Николай Сванидзе - Особое мнение - 2014-12-12
12.12.2014
К.Ларина
―
Здравствуйте! Программа "Особое мнение". Здесь, в студии ведущая Ксения Ларина, Николай Сванидзе, как обычно по пятницам. Мы с ним обсуждаем последние события. Здравствуйте, Николай Карлович.
Н.Сванидзе
―
Здравствуйте, Ксения!
К.Ларина
―
Одна девочка взяла книгу в библиотеке, пришла домой, открыла книгу…
Н.Сванидзе
―
Это страшная история?
К.Ларина
―
Ну слушай! Открыла книжку, а на последней странице написаны матерные слова. От руки кто-то написал много-много матерных слов. Мама увидела эту книжку, схватила эту книжку куда, ты думаешь, побежала? Ну подумай!
Министр пошел по более жесткому пути и сказал: «говняшка»
Н.Сванидзе
―
В Министерство культуры?
К.Ларина
―
Нет! Об этом позже. Ему сейчас не до этого. Она побежала в прокуратуру и сказала: «Вот смотрите, моего ребенка растлевают в библиотеке районной!» Прокуратура, что делает? Она берет под козырек, заводит дело, посылает проверку. Извлекает дрожащую заведующую библиотеки, перед ней трясет это книжкой. И дальше: «Приняты меры по удалению из книжки страницы, содержащей ненормативную лексику с последующим ремонтом. Заведующая библиотеки…».
Н.Сванидзе
―
Ремонтом заведующей библиотеки?
К.Ларина
―
«…Заведующая привлечена к дисциплинарной ответственности». Ты понял, в каком замечательном мире мы живем. Не зря ест хлеб прокуратура, скажи мне, Коля?
Н.Сванидзе
―
Все не зря едят, и мама не зря есть хлеб тоже, и ребенок не будет зря есть, дай ей бог здоровья, маленькой девочке.
К.Ларина
―
Я начала эту такую как бы зарисовку сегодняшнюю, она типичная или нет?
Н.Сванидзе
―
Случай из жизни. Я не знаю, насколько типичная, я не сталкивался лично…
К.Ларина
―
Должна прокуратура такими вещами заниматься – следить за тем, что пишут от руки на заборах, в книжках, в тетрадках.
Н.Сванидзе
―
Я таких слов даже и в глаза не видел сам, поэтому я не знаю, о чем вы говорите, Ксения. Конечно, прокуратура должна следить за этим. Я думаю, что каждый раз, как кто-то выражается, должен рядом появляться прокурор немедленно.
К.Ларина
―
О! Вот тут-то мы и переходим. Значит ли это, что к министру культуры должен быть приставлен прокурор постоянно, который будет следить за тем, что он произносит в свободное от работы время?
Н.Сванидзе
―
Там все-таки такой лексики не было, там было несколько более смягченный лексический вариант.
К.Ларина
―
То есть тебе понравилось?
Н.Сванидзе
―
Почему мне это должно нравиться?
К.Ларина
―
«Рашка-говняшка» понравилась?
Н.Сванидзе
―
Как мне может нравится, Ксения, слово такое вот «говняшка» рядом со словом «Рашка»?
К.Ларина
―
Рядом словом «министр».
Н.Сванидзе
―
Рядом словом «министр» - нормально совершенно. Что удивительно, ведь министр мог выбрать еще более мягкий вариант, сказать: «какашка», а он все-таки пошел по более жесткому пути и сказал: «говняшка». Видимо, что-то навеяло ему.
К.Ларина
―
А чем ты объясняешь? Это как бы такая полная свобода нравов и выражений?
Н.Сванидзе
―
Я думаю, что да. Это на самом деле все привязались к этому слову одному, а на самом деле там были вещи гораздо более интересные. Подумаешь, ерунда какая.
К.Ларина
―
Ты считаешь, что ерунда? Мы сейчас поговорим про остальное.
Н.Сванидзе
―
Нет, там у него были более интересные пассажи, на мой взгляд.
К.Ларина
―
Ну например.
Н.Сванидзе
―
Например, высказывание писателя, министра культуры – он же прошелся просто огнем и мечом по всей русской классической литературе абсолютно. Я не знаю, сколько продолжалась встреча министра с читателями…
К.Ларина
―
С книголюбами в рамках Международного культурного форума, обращаю внимание.
Н.Сванидзе
―
Да, в санкт-петербуржском магазине «Буквоед». Он упомянул и Толстого Льва Николаевича, и Достоевского Федора Михайловича…
К.Ларина
―
Упомянул в хорошем смысле?
Н.Сванидзе
―
Ну как? Сложно сказать, в каком смысле. В том смысле, что не нужно бы их в школе проходить. Он сказал про «Преступление и наказание», но особенно про «Анну Каренину» - роман графа Толстого. И он сказал, что ему лично было скучно читать в детстве «Анну Каренину», а потом вроде как и ничего, притерпелось.
К.Ларина
―
Кстати, между прочим, «Анну Каренину» сейчас не проходя в школе, он ошибся.
Н.Сванидзе
―
Напрасно, на мой взгляд.
К.Ларина
―
Ее читают во внеклассном списке.
Н.Сванидзе
―
Здесь как раз моя позиция расходится с позицией министра, если такое позволено еще, и я бы как раз читал в школе, потому что это роман, если угодно, о любви.
К.Ларина
―
То есть ты сейчас всерьез хочешь полемизировать с министром Мединским…
Конституция 93-го года, она очень даже замечательная
Н.Сванидзе
―
Нет-нет, я просто свою позицию решил обозначить, я не готов полемизировать, я вообще с министрами не люблю полемизировать. Но это еще не все, потому что после этого министр перешел с Толстого и Достоевского на Пушкина и Лермонтова.
К.Ларина
―
А тут, что?
Н.Сванидзе
―
Здесь пугаться не надо, потому что Пушкина и Лермонтова он как раз разрешил в школьной программе, сказал, что можно, «хотя – и вот это ключевой довесок к мысли, конечно, - хотя, - сказал министр культуры, - у них, - то есть у Пушкина и Лермонтова – не все вещи были удачны».
К.Ларина
―
Имеет право.
Н.Сванидзе
―
К сожалению, не уточнил, какие именно вещи, потому что, думаю, что под вещами имеются в виду все-таки литературные произведения.
К.Ларина
―
Если бы я делала клип про это, я бы его снабдила песней из фильма «Обыкновенное чудо» в исполнении Андрея Миронова. Помнишь, когда он возносится?
Н.Сванидзе
―
Бабочка крылышками…?
К.Ларина
―
Бабочка крылышками бяк-бяк-бяк! То есть как бы у человека совсем уже крыша уехала окончательно.
Н.Сванидзе
―
Потому что мы так же и помрем в неведении, мы же не будем знать, что было неудачного у Пушкина и Лермонтова. Жалко, мне лично это было бы интересно. Потому что мы же теперь будем подозревать все их творчество в некачественности. Возьмешь «Бориса Годунова» - а вдруг не доработан «Борис Годунов»? А вдруг «Евгений Онегин», а вдруг «Мцыри»? А вдруг что-нибудь еще – «Герой нашего времени», Маскарад. Ну всякий раз будешь подозревать, что читаешь некачественную вещь.
К.Ларина
―
Скажи мне, Николай Карлович. Вот вся эти история, весь этот сюжет, который мы сейчас так с тобой обсуждаем, это из области комического или из области трагического?
Н.Сванидзе
―
В общем, конечно, комедия нравов, комедия положений, я бы даже так сказал. Трагедии здесь нет, это комедия, но это же жанры очень пересекающиеся, как мы с тобой знаем, очень пересекающиеся.
К.Ларина
―
Но где та граница, где человек из человека серьезного превращается в ходячий анекдот? Здесь похоже на это, потому что ничего, кроме смеха не вызывает…
Н.Сванидзе
―
Он может и не превращаться. Это зависит от занимаемого места. Если, предположим, человек превышает предел своей компетентности, то он может быть сто раз серьезным и оставаться серьезным, и все равно своей серьезностью он будет вызывать смех, разумеется. А если помимо компетентности или компетенции это еще связано функционально с какой-нибудь ответственностью, то есть от него зависит, скажем, допускать Пушкина и Лермонтова до широкого читателя, грубо говоря и Толстого или не допускать;пускать то или иное кино, давать на него деньги, или не давать на них деньги, - то, конечно, это становится опасно. И тогда это, в известном смысле, может превратиться не в трагедию, но в такую, культурную драму, я бы так сказал.
К.Ларина
―
А, может, он просто от конкурентов избавляется как большой писатель?
Н.Сванидзе
―
То есть от Пушкина и Лермонтова? Ну очень может быть, да.
К.Ларина
―
Чтобы был один сплошной Мединский. С Пушкиным и Лермонтовым можно где-нибудь и там… на другую полку переставить.
Н.Сванидзе
―
То есть Гоголь с Тургеневым на очереди.
К.Ларина
―
Ну, хорошо. Но я тебе скажу другое, что другой министр далеко от этого министра не ушел, потому что буквально на следующий день министр культуры Москвы встретился с молодыми москвичами и сказал им…
Н.Сванидзе
―
Сергей Капков?
К.Ларина
―
Да. Сказал им: «Жопу-то поднимите с дивана», - сказал министр культуры Москвы.
Н.Сванидзе
―
Нет, ну хорошо…
К.Ларина
―
Извините, конечно, что я так вынуждена выражаться, но мы живем в таком мире сегодня, уж простите, что делать!
Н.Сванидзе
―
Он хотя бы Пушкина с Толстым не трогал и на том спасибо.
К.Ларина
―
А «жопу» переживем.
Н.Сванидзе
―
Знаешь, как в старом анекдоте про Вовочку: «Что же – жопа есть, а слова нет?» Извините… Это не самое страшное.
К.Ларина
―
Хочу напомнить, что в этой части программы "Особое мнение" мы обсуждаем выступление министра культуры Российской Федерации и министра культуры Москвы, чтобы вы ничего плохого не подумали. У нас сейчас пауза, потом продолжим.РЕКЛАМА
К.Ларина
―
Возвращаемся в программу и отмечаем праздник. Сегодня День Конституции. Поздравляю вас!
Н.Сванидзе
―
Поздравляю.
К.Ларина
―
ВЦИОМ Спросил у граждан Российской Федерации: А кто источник власти в стране? 23% сказали: народ, 55% сказали, что президент. 10% сказали, что парламент, а 3% сказали – что?
Н.Сванидзе
―
Ничего не сказали.
К.Ларина
―
Бог!
Н.Сванидзе – А
―
а!
К.Ларина
―
Ну? Как граждане соблюдают Конституцию, читают ее? Кстати, по другим опросам 41% вообще никогда не читал основной российский закон.
Н.Сванидзе
―
Это не самое страшное на самом деле. Но праздник имеет место, есть, с чем поздравить, потому что хороший текст. Правда, у нас были хорошие конституции, при Сталине была хорошая Конституция.
К.Ларина
―
А при Брежневе, я помню – о-о-о!
Конституция – это не набор красивых слов. Это основной закон
Н.Сванидзе
―
Да. Но эта Конституция 93-го года, она очень даже замечательная. Чем она, прежде всего, замечательная? Она замечательная - скажу, чем. Там прямо в самом начале во второй статье первой главы, то есть сразу после утверждения, что Россия – это демократическое федералистское государство с республиканской формой правления, и что название Россия и Российская Федерация в равной степени имеют право на существования, они равнозначны – сразу после этого идет такой текст, сразу встык, что называется: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства».
К.Ларина
―
Прекрасно!
Н.Сванидзе
―
Великолепно! Высшей ценность, то есть высшей, значит сакральной ценностью…
К.Ларина
―
Это так, это соответствует действительности?
Н.Сванидзе
―
Сейчас скажу. То есть высшая, сакральная ценность нашей страны, о чем сказано в самом начале Конституции – это права и свободы человека и гражданина. Заметьте, при всем уважении, слово «Херсонес» здесь не упоминается. Значит, есть вещи сакральнее, и это абсолютно справедливо. Государство должно их защищать. Должно признавать, соблюдать и защищать. Через запятую внятно, как гвозди вбиваются – что должно делать государство.
К.Ларина
―
Коля, там можно цитировать много, там много прекрасных слов. Там есть прекрасные слова про равенство перед законом, и про свободу творчества и печати; про то, что цензура запрещена законом; про то, что нет в стране и не может быть государственной доминирующей идеологии – там много прекрасных слов. Ну, а толку-то? Что мы сегодня отмечаем? День красивы слов?
Н.Сванидзе
―
Мы же сегодня говорим о Конституции, правильно?
К.Ларина
―
Ну. Конституция у нас сегодня – это набор красивых слов.
Н.Сванидзе
―
Почему же набор?
К.Ларина
―
Потому что можно так красиво, с выражением, как ты сейчас продемонстрировал, прочитать.
Н.Сванидзе
―
Нет, Конституция – это не набор красивых слов. Это основной закон, и это проблема не Конституции, а наша проблема, наша, всех нас, кто говорит и слушает, и кто не слушает – то, что эта Конституция не соблюдается или не в полной, скажем так, мере соблюдается. Это не проблема Конституции. Эта судьба могла бы постигнуть любую конституцию, и американскую, в частности, прославленную, которой 250 лет и всего там чуть больше трех десятков поправок за это время, из них 10 – это сразу же ее обогатили.Это каждую конституцию могло бы ждать, но о качестве конституции это же не говорит, это не говорит о том, что она плохая. Она хорошая. И когда она принималась не имелось в виду, что она не будет исполняться. Она писалась с тем, чтобы ее исполняли. В отличии от сталинской Конституции, которая писалась просто для внешнего мира, чтобы показать, что у нас есть такой документ. Ее, когда писали, никто абсолютно… Писал ее Николай Иванович Бухарин, одобрил ее Сталин. Никто даже не имел в виду… Бухарина вскоре расстреляли после этого, но дело не в этом. Никто даже не имел в виду, что она даже близко будет исполняться. Это просто был некий абстрактный документ. А с тем же успехом можно было исполнять – не знаю – «Евгения Онегина». А этот документ, основной закон, он писался для исполнения. Но другой вопрос. Вот так история складывается.
К.Ларина
―
Сегодня у нас с Конституцией, вообще вольно обращаются, это уже достаточно давно началось. По мне кажется, что это все-таки вот так впрямую столкновение Конституции с жизнью произошло с пресловутой 31-й статьей…
Н.Сванидзе
―
Жизнь победила.
К.Ларина
―
Нет, когда начались…
Н.Сванидзе
―
При столкновении Конституции с жизнью победила жизнь.
К.Ларина
―
Как знаменитая твоя аналогия: «бой холодильника с телевизором» - вот это из этой же серии. Но, тем не менее, про то, что сегодня Конституция требует хирургического вмешательства, не говорит только ленивый. На всех заседаниях Госдумы пытаются то тут исправить, то там исправить, то там что-нибудь написать, что там что-нибудь изъят. Насколько тебе кажется она сегодня защищена, этот документ защищен от вторжения?
Швыряние яйцами – это не угроза жизни
Н.Сванидзе
―
Он защищен ровно настолько, насколько у власти и в частности, у верховной власти, в частности у президента Путина нет необходимости в изменениях. Как только эта необходимость возникнет… Там, по-моему, 1-я глава полностью защищена, вообще. Ее нельзя… Надо просто тогда брать конституцию, сворачивать ее в трубочку и выбрасывать в мусорное ведро, а менять, по-моему, нельзя, насколько я помню. Это к юристам вопрос, вот к Федотову Михаилу Александровичу, но, по-моему, я прав.
К.Ларина
―
Там должно быть конституционное большинство, которое имеет право поменять.
Н.Сванидзе
―
По-моему, первую главу вообще никто не имеет права поменять. А остальные вещи, остальные новеллы там можно поменять. Ну поменяли же срок пребывания президента на своем посту. А что еще менять-то? А зачем там менять, когда все делается в параллель. У нас и так по Конституции президентская республика, у президента полномочия огромные. И я не знаю, что еще нужно ухитриться сделать, чтобы прямо, открыто и грубо эти полномочия превысить, настолько они по Конституции велики и так. Поэтому нет необходимости, поэтому можно долго говорить: да, нуждается в совершенствовании… Ну нуждается, да. Что-то может там правиться: одну поправочку, другую поправочку…
К.Ларина
―
А вот скажи, на твой взгляд, был период в нашей истории, даже в нашей жизни, может быть, когда священность этого документа полностью соблюдалась, когда он полностью отвечал абсолютно реальности? Потому что мы привыкли к этому обозначению, что Конституция – это документ прямого действия, главный, основной закон государства. Не знаю, может быть, 90-е годы, при Ельцине? Вот, когда он только были принята, она соблюдалась?
Н.Сванидзе
―
В основном да, как я помню. То есть там, какие были нарушения… Там была чеченская война, и я думаю, там тоже можно найти пункты, по которым эта война нарушала Конституцию. Целиком ее я все-таки так не помню. Но, конечно, не было цензуры несомненно – это, чего не было, того не было. У нас с нарушениями прав человека – всегда фигово, конечно же. Поэтому называть какой-то период в нашей истории царством бога на земле затруднительно.
К.Ларина
―
А это от чего, от общества зависит? Это зависит все-таки от состояния общества, от степени гражданственности, скажем так, и активности… Вот ты говоришь про американскую Конституцию – сколько там поправок у нее, много?
Н.Сванидзе
―
У нее, по-моему, чуть более 30-ти поправок. Из них первые десять – это «Билль о правах». То есть они сразу же были. Там знаменитые: свобода слова, печати, собраний; право ношения оружия неотъемлемое; право не свидетельствовать против себя в суде – вот эти все основные вещи входят в «Билль о правах», первые десять поправок.
К.Ларина
―
А у нас она все на каких-то подпорках.
Н.Сванидзе
―
Остается еще два с лишним десятка за 250 лет, из них две статьи взаимно аннулируются, это «сухой закон» и отмена «сухого закона». Это еще минус две. Но тогда, когда это принималось, у них же не было всеобщего избирательного права. Не было права избирательного у женщин. Было право только у белых взрослых мужчин с определенным имущественным цензом. И на тот момент это имело смысл. Это высказывание недемократическое я позволяю, это мы здесь аукаемся, конечно, с Юлией Латыниной, но это на тот момент было справедливо. Потому что, когда всеобщее избирательное право при отсутствии избирательной и гражданской ответственности и низком уровне жизни – это, конечно, может быть очень опасно.
К.Ларина
―
Пауза, потом вернемся в программу. Напомню, это "Особое мнение".НОВОСТИ
К.Ларина
―
Хочу обратиться к вопросам наших слушателей, поскольку они не противоречат моим планам, я этот вопрос задам. Вот здесь много вопросов именно на эту тему: «Противозаконное заявление Кадырова по выселению родственников боевиков из Чечни и действия по уничтожению их домов не стали предметом внимания прокуратуры, а может это стать предметом обсуждения в Совете по правам человека при президенте?» Еще одна реплика по этому поводу: «Николай Карлович, в США открыто и публично обсуждают пытки заключенных террористов, а в России в Чечне Кадыров открыто заявляет, что нужно выселять родственников террористов, а после начинаются поджоги их домов. Почему, как вам кажется, нет реакции ни Маркина, ни Бастрыкина, ни президента?»
Н.Сванидзе
―
Мы Кадырова или Штаты обсуждаем?
К.Ларина
―
Конечно, мне важен Кадыров, что мне Штаты?
Н.Сванидзе
―
Про Штаты тоже интересно, там действительно имели место пытки. Другой вопрос, в чем сила здесь…
К.Ларина
―
В открытом обсуждении.
Н.Сванидзе
―
Конечно. Не просто в обсуждении, а в открытом признании, в расследовании, потому что я напомню… Я не забыл про Кадырова, сейчас на него перейдем. Но я напомню, что пытки, которые применялись в ЦРУ, они стали предметом сенатской комиссии, а расследование сенатской комиссии стало предметом абсолютно широкого общественного внимания. То есть ничего не таилось. Это как в свое время было «Уолтергейтское дело» – это начало 70-х годов – президент Никсон подслушивал свои политических оппонентов. Да, он подслушивал, но потом газета «Вашингтон пост» провела расследование рискуя, - потому что все-таки президент есть президент, у него служба безопасности, - и вылила это на всю страну, и президент Никсон был вынужден покинуть свой пост под угрозой импичмента. То есть, с одной стороны, можно говорить: Как вам не стыдно, у вас пытают. Но с другой стороны они на это отвечают: Да, но мы же не скрываем. Я не думаю, что у нас пытают меньше.
К.Ларина
―
Так. Давай про Кадырова.
Н.Сванидзе
―
Про Кадырова. Ну это, конечно, абсолютно пахнет абсолютным беззаконием, чего там говорить. Ни в одном законе Российской Федерации, естественно, вы днем с огнем не найдете разрешения на то, чтобы гнобить родственников любых преступников: террористов, маньяков, кого угодно. Родственники ни при чем, не виноваты всегда. И другой вопрос, что это вписывается в известной степени в локальные традиции.
К.Ларина
―
А вот тебе пишут, прости: «Почему либералы стали проливать крокодиловы слезы по домам террористов? Вы же кавказец, Николай Карлович, вы же знаете про национальные особенности даже в сверхжестком СССР».
Н.Сванидзе
―
Я, конечно, знаю про национальные особенности, естественно. Я кавказец, это правда, но причем здесь мое этническое происхождение, какое отношение имеет к законам Российской Федерации?
К.Ларина
―
Получается, твое, может быть, и не имеет, а вот нравы чеченских граждан, они подчинены совсем другим законам.
Н.Сванидзе
―
А какое отношение нравы граждан любой республики или любого региона России имеют к законам Российской Федерации? Мало ли, у кого где какие нравы, мало ли. Вот у нас в фильме «Кавказская пленница», как известно, там невесту украли, но это потом стало предметом судебного разбирательства. А здесь речь идет не о краже невесты, здесь речь идет о выселении родственников и поджогах их домов. И мало того, уже есть информация, что эти поджоги уже имел и имеют место. Естественно по этому поводу возмутился коллега мой по Совету по правам человека Игорь Каляпин…
К.Ларина
―
И тут же получил лично от президента Чечни.
Н.Сванидзе
―
И получил личный привет от Рамзана Ахматовича Кадырова. Во-первых, сначала устный, потому что он был фактически обвинен в пособничестве терроризму. Причем так хитро обвинен…
К.Ларина
―
Что в суд не подашь.
Н.Сванидзе
―
Что в суд не подашь, все люди грамотные нынче. Но, тем не менее, замазать Рамзан Кадыров его замазал.
К.Ларина
―
А потом еще и люди пришли специальные…
Н.Сванидзе
―
А потом пришли специальные люди и стали кидать яйцами в правозащитников. Целили в Каляпина, но попали, по-моему, в Черкасова. Я видел этот эпизод.
К.Ларина
―
В Локшину.
Н.Сванидзе
―
Попали в Татьяну Локшину. Естественно, это абсолютно противозаконно. Будет ли Совет этим заниматься? Я этого не исключаю. Но надо здесь поговорить с Каляпиным, надо поговорить с Федотовым. Вопрос, как этим заниматься. Естественно, в любом случае мы будем защищать Каляпина…
К.Ларина
―
А можно расценить это как угроза жизни, такие вещи?
Н.Сванидзе
―
Это к юристам вопрос.
К.Ларина
―
Ну как ты думаешь?
Н.Сванидзе
―
Я думаю, что угрозы жизни здесь нет. Я думаю, это репутационные угрозы. Он его просто «замазал», обвинив в пособничестве терроризму – это репутационная угроза. Я думаю, что швыряние яйцами – это не угроза жизни.
К.Ларина
―
А смысл был какой – не ваше собачье дело! – наверное?
Н.Сванидзе
―
Это несомненное хулиганство. Но я напоминаю нашим уважаемым слушателям, в частности, что Совет по правам человека при президенте Российской Федерации. У нас отдельных никаких полномочий нет, мы не часть исполнительной власти. У нас рычагов воздействия ни Кадырова, ни на кого бы то ни было – нет. У нас единственный рычаг воздействия реальный – это сообщить нашу позицию президенту. Естественно, мы ее сообщим, разумеется. Но дальше уже не все от нас зависит – это первое.И второе: несомненно – это я уже говорю не как член Совета по правам человека, а как политолог – что, конечно, пока действия Рамзана Кадырова в Чечне в целом на круг воспринимаются в Кремле как эффективные, - а они несомненно на круг эффективные, - ему ничего не будет. Он будет делать там все, что сочтет нужным. Пока это все не будет выливаться за пределы республики, пока будет считаться, что в Чечне тихо, и что этот регион стабилен и оттуда не исходит угрозы каких-то волнений – пока все это будет именно так, туда будут идти большие деньги, и Рамзан Ахматович Кадыров будет делать там все, что сочтет нужным, независимо от того, что написано в Конституции Российской Федерации, что написано в законах Российской Федерации – все, что сочтет нужным.
К.Ларина
―
Вчера 20 лет со дня начала первой чеченской войны. 11 декабря 94-го года российские войска были введены на территорию Российской Чеченской республики. Вопрос к тебе такой: Как ты думаешь, почему эта дата никоим образом никак не отмечалась ни в СМИ, нигде об этом не упоминалось? Ведь это невероятно важная вещь для дальнейшего хода истории российской. Как тебе кажется?
Н.Сванидзе
―
Не знаю. Я думаю, что здесь есть несколько факторов. Один из факторов – просто нет инициаторов того, чтобы эту тему поднимать. Никому это не интересно, никому невыгодно. Для нынешней власти – зачем поднимать тему чеченской войны? Хотя она при Борисе Николаевиче Ельцине началась, но, тем не менее, зачем напоминать, что была война с чеченцами, снова будоражить умы. Для чеченцев это тоже ни к чему. Зачем им это? Сейчас мир, покой, согласие, и Кадыров – лучший друг Путина и это все никому тоже не нужно. Для тех людей, которые чтят память президента Ельцина – это тоже не нужно. Во-первых, у них нет достаточного влияния для того, чтобы эту тему как-то поднять, а во-вторых, и было бы влияние – зачем? Это не самая светлая страница в президентстве Ельцина.
К.Ларина
―
Стыдная страница, которую хочется перевернуть.
Н.Сванидзе
―
Мало того, он сам ее называл стыдной.
К.Ларина
―
Да, я даже помню, что он говорил в одном и интервью, что он кается в этом.
Н.Сванидзе
―
Да, это одна из самых стыдных, плохих страниц вообще всей нашей постсоветской истории.
К.Ларина
―
То есть лучше не вспоминать?
Н.Сванидзе
―
Решили не вспоминать. Нет, на мой-то взгляд, надо вспоминать. Я вообще сторонник того, чтобы вспоминать все страницы. Мало того, я тебе скажу: чем темнее, мрачнее и безобразнее страница, тем более тщательно, внимательно и детально их нужно вспоминать, обязательно. Славные страницы – они сами вспомнятся, никуда не денутся. Они по каждому поводу, при каждом удобном и неудобном случае их будут вспоминать, потому что их приятно вспомнить. А вот то, что неприятно вспоминать, нужно анализировать обязательно – это закон.
К.Ларина
―
«Не могу понять, - пишет наш слушатель, - почему никто не защищает телеканал «Дождь»: ни Союз журналистов, ни Общественная палата, ни Совет по правам человека при президенте, ни общественность. Неужели страх поразил общество?» Я хочу сказать, что Николай Сванидзе был гостем программы Натальи Синдеевой, на этой неделе показали это интервью, но оно было записано до их выселения из помещения…
Н.Сванидзе
―
Оно было записано до выселения, но Наталья знала уже, что оно последует. Она уже знала.
К.Ларина
―
И еще тогда скажу, что позавчера, по-моему, 10 числа было большое интервью с Дмитрием Медведевым и там среди участников этого интервью был главный редактор, по сути, уже не существующего канала Михаил Зыгарь.
Н.Сванидзе
―
Он существует, почему? Канал существует, просто у него нет базы никакой.
К.Ларина
―
Он в подполье, в квартире, да.
Н.Сванидзе
―
«Из-под глыб», я бы сказал выходит, да.
К.Ларина
―
Вопрос могу переформулировать: Как ты думаешь, может ли общественное мнение, институты какие-нибудь общественные, правозащитные, - в данном случае и журналистский цех – вмешаться в ситуацию, помочь «Дождю» существовать в качестве легального телеканала?
Н.Сванидзе
―
Теоретически – да. И для этого нужно предпринимать усилия. Во всяком случае, журналистское сообщество может, я считаю, это сделать. И, честно говоря, мне немножко, может быть, чудновато, что не очень это делает.
К.Ларина
―
Не очень активно.
Н.Сванидзе
―
Да, не очень активно. Хотя, конечно, сказать, что это радикально ситуацию спасет, я не могу. Но, тем не менее, если ничего не делать, то уж точно ничего не будет, конечно.
К.Ларина
―
А у тебя было какое впечатление, когда ты разговаривал, был на передаче? Это же тоже было в квартире у Наташи Синдеевой?
Н.Сванидзе
―
Да, это было в квартире.
К.Ларина
―
Понятно, что вот так теперь будет делаться телевидение. Так можно делать телевидение?
Н.Сванидзе
―
По большому счету, нет конечно. Какие-то разовые программы могут так выходить, даже циклы программ могут выходить, но именно отдельных программ. А все телевидение, конечно, не может выходить из дома. Это детский сад, сейчас так не делается.
К.Ларина
―
И раз уж вспомнили про премьер-министра в финале программы… Ты посмотрел это интервью Дмитрия Медведева?
Н.Сванидзе
―
Посмотрел.
К.Ларина
―
Ну и скажи, что-то там есть, какой-нибудь эксклюзив, какие-нибудь открытия, какие-то сигналы обществу были посланы в этом интервью или там ничего нет?
Н.Сванидзе
―
На мой взгляд, там нет главного: там нет никакой стратегии и никакого плана действий. То есть ясно по манере, по позиционированию, что Медведев не похож на Путина. Это даже подчеркивалось набором журналистов, которые у него берут интервью, одного из которых… а второй была Марьяна Максимовская, кстати. Сейчас себе вряд ли можно представить Максимовскую и представителя «Дождя» в особенности, берущих интервью у Путина, а Медведева – можно. И это, наверное был его личный выбор. Но это очень мягкий, такой намекающий шаг, а в принципе ничего, что в этой серьезнейшей экономической ситуации, за которую отвечает Медведев, - что с этим всем делать, сказано не было.
К.Ларина
―
Ну что ж, мы на этом завершаем программу, и напомню, что у вас будет возможность сравнить Путина с Медведевым, потому что Путин будет беседовать с журналистами 18 декабря, не забудьте посмотреть.