Николай Троицкий - Особое мнение - 2015-01-06
06.01.2015
В.Кондаков
―
Здравствуйте! Это программа "Особое мнение". Меня зовут Вадим Кондаков. У нас в гостях сегодня журналист Николай Троицкий. Здравствуйте!
Н.Троицкий
―
Здравствуйте!
В.Кондаков
―
С Новым годом вас, Николай!
Н.Троицкий
―
Вас с Новым годом и с Рождеством Наступающим. Сегодня сочельник.
В.Кондаков
―
Вы, судя по всему, не уехали никуда отдыхать, остались в Москве, да?
Н.Троицкий
―
Да.
В.Кондаков
―
Денег не хватает?
Н.Троицкий
―
Вообще-то, я и не планировал никуда уезжать. Я Новый год привык встречать дома, это для меня домашний праздник. Но вопрос тонкий, деликатный. Я на него предпочту не отвечать. Но я понимаю, что это намек на тяжелую экономическую ситуацию в стране.
В.Кондаков
―
На вас сказалась экономическая ситуация?
Н.Троицкий
―
Ну, а что же? Я здесь живу. На всех сказалась. На ком-то поменьше, на ком-то посильнее. Более-менее, конечно, сказалась. Не так пока критически, но кое-что сказалось.
В.Кондаков
―
Несмотря на праздничные дни, новости приходят, их достаточно много, и не всегда эти новости радостные. Я начал бы, знаете, с чего? Организация «Открытая Россия» составила карту России, откуда родом российские военнослужащие и добровольцы, которые предположительно погибли во время боевых действий на Украине в 2014 году. При этом подчеркивается, что данные получены в результате предварительных проверок, и они все еще проверяются.Я вам показывал перед эфиром эту карту. Больше всего, судя по всему, таких людей, военнослужащих, добровольцев из Дагестана, из Крыма, из Ростовской области и Краснодарского края. Вот, как бы вы прокомментировали такую карту, и почему, на ваш взгляд, из Дагестана, из Крыма больше всего погибших людей?
Н.Троицкий
―
Крым, Краснодарский край, Ростовская область – то более-менее понятно, тут ближе всего. Плюс у каких-то жителей Крыма, может быть, есть идейная какая-то солидарность. Это, по-моему, не нуждается в каких-то пояснениях. Почему из Дагестана - трудно сказать. Можно, конечно, предположить, что там много таких отчаянных людей, готовых ехать куда-то воевать, потому как есть подозрения, что не все поехали туда из идейных соображений, скажем так. Ну, как ехали в 30-е годы первые интернационалисты в Испанию.
В.Кондаков
―
Если мы говорим о военнослужащих, конечно…
Н.Троицкий
―
Это первое. Второе. Тут ведь по этой карте, и сами авторы этой карты – они не могут… точно невозможно определить: это военнослужащий или просто доброволец, или он военнослужащий в отпуске, или он военнослужащий…
В.Кондаков
―
А это важно, когда погибает военнослужащий на территории другого государства ?
Н.Троицкий
―
Ну как? Важно, не важно, но все-таки у них могут быть семьи. И, допустим, случилась потеря кормильца. Но, кроме того, что царствие им небесное, жалко, когда погибают люди, причем в основном молодые, как я понимаю. Вряд ли там старики. Жалко всех – это само собой, даже не надо об этом говорить. Вот потеря кормильца случилась. Это, допустим, военнослужащий. Существуют законы, компенсация. Понятно, что никакую утрату этим не заменишь, но семья-то как-то должна жить дальше.А в данном случае, я так понимаю, что никаких компенсаций не происходит, видимо. В прошлом году в самом конце Дума приняла закон по инициативе, по-моему, Путина о компенсации семьям военнослужащих, погибших за пределами России. Ведь это же официально должно быть установлено.
В.Кондаков
―
Да, эту люди, судя по всему, не получат…, их родственники не получат никаких компенсаций.
Н.Троицкий
―
А на этих людей, я так понимаю, никаких официальных данных нет. Кроме того, абсолютно неясен их юридический статус. У нас нет ведь никакого термина, статуса наемника или доброволец. Это, вообще, нечто… это так называется, но кто это, кто они? Где они? Они погибли, допустим, официально, формально на территории государства Украина. И опять наш президент постоянно говорит, что он признает и настаивает на территориальной целостности Украины. Значит, это они погибли на Украине. А как они оказались на Украине?
В.Кондаков
―
Это хороший вопрос: как они оказались на Украине?
Н.Троицкий
―
Ну, как? Понятно…
В.Кондаков
―
Вам понятно. Я, честно говоря, не очень представляю.
Н.Троицкий
―
Не будем лукавить, мы прекрасно знаем, как там пересекают границу все желающие: и туда, и сюда и обратно. И наши коллеги пересекают. Что касается журналистов, журналист, вообще, должен быть там, где происходят какие-то события. Это ладно, оставим журналистов в стороне. Пересекают люди, которые там потом воюют. Естественно, это, прямо скажем, если формально подходить, это незаконное пересечение границы. Но что-то я не слышал, чтобы кого-то за это преследовали.
В.Кондаков
―
Но, вообще-то, сам факт появления такой карты - это ужасно. Смотрите, здесь сотни человек…
Н.Троицкий
―
Сколько вообще всего человек установлено.
В.Кондаков
―
227, по-моему, но я думаю, что эта цифра приблизительная и предположительная.
Н.Троицкий
―
Наверняка не все. Просто не про всех есть данные. Но просто 227 – это тоже много людей, погибших на некой войне – я даже не знаю, как ее называть: незнаменитой, необъявленной, неофициальной, - но реально происходящей гражданской войне, которая реально происходит, причем в соседнем государстве.Государственное лицемерие бывает всегда, когда где-то идет война
В.Кондаков
―
Слушатель Бендера-71 спрашивает вас, почему при обмене пленных, а их счет идет уже как бы на тысячи – это надо уточнять – нет ни одного военного из России.
Н.Троицкий
―
Во-первых, настолько ли на сто процентов он так уверен, что нет ни одного. Это тоже надо все выяснять и проверять. Насчет военных из России я могу только одно сказать. Я понимаю, что там вся информация, исходящая из всех этих областей, где идет гражданская война, она вся очень ненадежная, даже мне нечего говорить. Все надо проверять, и не всегда можно проверить.
В.Кондаков
―
И гражданская ли она, если мы говорим про военнослужащих из России?
Н.Троицкий
―
Нет, в любом случае там достаточно много местных жителей воюет с обеих сторон. Она в любом случае гражданская. В нашей Гражданской войне 18-го тоже ведь участвовали иностранцы: Олеко Дундич, например, и так далее. Все рано это гражданская война, как ни крути, но дело не в терминологии. Ясно для меня одно, что если там и есть наши военнослужащие, то понятно, что то отдельные… там нет частей и соединений нашей армии. Если бы они там были, то совсем по-другому это бы выглядело. Для меня это, например, предельно ясно.В народе этот орган называют Роскомдурь
В.Кондаков
―
А вас не смущает, что они там вообще могут находиться, даже отдельные?
Н.Троицкий
―
Меня, может быть, это и смущает, но я вынужден признавать, что это реальность. Я прекрасно понимаю, почему это происходит. Вообще, вокруг этой гражданской войны очень много лицемерия, государственного лицемерия. Государственное лицемерие бывает всегда, когда где-то идет война. Это меня очень смущает, беспокоит, не нравится. Но изменить это пока невозможно. А единственно, что нужно делать - это требовать, наверное, чтобы эти хотя бы 227 человек были официально как-то признаны государством.
В.Кондаков
―
От кого надо требовать, от кого мы хотим с вами этого потребовать? От президента?
Н.Троицкий
―
Ну от кого еще? Кто у нас глава государства? И, чтобы, конечно, если у них есть семьи – может быть, не у всех – были какие-то компенсации, потому что эти люди – это опять-таки, не как в Испании. Нельзя сказать, чтобы власть наша была совсем непричастна к тому, что там происходит.
В.Кондаков
―
Это, мягко говоря, потому что, опять-таки повторюсь, если мы говорим о военнослужащих, это не добрая воля людей…
Н.Троицкий
―
А, что касается военнослужащих, и если они действующие, то это вообще… Если туда посылали официально, то просто обязаны. Но я не думаю, что их таких много. Но и остальные тоже люди, тоже, в конце концов, как-то надо... Государство должно как-то взять на себя ответственность за гибель этих людей.
В.Кондаков
―
Мы сейчас с вами прервемся на несколько минут, и вернемся в студию. У нас в гостях журналист Николай Троицкий.РЕКЛАМА
В.Кондаков
―
У нас в гостях журналист Николай Троицкий. Меня зовут Вадим Кондаков. Николай, продолжаем. Я бы перешел к другой теме, если вы не возражаете. Генерал-лейтенант ВВС Анатолий Кудрявцев покончил собой из-за невыносимых или труднопереносимых болей. У него рак желудка был. Он повесился. В предсмертной записке он написал, что не в состоянии больше терпеть эту боль. И такая ситуация - вы, наверное, знаете, она не единична. Только в прошлом году несколько генералов, используя табельное оружие, застрелились примерно по тем же причинам. Сейчас, я так понимаю, новогодние праздники. Многие врачи уходят в отпуска и не могут просто выписывать обезболивающие лекарства. И зачастую их просто не дают и не выписывают просто по каким-то другим причинамВас лично не пугает такая ситуация с вашими согражданами, что в этот момент где-то лезут на стену от боли люди?
Н.Троицкий
―
У нас очень трагический диалог такой получается: все о смертях. Я ничего не знал про этого генерала. Мне безумно жаль. Как не смущает? Это бесчеловечно. Если я не ошибаюсь, было решение комитета, который занимается наркотиками. Это якобы под видом борьбы или они это считают, что это часть борьбы с наркоманией. Естественно, тут нет никакой борьбы с наркоманией, потому что даже, если какие-то имеются, может быть, наркоманы, которые этими средствами болеутоляющими злоупотребляли, то, ей богу, хотя бы уже столько смертей должны уже были привести к отмене этого безобразия. Но в принципе, это все-таки применяют, когда невыносимая боль. Тут уже, наверное, надо конкретно обращаться в этот орган Госнарко… как он там называется? В народе его называют Роскомдурь – думаю, это лучше всего…
В.Кондаков
―
Здесь просто идет речь не об общих запретах, а о неких частных историях, которых, к сожалению, сотни и тысячи.
Н.Троицкий
―
Потом, мы же знаем только о генералах, и у них есть оружие. Ну, правда, повесился…
В.Кондаков
―
Мы знаем о громких случаях.
Н.Троицкий
―
Да. Просто, когда генерал кончает… даже отставной – об этом сообщается в новостях. Когда слесарь – об этом могут не сообщать. А ведь это может случиться с каждым, абсолютно любым человеком. Вот тот случай, когда… ну, сколько уже капель, когда переполнится терпение? Я просто говорю к тому, что просто сожалеть и скорбеть – да, надо, но это недостаточно, надо что-то менять.
В.Кондаков
―
А что нужно сделать?
Н.Троицкий
―
Ну как? Саму практику эту менять, потому что, ей богу, эти болеутоляющие средства – это не наркомания. Я говорю, даже если есть какие-то наркоманы – да и бог с ними – пусть они пользуются. Ничего в этом страшного не будет, если какое-то количество людей останется в живых и сможет боль себе облегчить. Вот, собственно, все, что я могу…
В.Кондаков
―
Таких тысячи и тысячи, насколько я понимаю.
Н.Троицкий
―
Что тут сказать? Сколько человек так должно покончить с собой, чтобы сдвинулось? Это уже государственное не лицемерие – это уже государственная просто бесчеловечность, жестокость, да я бы даже сказал, подлость какая-то, равнодушие, которое уже становится подлостью. Тут особого мнения, по-моему, быть не может в принципе. Я не думаю, что у кого-то может быть другое мнение.
В.Кондаков
―
Если государство не решает эту проблему, значит, у государственный чиновников есть какое-то особое мнение на сей счет.
Н.Троицкий
―
Может быть. Или наплевать, скорей всего.
В.Кондаков
―
Что наиболее вероятно.
Н.Троицкий
―
Тем более, что они, если с ними чего-то случится не дай бог, они знают, что они добудут себе эти болеутоляющие средства, им никто не откажет.
В.Кондаков
―
А вы, как журналист, не поднимаете подобных тем? Вас не интересует история этих людей? Взять у кого-то интервью, спросить, задать вопрос, как это происходит?
Н.Троицкий
―
Нет, почему? Охотно и поднимал и писал на смежные темы. Сейчас я просто немножко в другой сфере работаю. Но, что мы можем? Мы можем только, собственно, требовать изменений, больше ничего. Может быть, следующая тема будет не такая трагическая?
В.Кондаков
―
Я не знаю. Как посмотреть. Хотел спросить у вас о том, что сегодня в Москве, у станции метро Новокузнецкая проходила акция в защиту узников так называемого Болотного дела. Вы помните это дело?
Н.Троицкий
―
Ну, помню, помню.
В.Кондаков
―
Пришло, правда, не так много народу: несколько десятков человек, как сообщается, около 30-40 человек. Как вы думаете, почему так: холодно или уже забыли про это дело?
Н.Троицкий
―
Во-первых, холодно, во-вторых, забыли. В-третьих, все это массовое недовольство, оно всплесками такими. Был всплеск – мы это хорошо помним – в конце 2011 года. Потом в течение 12-го он как-то шел на убыль. Потом еще небольшой был всплеск 12-го. А потом так все и пошло… Почему? Ну, это уже проблема не государства, а проблема граждан.
Ничего страшного не будет, если какое-то количество людей останется в живых и сможет боль себе облегчит
В.Кондаков
―
Ну, может быть, журналистов, потому что они редко напоминают, что кто-то сидит в тюрьме?
Н.Троицкий
―
Ну, как редко? Смотря, какие журналисты. У нас "Эхо Москвы" напоминает регулярно. Есть еще ряд таких СМИ, которые регулярно напоминают.
В.Кондаков
―
Их достаточно, на ваш взгляд?
Н.Троицкий
―
Может быть, и недостаточно, но те люди, которые к этому неравнодушны, они как раз это читают и слушают. А, конечно, подавляющее большинство населения, оно и было равнодушно и осталось равнодушно. Другое дело, что, естественно ли польза от таких акций? Допустим, выйдет 20 человек, даже тысяча человек – это же никак не ни на что не повлияет.
В.Кондаков
―
Но даже, если выходят пять человек, то они, по крайней мере, напоминают о том, что это все длится и есть.
Н.Троицкий
―
Да, а вот, если сто тысяч выходит – это действительно уже власть начинает шевелиться, чесаться и что-то делать, как уже было.
В.Кондаков
―
А почему людям, видимо, безразлично, как вы считаете?
Н.Троицкий
―
Я же не могу за людей решать?
В.Кондаков
―
Но вам лично безразлична судьба «болотных узников», что они сейчас осуждены и сидят в тюрьме.
Н.Троицкий
―
Ну, Вадим, все-таки некорректно… мы все-таки… профессия такая…
В.Кондаков
―
Я просто ваше мнение спрашиваю.
Н.Троицкий
―
Мнение-то оно мнение, но по моей профессии, причем политического журналиста, мне не может это быть безразлично, потому что я этим профессионально занимаюсь, и этим тоже. Это не единственная, конечно, тема.
В.Кондаков
―
Нет, если вы будете прикрываться профессией профессионального журналиста, то тогда мы с вами особого мнения никакого не узнаем ни на один из вопросов.
Н.Троицкий
―
Дело в том, что, кто же скажет: «А мне наплевать на них»? Никто же так не скажет, даже если кто-то так думает.
В.Кондаков
―
Уверен, таких найдется очень много.
Н.Троицкий
―
Которые так скажут?
В.Кондаков
―
Да, конечно.
Н.Троицкий
―
Вот здесь вот, перед микрофоном?
В.Кондаков
―
Где-либо, на улице, перед микрофоном.
Н.Троицкий
―
На улице – может быть, здесь – нет. Вот так, будем считать, что я ушел от ответа.
В.Кондаков
―
Хорошо, но есть еще одна история. Она не трагичная, к счастью, не такая трагичная. Мы не говорим о смертях. Это история Алексея Навального.
Н.Троицкий
―
Но это тоже не трагичная. По Болотной - тоже не к смертной казни приговорены.
В.Кондаков
―
Но, тем не менее, они сидят.
Н.Троицкий
―
Они сидят. Там есть вопросы, все ли правильно сидят. Да, давайте к Навальному.
В.Кондаков
―
Вас интересует эта история с Навальным, вы следите за ней? Она развивается очень драматично. Сегодня пришла уже информация, что второй раз суд отклонил жалобу ФСИН на то, что Навальный нарушает условия домашнего ареста.
Н.Троицкий
―
Как сказать… ну, во-первых, я, наверное, вызову гнев у многих радиослушателей «Эха Москвы», потому что я фамилию Навальный произношу без священного трепета. А конкретно то, что с ним происходит, мне представляется не то, чтобы трагичным, а даже трагикомичным. Потому что его все время судят-судят, но не сажают. Почему, с чего? Суд вот отклоняет, ФСИН пытается… Он нарушает или якобы нарушает – честно говоря, надо очень внимательно изучать процессуальный кодекс, чтобы понять… То он выходит из дому, будучи под домашним арестом. То якобы разрезает браслет…
В.Кондаков
―
А комичный тут, кто: Навальный или государство, которое ведет себя подобным образом по отношению Навальному?
Н.Троицкий
―
Государство в большей степени, конечно, потому что в своем маниакальном стремлении каким-то образом привлечь к суду Навального государство выглядит уже смешно. Тем более, что стараясь привлечь, но при этом почему-то все время останавливаясь на полдороги. То есть явно дано указание: не сажать. Мы не будем лукавить, что там суд чего-то решил. При чем здесь суд? Дано указание не сажать. Почему оно дано – другой вопрос.Но так до бесконечности же не может длиться. Он уже демонстративно нарушает или объявляет о нарушении, но его не сажают.
В.Кондаков
―
Мы в этом месте прервемся на несколько минут. Вернемся – может быть, обсудим эту тему еще далее.НОВОСТИ
В.Кондаков
―
В эфире программа "Особое мнение". У нас сегодняшний гость Николай Троицкий. Меня зовут Вадим Кондаков. Мы начали говорить о Навальном, и сейчас как раз только что в новостях наши коллеги рассказали, что Навальный, видите, вновь вышел на улицу. Он демонстративно показывает ФСИНу и суду, что он считает себя правым.
Н.Троицкий
―
Он в первую очередь делает новость в очередной раз.
В.Кондаков
―
То есть вы считаете, что для него главное – новость, а не показать свою позицию.
Н.Троицкий
―
Я не могу сказать, что для него главное, но он это делает. Потому что, у меня есть приятель, который живет в Дании. Он говорит, вообще, о нем забыли, и вдруг, когда началась эта череда событий, не нем все вспомнили во всем мире. И сейчас уже за Навальным следят не только наши журналисты – наших, наверное, не так много следит – а вот все зарубежные активно следят, сообщают, и каждый его выход из дома – сейчас о нем будут по всему миру писать. Рассчитывал он на это или нет, я не знаю – это другой вопрос. Но так вот происходит.Что касается всей истории с Навальным, которую я называл трагикомической, там есть один момент, это реальный срок брата, который вносит сильный драматизм, который не дает слишком ей становиться слишком комической. На мой взгляд – тут у меня мнение совершенно особое – тут это по тупости исполнителей произошло. Потому что мы же помним, в 2013 году, когда Навального по приказу, можно сказать, Собянина протащили через фильтр в кандидаты в мэры Москвы.
В.Кондаков
―
Вы так уверенно говорите про это.
Н.Троицкий
―
А как это? Ну, приказ был, конечно, уверенно говорю. И ему отдавали подписи депутаты "Единой России", которые по доброй воле, конечно, этого бы никогда не сделали. И после этого был объявлен приговор, и в Кирове его отправили за решетку сначала.Им уже в мозги впечатали, что Навального сажать нельзя. А про брата не было распоряжения
В.Кондаков
―
И тут же освободили.
Н.Троицкий
―
Да, через день. Потому что опять – тупость исполнителя. Они не разобрались, и совершенно это не планировалось. Потом пришлось прокуратуре, как этой унтер-офицерской вдове самой себя опровергать, опротестовывать и так далее. Вот так и произошло, мне кажется, и с братом. Потому что у суда есть четкое распоряжение, указание, им уже в мозги, что называется, впечатали, что Навального сажать нельзя. А про брата не было никакого распоряжения.
В.Кондаков
―
Вы так уверенно говорите, хотелось бы посмотреть вот эти документы.
Н.Троицкий
―
Об этом я не говорю уверенно. Я так предполагаю. Нет, документов таких нет.
В.Кондаков
―
Думаете, это все на уровне телефонных звонков, телефонного права?
Н.Троицкий
―
Устно. А про брата не было никаких распоряжений. А тупой судья тупо проштамповал. Очень бы хотелось, и очень верится и хотелось бы, что вот будет апелляция – заменят реальный срок на условный, потому что он-то вообще ни при делах, брат. Вот собственно, тогда завершенный вид примет эта история.
В.Кондаков
―
Наш слушатель Нарат интересуется вашим особым мнением, и сообщает нам, что в январе-августе прошлого года из России якобы эмигрировало более 200 тысяч человек…
Н.Троицкий
―
Ну, почему «якобы»?
В.Кондаков
―
Для сравнения: за тот же период 2012-го это было порядка 120 тысяч. Почти в два раза. Уезжали специалисты разных профессий. Почему среди них не было ни одно полицейского или гаишника? – спрашивает.
Н.Троицкий
―
Я, конечно, мог бы прикинуться шлангом и сказать: а почему такие точные сведения, что из 200 тысяч не было ни одного…, что он каждого знает, проверял? Скорей всего, слушатель прав, но, собственно, зачем уезжать тем, кому хорошо? Тут вопрос-то риторический. Куда ж поедет гаишник, что он там будет делать?
В.Кондаков
―
А кому плохо было в нашей стране, как вы считаете?
Н.Троицкий
―
А вот те, которые уезжают. Но не то, что им плохо – ну, может быть, они считают, что там им будет лучше.
В.Кондаков
―
Если они уезжают, значит, не очень хорошо.
Н.Троицкий
―
По-разному бывает. Может, еще лучше хочет человек.
В.Кондаков
―
А вас эта тенденция, эти цифры не пугают лично, потому что это огромное количество людей, наверняка умных, к чему-то стремящихся?
Н.Троицкий
―
Ну, во-первых, это тоже формально мы этого не знаем, все ли они умные, и всем ли им будет действительно лучше. Это тоже не факт. По-разному бывает. У меня много знакомых в разные годы уехали и далеко не все… А некоторые вернулись и далеко не всем стало так хорошо. Но дело не в этом, это все индивидуально.Нет, меня это не пугает. Свобода передвижения – это одна из основных, собственно, свобод, фундаментальных. Пусть уезжают. Человек имеет право пересекать любые границы.
В.Кондаков
―
Вам не жалко этих людей, которые ваши соотечественники, которые принимают нелегкое решение – поменять место жительства?
Н.Троицкий
―
Чего же их жалко-то должно быть, если им будем там хорошо.
В.Кондаков
―
Или плохо, как вы сказали.
Н.Троицкий
―
Ну, может, кому-то будет плохо, я не знаю. Но кому будет лучше? Я им всем желаю успеха, безусловно. Нет, чего же мне их жалеть-то? Это может жалеть там, не знаю, кто… чиновники…
В.Кондаков
―
Да нас больше жалко, наверное.
Н.Троицкий
―
Да, скорее жалеть надо тех, кто остается, или жалеть должны руководители государства, которые теряют граждан, ценных граждан, может быть, действительно, которые бы на пользу России работали. А что же я их буду жалеть?
В.Кондаков
―
А у вас лично не возникало желания в какой-то момент уехать из нашей страны?
Н.Троицкий
―
Давно, еще в советские времена возникало. Я не успел его реализовать. А после этого уже не возникало.
В.Кондаков
―
Потому что вас все устраивает, или просто вы привыкли, патриот?
Н.Троицкий
―
Во-первых, человека не может никогда все устраивать, нигде. Везде есть какие-то свои проблемы, трудности и гадости. Но я здесь привык, мне легче. Мне там будет тяжелее просто чисто технически даже обитать. У нас все-таки разная ментальность.
В.Кондаков
―
Технически – почему?
Н.Троицкий
―
Технически… ну житейски. Я же там бывал, слава богу, я не то что на пустом месте. Не уверен, что я бы там смог прожить больше месяца, ей богу! Поездить интересно, но не надо путать туризм с эмиграцией, как говорится. А здесь я привык. Да, тяжело. Да, тяготы. Так у нас всегда тяжело, всегда тяготы. Когда легко-то было? Это вот кто-то считает 90-е годы золотым веком – да не было там никакого золотого века.
В.Кондаков
―
Вот нашему журналисту, нашему брату журналисту было все-таки легче, наверное, работать в 90-е годы, хотя было всякое, но работать было легче.
Н.Троицкий
―
Работать было легче, но иногда убивали.
В.Кондаков
―
Но убивают и сейчас и очень много. Журналистов и сажают и убивают.Поездить интересно, но не надо путать туризм с эмиграцией
Н.Троицкий
―
Ну и тогда, но просто по разным причинам. Например, за расследования еще как убивали в 90-е годы. Поэтому мало, кто ими занимался.
В.Кондаков
―
А сейчас просто СМИ закрывают, видимо, как правило.
Н.Троицкий
―
А сейчас перестали расследованиями заниматься, даже пробовать за редкими исключениями.
В.Кондаков
―
Потому что страшно.
Н.Троицкий
―
И страшно, и никуда не пускают, и все закрыто. Журналистам тяжело, но зато, с другой стороны, у нас скучно никогда не бывает.
В.Кондаков
―
Замглавы Минкомсвязи Алексей Волин в интервью «Российской газете» как раз сообщил о том, что к концу этого года, 2015 может случиться страшная вещь: порядка половины российских изданий может закрыться, в частности, из-за проблем с финансированием, из-за падающего курса российского рубля. И он предлагает государству либо оказать государственную помощь, что маловероятно, по его мнению, либо дать возможность прессе самой зарабатывать. В частности, он предлагает вернуть возможность рекламировать алкогольную продукцию в СМИ. Вы поддерживаете это начинание Волина? Инициативу, скажем так?
Н.Троицкий
―
Поддерживаю. Я не уверен, что он нуждается в моей поддержке, но, конечно, второй вариант мне больше нравится. Потому что, если государство начнет всем помогать, СМИ, то, честно говоря, не хватит денег. А потом это, с какой стати? У них есть государственные газеты и телеканалы…
В.Кондаков
―
Которым они помогают.
Н.Троицкий
―
Да. Эта тема мне не чуждая, потому что, можно сказать, подо мной три-четыре разных СМИ закрылось, в которых я работал. Это, к сожалению, до всяких кризисов, всех этих проблем. Это происходит время от времени. Только не надо делать из этого трагедию, но, в общем, это дело драматичное, серьезное. Но это не самая, наверное, проблема в России.
В.Кондаков
―
Не самая, но мы, поскольку журналисты, мы пытаемся обсуждать. А для людей важно в этом случае тогда, что в эфире телевизионных программ появится опять реклама пива, водки, может быть, виски и прочих…
Н.Троицкий
―
Я не вижу в этом ничего дурного. Я, вообще, считаю безобразными, отвратительными и ханжескими все эти законы, вся эта борьба, так называемая за здоровый образ жизни, особенно, кстати, борьба с курильщиками, при том, что я уже несколько лет не курю. Я не вижу ничего… Все можно рекламировать, ей богу.
В.Кондаков
―
А как же дети, сидящие у экранов телевизоров?
Н.Троицкий
―
Они все немедленно запьют и закурят, да? Как увидят рекламу и начнут. Я вот перестал курить, мне как-то не помешало. Тогда еще была реклама. Ну, и что? Я не думаю, что все люди такие оболваненные и так легко на них воздействовать. Пусть будет, в конце концов. Вот и водка будет дешеветь, говорят, но это уже из другой сферы - из экономической. Должно же государство хоть на чем-то возместить убытки.
В.Кондаков
―
Но, если она будет дешеветь, вряд ли оно возместит убытки. Все-таки стоимость водки уменьшится и поступления в бюджет тоже по логике должны уменьшаться.
Н.Троицкий
―
Почему? Ее будут больше покупать. Видимо, расчет на эти и идет. Хотя я не думаю, что ее мало покупают. Вот уж никаких проблем нет со спросом, и никогда не было.Ну, а что касается – разрешить журналистам рекламировать, было бы неплохо. Может быть, это и случится. Недавно вернули рекламу отечественных, правда, спиртных напитков.
В.Кондаков
―
Но вместе с тем запрещают рекламу кабельным вещателям.
Н.Троицкий
―
Вот это… Им, по-моему, всякая реклама запрещена. Это совершенно безобразная мера. Я не знаю… Сейчас вроде зашевелились, какие-то голоса раздались, что хорошо бы это отменить. Но посмотрим. То есть мы знаем прекрасно, почему на них так наехали. Были, наверное, там и споры хозяйствующих субъектов.
В.Кондаков
―
Это так у нас называется.
Н.Троицкий
―
Да. Но реклама – это, к сожалению, неизбежное зло, которого избежать невозможно, поэтому запрещать бессмысленно, я бы так сказал.
В.Кондаков
―
У нас в гостях был журналист Николай Троицкий, это была программа "Особое мнение", меня зовут Вадим Кондаков. Всего доброго!