Без посредников - 2021-03-25
И. Воробьева
―
20 часов и 7 минут в Москве. Это программа «Без посредников». Меня зовут Ирина Воробьева. Я посредница в этой программе с главным редактором «Эха Москвы» Алексеем Венедиктовым. Алексей Алексеевич, здрасьте.
А. Венедиктов
―
Здрасьте.
И. Воробьева
―
Про Алексея Навального сразу, потому что это новости сегодняшнего дня. Как вы считаете, насколько все серьезно с его состоянием?
А. Венедиктов
―
Во-первых, я не знаю. Во-вторых, я считаю, что серьезно, потому что я, во-первых, пересмотрел со вчерашнего вечера все признаки после отравления, все что писала немецкая клиника и потом про его реабилитацию. И там было и про спину, и про ногу, и про необходимость заниматься физиотерапией, и упражнения на одной ноге. Это раз. Во-вторых, я думаю, что уровень тюремной медицины в Российской Федерации в целом широко известен после дела Магнитского. И я думаю, что ничего там такого особенного, отдельного в исправительной колонии в Покрове во Владимирской области нет. Не курорт, что называется, с точки зрения медицины. Это два.Третья и, наверное, важная вещь. Я видел документ. Есть изматывающие действия сотрудников ФСИНа в нарушение собственно приказа министра юстиции Константина Чуйченко о непрерывном 8-часовом сне, когда каждый час сотрудник ночью входит с фонариком, снимает его на видеорегистратор, практически будит. То есть это еще и изматывающе. Если человек не очень здоров, не реабилитировался, не восстановился, плюс тюремная медицина и непередача лекарств, плюс вот этот ежечасный ночной осмотр. Там здорового человека можно довести довольно быстро за 4 недели. Что говорить о человеке, который не реабилитировался после тяжелейшего отравления?
И параллельно с этим я бы напомнил нашим слушателям и зрителям историю Бориса Шпигеля. Реально умирающий человек, который тоже там. То есть это банальность. Плюс Алексей Навальный, у которого вот эти 8-часовые истории. Но в принципе, берется больной человек и несмотря на то, что у Шпигеля болезнь внесена в реестр, что человека не берут под стражу предварительную, все равно он под стражей. Поэтому я думаю, что дело очень серьезное. И задача №1 – это обеспечить Алексею Навальному первоочередную медицинскую помощь. Вся остальная – потом.
И. Воробьева
―
Расцениваете ли вы все, что происходит с Навальным – будят каждый час, не оказывают медицинскую помощь – как пытки?
А. Венедиктов
―
Ну да, это пытки в общечеловеческом. Буди меня каждый час – я бы сказал, что ты меня пытаешь.
И. Воробьева
―
Ну да. Нарушение сна.
А. Венедиктов
―
Это пытка, конечно. Еще раз повторю, что Алексей еще не реабилитировался. Я вчера и сегодня тоже разговаривал с неврологами. Они говорят так: «Если все правильно, что написал журнал “Lancet”, то на его полностью восстановление, если оно возможно, - они же не наблюдают, - потребовался бы точно год. Мы вообще не понимаем, какие там 3 месяца. О чем вы вообще говорите? О чем немецкие коллеги говорят?»И для меня довольно удивительно, что адвокаты до сих пор не связались с клиникой «Шарите». Сегодня об этом сказала Ольга Михайлова, что они не связывались. Хотя 4 недели уже знали. Да, это упрек в сторону адвокатов. 4 недели если вы знаете, что у него такие боли, особенно то, что касается ноги, которая была в тех признаках в Германии, надо, конечно, немедленно связываться с теми врачами, которые его наблюдали в «Шарите».
И. Воробьева
―
Зачем?
А. Венедиктов
―
Запрашивать, что там на самом деле, и вызывать их сюда, если они готовы прилететь.
И. Воробьева
―
Так они вот вызвали московского врача, а ее не пустили.
А. Венедиктов
―
Низкопоклонство перед Западом у нас.
И. Воробьева
―
То есть может сработать?
А. Венедиктов
―
История в том, что немецкие врачи – это те, которые его наблюдали после отравления и занимались его физиотерапией и реабилитацией. Они представляют, что на самом деле могло произойти, где сбой. Поэтому, естественно, надо было получать оттуда все. Но я думаю, что все будет сделано. Но немножко поздно.
А.Венедиктов: Я беспрестанно говорю о том, что нет никакой журналистской этики единой
И. Воробьева
―
Прежде чем перейти к темам журналистики… Вообще-то, на самом деле, тоже недалеко. Но про команду Навального. Вот мы знаем, что пресс-секретарь Навального Кира Ярмыш находится под домашним арестом. Ее книга должна была быть представлена на ярмарке Non/fiction. Ее оттуда выпилили. И при этом, кстати говоря, нет никакого протеста по этому поводу.
А. Венедиктов
―
Ну как нет протеста? Это не так. Просто протест носит разные формы. Во-первых, надо прежде всего поблагодарить руководство ярмарки и руководство, видимо, группу издательств «АСТ-Эксмо», которые устроили все это приключение. Потому что первый тираж – я сейчас связывался с Варварой Горностаевой, главным редактором издательства «Corpus», которое издавало эту книгу – распродан (5 000). Я сегодня пытался купить книгу в «Лабиринте» – нет. В «Озоне» нет. У меня бы никогда в жизни за женский роман рука не поднялась вынуть рубль из кармана. А вот я решил купить. Варя мне написала, что срочно они печатают еще 7 000 тиража.Но мы проходили эту историю. На экране зрители видят наш «Дилетант» с пактом, когда некоторые музеи, некоторые книжные магазины отказались распространять из-за этой обложки, где Гитлер и Сталин. В результате у нас 3 тиража ушло и сейчас продолжает уходить. То есть, на самом деле, может быть, это какой-то секретный ход руководства ярмарки. А что касается собственно книги, мы знаем, что на многих стендах не издательства «Corpus», в других издательств появилась эта книга там. Я думаю, что она уже раскуплена.
И. Воробьева
―
Партизански.
А. Венедиктов
―
Нет. Просто выставляют и все. Что партизански? Если завтра будет тираж, на стенде «Дилетанта» появится эта книга тоже. Мы тоже ее представим. А чего? Это же коммерчески выгодно.
И. Воробьева
―
То есть получается, все что в стране запрещают власти, начинает пользоваться бешеным интересом?
А. Венедиктов
―
Власти или такое псевдообщественное мнение. Да, всегда запретный плод сладок. Но мы же понимаем, что решение это было абсолютно политическим. Так же, как объявить о том, что Навальный склонен к побегу и будить его – это абсолютно политическое решение. Я не знаю, оно принималось кем – ФСИНом, МВД. Я не знаю, не помню, кем оно принималось. Но это для того, чтобы осуществлять эти пытки.А здесь – другая история. Прекрасно понимаю, что Кира Ярмыш находится под домашним арестом и не может представить эту книгу. Ну, поручили бы главному редактору издательства «Corpus» или главному редактору «Эха Москвы», программе «Неудобные».
И. Воробьева
―
А вы бы представили книгу?
А. Венедиктов
―
Через вашу программу конечно бы я представил эту книгу, потому что она стала темой разговора очень серьезного о женской доле в тюрьме. Кстати, в тюрьме. Поэтому я считаю, что это такая хорошая реклама с этой точки зрения. Но мы должны понимать, что решение политическое. И конечно, никакое не руководство ни ярмарки, никакое не «АСТ». Это, конечно же, наверняка были контакты со стороны администрации президента, которая отвечает за внутреннюю политику: «Очумели? Ну ладно книга. Но представление – это событие». А тогда еще Кира должна была ее представлять.
И. Воробьева
―
Ну да. Когда еще не была под домашним арестом.
А. Венедиктов
―
Ну и сказали: «Ну не надо». Или что-нибудь такое. – «Вам это зачем?» Я ж знаю, как они разговаривают. Поэтому вот. И многие издательства, и многие люди солидаризировались с издательством «Corpus». Я бы отметил безупречную позицию издательства «Corpus», которое издало эту книгу, и моих коллег, которые на Non/fiction действительно на стендах разместили эту книгу. Она уже раскуплена, уже не разместили. Сейчас будем второй тираж смотреть.
И. Воробьева
―
То есть когда люди начали писать, мол, вы все, кто участвует в Non/fiction, в качестве протеста должны перестать участвовать в Non/fiction – это был такой не очень ход и решили по-другому?
А. Венедиктов
―
Даже издательство «Corpus», которое во главе с Варей Горностаевой и, скажем так, Сережей Пархоменко неформально, они не уходят с Non/fiction. Потому что они эту книгу представляют. Ведь важно же, чтобы книга дошла до покупателя, и чтобы эта история стала публичной. Если говорить о протесте и о сопротивлении, как раз те издательства и люди, которые эту книгу представляют на той же самой площадке, с которой ее попросили выпереть – это и есть протест, это и есть сопротивление. Как же это не сопротивление? И то, что люди раскупили тираж – это тоже сопротивление. Ну конечно же. Но книгу я не прочитал еще.
И. Воробьева
―
Вы ее не можете купить, Алексей Алексеевич. Как вы ее прочитаете?
А. Венедиктов
―
Ну ладно. Я как-нибудь…
И. Воробьева
―
По блату вам, значит, обещали?
А. Венедиктов
―
По блату, да.
И. Воробьева
―
Вот так вот, Алексею Венедиктову – по блату.
А. Венедиктов
―
Рукопись можно почитать.
А.Венедиктов: В фильме Собчак я впервые, пожалуй, увидел не банальность зла, а обыденность зла
И. Воробьева
―
Ну ладно. Действительно, многие в поддержку Киры купили эту книгу. И вот я так понимаю, будет дополнительный тираж. Так что можете поинтересоваться, попробовать ее приобрести.
А. Венедиктов
―
Мы объявим, когда дополнительный тираж появится.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к предыдущей теме. Сегодня утром мы видели большое открытое письмо журналистов, правозащитников как раз с требованием перестать пытать Алексея Навального. Мы все это читали, у нас на сайте в том числе. Тут все задают вопрос: «Почему вы, Алексей Алексеевич, не подписали письмо в защиту Навального?»
А. Венедиктов
―
Есть две причины. Во-первых, я подписываю коллективные письма только в защиту журналистов. Это моя принципиальная и публичная позиция. А во-вторых, мое влияние и мои возможности эффективны в другом. Вот так.
И. Воробьева
―
Письмо, о котором идет речь,можете найти на сайте
.
А. Венедиктов
―
Мы его первые опубликовали. Зоя Светова послала мне это письмо именно с тем, чтобы «Эхо Москвы» его опубликовало и распространило через соцсети как уважаемое издание. И вот мы это сделали.
И. Воробьева
―
Но при этом такие публичные письма имеют какую-то силу?
А. Венедиктов
―
Да, они имеют силу, потому что среди тех людей, которые подписали письма, есть люди, к которым прислушиваются те, кто может доложить или принять решение. И там, я бы сказал, появление Чулпан Хаматовой – это многознаковая вещь и более знаковая вещь, чем если б была моя подпись. Я не подписью действую, у меня другие возможности. И я продолжаю ими пользоваться, в том числе по истории с Алексеем Навальным и его здоровьем.
И. Воробьева
―
Последний вопрос про Навального. По крайней мере, от меня. Алексей Навальный сейчас нуждается в защите?
А. Венедиктов
―
Да, конечно.
И. Воробьева
―
Давайте дальше по вопросам. Я напомню нашим слушателям и зрителям, что, во-первых, вы можете задавать вопросы Алексею Венедиктову про работу радиостанции, про журналистику и про все, что с этим связано, по номеру +7 985 970 45 45. это для тех, кто слушает нас по радио. А для тех, кто смотрит нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», делайте это прямо в чате трансляции. Хочется про радиостанцию сразу так закинуть. И я знаю, Алексей Алексеевич, что вам есть что проанонсировать.
А. Венедиктов
―
Да. Это, кстати, собственно, были вопросы и предложения. И когда эти вопросы и предложения стали очень настырными, чем программа «Персонально ваш» отличается от «Особого мнения»… Она отличалась тем, что она была перекрестным допросом в свое время, кроссфаером. Было два ведущих. Были пары удачные, были пары менее удачные. Потом грянул кризис, и потом занятость людей была по-другому. Остался один ведущий, получилось «Особое мнение».Мы вернулись к дореволюционной, доэпидемиологической схеме. Со следующей недели программу «Персонально ваш» в 15 часов будут вести пары людей. Я их буду пробовать, я их буду соединять, разъединять. И у меня есть несколько пар. Отнюдь не пять, а гораздо больше. На следующей неделе, естественно, пять. И понедельник – это Сергей Бунтман и Алексей Нарышкин, во вторник – Алексей Осин и Маша Майерс, в среду – Ольга Журавлева и Антон Орех, в четверг – мы с Ириной Воробьевой и в пятницу – Евгений Бунтман и Лиза Аникина. Еще есть пары, еще есть люди, которые работают утром, которые, соответственно, ведут парами. Там Курников и Баблоян, которые не могут работать днем, потому что они работают утром.
Еще есть люди, которые не задействованы на этих парах. И я буду там конструировать. Что получится, то получится. Что останется, то останется. Эта передача будет отличаться от, конечно, «Особого мнения».
И. Воробьева
―
И это в 15 часов «Персонально ваш».
А. Венедиктов
―
И это в 15 часов с понедельника по пятницу.
И. Воробьева
―
Итак, в следующий четверг – я не буду анонсировать другие пары (какой мне смысл?), я проанонсирую только эту пару – в 15 часов мы с Алексеем Венедиктовым вдвоем будем вести программу «Персонально ваш». Поэтому не пропускайте, пожалуйста.
А. Венедиктов
―
У нас – Мовчан.
И. Воробьева
―
У нас – Мовчан.
А. Венедиктов
―
Пока, во всяком случае.
И. Воробьева
―
Ну да, пока предварительная договоренность такая. Как я сегодня сказала, сложный, интересный гость. Мне такие очень нравятся.
А.Венедиктов: Вы можете мне не верить как источнику. Потом удивитесь. А может быть, все сорвется
А. Венедиктов
―
А у Бунтмана с Нарышкиным – Владимир Пастухов в понедельник.
И. Воробьева
―
Который сегодня опубликовал крайне интересный текст.
А. Венедиктов
―
Крайне интересный текст. Поэтому я надеюсь, что они его немножко так потрепят.
И. Воробьева
―
Да. А вы можете его текст прочесть, как всегда, впрочем, по традицииу нас на сайте «Эха Москвы»
. Правда он дико интересный и дико крутой. Еще про эфиры, пока не забыла. Про «Тузы» спрашивали. Почему у некоторых гостей – две программы, два выпуска, как у Гуриева, например, а у некоторых – один.
А. Венедиктов
―
Это был единственный случай, где два выпуска – Сергей Гуриев. Просто было понятно, что мы не успели. Это не значит, что второй раз в «Тузах» не будут те же люди. Но вот с Гуриевым просто нам пришлось прерваться, потому что мы очень подробно разбирали одну линию угроз, а вторую не разобрали. Поэтому мы с ним договорились, что будет вторая. Нет никаких правил. Это новая программа. А правила устанавливаются по ходу.
И. Воробьева
―
И тут же сразу возникает вопрос, который много раз задавали, в том числе мне. Почему вы так не делаете: если эфирное время заканчивается на радио, можно продолжать дальше в Ютуб-канале «Эхо Москвы»?
А. Венедиктов
―
Потому что я уважаю наших радиослушателей. Потому что те радиослушатели, которые получили этот продукт, должны его получать полностью. А не часть аудитории, которая может слушать дальше на Ютюбе. На мой взгляд, это неуважение к радиослушателям. Так же, как обратно: если начинать с Ютюба, а потом продолжать – это неуважение к ютюберам. Ну и все. Я не согласен с этим.
И. Воробьева
―
Раз уж мы заговорили про Ютуб. Спрашивают, почему в понедельник программа «Полный Альбац» выходила в Ютубе в таком виде? А там были фотографии спикеров и звук, а видео не было.
А. Венедиктов
―
Потому что Евгения Марковна хотела, чтобы вот эта программа «Полный Альбац» выходила бы одновременно на канале «Эхо Москвы», который создается «Эхом Москвы», и на ее частном канале. Поскольку это невозможно, у нас такого правила нет… Вы знаете, что у нас люди, которые сидят в студии, они потом могут, если они хотят получать и ставить на свои частные каналы. Хотя это тоже не очень правильно. Тем не менее, мы так договорились. И мне удалось уговорить акционеров («Газпром-медиа»), что это возможно. Это Екатерина Шульман, это Виктор Шендерович, это, кстати, Валерий Соловей.То есть не прямые одновременно трансляции. Мы не разбазариваем продукт. Мы даем это сначала слушателям «Эха Москвы», потом отдаем и что хотите, то и делайте. Она захотела прямой эфир одновременный. Я сказал, что это невозможно. Она сказала: «Тогда, поскольку вы зарабатываете на этом видео на вашем Ютуб-канале, я против». Я говорю: «Хорошо. Тогда мы не будем давать видео, а будем давать только звук». На том и разошлись. Все. Это не мое решение. Это ее решение.
И. Воробьева
―
Ладно, я не буду задавать дополнительных вопросов.
А. Венедиктов
―
Но если есть вопросы, я могу ответить на них.
И. Воробьева
―
Вопросов у слушателей дополнительных нет, но они, может быть, появятся.
А. Венедиктов
―
Когда она перерешит – значит, она перерешит. Я считаю, что это ее ошибочное решение. Я надеюсь, что наши общие друзья объяснят ей природу Ютуба и природу контрактов, и природу авторских и смежных прав и так далее.
И. Воробьева
―
Просто слушатели всегда очень волнуются. Когда что-то идет не как обычно, они сразу думают, что это какие-то санкции в отношении ведущего или что-то подобное.
А. Венедиктов
―
Не, не, не. Ну какие санкции? Санкции по отношению к Шендеровичу? Это же не идет одновременно на его канале. Санкции по отношению к Шульман? Это же не идет одновременно на ее канале. Санкции по отношению к Соловью? Это же не идет одновременно на его канале. Они потом берут с моего согласия, поскольку права принадлежат «Эху». И я им отдаю просто так. И ставьте, и набирайте. Вот эти просмотры там у Екатерины Шульман 150 тысяч набирают. Вторичная вот эта история. У Шендеровича до 100 тысяч набирают. У Соловья до 100 тысяч набирают. Ради бога. Есть аудитория, которая хочет смотреть на их каналах. Пожалуйста. Но не одновременно. Это продукт «Эха Москвы».
И. Воробьева
―
Ну вот тут про Невзорова пишут и Латынину.
А. Венедиктов
―
Да, совершенно верно. Для тех людей, которые не могут находиться в студии, а находятся в других странах или городах, действительно, сделано исключение. Оно, кстати, было сделано и для Евгении Альбац. И когда Евгения Альбац была в Америке, она выходила одновременно. Я тоже не считаю это очень правильным. У меня по этому поводу продолжают идти дискуссии с акционерами.Но, тем не менее, Юлия Латынина, Александр Невзоров и была Евгения Альбац. Когда (и если) Юля Латынина приедет сюда, у нее тоже не будет выходить одновременно. А так она выходит как бы из студии Юлии Латыниной и из студии Александра Невзорова. Таким образом, мне удалось договориться с акционерами, что это не является растранжириванием. То есть меня не обвинили в растранжиривании контента «Эха Москвы».
Поэтому Женя Альбац была в той группе людей, которые были на удаленке и получили такое право. Вернувшись в Москву, она попала в группу к Шульман, Шендеровичу, Соловью. Вполне достойная группа. Если она все-таки примет решение правильное, с мой точки зрения, так же как они, все будет восстановлено. Это дело со щелчком.
А.Венедиктов: Не для того омские врачи спасли Навальному жизнь, чтоб владимирские врачи его загубили
И. Воробьева
―
Тут надо сказать, все надеются, что все будет восстановлено, потому что все хотят и смотреть, и слушать Женю Альбац.
А. Венедиктов
―
Я считаю, слушатели абсолютно правы – надо и смотреть, и слушать. Абсолютно правы. Я их в этом поддерживаю. И я опираюсь на их позицию.
И. Воробьева
―
Я напомню, что вопросы про работу радиостанции, про журналистскую этику, вообще про журналистов вы можете задавать и, пожалуйста, делайте это. Что, Алексей Алексеевич?
А. Венедиктов
―
Я вспомнил еще одну историю про письмо. Я все говорить не могу, естественно, поскольку там надо помогать Алексею…
И. Воробьева
―
Вот это письмо открытое которое.
А. Венедиктов
―
Да. А не показывать, какой я крутой. Может быть, слушатели, которые внимательно следят за нашей с Муратовым деятельностью, знают, что мы расписываем роли иногда.
И. Воробьева
―
Но вы периодически рассказываете об этом чуть-чуть.
А. Венедиктов
―
Я рассказываю, когда есть победы или поражения. Сейчас есть процесс. Поэтому Дмитрий Муратов первый, как вы видите, подписал это письмо. А я не подписал.
И. Воробьева
―
То есть вы распределили обязанности.
А. Венедиктов
―
Это я не говорил. Я просто объясняю, что есть такая практика.
И. Воробьева
―
То есть тут нельзя поймать, конечно, Венедиктова иногда на словах. Очень сложно.
А. Венедиктов
―
Не надо меня ловить. Надо помочь Алексею Навальному.
И. Воробьева
―
Это правда. Тут я и, мне кажется, наши слушатели все согласны, что Алексею Навальному сейчас нужно помочь.
А. Венедиктов
―
Медицинская проблема №1. Человек просто недолечен. Он просто не восстановился после тяжелейшего отравления. Вам скажет любой невролог тюремный, не тюремный. Просто сроки не те. Когда человек 18 дней в коме, существуют формулы, оказывается, медицинские, сколько нужно на каждый. Мы не знаем, почему и каким образом его выписали окончательно из «Шарите» 15 или 16 января. Думаю, что он настоял на этом. Вот именно поэтому надо связываться с «Шарите».Но в принципе, если вы посмотрите интервью, вернетесь к тем интервью, как он рассказывает, как он занимается, восстанавливается – ловит мячик одной рукой, как глаза фокусируются, что у него с лицом, как щека одна, вы поймете, что угроза не рецидива, конечно, отравления, а угроза того, что он не восстановился – ухудшения состояния здоровья. Слушай, в тюремных условиях даже без этих ежечасных проверок – это ухудшение состояние здоровья. Это к гадалке не ходи – любой врач тюремный, не тюремный вам это скажет.
И. Воробьева
―
Даже здорового человека на зону запихни, там, в общем…
А. Венедиктов
―
На зону только что перенесший такую историю больничную и еще каждый час будить.
И. Воробьева
―
Тут сразу возникает у Ярослава вопрос: «А возможна ли снова эвакуация Навального за границу на лечение?»
А. Венедиктов
―
Я не знаю. Это очень тонкая материя. Сейчас необходимо, чтобы он получил адекватную медицинскую помощь. Он сам называет врача-невропатолога, которого нашли адвокаты или который его смотрел… Хотя где он его мог смотреть в России – это большой вопрос. Но, тем не менее, сейчас вопрос – не до жиру, что называется. Я хочу сказать одну важную вещь. Вот не для того омские врачи спасли ему жизнь, чтоб владимирские врачи его загубили.
И. Воробьева
―
Скоропомощники вы имеете в виду.
А. Венедиктов
―
Да, скоропомощники и больница БСМП, которая вкалывала ему атропин.
И. Воробьева
―
Но это тоже скорая помощь.
А. Венедиктов
―
Врачи. Я не имею в виду организаторов. Они спасли жизнь Алексею, ну и пилоты. Но я сейчас говорю о медицинских. И, собственно говоря, сейчас все-таки Владимир ближе к Москве, чем Омск.
И. Воробьева
―
Пара минут до перерыва. Несколько вопросов за донаты. Тысяча рублей. Пишет Елизавета Александровна Аникина. Елизавета Александровна – будем называть ее так теперь.
А.Венедиктов: Есть аудитория, которая хочет смотреть на их каналах. Пожалуйста. Но не одновременно
А. Венедиктов
―
Большие зарплаты у Елизаветы Александровны.
И. Воробьева
―
«Волшебная, - пишет нам слушатель. – Умный, тонкий и милосердный человек. А если по мелочам – “Эху” не хватает новой передачи о джазе».
А. Венедиктов
―
Знаете, сейчас я вам скажу грубо. В смысле что я думаю по этому поводу. Для того, чтобы сделать новую передачу о джазе – то, что вы имеете в виду – нужно найти человека круче, чем ушедший от нас Моисей Рыбак. Таких людей я не знаю.
И. Воробьева
―
Да.
А. Венедиктов
―
Просто. Я не могу делать хуже. Мы не можем делать реплику. Мы с Сергеем Бунтманом про это говорили. Это неправильно.
И. Воробьева
―
Второй вопрос тоже за деньги. Пишет Леха: «Алексей Алексеевич, Лукашенко в “Тузы”?»
А. Венедиктов
―
Да. Я бы сказал так. Любой президент – он в «Тузы», потому что он может изменять реальность для своего народа. И президент Никарагуа тоже. И это довольно интересно. Поэтому да, Лукашенко в «Тузы» – возможно. Но он не даст интервью «Эху Москвы». Сейчас «Эхо Москвы», я знаю, вызывает такое дикое раздражение у него и у его окружения… Мне посоветовали не приезжать.
И. Воробьева
―
Спасибо за комплимент от белорусских властей. Это мой комментарий. Извините. Я имею право. Мы продолжим через несколько минут.НОВОСТИ
И. Воробьева
―
20 часов 34 минуты в Москве. Продолжается программа «Без посредников». Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов. Меня зовут Ирина Воробьева. Я посредница. И тут Иван за 50 белорусских денег просит: «Прокомментируйте, пожалуйста, ваш пост в Телеграм про предполагаемые переговоры в Беларуси. Более общий вопрос: есть ли какие-либо этические правила и ограничения для журналистов при публикации информации в личном Телеграм без указания источника?»
А. Венедиктов
―
Я ваш источник. Ссылайтесь на меня. Какие тут этические правила? Но вы ж прекрасно знаете, что я очень внимательно смотрю за тем, что происходит в Беларуси, в том числе относительно позиции России. И в этом смысле Россия здесь наблюдатель. Вы видите – ее там нет. Вы можете мне не верить как источнику. Потом удивитесь. А может быть, все сорвется, потому что люди все на нервах, президент капризен, западники очень привержены протоколу.
И. Воробьева
―
Какой президент капризен?
А. Венедиктов
―
Лукашенко. Мы ж про Беларусь.
И. Воробьева
―
Да.
А. Венедиктов
―
И оппозиция выдвигает некоторые предварительные требования для начала переговоров. Но при этом я скажу, что большое впечатление произвело на окружение Лукашенко, на него и на западных партнеров вот это голосование на платформе «Голос». Ну 700 тысяч человек из 6 млн за переговоры. То есть это не то, что «мы снесем и повесим Лукашенко на дубе». Нет, это за переговоры. Охренеть.
И. Воробьева
―
Да, вопрос был в этом.
А. Венедиктов
―
И вот это двинуло процесс. Был звонок. И Госдеп подтвердил. Можете мне не верить, Госдепу поверьте. Вот этот разговор, о котором я пишу, советника Шолле. Вот все, что я вам могу сказать. Может, все сорвется. Но пока так.
И. Воробьева
―
Видела сегодня заголовок «Венедиктов: переговоры».
А. Венедиктов
―
Все ж знают, что я очень внимательно отношусь к ситуации на Украине (или в Украине) и к ситуации в Беларуси. Все это знают.
И. Воробьева
―
Хочу повторить этот ответ. Я знаю, что вы отвечали много раз, но все равно хочу, потому что тут вот Дмитрий пишет: «Я пропустил, видимо, но с чем все-таки связано общение с гостями только на вы?»
А. Венедиктов
―
Смотрите, я считаю, что такая фамильяризация гостей, которая происходит за пределами этой комнаты, она вредит тому продукту, который мы создаем для вас. Она сокращает дистанцию, делает людей более близкими друг к другу. И это невольно отражается в эфире. Поэтому в эфире необходимо достроить дистанцию. Но это все равно как человек надел мундир. Знаете, мундир как-то обязывает. Или корсет, например, спину держать. Это вот такой корсет, если угодно. И мы видим, что это работает.Поэтому, Дмитрий, ваш вопрос абсолютно нормальный. Я над ним много размышлял. Тем не менее это работает. И мои коллеги, которые следят – супервайзеры – это отметили, да и слушатели отмечают, что журналисты меньше стали фамильярничать. Это важно. Сами не замечаем. Вы думаете, мне легко было с Каспаровым на вы говорить? А это сразу снимает дистанцию и возникают обязательства. Слово – очень важная вещь.
А.Венедиктов: Я не подписью действую, у меня другие возможности. И я продолжаю ими пользоваться
И. Воробьева
―
Много вопросов на тему интервью, которое сделала Ксения Собчак. И тут есть несколько вопросов. Первый: смотрели ли вы? С маньяком.
А. Венедиктов
―
Да. Меня заставили.
И. Воробьева
―
Заставили.
А. Венедиктов
―
Потому что все знали, что будут спрашивать. Мне говорят: «Ну как… Ну посмотри».
И. Воробьева
―
И как?
А. Венедиктов
―
И как что? Я не умею отвечать на такие вопросы.
И. Воробьева
―
Вам понравилось, вам не понравилось?
А. Венедиктов
―
Там есть очень ценная вещь внутри этого интервью. Смотри, на самом деле, это не интервью, а фильм. Дальше уже возникает вопрос, как ты его воспринимаешь, с какими предубеждениями ты его смотришь до того и насколько ты эмоционально холоден. Это как любое произведение. Я сейчас с чем-нибудь сравню. Кому-то Хржановский нравится, а кто-то считает, что это невозможно смотреть. Кому-то Германа фильм «Трудно быть богом» нравится, а кто-то вставали и уходили залами.
И. Воробьева
―
Было, да.
А. Венедиктов
―
О чем это свидетельствует? Это свидетельствует о вашей внутренней эмпатии. Что я там увидел? Почему я считаю, что этот фильм очень ценный для меня и для таких, как я, с такой эмпатией? Я впервые, пожалуй, увидел не банальность зла кругом, а обыденность зла. Я вдруг с ужасом подумал, что обычно мы зло как видим: гестаповец в кожаной куртке, пытающий человека, вот тюремные врачи, которые не дают лекарства, убили Магнитского, заковывают в кандалы. Что-то они делают.Мужичок – да сосед по лестничной клетке. И пока он не будет разоблачен, твоя жена будет ему соль давать. Вот эта обыденность. Именно не банальность, а обыденность этих людей вокруг. Ты думаешь: «Вот он же никакое не зло с большой буквы». Вот зло, которое должно пугать. Пока ты не знаешь – привет-привет, руку пожать. И вот эта мысль вдруг меня посетила благодаря этому фильму. И уже за это одно спасибо. Все остальное обсуждение – талантливо, неталантливо… Кто-то написал сегодня: «А еще следователь с масляными глазками». Я не увидел. Ну я просто говорю, обсуждение.
Поэтому я считаю, что если этот фильм собрал вокруг себя столько разговоров на столько тем… Я всегда считаю, что разговоры, озвучивание важнее, чем давайте проголосуем и примем решение. Поэтому если говорить, что скорее плюс или скорее минус, для меня скорее плюс – он заставил меня задуматься над обыденностью вот этих людей, которые вокруг меня.
И. Воробьева
―
Удивительно, если честно, слышать от вас такое, Алексей Алексеевич, с учетом того, какое количество фильмов тру-крайм, например, на «Нетфликсе» и так далее, которые, в общем и целом, действительно тоже про это.
А. Венедиктов
―
На «Нетфликсе» люди все-таки сидят за границей, им до меня долететь надо. А этот человек… Я их вижу. Я иду по Арбату – я их вижу. Я иду по Покровке – я их вижу. Они не банальны, они обыденны, ежедневны.
И. Воробьева
―
А что вы отвечаете людям, которые спрашивают, можно ли вообще брать интервью у маньяка?
А. Венедиктов
―
Ну конечно можно брать. Ну вот та же самая Евгения Марковна Альбац брала интервью у следователя Хвата, который мучал Вавилова физически. Никто же не сказал: «Зачем ты брала интервью у Хвата?!» Еще раз, это не интервью, это фильм. Давайте не путать. Это история. Это вопрос восприятия.
И. Воробьева
―
Восприятия, я согласна.
А. Венедиктов
―
Вот мое восприятие такое. Да, у людей есть другое восприятие. Имеют на это право. Но при этом «не могу смотреть, но скажу» – это не по мне. Не можешь смотреть – не смотри.
И. Воробьева
―
Алексей Алексеевич, пожалуйста, посмотрите фильм про ангарского маньяка Саши Сулим. Я вас очень-очень прошу.
А. Венедиктов
―
Я начал смотреть. Я знаю про этот фильм. Но он может быть про другое. Для меня он мог быть про другое.
И. Воробьева
―
Да. Мне просто интересно.
А. Венедиктов
―
Хорошо. Я записал. Я помню про этот фильм. Что-то меня отвлекло когда-то.
И. Воробьева
―
Раз уж про интервью с маньяком, спрашивали: «А если бы у вас была возможность сделать интервью с маньяком, вам это было бы интересно? Вы бы стали это делать?»
А. Венедиктов
―
Нет, я бы не сумел это сделать. Какой-нибудь Брейвик – скорее да. Потому что это исследование вот такого фантастического зла с рогами и хвостом. Он не обыденный. А вот с обыденным… Я просто не знаю, как за это взяться. Может быть, если бы я готовился, если мы говорим об интервью, а не о фильме или радиорепортаже, может быть, я бы сгруппировался, что-нибудь бы придумал как-нибудь. Но вот так сразу – да нет. Я думаю, что на «Эхе» гораздо больше интервьюеров, которые лучше возьмут, круче сделают, глубже сделают подобное интервью. Но это не значит, что я отказываюсь, если мне чего-то там…Слушай, некоторые маньяками считают людей, которые просто больные. Они больные или они не больные? Они психологически больные? Если они больные, их надо лечить. Это же вот та самая история. Маньяк – это болезнь?
А сегодня же у Лены Лукьяновой были. 17 лет он сидел, по максимуму. А как дальше? А что дальше?
А.Венедиктов: То, что люди раскупили тираж книги Ярмыш – это тоже сопротивление
И. Воробьева
―
Я могу сказать и ответить на этот вопрос. Вот я смотрела интервью с Екатериной, которая одна из жертв вот этого маньяка. Она говорит, что это несправедливо было вот почему: его судили за, условно говоря, одно изнасилование одной и одно изнасилование другой, а он их насиловал сотни раз. Надо было судить за каждое изнасилование. Тогда был бы большой срок.
А. Венедиктов
―
Что такое «надо было»? Суд принял решение – 17 лет. Вообще, не мало. Он отсидел. И вот этот человек вышел. И? И должна быть целая программа. Он должен жить под надзором, хотя в решении суда этого нет. Его соседи должны знать, что он опасен, как это в Штатах бывает.
И. Воробьева
―
Там карта целая есть, да.
А. Венедиктов
―
Там ставится «нельзя приближаться». Это целая система, которая у нас не работает. Но это уже про другое, это не про журналистику.
И. Воробьева
―
Это не про фильм Собчак.
А. Венедиктов
―
Это не про фильм Собчак совсем.
И. Воробьева
―
Это про систему.
А. Венедиктов
―
Да. Так это хорошо, что это вызывает разговор вот этот. Не то, что он вышел (я специально не говорю Собчак), а фильм, вызвал разговор: а что дальше? Это должно обсуждаться. И депутаты должны принимать решение. Или не депутаты. А кто? То есть этим проблема не исчерпывается. Он отсидел, искупил, как принято говорить. Ну как? У тебя человек отсидел срок.
И. Воробьева
―
По приговору – да.
А. Венедиктов
―
По приговору – да. А как иначе?
И. Воробьева
―
Но вообще – конечно, нет.
А. Венедиктов
―
Ну а что? Ну давайте выйдут мужья и убьют его.
И. Воробьева
―
Надеюсь, что нет.
А. Венедиктов
―
А что такое? А как делать с преступниками, которые отняли жизнь, например? Такой вопрос.
И. Воробьева
―
И тут же Игорь спрашивает: «А Собчак в “Тузы”?»
А. Венедиктов
―
Ну нет пока. Нет. Не в «Тузы».
И. Воробьева
―
Ладно, у нас тут есть еще, куда позвать Ксению Собчак. В этом смысле программ много.
А. Венедиктов
―
Да. Эфир «Эха» точно «Тузами» не заканчивается, не начинается даже.
И. Воробьева
―
«Показалось ли мне, - пишет наш слушатель, - что когда спрашивают про этику журналистскую, Алексей Венедиктов раздражается?»
А. Венедиктов
―
Я не раздражаюсь, я устаю от этого вопроса. Потому что как только я пришел 30 лет назад в журналистику, вот этот вопрос беспрестанно задают. Я беспрестанно говорю о том, что нет никакой журналистской этики единой. Просто ее нет единой. Это не этика. Есть профессиональные правила. Они могут быть едины – проверяй источник, полнота, ля-ля-ля… А этика у всех разная. Она разная хотя бы потому, что люди принадлежат разным религиям, в базе которых лежит разная этика. Например, вышли из разных религиозных семей.А уж я не говорю о разных этических правилах той или иной редакции. Вот это в этой редакции можно, а в этой редакции нельзя. Вот мы это не публикуем по причинам таким, а это мы считаем неэтичным публиковать. А мы считаем это этичным публиковать. Ну и так далее. То есть у каждого человека своя этика. И у редакции есть этические правила, этические кодексы.
Поэтому я не раздражаюсь, я просто устал об этом говорить. И могу повторять. Хотите, запишу на пластинку и вот Кузнецов будет крутить каждый раз, как шарманка, «на-на-на-на-на-на».
И. Воробьева
―
Например. Почему бы и нет.
А. Венедиктов
―
Игорь, не раздражаюсь, правда. Просто считаю, что, по-моему, тут все понятно.
И. Воробьева
―
Тут Максим из Самары уже второй раз присылает вопрос за донат. Я хотела и так его задать. Спрашивает Максим: «Расцениваете ли вы долгий и шумный ремонт ваших соседей по офису как умышленную попытку навредить вещанию радиостанции? Известны ли вам имена инициаторов ремонта?»
А. Венедиктов
―
Нет, не расцениваю. И поэтому имена инициаторов ремонта меня не волнуют.
И. Воробьева
―
Вернется ли программа «Вот так» в субботу в 15 в сетку вещания?
А. Венедиктов
―
Нет.
А.Венедиктов: Объявить о том, что Навальный склонен к побегу и будить его – абсолютно политическое решение
И. Воробьева
―
Почему?
А. Венедиктов
―
Потому что так решил главный редактор.
И. Воробьева
―
Вот так, собственно.
А. Венедиктов
―
Вот так.
И. Воробьева
―
Геннадий комментарий оставляет: «Вы сказали, что обращение ведущих к гостям на вы улучшает атмосферу эфира. Согласен. Но есть ведущие, которые в каждом утреннем эфире позволяют себе чертыхаться, грубо перебивать гостей и даже ведущих. Не очень совпадает с обращением на вы». Жалуется Геннадий.
А. Венедиктов
―
Пусть не совпадает. Я же вам объяснил, что обращение на вы затрагивает одну проблему. А «черт побери» – это совсем другая проблема: допустимости использования терминологии. Что касается прерывания гостей. Я сторонник того, что гости приходят сюда не для того, чтобы произносить монологи. Гостей надо прерывать. Вот Воробьева меня прерывает и ничего.
И. Воробьева
―
Черт возьми, да.
А. Венедиктов
―
Черт побери.
И. Воробьева
―
Вообще, меня часто обвиняют в этом, жалуются Венедиктову на меня.
А. Венедиктов
―
Жалуйтесь, жалуйтесь, жалуйтесь.
И. Воробьева
―
Жалобы на себя-то я не читаю, как вы понимаете. Я же здесь веду эфир. А у Алексея Алексеевича даже нет чата.
А. Венедиктов
―
Все это дерьмо читаю я потом.
И. Воробьева
―
Стас спрашивает: «В “Утренних разворотах” каждую неделю меняются пары ведущих. Почему вы не хотите такое же чередование ведущих на неделях сделать в ночных эфирах?»
А. Венедиктов
―
Но это неправильно просто. Утреннее и ночное прослушивание, уж извините за это слово, оно другое. Мы в свое время, когда все это заводили, изучали длину прослушивания, чтоб было понятно сколько. Утром, грубо говоря, основное большинство людей слушает в рабочие дни 27 минут, потом попозже – 47 минут, а вечером – 2,5 часа. И вот зачем? Это наука. Вы думаете, что Венедиктов сел и говорит: «А передвину-ка я сюда!» Ничего подобного. Длинные болезненные изучения. Иногда ошибочные, сразу могу сказать. Иногда совсем ошибочные. Но вы меня поправляете. Это хорошо.
И. Воробьева
―
Ярослав задает такой вопрос: «Максим Ликсутов уклоняется от интервью? Ведь вы его еще в январе анонсировали».
А. Венедиктов
―
Мы после этого просто не разговаривали с ним. Все-таки согласитесь, интервью идут за повесткой дня. Сейчас Максим, собственно говоря, ничего такого… Он производит каждый день какие-то новости (вот вы слышали), но такого «хы!» пока нет. Ничего не уклоняется. Я не повторял приглашение. Когда возникнет информационный повод, безусловно, я его позову.
И. Воробьева
―
И отвечает Рашид на тему того, что ведущие перебивают гостей: «Вообще-то, слушатели хотят слушать гостей, а не ведущих».
А. Венедиктов
―
Это идете к ним на их каналы и там их слушаете. Если вы приходите на «Эхо Москвы», вы приходите слушать передачу, которая состоит из голоса журналистов и голоса гостей. Если вы пришли за другим продуктом, его здесь нет. Вот если вы пришли сюда слушать голос гостей, их здесь нет. Вот нет и все.
И. Воробьева
―
Почему программа «Тузы» так мало длится?
А. Венедиктов
―
Час.
И. Воробьева
―
Разве падает интерес зрителей и слушателей?
А. Венедиктов
―
Я считаю, достаточно.
И. Воробьева
―
У нас вообще нет 2-часовых программ почти.
А. Венедиктов
―
До этого идет программа одна, после этого идет программа другая. И вообще, на самом деле, если вы остаетесь с легким чувством голода – это хорошо. Нечего обжираться хорошим Гуриевым условным или Юдиным.
И. Воробьева
―
А также Быковым, Познером, Юдиным.
А. Венедиктов
―
Или Познером, конечно. Чуть-чуть. Вы должны захотеть, чтобы человек пришел еще раз договориться.
И. Воробьева
―
И Глуховским.
А. Венедиктов
―
Все очень рассчитано.
А.Венедиктов: Для меня довольно удивительно, что адвокаты до сих пор не связались с клиникой «Шарите»
И. Воробьева
―
Особенно Глуховским.
А. Венедиктов
―
Да.
И. Воробьева
―
Тут есть несколько вопросов про «Слухай Эхо». Когда будет вот этот, когда будет вот этот, когда Константин Мирошников?
А. Венедиктов
―
Еще нет ни одного человека на следующую неделю. Поэтому не могу сказать.
И. Воробьева
―
А вот тут подсказывают: Константин Мирошников, Владимир Варфоломеев.
А. Венедиктов
―
Я знаю сетку и штатное расписание «Эха Москвы» не хуже наших слушателей. Мне не надо подсказывать.
И. Воробьева
―
Нет, они подсказывают в смысле того, что они хотят видеть и задавать вопросы.
А. Венедиктов
―
Владимир Варфоломеев просто отказался, чтоб вы понимали. Напомню нашим слушателям радио, что «Слухай Эхо» – это единственная передача, которая выходит только в Ютюбе, где сидит один из сотрудников или гостей и разговаривает с чатом Ютюба только. Потом оно перемещается в подкасты. И, кстати, меня ругали, что их нет в подкастах. Есть в подкастах. Мы проверяли. Все «Слухай Эхо» есть в подкастах. Кто хочет послушать, через сайтзаходите и слушайте
.
И. Воробьева
―
Кстати, больше не жалуются. Значит, они тоже нашли.
А. Венедиктов
―
Есть, есть. Вчера жаловались у меня в «#дайДудя».
И. Воробьева
―
Есть ряд вопросов про изменение картинки, которую видят люди в Ютубе теперь. И, соответственно, спрашивают, кто за это отвечает? Это какой-то человек делает? Как это происходит?
А. Венедиктов
―
От редакции отвечает Алексей Соломин. У него команда. Но мы вам приведем их. Вон сидит Кузнецов. Пусть он посидит в «Слухай Эхо».
И. Воробьева
―
Да, да, да, на съедение.
А. Венедиктов
―
И пусть вы его порвете на 100 маленьких Кузнецовых. Хотя Кузнецовых уже много маленьких. Смотрите, это не наш бизнес. Выставить свет, выставить камеры. Пульты шли 3 месяца: сначала один, потом другой. Это все на те донаты и ту рекламу, за которые мы не получаем ни копейки. Только в развитие Ютюба. И мы находимся в движении, в налаживании этой истории, в работе с картинкой. Но от редакции за это отвечает мой зам Алексей Соломин. Он ведет эту тему.
И. Воробьева
―
Да. Но во время эфира, действительно, картинкой занимается конкретный человек, который переключает.
А. Венедиктов
―
И не один, я бы сказал.
И. Воробьева
―
Не один.
А. Венедиктов
―
В большой студии – два или три.
И. Воробьева
―
Поэтому когда вы говорите о том, что вам нравится картинка, которую вы видите – это специальный человек есть, который этим занимается.
А. Венедиктов
―
Да.
И. Воробьева
―
Просят отдельно освещать возмущение москвичей реновацией и ужасным качеством домов. Вообще, где московская повестка?
А. Венедиктов
―
Мы федеральное радио. Московская повестка существует постольку, поскольку она федеральная. Про реновацию мы видим разные точки зрения. Поэтому не надейтесь, что мы будем представлять партийную точку зрения, что дома все замечательные или дома все ужасные. Есть огромное число семей, который счастливы переехать в новые квартиры из уже разрушающихся 5-этажек. Поэтому не надо вот это все придумывать. Это так же, как с вакцинацией.Московская повестка дня… Еще раз повторяю, есть отдельные участки эфира. Вот программа «Мой район» Сергея Бунтмана, например, такая красивая история. Но мы все-таки федеральное радио. У нас много городов. И нас слушают страна и мир. Я могу вам сказать, что в точке слушания в день Москва занимает где-то 28-35% аудитории, остальное – страна. Это только радио, не считая Ютюба, не считая интернета, не считая сайта. Это только радио.
И. Воробьева
―
Алексей Алексеевич, тут Семен задает классный вопрос: «Какой каверзный вопрос Алексей Венедиктов задал бы самому себе?»
А. Венедиктов
―
Он не каверзный, но такой: «Тебе не надоело?»
И. Воробьева
―
Но это не каверзный вопрос, Алексей Алексеевич. Это вопрос, который вам все задавали тут, я думаю.
А.Венедиктов: Задача №1 – обеспечить Алексею Навальному первоочередную медицинскую помощь
А. Венедиктов
―
Я не знаю никакого каверзного вопроса.
И. Воробьева
―
Ну подумайте.
А. Венедиктов
―
Честно говоря, я смотрю столько разных интервью и столько получаю вопросов, сколько задаю, что слово «каверзный»… Я думаю, я могу уйти от любого вопроса, если каверзный – это на который нет ответа. Я придумаю ответ. А серьезный вопрос: «Да когда наконец закончится этот ремонт?» Вот это каверзный вопрос. Я не знаю на него ответа.
И. Воробьева
―
Я думаю, этот вопрос, Алексей Алексеевич, все задают.
А. Венедиктов
―
Да. Ну что поделаешь? Но он очень каверзный, конечно.
И. Воробьева
―
Но при этом люди, которые приходят на радиостанцию…
А. Венедиктов
―
Видишь, как я ушел от ответа? Ловко.
И. Воробьева
―
Да, Алексей Алексеевич, что тут уходить-то было?
А. Венедиктов
―
Ловко. Ловкач.
И. Воробьева
―
А еще спрашивают, где Яков Широков?
А. Венедиктов
―
Яков приболел. Сами понимаете. И он находится на карантине.
И. Воробьева
―
То есть все в порядке?
А. Венедиктов
―
Да, все в порядке.
И. Воробьева
―
Я как раз вот эти имена произношу, чтобы люди понимали, что все в порядке. А то вы же знаете, люди все пугаются.
А. Венедиктов
―
Слушайте, мы всегда вам говорим. Если кто-то уходит, предположим, с «Эха», мы вам всегда говорим. И вы это идите в эфире. А если какого-то человека нет – он либо в отпуске, либо приболел. Слушайте, мы живем в эпоху эпидемии. У нас же все очень просто.Есть два типа корпорации. Есть корпорация американская, где все по закону. Вот приходит: «А вот мне по пункту контракта 6.1.2.2 дайте мне 2 часа перерыва с бутербродом и отдельное место для кофе и так далее». А есть мафиозная корпорация («итальянская» так называемая) – здесь все по договоренности. Приходит человек и говорит: «Мне нужно на 2 дня уехать». – «Езжай. Потом отработаешь». У нас в этом смысле мафиозная корпорация.
Может быть, это неправильно. Это вызывает такие конфликты, когда вдруг люди перестают работать по договоренностям и пытаются сунуть мне под нос контракт, я тут же достаю контракт – я умею, я окружен хорошими юристами. Но, в принципе, если сотруднику чего-то надо, он даже может мне не объяснять. Он говорит: «Слушай, ну вот так вот надо. Без объяснения причин. Мне нужно уйти в отпуск на 1,5 месяца». – «Ну, иди, раз надо. Ты пришел ко мне. Значит, надо». Ну что я буду лезть? Может, это личные дела. Может, это здоровье. Может, амур-тужур. Хрен его знает. Вон Софико взяла уехала.
И. Воробьева
―
Нино.
А. Венедиктов
―
Софико.
И. Воробьева
―
А, Софико, да.
А. Венедиктов
―
Взяла уехала на год. Раз и родила.
И. Воробьева
―
Софико Шеварднадзе.
А. Венедиктов
―
Да, Софико Шеварднадзе. Не, а Нино пришла и сказала, ей нужен отпуск длительный. Я сказал: «Хорошо». Я не спрашиваю почему, я не спрашиваю куда, я не спрашиваю зачем. Почему я должен спрашивать?
И. Воробьева
―
Прям буквально полминутки остается. Когда все вернутся уже в студию с удаленки?
А. Венедиктов
―
Постепенно. Все происходит постепенно. Но мы стекло пока будем сохранять. И еще для того, чтобы вам показать, чтобы те, кто видит, что, ребята, угроза изменилась, но она не ушла. Мы смотрим внимательно за статистикой каждый день и по Москве, и по стране, и по миру. Угроза не ушла. И даже когда сидят двое переболевших или привитых ведущих или гостя, все равно стекло будет стоять как напоминание – аккуратней, ребят.
И. Воробьева
―
Это была программа «Без посредников» с главным редактором «Эха Москвы» Алексеем Венедиктовым. Далее после 21 часа в программе «Тузы» – Владимир Познер. А после 22 часов в программе «Западный рубеж» – Дмитрий Быков. Всем пока.