Алексей Венедиктов - Будем наблюдать - 2019-07-13
13.07.2019
С. Бунтман
―
Всем добрый день. Алексей Венедиктов здесь. Алеш, добрый день.
А. Венедиктов
―
Добрый день.
С. Бунтман
―
Александр Смирнов – звукорежиссер. У нас sms номер, я так не умею его как Курников красиво читать. Я читаю по-простому. +7-922-800-00-65. У него как-то очень красиво получается. Давайте начнем с Украины. И вот с той поездки из многих вещей, которые вокруг этого существуют.
А. Венедиктов
―
Собственно говоря, я думаю, что многие знают, моя поездка была связана с тем, что мне мама журналиста, имеющего двойное гражданство – украинское и российское и обвиненного в государственной измене, который уже год сидит в предварительном заключении. Передала письмо для президента Владимира Зеленского. Поскольку прямой связи с новой командой у меня не было, как у любого журналиста, который занимается международными делами и который освещает их. Всегда есть какие-то старым командам ходы, знакомство пресс-секретарей. Министры, сотрудники администраций. То здесь не было и пришлось с помощью адвокатов найти контакты, со мной согласились встретиться. Из офиса президента его помощники. Я доехал, передал письмо для президента Зеленского. Мамино письмо, которое в то время еще не читал. Я напомню, что вообще моя первая профессия – почтальон. Вернулся к истокам. 4 года работал почтальоном. И я передал письмо, и мне было сказано, что его сейчас же немедленно передадут президенту Владимиру Зеленскому. Чтобы я был на телефоне. Через полтора часа мне позвонили из офиса президента и сказали, не хотели бы вы навестить Кирилла Вышинского в СИЗО. Я сказал, конечно, да. Хотя этого не ожидал.
С. Бунтман
―
Как ты это расценил?
А. Венедиктов
―
Поскольку все понимали, что будет публично, потому что медиа тут же фиксировали, что я первый раз приехал в Киев за пять лет. Первый раз. Значит, это будет освещено. И я расценил, что президент Зеленский, во-первых, прочитал, во-вторых, это некий жест. В адрес как минимум семьи. Потому что никто кроме адвокатов и уполномоченного по правам человека украинского, которая была в марте, а сейчас июль напомню. Туда к нему не мог попасть. Он сидит по обвинению в госизмене. Тяжелое обвинение. И я пришел туда. У нас был разговор длинный. 40 минут в присутствии уполномоченного по правам человека Украины Людмилы Денисовой. И еще людей, а потом я попросил, если возможно поговорить с ним один на один. Мне дали такую возможность. Минут 17 мы поговорили. Я передал ему копию письма мамы. И я задал ему вопросы, в частности про его гражданство, сохраняет ли он украинское гражданство. Он сказал «да». Что он сделает, если в понедельник, то есть послезавтра суд примет решение об изменении меры пресечения, там есть такая мера пресечения. Под поручительство. Она не ограничивает человека в поездках.
С. Бунтман
―
Даже из-за границы?
А. Венедиктов
―
Даже из-за границы. Если нет определенной оговорки суда. Более того, там есть в украинском кодексе поручительство за себя самого. То есть человек обязуется являться на суды и ему не нужно никакое дополнительное поручительство. Смотри - Иван Голунов. Он сам пишет заявление, прямо в зале суда. Обязательство. И с этого момента он свободен. Апелляция возможная прокуратуры, тем не менее, он свободен прямо в зале суда. То есть послезавтра такое решение может быть принято. Оно может быть такое, может быть другое. Это решение суда. Но очень важно было задать вопросы и понять, что ты будешь делать дальше. И Кирилл сказал, что первое, что он сделает – он бросится сюда к семье в Москву. После того как мы поговорили, я опять связался с людьми из офиса президента Зеленского и задал им вопрос. Если суд примет такое решение – освободить Кирилла, повторяю, процесс будет продолжен, и Кирилл сказал, что он хочет, чтобы процесс по обвинению в госизмене был продолжен. Он как украинский гражданин хочет добиться в украинском суде своей невиновности. Он обязуется, сказал мне, а потом и в присутствии других людей, если суд примет решение, это не освобождение, это изменение меры пресечения. Являться на все заседания суда, потому что он будет этого добиваться. И я позвонил потом и встретился из офиса президента Зеленского и передал им ровно вот это. То, что такие обязательства на себя берем. Но при этом мы понимаем, что его освобождает не офис президента, а решение принимает судья. Решение принимает суд. И вокруг этого обстановка накаляется. Буквально несколько минут назад пресс-секретарь генпрокурора Украины Луценко обратилась впрямую в открытом, по-моему, твиттере или может быть даже фейсбук, видимо. К Дмитрию Ярошу. Лидеру «Правого сектора»*. Деятельность которого запрещена на территории РФ. И говорит, смотрите, что может случиться в понедельник. Говорит она ему. А ведь его могли бы обменять не только на 24 моряка с Романом Сущенко, а на всех наших сидящих в России и дальше она пишет: суд состоится тогда-то в 16.15 там-то. Нормально? Нормально пресс-секретарь генпрокурора. И Ярош ей отвечает: «Спасибо большое за информацию, предупрежу наших киевских хлопцев. А то те, которые бьются, а здесь эту шоблу сажать надо». Вокруг этого что происходит. На самом деле надо понимать, что если вы такие правильные, уважаемая Лариса Сарган, чего же вы за год не обменяли. Чего же вы этого не сделали. Если можно было бы. Значит нельзя. И вообще кейс для меня, я посмотрел обвинительное заключение. Еще до того, как поехал. Потому что для меня было важно, что я ввязываюсь как в историю с Иваном Голуновым, сравниваю. Когда я понимаю, что обвинение носит как минимум часть его носит политический характер. Да, действительно я посмотрел по обвинению в госизмене, действительно это носит частично политический характер. Я это говорил…
А.Венедиктов: У меня с Кириллом Вышинским абсолютно разные точки зрения на то, что происходит на Украине
С. Бунтман
―
Повтори, из чего ты делаешь этот вывод.
А. Венедиктов
―
Потому что его называют пропагандистом. Это правда. Что такое госизмена. Если считать, что в России некоторые люди говорят, что Крым должен быть и говорят публично в СМИ, что Крым должен быть украинским. Возвращен Украине. Это уголовная статья. По идее должна быть у нас. И должны по этой статье сесть люди. Это вот то же самое. Он говорил, что он понимает, почему Крым российский. Он вел соответствующую передачу, он занимался пропагандистской деятельностью. Это очевидно. И является ли это уголовным преследованием, если вы не согласны с деятельностью вашего государства, является ли это госизменой. С моей точки зрения нет, а с точки зрения обвинения – да. И прикрепите это на обратную историю.
С. Бунтман
―
Скажи, пожалуйста, чем это отличается, здесь очень важно понять, например, от обвинения лорда Гав-Гав, который во время Второй мировой войны вел передачи, британский подданный, вел передачи на немецком радио. Для британцев и всячески их дезинформировал и вел пропаганду.
А. Венедиктов
―
На каком немецком радио. Где он был?
С. Бунтман
―
Он был в Берлине.
А. Венедиктов
―
Он был у себя там. Он тот самый украинский гражданин, который считает вот так. И у тебя свобода слова и свобода мнения противоречит закону о госизмене. Правильно ли сажать за госизмену тех, кто считал, что война во Вьетнаме в США, если уж ты с этим сравниваешь, преступна. Это госизмена? Можно предъявить другие обвинения. Но это не госизмена. С моей точки зрения. С точки зрения обвинения – госизмена. Поэтому я считаю, что этот кейс носит политический оттенок. И политический характер. Можно осуждать за хранение оружия, у него нашли в сейфе пистолет ржавый. Может обсуждать валютные операции, он принимал деньги, которые шли из Сербии. И платил своим журналистам. Но это не госизмена. Вот я об этом говорю. Так же как с Иваном Голуновым. Можно было ему предъявить неправильный переход улицы. Но он не сбывал наркотики. Та же история, когда мы говорили. Сбыт-то где. Покажите. Вы у него нашли, о’кей. Наверное, вы у него нашли и тогда еще не знали. Было у него, не было. Подбросили. Но это как минимум поначалу тянет на хранение. На 6 месяцев условно. А сбыт-то где? Измена-то где. Мой разговор был с юристами офиса. Измена-то где, покажите. Покажите. Где измена. Госизмена. Мне просто для себя, я же не юрист, не судья. Я же не прокурор, не адвокат. Я хочу понять, где вот это. В чем его обвиняют и насколько это ложится…
С. Бунтман
―
Это примерно также, например. Дима Муратов…
А. Венедиктов
―
Абсолютно.
С. Бунтман
―
Насчет Голунова.
А. Венедиктов
―
У меня возникало дежавю. Потому что когда я вот сидел напротив людей в Киеве, и я вот видел, как я сижу напротив людей в Москве. Людей, которые уверены, что здесь есть сбыт, а здесь есть госизмена. С этого разговор пошел. Я говорю, если такая позиция, вот вам письмо, если можете – передайте. Если нет – уеду назад. Мне сказали, что можем. Я говорю, мне больше ничего не надо. Вы письмо передайте. Я же не приехал кого-то менять, не менять. Вообще разговора не было про обмен. Это какие-то фантазии больные у многих. Вообще разговора про обмен, про использование его в обмен – не было. Я говорил о том, что письмо передайте, пожалуйста, президенту. Потому что уже президент не решает, уже как сказать, суд уже, в суде. Я кстати Кирилла спросил: «А вы согласитесь на помилование». То есть на признание вины, он говорит: «Нет, я хочу суда до конца». Еще раз повторю, у меня с Кириллом Вышинским абсолютно разные точки зрения на то, что происходит на Украине. Он украинский гражданин, ему легче. Я смотрю снаружи. У меня с Кириллом Вышинским абсолютно разные точки зрения. Что происходило и происходит в Крыму. Но при этом это не имеет никакого значения, может быть у меня и с Иваном Голуновым тоже разные точки зрения. Какое это имеет значение. Если у тебя есть ресурс, если ты первый, кто догадался каким образом выйти на президента Зеленского – значит флаг мне в руки. И затем через два дня состоялся телефонный разговор по инициативе украинской стороны. Мы, безусловно, с представителями офиса президента Зеленского это обсуждали. Они высказывали такую заинтересованность в звонке Зеленского Путину. Я сказал: «Хорошо. Я понимаю. Пусть звонит». Еще раз, я не был ни на что уполномочен и у меня не было никаких ни полномочий, ни перед кем не отчитывался, кроме семьи. Потому что первое, что я сделал, когда вышел из СИЗО – я позвонил жене Кирилла Вышинского. Которую до этого, Сережа, я ни разу не видел и ни разу не разговаривал. Это та же самая история похожая…
С. Бунтман
―
Как-то с матерью встретился.
А. Венедиктов
―
Это жена была.
С. Бунтман
―
Прости, с женой.
А. Венедиктов
―
Мама не ходит. Мама почти не видит.
С. Бунтман
―
С женой Вышинского и я просто здесь видел…
А.Венедиктов: Надо сохранять свои контакты для того, чтобы вытаскивать людей
А. Венедиктов
―
Она привезла письмо мамы, она приехала сюда. И привезла мне по моей просьбе письмо. То есть по их просьбе. По моей. Вот такая история. Поэтому я считаю, что телефонный разговор это очень полезная история. И напомню, что президент Путин не поздравил президента Зеленского с избранием, этот телефонный разговор я трактую как признание результата выборов. Сразу скажу, меня никто на это не уполномочил. Чтобы сразу тут особенно слушатели, которые с Украины нам звонят. Это уже мое мнение. Я наблюдаю за этим в программе «Будем наблюдать». И если благодаря этому начнутся освобождения, как сказано очень аккуратно – взаимоудерживаемых лиц - ну и хорошо, и, слава богу. Еще в 1994 году я хотел бы напомнить, кто освобождал офицеров ФСК, попавших в плен к чеченским сепаратистам. Напомнить? Те люди, которые были против чеченской войны. Которые были против авантюры. Сергей Ковалев, Сергей Юшенков, Григорий Явлинский. То есть поехали их выручать те люди, совершенно их взгляды не совпадали со взглядами офицеров ФСК, захваченных при штурме Грозного. Тем не менее, они поехали их выручать. В данном случае я не мог никого выручать, я думаю, что может быть, это письмо дало какой-то толчок украинской элите к переосмыслению возможности решать судьбы отдельных людей. Не больших, но отдельных людей. Я имею в виду не больших проблем. Большие проблемы так не решаются, конечно. Хотя, конечно, надо чтобы они встречались и разговаривали. Это, безусловно. И если это какой-то дало толчок первому разговору, так, слава богу. Но я ничего такого не говорил, чего не говорю вам. Здесь. Ничего не прячу. Потому что абсолютно все было открыто и я писал, я написал, я привез письмо. В Telegram-канале своем. Мне предложили встретиться с Вышинским. Я встретился. Вот история вот она. Все в открытую.
С. Бунтман
―
Скажи, пожалуйста, по адресу ли это вопрос. От Владислава Рыбина в чате. Киселев или Соловьев не поехали. По адресу ли этот вопрос.
А. Венедиктов
―
Знаете, я отвечаю за себя и понимаю, что со мной рядом мои коллеги с радиостанции, которые меня в этом поддерживают. Поэтому не знаю. И неинтересно. Я делаю то, что считаю правильным. И не учу других, как им поступать. И об этом, наверное, можно рассказать. Помнишь, когда попали два журналиста Лайф-ньюса, тоже на Украине были задержаны. И сидели в СИЗО в Киеве. И там их потом на самолете Рамзана вывозили. Ну, вот я вам могу сказать теперь, что начало контактов обеспечивал, в том числе и я. Потому что естественно, ни у Лайфа, ни у Рамзана никаких контактов в Киеве не было. И что есть и мой вклад в том, что эти журналисты Лайфа, несмотря на то, что Габрелянов меня мочил, он просто не в курсе. И не должен был быть в курсе. Потому что надо сохранять свои контакты для того, чтобы вытаскивать людей. Помимо всего прочего. И эти контакты надо использовать на такие дела. А не на приобретение дач, квартир, машин и чего-то еще.
С. Бунтман
―
Здесь пишут, что сегодня день рождения Сенцова.
А. Венедиктов
―
Да.
С. Бунтман
―
История Сенцова, Кольченко, я вашу демагогию, простите, пропускаю. Не демагогию, а гегемонию наоборот. Я хочу спросить. Просто самые старые, я понимаю, безусловное освобождение украинских моряков, которое может в тех или иных условиях состояться. Бог с ним. Не забыты ли Сенцов и Кольченко.
А. Венедиктов
―
Нет, не забыты, я же не буду вам пересказывать тот разговор, который у меня был в офисе президента Зеленского. Но упоминались моряки, конечно, в первую очередь. Это был разговор. И упоминался Олег Сенцов, и Балух, и Кольченко, упоминались все. В общем разговоре. Совершенно очевидно, я не буду скрывать, что уже оттуда, даже не успев вернуться сюда, я этот разговор передал своим друзьям здесь. Вы все знаете, кто мои друзья. Очень подробно и еще буду это делать на следующей неделе. Это так же как с Голуновым. И я передаю мнения и сомнения. Но то, что офис Зеленского говорил о моряках, о Сенцове, о Кольченко. Еще называл фамилии, о которых я даже не слышал. Это факт. И они понимали, для чего они это мне говорят. Они понимали, что я проинформирую своих друзей, и я их проинформировал. И часть этой информации могла сработать на звонок и на взятие трубки. Но могло не сработать. Поэтому никто не забыт, ничто не забыто в этом смысле. Но сейчас первое, что стояло – это разговор, не забывайте, у них выборы через неделю. И там все это имеет очень обостренный характер. Если бы это не три дня назад, а 22-23-24, температура была бы другая. Потому что катастрофическое сопротивление президенту Зеленскому, я вам только что прочитал, части истеблишмента, мне сказали очень интересную фразу. Вот есть партия войны - это Порошенко, есть партия капитулянтов – это Медведчук. А мы партия мира. Это их трактовки. Но мне понравилась раскладка такая.
С. Бунтман
―
Ты уточнил, чем отличается?
А. Венедиктов
―
Капитулянты от партии мира? Партия мира не торгуется, она предлагает разговаривать. Капитулянты выторговывают для себя в мире ищут, прежде всего, торговлю.
С. Бунтман
―
Капитулянты призывают к сдаче.
А. Венедиктов
―
За это получив что-нибудь.
С. Бунтман
―
На определенных условиях. Пастор Шлак – это красиво. Мы сейчас прервемся и через несколько минут продолжим.НОВОСТИ
С. Бунтман
―
Спасибо за серию передач Майерс о Грузии. Нам пишут.
А. Венедиктов
―
Согласен.
С. Бунтман
―
Пожалуйста. Мы тоже с удовольствием это все наблюдали. Алексей Алексеевич, тут на редкость много забавных вопросов. Хороших, любопытных очень. «На наш взгляд был бы полезен так называемый телемост между Россией и Украиной».
А. Венедиктов
―
В этом смысле, знаете. Хороший вопрос – кому. Слово «полезен». То, что одним полезно, другим – вредно.
С. Бунтман
―
Тогда кому полезно, кому вредно.
А. Венедиктов
―
Это все происходит в момент, когда неделя до выборов. Совершенно очевидно, что у РФ два кандидата, которых мы поддерживаем. Первый – соответственно партия оппозиционный блок во главе с господином Медведчуком, Бойко, Рабиновичем. Второй кандидат – кандидат Хаос. Создать турбулентность – это мы умеем. Поэтому, а чего же было, надо было так срочно проводить этот мост. Надо же было, чтобы люди его смотрели. Его надо было готовить. Провели бы его 22-го, попытались бы. То есть после выборов. Если это было сделано за неделю до выборов, значит, имелся второй подтекст. Подтекст участия в выборах. Полезно это для кого, для российского государства – наверное, полезно, что они устроили там замятню. Для определенных сил на Украине, в Украине - тоже полезно. Для других не полезно. Сегодня ночью выстрелили из гранатомета по телекомпании 112. Полезно это? Для кого? Для кого-то и полезно. Поскольку никого не убили. Для тех, кто хотел вызвать реакцию. Поэтому вопрос – кому-то полезно, конечно. Лайки бы ставили. Уже давно пора.
А.Венедиктов: Есть партия войны - это Порошенко, есть партия капитулянтов – это Медведчук
С. Бунтман
―
Они не умеют.
А. Венедиктов
―
Умеют, умеют.
С. Бунтман
―
Например, они считают, что я пьян.
А. Венедиктов
―
Пьян я. От вас. Напившись вашей крови. Как младенцев, естественно.
С. Бунтман
―
Дальше. От того же Ильи из Ярославля вопрос. «Как вы думаете, почему Владимир Путин так миролюбиво отреагировал на оскорбление в свой адрес и адрес своих родителей. Адекватная ли реакция грузинской стороны?» На что, я не понял.
А. Венедиктов
―
Извините, я формулировать разучился, видимо. Владимир Путин – потому что он не счел это эффективным реагировать по-другому. Он показал, смотрите, какой я благородный. Помните эту историю про Николая Первого и про портрет, на который плюнули в кабаке. Когда арестовали солдата, Николай велел его освободить со словами: передайте ему, что я сам на него плюю. И осталось непонятно, как пишет Натан Яковлевич Эйдельман, плюет он на этого солдата отставного или на свой портрет. Но с тех пор портрета государя в кабаках не вешали.
С. Бунтман
―
Знаете, чем в Праге окончилось. У нас не вешали, а в Австро-Венгрии вешали.
А. Венедиктов
―
Государя-императора. Это история игры, и, кстати, если давайте возьмем во всякие кавычки. Вернусь к вопросу о Кирилле Вышинском. Если, предположим, суд в понедельник, несмотря на то давление, которое будет оказывать на его Генпрокуратура, как мы видим и некие бойцы, которые туда придут из «Правого сектора», запрещенного на территории РФ. Если отпустят Кирилла Яроша, хорошо я сказал. Кирилла Вышинского. И все поймут, что это жест украинской власти, потому что извините меня, по обвинению в госизмене, ну изменить меру пресечения, в общем, тяжеловато. Хотя законно. Но если это будет в Кремле воспринято как жест политический и президента Зеленского, и вообще власти в целом украинской. То я вполне допущу, исходя из того, что Владимир Владимирович Путин отреагировал так на оскорбление в отношении своей матери грузинского, назовем его публициста, то я не исключу, что РФ тоже сделает какой-нибудь жест. Это не обмен, это жестикуляция. Ну и давайте жесты делать, коли так. Такие жесты – это хорошо.
С. Бунтман
―
Несомненно.
А. Венедиктов
―
В гуманитарной области, понимаете, я поговорил и с нашим уполномоченным по правам человека Татьяной Москальковой, и с украинским уполномоченным. У них столько работы по поводу людей, которые сидят по обе стороны. Причем сидят с большим накатом политической истории. Что лучше бы у них было меньше работы. Если тут можно подставить плечо – надо подставлять. Скажу аккуратно. Но поскольку решение суда, суд будет только в 16.15 в Киеве в понедельник – будем наблюдать. Я в Москве.
С. Бунтман
―
Тут изумительный вопрос, который даже меня старого идиота, поразил своей изумительностью. «Скажите, а будут ли обнародованы источники финансирования так называемого бесплатного приложения «Дилетант» по району»
А. Венедиктов
―
Будет обнародовано чего?
С. Бунтман
―
Источники финансирования.
А. Венедиктов
―
Мы отчитываемся в налоговой.
С. Бунтман
―
Где деньги.
А. Венедиктов
―
Мои. Пока на мои. А дальше – кто купит. Вот сейчас веду переговоры с двумя губернаторами двух провинций российских, которые хотят этот проект купить для себя. Мы будем делать, они будут платить.
С. Бунтман
―
Кстати, кто занимается гораздо более интересными вопросами, чем на какие деньги вы печатаете свою продукцию, я хотел бы напомнить, что в магазине «Москва продолжается…
А. Венедиктов
―
Раздача.
С. Бунтман
―
Если вы покупаете журнал «Дилетант», то вы получаете интересующий вас район. Один. Два «Дилетанта» - два района. Один альманах «Дилетант» годовой - вы получаете пять районов.
А. Венедиктов
―
Бесплатно.
С. Бунтман
―
У нас готовится, еще очень скоро выйдет еще пятерочка. Сейчас 10.
А. Венедиктов
―
К концу лета у нас будет 20.
С. Бунтман
―
Не меньше. Теперь вопрос по существу, пожалуйста. Можно ли защитить кандидатов в Мосгордуму от оппозиции от беспредела в части проверки собранных подписей. Как остановить массовую регистрацию удобных кандидатов, не собиравших подписи. Здесь вопрос очень длинный и не одинок он.
А. Венедиктов
―
Я могу сказать, что моя позиция в том, что не надо делить кандидатов на оппозиционных и независимых и зависимых. К ним должно быть одинаковое отношение. В этом смысле защищать надо всех, кто незаконно будет снят или незаконно не зарегистрирован. Вне зависимости от того, каких политических взглядов они придерживаются. Опять же смотри историю с Кириллом Вышинским. Вне зависимости от взглядов. Поэтому мне глубоко неприятен этот вопрос, давайте вот этих будем защищать, а этих не будем. Если они все…
С. Бунтман
―
Или этих будем осуждать, а этих не будем.
А.Венедиктов: Если вы на тех же основаниях не допускаете Митрохина, тогда не допускайте Булыкина
А. Венедиктов
―
Только что пришла новость о том, что действующего депутата от «Единой России», кандидата самовыдвиженца, поддержанного «Единой Россией» в 35 округе Рената Лайшева не зарегистрировала комиссия, потому что подписи. И это правильно. Не то, что правильно, что не зарегистрировали, а правильно то, что если человек вне зависимости не принес необходимые документы, его не регистрируют. Хотя закон запредельный, то есть, грубо говоря, надо всех регистрировать, либо тех, кто нарушает - никого не регистрировать. У кого нашли нарушения. В этом история. Для меня принципиальная. В отличие от того, давайте независимых, вот 19 у нас апостолов. Остальные – толпа. Нет. У меня другой подход. Вот мой личный. 426 человек, которые подали документы, - к ним всем должно быть одинаковое отношение. И здесь точка. И поэтому, собственно говоря, я вчера ночью уже, поскольку ситуация в 43-м округе выглядит я бы сказал неравно, на мой взгляд, это касается как раз округа, где была Нюта Федермессер, Сергей Митрохин, Любовь Соболь, где Александр Соловьев, Дмитрий Булыкин. Я написал председателю окружной избирательной комиссии, что поскольку оттуда идет очень много сообщений, кстати, тоже вещь сомнительная для меня. Каждый нашел у другого штаб по рисованию подписей. Пришло, что значит пришло, в соцсети вброшено. Что у каждого кандидата от Митрохина и Соболь до Булыкина, они подписи не собирали. А что это. Я написал, что в любом случае по результатам регистрации я приглашаю председателя 43-й избирательной комиссии на заседание общественного штаба. Там нет ничего закрытого в отличие от избирательной комиссии. Присутствие прессы. Где они расскажут нам о каждом отвергнутом или зарегистрированном кандидате. Еще раз – каждом. И в этом смысле разницы между Соболь, Соловьевым, Булыкиным и Митрохиным нет. Другое дело, что закон запредельный. Я уже говорил про это. Его, безусловно, надо менять. Но по подходу, если вы на тех же основаниях не допускаете Сергея Митрохина, тогда извините, не допускайте Дмитрия Булыкина. Или вы на тех же основаниях, на каких допускаете Александра Соловьева, допускаете Любовь Соболь. Вот какой единственно возможный подход может быть на мой взгляд. А не давайте мы своих, вот они такие, а этих - они чужие. И вообще надо сказать, что очень много доносов друг на друга, я не помню такого в кампаниях в Москве с 13-го года в штабе. Такое количество. Вы за своих подписи сначала соберите. Прежде чем чужие топить. И вот все, Сережа, все на всех. Поверь мне. Ну, хорошо, будем наблюдать и проверять.
С. Бунтман
―
Почему представители кандидатов не допускаются.
А. Венедиктов
―
Не знаю, почему не допускаются. Нет ни одной жалобы в Мосгоризбирком. Все жалобы в американский твиттер, что называется президенту. Он американский твиттер? Президенту, видимо, Трампу. Пишите конкретно жалобы. Что значит не допускается. Вот они и должны разбираться. Те заявления, их семь. На сегодняшний день 7 заявлений я насчитал. В Мосгоризбирком. Нет, пишут Памфиловой. Которая не имеет права вмешиваться. Ну чего вы Владимиру Владимировичу не пишете. Конкретно, все надо фиксировать и это будет суд. Вы можете пойти в суд, вы можете пойти в избирком. Естественно, вы можете жаловаться общественности в твиттер. Пожалуйста. С конкретными фактами. У меня есть одна жалоба, например, по которой все возбудились. А я ее начал проверять и выяснилось, что она как сказать – не подтверждается. Документами. Вот и всё. Поэтому еще раз, должен быть смягчен закон по допуску, изменен должен по допуску.
С. Бунтман
―
Он совершенно запредельный.
А. Венедиктов
―
Он абсолютно запредельный. И мне один мой знакомый товарищ не московский, надо сразу сказать, сказал: «Послушай, у меня такое ощущение, когда я смотрю за тем, что у вас в Москве происходит, - человек в политике довольно давно, - что у вас вообще нельзя собрать подписи в Москве». Либо они собираются с помощью административного ресурса, либо фальсификацией. То есть власть собирает, я говорю: «Слушай, каждый случай должен проверяться». Он говорит, что это правильно, но сам закон, сами планки запредельные. Их надо отменять, изменять, сменять. Это раз. И второе – надо для себя вбить в голову, что ко всем кандидатам надо относиться одинаково. И требовать одинакового отношения. А не исключительного. Это и есть требование. Вот вся история. И уверяю вас, что когда и если до нас до нашего штаба дойдут жалобы на уровне после рабочей группы Мосгоризбиркома, то мы будем относиться одинаково.
С. Бунтман
―
Здесь Линкс Руфас пишет: «Соболь выложила сканы двух своих жалоб в Мосгоризбирком».
А. Венедиктов
―
Хорошо. И вот Мосгоризбирком должен их разбирать. Правильно. Дальше еще раз повторяю, если вы хотите, когда они придут ко мне, когда рабочая группа Мосгоризбиркома их отвергнет, если она их отвергнет, тогда это может прийти к нам. Тогда я в это включаюсь.
С. Бунтман
―
Вообще мне кажется правы те, которые вгрызаются в каждую ляшку…
А. Венедиктов
―
Конечно, вгрызаться в каждую ляшку. Суды, вышестоящие инстанции. Апеллирование в публичной зоне, я за то, чтобы все это писали. Я только против того, чтобы этим ограничивались. Понимаешь? Я против того, чтобы ограничивались криками там. Вот Соболь делает, значит, правильно. И не только Соболь. Значит правильно. Но я хочу сказать, что ложная жалоба это тоже может быть подвергнута вниманию. То есть надо точно понимать, что вы правы. И писать жалобы в суд, в Мосгоризбирком и обращаться к общественности. Я за это. Все три позиции. Ничего в этом страшного нет.
А.Венедиктов: Пока я не убедился, что Голунова подставили, я же письмо не подписал в защиту Голунова
С. Бунтман
―
У нас есть один московский вопрос, который, по-моему, требует очень большого, он по новостям у нас был, насчет юго-восточной хорды.
А. Венедиктов
―
Не готов. Ребят, послушайте меня, эта история, давайте мы замерим. Извините ради бога, я сначала соответственно занимался и продолжаю заниматься историей сначала с Голуновым, теперь с Вышинским. И параллельно московскими выборами. И еще немножко шью, имея в виду радио, «Дилетант». Я вам обещаю, что мы сформулируем запрос в Общественную палату Москвы. Подумаем куда, кому. По поводу ядерного могильника, если я правильно понимаю.
С. Бунтман
―
Совершенно верно.
А. Венедиктов
―
Может быть, я запустил это. Согласились. Но мы поднимаем это в медиа, у нас радио и вы поднимаете и большое спасибо, что вы напоминаете. Если я это не сделаю на следующей неделе, я вас прошу в следующем «Будем наблюдать» пните Бунтмана и меня, что я забыл это сделать. Потому что не все держится в голове. Правда, извините.
С. Бунтман
―
Я тоже постараюсь, так как это очень сильно меня интересующая тема. Что Гринпис, что хорда.
А. Венедиктов
―
Гринпис меня меньше интересует. Хорда – конечно да. Но просто не успеваю. Виноват. Но мы освещаем.
С. Бунтман
―
И мы об этом поговорим. Обязательно. Здесь считают, что ты не хочешь замечать, мне формулировка нравится: небывалая массовость фальсификаций на всех уровнях.
А. Венедиктов
―
Не вижу. Для этого нужны доказательства. Мы же не занимаемся здесь болтовней. То есть здесь на «Эхо» мы занимаемся болтовней. А когда речь идет о массовой фальсификации, почему мы с вами не эксперты в этом, это должно быть доказано. Потому что это уголовная вещь – фальсификация избирательных документов. Вообще-то это уголовка. Вообще-то есть статья. Я хотел бы обратить внимание, что в принципе каждого кандидата, сборщика вернее, там сборщики отвечают. Их можно привлекать к уголовной ответственности, который представил своему кандидату недостоверные данные. Кстати, я сейчас скажу, история, если я найду, прошу прощения, потому что я естественно кое за чем слежу, но не за всем. Вот там идет сейчас в каком-то округе проверка. Люди переписываются. Вот в кусочке из 200, я не буду фамилии называть, из 232 подписей выявилось. МВД выявило. 8 – несоответствие паспортных данных. 25 - несоответствие ФИО. 34 – несоответствие адреса. 7 – полное несоответствие, вообще не нашли таких людей. Вообще не нашли. Итого, из 232 недействительных – 74 или 32%. Вот вам, пожалуйста. И вот мы будем требовать от каждого отказа, если будут приходить к нам жалобы, чтобы нам была такая раскладка. И вот тех людей, которые не нашли, они как появляются. Вот как появляются эти 7 людей, которых вообще не нашли. Их нет нигде. Ни живьем, ни не живьем. Это же вопрос, который нуждается в проверке. То, что я вам пытался объяснить на кейсе Голунова. Я еще раз повторю, вот вы мне пишите: массовая фальсификация на всех уровнях. Вот пока я не убедился, что Голунова подставили, я же письмо не подписал в защиту Голунова. А я не знал. Вот все наши подписали. В Питере Ира подписала, Женя. Все мои подписали. А я, понимая, что мне разговаривать с людьми, которые этим занимаются, я специально не подписал, потому что не был уверен. И только когда Женя Ройзман сказал, смотрите, вот это, этого не может быть, этого не может быть, вот этого не может быть. То есть Женя Ройзман, который специалист в этом, он как эксперт объяснил мне, что, скорее всего, Алексей Алексеевич, здесь имеет дело манипуляция и фальсификация. Откуда я могу это знать. И вы не можете это знать. Вы не можете это знать. Как история с чистыми листами. Когда Дмитрий Гудков говорит: ха-ха-ха, посмотрите, с какими чистыми листами идет, не помню, какой кандидат. А мы собирали, подождем. А потом такой же кандидат из списка Гудкова, как его звали, то ли Круглов, то ли Клочков, с такими же чистыми листами. Янкаускас Константин. Идет с такими же чистыми листами, извините. Ну, относитесь одинаково. Если можно Янкаускасу – можно всем. Если нельзя Янкаускасу – нельзя никому. Тема.
С. Бунтман
―
Замечательно. Какой-то из финальных вопросов. Метафизических. Валерий Распутинис: «Вам нравится такое обилие негосударственных информационных каналов в Украине»
А. Венедиктов
―
Да, мне нравится. Мне нравится обилие разных каналов, представляющих разную редакционную политику. Мне это нравится. И я думаю, что конкуренция должна работать на повышение качества. Это не всегда видно, но я думаю, что, тем не менее, это важно.
С. Бунтман
―
Мне понравилось, второй раз за последние несколько лет так пристально смотрел множество каналов телевизионных разнообразных интернет-каналов украинских, когда были президентские выборы. Я ничуть не разочаровался по сравнению с той ситуацией, которая была в 15-16 году.
А.Венедиктов: Если можно Янкаускасу – можно всем. Если нельзя Янкаускасу – нельзя никому
А. Венедиктов
―
Я все-таки по выборам, извини, в конце скажу. Есть один округ, пока не буду опережать, где кажется, одновременно как раз подходит не очень ровно и снимают трех кандидатов, которые, скажем так, оппонируют кандидату провластному. Я завтра туда поеду, поговорю с председателем и обещаю ему взять этот округ так же как 43-й под особый контроль. Под особый контроль Общественной палаты. И не надо со мной связываться в этом смысле. Потому что я все буду делать публично. У меня нет ресурса, нет распорядительного права, у меня нет юридического права, но у меня есть право делать это публично. И засвечу эту историю, если она так происходит. Потому что вот там это уже не просто, вы этого не видите, может быть, в общественном пространстве. Но изнутри я получаю информацию о том, что вот там, то, что вы любите говорить, там вот видно, этих все одно и то же. Все одинаково. Одинаково сложные подписи. Но троих на фиг, потому что они… А троих не на фиг. Не пойдет. Не получится. И это я получил не через твиттер. Извините, хотя я сам активный пользователь и читаю и в фейсбуке и все делаю. Важно все это подсвечивать. Важно все делать публичным. И как журналист, как главный редактор, и Сергей, и я считаем, что главное все делать публично.
С. Бунтман
―
Абсолютно. И система сбора подписей одна из самых муторных. Мало проверяемых.
А. Венедиктов
―
Да.
С. Бунтман
―
Трудноосуществимых. Она может получиться или при исключительных каких-то гениальных усилиях сборщиков и кандидата. Или с помощью художественного рисования.
А. Венедиктов
―
Я напомню, что это федеральный закон. Это не московский закон. Просто напомню вам и даже барьер федеральный, а не московский.
С. Бунтман
―
Друзья, на этом мы завершаем передачу. Я должен попросить прощения, завтра меня не будет. Я сегодня пришел исключительно поучаствовать в этой передаче. А завтра я буду продолжать как-то неприятно болеть. Можно? Если можно, то я завтра не приду. Извините. Встретимся позже.* - запрещенная в РФ организация