Сергей Бунтман - Будем наблюдать - 2018-07-28
28.07.2018
И.Воробьева
―
12 часов, 11 минут в столице. Это программа «Персонально ваш», она же «Будем наблюдать», она же всё остальное…
С.Бунтман
―
Нет, не «Будем наблюдать». Наблюдает только Алексей Алексеевич.
И.Воробьева
―
Наблюдать может только Венедиктов, поэтому у нас сегодня «Персонально ваш». И персонально ваш, как вы поняли, первый заместитель главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» Сергей Бунтман. Меня зовут Ирина Воробьева. И будем с вами ближайший час.У нас много своих тем, которые мы подготовили для этой программы, но вы можете, конечно, присылать свои вопросы, реплики, как всегда на номер: +7 985 970 45 45. Аккаунт vyzvon в Твиттере, сайт «Эхо Москвы. Можете писать в чат программы и даже в чат трансляции. В общем, все есть, все работает. Пишите куда хотите.
И, конечно, первые несколько слов мы должны сказать про писателя Владимира Войновича. О том, что он ушел, стало известно сегодня ночью. Войнович был частым гостем «Эха Москвы».
С.Бунтман
―
Да он просто друг «Эха Москвы» был, и это было большое счастье, что тот писатель, которого сначала слушали – и об этом в 15 часов, как мы его слушали, как мы его читали не очень легально, я бы сказал по этому поводу… Но Войнович был всегда на слуху, на глазах. Я помню, когда друга моего Алеша Парина приняли в Союз писателя, он прибежал: «Вот теперь мне сошьют шапку», - вспоминая рассказ Войновича замечательный «Шапка».
И.Воробьева
―
Прекрасно!
С.Бунтман
―
Владимир Николаевич, когда он стал возвращаться и стал жить в России помногу, он почти всё время к нам приходил. И мы очень много записали за последнее время. И это правильно, и это никакая не плохая примета, что ты человека, который для тебя важен, и которому немало лет уже, - ты его записываешь, записываешь… И вот вы сегодня уже слышали буквально последнее выступление Владимира Николаевича…
И.Воробьева
―
Совсем недавно.
С.Бунтман – 13
―
го числа у Володи и у Ани он был в программе «Персонально ваш», в дневном «Развороте».
И.Воробьева
―
В пятницу я застала его. Как раз он тогда пришел, сидел в гостевой, и там же в гостевой сидела Лия Ахеджакова, которая пришла на запись какой-то программы.
С.Бунтман
―
У нас фотография, по-моему, есть.
И.Воробьева
―
Да и есть фотография. И это было совершенно прекрасно – сидеть и наблюдать за этими двумя людьми.
С.Бунтман
―
Да, это наша жизнь. Это очень важный человек, не только писатель. Он научил очень серьезному отношению к жизни, которое состоит в том, что к ней нельзя относиться сверхсерьезно. К серьезным вещам – да. Войнович один из немногих… и вот он писал тогда Брежневу, что Брежнев переоценивает: он ничего не подрывает – «вы сами подрываете, и вся ваша деятельность…».
И.Воробьева
―
Про это письмо сейчас все пишут.
С.Бунтман
―
Да, все пишут сейчас. И что «будут сдавать 20 кг макулатуры ваших сочинений, чтобы получить одного «Чонкина».
И.Воробьева
―
Это он писал из Мюнхена Брежневу, когда его лишили гражданства.
С.Бунтман
―
А в 80-м году он писал, что он выражает глубоко отвращение свое к тем депутатам, лауреатам, академикам, кто преследует Андрея Дмитриевича Сахарова, лучшего человека нашей страны. Это абсолютно трезвый ироничный ум. Вот кто был Владимир Николаевич Войнович. И чего в нем никогда не было, это такого пафоса, пророческого пафоса – чего делать с Россией или с нами самими. Он просто шаг за шагом, очень точно и очень иронично, иногда совершенно абсурдно, как в «Чонкине» или чудесной теории – теория происхождения товарища Сталина от Пржевальского и от лошади Пржевальского – это замечательно совершенно, это в последнем «Чонкине» было.И он научил этому всему: оставаться собой, оставаться честным с собой, и если ты думаешь, то старайся это говорить, во всяком случае, старайся не говорить того, чего не думаешь. И он не создавал движения каких-нибудь…
И.Воробьева
―
Он всегда оставался самим собой.
С.Бунтман
―
А в 15 часов, когда мы снова будем говорить о Владимире Николаевиче, я бы очень хотел и нашим коллегам сказать больше спасибо, и вот радио «Свобода» и «Свободная Европа», которые в свое время нам подарили такое!.. Они нам подарили чтение Войновича, когда Войнович день за днем, часть за частью читал нам «Москва 2042». Они подарили нам замечательные театр, актеров… А куда они пропали, когда я маленький был? А куда пропал Эрнст Зорин. А вот теперь он там и вместе с Юлианом Паничем они делают прекрасный театр. И нужно сказать, что тогда радио, такое радио… и «Свобода» была тем слуховым окошком, которое слушали всегда. И Владимир Николаевич там был. Самый этот замечательный, трезвый, чуть со смешком голос, который говорит очень серьезные вещи. И он как раз вселял стойкость, оптимизм какой-то…
И.Воробьева
―
Вот даже последнее интервью, которое сегодня повторяли. Я как раз ехала, слушала. Он тоже говорил об оптимизме, он говорил о том, что он верит, что рано или поздно, все равно всё встанет на свои места.
С.Бунтман
―
Да, на какие-то места встанет свои. И мы должны что-то потихоньку делать, а, может, и не потихоньку. Очень мне жалко. Но, с одной стороны, это конечно так жаль, что человек, который стал частью нашей и другом, что его нет больше с нами, и никогда больше не придет сюда и не расскажет, и не напишет.
И.Воробьева
―
Странно.
С.Бунтман
―
Да, это очень странно. С другой стороны, я думаю, что это было огромное счастье, что мы могли ждать нового от Владимира Войновича, могли ждать встречи с ними, могли быть в то время и ощущать, что он думает что-то, шутит, по какому-то поводу грустит. Это замечательное ощущение.
И.Воробьева
―
Это правда. Вот Евгений из Пензы пишет: «Очень всё это грустно». Нам тоже это всё грустно, и мы постараемся сохранить память о Владимире Войновиче настолько, насколько сможем это сделать. Опять же повторю, что сегодня в 15 часов…
С.Бунтман
―
В 15 часов и в 18 у нас будет программа Виталия Дымарского и Ксении Лариной 2018, тоже не такая давняя с Владимиром Николаевичем. А понедельник – вот ребята сделали, Крючков и Ежов, «Разбор полета» - и давайте мы послушаем в понедельник как раз «Разбор полета».
И.Воробьева
―
Да, спасибо большое всем тем, кто написал и сейчас пишет про Владимира Войновича. Можете зайти к нам на сайт «Эха Москвы». Много последних эфиров его, и вообще, много эфиров его. Если вы посмотрите на сайте, - там можно послушать не дожидаясь эфиров, если вам очень хочется сейчас.У нас много других тем, и тоже одна из грустных, как мне кажется, тем, - это история о пенсионной реформе. Она и правда, грустная, серьезно.
С.Бунтман
―
Меня не покидает недоумение. Потому что да, в какой-то момент, в какой-то стране, которая претендует на цивилизацию, надо что-то думать с пенсионным обеспечением, и надо думать о том, какой должен быть оптимальный возраст, о том, как люди могут работать подольше, например, если они хотят это делать, как могут совмещать работу; что государство должно людям и с какого времени должно. Да, переходили, я помню, как обсуждали в Германии пенсионную реформу, которая была чрезвычайно сложна, но ее обсуждали.
И.Воробьева
―
Это ключевой момент, мне кажется.
С.Бунтман
―
И во время обсуждения я был в Германии, и там каждый день по несколько раз любые – первое, второе, третье, четвертое… - экспертные сообщества с мнениями… Но там была еще одна важная вещь. Так же, как обсуждали возраст и во Франции и в других странах. Там есть представители наши, и мы можем думать, обсуждать… Референдум – это глупость большая.
И.Воробьева
―
Я хотела спросить. Они ведь очень хотят референдум. Но, на самом деле, должны ли мы решать этот вопрос на референдуме. Если это будет честный референдум, а не анекдот, как про анекдот про референдум Лукашенко… Представим себе, что это был бы честный референдум.
С.Бунтман
―
Вы согласны? Да - согласен, Нет – не согласен. Так вот обсуждение экспертными сообществами и представителями. Мы не ощущаем, что у нас есть представители. Мы не ощущаем представителей парламента. Есть редчайшие люди вроде Сергея Шаргунова, которые всерьез воспринимает свои депутатские обязанности, то есть как представителя людей там. Можно с Сережей спорить до посинения и до опупения по каким-то политическим вопросам…
И.Воробьева
―
Очень можно, да.
С.Бунтман
―
Очень можно и нужно даже, и он сам от этого, кстати говоря, никогда не увиливает. Но Шаргунов, когда он видит, и глаза у него вот так открываются, он тут же об этом делает запрос, тут же об этом говорит, тут же об этом говорит. И у меня такое ощущение, что он постоянно в этом. Не какое-то вырабатывание законов или псевдозаконов…С.Бунтман: Войнович научил оставаться честным с собой
И.Воробьева
―
Еще есть поездки, визиты рабочие и выступления с трибуны парламента.
С.Бунтман
―
Ну, а также всевозможные бытовые развлечения вроде к кому-то поприставать, еще чего-нибудь сделать.
И.Воробьева
―
Как-то, действительно, не очень представляют они нас.
С.Бунтман
―
Значит, вот здесь есть разрыв, здесь есть зазор. Вот смотрите, что мне это напоминает больше всего. Это мне напоминает никакие не наши реформы, ни деятельность правительства, хотя это всё укладывается абсолютно: не вовремя, не тогда, и рано, и одновременно поздно это делать, не так, не с этого…
И.Воробьева
―
И объявляют не тогда.
С.Бунтман
―
В общем, телефон Хоттабыча: выглядит как телефон, а прорези для монеты нет. «Буду ли я, Волька ибн Алеша, портить эту прекрасную вещь какой-то прорезью для монеты. Это мне напоминает предреволюционную историю во Франции в XVIII веке. Ведь, что послужило толчком тогда? Не какая-нибудь жуть собачья – прижимают несчастное крестьянство или третье сословие, уж совсем стирают в порошок, - а это попытка уже давно назревших, перезревших, упавших и сгнивших реформ во Франции. И вот Неккер, пожалуйста… - Что ж нам делать? Давайте наймем министра, который нам что-то придумает. И он придумывает непонятно ни для кого. То есть это уже не нужно. Там вся страна разделена на какие-то закутки, а кому-то эти закутки привычные. Закутки, я имею в виду внутренние пошлины… Там поднимаются прогрессивные люди осушать болота, а как будем осушать болота – мы всю жизнь жили тут? И вот абсолютное недоверие, абсолютно отрыв. Ничего объяснить нельзя.И вот эта попытка реформ сыграла на то, что народ уже вообще никому не верит. Давайте мы соберем, чтобы протащить что-то, первый раз за много-много лет, представителей всех сословий. Собрали представителей всех сословий. И что? Вышел король и сказал, что «давайте всё будет как при дедушке, при прадедушке, как при всех все будет, и давайте вы что-нибудь пообсуждайте, а я решу».
И.Воробьева
―
Да, отполз.
С.Бунтман
―
И тут же собралось третье сословие – пошло-поехало! Потому что несвоевременные попытки улучшения вроде бы экономического, даже если процветание государства, они оборачиваются полной ерундой. И вот поэтому я смотрю на это скорбно, потому что меня шкурно это не затрагивает, дети мои… да и ты, в том числе…
И.Воробьева
―
Да, вообще, совершенно…
С.Бунтман
―
Все это еще пятьсот раз переиграется, прежде чем вы достигните… Это я понимаю людей, которые занимаются черт знает чем, живут черт знает как, черт знает на что, и которые думают: «Ну, я хоть что-то сделаю, но освободите меня от этой поденщины идиотской. Я единственное, что я могу – я копил силы… У меня хоть что-то осталось пожить спокойно сколько-то лет. Я на государство вкалывал бог знает сколько времени». Это никому непонятно.
И.Воробьева
―
Главное – вот эти митинги, которые проходят. Ладно, там не 100 тысяч человек, как заявляют организаторы, но какое-то большое количество людей пришло в Москве на эту акцию. Неужели кто-то верит, что можно что-то изменить?
С.Бунтман
―
Прости, а когда человек ходит на акцию, он должен обязательно верить, что «я сейчас сделал шаг, оторвал попу от дивана, сделал шаг на площадь или на улицу – и завтра все изменилось»? Нет, это не для этого. Это же способ выражения. Чем меньше у нас контакта с начальством через наших представителей… и при этом-то надо выходить на улицу и при этом надо заявлять о себе, то тут еще больше надо заявлять о себе.Вот Владимир Николаевич, покойный, к сожалению, он что думал, что он, писатель, роль которого преувеличивает само же правительство, сейчас напишет, что он «выражает свое отвращение» к тому, что они делают с Сахаровым, - что это возымеет, и сразу все исправятся? Ничего подобного!
Вот сейчас мы чего-нибудь скажем такое, Алексей Алексеевич понаблюдает, расскажет – и все проникнутся. Ничего подобного.
И.Воробьева
―
Верить же надо, мне кажется. Ну, как так?
С.Бунтман
―
Верить надо в то, что это надо, нужно и правильно, а в то, что это может что-то изменить сейчас, это глупое верование.
И.Воробьева
―
Почему?
С.Бунтман
―
Ну, потому что если ты чем-то занимаешься, если ты считаешь, что я не могу молчать, не могу дома сидеть, я пойду на митинг, шествие и куда-нибудь – я не могу, потому что я не могу сделать иначе. Я должен это сделать. Встречу там 100 человек – прекрасно, встречу 5 человек – тоже замечательно. Но я вышел. И мы это делаем. Все создастся каким-то образом в свое время в своих условиях. Но у тебя есть ощущение, что ты чего-то делаешь. Во всяком случае, ты не умыл руки, пошел, и это само по себе начинает работать. А когда ты преувеличенно надеюсь на что-то: вот я сейчас выйду, разбегусь…
И.Воробьева
―
Так…С.Бунтман: Попытка реформ сыграла на то, что народ уже вообще никому не верит
С.Бунтман
―
По Новому Арбату, оттолкнусь правой, а не левой, как меня учили – всё правильно, да – и прыгну на 9 метров 50 сантиметров.
И.Воробьева
―
Неплохо.
С.Бунтман
―
В длину. Не прыгну.
И.Воробьева
―
Но можно попробовать.
С.Бунтман
―
Можно попробовать. «Ой, я не прыгнул на 9-50. Я теперь никому не нужен…». Когда я для себя прыгну на столько-то – это будет достижение. Завтра – больше, послезавтра – больше. А если нет, может быть, подумать, как-нибудь иначе. Но вот это поставить себе: 9-50 и ничего другого…
И.Воробьева
―
Речь же не об этом. Нет, мы не верим ровно по той причине, о которой вы сейчас сказали: у нас нет представителей, потому что у нас нет вообще никакого диалога. Мы видим только сообщения о том, что у кого-то там просел рейтинг. Ну и что? То есть у нас нет никакого обсуждения, никакого диалога. С нами не разговаривают вообще. Выходим мы на площадь, не выходим мы на площадь – нас просто игнорируют. Мы отправлены в бан.
С.Бунтман
―
Значит так, когда мы выходим куда-то или когда мы собираем какое-то сообщество, какую-то организация, прости господи, не при надзоре будет сказано, еще не запрещенную на территории России…
И.Воробьева
―
Еще пока да.
С.Бунтман
―
Когда ты занимаешься какими-то своими делами, ты разговариваешь не с правительством. Ты разговариваешь с правительством лишь когда чего-то не умеет, или что-то делать и заставить себя слушать. Разговариваешь ты с другими людьми, которые хотят того же. Вот и всё. Бесполезное дело вы делаете? Полезное. Вот и всё.
И.Воробьева
―
Хорошо, ладно. Вот так у нас внезапно пролетело полпрограммы, но надо сказать, что мы только начали. Мы продолжим, у нас много тем еще.
С.Бунтман
―
И ваши вопросы. Я готов отвечать. Если вопросы есть – я готов отвечать.
И.Воробьева
―
Я слежу за чатом и за эсэмэсками. И сейчас будет перерыв, посмотрю, что вы пишите. Я напомню, что это программа «Персонально ваш». Ирина Воробьева и Сергей Бунтман. Сейчас краткие новости и реклама. Вернемся в студию. Смотрите, слушайте, никуда не уходите.НОВОСТИ
И.Воробьева – 13
―
35 в столице. Персонально ваш Сергей Бунтман. Я Ирина Воробьева. Продолжаем. Несколько вопросов от наших слушателей чуть попозже. Я бы хотела сначала одну большую тему, одну небольшую затронуть, иначе мы не успеем. Большая тема – это история с ФСИН, история с ярославской колонией и с другими колониями, с пытками, с тем, как это вылезло и как это сейчас развивается. Потому что много, мне кажется, слишком страшных подробностей помимо самих пыток вскрылось.
С.Бунтман
―
Здесь история гораздо серьезней, чем с милицией и с полицией. И она нуждается… Да, сейчас есть и показательные посадки, причем с учетом здоровья, несчастья, поэтому какую-нибудь девочку из мифической организации, которую придумали сами эфэсбэшники, на самом деле, сами спровоцировали, соблазнили… И это омерзительная история.
И.Воробьева
―
Аня Павликова.
С.Бунтман
―
Аня Павликова, да. В худших традициях, я бы сказал, и охранки, которая организовывала террористические организации. И я уж не говорю о придуманных убийцах Сталина потенциальных. Там в основном молодые люди, дети. Вот как посадили девочку в свое время… хотели. Вот когда по Арбату поедет Сталин – собирались в него стрелять. А то, что окна квартиры выходят во двор, об этом… Почитайте Фрида, почитайте «58 с половиной…», которую, кстати, та же «Новая газета» издала. «Новая газета» - молодцы. И это прекрасно.Здесь есть единственная надежда, что что-то еще остается в системе пенитенциарной, если это слил кто-то из своих. Значит, кому-то хочется быть честным.
И.Воробьева
―
Будем надеяться, что с этой целью.
С.Бунтман
―
Но, на самом деле, здесь нужна реформа кардинальная, которая практически невозможно в условиях нашего государства, потому что наше государство лживое, наше государство ханжеское. Законы все больше приводятся к понятиям. И при нем, наверное, осуществить радикальную реформу пенитенциарной системы, потому что реформа эта должна быть, как в свое время грузинская полиция, как потом украинская патрульная полиция – это все разогнать. А где новых взять? Можно взять.
И.Воробьева
―
Я скажу. У меня есть рецепт. Я считаю, надо разгонять вообще на фиг весь ФСИН, увольнять всех до одного. Не брать на работу бывших фсиновцев вообще никого. И поставить одного единственного человека, который может отстроить новую систему – это Ольга Романова. Вот просто построить скучную прозрачную систему, которую может построить человек, который в этом разбирается – Ольгу Романову. И не брать на работу бывших.
С.Бунтман
―
Вот смотри, это с точки зрения здравого смысла и целесообразности. Что нам нужно? Вот Оля Романова. Вот фоторобот под называнием Оля Романова, которая сейчас Оля Романова и есть. Что этот человек осознает? Что преступность есть, преступники есть, пенитенциарная система нужна, нужны и тюрьмы, нужны и места заключения другие, но которые представляют себе, как это должно быть устроено, в принципе, которые глубоко там находятся, глубоко в этой теме, но абсолютно трезво осознает, что есть система наказаний…
И.Воробьева
―
Она должна быть..
С.Бунтман
―
Есть Уголовный кодекс… Эти все заявления, как у нас очень любят… «По сравнению…», - начинается. Я там посмотрел сериал «Побег», и вот по сравнению с тюрьмами, которые… у нас это всё замечательно. Не по сравнению, а с точки зрения смысла. В чем здесь смысл? Это тяжелейшая система, но по иному ее не решишь.С.Бунтман: Мы не ощущаем представителей парламента
И.Воробьева
―
То есть она должна быть, действительно, исправительная. Сейчас она просто превратилась в унизительную, пыточную – во всё вот это.
С.Бунтман
―
Во-первых, надо забыть про исправительную.
И.Воробьева
―
То есть это система наказания?
С.Бунтман
―
Да. Исправительная – это ханжеская история, которая была, что в работных домах в Англии… но это очень давно. И эта история Беломорканала, история лагерей, почему трудовые лагеря: тюрьмы, давайте не тюрьмы будут у нас, а исправительно-трудовые лагеря или колонии. Исправление это идет от работы с каждый человеком или возможности или невозможности работы заключенных.
И.Воробьева
―
То есть функцию исправления нужно вообще передать другим…
С.Бунтман
―
Это создание условий. Если максимально нейтральными будут работники этой системы наказаний, максимально сухими и максимально формальными они будут, и система проверки должна быть их работы, которая осуществляться должна максимально нейтральными и себя уважающими людьми… То есть не надо говорить про зарплату: «А вы знаете, какая у них зарплата?»
И.Воробьева
―
Я, кстати, не говорю. Я просто знаю, какая зарплата у многих других людей, у специалистов. Дело не в этом.
С.Бунтман
―
Каждый развлекается как может. На металлургическом предприятии вытачивают себе ножи, заточки или что-нибудь еще, или ворует колючую проволоку. А то, что за колючей проволокой - развлекаются как могут, развлекаются никому не нужными пытками, для дела ненужными, для соблюдения наказания. Очень формальная должна быть система, но это почти невозможно. Но здесь вычистить хотя бы… И значит, больше должно быть известно, значит, больше «Новых газет», больше таких расследований, больше такой деятельности как Ольга Романова.
И.Воробьева
―
Мне очень хочется надеяться, что по результатам этой всплывшей жуткой истории, которая потянула за собой как домино разные другие истории, мы хоть что-нибудь увидим, хоть какой-то результат.
С.Бунтман
―
Хоть кому-то станет легче.
И.Воробьева
―
Да, хоть кому-то станет легче. Я специально сейчас пыталась подобрать слова, чтобы не сказать: кому-то станет хуже…
С.Бунтман
―
А кто-то будет осознавать, что ему станет сильно хуже, если он сделает то-то и то-то. А, все равно будут тайком делать то же самое!
И.Воробьева
―
И, более того, они все удивляются: Как так? Нас не слушаются заключенные – мы их и бьем. А чего пристали-то к нам? Это вообще какая-то провокация против ФСИН.
С.Бунтман
―
НРЗБ не имеют никакой подготовки. А мы такое важное дело делаем. А вот не слушаются – а что нам делать? А вы знаете, какой это народ? Вы знаете, что с ними невозможно? У чуть что – так бунтовать. Так они и распустятся – это всё мы слышали двадцать раз.
И.Воробьева
―
Быстро по другим историями. Мне в ночной эфир звонили люди, очень расстраивались, что закрыли «Спорт FM»…
С.Бунтман
―
Еще не закрыли. А его и не закроют, его переформатируют, потому что это будет музыкальная радиостанция с малыми вкраплениями спорта. Я считаю, что это очень плохо, я считаю как потребитель и как коллега. Это радио, за которым я наблюдаю. 12 лет назад оно организовалось и занимает свою прочную нишу. У него там 3 с чем-то, что для нишевого радио и не так мало. Но я знаю, для чего это. Я знаю, что когда я выезжаю отсюда, например, и никуда не успеваю, то мне ребята расскажут, что происходит на свете. Когда я не успеваю на матч… Вот буквально во время чемпионата мира я совершенно спокойно понимал, что я за первый тайм я могу доехать домой, а в это время будет очень хороший, классный репортаж.Они возродили радиорепортажи. У них есть очень хорошие специалисты – молодые, свежие и немолодые но не менее свежие. Это коллеги, которых я очень уважаю, которые самые разные мнение допускают, они очень независимы в своих суждениях. Они то, что не нравится, несут на чем свет стоит. И специалисты есть великолепные. Например, хоккейная секция просто прекрасная, просто замечательная. Дегтярев великолепный, Дарья Миронова… вот кто говорит: «А может ли там женщина…» Это просто замечательно. И, мне кажется, терять это нельзя. Это очень многим людям нужно, и это просто жаль. Ну что, будет еще одна музыкальная радиостанция….
И.Воробьева
―
Это, действительно, обидно. Тут много вопросов, в том числе, спорт. Вот Галя пишет: «Я «Спорт FM» слушаю с 2000 года».
С.Бунтман
―
«Радио Спорт» вот они тогда образовались в 2006 в нынешнем виде, но несколько раз менялись тоже.
И.Воробьева
―
Вообще, это очень странно с учетом того, как у нас популярны новости спорта, футбол в основном, конечно. Очень странно, что берут и переформатируют зачем-то такие радиостанции.
С.Бунтман
―
Я ничуть не хочу умалить заслуги коллег на музыкальных радиостанций, но бизнс-система, бизнес-проект, именно реклама под музыку – это самый легкий проект.
И.Воробьева
―
Конечно
С.Бунтман
―
Делаешь плей-лист, у тебя рекламные вкрапления – вот и всё. Чьи-нибудь новости берешь еще НСН тебе делает новости, а потом ты просто подключаешь, а потом у тебя три человека работает – я огрубляю, конечно – запускается плей-лист, всё автоматизировано, включение рекламы – всё компьютер делает.А тут ведь это нормальный диалог. И именно в контексте того делают ребята, те передачи, которые я очень люблю – вроде везде есть о футболе, везде есть о хоккее… Неправда, здесь есть о видах спорта, которыми я интересуюсь, но о которых редко говорят. Это циклические виды спорта, это легкая атлетика, это зимние виды спорта. Все олимпиады отслеживаются потрясающе. Это очень нужно. Давайте сейчас будет у нас… Вы представьте себе спортивную газету. У нас будет куча рекламы, скандальные объявления…
И.Воробьева
―
Фоточки.
С.Бунтман
―
Фоточки и на последней полосе три-четыре сообщения о спорте. Мне кажется, это очень вредно – то, что делают сейчас. Причем я знаю, что просто музыкальная радиостанция, которой нужен федеральный эфир.
И.Воробьева
―
Да, действительно, поставить плей-лист, сделать рекламу, взять новости – это не так сложно. А вот гораздо сложнее, когда есть целый коллектив журналистов, на которых постоянно жалуются. Жалуются на Нарышкина, жалуются на меня – вам жалуются.
С.Бунтман
―
Ну, естественно, да.
И.Воробьева
―
Здесь много сообщений разных. На Асланяна жалуются.
С.Бунтман
―
Он существует для того, чтобы на него жаловаться.С.Бунтман: У нас очень плохо с политической жизнью
И.Воробьева
―
Тут вопрос, собственно: когда слушатели жалуются на коллег-журналистов, чего вы отвечаете обычно?
С.Бунтман
―
Все зависит от того, как жалуются. Когда кто-то: «Вот мне не нравится, потому что он слишком глупый», «Мне не нравится, потому что он слишком умный», «Мне не нравится, потому что он слишком крикливый», «Мне не нравится, как он говорит с гостями» - это одно. Это уже то, что, действительно, если уж не хотите - не слушайте. Это одно. Но когда приходит телега, говорят: «В вашей передаче, - можно пропустить риторику, - у вас слишком поверхностный взгляд», но дальше бывает: «Вот это было так, а не так. Вот здесь вы допустили ошибку. Здесь переводится не так текст. Вы здесь забыли об обстоятельствах таких-то и таких» - вот это интересно. Это обалденно интересно. Мне пересылают много вещей, которые касаются и моих передач и не только моих. Мне просто приходит на наш общий адрес и мне их пересылают. А если какие-то передачи по моему департаменту, то я пересылаю их авторам, тем, кто делает. Они могут принимать или не принимать. Это диалог всегда.Это ведь не то, что «мне не нравится, как у вас кто-то изображен на вашей картине…». Это диалог, но это не значит, что мы должны бросаться и сразу переделывать всё: «Ой, извините, давайте мы уберем того-то, уберем сего-то».
И.Воробьева
―
Про спорт спрашивают. Стартует чемпионат России по футболу.
С.Бунтман
―
Сегодня, да.
И.Воробьева
―
А вы следите за ним? – спрашивают вас?
С.Бунтман
―
Естественно, я сумасшедший человек, я с самого рождения за этим слежу, и я не вижу причин, по которым я должен был бы не следить и сейчас особенно, потому что как-то так воспрянули духом немножко. Мне очень интересно то, что сегодня начинается.
И.Воробьева
―
Просто на фоне чемпионата мира по футболу должно быть как-то…
С.Бунтман
―
Знаешь, все равно сейчас этого нет, все равно не такой контраст. И это только невнимательный и ум поверхностного болельщика может думать, что здесь вот наш убогий, кривоногий… Он не такой убогий и не такой кривоногий. Надо просто… надо то же самое – про прыжок на 9-50. Надо шаг за шагом делать. Сделали шажок следующий на этом чемпионате мира? Молодцы ребята.Вот раньше, конечно, друзья мои, в самые прекрасные годы чемпионатов СССР, когда наши занимали самые высокие места, это представлялось так: ты посмотрел даже по черно-белому телевизору. Ух, там Мексика, какие-нибудь аргентинцы сумасшедшие с конфетти. Ты посмотрел: это все бурлит. Ты смотришь до трех ночи, твои родственники валокордин принимают. А потом проходит некоторое время, продолжается чемпионат мира. И мы смотрим: по бескрайнему огороду слоняются плохо одетые люди, толкают какой-то пузырь криво-косо. И это очень тяжело было. Сейчас немножко другое. Так что вы уж простите мне это дело, что за российским чемпионатом я следил и буду следить.
И.Воробьева
―
Александр, отвечая на предыдущую тему про наших сотрудников, пишет: «Есть критики, а есть жалобщики с раздраженной нервной системой, коих сейчас, например, 187…». Знаете, что такое 187, Сергей Александрович?
С.Бунтман
―
Нет.
И.Воробьева
―
Это дизлайки, которые нам активно сыплют в эфир. Это прекрасно. Есть один наш слушатель, он сразу везде спросил. Традиционный вопрос: «Почему нет Михаила Барщевского?»
С.Бунтман
―
Я не знаю. Во-первых, это не мой департамент.
И.Воробьева
―
Придет Венедиктов, у него спросите.
С.Бунтман
―
Это да. Там, по-моему, что-то было связанное с его функциями и так далее. Это не наш выбор. Мы всегда рады мнению Михаила Барщевского.
И.Воробьева
―
Это правда. Мы все очень любим Михаила Барщевского. Я за себя скажу…
С.Бунтман
―
Вчера у Алексея Алексеевича спрашивали, когда будет Ремчуков. Вот когда Ремчуков справится со своими обязанностями, после 9 сентября он и будет. Он возглавляет. Простите меня, но даже самый любимый и мощнейший наш комментатор Андрей Александрович Черкесов покойный, когда он был некоторое время министром по авторским правам, он ушел в творческий отпуск тогда у нас.
И.Воробьева
―
Чтобы не мешало.
С.Бунтман
―
Когда Анатолий Суренович Агамиров заведовал литературной частью Большого театра, он о Большом театре ничего не говорил, а рассказывал всякие истории.
И.Воробьева
―
Да, это тяжело.
С.Бунтман
―
А сколько у нас было… Шендерович когда баллотировался. Конечно, да.
И.Воробьева
―
Ну, правильно, у нас и Навальный раньше работал на «Эхе».
С.Бунтман
―
Навальный рубрику у нас градостроительную вел.
И.Воробьева
―
Спрашивают про спортивные передачи на «Эхе», не будет ли их больше? Мне кажется, их достаточно много.
С.Бунтман
―
Их вполне достаточно. Знаете, когда Роллс и Ройсу говорили: какова мощность двигателя? – Достаточная. Понимаете, достаточно. У нас свое радио. И мы бы должны: Вот сейчас высвободиться, мы должны будем учитывать интересы… мы сейчас наварим на том, что коллеги…». Я считаю, что очень здорово, что когда было и вот сейчас существует радио «Спорт FM»… Да, может быть, какую-то часть аудитории и болельщиков мы в какое-то время суток мы терли. Но, мне кажется, что здесь совсем не в этом дело. Мы уже увидели страшное падение, когда у нас был спорт-канал, - мы увидели страшное падение слушаемости. Хотя передачи были чудесные и очень толковые.
И.Воробьева
―
Просто это сужение аудитории, как говорят. Тут много вопросов на тему: когда вернется этот, когда придет тот…
С.Бунтман
―
В свое время.
И.Воробьева
―
Я могу ответить в этом смысле сама. Когда кто-то возвращается в эфир «Эха Москвы», об этом вы узнаете практически первыми, потому что Венедиктов радостно бежит об этом писать в Телеграм, в Твиттер – везде, везде. Маша Майерс, которая не так давно вернулась в утренний «Разворот». Тоже спрашивают, надолго ли вернулась…
С.Бунтман
―
Ну, она вернулась, работает. Женя вернулся. Я очень рад.
И.Воробьева
―
Я Женю тоже слушаю.
С.Бунтман
―
Надо было бы тельца заколоть. Возвращение блудного сына…
И.Воробьева
―
Нет, не будем… Хорошо. Еще спрашивают про передачи про медицину: «Будет ли у вас когда-нибудь передача про медицину?»
С.Бунтман
―
Это я не знаю. Передачи появляются, когда появляется кто-то, кто может дать этому нормальный тон и свое авторство. Например, с тех пор, как умерли Борис Алексеев и Моисей Рыбак… это дело не в том, что у нас джаз или романс исчез, всё это возрождается в других формах как «Винил» прекраснейший. Любимейшая передача. И точно так же, как вот у нас было сколько разных «наук». У нас держится и отметила свой юбилей прекрасная совершенно рубрика «Гранит науки», великолепная, сжатая, отличная рубрика. Но мы разными способами про науку ведь говорим…
И.Воробьева
―
Да, у меня по пятницам программа выходит.
С.Бунтман
―
До этого были программы. Это означает, что есть люди, которые хотят и умеют об этом рассказать так, что будет слушаться нашей аудиторией, плюс те, кто прибавиться. А так появляются новые передачи, а не по тематикам: вот бы нам надо сказать вот это великое… Лучше не говорить плохо великое, чем…
И.Воробьева
―
Еще возвращаясь к предыдущей теме, спрашивают: «А что, только коммунисты митингуют против пенсионной реформы? Либералы слишком классные, чтобы митинговать вместе с коммунистами?» Вообще, это имеет ли значение, кто митингует против пенсионной реформы?
С.Бунтман
―
Абсолютно не имеет никакого значения. У нас очень плохо с политической жизнью. И я думаю, что сейчас пенсионная реформа в плюс и в минус будет использоваться по всякому, эксплуатироваться. Политическая жизнь у нас не оформленная, поэтому мы не поймем, как она эксплуатируется. Коммунисты – настоящие ли они коммунисты? Что там от коммунистов есть? Кто они? Сам-то коммунизм давно уже замешался на каком-то православном сталинизме. Слушайте, нас «Москва 2042». Отец Звездоний. Он в коммунистической партии госбезопасности. Тогда была разрешена деятельность церкви при условии отказа веры в бога – как писал Владимир Николаевич Войнович.
И.Воробьева
―
Спрашивают про повторы: «Почему ставите повторы?» Сейчас речь не идет про сегодняшние повторы программ с Войновичем, безусловно. Но вообще, почему? Я могу сказать, что у меня были повторы программы «На пальцах», потому что у меня Андрей Коняев уходил в отпуск.
С.Бунтман
―
Да, и лучше повторить еще раз. Можно записать предварительно. Мы не любим, мы рассматриваем ситуацию, когда у нас много идет даже не повторов, а предварительно записанных программ, - мы эту ситуацию рассматриваем как неправильную. Когда-то с этим можно бороться, когда-то с этим сложно бороться. Когда у программы нет принципиальной связи со слушателями, нет непосредственного выхода в прямой эфир, это немножко не то. И мы сейчас придумываем как раз до нового сезона несколько способов, как если, например, гость у нас приехал – не можешь… Что часто у вас случается.
И.Воробьева
―
Да, у меня часто гости приезжают в другое время.
С.Бунтман
―
Да, они не могут, но это ценнейшие гости для вас. С этим надо что-то делать. А повторы, кстати – это не так плохо. Можно еще раз послушать. Но сейчас при всех подкастах это так легко.
И.Воробьева
―
Сергей Бунтман, Ирина Воробьева. До встречи!