий, там другая статистика. У нас часто купленные права. У нас люди в целом хуже… Вот вы едите на работу – сколько вы аварий видите?
И.Воробьева
―
Достаточно.
Н.Усков
―
Две-три. Я две-три за год вижу в Европе аварии. То есть, чтобы я в день увидел насколько аварий – это большая редкость. У нас в целом люди хуже водят. Они больше подвержены какому-то стрессу, агрессии. И, мне кажется, что если бы мы учились дольше на права, если бы мы сдавали экзамены как-то по-другому…
И.Воробьева
―
Кстати, сейчас система поменялась там: дольше стало.
Н.Усков
―
Дольше, да. Но все равно я помню, как я в начале «нулевых» сдавал, у меня было практики, может быть, два-три занятия. Дальше я уже просто практиковался с тестем: две недели мы ездили с ним по Москве, потому что я знал, что я не могу водить так, как положено, так как надо. Этого недостаточно. Но, к сожалению, не все так водят. Многие садятся за руль и идут по этим бесконечным авариям. Одно дело, когда ты кому-то чего-то поцарапал или себе, а другое дело, когда ты кого-то убил. Тут нужно понимать, что садясь за руль, ты несешь все-таки огромную ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь каких-то других людей, которых ты сегодня не знаешь, которые могут погибнуть по твоей вине, а ты можешь остаться жив. Хорошо, если ты погибнешь сам. Ты же можешь остаться жив, и какие нравственные страдания будут для тебя потом…
И.Воробьева
―
Тут не только за себя, да.
УСКОВ: Если ты хочешь быть уверен, что тебя спасут, а не убьют, ты должен за это платить
Н.Усков
―
Мне кажется, что нужно высчитать просто, и это должны делать не депутаты Госдумы, а должны действовать медики. Они должны высчитать некий процент алкоголя, который допустим, потому что он является фоновым или он вызван употреблением определенных препаратов, кефира или еще чего-то, и Государственная дума должна решению медиков и экспертов настоящих подчинится. А сами они, конечно, не могут устанавливать таких барьеров. Но пока мы не дошли до того, чтобы разрешить употреблять два-три бокала вина. Мне кажется, в России это довольно опасно.
И.Воробьева
―
Кстати, про медиков. Вчерашняя история о том, как некоторые медики московские объявили «итальянскую забастовку» так называемую, то есть работают так, как предписано правилами: ровно и четко, не беря на себя какую-то дополнительную нагрузку. Вы считаете, что люди такой профессии могут себе позволить такого рода забастовки или, поскольку на них здоровье пациентов, все-таки это делать нельзя.
Н.Усков
―
Я сам из семьи врачей, и я знаю, до какой степени бюрократизирована российская медицина до сих пор, и, мне кажется, что врачам, конечно, надо отстаивать свои права. Потому что, скажем, то, что мне рассказывала моя мама, которая, слава тебе господи, на пенсии и теперь я могу пересказывать это – ей запрещали, например, последнее время выписывать, например, лекарства, которые с ее точки зрения эффективны, но они имеют аналоги, например, в России. Но, с точки зрения врача с многодесятилетним стажем – моей мамы –эти лекарства менее эффективны, российские, и, соответственно, она выписывала то, что считала более эффективным. Это считалось нарушением правил. Или она может выписывать только те лекарства, которые имеются в наличии в больнице, которые субсидируются государством.Я считаю, что медицина настолько бюрократизирована и регламентирована излишне, что врачам давно уже нужно как-то бороться за свои права. Потому что главная задача врача – это не угодить какой-то очередной ведомственной инструкции, а, собственно, помочь человеку спасти его жизнь или его здоровье и трудоспособность – это сверхзадача, а все остальное не имеет никакого значения. Если врач считает, что надо делать так, то надо делать так
Но у нас, к сожалению, авторитет врача, как и авторитет учителя, - потому что это бюджетная сфера, - крайне низок. У нас фактически проблема, что те специальности, которые во всем мире являются наиболее уважаемыми, у нас абсолютно низведены до уровня каких-то служащих. Это не служащие, это люди, в руках которых находится будущее твоих детей и твое собственное здоровье и твоя жизнь. Эти люди должны обладать огромной властью. На самом деле они ничем не обладают, заставляют следовать каким-то нелепым правилам. Все это следствие того, что наше государство годами не решает проблему бесплатной медицины, потому что бесплатно ничего не бывает: кто-то за это платит. Соответственно, государство не объясняет гражданам, что за собственное здоровье нужно платить, нужно платить страховые взносы; нужно добиться того, чтобы у врачей было лучшее оборудование; чтобы это были самые лучшие специалисты. Речь идет о вашей жизни, о вашем здоровье. В цивилизованных обществах этот вопрос людям объяснили. Они охотно платят очень большие деньги за свое здоровье.
И.Воробьева
―
То есть вы за платную медицину в России?
Н.Усков
―
Я, конечно, за платную медицину. То есть надо оказывать бесплатную помощь тем, кто в ней нуждается…
И.Воробьева
―
Экстренную.
Н.Усков
―
Да, экстренную – это абсолютно точно. Разные бывают ситуации. Но, вообще, конечно, я выступаю за платную медицину. Другого решения нет. Если ты хочешь быть уверен, что тебя спасут, а не убьют, ты должен за это платить. И ты должен понимать, за что ты платишь. За то, чтобы было лучшее оборудование; за то, чтобы врачи получали самое лучшее образование и так далее. Это все стоит больших денег. Это кто-то должен делать. И должны делать мы. Мы сегодня здоровы, мы платим, но мы знаем, что рано или поздно, у нас будет какая-то болячка, которую надо будет лечить. И я готов за это платить, понимая, что рано или поздно мне понадобиться помощь. Это происходит с нами со всеми. Это в 15 лет кажется, что ты будешь жить вечно.
УСКОВ: За год людей убедили, что украинцы наши враги. Если за год убедили в этом, то можно убедить в чем угодно
И.Воробьева
―
Слушайте, мне кажется, что государство, даже если оно понимает, что нужно переходить на платную медицину, вряд ли когда открыто это скажет или признает, или заявит, потому что рост цен и бесплатная медицина – это, мне кажется, как искра и костер. Сейчас не дай бог отобрать…
Н.Усков
―
Это вопрос объяснения, понимаете. За год людей убедили, что украинцы наши враги. Мне кажется, что если за год убедили в этом, но, наверное, можно убедить в чем угодно. Если весь год талдычить, что украинцы наши враги, и не замечать наших собственных проблем, что у нас люди кончают убийством, потому что у них нет обезболивающих, что их невозможно приобрести – ну да, я считаю, что сейчас все наши ток-шоу должны быть про самоубийства этих онкологических больных. Вместо этого Роскомнадзор выпускает инструкцию, что это нельзя упоминать.
И.Воробьева
―
Да, там нельзя упоминать способы, насколько я помню.
Н.Усков
―
Ну как способы? О’кей, способы… Вот как Валерий Панюшкин хорошо написал на «Снобе»: «В следующий раз Роскомнадзор запретит упоминать победу во Второй мировой войне, потому что она стала причиной самоубийства Адольфа Гитлера». Мы можем довести до абсурда любую ситуацию. Вот об этом надо сегодня говорить. Речь идет о том, что с наркотиками надо бороться и так далее, и тому подобное. Но это не должно сказываться на жизни и здоровье людей.
И.Воробьева
―
С другой стороны, согласитесь, что государству довольно сложно бороться с той или иной проблемой, потому что общество никак не помогает государству это делать. То есть выпускается какой-нибудь закон или какой-нибудь запрет – тут же появляются люди, которые ищут в них лазейку и начинают как-то юлить. То есть общество в данном случае является скорее таким хулиганом, которые не позволяет делать цивилизовано…
Н.Усков
―
Понимаете, общество теоретически, с точки зрения организации мира, плати государству, чтобы оно терпеливо занималось своим делом. Оно получает зарплату для того, чтобы, собственно, решать эти проблемы. Не получается так – решайте по-другому. Но это работа государства. Я считаю, что общество можно убеждать призывать поддерживать те или иные инициативы и вовлекать. Но если оно не увлекается, то тогда это.. значит, плохо объясняете, значит, не так ставите вопрос, значит, не смогли заинтересовать людей. Почему во всем мире не возникает вопросов, что нужно платить страховые взносы в медицинские учреждения, и люди этим занимаются, а у нас они возникают? Ну, потому что вот так.
И.Воробьева
―
Потому что традиция такая.
Н.Усков
―
Традиция, да. Но давайте объяснять, что все равно это иллюзия: нет бесплатной медицины – существует все равно, так или иначе, некий источник финансирования. Просто вы не знаете, сколько, кто и зачем платит. А сейчас вы будете знать.
И.Воробьева
―
Спасибо большое! Николай Усков, главный редактор проекта «Сноб». Это была программа "Особое мнение". Всем счастливо!