Павел Гусев - Особое мнение - 2013-11-18

И.ВОРОБЬЁВА: Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Ирина Воробьёва, и в этой студии сегодня гость со своим особым мнением – это главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев. Павел Николаевич, здравствуйте, добрый день.

П.ГУСЕВ: Добрый день.

И.ВОРОБЬЁВА: Я бы хотела начать со слов соболезнования родственникам жертв катастрофы в Казани, потому что, конечно, это история, которая вчера всех потрясла, и сегодня, конечно, у нас есть об этом множество новостей. Но предлагаю к этой теме вернуться чуть попозже, потому что она очень большая.

А начать я бы хотела с того, что происходит в Париже, где полиция взяла под усиленную охрану редакцию всех СМИ местных, поскольку там какой-то человек устроил стрельбу в редакции газеты «Libération», ранения получил фотограф. И вот у вас хотела спросить. Ведь, редакция «Московского комсомольца» не раз подвергалась разного рода нападениям. Какие решения после этого должен и принимает главный редактор?

П.ГУСЕВ: Ну, прежде всего, я тоже хочу соболезнования выразить всем, кто оказался, к сожалению, причастен – это родственники, знакомые, друзья по авиакатастрофе. Ну, к этой теме мы, действительно, наверное, перейдем позже. А также хочу соболезнования выразить и журналистам «Libération», потому что там стреляли в редакции. Я на своей шкуре знаю, что такое, когда на редакцию нападают. У нас и взрыв был, когда погиб Дмитрий Холодов, и нападения различные, и «Память» приходила, и последнее хулиганье с подачи определенных политических структур, которые, к сожалению, сегодня находятся при власти, организовывают.

Я считаю, что, первое всегда в таких ситуациях, - это открытость и гласность. Нельзя замалчивать ничего, и всё, что есть на руках у нас в момент нападений, это должно сразу же быть выложено и в интернете, и в газете, дать сообщения в информационные структуры. А также активно сотрудничать с силовыми структурами, которые занимаются расследованием. Можно верить им, не верить, понимать и понимать, что что-то замедляется, что-то нехотя делается. И более того, иногда подозревать, что, в общем-то, и не будет ничего расследовано до конца. Но тем не менее, нужно бороться и идти здесь до конца. Но самое главное – это параллельно вести и свои журналистские расследования, что мы тоже всегда и делаем, и на сегодняшний день мы передали очередную порцию документов сейчас по нашим последним нападениям в силовые структуры, и... Пусть они делают выводы. Но мы-то тоже имеем эти документы, и мы тоже, так сказать, понимаем, что есть... Понимаете, вот когда там сообщения, что на видео засняли там человека, который ограбил ювелирный магазин... Недавно там показывали, как он бил продавщицу, но его засняли камеры. И через сутки его поймали. У нас все снимки есть этих негодяев, как он на нас нападал.

И.ВОРОБЬЁВА: Все камеры увидели?

П.ГУСЕВ: Все камеры и в разных видах – и куда побежали, и что. И даже, так сказать, кто там их где принимал. Мы всё это отдали. Найти пока не могут. Но мы-то знаем уже. Мы объявили 100 тысяч рублей премию, мы, так сказать, обратились к тем, кто хочет помочь, и к нам приходят постоянно сообщения, и, в общем-то, мы уже близки к тому, чтобы сказать точно адрес, кто посылал и откуда посылали, и кто платил деньги этим негодяям.

И.ВОРОБЬЁВА: А где некая грань между полной открытостью?.. Это же защита журналистов (публичность), да?

П.ГУСЕВ: Открытость полная. Вот, понимаете, в этом наша защита. Вот, мне многие говорят, как к председателю Союза журналистов обращаются: «Вот, ваши предложения вооружить журналистов, дать им там какие-то пистолеты, охранников». Это ничего не поможет. Ни-че-го. Наша самая главная сила – открытость и поддержка своих коллег. Коллеги поддерживают, другие СМИ поддерживают. Ты четко, так сказать, всегда всё открываешь. Это самая наша большая сила.

Если начинаешь замалчивать и думать «Ах, мы вот потихонечку сами», это конец, это каюк. Этим и пользуются.

К сожалению, самое печальное, что, по сути дела, за все время не раскрыто пока еще до конца ни одно знаковое убийство журналистов (а их было много уже достаточно). Очень немного раскрыто, а знаковые не раскрыты, не найдены. И это является самым страшным для журналистов. Вот в этом бессилие властей. И то, что не наказаны те, кто нападают на журналистов. А здесь как раз и должно быть самое-самое-самое расследование, должно быть всё наказано, потому что мы выполняем важнейшую социальную функцию (журналисты). Важнейшую социальную функцию. И сегодня если государство нас не будет защищать (журналистов)... Не важно, какая газета – либеральная, консервативная, там, или журналист какой-то нравится, не нравится, азербайджанец он, еврей, русский, татарин. Не важно. Важно, что он работает в социальной сфере, он работает и выполняет важнейшую роль сегодня для общества (журналист), важнейшую роль – информирует и собирает для людей по крупицам очень много того, что затем люди обсуждают, волнует их и понимают, что роль журналистов сегодня очень важна для общества.

И.ВОРОБЬЁВА: Я недавно общалась в эфире с нашим коллегой Олегом Кашиным, который был избит в Москве 3 года назад, и мы подводили с ним итоги расследования, за эти 3 года что было сделано. И по разговору я поняла, что ему, с одной стороны, хочется рассказать какие-то вещи, которые он уже знает по этому расследованию. С другой стороны, он понимает или его предупреждают правоохранительные органы, что этого делать не следует, поскольку это может помешать расследованию. Вот как раз таки когда нам говорят «Не надо этого рассказывать – это может помешать расследованию», что делать здесь? Ждать до какого-то момента и потом, все-таки, рассказывать или нет?

П.ГУСЕВ: Я считаю, что да. Дело в том, что когда было расследование у нас по делу Холодова, мы тоже очень много знали, но по просьбе следователей мы не рассказывали какие-то вещи и не говорили о каких-то документах, о записях, о всяких, так сказать... Ну, то, чего мы сами доставали, и мы приносили всё это.

Ну, как результат я вам хочу сказать, что из дела исчезли очень многие фактические доказательства, просто исчезли документы. Исчезли документы, записи всякие, так сказать, дневники некоторые, прослушки некоторые и прочее-прочее. Не нами сделанные прослушки.

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, то есть вы знаете точно, что они были, а теперь их нет?

П.ГУСЕВ: Конечно.

И.ВОРОБЬЁВА: Потрясающе.

П.ГУСЕВ: Они просто исчезли из томов и всё. Просто исчезли. Потому что следствие длилось там почти 10 лет, и за это время менялось там... 4 генпрокурора сменилось, и, естественно, количество бригад, ну, счету не поддается. Естественно, из этих дел пропадало всё, что хотелось.

И.ВОРОБЬЁВА: Да, и завершая эту тему. Вот сейчас парижская полиция взяла под усиленную охрану редакцию всех местных СМИ. В Москве у нас такое возможно, чтобы после нападения на редакцию какого-то из СМИ вдруг внезапно?..

П.ГУСЕВ: Нет. К сожалению, мы живем не в том обществе. К сожалению, это невозможно. У нас, да, после нападения на редакцию, у нас целый день стояла машина полицейская, приезжали следователи, но потом всё это опять исчезло и мы своими силами... Да, мы сейчас усилили охрану, мы заменили еще раз видеонаблюдение, мы кое-что еще изменили, то, что не знают наши недоброжелатели. Если они теперь придут, они окажутся в очень пикантной ситуации. Но, так сказать, мы подготовились для новых встреч уже и без помощи полиции, которую мы сразу же вызываем. Как только что-то, мы сразу вызываем. При этом мы кое-что подготовили, сюрприз для наших гостей непрошенных, если они еще раз к нам появятся.

И.ВОРОБЬЁВА: То есть рассчитывать на какую-то защиту от государства, все-таки...

П.ГУСЕВ: Я думаю, что, к сожалению, в таких случаях это только, как бы, после свершившегося факта.

И.ВОРОБЬЁВА: Как я уже обещала, перейдем к той новости, к той трагедии, которая случилась вчера в аэропорту Казани, где разбился Боинг-737, погибло 50 человек. И каждый раз после таких катастроф... Ну, вот, это же такой целый набор разных экспертов, которых мы всегда вызваниваем, звоним, спрашиваем. И чаще всего они всегда говорят одно и то же – что государство не обращает внимания на проблемы гражданской авиации, что этот самолет, ну, по разным данным там, он был старый и когда летел в Москву, ему уже было там нехорошо и так далее, и так далее.

На самом деле, действительно, ничего не меняется после каждой авиакатастрофы? То есть ощущение-то, что всё проверяют там.

П.ГУСЕВ: Вы знаете, кое-что меняется. Вот посмотрите, если брать основную нашу авиакомпанию, с которой все летаем мы, тот же Аэрофлот, там уже давно другая политика, насколько я знаю, в отношении приобретения самолетов и качества этих самолетов, и их обслуживания. И тьфу-тьфу, Аэрофлот очень четко исполняет все технологические и другие свои, так сказать, особенности, которые должны быть при полетах при перевозке пассажиров.

К сожалению, так сказать, многие авиакомпании, которые частные, небольшие, которые владеют там у кого 5, у кого 10, у кого 12 самолетов, они рыщут по всему миру и собирают тот металлолом.

Посмотрите, ну, ведь, мы – страна на сегодняшний день с, в общем-то, довольно мощной такой финансовой и даже, если можно было так говорить, что много денег у нас вертится везде, где мы, так сказать, видим, не видим, но они есть. И тем не менее, именно из-за этого вдруг прощелыги некоторые начинают закупать в третьих, а то и в четвертых странах самолеты, которые, в общем-то, уже отказываются другие африканские страны, самолеты, которые летали в Африке, в Бразилии как этот, потом там Болгария, Румыния была, страны, где, в общем-то, экономика совсем находится в тяжелом состоянии.

И мы после этого покупаем этот самолет, который, естественно, уже дальше просто изношен донельзя, и он, естественно, уже не может выполнить всех тех функций для безопасности, которые вообще должна соблюдать любая авиакомпания. Отказываются все страны, а мы берем. Мы берем, потому что это дешево и можно сорвать на этом, эксплуатируя его, определенное количество бабок, говоря языком тех, кто покупает.

Но я здесь хотел бы поднять другую сейчас тему. Вы знаете, конечно, жалко этих людей безумно. Я когда ехал к вам, я в интернете посмотрел, уже выложены фотографии всех погибших, их биографии.

И.ВОРОБЬЁВА: Да, у вас на сайте большая публикация.

П.ГУСЕВ: Да. И я посмотрел. Милые лица, очень нежно любящие люди, там, семьи. Это безумно жалко, это страшно. Это просто трагедия какая-то, даже думать об этом не хочется.

В самолете есть, когда летишь, некая особенность. Ты садишься и попадаешь в замкнутое пространство, когда ты понимаешь, что у тебя уже отсюда, вот, при какой-то вот такой страшной ситуации, по сути дела, шансов спастись очень мало.

Но! Вот, возьмите, 27 сейчас, по-моему, тысяч (приблизительно около 28 тысяч, что ли) погибших за год в автомобильных катастрофах. Это в день в среднем 74-75 человек гибнет. Посмотрите, мы абсолютно с вами... Ну да, вот... Я вот сюда, опять же, ехал, сейчас сообщение, где-то погибло 4 человека, по-моему, на какой-то дороге не в Москве, где-то в России. 4 человека спокойно пум – и нету. Дети гибнут. Переезжают, давят.

Да, это плохо, но мы это воспринимаем сейчас, ну, как обыденное: «Да, еще кого-то задавили». Да, господи, еще там разбились где-то, где-то грузовик с легковушкой, от легковушки ничего...

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, как-то спокойно все реагируют.

П.ГУСЕВ: Уже обыденность в этом есть. При этом садясь в машину и понимая, что сегодня, так сказать, там 50-70 человек, скорее всего, где-то погибнут, вы садитесь и вы понимаете, что вы можете, вроде бы как, рулем свернуть в сторону. А вдруг, так сказать, там подушка какая-то безопасности есть, я притормозить могу, со мной это не может случиться. Садитесь в самолет – и вы всегда ощущаете: «Вот я сел, и здесь или-или». Ну, обычно, так сказать, все-таки, гибнет в самолетах меньше людей.

И.ВОРОБЬЁВА: Ну да, потому что в машине есть выбор какой-то. Во-первых, там пристегнуться не пристегнуться, условно говоря. Ехать быстро, медленно, менять резину, не менять. Ну, короче говоря, там есть целый набор некоего выбора, который каждый человек может сделать.

П.ГУСЕВ: Совершенно верно.

И.ВОРОБЬЁВА: А по поводу самолетов, вот, смотрите. У нас большая страна. Не везде летает тот же самый Аэрофлот там, да? Есть города, в которые ты можешь прилететь только местной авиакомпанией. Ты садишься в самолет, и видишь, там сначала китайская надпись, потом арабская надпись вот на этих вот откидных столиках, потом какая-то еще надпись и ты понимаешь, что это третья-четвертая страна, которая этим самолетом летает. И что делать-то? По-другому ты будешь ехать на поезде несколько суток, например.

П.ГУСЕВ: Мне кажется, что вот здесь государство и могло бы себя проявить. По-моему, это еще Медведев был президентом, когда Ту-154 очередной упал, была катастрофа (или 134-й, я сейчас не помню, но советского производства еще самолет), и он там говорил о том, что надо запретить все эти самолеты. Их останавливали. Я даже не знаю, сейчас они еще летают или нет, их много остановил или нет. Я просто не интересовался этой темой. Но мне кажется, что на уровне государства для сохранения жизней своих граждан просто надо категорически поставить лимитирующие условия, что мы не имеем права покупать вот эти после 20-й страны самолеты, которые прошли Африку, прошли азиатские страны, которые прошли неизвестно еще сколько стран, и мы уже там 5-е, 6-е, 7-е покупатели. То есть это самолет – утиль, который у нас или рухнет, или, так сказать, он просто не взлетит и так и будет гудеть там где-то внизу, его спишут когда-нибудь.

Надо поставить препоны перед малыми компаниями. Хочешь заниматься авиабизнесом – извини, бери огромные кредиты, покупай технику свежую. Не обязательно новую, подчеркиваю – свежую. Которая может гарантировать еще, ну, там, 10-12 лет запас лета. Понимаете? И то в условиях, чтобы посмотреть, где они эксплуатировались.

Понимаете, эксплуатация в Африке – это мы сами понимаем, какая это может быть эксплуатация и в плане технического обслуживания, и в плане климатических условий и так далее, и тому подобное.

Или там в Южной Америке эксплуатация и так далее, и тому подобное. Мы должны поставить препоны, если мы хотим... Нас не так много. Мы очень большая страна по территории, но, наверное, одна из самых маленьких, кто живет... У нас количество на квадратный там сантиметр, метр и километр народу не так много. Нас 140 миллионов людей.

И.ВОРОБЬЁВА: А казалось бы, в такой огромной стране.

П.ГУСЕВ: Мы должны беречь друг друга. И в данной ситуации государство обязано ставить препоны, обязано жесточайший контроль за покупкой такой б/у-шной техники, именно авиатехники.

И.ВОРОБЬЁВА: Если говорить о реакциях и о том, о чем вы говорили по поводу машины, я помню, когда произошла авиакатастрофа в Ярославле, ну, в общем, когда происходят какие-то авиакатастрофы, меня всегда поражало: вот, я пишу, например, где-нибудь в Twitter’е «Боже мой, какой ужас, какая трагедия!», а мне отвечают: «Да что вы. В автокатастрофах каждый день погибают десятки людей». И первоначально это вызывает такое некое отторжение: «Ну, как же вы можете? Это же трагедия, там столько людей погибло». А, вот, вчера, например (и это многие очень увидели), часть народонаселения начала писать в социальных сетях, что, «вот, мол, какого отменили КВН? Мы тут хотели повеселиться, а они из-за какой-то авиакатастрофы отменили КВН».

Вот, сначала возникает реакция ярости «Как же вы можете так говорить?» А потом ты думаешь «Может быть, это просто защитная реакция? Люди не хотят этого знать или их уже научили не обращать внимания на какие-то такие вещи, а как-то проходить мимо: «Проходите-проходите, не засматривайтесь».

П.ГУСЕВ: За последние годы мы испытали столько катастроф, включая террористические акты, катастрофы самого различного плана, включая самые обыденные, казалось – взрывы газа. Посмотрите, совсем недавно было...

И.ВОРОБЬЁВА: Сергиев Посад, да.

П.ГУСЕВ: Да, в Сергиевом Посаде, погибли люди. А сколько таких домов еще взрывалось? А сколько машин уходило, там, проваливались, сколько рушилось?.. Вспомните, в Москве рынок рухнул, крыша, погибли люди, Ледовый дворец, потом...

И.ВОРОБЬЁВА: Аквапарк.

П.ГУСЕВ: Аквапарк. Масса была случаев, когда, в общем-то, катастрофы техногенные или природные уносили жизни людей. Ну, о природных говорить сложно, потому что, все-таки, вот, посмотрите, даже если взять Дальний Восток, при той гигантской катастрофе, которая случилась сейчас вот осенью, погибший один человек. То есть сумели создать все структуры, службы, ситуацию, в которых не допустили гибель людей. И это очень важный момент для вообще жизнедеятельности государства. То есть можем. Можем, когда, так сказать, и подготовка произошла. Там были недочеты, всё, но главное – остались живы люди. Это самое главное.

Но, к сожалению, так сказать, все эти автомобильные катастрофы и ЖКХшные катастрофы, и бытовые катастрофы... Настолько мы привыкли, что сотнями... А возьмите еще, сколько убийств у нас происходит, сколько пропавших людей. Ведь, посмотрите, практически ничего не говорится. Очень редко в СМИ и в силовых структурах практически ничего не говорят о пропавших людях. А их...

И.ВОРОБЬЁВА: Да, я заметила.

П.ГУСЕВ: А их тысячи.

И.ВОРОБЬЁВА: Да. Каждый день. Каждый день пропадают люди.

П.ГУСЕВ: Каждый день пропадают люди. Куда они пропадают? То ли их на органы берут, то ли их где-то закапывают, то ли крадут детей, то ли еще. Люди исчезают. И ничего.

И.ВОРОБЬЁВА: Это не проблема для государства. Вообще никакая.

П.ГУСЕВ: И ничего, понимаете? И ничего. Это страшная ситуация, когда это, вот, равнодушие власти, равнодушие общества к тому, что происходит вокруг. Меня не задело – проходи мимо.

Поэтому когда мы говорим о КВНе или о каких-то... Я считаю, что надо объявлять траур.

И.ВОРОБЬЁВА: Всероссийский?

П.ГУСЕВ: Скорее всего, да. И всероссийский, и чтобы граждане волновались и сопереживали по каждому случаю, чтобы вся страна переживала гибель каждого человека. Ну, каждого – я не стал бы так говорить, потому что разные ситуации. Ну вот такие массовые гибели – это, конечно, для страны. Это страна должна сопереживать вместе с семьями и близкими, и тем регионом, где это случилось. Это нужно делать.

И.ВОРОБЬЁВА: Но мы же не можем их заставить это делать. Это же надо как-то объяснять людям.

П.ГУСЕВ: Вы знаете, вот, когда мы ищем какую-то там идею общегосударственную, когда мы ищем идеологическую какую-то идею «Вот, чем нам объединить?», вот, нужно объединить, прежде всего, идеей любить других людей, уважать чувства других. И вот в этом-то и есть основная составляющая чувства.

И.ВОРОБЬЁВА: Именно этого сейчас-то, собственно, и нету.

П.ГУСЕВ: Мне кажется, что этого не хватает.

И.ВОРОБЬЁВА: Мы продолжим программу «Особое мнение». У нас в гостях главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев. Еще много тем. Мы, как бы, конечно, 2 самые большие обсудили в первой части. Я предлагаю нашим слушателям в том числе задавать вопросы. +7 985 970-45-45 – это телефон для ваших SMS-сообщений. Аккаунт @vyzvon, если вы пишете из Twitter’а. И буквально через несколько минут вернемся в программу «Особое мнение», поговорим о других темах.

НОВОСТИ

И.ВОРОБЬЁВА: Продолжаем программу «Особое мнение», главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев здесь в эфире «Эха Москвы». Я хотела спросить. Как всегда мы все очень любим инициативы депутатов Госдумы обсуждать самые разные. В этот раз профильный комитет Госдумы рекомендовал депутатам принять в первом чтении президентский законопроект о более широком использовании гимна и флага. И я даже без деталей спрошу: а зачем закон для этого нужен? Без закона мы никак не можем как-то, вот, относиться к гимну и флагу как-то патриотичней?

П.ГУСЕВ: Мне кажется, что уже в Конституции России сказано всё о гимне и флаге. Более того, на мой взгляд, существуют даже и соответствующие статьи за то, что если ты будешь...

И.ВОРОБЬЁВА: Осквернение, да.

П.ГУСЕВ: Осквернение, надругаешься над флагом или, так сказать, будешь себя вести неподобающим образом во время гимна, то это тоже, в принципе, является соответствующим нарушением. Мне кажется, дополнительно вводить...

Вот эта вот закономания у депутатов на каждый чих... Ну, от того, что введут этот закон... Не с этого надо начинать. Надо реально начинать и со школы, когда...

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, там про школы как раз тоже.

П.ГУСЕВ: ...когда у детей не нужно для этого закон принимать. Для этого нужно просто чтобы учителя, директор школы и соответствующие структуры общеобразовательные знали и просто установить такой порядок, когда дети там должны вставать или подъем флага, если нужно как там в американских школах бывает. Это всё можно предусмотреть. Но, так сказать, это нужно начинать оттуда. Вот, оттуда, с воспитания.

Затем, конечно, российская армия, где уважение к гимну и к флагу, естественно, должны воспитываться, и это должно стать реальной основой для службы в армии. То есть люди должны понимать, что символы (флаг и гимн) – это является теми символами, которые ты защищаешь, говоря «Я защищаю свою родину».

И.ВОРОБЬЁВА: Патриот, да.

П.ГУСЕВ: Вот, защити и флаг свой, и защити свой гимн. Вот с этого начинается моя малая родина, большая родина, с этого начинается. Вводить на каждый чих и на каждый, так сказать... А потом надо тогда ввести. А как? Вот, я встаю при гимнах – где я должен руки? По швам или могу впереди? А могу я сзади? А могу я голову опустить или я должен вверх смотреть? Понимаете?

Вот, почему тогда?.. Тогда давайте вводить уж всё.

И.ВОРОБЬЁВА: Закон с картинками.

П.ГУСЕВ: Да, закон с картинками введем, чтобы там всё разрисовать. И как я должен на герб смотреть или как я должен на флаг смотреть. Вот, можно ли мне сбоку смотреть? Или только справа или слева? Или прямо? И так далее, и тому подобное.

Я считаю, что перебор. Перебор в желании показать свою собачью преданность у некоторых депутатов. Собачью. Облизать. Облизать. Еще подтявкивая при этом.

И.ВОРОБЬЁВА: Есть еще инициативы законодательные, но, правда, уже сенаторов. Они предлагают устранить пробел в российском законодательстве, который касается так называемого права Миранды. Ну, все же насмотрелись американских фильмов – вот, они арестовывают человека и говорят «У вас есть право на адвоката, телефонный звонок, вы имеет право хранить молчание» и так далее. У нас такого нет.

И, вот, значит, они предлагают как-то это, все-таки, устранить, несмотря на то, что там сложности будут с другими российскими законами. Но при этом ни в законе о полиции, ни в других законах нет какой-то единой формулировки, что полицейский при аресте обязан сообщить арестованным. Нам это нужно или не нужно? Или у нас не будет работать это?

П.ГУСЕВ: Ну, работать будет слабовато. Но то, что нужно это делать, я считаю, что это одно из соблюдений прав человека. Не важно, видно что ты преступник или нет. Потому что зачастую, когда задерживают, еще непонятно, кто это до конца. Может, он и не будет преступником (и так часто бывает). Возьмите последний случай, когда человека держали 2,5 года за убийство семьи на автодороге, омоновца когда убили с женой и с дочкой. Парня держали в тюрьме, а сейчас его выпустили, потому что нашли реальных других убийц. Вот, пожалуйста вам пример того, как может не сработать правосудие и кого задержали, кого нет. Вернее, не правосудие, а следственные органы (здесь я ошибку допустил).

Так вот. Я считаю, что должна быть некая формулировка. Я не знаю, какая она и что нужно для России в этой формулировке, потому что в том же американском правосудии там есть определенные те законы, которые не соответствуют с нашими и, так сказать, работа адвоката там, и многих других вещей, которые... Ну, есть несоответствие с нашими следственной и правосудийной системами.

Но то, что при задержании тот гражданин должен что-то знать и понимать, так же, как и полицейский, который должен осознавать, что он может делать – не бутылку из-под шампанского сразу засовывать в анальное отверстие, а он... Вот, у нас здесь, понимаете? У нас сразу идет дикое неуважение к любому человеку, который якобы нарушил закон. Якобы.

И.ВОРОБЬЁВА: Ну да. Он же не может сразу быть преступником – это суд решает.

П.ГУСЕВ: Суд решает. Я и против того... Я всем говорю. Вот, я выступаю перед студентами как преподаватель по журналистике, и своим ребятам говорю. Никогда мы не имеем права называть «Вот такой-то мэр – коррупционер или ворует...» Может, он и ворует, но только суд может сказать.

Другое дело, что я суду и ты суду можешь не верить, или общество может не верить судейской системе. Но другого мы не имеем с вами. Другого не имеем. Если мы хотим идти в демократию, то мы с вами должны, все-таки, приучать к себе...

Ну вот сейчас я могу продолжить ваше депутатство. Говорухин предложил ввести новый закон для СМИ, который бы жестко контролировал бы СМИ. Вот, что наш нынешний закон слабоват для этого.

Понимаете, я вообще удивляюсь, зачем?.. Как можно такие вещи говорить? В ответ я всегда могу сказать только одно. Во-первых, закон 1991 года – это один из самых демократических законов о СМИ. Это единственное, что нас еще спасает и держит, как бы, сегодня на плаву.

Второй момент. Тот же президент, у которого Говорухин был доверенным лицом, он инициировал а) честные выборы и стремится их сделать честными. Раз. Второе, многопартийность. И, так сказать, сегодня уже там больше 200 партий. Сегодня, так сказать... Если раньше губернаторов не избирали, сейчас избирают и так далее, и тому подобное.

Хорошо. Многопартийность есть, демократические нормы, как бы, развиваются, а СМИ должны быть зарегламентированы только так, чтобы их контролировало государство. Тогда, извините, СМИ – это один из главных инструментов демократии, выборов, честных выборов, открытых выборов и многопартийности. Как можно государству контролировать СМИ при такой системе, когда, с одной стороны, мы хотим развивать многопартийность, а с другой, чтобы все СМИ четко и жестко контролировали?

И.ВОРОБЬЁВА: У меня такое ощущение просто, что есть некая же вседозволенность и есть ощущение некоей вседозволенности. Мол, вы же говорите, печатаете, показываете вообще всё, что хотите. Так же нельзя.

П.ГУСЕВ: Дело в том, что показывать то, что нельзя, показывает большей частью государственное телевидение, я очень извиняюсь. И показывает то, что нельзя, именно в тех сериалах, а не в журналистских материалах. Мы зачастую с вами путаем так же, как путаем интернет. Интернет – это средство массовой коммуникации, а все считают, что это средство массовой информации. Нет. Это средство массовой коммуникации (интернет). И как средство массовой информации оно работает в минимальном срезе вот этого огромного интернетовского пространства.

То же самое и телевидение. Телевидение давно уже перестало нести функции чистой журналистики. Это функции некоего передаточного канала, потому что 90% - это телесериалы, различные развлекательные, танцевальные и прочие, кинофильмы и прочее. Какое это отношение к журналистике?

Вот, они говорят «Вы столько ужасов показываете в своей журналистике». Я говорю «Какой журналистике?» - «Да вот кровь льется всё время с телевизионных экранов». Я говорю: «Постойте-постойте-постойте. Какая кровь льется? Это ж телесериалы, да?» - «Да!» - «Какое отношение имеет журналистика к телесериалам? Ну, какое он имеет (журналист) к телесериалам?»

И.ВОРОБЬЁВА: Но помимо сериалов там есть и программы, которые рассказывают, там не знаю, о всех чрезвычайных происшествиях, кровавых убийствах и со всеми абсолютно подробностями.

П.ГУСЕВ: Ну, есть такие.

И.ВОРОБЬЁВА: Тоже особо, согласитесь, они без купюр показывают.

П.ГУСЕВ: Есть такие. Есть такие программы. Есть. Но большей частью это телесериалы.

И.ВОРОБЬЁВА: Да. Ну и люди, собственно, выбирают сами. Короткий вопрос (совсем мало времени осталось). Накануне на Воробьевых горах, если не ошибаюсь, проходила акция, которую проводил Петр Фарбер, сын Ильи Фарбера, который сел в клетку, на которой было написано «800 дней». Нет у вас ощущения вот от этого дела Фарбера, что это просто государство против целой семьи и что им теперь делать, не понятно?

П.ГУСЕВ: Мне очень печально вообще по этому делу. Я считаю, что идет в какой-то степени травля. И к нам приходят тоже и на интернет, и интернет наш онлайн, и в газету много сообщений. Я считаю, что это ситуация, которая... Ну, государство ведет себя некрасиво здесь. Или так я скажу: не государство, а система, в которой находятся определенные структуры, которые травят людей. То же самое, ведь, происходит не только с ним. Есть масса, совершенно масса людей, которые, оказавшись один раз или нарушив, или оказавшись в системе, которая тебя поставила на грань и ты оказался на этой грани, и вот тебя начинают травить. Тебя начинают травить, тебя унизить пытаются, тебе пытаются постоянно напомнить твое место. Вот, мы с вами сейчас сидим, а я знаю, что тролли одной из партий руководящих наших сейчас троллят там меня в комментариях и всякие гадости будут в комментариях потом...

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, на сайте, конечно.

П.ГУСЕВ: Да, на сайте писать. Специально работают, денежки получают. У них еще, так сказать, есть на это деньги. Тупые люди. Тупые люди. Не озлоблять надо людей, а быть добрее и тогда партию эту будут любить.

И.ВОРОБЬЁВА: На этой доброй ноте мы заканчиваем программу «Особое мнение». «Спасибо большое» говорю я главному редактору газеты «Московский комсомолец» Павлу Гусеву, который был гостем сегодняшней программы.