Алексей Венедиктов - Будем наблюдать - 2019-04-13
13.04.2019
С. Бунтман
―
Ну что же, давайте мы начнем. Алексей Венедиктов здесь. Добрый день. Сергей Бунтман, Сергей Кузнецов. Есть чат нетерпеливый, как всегда.
А. Венедиктов
―
Нетерпеливый, дерзкий. Они дерзкие.
С. Бунтман
―
Да, огненно-нетерпеливые. +7-985-970-45-45 – это наши sms. Ты сказал, что давай начнем с Джорджтаунского университета.
А. Венедиктов
―
Да, что меня удивило, поразило на этой неделе. Кара Орлова написала нам на сайт. Джорджтаунский университет - это университет, который воспитывает политическую элиту США. На этой неделе в Джорджтаунском университете был референдум среди студентов. И, может быть, Сережа, мы поставим на голосовалку эту историю. Сначала я ее расскажу. История такая.
С. Бунтман
―
Расскажи половину, и мы поставим.
А. Венедиктов
―
Да. В 1830 году для того, чтобы спасти Джорджтаунский университет от разорения, от банкротства, общество, которое содержало Джорджтаунский университет, продало в Луизиану 272 раба. Женщин, мужчин, детей. Чтобы деньги получить и сохранить университет. Он сохранился.
С. Бунтман
―
Это легальный был бизнес.
А. Венедиктов
―
Абсолютно все было легально. И сейчас студенты предложили и провели референдум, чтобы каждый студент каждый семестр отчислял – внимание – 27 долларов и 2 центра, то есть 272 раба – 27 долларов и 2 цента, 27,2 – в фонд потомков этих рабов. Фонд GU272.
С. Бунтман
―
А фонд уже есть.
А. Венедиктов
―
А фонд есть. И абсолютным большинством голосов - 66% там, студенты высказались за это. 66% студентов поддержали отчисление в фонд потомков рабов, которых их университет продал для поддержания этой альма-матер. Сейчас это должно утвердить уже начальство или попечительский совет университета эту историю. Но сразу хочу вам сказать, что это не огромная сумма. Потому что минимальная стоимость обучения в Джорджтаунском университете – 60 тысяч долларов в год. Я посмотрел. 27,2 каждый семестр – ни о чем. И я спросил у себя в Telegram-канале: вы бы отчислили. И получил обратную дату. У меня в Telegram-канале сейчас 5 тысяч проголосовавших. 33 – да, 67- нет. Может, мы спросим, как они, готовы были бы заплатить, если вдруг выяснилось, ну понятен вопрос.
С. Бунтман
―
Если вы готовы заплатить…
А. Венедиктов
―
За то, что ваши предки совершили для поддержания вашего нынешнего благосостояния. Ваши личные предки.
С. Бунтман
―
Да. 101-20-11 – если готовы. Код везде 495. Если нет – 101-20-22. Голосование пошло.ГОЛОСОВАНИЕ
А. Венедиктов
―
Смотри, что они решают, обсуждают. Этому предшествовала огромная кампания, во всяком случае, эта кампания была длиннее, чем крымский референдум. Чем подготовка к крымскому референдуму. Кампания к референдуму в Джорджтауне шла много месяцев. И выступали за, против. Дебатировали суммы, но сумма была очевидна. Дебатировали в год или семестр. Было очень интересная история. Мне кажется, что это очень любопытная история.
С. Бунтман
―
Можно за что угодно, за отобранный хлеб в 32-м году.
А. Венедиктов
―
Кстати, сегодня прочитал, нашел цифры. Что если считать из единицы населения, то голодомор сильнее всего ударил по Казахстану. Если от количества населения. Я читал записки жен чекистов про это время, скажем так.
С. Бунтман
―
Да, да. Это еще кроме, книги мемуарные еще в «Доме правительства» у Слезкина очень мощно.
А. Венедиктов
―
Я это увидел там и стал искать подтверждение. Все проверяю, извините. Я недоверчивый и скептичный.
С. Бунтман
―
Миронов, Голощекин. Там потрясающие совершенно вещи. Об обобществлении скота, например. В физическом смысле этого слова. Напоминаю, если вы готовы заплатить за те деяния наших предков общих, даже если конкретных ваших предков там не было, вы звоните 101-20-11, если не готовы к этой ерунде – 101-20-22. Считаете ерундой. «На хлеб денег нет, с ума сошли, друзья». Джулиан Ассанж.
А.Венедиктов: Роль Ассанжа в истории чрезвычайно велика. Это человек, который бросил вызов системе
А. Венедиктов
―
Во-первых, роль Ассанжа в истории чрезвычайно велика. Это человек, который бросил вызов системе и, будучи мне чрезвычайно лично и политически несимпатичным человеком, как говорит Николай Сванидзе. Это его терминология. Я считаю, что он сделал грандиозное дело с WikiLeaks. Особенно в самом начале этого действа. Он опубликовал документы, которые вскрывали лицемерную сущность государства. Не его государства, он не американский гражданин, но государства. Вообще он австралийский, по-моему, гражданин. И мне кажется, что в этом его заслуга перед историей и поэтому, несмотря на то, что он чрезвычайно неприятный человек, более того в последнее время он, конечно же, выступал агентом одного государства с моей точки зрения против другого государства. То есть начало…, не за то его преследуют. И поэтому важно было бы, чтобы, конечно… Он нарушил законы. И чтобы суд над ним был беспристрастным. Это очень важная история. И посмотрим, что будет делать с ним британское правосудие. Напомню, что британское правосудие предъявило ему неуважение к суду, потому что действительно он обещал являться по первому зову, а вместо этого скрылся. У него был браслет. За него был внесен залог. Многомиллионный. И у него был браслет на ноге, и он скрылся на территории иностранного посольства. В данном случае он нарушил свои обязательства перед британским судом. Можно разбирать его шведское досье для любителей сексуальных историй. Его обвинили не в изнасиловании. Его обвинили в том, что у него был секс не по согласию, имея в виду, что секс начался по согласию, а затем он снял презерватив. Это возмутило этих женщин. Они на это подали. Они не соглашались на секс без презерватива. Я просто копаюсь, какие предъявлены ему обвинения. Надо просто понимать, что это за нарушение закона. Но не за то его преследуют. Все-таки, давайте скажем честно. А преследуют его за публикацию секретных материалов. С другой стороны он вел себя не как журналист, безусловно, а как политический активист. Потому что когда той стороне, против которой он боролся, у него попадали материалы, он публиковал. А когда у него попадали материалы, это доказано, с другой стороны, он их не публиковал. Это политический активизм, а не журнализм. Но при этом то, что он публиковал по WikiLeaks и хотя я сам пострадавший, как известно от его публикаций.
С. Бунтман
―
О, да. Там было.
А. Венедиктов
―
Там оно было, тем не менее, как пострадавший прошу о снисхождении. Что называется. Ваша честь. Обращаясь к британскому судье, прошу о снисхождении. Это важно. И если бы мы спросили наших слушателей, опубликовали бы вы документы, которые раскрывали лживую лицемерную сущность государства вашего пребывания или вашего гражданства, что очень важно. То есть как люди возмущаются. Как в Страсбургском суде идут люди. Иван Иванов против России. Так же называется досье. Такой-то, такой-то против Турции. Против своего государства. Так это называется юридически. И не каждый готов, я тут говорил с некоторыми военными. В частности пострадавшими в Чернобыле. Говорят, ну да, конечно, нам не выплачивают, но против России идти нехорошо. Так это Россия вам не платит то, что вам положено. Даже по российским законам положено. Но нет, нам как-то вот… Ну тогда пусть РФ договаривается. И в моем кейсе договорилась она с этими военными. Бывшими военными советскими по Чернобылю. Но, тем не менее, это довольно серьезный моральный выбор. И то, что Ассанж и Сноуден я бы сказал, Сноуден тем более – он сотрудник спецслужб. Он предатель или нет? Знаешь, я тут разговаривал с двумя генералами действующими нашими по поводу Штауффенберга. Полковника. Патриот он Германии или предатель. Они там через долгую тяжелую паузу сказали: предатель. Потому что он присягу приносил фюреру. То есть это такая история важная. И поэтому Ассанж, еще раз повторяю, крайне неприятный тип и не журналист, а политический активист. Который занимается публикаторством. Но то, что он публикует, не является фальшивым. Это очень важно понять. Является фальшивым в том смысле, что частично.
С. Бунтман
―
Что не все.
А. Венедиктов
―
Даже когда у него есть всё. Даже когда у него есть всё - это не всё. И это, конечно, искажает картинку и делает ее более сложной. Но с моей точки зрения, конечно, Ассанж скорее с плюсом, чем с минусом.
С. Бунтман
―
А как ты себе представляешь вообще развитие этой истории. С Ассанжем и этим эквадорским посольством.
А. Венедиктов
―
Это вообще не интересно, с эквадорским посольством.
С. Бунтман
―
А как ты представляешь выход из ситуации.
А. Венедиктов
―
Какая ситуация. Она сейчас в руках находится британского правосудия. Британское правосудие совершенно точно независимо ни от американского правосудия, ни от позиции своего правительства. Имеется в виду от правительства ее величества. Это могут только разные люди, которые плохо понимают, как это устроено, надеяться и верить. Он нарушил закон, и он будет по нему наказан. Британский закон. Дальше вопрос экстрадиции, вот экстрадиционные материалы по отношению к США и договор между Британией и США я не видел. Ему предъявляется попытка взлома. Еще раз, ему американцами сейчас предъявляется попытка взлома серверов, на которых находились государственные документы. Ему хакерство предъявляется. Это является элементом попадания под договор о выдаче. Тем более он не британский подданный и так далее. Он австралийский, еще раз напомню. Конечно, по формальному признаку, скорее всего, он подлежит выдаче. Но британский суд, безусловно, будет учитывать ту политическую составляющую, которая существует, безусловно. Эквадорское его гражданство, как я понимаю, было приостановлено указом нового президента, не нового, он уже президент почти год. Ленина Морено. И это стало тоже частью внутренней борьбы между прежним президентом и нынешним президентом Эквадора. Но с большой долей вероятности, если идти строго юридически, он должен быть выдан США. По тому обвинению, которое ему сейчас предъявлено - это до пяти лет. Но дело в том, что возможно будет что-то еще… То есть для выдачи вот это.
А.Венедиктов: Нашему журналисту отказали в аккредитации, солгав публично по причине отказа
С. Бунтман
―
За попытку взлома.
А. Венедиктов
―
Хакерского взлома сервера, содержащего государственные секреты или военные,
С. Бунтман
―
Может нараститься.
А. Венедиктов
―
Они уже взяли на себя обязательства не предъявлять ему статей смертной казни. И вообще как сейчас подумаешь, если бы он тогда сдался и был выдан, то Обама так же, как его подельника и точно человека, обвиненного в госизмене Челси Мэннинга, Обама же помиловал. Сократил срок резко. Сейчас он бы был на свободе. Так он семь лет просидел в эквадорском посольстве и сейчас непонятно, что будет. Но его историческая заслуга в первой части его действа, безусловно, чрезвычайно велика. Переключите это на нашу страну, и вы поймете.
С. Бунтман
―
Я напоминаю последний раз, потому что сейчас может решиться ваше мнение…
А. Венедиктов
―
Даже так.
С. Бунтман
―
Если вы проголосуете, то что-то решится. У нас вокруг 50-ти все болтается в голосовании.
А. Венедиктов
―
Очень интересно. В Джорджтаунском университете 66% студентов были за, а у меня в Telegram-канале – 37 за.
С. Бунтман
―
За то, чтобы делать отчисления из своих доходов в фонд, который компенсирует потери исторические тех людей, рабов…
А. Венедиктов
―
Жертв ваших отцов. Дедов, прадедов.
С. Бунтман
―
Да. Сейчас решающий момент. До новостей наступит. А после я скажу результаты. Давайте, а то у нас вокруг 50-ти процентов. Мы сейчас говорили о свободе слова, о правах на гласность и прочее. Дополнительный вопрос в чате задают. Все-таки каким-то образом развивается дело или заглохло с Петербургом и заксобранием и журналистом «Эхо Петербурга».
А. Венедиктов
―
Там мы не получили пока, мы получили ответ из Следственного комитета, что дело направлено в прокуратуру. То есть мы написали в прокуратуру, прокуратура отправила дело в Следственный комитет. Следственный комитет направил дело в прокуратуру. Ждем ответа от прокуратуры. Мы очень спокойно к этому относимся. Потому что есть процедуры юридические. Есть игра в футбол бюрократическая. Мы это тоже хорошо понимаем. Мы перенесем это дело в «Футбольный клуб», наверное. Но если нам откажут, мы пойдем дальше и выше, безусловно. Попросим Генпрокуратуру в это дело вмешаться. Это преступление с нашей точки зрения. То, как это трактует Следственный комитет или прокуратура, не помню кто, в ответе Союзу журналистов о том, что аккредитация это бонус, это знаете ли, такая смешная история. Оказывается, аккредитация это бонус.
С. Бунтман
―
Я не ошибся, это Союз журналистов…
А. Венедиктов
―
Ответ будут писать не нам, а Союзу журналистов Санкт-Петербурга. Ну, мы подождем. Потому что вот тогда будем просить Генпрокуратуру внимательно посмотреть на руководство прокуратуры Санкт-Петербурга. Не нужно ли оказать врачебную помощь или что-то еще. Этому человеку, который подписал эту бумагу. Оказывается, аккредитация это бонус журналистам.
С. Бунтман
―
Ты ничего не понимаешь, это новая искренность, Алеша.
А. Венедиктов
―
Мы знаем, как чиновники, которые эту новую искренность делают, что с ними потом случается. Мы, конечно, поучаствуем в этом без удовольствия, потому что наша задача – аккредитовать журналиста, а не бороться с заксом, с пресс-службой, с прокуратурой Санкт-Петербурга. С частью Следственного комитета. Нет, нам это не интересно.
С. Бунтман
―
А если тебе ответили.
А. Венедиктов
―
Если бы мне ответили. Мне еще не ответили.
С. Бунтман
―
Если бы тебе ответили, позвонили и сказали: дядя Леша, твоего журналиста мы аккредитуем. Но в принципе это как бонус.
А. Венедиктов
―
У нас конкретный случай. Нашему журналисту отказали в аккредитации, соврав по причине отказа. Солгав публично по причине отказа. Это воспрепятствование работе журналиста, статья Уголовного кодекса.
С. Бунтман
―
Если бы сказали: давай замнем.
А. Венедиктов
―
Нет, вы аккредитуйте журналиста и ради бога.
С. Бунтман
―
И тогда заминаем.
А. Венедиктов
―
А чего заминать-то. Нам ответ: было неправильно. Будет правильно. Чего там заминать-то. Оно, конечно, персонально врача к человеку, который написал, что аккредитация это бонус, я все-таки его освидетельствовал ради его же блага. Мало ли.
С. Бунтман
―
Хорошо. Давайте на этом сейчас прервемся. Только вы доголосуйте. Будете вы платить за грехи…
А. Венедиктов
―
Не могут решиться.
С. Бунтман
―
Не может пока совершенно. Поехали. Прервемся.НОВОСТИ
С. Бунтман
―
Мы продолжаем. Алексей Венедиктов здесь. И вот завершилось голосование.
А. Венедиктов
―
Ну-ка, ну-ка.
С. Бунтман
―
Очень любопытное голосование. Давно уже прибавилось голосующих. Но в принципе соотношение не изменилось. 52,8% заплатили бы за грехи предков. И 47,2.
А. Венедиктов
―
Пополам.
С. Бунтман
―
Но все-таки немножко…
А. Венедиктов
―
Ну, Сережа. Это случайно. Пополам.
С. Бунтман
―
Ну что пополам. Если так закончатся выборы в Украине, то это будет победа того или другого. Но почти, конечно, это нормально. Я бы сказал, демократическая маленькая победа. Украина. У нас были какие-то протодебаты. Один в студии, другой – по телефону.
А. Венедиктов
―
Когда Алексей Гусаров, который был на смене, написал в твиттере о том, формулировка такая: президент Украины сорвал вещание канала 1+1, явившись в студию в прямой эфир.
С. Бунтман
―
Это формулировка и есть канала.
А. Венедиктов
―
Я ему написал, чтоб тебе так срывали каждый раз. Эфиры. Такая зависть меня тут взяла.
С. Бунтман
―
Я жалею, что некоторые наши как бы срывы, которые остались за кадром, что они в кадр не вошли. Некоторые, которые у нас бывали. Ну так вот.
А.Венедиктов: Канал 1+1 принадлежит господину Коломойскому, который считается финансовой поддержкой Зеленского
А. Венедиктов
―
Надо понимать, что канал 1+1 принадлежит господину Коломойскому, который считается финансовой поддержкой Зеленского. То есть он явился на территорию врага. И мы видели, и я смотрел гораздо более шире этот кусок на канале 1+1, там внизу всегда бежит строчка: поддерживаете ли вы говорящего. Помните, у нас была такая кардиограмма. И там до звонка Зеленского, поддержка Порошенко была 33-35-37. То есть мы понимаем, что аудитория антипорошенковская. У этого канала. Мы понимаем. И когда Зеленский стал говорить, поддержка Зеленского прыгала на 65, до 73. До 80-ти. А потом, когда Порошенко ему отвечал, тоже падала до 37-38-40. То есть на самом деле он явился на территорию враждебную. Это первое. Просто в этой истории, надо ее немножко расчленять, извините, для того чтобы понимать. Вторая история, он, конечно, попытался, конечно, Зеленский ему навязал эту историю с дебатами на «Олимпийском» и Порошенко решил ее сломать. Предложив дебаты 14-го. Сразу оговорюсь, что по закону дебаты должны быть 19-го. Такие общенациональные дебаты. Можно сколько угодно проводить дебаты до, а это все дополнительные. 14-го, 15-го, 47-го.
С. Бунтман
―
Да, 47-го. Все-таки 14-го, сейчас киевское телевидение, пишет Анатолий Федоров, он из Киева, сообщало, что Порошенко будет на стадионе завтра.
А. Венедиктов
―
Да, он будет на стадионе завтра, но это не дебаты и самое главное, что даже если бы они оба пришли завтра на стадион, все равно 19-го они должны были проводить дебаты или в студии, или на стадионе, как договорятся. То есть на самом деле это может быть первая порция дебатов. Но официально дебаты должны пройти по закону 19-го числа с 19 до 22 в любое время. То есть вечер – последняя точка перед этим. Это второе соображение, которое мы должны учитывать, разбирая вчерашний инцидент. И, конечно, вчера на мой взгляд, то есть это выбранная тактика, Зеленский сказал: «Будет как я сказал». Повесил трубку. Я не уверен, что это добавило ему голосов. Даже на своей площадке. Тогда впервые выступила Юлия Тимошенко со словами: «Да что же это такое». Обратилась к Зеленскому. «Вы уж ведите себя достойно». Он все время прерывал, не давал говорить Порошенко. Порошенко говорил: Я вас выслушал. Выслушайте меня. Я вас выслушал, я вас не перебивал».
С. Бунтман
―
На что Зеленский ответил: «Вас пять лет слушали и не перебивали».
А. Венедиктов
―
Красивая фраза, тем не менее, Зеленский не давал ему говорить. Это правда. И это тоже надо фиксировать, любите вы Зеленского, не любите. Любите вы Порошенко, не любите. Кандидат Зеленский не давал кандидату Порошенко говорить. Это факт. Поэтому я думаю, теперь команды точно будут более строго планировать то, что называется дебатами. Вот такие три позиции. Опросы по-прежнему, вот если взять суммарные опросы, они по-прежнему два к одному. Я напомню, что в первом туре 30 на 16, я там скидываю, то есть практически два к одному. И сейчас тоже там типа 55 на 27, некоторые дают 60 на 25. Не имеет значения, но в принципе мы видим, что второй тур нисколько не изменил соотношение. Даже я бы сказал, две недели уже после второго тура прошло…
С. Бунтман
―
После первого.
А. Венедиктов
―
Перед вторым туром осталась неделя, и у Зеленского его преимущество выросло, потому что две трети тех, кто голосовал за других, собираются голосовать за него. И лишь четверть собирается голосовать за Порошенко.
С. Бунтман
―
Два вопроса и в sms и в чате. А если не будет 19-го дебатов…
А. Венедиктов
―
Нарушение закона.
С. Бунтман
―
Можно будет оспорить?
А. Венедиктов
―
Оспорить можно все, что угодно. Но я думаю, что если не будет дебатов, все равно результаты голосования, волеизъявление будет зависеть от того, сколько украинцев придет к урнам. И насколько отрыв Зеленского будет выше. Не явился на дебаты, ну штраф какой-нибудь. Большой штраф. Ну хорошо.
С. Бунтман
―
Рупрехту кажется, что Порошенко выглядел интеллигентнее….
А. Венедиктов
―
Слово «интеллигентнее» не кодифицируется. Порошенко выглядел интеллигентнее. Во вчерашней истории Порошенко выглядел интеллигентнее. Это правда.
С. Бунтман
―
Я бы сказал: воспитаннее.
А. Венедиктов
―
Воспитаннее. Договорились. Еще лучше. Воспитаннее. Но может быть это выбранные образы у одного и другого.
С. Бунтман
―
Может быть. Мы с вами 19-го будем и обсуждать, и будем следить за дебатами.
А. Венедиктов
―
Во-первых, мы будем транслировать первый час дебатов, именно транслировать с переводчиками в студии. Если они будут на украинском. Мы видели, что во время этой полемики, оба переходили и на русский язык тоже. Зеленский больше, Порошенко меньше. Тем не менее, тоже начинали говорить по-русски. Все-таки двуязычная аудитория. И затем мы будем с гостями обсуждать результаты дебатов. Это правда. Несколько часов. Поэтому в следующую пятницу слегка подвинутся часы. Когда мы узнаем, когда начнутся дебаты. В 19, в 20, или в 21. Тогда мы будем работать. Так мы будем работать над сеткой таким образом.
С. Бунтман
―
Ну, и, естественно, в воскресенье сразу после закрытия участков, мы с вами сразу будем ловить результаты и обсуждать. Хорошо. «Подумать…
А.Венедиктов: Струхнуть Порошенко надо будет, когда он проиграет выборы. У него закончится иммунитет
А. Венедиктов
―
Подумать – это хорошо. Мы любим, когда подумать.
С. Бунтман
―
«Подумать страшно, что бы было, если бы, Жириновский, например, крикнул Путину и так далее, выведите его отсюда».
А. Венедиктов
―
Знаете, я думаю, что Владимир Владимирович бы усмехнулся. Вот тут история, что Путин хорошо знает цену всей этой как бы оппозиции. Я имею в виду нынешнему Зюганову, Миронову и Жириновскому. Я имею в виду парламентской оппозиции. И он бы усмехнулся. Я думаю, что здесь было бы вот так. Я думаю, я не знаю.
С. Бунтман
―
А что же он ни разу даже не приблизился к решению выйти на дебаты.
А. Венедиктов
―
Потому что, во-первых, закон не обязывает. А тут обязывает и понятно, что дебаты кому-то выгодны, кому-то невыгодны. Во многих странах есть закон. Во Франции есть закон, на Украине, в Украине есть закон. В России такого закона нет, обязательства участвовать в дебатах. А, во-вторых, видение Путина в том, что с его отрывом в 50+, имея в виду голосов, встречаться с кем-то лицом к лицу в этом смысле не как президент, а как кандидат, то есть равный. Это передавать, увеличивать тяжесть своего соперника. Признавать его равным. Это его видение такое. А поскольку закон не обязывает, он и не идет. Я сейчас выступаю в роли Дмитрия Пескова. Но это мое понимание… Не так, это мое знание. Это знание.
С. Бунтман
―
Михалыч из Лианозово считает, что Порошенко струхнул и начинает уходить от дебатов.
А. Венедиктов
―
Видимо, вы не следите так же подробно, как и я. Он просто хочет выбрать для себя удобный формат дебатов. И поэтому это производит такое впечатление. Струхнуть ему надо будет, когда он проиграет выборы, потому что уже министр внутренних дел Аваков заявил о том, что если Порошенко проиграет выборы, он будет допрошен. То есть у него закончится иммунитет. Поэтому не того ему бояться надо. Не дебатов, ему надо считать. И если он сочтет, что дебаты принесут ему дополнительное поражение, он может уклониться, так же как и Зеленский. Это вопрос выбранной тактики. Это не вопрос струхнул, не струхнул, Михалыч.
С. Бунтман
―
Вопрос такой актуальный от Павла: «Объясните приговор бывшему мэру Владивостока Пушкареву. Тверской суд его приговорил к 15 годам строгого, полумиллиарда штрафа. За убийство меньше дают».
А. Венедиктов
―
Не могу объяснить. Для этого мне нужно видеть дело. Я дела не видел.
С. Бунтман
―
Про другие дела. Про то, что сейчас как-то достаточно по нашим масштабам повально. Изменили меру пресечения нескольким подследственным.
А. Венедиктов
―
История заключается в том, я уже говорил, мне представляется, что та самая партия, которую мы называем партия силовиков, это люди, которые имеют, партия – люди, которые имеют свой политический проект и видение России. И их видение России заключается в видении осажденной крепости и в мобилизации всего, что возможно. Это такая мобилизационная партия. Хорошо, не будем говорить силовиков. Потому что в этой партии не только силовики. И некоторые силовики не в этой партии, скажем так. Это неправильно. И на каком-то этапе, поскольку большинство или значительная часть участников руководства этой партии, во главе которой с моей точки зрения стоит секретарь Совбеза Николай Патрушев, это идеологическая история, они возглавляют силовые ведомства. Они и применяют их и в отношении Серебренникова, и в отношении Калви. Они применяют их всегда с зазором, с захватом. Они считают, что иностранные инвестиции это угроза России, что интеллигенция это пятая колонна. Это все понятно. И поэтому всегда плюс к тому, я уж не говорю о том, что многие из них верят, что эти люди совершили преступление, ровно за что и посажены. Абызова можно вспомнить и так далее. Но это не единственная партия в окружении Путина, потому что партия Путина, на мой взгляд, значительно шире, чем мобилизационная партия. Есть другие видения развития России, скажем так. И это все время качели. Я, конечно, не верю Дмитрию Пескову в то, что Путин не принимал в этом участия. Я могу вам сказать точно, что Путин абсолютно в курсе и того, и другого. Вот абсолютно в курсе, в том числе деталей дела. В том числе деталей обвинения, скажем так. И, конечно, решение суда, вернее не суда, дело в том, что если вы обратили внимание на изменение этих решений, это выходил Следственный комитет. Ну а Следственный комитет, как мы понимаем, впрямую подчиняется президенту. Даже по закону. То есть они ходили с тем, чтобы изменили меру пресечения. Именно следователи. А не судьи, замечу я. И, конечно, это делала исполнительная власть. Видимо, какие-то подземные толчки в каждом… Вот иные партии не действуют так целеустремленно, у них нет такого ресурса. И здесь конкретно, условно говоря, Калви изменили меру пресечения. А не всем людям, арестованным по его делу, в отличие от Серебренникова, изменили меру пресечения. Некоторые остаются в СИЗО. И эта история довольно любопытная. Потому что если мобилизационная партия она широким фронтом, потому что наступает и атакует. То другая партия, скажем, более умеренная, она отбивает по каждому досье. Они все время в ситуации защиты снизу. Эти арестовали – эти отбивают. Эти арестовали – эти отбивают. Поэтому если смотреть в более широком контексте, в контексте двух «т» - транзита и турбулентности, то можно сказать, что эта штука - изменение меры пресечения - она достаточно случайная. На мой взгляд.
С. Бунтман
―
Скажи, пожалуйста, как это работает.
А. Венедиктов
―
Это сложно работает.
С. Бунтман
―
Партийный лоббизм.
А. Венедиктов
―
Сложно работает. Заходят люди…
С. Бунтман
―
Через заходы.
А.Венедиктов: Их видение России заключается в видении осажденной крепости и в мобилизации всего, что возможно
А. Венедиктов
―
В тех случаях отдельных, ведь заходы связаны с тем, что например, заходит человек и говорит, что, Владимир Владимирович, посмотрите, все люди, которые вас поддерживали из театральной общественности, культурной… Он же не просто заходит, он говорит, смотрите, зачем, вот они в это не верят. Что бы ни говорили, они в это не верят. И следствие еще разваливается. И доказательств на самом деле нет. Ну, конечно, чего-то он там нарушал, но зачем его держать в тюрьме или не давать ему работать, условно говоря. Ну, Владимир Владимирович, смотрите. И вы вызываете протест. До сих пор ходят, его не увольняют. Его эти не увольняют. Вот зачем. Цена вопроса какая. Давайте взвесите. Нам кажется, там какой-нибудь Кудрин заходит и такие вещи говорит про Серебренникова. Например. То есть не человек, который заходит, не Чулпан Хаматова заходит, а Кудрин какой-нибудь. Или Юмашев. Или Татьяна Ельцина. То есть те люди, которых Путин слушает. И это вносит некое новое понимание в баланс. Потом заходят военные и говорят, не военные естественно, а мобилизаторы, как я их называю, и говорят: «Владимир Владимирович, ну если мы отпустим его, тогда все значит, вот признают, что можно воровать, можно воровать деньги из бюджета». Это я про Калви. И еще иностранцы шпионить и поддерживать оппозицию. И дальше Путин говорит, что хорошо, давайте скажем так. Давайте меру пресечения, давайте не отпускать его, но вот чтобы он мог работать, предположим, Серебренников или чтобы Калви сидел дома с браслетом и чтобы он в Интернет не входил и со своими шпионами не связывался. Это происходит всегда вот так. Это никогда не происходит от одного движения. Насколько я знаю.
С. Бунтман
―
А какие-то еще источники информации, соображения…
А. Венедиктов
―
Только близкие люди. Близкие люди приходят с анализом. Мобилизаторы приходят с анализом, модераторы приходят с другим анализом. Кто-то приходит с третьим анализом. Кто-то приходит с четвертым. И дальше он говорит: «Ну ладно, может смягчить». Но вы так решите. Не надо отпускать-то только. Ограничение введите. Ведь Калви на самом деле попросил под подписку о невыезде, чтобы работать. Но нет. Домашний арест – это большое смягчение. Но чтобы вы понимали: ни телефона, ни Интернета, ни общения. Ни выхода. Это чтобы вы понимали. Это такая история. Спроси у Навального это называется.
С. Бунтман
―
Спроси о Навального – сериал какой-то должен быть.
А. Венедиктов
―
Вот мы и организуем.
С. Бунтман
―
Вот что я еще хотел спросить. Очень много обсуждали Лукина. И его крайне странное предложение.
А. Венедиктов
―
Я не говорил с Владимиром Петровичем еще на самом деле. Его график и мой график не позволяют этого, к сожалению. Поскольку он отозвал этот проект закона, срочность пропала. Но мы, безусловно, к этому вернемся с ним в этой студии или я с ним просто бухну. Но история заключается в том, что он отозвал. И это тоже важно. Потому что все вот эти истории, общественное мнение для Владимира Лукина важно. Кто подставил кролика Роджера – мы не знаем. Мы не знаем, что ему было объяснено. Его ответы в нашем эфире были туманны и мутны.
С. Бунтман
―
Очень.
А. Венедиктов
―
Я внимательно прочитал, знаешь, иногда читаю интервью с фломастером в руках и мечу себе скепсис. Вообще главное мне кажется, что должно быть в слушателях «Эхо Москвы» и что есть в слушателях «Эхо Москвы» в основной массе, а не в разных людях. Это скепсис. И это великое достоинство нашей золотой аудитории. Что люди скептичны и по отношению к тому, что и мы говорим тоже. И это всячески приветствую. Потому что скепсис дает возможность обсуждать. Но самое главное - этот проект закона отозван. Может он и вернется и кто-нибудь другой его внесет в еще худшем варианте. Но смысл был как раз в том, чтобы уменьшить возможности наблюдения. Поскольку я этим занимаюсь уже шесть лет профессионально, я точно могу как эксперт сказать Владимиру Петрову: нет, Владимир Петрович, вы считаете, что это расширяет возможности, я вас уверяю как эксперт, позовите меня, это сужает возможности наблюдения. И наблюдателей, и журналистов. Это важная история. А отозвали – и, слава тебе, Господи. Это же не Клишас, это же Лукин.
С. Бунтман
―
«Вот слышал интересную версию про Лукина. Ему предложили внести этот закон, и он решил взять и отозвать потом, чтобы задержать внесение закона».
А. Венедиктов
―
Какого?
С. Бунтман
―
Вот этого.
А. Венедиктов
―
Я не могу сказать, я не могу обсуждать версии, где я не знаю ни источника, ни технологию. Вообще конспирология - штука прекрасная. Но она должна иметь хоть какое-то правдоподобие. Хоть какое-то. Ваша версия не имеет никакого правдоподобия, если к вашей версии присоединить интервью Лукина. Это такой удар, Лукин всегда о своей репутации чрезвычайно заботился. И она у него была. Он ее заработал, извините меня, пожалуйста, уже за 50 лет с истории с Пражской весны что называется. И вот так на один щелчок ради непонятной бюрократической истории получить извините меня, по мордам от всех тех, кто его уважал и восхищался. Это знаете ли, много чего надо уметь. И много чем надо рисковать и ради чего. Любой сенатор может внести, любой депутат может внести. Ну, прекратите.
А.Венедиктов: Ведут себя плохо. Все время смеются над теми, в том числе которых они побили
С. Бунтман
―
Ну да.
А. Венедиктов
―
Невероятно. Невероятно.
С. Бунтман
―
Потрясающе: почему когда…
А. Венедиктов
―
Потому.
С. Бунтман
―
«Почему, когда спартаковский футболист ломает нос пешеходу, то ему штраф тысяча рублей, а когда замахивается стулом футболист «Зенита» - почти год в СИЗО».
А. Венедиктов
―
Подождите. Там не тысяча рублей, а 5 миллионов, если я правильно прочитал. Про историю со спартаковским. Но вы знаете, я вам всем рекомендую читать материалы допросов в суде на Медиазоне. Там стенограмма практически идет.
С. Бунтман
―
Кокорина с Мамаевым.
А. Венедиктов
―
Да. И как люди себя ведут. Это же тоже важно. Важен может быть не собственно поступок, а его последствия. Вы знаете, выходишь из себя, иногда наломаешь дров и носов. И так бывает. Остыл – ну предприми меры для того, чтобы извиниться и восстановить справедливость. Это первый шаг. И вот там есть замечательная история с Кокориным и Мамаевым, когда шофер, у кого был перелом носа, 8 костей. Лечение. И они начинают торговаться: а сколько вам нужно, 300 тысяч, 400 тысяч. Понимаешь, да. Ну, ребят, выглядит это плохо. Я сейчас не говорю, что люди должны сидеть в тюрьме в предварительном заключении по полгода и году. Чтобы потом заплатить штраф. Но, тем не менее, выглядит это плохо. Ведут себя плохо. Все время смеются над теми, в том числе которых они побили. Я не говорю про адвокатов. Адвокаты должны защищать. Я говорю про них. Прочитайте описание того, что происходит в суде сейчас. По-моему, в этом разница.
С. Бунтман
―
Все равно считаю, что суд мог бы состояться месяца 3-4 назад.
А. Венедиктов
―
Я не знаю, как шло расследование. У нас расследования ведутся таким образом, что у нас до сих пор по самолету Качиньского расследование идет. Хотя все говорят, что мы все знаем. Все знаете – чего такое, давайте закроем дело, передадим остатки самолета. Ан нет. Извините ради бога, я как раз просто считаю, что их можно было под домашний арест, извините, с браслетом на ногу, ни телефона, ни Интернета, ничего. И это было бы достаточно.
С. Бунтман
―
Абсолютно.
А. Венедиктов
―
Скажем, месяца через два СИЗО. С моей точки зрения достаточно. Потому что занимают место, можно сказать, в камере. Наши с вами места занимают.
С. Бунтман
―
Прости меня, но если с самолетом Качиньского там уже нет в живых просто никого. Но здесь, какие бы ни были, но абсолютно живые люди.
А. Венедиктов
―
Я сказал, что думаю по этому поводу. И поверьте мне, я не футбольный болельщик. Я биатлоновский болельщик и мне все равно «Зенит», «Динамо», «Спартак» или что-то еще. Мы говорим о том, что человек известный совершил такое преступление. Или подозревается в совершении такого преступления. Меры должны быть адекватные. Тут я с вами согласен. Могли сидеть под домашним арестом. Или бежать в посольство Эквадора на семь лет.
С. Бунтман
―
Скажи, пожалуйста, несколько секунд осталось. Здесь спрашивают много про отключение в Липецке. Наше.
А. Венедиктов
―
Вещатель больше не может, не хочет, принял решение не вещать «Эхо Москвы». И мы разошлись полюбовно. Написал письмо, мы согласились.
С. Бунтман
―
Друзья мои, Интернет – великая вещь.
А. Венедиктов
―
Мы вещаем по Интернету. Особенно это важно для Ютуб-канала.
С. Бунтман
―
Спасибо. «Будем наблюдать» была программа. Алексей Венедиктов. Всего вам доброго.