Один - 2018-08-21
А.Венедиктов
―
23 часа и 7 минут в Москве. Всем добрый вечер, это программа «Один». Хочу вам сразу сказать, что Алексей Нарышкин находится в командировке, он сейчас в Салехарде – мы его туда направили. Вот, 100 дней голодания Олега Сенцова, он делает оттуда репортажи, берет интервью. Его чуть-чуть, значит, поприжали местные: он снимал, собственно, место заключения. Но ничего, пока всё. Всё нормально.Итак, это программа «Один», напомню, Алексей Венедиктов. Я буду с вами 2 часа. Напомню систему координат. Я вижу ваши смски +7 985 970-45-45. Не забывайте подписываться. Я, честно говоря, не люблю отвечать на анонимные послания. Да, «Время охоты на ведьм». Сейчас поохотимся. Ведьмы, вы где? Ведьмы? Ведьмы, пожалуйста!
Чат, естественно, работает. YouTube работает. Восстановили YouTube с субботы, который, вы знаете, у нас взломали наш аккаунт и просто, вот... Вот, просто. Но ничего. Был поднят Google на уши, если у него есть уши, и в течение 4-х часов всё восстановилось. У нас 201 тысяча подписчиков. Подписывайтесь и «лайкайте» - пусть будет нам обоим хорошо. «Обоим» - в смысле вам и мне (равная история).
Несколько историй... Да, ровно там через 52 минуты «Эху Москвы» исполнится 28 лет, у нас день рождения завтра. Так что... Заранее, конечно, не поздравляют, но я поздравляю и вы меня тоже поздравляйте. «Лайк» авансом, день рождения тоже авансом.
Я не знаю, у кого Алексей будет брать интервью. Мне говорят «Нарышкин будет у белых медведей брать интервью?» Найдет, у кого брать интервью. Алексей – человек опытный, поэтому всё будет хорошо.
Так. Теперь, собственно говоря, всегда 22-го августа (ну, сегодня 21-е еще, но кое у кого уже 22-е, естественно). Значит, всегда мы начинаем с каких-нибудь новаций. Я вам обещал новацию, я обещал, что с нового сезона мы запустим проект «Говорим по-татарски». Я там когда изучал вопрос, что называется, мне тут объяснили, что Москва – самый крупный татарский город.
Что имеется в виду? Вот, если взять город, в Москве проживает больше всего татар, больше, чем в Казани. В Казани – 700 тысяч, в Москве – 800 тысяч. Поэтому мы попали... Да, действительно, день рождения «Эха Москвы» как Новый год. У Нарышкина уже 22-е. Да, сослал на севера, конечно. Он же вел себя хамски по отношению к вам, и я его, соответственно, значит, ущучил или прищучил. Да, на разогреве у дяди Володи.
Так вот, значит, «Говорим по-татарски». Была там история, потому что мы обсуждали, как это лучше сделать. Вот, сейчас те, кто слушает, только «лайкает-лайкает-лайкает»... Потому что вы первые услышите сейчас. Первые. Вот, первые-первые то, что еще никто не слышал кроме меня и Максима Курникова, который отвечает за этот проект, мой заместитель. Вы услышите, как это будет. 43 секунды... Вообще «Говорим по-татарски» выходит завтра, но вы с опережением, потому что вы слушаете Алексея Венедиктова и делаете это правильно. Приготовьтесь, и мы сейчас слушаем 43 секунды, а потом обсудим.
«Эхо Москвы» и Татарский культурный центр города Москвы представляют программу «Говорим по-татарски». Капкан. Слово «капкан» возникло от татарского глагола «кап» - схватить, поймать.
Вы слушали программу «Говорим по-татарски».
А.Венедиктов
―
Да, Вася Антипов, мы с тобой зажгли, только коллегам не было слышно в YouTube ничего. Поэтому ты сейчас не выводишь микрофон (я прислоню наушники к микрофону, а ты еще раз заведешь). Ребят, извините. Да, вижу: «Аптека за углом» – это точно сегодня ко мне. Так, помахал в камеру, приготовились. Отдельно для YouTube, но и для всех остальных через микрофон. Извините, будем слушать программу. Еще раз повторяю, первый раз выходит, и она будет выходить каждый день с разными всякими сюжетиками «Говорим по-татарски». Слушаем.(звучит фрагмент программы «Говорим по-татарски»)
А.Венедиктов
―
Ну вот, друзья мои, теперь слышно вам было. Вот так это будет выходить. Мы будем стараться. Вот, нам «Бик яхшы», – пишет Владимир из солнечного Татарстана. Мы будем стараться. И я должен вам сказать, что, конечно, непросто это было, но, вот, посмотрим.Кстати, украинская у нас мова же сохранилась: «Що там у них» идет у нас по воскресеньям целый час. Видите, мы вот это всё как-то устраиваем. И хочу вам сказать... Да, правильно пишут: «Теперь смогу в лесу по-татарски общаться с лисой, попавшей в капкан». Конечно! Вот, пишут: «Розмовляемо татарскою». О, ребята, молодцы!
Понимаете, действительно, мы всё так примеривались очень долго, сильно запрягали. «Лучше на иврите делайте программы». «Лучше» - это я буду решать, что лучше, Антон Хвостов, а не вы. А вы будете у меня учить татарский, Антон Хвостов, и будете дома с женой говорить по-татарски. Вот. Поэтому лучше-хуже – не будем. Пошли дальше.
Довольно сложно было это всё нам устроить, и ровно потому, что мы обсуждали, откладывали решение этого проекта. Вообще проекты на «Эхо Москвы» появляются таким, непростым образом, потому что существует редакционный совет. По понедельникам мы собираемся, и люди предлагают. И мы обсуждаем, потом я взвешиваю, потом я чешу в потылице и потом еще что-то, потом еще что-то и медленно всё это... Донаты принимаю, спасибо. 100 рублей ваши вижу. Отлично. Почему нет?
Да, мне тут смешно народ пишет. Хорошо. Так вот. И впереди еще есть проекты, мы над ними думаем, мы над ними работаем. В корзину уходит большинство, хочу вам сказать сразу. Потому что разговор там «А давайте мы сделаем программу по музыке»... Что такое «по музыке»? Что по музыке? Как по музыке? «А давайте мы сделаем программу про медицину». Что про медицину? Как про медицину? Вот, важно, что. Важно, что.
Хорошо. Теперь к вашим вопросам. Давайте мы еще успеем поговорить. Ваши вопросы. Значит, один из главных ваших вопросов был это тут вопрос про Навального и «Ведомости». Ну, я, конечно, уже ожидал и подготовился, но давайте я сначала опять зайду сбоку.
Вот, помните, была история, когда было опубликовано письмо помощника президента Белоусова, где было 20 компаний с их доходами, налоговыми базами, ставкам и так далее? Опубликовал это письмо первый анонимный канал Незыгарь, затем ТАСС. Да? И должен вам сказать, что я, может быть, одновременно, может быть, чуть позже получил это же от своих знакомцев (это письмо) и с резолюцией Путина, и тоже, вот, думал, публиковать или нет? Но вы понимаете, когда возникла история, что каждая цифра должна быть выверена... Потому что это игра на рынок. А вдруг там специально что-то нам слили для того, чтобы, вот, какую-то компанию ударить или поднять? И поэтому около 4-х часов я проверял выборочно 4 компании. Звонил, спрашивал, уточнял контрольную цифру. Мы медиа, мы пресса, к нам доверие в том числе рынков, и наши ошибки дорого стоят всем, а не просто так. И поэтому я опубликовал... Да, мне подтвердили 3 из 4-х компаний контрольные цифры. Значит, когда подтвердили, я это опубликовал и то в своем Телеграм-канале, и только после этого «Эхо» взяло эти цифры и в эфир, и на сайт. Это обычная профессиональная осторожность. Это первая история.
А.Венедиктов: Профессиональные журналисты должны больше внимания уделять проверке, факт-чекингу, комментарию и т.д.
Поэтому политики, вот, политики (а Алексей Навальный, безусловно, политик) имеют право... Ну, как вам сказать? Публиковать информацию, скажем так, не полностью, скажем мягко. У них политические задачи и это понятно. Но профессиональные журналисты должны больше внимания уделять проверке, факт-чекингу, комментарию и так далее. Поэтому в этой истории я вообще не вижу проблем. Ну, во-первых, я уж не говорю о том, что редакционная политика – это... Там, понятно, что политики обижаются, что им слова не дают или дают их противникам: я это как главный редактор кушаю 5 раз в неделю минимум. Но мы, например, «Эхо Москвы» опубликовало вот это расследование Алексея Навального про квартиру мамы Вячеслава Викторовича Володина.
На сайте опубликовали, несмотря на то, что там возникали вопросы. Ну, на самом деле, меня, если честно, не спросили, если правда. Потому что есть главный редактор сайта, и, собственно, Виталий Рувинский принял это решение сам, потому что это его компетенция. И когда возник этот скандал, что там деловая пресса не публикует, я сказал «А в чем там загвоздка? Чего там такого, да?» И мне, значит, когда Виталий сказал, что мы опубликовали, я открыл на своем сайте, на сайте «Эха Москвы», я прочитал. У меня возникли вопросы. Да? И мы... Я думаю, что сегодня Женя Альбац на нашем сайте ответила на эти вопросы тоже, да? Ну, например, откуда деньги, Зин? Квартира куплена в 2011-м году, ее ныне рыночная цена, ныне 230 миллионов. Мы не знаем, за сколько она куплена (мы этого не видим по документам). Запомнили: даже, вот, самая высокая цифра по прошествии 7-ми лет... А рынок у нас рос довольно быстрыми темпами. Можно посчитать, но это же будет конструкция, а не знание.
Значит, Володин в 2009 году задекларировал доход 359 миллионов. Он мог купить эту квартиру. Он мог купить эту квартиру матери. Да? Он мог купить ей избушку на курьих ножках, а мог купить эту квартиру на 400 метров. То есть вот такие штуки – ну да. А дальше уже другие вопросы. Это вопросы уже не к матери.
Поэтому... Ну, я сказал «Ну, хорошо. Ну, ты его опубликовал. Чего ты от меня хочешь?» - сказал я. Но опубликовали мы.
Значит, у «Ведомостей» более строгие правила, более строгие протоколы со времен, как я понимаю, еще... Со времен.
Ну, вот, там разговоры про Демьяна Кудрявцева – это вообще какая-то бессмысленная история. Я напомню, что у Демьяна иностранный паспорт, он не имел права принимать участие в избирательной кампании формально. Наверное, он кого-то консультировал. Ну там, мы все публично кого-то консультируем. Когда мы говорим «Путин, ты поступаешь неправильно», это мы консультируем Путина. Да?
Поэтому история в том, что... Конечно, Демьян придет сюда, в эфир – он сегодня прилетает, насколько я знаю. В ближайшие дни Демьян придет сюда и получит микрофон. И точно так же мы позовем Алексея Навального и так далее.
Но мне кажется, что вообще эта история ни о чем. Уже. То есть она о чем сущностно, но история Навальный-«Ведомости» ни о чем (для меня, во всяком случае). Я прекрасно понимаю, как работал механизм в «Ведомостях», и прекрасно понимаю, как работал механизм у Володина, который бизнесы, видимо, тоже переписал на свою маму и собственность. И, собственно, мало кто этого не делает, я бы сказал так, даже не государственные чиновники.
«Это не важно, - Дмитрий говорит, - богатый пенсионер в 82 года». Ну, я думаю, что родители Ковальчуков, Ротенбергов, Фридмана тоже богатые. Нет?
Про Нарышкина – будут меры. Конечно. Конечно. Вот он в Салехарде, вот его меры (Нарышкина меры).
Поэтому, на самом деле, я бы на этой теме бы больше не сидел, потому что у журналиста есть своя работа. В разных редакциях есть свои правила. И вот я абсолютно точно понимаю, что ответ Володина сегодня на вопрос «Коммерсанта» по поводу квартиры, он сказал «Это моя личная жизнь». Нет, он не прав: это не его личная жизнь. Если это куплено на его деньги и потрачено, и подарено, это одна история. Но так и скажи. Так и скажи. Чего здесь такого, если ты маме подарил квартиру? Если у тебя была возможность, если ты эти деньги задекларировал (а ты их задекларировал), подарил квартиру. Ну и что? Ну, вот, и что?
Поэтому история, мне кажется, простая. Давайте «лайкаем», продолжаем, с успехом. С успехом, большим успехом.
Поэтому мне кажется, что... То есть, есть разговор о том, что, конечно же, после особенно истории с Сечиным, который выставлял безумные иски. И Алишер Бурханович Усманов мог вставить тому же Навальному безумные деньги. И Прохоров мог вставить Навальному безумные, а не по рублю. Но это всё для прессы – ее можно разорить. И так далее.
Это, вот, то, что я хотел вам ответить. Но я напомню вам еще раз историю с письмом Белоусова. Да, мы должны быть более осторожны, чем политики, которые, повторяю, имеют право лукавить в своих заявлениях. Это часть их работы. Всё, ребят. Ну, поверьте мне, ну, это так работает. И знаете, скажем, во многих медиа, в больших медиа, в западных медиа огромная история, значит, с юристами. Огромные деньги тратятся на юристов, которые могут принимать решения о невыпуске того или иного материала.
Кстати, посмотрите. Господи, как этот фильм-то был недавно американский, как они выпускали вьетнамское досье? Забыл, как называется. Напомните мне, пожалуйста, если можно, что это за фильм? Просто нужно быть и понимать, что это разная работа. Политики, там, журналисты, ну, назовем «блогеры», хотя, конечно, Навальный никакой не блогер, он политик. У них разные задачи. Вот, разные задачи. И в данном случае, вот, в данном конкретном кейсе... Я просто внимательнейшим образом посмотрел там тайминг, то есть время, когда «Ведомости» направляли запросы, «Ведомости» правы. Они, действительно, готовили материал дополнительно со своим бекграундом и имели на это право.
Так что вы можете рассуждать что угодно и как угодно. Я знаю, что все дают советы, как учить, как лечить, как вести медиа, как воспитывать детей. Будет так.
«Секретное досье». Спасибо большое, Андрей Скляренко. «Секретное досье» (кино).
А.Венедиктов: Дудь переиграл Доренко
«Кстати про Белоусова. Письмо было. Какую политическую значимость имеет?» Ну, смотрите. С одной стороны, существуют мощнейшие компании с огромными деньгами, на которые замахнулся Белоусов. Мы сейчас не говорим там про суть, да? И эти компании, безусловно, противодействуют Белоусову, введению этой истории. Собственно, я так предполагаю, что, как бы, это письмо было «утечено» (извините) через одну из компаний. И да, разгорелся скандал, и да, тормозится. Вы знаете, что президент... История веселая: он дал команду такую и такую.
Мне просто кажется, что, на самом деле, это письмо, конечно, имело... У нас есть очень неплохой разбор этой истории, по-моему, Кирилла Рогова на сайте, который поддержал Белоусова. Поддержал. Посмотрите его блог: вот, он единственный, по-моему, кто экономически разобрал и поддержал.
Ну, это вопрос, экономический вопрос спорный, но, конечно, компании защищаются и защищают свои деньги. Это понятно. Это было понятно, что так оно и будет. Собственно, по этому письму... Оно не было секретным, оно было, как сказал Песков мне, для служебного пользования (ДСП). Ну, тоже то есть оно было так, не просто расклеено по коридорам Кремля. И тем не менее, понятно, что оно должно было утечь, оно и утекло. Вот.
Еще у нас сейчас 23 часа 26 минут, у нас есть еще минуты 4 до рекламы. Вот чего хочу сказать. Мне говорят «Вас чего-то много стало». Меня не будет в субботу. Значит, в пятницу в Вильнюсе открывается сквер имени Бориса Немцова. Решение принял городской совет Вильнюса, и мэр подписал. И я туда поеду, я поеду накануне, то есть я поеду уже послезавтра. Я ожидаю, что интервью «Эху» даст министр иностранных дел Литвы. Надо сказать, что он обычно всегда готов давать нам интервью. И надеюсь взять интервью у мэра Вильнюса. И вы это всё услышите. Поэтому... Меня не будет, и вы от меня отдохнете.
Беркут спрашивает «Читали ли вы интервью Хоркиной «Спорту»?» Читал. Вот, на такой вопрос, знаете, отвечаю «Читал».
Что касается Вконтакте, ребят, я не участник. У «Мэйла» у меня только почта. Поэтому... Мы позвали, как вы знаете, Вконтакте. Как я понимаю, завтра высокие представители Вконтакте будут в эфире. Давайте вы их будете спрашивать, а сами принимать решения. У нас есть Саша Плющев, который в этом понимает хорошо. Я повторяю, я не пользователь продукта, имея в виду социальную сеть Вконтакте. Так же, как, кстати, в Facebook меня нет. Поэтому... Ну, просто бессмысленная история.
По Немцову. Да. Ну, мы же понимаем, что следствие не закончилось и, конечно, оно затянулось. Но я считаю себя обязанным, я считаю себя обязанным. Я просто хочу вам напомнить, что Борис отсюда ушел на смерть из этой студии, из этого здания, после эфира здесь. И я считаю себя обязанным и мои друзья, и мои коллеги считают себя обязанными эту тему всё время держать в фокусе. Мы знаем, что если мы говорим об этом публично не только с людьми, принимающими решения, то это... Ну, как сказать? Не дает отступить назад. Я не могу сказать, что двигает вперед... Таллин, привет. Так что вы не будете наблюдать меня в эту субботу – наблюдайте меня сейчас.
И я туда поеду. И знаете, меня удивляет, конечно, очень часто сейчас позиция посольств. Там, посольство в Вильнюсе заявило о том, что вот этим переименованием сквера, как я понял, Литва вмешивается во внутренние дела России. Ну, это за рамками, по-моему. Ну, это даже не смешно.
Поэтому я очень рассчитываю, там, на встречи, на интервью, и там Жанна Немцова приедет – я с ней поговорю. И так далее.
Давайте немножко мелких вопросов. Еще 3 минуты до блока регионального. Кого куда позвать, друзья мои, это, ну вот, как правило, это делают, все-таки, наши ведущие, наши продюсеры. Я, конечно, читаю то, что вы присылаете, и есть люди, которые... Вы говорите «Вот, позовите этого». Я начинаю читать его интервью, и понимаю, что не-а, не дорос. Не дорос до «Эха». Не дорос этот человек до «Эха», до вас. До вас – не до меня, не до моих ведущих. До вас.
Поэтому принимаю решение, что, вот, этот человек вот в эту программу может прийти в принципе, а этот человек не может в эту программу прийти в принципе. И это называется «редакционная политика», и она будет такой, пока я главный редактор.
Я вижу, мне пишут из разных городов. Кстати, пишите, где вы нас смотрите, слышите, там, видите. Спросили про рубашку. Это мой приятель Саша Абелев вчера привез мне из Портленда, из Орегона – там шьют вот такие рубахи, ну, знаете, лесорубные, как они называются. И он приволок мне 2 рубахи или 3 (я уж не помню). И я решил сегодня перед вами поглумиться в этой истории.
Хороший вопрос «А когда уже у вас в эфире будет давать интервью Алексей Навальный?» А когда Алексей Навальный, когда политик Алексей Навальный захочет давать интервью? Вот, его спросите. Вот, ему напишите туда. Мы приглашаем. Наше дело...
О! Казань появилась. Лимасол появился. Милан появился. И Иваново появилось. Краков, Краснодар, Вегас, Иерусалим, Гродно. Опаньки, ребята. Вот за это я вас люблю, что вы все разные.
«Навальный дорос?» Да, Навальный как политик... Я же не считаю, дорос или нет, он же не ведущий. Конечно, дорос и давно дорос.
Прага, Донецк. Отлично! Село Глумино, да. Нижний Тагил, Кливленд. О, черт побери!
Спрашивают «Ваше лучшее интервью на сегодняшний день?» Знаете, на это есть замечательный ответ всегда: «Мое лучшее интервью на сегодняшний день – это мое завтрашнее интервью». Но, конечно, лучшее интервью – это то, которое остается у вас в памяти. Все помнят историю интервью...
Афины, Мадрид, Рязань, Екатеринбург, Бостон, Северодвинск, Мурманск, Рига, поселок Бутурлино Нижегородской области, Тверь. О! Сколько вас! Сколько! Минск, Чебоксары, Харьков, Торонто. Сколько вас! Днепропетровск. Ну, Москва, само собой, Венера. А также Барнаул и Познань.
Смотрите. Интервью, помните, с Милибэндом, когда нашлась тетушка Милибэнда здесь? Вот это, на самом деле, лучшее интервью, когда ты ничего не планируешь, а у тебя идет звонок и потом выясняется, что мы соединили потерянных членов семьи, там, в третьем поколении. Это же было круто!
Миссури, у вас какие-то там крутые выборы губернатора, по-моему, Катя, в Миссури? Я тут сегодня смотрел.
Поселок Лисий нос. Ну, естественно. Невьянск, Одесса, Люберцы, Калуга.
А, спрашивают, кому я дал лучшее интервью. Ну, я думаю, что Дудь у меня взял хорошее интервью – я там, как бы, считаю, что там с Дудем всё было всё в порядке у меня.
А что касается интервью дудя с Доренко – смотрел. Я, вот, говорю вам еще раз, мне кажется, что почему-то Дудь переиграл Доренко. Хотя, это не игра, но он как-то его так начал крутить, что... В общем, так: Сергей оказался не готов, на мой взгляд, о чем я ему и говорил.
Да и хватит бомбить Воронеж. Через 2 минуты мы вернемся в программу «Один».
РЕКЛАМА
А.Венедиктов: 23
―
35, это программа «Óдин», он же «Один», как принято сейчас говорить. Каракас. Господи ты, боже мой! Хотел спросить, что такое Каракас, но потом вспомнил, что такое Каракас.Про Дудя. Мы его зовем. Мы договорились, что когда он почувствует, что он готов прийти, он придет в эфир как гость, конечно. Слушайте, это же... В данном случае это всегда должно быть решение в данном случае радиостанции и, собственно, человека, и гостя, которого мы зовем. Почему вы думаете, что там мы должны, там, как-то сразу?
А.Венедиктов: Песков не единый и не самый главный поставщик информации Путину
«Ну, вот, как Дудь как журналист?» - Максим Васин спрашивает. Смотрите, вот, я смотрю какие-то его программы, те, которые интересны, где мне интересны его гости. Вот, я посмотрел с Доренко Сергеем. Вот, в общем, поразился. Мне казалось, что Доренко должен был его переломать, как такую, знаете, как такую хворостиночку. Не, не. Не. Недооценил Сережа, на мой взгляд.
И история в том, что, конечно, у него свое медиа очень успешное. Я не могу ему сказать так: «Юрий, приходите работать на «Эхо». Ему это зачем? Ему это куда? У него совсем другое медиа, у него медиа XXI-го века. Ну, вот, вы странные люди.
Так. Пущино. Да, привет. Давайте мы посмотрим по вопросам, которые вы мне наприсылали тут в разных соцсетях. Вот, иногда вопросы, которые ставят меня в тупик. То есть их много, которые ставят меня в тупик, но вот Дмитрий Родин задает мне вопрос: «Легализуется ли Крым в составе России на этом сроке Путина?» Хочется спросить вопрос: «Для кого?» Вот, вы задаете вопрос, уважаемый Дмитрий, да? Значит, с точки зрения законов Российской Федерации для граждан России Крым легализовался в составе российского государства. С точки зрения Украины и мирового сообщества всего (потому что присоединение Крыма там, по-моему, признало 3-4 государства, да?), он не легализовался. Чего это он должен легализоваться? Почему? Каким образом? Вот, вы мне расскажите, каким образом для Украины?.. А я напомню вам, что в следующем году президентские выборы на Украине. Я посмотрю на того президента или кандидата в президенты, который скажет «Ну ладно, забирайте свой Крым, дайте мне...» Чего? Поэтому ваш вопрос – он не имеет смысла.
Вот Светлана Усоян спрашивает: «Считаете ли вы, что Путин находится в перманентной нехватке объективной информации о происходящем не только в мире, но и в России? Другими словами...» Вот, сразу вот: человек не хочет ответа, он сразу дает мне, подбрасывает ответ. «...Песков подает нужные папочки первому лицу».
Значит, первое. Если бы у Владимира Владимировича был бы только Дмитрий Сергеевич Песков, который подавал папочки, была бы одна история. Но Дмитрий Сергеевич Песков не единый и не самый главный поставщик информации. Зная Владимира Владимировича Путина, я могу сказать, что для него главная информация в папочках, подписанных другими людьми.
Объективной информации, конечно, не хватает, во-первых, по одной простой причине. Потому что сейчас идет столько информации, что мозг просто не готов переработать ее. Физически! Ну и, конечно, когда товарищи генералы или товарищи подчиненные дают шефу папочку, то, конечно, где-то стоит селектор, селектируется она, где-то стоит фильтр. И можно сказать, что и дипломаты посылают телеграммы. Тоже через людей это всё проходит.
Да, я считаю, что часто (то, что я вижу с моей позиции) Владимиру Путину не хватает объективной информации. И знаю это по некоторым досье, которые я хорошо знаю, и я вижу иногда. Я так это: «Бе-е. Как это может быть? Как это не положили?» И мы по этому поводу выступаем.
Если у вас нет полной информации (не объективной – полной информации), то вы принимаете искаженные решения.
Вот смотрите, история со Скрипалями. Мы с вами уже говорили. Вот, мы не знаем правды, потому что идет расследование полицейское, криминальное, и криминальная полиция Великобритании не то, что там общественному мнению или России не дает сведений, она своим политикам не дает то, что есть. Это такая история, довольно тяжелая. И поэтому мы можем хватать только какие-то куски, что-то сопоставлять.
Но, вот, когда информация искажается намеренно (а это тоже становится известным, да?)... Ну, например, вы помните, когда говорили о том, что такой же «Новичок» делали в Чехии. Да не такой же. Вообще «Новичок», как только начинаешь разбираться, это цепочка. Это название для многих субстанций, которые имеют каждая свой цифровой код. Так вот в Чехии был совсем не тот «Новичок»... Действительно, делался, да, в лабораториях, которые работали по выработке антидотов и антиотравляющих веществ. ...чем тот, который был обнаружен вот в этой субстанции, которая отравила Скрипалей. Зачем нужно было президенту Чехии, нашему послу в Чехии, нашим медиа говорить о том: «А, вот это чешский «Новичок». Почему вы говорите, что это из России? Это чешский». Да другой он! Вот, он другой там: 2-3-4-0, а там 2-3-4-2 (условно говоря, я не помню сейчас наизусть).
Вот, история ровно в этом. Поэтому мне представляется, что, вот, это намеренное искажение, это не ошибочное искажение, это не по незнанию искажение. И мы должны точно понимать, где искажения намеренные, да? И где искажения, ну, бывают да, от нехватки информации. Но мы, к сожалению, заглатываем всё, что есть.
Вот, хорошо, что... Олег из Казани пишет: «Как получилось так, что «Эхо» стало рекламным агентом Дудя и Симоньян?» Вот, о чем он говорит? Вот, вы понимаете, чего он говорит? Вот, я не понимаю, чего он говорит.
Олег, вы, видимо, попадаете всё время на какое-то другое радио. Я вам ничем не могу помочь, у меня нет медицинского образования. Понимаете? Ну, никак.
Так. «Что персонально для вас введение войск в Чехословакию 50 лет тому назад?» - спрашивает Александр Маненок. Смотрите, давайте разделим этот вопрос на 2. В то время мне было 13 лет, я вообще этого не заметил. Вот, вообще. То есть я это заметил, но, вот, что? Я был в 6-м классе. И конечно, я ничего не знал, тем более что я не слушал «голоса», так называемые «западные голоса» до 1974 года, то есть до того, как я закончил школу.
Вот, история в том, что тогда я этого не заметил. Потом для меня эта история возникла как история сопротивления вот этих семерых, которые вышли на Красную площадь. Я не знал, что происходит в Чехии, что такое Пражская весна, кто такой Дубчек. Слушайте, мне там 17 лет, там, вино, домино, девушки, первый курс там, работа, потому что я поступил на вечерний. Но история людей, которые выходят на Красную площадь (я уже подросток, 17 лет), это мне в институте рассказали.
Причем, смешная была история. Я учился же на вечернем на Истфаке, и у нас училось значительное число таких мужиков из органов. Им нужно было высшее образование для того, чтобы там получить майора, скажем. Я не помню: там без высшего, по-моему... Да? А у нас Исторический факультет, педагогическая такая разлюли-малина. И поэтому у нас вот эти мужики 40-летние (а для меня 17-летнего деды уже были), и вот один из них, кстати, по-моему, он был из милицейских (он не из кгбшных был). Но это не важно, на самом деле. Он мне и рассказал про эту историю про Красную площадь. А где бы я еще взял?
Вот, представьте себе, да? У нас же сейчас нынешние дети – они все хотят быть Бэтменами, да? Спасателями. Спасать людей. Ну, это нормальная подростковая история: героями хотят быть.
А.Венедиктов: Я считаю, что Владимиру Путину не хватает объективной информации
И когда мне он рассказал... Причем, он был противник, он: «Представляешь, какие там, да?» Я сейчас уже не упомню за давностью лет. Я подумал «Ни хрена себе!» Я же правоверный комсомолец, да там? В школе был, там, членом бюро школьного, верил в советскую власть. Ну, правда, по Сталину у меня уже были сомнения, но дедушка Ленин – это, вот, общество чистых тарелок, это всё как надо.
И он мне рассказывает историю. Вот, люди, которые вышли на Красную площадь, потому что мы вошли танками в страну, которую мы опекали. Да, мы опекали же блок, да? Ну, это для меня была некая такая, вот... Она начала меня раскачивать.
Я думаю, что меня раскачало 2 истории. Меня раскачала, соответственно, история, вот, на первом курсе 1968 года в пересказе товарища лейтенанта или капитана, или майора. И вторая история – она раскачала меня, когда мой руководитель-историк Владимир Борисович Кобрин, когда он показал, что наши учебники – вот, они, ну, никакие по истории. Причем, мы говорили как раз... Он же был специалист по опричнине. И когда ты из школы вышел, ты знаешь, опричники – вот, они такие, еще фильм посмотрел «Иван Грозный», первую серию. Потом ты начинаешь разбираться и видишь, что всё не так. То есть тебе врали. Тебе врали! Тебе врало государство.
И вот я думаю, что, вот, с первого курса... И там у нас были очень крутые преподаватели, потому что это 1973-74 год – это когда из МГУ стали изгонять не ортодоксальных историков и западников, и славянофилов, оставляя только марксистов. Куда они шли? Они шли в Педагогический (это не университет, а институт) и на вечерний в первую очередь, да? И поэтому я считаю, что у нас были фантастические преподаватели, которые меня научили критически относиться к тому, чего вы тут пишете, на самом деле.
И, вот... Вот, 1968-й год, да. Это был первый шаг. И, кстати, в эту пятницу у Пархоменко 3 человека из этих 7-ми, которые вышли на Красную площадь, будут в эфире. Я хочу вам просто сказать, не пропустите. Причем, один из них вышел на площадь в 6-месячном, по-моему, возрасте – это сын Наташи Горбаневской, которая вышла, толкая перед собой коляску, что называется. Он тоже придет, да? 50-летний. И, вот, двое выживших.
И потом, значит, для меня это, на самом деле, вот эта история внутреннего сопротивления. Внутреннего сопротивления. Умение сопротивляться огромной государственной машине. Можно сказать, что это такой урок первый был для меня.
Сопротивление всегда же внутреннее, и в какой-то только момент... То есть ты должен быть готов. И в какой-то момент ты делаешь это внешне.
И риски никогда не просчитать. Ну, эти люди понимали, чем они рискуют, что такое 1968-й год, советская власть. Да еще выход, значит, танки в Праге. Ну, понятно было, что режим пошел на закручивание.
Ну а потом, когда я уже вырос, что называется, когда я уже стал читать документы... Кстати, вот в этой серии, помните, я вам рассказывал, которую издавал Александр Николаевич Яковлев, в этих коричневых томах есть том, посвященный Пражской весне. Есть стенограммы а) переговоров советского руководства с чехословацким руководством, б) встреч руководителей Компартии с Социалистической, как они решали о вводе войск. Как они решали, вот, кто что говорил. Что говорил Брежнев, что говорил Косыгин, что говорил там Тодор Живков, что говорил там Янош Кадар. Это всё есть. То есть читайте документы.
И ты просто понимаешь, кто руководил твоей страной и на основании чего, кстати, искаженной информации, в том числе искаженной информации они принимали свои решения.
Рата спрашивает... Я только не понимаю: Рата красивая или уже Рата горбатая? «А те, кто кладут искаженную информацию Путину, они не компетентны или пытаются манипулировать президентом?» Вы очень, Рата, задаете вопрос, опять же, сектантский. Потому что, вот, как отсюда судить? Ну, условно говоря, вот представьте себе, идет некое досье, которое делается неким человеком или некоторой организацией для Путина. Там из 365-ти страниц делается там 5. Значит, это делают люди, которые имеют свои...
Первое, мы имеем свое представление о прекрасном – вы, я и эти люди. И они считают, что было бы искренне, считают, что правильно, что вот этот факт важен, а этот факт не важен, это президент должен знать, а это только засорять. Первое. Это первое. Они так считают. Да? Это же не лживая информация. Я же говорю, это искаженная информация.
Вторая история. Значит, есть люди некомпетентные. Вот, история с Телеграмом, бегом за Телеграмом – это, конечно, песня. Потому что, ну, люди пришли к президенту реально и сказали, что там реально террористы сидят, то-сё, пятое-десятое. Что, конечно же, частичная правда, но не вся правда. И Путин, якобы, спросил: «Ну, вы-то можете там это всё остановить?» - «Да конечно, Владимир Владимирович!» И они были уверены, что «да, конечно», что они не опозорятся и не обосрутся. Они были уверены в этом. Честно, да? «Да, конечно, мы сейчас там либо договоримся с Дуровым, либо купим Дурова, либо грохнем Телеграм». Вот история!
И это что? Это некомпетентность, это правда. Вот в этом вопросе оказалась некомпетентность. И конечно же, была попытка манипулировать президентом, чтобы получить потом, значит, звезду на грудь или звезду на погоны. Не важно. То есть всё вместе. Так, Рата, разделить нельзя. Просто нельзя.
Понимаете, что я имел в виду, да? То есть это более сложная история. Когда тебе «А, всё просто! Черное и белое. Здесь там они врут, они негодяи, они людоеды, они дебилы». И людоеды бывают умными, и дебилы бывают вегетарианцами. Понимаете?
Поэтому когда вы общаетесь с людьми, с любым человеком (там, на работе, там, на учебе), то есть с человеком вас случайно свела работа, как меня сводит работа тоже случайно, вы всегда думаете о нем сложно. Ну, мне так кажется. Вы всегда ищете в нем разное, а не расставляете как шахматы слева, справа, черное и белое, и пешки, и ферзи. Это не шахматы.
Мы, кстати, на этой моей фразе поссорились с Гарри Кимовичем Каспаровым в свое время тому много-много лет назад. Когда мы сидели там и говорили, и Даша была его жена, и говорил «Гарик, ты смотришь на политику как на шахматы. И я понимаю, почему ты так смотришь. А людей – как фигур. Я понимаю, почему ты так смотришь. Но именно поэтому провалился Комитет-2008...» Он же меня звал – я не вошел. Я говорю «Это невозможно. Вот то, что вы говорите, эта конструкция не работает, потому что здесь действуют люди, наделенные свободой воли». Вот и всё.
Ну, к сожалению, к величайшему сожалению, вот мы так тоже с Гарри Кимовичем как-то не можем восстановить отношения, он не хочет. Ну... Ребят, ну, чего я могу сделать? Я-то с удовольствием.
Стас пишет: «А как нужно представлять человека при знакомстве?» Попробую объяснить, как я считаю. Человека при знакомстве надо обойти вокруг него, если вам хочется с ним продолжать знакомство. И они же интересные. Люди, которые публичные, они, на самом деле, интересные. Вы что думаете там, какая-нибудь Хоркина не интересная? Вы прочитали ее интервью Спортс.ру? Да я просто позавидовал сегодня Спортс.ру: вот, как надо делать интервью, вот, жалко, что я так не делаю интервью. Понимаете? Потому что я Свету Хоркину знаю давно, и знаю ее как спортсменку, да? И как веселую деваху, скажем так. Но по политике я ее, честно говоря... Ну, что? Ну, поставили спортсменку. Она в этом смысле... И я был не прав! Потому что это интервью – всем интервью интервью. На Спортс.ру. И молодцы. И я буду завидовать. И так и будет.
Ну и так дальше. В общем, можно много об этом говорить. Поэтому мне люди... Мне вообще люди интересны. Самое интересное, что есть, - это люди, да? И поэтому у меня самое интересное, что есть в моей работе (я имею в виду в журналистской) – это интервью. Хотя, я понимаю: ну, какое интервью? Ну, кому там интересно, что будет говорить там кто-то, там не знаю?
А.Венедиктов: Люди, которые публичные, на самом деле интересные
Вот, интервью – это такая штука, когда ты видишь человека, ты, как бы, повернул... Не взломал, не-не-не. Повернул для вас или не повернул? И это бывает довольно сложно, потому что профессиональные говоруны – это люди там...
Вот, мне сказали «Ты готов взять у Трампа интервью?» Я себе представил этот кошмар. Вот, совместите меня с Трампом. Это же... Он же будет... Во-первых, я не знаю английского, значит, у него преимущество. А во-вторых, он будет говорить, перебивать, кричать, размахивать руками. А без знания языка ты даже не можешь делать... Ты не будешь успевать его, как бы, да? И я, так, это как-то жмусь, если честно говоря. Хотя, говорят «Ну, чего ты? Запроси-запроси». Ну вот, послали мы письмо. Конечно, будет отказ... А, может, не будет отказа. Но это может быть провалом. Вполне. Вполне. И это же будет провалом для меня и для вас, потому что я же для вас делаю, не для себя. Для себя я могу сесть...
Да, я читал, Иван, я читал интервью Родниной Спортс.ру. То же самое. То же самое. Фантастические ребята сделали интервью. Вот, завидую по-хорошему, но радуюсь, потому что они таким образом вот этих людей, они, как бы, поворачивают той стороной, скажем (извините), которую я не видел. Которую я не видел.
Смотрите, то, что Володин сколько компаний открыл на свою маму, как вы считаете, это нормально, приемлемо? Это законно. Что такое «нормально»? Это законно. История ровно в том, что это нет нарушения закона. Более того, когда человек становится там госслужащим, у него возникают ограничения по собственности. Он передает в управление или дарит эту собственность людям, которым он хочет.
Другое дело... Вы всё время путаете вопросы этики и вопросы законности. Вот, с точки зрения этики посмотрите: каким образом были заработаны эти деньги? Он же их заработал или не заработал? Или украл? Вот в этом весь вопрос. Если он их заработал, да пусть маме отдаст. А кому он должен отдать? Вам, что ли? А если он их украл, тогда нам, конечно. Тогда пусть вернет. Вот, где лежит точка!
Я ГКЧП вспомню, безусловно, в следующем часе. Вы даже не сомневайтесь, я вспомню эту историю.
«Путин мог бы пойти на интервью к Дудю?» А черт его знает. Я думаю, что он вообще почти ко всем может пойти на интервью. Мне так кажется.
Лешко спрашивает: «Законно. А бабки у бабки откуда?» А бабки у бабки от сына. Вы же не слушаете, что я вам говорю? Дальше что? А у сына откуда? А вот и поинтересуйтесь, откуда. Так я про это и говорю.
Тамбов, привет. Антон Хвостов пишет: «Ничего он не заработал». Ну... Вам виднее. Вам виднее. Тут пишут «Он украл, он заработал». Ну, это так... Это история о том, насколько вы информированы, насколько у вас искаженная или не искаженная информация. Вера вообще не нуждается в доказательствах, а мне нужны доказательства. Я вернусь в студию. Сейчас – «Спорткурьер», потом новости и мы снова с вами.
НОВОСТИ
А.Венедиктов
―
Это программа «Один», Алексей Венедиктов у микрофона. И вот наступило 22-е августа, и вот нам уже 28 лет, мы с Васей Антиповым друг друга поздравляем первыми. И вас поздравляем, да? И у меня уже тут первое поздравление я уж не помню, из какого-то города было. И когда у меня там наши слушатели часто спрашивают «Ну вот скажите, вот, «Эхо Москвы» у вас ассоциируется...» Вот, «День радио». Вы знаете, что у нас «День радио» – мы являлись, действительно, прообразом этого «Дня радио», потому что автор «Дня радио» Миша Козырев – он сидел у нас и смотрел, как у нас это происходит. Не в своем же музыкальном радио. Поэтому в радио это «День радио», но если говорить более глубоко, что такое «Эхо Москвы» и кто такие вы, вы сейчас это услышите. Только прошу тебя не уводить микрофон, потому что ютубники пусть тоже получат свое по затылку. Поехали!(звучит песня «Дорогая передача»)
А.Венедиктов
―
Ну вот, друзья мои, это про нас с вами, на самом деле, и с днем рождения. Не праздничный эфир, эфир обычный «Óдин», он же «Один», он же «Óдна», он же «Одна», но это когда уже у нас девушки сидят. Напоминаю, что мы смотрим на смски ваши +7 985 970-45-45 – не забывайте подписываться. И кроме того у нас YouTube-канал, чат. «Спасибо» вижу за Высоцкого. И так далее, и так далее.Тут продолжается про Володина. Денис, да, вы абсолютно верно. Но тут же не пробьешь ничего. Действительно, у Володина было 26% акций Солнечных продуктов – тогда это предприятие реально стоило, как вы пишете, не менее 100 миллионов долларов. Это 2006-й год. Да, верно. Это было крупнейшее предприятие, и, действительно, он его продал там в 2009-м году, по-моему, или в 2008-м, или в 2007-м. Ну, не важно. Давайте мы это оставим уже. Пусть дальше уже двигаются расследователи. Мы попробуем задать ему вопрос. Ну, как получится, на самом деле.
Тут еще поздравляют. Хмельницкий, Украина поздравляет. Благодарят за Высоцкого. И я очень благодарю нашего модератора Аню, которая чистит мне вот это, то, что вы тут пишете всякую хреновину в день рождения. Значит, будете сидеть и писать себе, да там, как бы? Вот и будете себе писать.
Так. «Больше Нарышкина», «Меньше Нарышкина». Лёша Нарышкин отправлен в командировку, я вам говорил. Для тех, кто только что присоединился, он в Салехарде, он там, где сидит Олег Сенцов, он оттуда будет делать репортаж, будет делать интервью. Вот, собственно, вернется и будет дальше работать. Что? Какие проблемы?
«Ну, про Васильеву хоть слово». Ну, Владимир, ну, что про Васильеву? Совершенно безответственный министр. Я вам просто напомню, что в тот день, когда ее назначили, я вышел из Общественного совета Министерства образования. Я просто знаю, кто такая Васильева. Да? На мой взгляд, она... Как бы это вам сказать? Она коммерчески ориентирована – давайте я вам так скажу. Вас это устроит? С моей точки зрения, она коммерчески ориентирована.
И вот эта ее последняя история с усыновлением, когда сначала она публично поддерживает сокращение количества усыновленных детей в семье до трех, потом ей надавали по башке и она говорит «Нет-нет-нет, это безобразие»... Да ни стыда, ни совести просто! Министр образования – ни стыда, ни совести. Но, тем не менее, переназначена. Как она переназначена, так она и переназначена. Что тут можно сделать? Так что чего про нее тут говорить?
Сегодня меня спрашивают «В Думе». Да я смотрел так, краем глаза. Я же понимал, что эти вопросы решаются не там. И как бы они там себе ни надували щеки... Вот, я надеюсь, что скоро Екатерина Шульман выйдет (она там была). У нее отпуск заканчивается, и расскажет вам о своих впечатлениях. Но было «Создать рабочую группу». Ну, создайте рабочую группу. Ну, как будто это вы решаете. Ну, создайте. Ну, какая разница?
А.Венедиктов: Мне вообще люди интересны. Самое интересное, что есть, - это люди
Светлана Татаринцева нас спрашивает: «Есть ли новости в расследовании гибели журналистов в ЦАР?» Новости есть, они есть в новостях. Вы можете найти на нашем сайте. Мы публикуем материалы тех групп разных (двух), которые расследуют. Одна группа – это группа, которая представляется... То есть, ну, не «представляется» - это я неправильно слово сказал. Неправильно. Которая представляет издание Фонтанка.ру, Федеральное агентство новостей (ФАН), вот этот Кирилл Романовский. Это одна история. И у них очень интересная история о том, как они встретились с Генеральным прокурором Центральноафриканской республики.
И вторая история – это группа «Досье», которая поддержана Михаилом Ходорковским. Это совсем другая группа. Насколько я понимаю, туда входят в том числе и бывшие бойцы Иностранного легиона (французы). Силовые ребята. Выделены Михаилом Борисовичем большие деньги. Они там тоже.
И там интересные вещи выясняются. Чего-то у шофера фамилия сменилась неожиданно. Мы же откуда всё знаем? Мы знаем даже не от шофера, мы знаем от чиновника, который пересказывает то, что сказал шофер. Кому сказал? Следователям? Каким следователям? Вот этим занимается, как я понимаю, выясняет группа Ходорковского.
Но это надо, знаете, вот, так же, как, извините, со Скрипалями, надо смотреть на расследование как на полицейское. Вот, я вам рассказывал, что там в Англии мне говорили, в Британии полицейские, которые там занимаются расследованием, говорят «Понимаешь, для нас это обычное убийство. Необычным способом, но это криминальное убийство. И нам всё равно там, ваши-наши. Мы идем по следам, мы устанавливаем улики, мы находим там следы, мы находим фамилии, мы обыскиваем самолеты на предмет следа. Мы занимаемся обычной полицейской работой. У нас это убийство».
И, вот, я надеюсь, что группа расследовательская «Досье», которая финансируется Ходорковским, как я понимаю, она занимается как раз полицейской функцией. Потому что, вот, после разговора с Генеральным прокурором тут абсолютно очевидно, что власти ЦАР не сильно помогают. Не сильно помогают.
Так, это у нас кто? Дед Петр. Пшел в задницу, дед Петр. В свою. Если сможешь, конечно. Ну, наверное, сможешь.
Так, дальше пошли. Вот, понимаете, да? Вот, переход же в бан – он же в чем заключается, чтоб вы понимали, да? И для тех, кто не понимает. Я имею в виду SMS, а также интернет и так далее. Человек продолжает писать и не понимает, что ни один ведущий его не увидит. Просто он пишет... Ему же не запрещено писать. Напиши, да? Сумасшедший – что возьмешь? Как спел только что Владимир Семенович, да? Это такой как укольчик, да? Он продолжает, его никто не ограничивает, у него никто не отнимает компьютер, ничего. Продолжает писать, только ни один ведущий не увидит. Вот и всё. Поэтому никаких ограничений – пишите ради бога. Буквы знаете.
Высылают сборники стихов. Вы знаете, не надо. Можно не надо, да? Потому что это называется спам. Хотя, спасибо. Я никуда их не убираю, просто, вот, они как бы... Ну, я их пропускаю. Без обид.
Так, что у нас теперь? Вернулись к чату. Посмотрели. Так. «Эхо Спорт»? Не, не буду создавать «Эхо Спорт». Это зачем «Эхо Спорт»? Пусть «Эхо Спорт» будет «Эхо Спорт». Зачем? Кому это? Укол в голову, да, типа. Да не-не-не, ничего подобного. Не надо так обижаться.
Чего-то «Вы недавно высказались с сарказмом о редакторе «Независимой газеты». Можно попросить поподробнее? Или мне послышалось?»
Ну, честно говоря, я столько высказываюсь, что я совершенно не помню про сарказм. С другой стороны, а почему не высказываться? Если я высказываюсь с сарказмом о действиях президента моей страны, почему я не могу высказываться с сарказмом о вас, например? Какие у меня ограничения? Вот, какие у меня ограничения? И у вас не должно быть ограничений. Критические мозги и саркастическое поведение – это правильное поведение. И в отношении «Эха» саркастическое поведение – это правильное поведение. Когда есть сарказм, это хорошо. Но этот сарказм мы как-нибудь отличаем от хамства, да?
«Убийство. Пардон, Скрипали живы», - пишет Андрей, Москва. Андрей, ну не придирайтесь: там погиб человек во второй итерации, да? Когда я говорю «Скрипали», я имею в виду обе попытки. Ну, что вы, ей-богу, как маленький, честное слово? Ну, как будто на «Шансоне». Идите слушайте «Шансон» - это нормально.
Так. «Его никто не видит. Бан – это расстрел, а не тюрьма». Не, он себя же видит. Он же видит, он сам же набирает. Он же сам набирает! Вы чего? Никого. Пусть пишет. Вот, туда, туда, туда. Себе пусть. Пусть пишет себе, я бы сказал так.
Ребят, не спрашивайте меня по внутренней политике Украины. Вы мне задаете вопросы про людей, чьи фамилии я слышу первый раз. Я вам могу сказать, что, конечно же, я слежу за президентскими будущими выборами и, конечно, мы сегодня знаем, что Юлия Тимошенко – у нее рейтинг поболе, чем у остальных кандидатов. И мы за этим будем смотреть и будем про это говорить. И я надеюсь, что наши журналисты на Украине – Матвей Ганапольский, Сакен Аймурзаев... Сакена я завтра здесь увижу, я надеюсь. Может, и Матвея увижу, если он поднимет свою пятую точку, ленивый, и долетит до Москвы. Уже долетел.
А некий Гжегош Чикчуевич спрашивает: «А вы свое хамство от сарказма отличаете?» Отличаю, поэтому в бан. Это сарказм. В бан – это сарказм. Всё. Надоел. Заспамил.
«В Аргентине наркотрафик через посольство». Да, Шломо, я смотрю за этим. На самом деле, вы же знаете, что главный человек, который обвинен аргентинской стороной, сейчас из Берлина выдан в Москву по фамилии Ковальчук. И сейчас обнаружилось, что его семья контрабандой реально занималась. Фирма, принадлежащая его жене, арендовала автомобили, которые через Прибалтику (по-моему, 2 раза были остановлены таможенной службой) перевозили серебряные изделия. Пока всё по кусочкам. Надо же по кусочкам всё делать.
Армениан, Сочи: «Почему бы вам не открыть «Эхо» в Армении?» Послушайте, еще раз. Вот, вы из Сочи. Вы нас слушаете? Вот, что такое «Открыть «Эхо»? Я для вас открыт. «Эхо» для вас открыто. Всё.
Почему мы ушли в YouTube? Потому что YouTube – это не только видео для нас, это для нас отличный аудиоканал в тех городах, где у нас нет эфирного вещания. Вот, мы, собственно говоря, и это... Поэтому мы и устраиваем это. И когда мне говорят «Почему вы в Новосибирске то-сё?..»
Григорий из Санкт-Петербурга. Какие, все-таки, вы в Питере корыстные! «Сколько платит Дудь? - пишет он. – Доренко себе кучу шампанского купил». Но вы, видимо, с Доренко там, Григорий из Санкт-Петербурга, напились, потому что я про это ничего не знаю. Я денег не беру, гусары денег не берут, Григорий.
Да нисколько он не платит. И он сказал, что он никому не платит. Доренко пытался глумить – не получилось. Не получилось.
«Слушать новости во время эфира на YouTube». Знаете, технически это лучше Алексею Соломину. Но вот видите, в данном случае, видимо, нужна такая техническая... Сейчас покажу. Помнишь, Вася Антипов говорил «Сколько пальцев? Сколько?» Я сейчас покажу, наушники показываю, как, собственно говоря, новости идут в наушники, да? Можно приложить к микрофону, не уводя микрофон, чтобы не возникло завязки, чтобы слушали. Но тут есть такой интерес, что люди любят слушать разговоры за эфиром. Да? Что, вот, не рекламу, не новости, не песни. А в это время мы общаемся.
А.Венедиктов: Вы всё время путаете вопросы этики и вопросы законности
И я напомню, история совершенно замечательная у нас была с американским послом бывшим, Теффтом. Когда шли новости из другой студии... Отсюда новости, а мы были в большой, естественно, там могли разговаривать. Он рассказывал, как ему подарили галстук (вне эфира). У него умерла собака и сотрудники скинулись на галстук цвета глаз собаки его любимой, и он его носит. И он показывал его. Понимаете, это не менее интересно, чем новости. Хотя, я понимаю, что кто-то хочет и новости.
Спрашивают «А с пульта никак?» Не, с пульта никак, мы уже говорили. Придется выбирать: либо... Нет, технически это вопрос решения, да? Но смотрите: либо новости и рекламу, либо разговоры (за). Мне кажется, что продукт – это разговоры. Ну, мне так кажется.
Тут за Шульман «спасибо». Почему Доренко не на «Эхе»? Эмиль, ну, потому что Доренко – главный редактор конкурирующего радио. Слушайте, я его звал, я его зову на «Особое мнение». Он говорит «Зачем я тебе буду делать рейтинги?» Ну, смешно. Ну, какие рейтинги у «Говорит Москва» и у нас? Сравнили! Даже утренние часы его.
На «Невзоровских средах». Отличная новость! Так «Невзоровские среды» же идут из Питера, а новости идут из Москвы – там техническая завязка. У нас вообще проблема, вы видите, со Skype’ом, серьезная проблема, потому что Skype прерывается. Вот, я вел, если вы слушали, с Саакашвили интервью – ну, это была катастрофа. Даже я в наушниках какие-то вещи не улавливал. И это большая проблема.
Я попросил Алексея Соломина собрать пару совещаний, все-таки, по технологии. И я принял решение, например, по программе «2018», что не может быть, чтобы там один ведущий и один гость, все были на удаленке. Гость в студии и один ведущий всегда в студии. Это даже может быть в Петербурге: там Дымарский с гостем, а Ксения там на удаленке. А если гость на удаленке, то тогда не Ксения, а Оксана в студии. Понимаете, да? Это просто звук. И мы хотим...
«Доренко уникальный. Катя Кутузова». А вы не уникальная, Катя? Вот, вы не уникальная? Конечно, Доренко уникальный. И, конечно, я делаю всё, чтобы его выгнали с его «Говорит Москва», чтоб его прибрать. Конечно же! Тут главное не переусердствовать, на самом деле, вот если честно.
«А также дядя Володя и Воробьёв в своих ночных эфирах регулярно говорят, что достают из черного списка каких-то людей». Имеют право. Ведущий имеет право. А потом опять пусть засовывают. Я у себя убрал. Слушайте, если б вы видели спам... Вот, просто жалко. Вот, идет, летит какая-то ерунда и ты не можешь отвечать.
«Саакашвили, - спрашивает ТриплТри, - не увиливал от ваших вопросов?» Увиливал. Так они все увиливают. Извините меня, а что, Ликсутов не увиливал от некоторых вопросов, например, об остановке такси, там, в любой точке, да? Конечно, увиливал, потому что нет ответа. Но мы продолжим это, безусловно.
Вот, Сергей Александрович считает, что «интервью с Саакашвили было на уровне, техника не может испортить». Знаете что? Посмотрите мое интервью с Саакашвили, с президентом Саакашвили, значит, после войны. Вот это было на уровне! Понимаете? Я же не думаю тогда о технике. Я же не думаю о том, что, вот, прерывается звук, что вы не слышите. Я же не знаю.
Вот это же для вас продукт, еще раз. Была тут история, писал какое-то интервью... А! Главы республики Бурятии, исполняющего обязанности. И вдруг я вижу, что на микрофоне... А у меня специальный микрофон. Вот, к iPhone’у Apple выпускает дорогие микрофоны отдельные такие, да? И он ставится так, вертикально, чтобы писать, чтобы сразу перегонять. И вдруг я вижу: индикатор блюм. И, вроде, говорим нормально, а индикатор блюм (на микрофоне). А поскольку телефон погас (ну, экономия), я же не вижу уровень записи.
И я вдруг понимаю, что... Вот, я же для вас делаю, да? Я понимаю, что он интересно говорит. И я выключился и стал думать, как сделать так, чтобы индикатор еще... Ну там, стукнуть по микрофону или там что-то сделать. Или батарейка сдохла, что называется. И я думал не об интервью, я не думал, как сделать... Это просто, может быть, и не слышно, ребят. Это каждый ведущий настоящий – он такой.
Алексей Долгов пишет... Ребят, можно по имени – не люблю по фамилии. «Какое первое слово было из ваших уст выпущено, когда вы увидели удаление вашего канала?» Вы знаете, что? Удаление канала уже произошло, когда я сидел в эфире, да? Когда «Будем наблюдать». Я вышел, и тут вы (спасибо вам, я имею в виду тех, кто писал смски и кто писал мне в Телеграме, и кто писал мне в Twitter’е), говорите «Что с YouTube?» А что с YouTube? Я не знаю. И пока я шел, на меня уже набегает, по-моему... Кто это был? Володя, по-моему, Варфоломеев. И говорит «Шеф, у нас, значит, исчез канал». Первое слово, знаете, какое? «Почините. Чего вы от меня хотите? Я что вам, буду провода зубами?» Ну, я не знаю, ну, не Володя, конечно, да? (потому что он такой же как я, кнопконажиматель). Ничего, поднялась вся команда. Значит, Лёша Соломин, который возвращался из отпуска в каком-то аэропорту, был ровно вызвонен на проходе пограничного контроля. Мы ему создали проблему. Был вызвонен специальный менеджер Google, который ведет наш канал, потому что если есть 100 тысяч подписчиков (нам это было важно), появляется персональная возможность... Ну, легче, да?
И дальше я понял, что я здесь буду только мешать, ходить орать по коридорам и я не ускорю этим процесс. Я тут же уехал домой. Домой. Тут же уехал домой, чтоб было вам понятно. И лег спать, потому что нервная почва. И меня, значит, Лёша Соломин разбудил Телеграмным сообщением «Мы в эфире». Ну, в смысле «Канал вышел». И всё.
Не, я, конечно, принял решение о том, что... Ну, у нас же несколько каналов в YouTube – есть канал «Общество», канал «Культура», канал «Дети», канал «Спорт». Кстати, про спорт! Есть «Эхо Спорт» - вот, зайдите туда.
И я принял решение... Значит, мы не выключаем камеры, не экономим, мы туда переводим. И мы 4 часа, там, какие-то программы туда были. Вот, история такая. Но мы стараемся.
Павел Мельцанский пишет: «Почему ваша студия выглядит как бомжатник?» Потому что вы, Павел, выглядите как бомж, поэтому для вас это бомжатник. А люди, которые выглядят как дворцы, как дворяне, для них это дворцы.
Дмитрий пишет «У вас канал удалили?» Да, в субботу удалили канал, прошли под нашим паролем и стерли его со всем делом. Но еще раз спасибо Google: вернули с большим счастьем.
Значит, мы сейчас с вами не будем говорить, какие люди попадают туда, потому что у главного редактора... В черный список, как вы говорите. Как выглядит бомжатник? А это спросите у этого Павла Мельцанского – он, видимо, там живет.
Так вот, возвращаясь к черному списку так называемому. Во-первых, у меня стоит кнопочка, где я могу читать тех, кто в черном списке, и возвращать. Я иногда это делаю, когда вижу, что человек удален, может быть, за излишне радикальную позицию. Но вы тоже должны понять: идет прямой эфир, вот здесь сидит гость, да? Одним глазом мы смотрим. Я запрещаю выключать экран. И в это время там несется какой-то, там, ну, спам, скажем, в лучшем случае, да? Ютьюбчик не мое слабое место – я сейчас объясню, что Ютьюбчик у меня. Я еще не знаю, как его применить. Это моя, вот, лично моя игрушка. Лично моя игрушка. Понимаете? Я и не знаю, как его применить. Он должен быть более эффективный.
А.Венедиктов: Министр образования – ни стыда, ни совести. Но, тем не менее, переназначена
Максим Васин спрашивает: «Алексей, вы про выборы мэра Москвы вопросы игнорируете?» А где вы видите вопросы кроме вашего? Я его не вижу. Нужно будет – пишите вопросы. Нормально: «Когда поменяете фон?» Фон, фан, фин. Фон чего? Я даже не знаю, о чем вы говорите.
Мы прервемся сейчас на 2 минуты, я пока еще пойду песенку подберу. А потом вернемся в студию. Глуховский скоро будет.
РЕКЛАМА
А.Венедиктов
―
И это программа «Один», Алексей Венедиктов. Нарышкин в Салехарде, он приедет и всё будет хорошо.«Бурятия в сердце». Да, вы знаете, вот, как-то Бурятия в сердце, это правда. «Связываете ли вы взлом «Эха» в YouTube с интервью Дмитрию Муратова?» Нет, я не связываю. Я думаю, что это какие-то дебилы сделали, потому что уж больно быстро мы восстановились, да? То есть они не знали, что мы можем быстро восстановиться. Я, правда, тоже не знал, признаюсь. Признаюсь.
И мне кажется, что... Ну, сделали дебилы и сделали дебилы, да?
Дальше что у нас здесь? Или здесь? Хорошо. Алексей спрашивает меня: «Как вы относитесь к РПЦ?» К РПЦ как к институту я отношусь как к отделу Администрации президента. Кстати, тоже очень интересно. Есть такая книга «Сталин и Патриарх» про 1943-й год и про то, как восстанавливали Патриархию, в том числе со стенограммами. Ну, просто всё, как это всё было.
Я отношусь так. Как к отделу Администрации президента. К верующим людям я отношусь с глубоким уважением, у меня семья воцерковленная (жена и ее родители и сын), но я нет.
Виктор пишет: «Вы не планируете пригласить обратно на «Эхо» Корзуна? С уважением, Виктор». Уважаемый Виктор, Сергей Львович знает, что когда он захочет вернуться, его место здесь всегда и пожизненно. Когда он уходил, я ему это сказал. И это всё. Понимаете? Дальше не мое решение.
Так. Кто-то отбывает 3-летний срок. Это я не понимаю. «Ищи трояна у себя», - пишет Андрей. Ну, мы ищем трояна у себя. Безусловно, вы правы, Андрей. Поэтому я говорю, дебилы.
Так. «Расскажите, пожалуйста, какие новые?» Хороший вопрос. «Про Курскую битву будет передача 23-го августа?» Антон, если вы про «Цену Победы», ребята писали программу про Курскую битву. Кстати, по-моему, историк из Курска. Но я, честно говоря... Еще раз, поймите, пожалуйста. Вот, «Цена Победы», история. Пришел Дима Захаров, Дмитрий Захаров, который из ВИДа, да? Из «Взгляда», из ВИДа. Говорит «Я хочу сделать годовую программу, то есть на один год, вот, про Цену Победы». Я говорю «Хорошо, Дим. Но поскольку, все-таки... Давайте я вам прицеплю нашего журналиста Виталия Дымарского, человека, который увлекается историей...» Это ж сколько ж лет назад было! Я не помню. 10 уж точно! На один год. 15 уже был.
И дальше всё, и программа пошла. Она просто пошла и всё. И вот так возникла программа. Вот так возникла программа: просто пришел человек с предложением. Чего можно сделать?
Да, у «Эха» день рождения. Продолжают поздравлять. Денвер – поздравляет, Алексей, Щелковская – поздравляет.
Мне очень нравится: «Господа редакция, измените, пожалуйста, заставки объявления программ передач. В зубах навязло». Почистите.
«Спасибо за «Один». Пожалуйста за «Один», да.
Что у нас тут? «Что Варшавский договор?» Что Варшавский договор?
Дмитрия Пучкова в «Особое мнение»? Э, простите, у него есть мнение? Вы вообще понимае?.. У него есть мнение? Ну, вы вообще, вы о чем? Ну, слушайте, ну, это, все-таки, «Эхо Москвы». Извините ради бога, давайте мы дальше не пойдем.
Так. Ну, про Трампа, протекционистскую политику – это надо спрашивать людей, которые, знаете, Андрей, которые живут в Штатах. Давайте Алексашенко, вот, спросим – он, наверное, лучше знает, чем мы.
Так. Ну, нам пишут здесь, напомню, о том, что «Дети, внимание. Не дайте герою нашего времени, организатору «Нового величия» Константинову. Как живет?» Да, мы не забудем. Помните, я вам говорил? Помните, я вам говорил, что найдем? Муратов нашел, назвал фамилию. Этот человек теперь дал интервью, по-моему, «Дождю», сказал, что «я не агент». А кто? Да? А хто?
Так. «Психиатра позвать». Знаете, я как-то не верю в лечение по радио. Вы меня извините, ради бога. Психолог – туда-сюда, но психиатр – это другая история.
Так. Значит, по поводу выборов мэра: «Мой сын и его друг сказали, что в наблюдателей автоматически записали тех, кто был наблюдателем, перекрыли дорогу тем, кто сейчас мог записаться». Аня, неверно. Статистика. Рассказываю.
На прошлых выборах, соответственно, нас было 3600. Мы в первую очередь, безусловно, обратились... Это добровольная история: люди в августе ходят обучаться. Это же не просто так.
Обратились к тем, кт был, это правда, потому что они были обучены. 2200 записалось. 2200. То есть подтвердилось из тех, кто был. И еще, внимание, записалось у нас 2700. У нас 4900 всего записалось. Вот эти новые – это 4900. 2200 в смысле осталось.
И сейчас у нас участков 3800. И более того, и в следующий раз когда будут, я буду предпочитать тех, кого обучил и обучил «Голос» в первую очередь. Поэтому если ваш сын пропустил время (и его друг), и пришел поздно... Мы когда увидели, что их 4900, а нам 3800 всего надо (мы думали набрать 1600), ну, мы охренели. Ну, слава богу, у нас есть запасные теперь еще истории.
Смешной Григорий. Тот же самый Григорий из Санкт-Петербурга: «Дебилы – самая распространенная секта на планете». Знаете, Григорий, мне кажется, что у вас какой-то печальный опыт. Мне как-то везло в жизни: у меня дебилов как-то знакомых мало было. Но были. Да я сам иногда играю в дебила. Почему нет? И по сравнению с вами, может быть, я и дебил. Кто ж знает?
Зубаревич. Да, стоит, наверное, предложить. Но не готов сказать, не готов сказать пока. Знаете, длинные переговоры.
«Топ интервьюеров России, на ваш взгляд?» Знаете, я сейчас не буду их выстраивать по рейтингу, потому что есть я и все остальные, естественно. Да. Но на самом деле, есть разностилевые интервьюеры. Вот, смотрите, например, среди пишущей прессы, вот, пишущей прессы, вот тех, кто делает письменные интервью... Не в прямом эфире, не электронные. Я говорил уже, Андрей Ванденко, который долгое время работал, по-моему, в «Совершенно секретно», потом в «МК», сейчас в ТАССе. Продолжает в ТАССе, вы будете смеяться, делать замечательные интервью.
А вот Спортс.ру, Головин, да? Которого я не знаю, но который сделал замечательное интервью с Хоркиной, со Светланой.
Вот, Катя Гордеева – я никогда не думал, что она будет делать блистательные интервью. Когда читаешь, у нее блистательные есть интервью.
А если говорить об электронных, Познер, Собчак, я, пожалуй. Пожалуй, так. Ну вот.
Может быть, кого-то забыл. Так вот, знаете, навскидку. Но я скажу так: если я вижу фамилию, там, Ванденко, я его читаю. Если я вижу, что Собчак делает интервью, я ее читаю. Да? Если я вижу Познера, я всегда читаю Познера (мне так кажется).
Я про 1968-й год отвечал в первом часе, извините ради бога.
А.Венедиктов: Критические мозги и саркастическое поведение – это правильное поведение
«Хватит вам всем на «Эхо» говорить! Ровно это я и говорю». Значит, забейте мне Чекчуевича. Можно его забить вообще? Почему он всё время нас учит, как вести радио? Просто... Нет, не удалите сообщения, а просто отправьте его сегодня гулять: он устал от меня. Он просто от меня устал. Будьте любезны, да? Просто спамит, понимаете?
Вот, идет человек и роняет какашки. Появился – уронил какашку иногда жидкую, иногда твердую. Вот, зачем мне его оставляете? Убрать его на хрен. Вот. Чтоб я на него не отвлекался. Он учит, всем учит, понимаете?
«Кто прав, Коржаков или Руцкой во время путча по Ельцину?» Я думаю, что Коржаков прав. Потому что... Ну, потому что я тоже там был, скажем так. Потому что я тоже.
«Алексей Алексеевич, как вы сохраняете спокойствие в такое аморальное беспринципное время?» Я не сохраняю спокойствие никакое. Вот, никакое. Я совершенно не спокоен. И я человек очень взрывной.
Но когда ты работаешь... Извините. Да, уже ушел Гжегош, его забили (я вижу, спасибо). Когда ты работаешь, ну, ты должен... Да, жидкие и твердые какашки, Руслан, верно. Когда ты работаешь, ты должен понимать, что тебя слушают... Вот, смотрите, это привычка школьного учителя. Для тех людей, которые работали классными руководителями, те понимают, как это трудно. У вас срывают уроки, у вас один... Ну, один пришел и не срывает урок, а у вас сидит там 30 хрюнделей и вы должны этот урок провести. Понимаете?
И надо было учиться. Слушайте, я 20 лет был учителем и классным руководителем. Этому надо учиться. Надо учиться разговаривать с людьми. Вы же люди.
Вот, я своим объясняю. Смотрите. Беру рейтинги, показываю. Вот, утренний «Разворот». Одновременно только по радио, только в Москве каждые 15 минут вас слушает там 120 тысяч человек. Ребята, это стадион! Вы вышли на стадион, вас слушают люди. Причем у всех разное настроение, у всех там... У кого-то там зуб болит, у кого-то ребенок там сбежал, у кого-то там несчастная любовь. Вот, они сидят 120 тысяч. И вы должны это терпеть.
Значит, ну, вы можете выводить из класса негодяев, естественно, отправлять их к директору, скажем, что называется, в бан. Вот. Но вы должны учиться терпеть. И не всегда получается. И у меня не всегда получается, вы чего? И я могу выйти из себя. Но я стараюсь, там, себя как-то. Но с журналистами я выхожу из себя, бывает.
Мне тут пишет Игорь: «Вы правильно вчера сказали Ликсутову про гетто. Только это гетто не внешнее, а внутреннее. Я не смогу пройтись московскими двориками, в Замоскворечье – везде заборы, увы». Ну, я с вами не согласен, Игорь из Чертаново. Я бываю в Замоскворечье. Я думаю, что если есть, вот, не шлагбаумы, а заборы, я думаю, что этот вопрос на контроле (извините за бюрократический язык), этот вопрос был поставлен перед мэром. Это я вам гарантирую.
Сеня пишет: «Бегите туда, где вам хорошо». Мне здесь хорошо. Мне хорошо здесь. И никто не собирается бежать. И свою страну я им не отдам, вот, чтоб вы просто понимали. А чего я должен свое отдавать? С какого переляку, да? Совершенно не мое. Ну, красная линия неизвестно где проходит.
Так. «Алексей, что вам нужно для того, чтобы полностью эмоционально и физически восстановиться? Что вы для этого делаете?» Вы знаете, я прихожу когда домой и когда там у меня есть возможность закрыться в комнате (вот, я сегодня приду там скоро), включить какой-нибудь крутой боевик или мультфильм, там. «Три богатыря и морская царевна» (такое, совсем, да), и... И вот. Или книгу. Или кино. А иногда просто с друзьями пойти и посидеть. Ночью. В том числе ночью.
Вы знаете, у меня в этом смысле мне люди – они меня чистят, если честно. Да? С ними разговариваешь – и всё хорошо. И вам советую.
Так. «Видеолекции в вузе и проблема...» Слушайте, я не понимаю, чего вы говорите. Простите. А, Skype! У меня достаточно серьезные технари. Извините. Просто история заключается в том, что у наших реципиентов, то есть у наших гостей, у них разная бывает ситуация с интернетом и ты не всегда знаешь, как она получится.
Кроме того, у нас, соответственно, запаздывает звук по Skype’у на несколько секунд, и ты никогда не понимаешь, когда он закончил фразу. В общем, тяжело.
Что сейчас я читаю? Я сейчас читаю, вы будете смеяться, я читаю доклад комиссии Уоррена по убийству Кеннеди, который был переведен и издан на русский в количестве 200 экземпляров американцами. То есть это не наш перевод, да? И, вот, удалось купить книгу. Она у меня лежала, я ее начинал, мне казалось, безумно скучно, потому что, ну, это такой, судебный. А сейчас просто начинаю читать эту замечательную историю. И мне интересно.
Так. «Самый счастливый день». Ой. Сергей, ну, наверное, когда Алексей родился. Ну, это я сейчас придумал, на самом деле. Я думаю, что я это придумал. Но это был, конечно, счастливый день, когда родился сын.
Так. «Мы самые лучшие». Да, я знаю. «С днем рождения!» Я это знаю.
ГКЧП, да, Юрий. Извините, ради бога, просто сыпятся там разные темы. Чего ГКЧП? Всё понятно. Николай Сидоренко пишет: «На покой не собираетесь?» Как вас похороню, так об этом подумаю. Да? Венок пришлю.
Так вот. Всё было понятно абсолютно. И сейчас, когда мы делали шаг назад и мы видим, и мы понимаем, как это происходило. Было понятно. Значит, Союз трещал по швам, его растаскивали национальные республики. Республиканская элита шла к этому семимильными шагами сначала... Я не беру Прибалтику. ...сначала через экономический раздрай. И вы можете посмотреть. И за сохранение Союза билось 2 силы – значит, центральная власть во главе с Горбачевым и вот эти старики из ГКЧП. «Старики» в смысле люди, которые... Возраст не важен. Люди, которые думали, что можно теми средствами, которые когда-то там в 1917 году были, сохранить Союз. То есть это был либо реакционный переворот, либо консервативная история.
И вот эти люди, которые заговорщики... Они заговорщики. Потому что ты же читаешь протоколы допросов. Ты же читаешь протоколы допросов, скажем, телефонисток, которые пишут о том, как им давали команду прослушивать вне законов Советского Союза, вне легальности. Там телефонистка такая-то, Марь Иванна говорит «Я была, на контроль, там, 18-го августа или 17-го, или 16-го был поставлен Ельцин, Руцкой, я их прослушивала» и так далее. Вот же история!
Это был заговор. При этом они, безусловно, рассчитывали на Горбачёва, в смысле на то, что Горбачёв слабый и не окажет сопротивления. В общем, так и получилось. Когда они приехали к нему...
Это же всё в показаниях есть, причем взятых сразу же. Когда они были растеряны, они приехали... Брали показания же и у охраны, у их охраны, у этой охраны. Это опять полицейское расследование, что называется.
И они пришли и начали, значит, Горбачёва, действительно, уговаривать, что вы отдохните, мы, значит, возьмем власть, тут всё поправим и вернем вам власть.
Горбачёв – человек тертый, он прекрасно понимал, что власть когда отдаешь, ее не возвращают. И он их послал. Это правда. Они решили: «Ах, так?» Ну, они поехали.
И, вот, история была в том, что они напугали абсолютно вот этих партийных бонз в национальных республиках. Потому что суть была в том, что они повели себя... Вот, Варенников, приехавший в Киев – почитайте воспоминания того же Кравчука, да? – он сапогами... Он говорит «Вот». И Кравчук понял, что всё, кранты, что даже если он поддержит ГКЧП, он превратится в местного в лучшем случае первого секретаря, а, на самом деле, поставят кого-нибудь другого, да? И поэтому они разбежались. Они своим путчем растолкали эти республики. И то, что Горбачёв пытался склеить в последние полгода... Читайте стенограммы.
А.Венедиктов: К РПЦ как к институту я отношусь как к отделу Администрации президента
Это ж не важно, что сейчас говорит там Руцкой, который там вдруг вспомнил, там, да? Сколько у нас прошло от путча? Через 27 лет он вдруг вспомнил, что Ельцин был пьяный, хотел уехать. Слушайте, не надо. Вы же герой России. Вы же тогда вели себя и ходили за Борисом Николаевичем на цырлах – это он вас послал за Горбачевым. Это Бурбулис решил, что вы полетите. Чего вы говорите? Ну, бог с ним. К сожалению. Александр Владимирович, к сожалению, вот... К сожалению.
И будет много мифов. Но то, что мы читаем стенограммы заседаний глав республик... Там же, вспомните, все немедленно стали провозглашать суверенитет 21-го и 22-го августа. Вот, все республики. Они испугались центра. Они испугались центра!
Сережа Куликов, племянничек пишет: «Дяде главному редактору». О! Племянник обнаружился. Сережа Куликов, будет тебе завтра Невзоров. Шульман умыкнули на дачу к ребенку. 4-го числа, сентября она выходит, возвращается на свое место.
И вот история как раз в этом, что у нас перевернулось сознание. На самом деле, самым большим борцом за сохранение Советского Союза был Горбачёв Михаил Сергеевич. А Борис Николаевич хотел независимости Российской Федерации. Но! Надо отдать должное, за исключением, вот, тогда территорий замороженных конфликтов (в первую очередь Карабаха, Приднестровья) развод пошел не по балканскому варианту. Это сейчас у нас с Украиной балканский вариант, и это еще не конец. И это еще не конец, к сожалению. Но тогда...
Можно сказать, что, там, «А, ужасно!» Вот, я очень хорошо знаю историю с ядерным оружием, да? Ядерное оружие находилось на территории еще как минимум трех субъектов Федерации, или тогда там трех республик – Казахстан, Белоруссия, Украина. И самая страшная страсть у американцев тогда это было то, что возникнут еще несколько, так, несостоявшихся государств (никто ж не знал, как повернется, да?), у которых ядерное оружие, реальное ядерное оружие. И задача была американцев сохранить Советский Союз, чтобы центр контролировал оружие. И, вот, когда они поняли, только когда они поняли... Сейчас скажу, когда. Еще в августе до путча, когда Буш (президент) был в Киеве или в июле, он стоял на площади... Это всё есть в прессе того времени. В Украине, в Киеве. И говорил толпе: «Дайте Горбачёву шанс!» И толпа свистела и улюлюкала, и кричала там «Свободу!» (я не помню, как там) «Свободу Украине!» И всё. А у него задача была сохранить ядерное оружие. Свести, вот, советские ядерные ракеты, чтобы они были свезены в одно место.
И когда они поняли, что не удержать (это было где-то в октябре), мы видим, как меняется политика американского руководства. Они поняли, что не удержать, они стали работать на то, чтобы Казахстан, Украина и Беларусь вот эти ядерные запасы свезли в Россию.
ВВ пишет: «Что ж ты, гад, обманываешь? Горбачёв и Ельцин – ягодки одного поля. Кроме как предателями ничего не было». Болван, ВВ. Вот, просто болван. Да? Ничего не знает, ничего не читает, ничего не хочет, просто хренью занимается.
Не интересно – пшел вон. Вон, на «Шансон». «Шансон» - хорошее радио. Просто это вот так, чтобы... Ну, или в аптеку, или на «Шансон».
И возвращаясь к этому. И была целая программа. И, собственно, вот этот будапештский меморандум... До 1994 года всё это тянулось. И я когда, собственно, разговаривал с президентом Белоруссии Лукашенко, я ему говорю: «А чего вы?.. Вот, просто интересно, вот. Чего Крым не признаете? Ну, вы ж союзник там. Абхазию не признаете чего?» Он говорит «Алексей, - говорит он мне, - я же подписывал будапештский меморандум. Я же гарант». Я говорю «Как вы подписывали?» Он говорит: «Ну, конечно! Я же был президентом в 1994-м». И я смотрю: действительно, он же подписывал будапештский меморандум. То есть признание границ в обмен на оружие – вот, что сделала делегация американцев во главе с сенатором Наном.
И! Посмотрите у нас на сайте. У нас был недавно этот старик Нан, сенатор, который возглавлял делегацию как раз, вот, по свозу ядерного оружия. Ну, посмотрите, ну, почитайте что-нибудь. И, вот, они вспоминают.
Мне кажется, что в 1991 году всё случилось правильно. И есть один показатель (я вам как историк говорю).
Венок высылаю, Николай Сидоренко. Присылайте адрес.
Смотрите. Есть один показатель. Когда сносили ГКЧП, ни один человек не вышел на их защиту. Когда сносили КПСС, запрещали, ни один человек не вышел на защиту. Никакие там партийные... Где были все партийные хотя бы функционеры и члены их семей? Вот вам история.
Вот это градусник. Никому не нужны, никому не интересны. Ни о чем, ни про что. Вот, страна – да... Вот, Путин говорит «Великая катастрофа». Где люди, которые вышли? Ну, хорошо, не здесь – в среднеазиатских республиках, на Кавказе, на Украине, в Москве, в Липецке, во Владивостоке? Никого и нигде. Никто не вышел.
Жириновский за ГКЧП не вышел. Куда он вышел, Максим? Он вышел куда? Наверное, Жириновский мог вывести в то время там 300-400 человек. Вы помните что-нибудь? Нет, не помните. Вот поэтому такая история.
Я с вами прощаюсь. Еще раз с днем рождения, «Эхо». Лёша Гусаров, с днем рождения, «Эхо»: нам 28. Я рад, что мы с вами, а вы с нами. Спасибо за поздравления. И мы уходим на новости. Меня не будет в субботу в «Будем наблюдать» - будет Пархоменко вместо меня. А у Пархоменко будут как раз люди, которые вышли 50 лет назад на Красную площадь. Все трое, включая 6-месячного тогда младенца, которого вывезли в коляске. А Пархом будет в субботу. И всем привет. А я из Вильнюса сделаю репортаж.