Без посредников - 2020-08-27

А.Венедиктов

И, наконец, у нас идет в YouTube чат, я буду смотреть за ним внимательно.

Прежде всего, я хочу сказать, что вот сейчас пришли рейтинги и июля. И, видимо, мы очень хорошо и правильно освещали Хабаровск, потому что в июле еще не было ни беды с Алексеем Навальным, ни Беларуси. И мы увидели, что только в Москве за один месяц мы прибавили ежесуточно 120 тысяч человек слушателей. Таким образом, у нас за миллион слушателей в Москве каждый день Мы на третьем месте. Впереди «Авторадио» и «Ретро FM». Недалеко убежало «Ретро FM», попытаемся догнать. Это значит, что мы освещали это хорошо взвешено.

Что такое взвешено? Это значит, что мы пытались не упустить разного рода нюансы. 50 оттенков серого, синего, красного, белого, желтого. Вот чем мы славны, чем славно «Эхо Москвы» — что даже если в одной программе, у одного ведущего или даже у одного ведущего новостей чуть в одну сторону сдвигаются оттенки, то другой выравнивает и делает это не специально, а благодаря своему профессионализму.

И в этом, конечно, сам себя не похвалишь, никто не похвалит, но сам факт того, что в Москве за месяц к нам пришло 120 тысяч новых слушателей, согласитесь, это такая красивая история.

А.Венедиктов: В Москве за месяц к нам пришло 120 тысяч новых слушателей

Да, и меня тут поздравляют с 700 тысячами в YouTube подписчиков. Ну, уже не 700 тысяч, а 701 тысяча, но кто считал. Это правда. Спасибо большое!

Начинаю отвечать на ваши вопросы.

Татьяна Рыбакова мне пишет: «Куда делся Жуков с «Эха» — ушел?» Нет, Татьяна, он не может уйти, потому что суд принял решение отдать его на поруки нам с Муратовым. Он в отпуске, и он переосмысливает программу, которая за ним. Соответственно, это у нас среда, 16 часов по Москве. Я думаю, что в сентябре мы вернемся. Мы с ним обсуждали перед его отпуском программу. Он уже не хочет делать интервью. Посмотрим, короче. Так что никуда не ушел.

Про пилота, интервью с пилотом S7, экстренно посадившим самолет в Омске. Максим, спасибо. Зовут его Владимир Кузьмин, этого пилота. И там история, собственно, такая. Он замечательно действовал и действовал по инструкции. Вот когда люди действуют по инструкции, оказывается, они действуют замечательно и спасают жизни. Но я вам только напомню, что самолет сажает не только КВС, но и диспетчер с земли направляет его туда, туда или туда. Он мог посадить его — диспетчер — в Новосибирске, в Тюмени, вернуть в Томск или посадить в Омске. Был выбран Омск. Это история тоже отдельная, мы за ней внимательно следим. И мы к ней еще вернемся, отвечая на ваши вопросы.

— «Почему Курников не уложился в «Особом мнении» и задал вопрос для YouTube?»

Смотрите, когда идет перерыв на новости и рекламу в середине часа, в YouTube продолжается трансляция в «Особых мнениях», и я просил ведущих, чтобы эти 5-минутные разрывы — 3 минуты новости, 2 рекламы, или 2 минуты новости, одна реклама, — чтобы там не было молчаний, и просил их продолжать разговор только для YouTube. Ну, в это время идут другие программы, новости и реклама. Это не значит, что кто-то там не уложился. Наоборот, это моя просьба, что бы эфир продолжался. Но, конечно, приоритет здесь радио.

Я могу сказать, что у нас, скажем в «Особом мнении» в 17 часов только в Москве — я только про Москву хочу сказать — каждые 15 минут слушает порядка 180 тысяч человек в Москве. Это значит, где-то треть миллиона за весь час слушает. А в YouTube в этот момент 10–12 тысяч. Поэтому вот так вот считайте. Но потом всё в YouTube выкладывается. Вы можете зайти на сайт, посмотреть и так далее. Поэтому, мне кажется, важно.

Действительно, Сергей Орленко, я сейчас говорю про «Эхо» в первую очередь. Программа «Без посредников» — про «Эхо», а основная про политику «Будем наблюдать», там два часа. Но, тем не менее, есть какие-то промежуточные вещи, которые связаны с информационным освещением тех или иных событий, с работой радиостанции.

Например, вот сегодня, вы знаете — возвращаясь к беде, которая произошла с Алексеем Навальным, — я не могу не ответить на эти вопросы. Я по-прежнему считаю, что было совершена попытка криминального убийства. Судя по всему, то, что я сейчас вижу — хотя, повторяю, это пока, знаете, как говорят врачи, клиническая картина — это попытка криминального отравления, то есть преступного отравления. И за эти полнедели ничего не изменилось в моем представлении. Но так бывает, что представление сначала одно — получается другое. Вот с МН17 я попал.

Сейчас важно, чтобы Алексея вылечили, что бы он был вполне боевым, как был прежде. Он, конечно, безусловно, фигура для политического ландшафта очень важная. Кроме того нас связывают, чего скрывать греха, личные отношения. Я с большим пиететом отношусь к его мужеству и к его политической работе, хотя, конечно, не всегда согласен. А почему я должен быть согласен? Но, поскольку я не избиратель, как вы знаете, я не голосую с 96-го года, поэтому могу откровенно говорить на эту тему, не поддерживая ни того, ни другого, ни третьего, политически я имею в виду, но разделяя какие-то политические мысли, взгляды, поступки любого политического деятеля…

А.Венедиктов: То, что я сейчас вижу — это попытка криминального отравления, то есть преступного отравления

Вот я вас сейчас поражу: я, например, абсолютно поддерживаю позицию Владимира Жириновского и фракции ЛДПР — хорошо сидим? Сейчас все должны дизлайки ставить там, здесь должны кричать: «В чем? В чем?» Догадайтесь с одного раза, в чем. Не догадаетесь никогда — в том, что начало учебного года надо переносить на 1 октября. Мне представляется, что не готова система образования к тому, что происходит в связи с эпидемией, не готова просто.

Я вернусь к Навальному, конечно, к Алексею Анатольевичу и к беде, которая с ним случилась или которую ему организовали. Вот говорят, для разных параллелей будут сдвинуты начала уроков. Вот Кузнецов, ты недавний школьник сравнительно. Ты себе представляешь, да? Что, скажем для 8-х классов начало уроков 8-30, а для 9-х 8-40. Но простите, учитель физики у них один. У него там не успел закончится, а здесь надо уже начинать. Вы как это себе думаете? И в каждой школе по-разному.

Я разговаривал и продолжаю разговаривать с людьми, которые отвечают за образование в стране и в Москве и высказываю им свои сомнения. И мне это кажется важным.

«С 1 октября какого года?» — спрашивает Мирон. Да просто не отработано еще начало. Осталось-то меньше недели. А я разговариваю с директорами школ, с учителями, с политиками, с родителями, и вижу, что они не понимают, как их дети будут учиться — разных классов: и 11 классов, и 1-х классов и 7-х классов, поверьте мне.

Хороший вопрос: «Когда в Уфу, дядя?» Так я только-только, племянничек!

Поэтому вот здесь я разделяю позицию — она политическая позиция, но я ее разделяю — партии ЛДПР.

Теперь, возвращаясь к несчастью с Алексеем Навальным, который еще находится в коме. Обратите внимание на сегодняшнюю позицию немецких врачей. Мне кажется, что они ведут себя более пристойно, нежели многие журналисты и блогеры. Они говорят, — когда сегодня опубликовали, что де, скорей всего, это связано с тем, что Навальному дали такое как «Новичок», сразу стали делать выводы, что его отравили, — сегодня заявление клиники «Шарите» было о том, что «мы не комментируем догадки и спекуляции, мы ждем результатов лабораторий».

Знаете, есть такой сериал «Новости» американский, и там есть такой эпизод,

очень познавательный, когда стреляют в американского сенатора, в женщину — этот случай, действительно был, — и вот телевизионная компания получает инсайд, что она скончалась в больнице. И все конкуренты начинают говорить, что она скончалась в больнице. И прыгает там молодой менеджер или владелец, по-моему, говорит: «Вот все конкуренты дают, что она скончалась. Что мы ждем?» И ему старый такой седой глава информационной службы говорит: «О смерти объявляет врач, а не источник». И потом выясняется, что она выжила, но она в коме.

Это очень важный урок, я считаю, потому что ты обманываешь своих слушателей, вводишь их в заблуждение, когда ты подталкиваешь их к неправильным выводам.

И таких историй вокруг Хабаровска было много и вокруг отравления Алексея Навального было много, вокруг Беларуси… Почему было? И есть много. Вы можете сказать, что я, может быть, осторожничаю. Нет, я не осторожничаю, это называется профессионализм. И повторю, что если кто-то из журналистов «Эха» — а мы все люди и подвержены эмоциям, в том числе, на рабочем месте — уволакивается в одну сторону, то абсолютно естественным, а не искусственны путем в следующем часе это поправляется, потому что это профессиональная работа. И как врач, который должен опираться на таблицу анализов, уже на документ — и вообще, журналист должен опираться на факты, выводы можно делать из этих фактов разные, но сумма фактов должна быть важна, а не отбирать только те факты, которые ложатся в картину твоего мира.

Этим славен господин Соловьев, этим приемом славны государственные СМИ. И мне бы не хотелось, чтобы это были наши приемы, когда мы отбираем факты исключительно из своего представления о красоте мира. И я горд тем, что журналисты «Эха Москвы», информируя вас и комментируя для вас те или иные события, приятные или неприятные, тяжелые и так далее, они это держат в голове. И думаю, именно поэтому на этом кризисе хабаровском в июле месяце мы получили еще 100 тысяч слушателей в Москве, а сколько в России, я даже не знаю.

«Как вы относитесь к Алексиевич?», — спрашивает Мамонтенок Айртон. С большим уважением. Во-первых, я к ней отношусь как к писательнице с большим уважением. Во-вторых, я отношусь к ее гражданской позиции с большим уважением. И могу вам сказать вот то, что я сейчас знаю, она ведет себя очень достойно. И дай бог нам всем так себя вести в таких предложенных обстоятельствах.

А.Венедиктов: Я считаю, что первое, что должно быть — это проверить господина Пригожина

Возвращаясь к Алексею Навальному, к тому, что случилось и почему я считаю, что, скорей всего, мы имеем дело с криминальным отравлением. Чем должны заниматься журналисты? Они должны задавать вопросы и добиваться ответа. И когда государство, государственные органы в Омске, в Москве ли не дают ответов или уходят от ответов, это становится подозрительным. Это, еще раз повторяю, не доказательство, это — мы теперь все такие умные — клиническая картина.

Вот мне на сайте написал Виктор: «Уважаемый Алексей, когда вы говорили о бессрочном сохранении следов яда в ногтях и волосах жертвы, то имели в виду, вероятно, мышьяк. — вероятно, — или все-таки ингибиторы холинэстеразы». О решил, что он меня поддел. Он меня не поддел никак, потому что когда мы говорим слово «яды», ингибитор этой самой холинэстеразы, оно входит и в лекарство тоже, поэтому называть его чисто ядом невозможно. Иными словами всё зависит от дозы и от конкретного организма — это раз.

А, во-вторых, я хотел бы обратить внимание и Виктора и вас, что ни омские врачи, ни московские врачи, ни немецкие врачи пока не обнаружили следов никакого вещества. Еще раз: это не значит, что он не отравлен. Это значит, что если была попытка убийства, то тогда довольно изощренно был применен этот самый агент, который пока ни одна лаборатория не нашла, и немецкая не нашла. Еще раз повторяю, что это ничего не значит. Я считаю, что должно быть открыто дело по расследованию. Сегодня, когда утром мне было сказано, а потом было сказано публично, что доследственная проверка идет, и ведет ее МВД, транспортная полиция и транспортная прокуратура. И Генеральная прокуратура запросила чего-то там у немецких своих коллег и немцы согласились содействовать в соответствии с договором, — это правильно и хорошо. Потому что сейчас надо накапливать вопросы, конкретные вопросы. Потому что те люди, у которых уже есть ответы, неинтересны. У тех, у кого есть ответы — ну, и пусть они с этими ответами будут. Они в это верят, но, повторю, вера не нуждается в доказательствах. Верю и всё.

Поэтому сейчас вопросы должны быть отдельно врачам, отдельно, безусловно, силовикам. Потому что я знаю, что сегодня проверялся отель, где Алексей останавливался в Томске, и правильный был вопрос, кто заказывал отель. И правильный был бы вопрос: А что в аптечке у Алексея? Потому что лекарства в аптечке всего можно подменить, подменив дозу. И когда ты поездке, с тобой постоянно чемодана нет и аптечки нет под охраной. А давайте посмотрим в эту сторону: была ли аптечка, у кого она была, была ли она под охраной, под наблюдением помощников Алексея? Может, он вообще ничего не принимал. Но аптечку точно с собой надо возить. Если он не возил, это вопрос помощникам. То есть масса мелких вопросов. С кем контачил?

Вот вы, наверное, видели — и у меня тоже это есть — результат обследования лаборатории, правда, от 25 августа помеченный, московской лаборатории с подписью врача о том, что у Алексея есть в крови. Я не буду это публиковать, это абсолютно точно. Ни он, ни семья не давал мне добро. Это пусть публикуют те, кто позволяет себе это. Но там проверяли на эти ингибиторы и там подчеркнуто, что их нет. Но при этом мы выяснили, что, действительно, атропин капали. То есть масса вопросов. Это всё надо собирать в кучку. И, конечно мы ждем результатов, я жду результатов от немецких врачей. Я надеюсь на позитивный исход этого дело. Оно очень болезненное.

И дальше сейчас там, кому это выгодно было… Это, знаете ли, такие выстраивания позиций, исходя уже из своего представления о прекрасном, не знания, а представления о прекрасном. Ну, и, конечно, здесь фронтирует господин Пригожин. Поэтому я считаю, что первое, что должно быть — это проверить господина Пригожина и его присных на эту всю историю, мне кажется.

— «Двое суток передержки под лепет о нарушении обмена веществ. А теперь где вещество? Разложилось, вывелось почками». Все-то вы знаете, только вы не знаете одного — что если речь идет об этих ингибиторах, то они должны быть в красных тельцах крови. И не выводятся таким образом. Вот вы просто не знаете. Вы считаете, что вы знаете — оставайтесь с этим.

А.Венедиктов: В деле Фургала есть только слова. Но для честного дела это недостаточно

При этом мы давайте отметим, что не два дня передержки, а один, потому что немецкий самолет прилетел в 12 часов следующего дня по Омску или в 11 часов и улетел в 8 часов следующего дня, то есть, грубо говоря, это уже не 48, а 21 час — это уже другая история.

И, действительно, надо разбираться в том, почему была эта передержка, но не надо придумывать ничего. Хотя можете. Почему нет?

И очень неприятно, когда знакомые тебе люди — тебя ведет то в одну сторону, то в другую. Меня спрашивают про Пескова. Людмила Басова пишет: «Сколько НРЗБ Умничаете». Да, умничаю. А вы глупаете, Людмила Басова. И мое представление о том, что здесь надо умничать, а не тупить и не глупить. Вот это очень важно. А тупить и глупить — простое дело.

Да, у Верзилова ничего не нашли в итоге «Шарите» — это правда. Но еще раз повторяю: надо накапливать вопросы и надо их задавать. Почему-то те журналисты, которые были в Омске, эти вопросы главврачу господину Мураховскому не задавали. Когда начали капать атропин? Сколько капали атропина? Что такое нестабильность? Но, с другой стороны, опять-таки, надо понимать, что они говорят на своем языке. И я консультируюсь с каждым врачом, в том числе, с теми, которые были там, я всё время прошу перевести с медицинского на человеческий. Я не понимаю половину, чего они говорят, вот правда. Вот эти слова «ингибиторы холинэстеразы», кто слышал до этого?

Теперь что касается Пескова. Конечно, мы это обсуждали, и, конечно, я с ним не согласен. Ну да, почему я должен быть с ним согласен? Я имею в виду открытие дела, по факту хотя бы. Но поскольку началась доследственная, как она у них называется, проверка, потому что на самом деле расследование идет — идет здесь, идет в Германии, — то надо задавать вопросы тем, кто занимается этим расследованием, что они уже и имеют и что могут сказать. Задавать и перезадавать, если непонятно. Я опять обращаюсь к людям, которым всё понятно. Мне это как-то неинтересно. Вам все понятно. Чего меня слушать? В меня слушаете зачем?

И то же самое касается Белоруссии, то же самое касается Хабаровска. И, например, про Фургала забыли. А я напомню вам. Например, в деле Фургала есть только слова. Вот то, что я знаю, но насколько я знаю, есть только обвинения, связанные со словами свидетеля, который словами обвиняет Фургала. Но для честного дела это недостаточно, просто недостаточно и всё. Должны быть другие доказательства. Иначе это клиническая картина. Вот привязалась ко мне эта «клиническая картина» и ничего не сделаешь.

— «Эти вопросы вы насыпаете специально, чтобы затянуть дело», — Антон Барский. А как без расследования? Конечно, надо задавать вопросы. Еще раз, Антон, у вас нет вопросов — и чего? И как это поможет? Да никак. Это значит, что вы тупите или это делаете специально с тем, чтобы замазать дело вот и все.

Что-то мне тут про санкции. Не готов про санкции отвечать.

Александр пишет: «Навальный вернется в политическое поле? Это надолго, навсегда? Здоровья ему. Надеемся на чудо». Ну, я так же, как и вы, Александр, желаю ему здоровья, надеюсь даже не на чудо, а на врачей и надеюсь, что он вернется в политическое поле. И еще раз подчеркну, что Алексей — абсолютно необходимый элемент и то, что он делает в политическом поле России. Согласны вы с этим, не согласны в с этим. Это факты вашей биографии, а не его. Алексей делает полезное дело, создает определенную турбулентность в нашем застойном политическом поле. И хотелось бы его скорее снова увидеть на коне.

А.Венедиктов: Навальный делает полезное дело, создает определенную турбулентность в нашем застойном политическом поле

Мы прервемся на новости и рекламу. Я пока схожу за подарками, а затем я вернусь в студию.

НОВОСТИ

А.Венедиктов

Ну, как отвечать на такие вопросы: «Планируете ли вы взять интервью у Тихановской, Колесниковой, Цепкало и других оппозиционеров?» Ну, вот Тихановская была сегодня утром, например. Я больше вам скажу, я планирую взять интервью у Лукашенко, у Караева, министра внутренних дел, у Макея. Вот этим «Эхо Москвы» должно отличаться от всех остальных. То есть одни берут интервью у Лукашенко, другие берут интервью у Тихановской. Так не должно быть. Это не СМИ и это не медиа, с моей точки зрения. То есть это медиа, но партийные, это СМИ, но партийные.

И в этом смысле меня спрашивает Сергей: «Планируете ли вы взять интервью у пресс-секретаря Лукашенко?» Нет, у пресс-секретаря — нет, а у Александра Григорьевича — да.

Сейчас чуть-чуть температурка упадет, и можно будет ехать брать интервью. Я вполне готов.

Но вот еще раз посмотрите на примере Башкирии. Владимир Владимирович чего-то у нас тут поговорил про содовую компанию. Вот я ездил на два дня: Оренбург, Черный Отрог и город Сибай в Башкирии. Три интервью по 22 минуты или 25 минут: у главы республики Хабирова, у генерального директора содовой компании и у одного из лидеров протестантов. Вот три позиции. Всё. Дальше — сами. Но при этом, скажем, Владимир Владимирович тут, например, справку читал по телевизору.

И я теперь понимаю, как ему готовят справки, и вы должны понять. Вот он говорит: «Вся прибыль была направлена на дивиденды, и они были выведены в оффшоры». Да, но нет — за 18-й год. Потому что 38% принадлежит фонду, который принадлежит правительству Башкирии. И 38% дивидендов уж точно остались в республике в этом фонде. То есть у Путина либо не полная справка, либо не полностью он ее прочитал. И тогда у вас другая картинка.

Но при этом еще раз хочу повторить, что меня эта национализация… А-а, сразу найдем, что неправильно приватизировали. Еще раз напомню, что разрабатывать соду компания начала в 1949 году, государственная компания в Стерлитамаке. Было специальное решение Политбюро, если мне не изменяет память, во главе с товарищем Сталиным по этому поводу. То есть это история гораздо более длинная. Но их две разных. Одна — это протесты, опять законные, на мой взгляд, и мои симпатии были на стороне в целом требований протестующих. И, кстати, вот смотрите, сняли фильм и RTVi — продюсер Шнур был, Ксения Собчак сняла фильм, Пивоваров снял фильм. Все эти фильмы вышли, смотрите. Мне вот Максим Курников, который со мной ездил, говорит, что фильм RTVi очень хороший. Давайте посмотрим все три.

А.Венедиктов: Если вы пришли на «Эхо» за поддержкой ваших взглядов, вы ошиблись дверью

Но при этом национализация — это замечательное решение всех проблем. Давайте всё национализируем. Давайте быстренько, прокуратура тут подцепила, давайте быстренько пакет отнимем, всех накажем. Вот вам история.

Вот правильно спрашивает Елена: «А сода-то в стране будет или бежать в магазин закупать?» Пока не надо.

Про Лугового мне говорили про комиссию. Но мы же понимаем всё про качество этой комиссии. Я бы вообще этой новостью бы пренебрег и не стал бы уделять ей внимание про то, как Запад отравил Навального. Ну вот совсем, вот совсем неинтересно.

Но я знаю, что наша информационная служба над этим, как и положено работала. И, мне кажется, что это не стоит внимания нашего с вами вообще.

НРЗБ меня спрашивает: «Чтобы начать расследование, разве недостаточно факта об отравлении?» На мой взгляд достаточно, а на взгляд тех, кто принимал решение, нет. А вообще возбуждение уголовного дела по факту существует. Но пока расследование в таком лайт-режиме. А мы будем продолжать задавать вопросы.

Кстати, напомню. Тут всё время сравнивали то с убийством Немцова, то со сбиванием МН17. Медленно мелят мельницы богов. Но смотрите, уже 6 лет прошло с момента сбития МН17. И юстиция, международная юстиция, нидерландская юстиция начала процесс только-только. Потому что собирать доказательства это не кричать в чате YouTube «Эхо Москвы». Потому что те люди, которые за это отвечают, должны быть наказаны по закону, а по мнению толпы, меньшинства или большинства, не имеет значения — нескольких сот людей. нескольких тысяч людей и даже нескольких миллионов людей. Для этого должна быть, извините меня, тупая работа, медленная работа юстиции, скрупулезная работа журналистов.

Огромную роль в этом сыграл Bellingcat, я их приветствую. Очень скрупулезно. Можно сказать: «Да, это сбили эти». Но потом это надо доказывать. Потом придется умничать. Потом придется собирать по кусочкам, как это делал Bellingcat и правильно делал и сильно помог следствию. И так надо продолжать. И так надо делать по убийству Немцова. И мы знаем, что да, людей, которые стреляли, их нашли и осудили. Этого мало. Но это сделано. Но мы знаем, от кого шли эти люди, мы знаем, с кем они служили.

У нас остались вопросы, мы их продолжаем задавать, в том числе и Владимиру Путину, напомню я вам на пресс-конференциях, которые показывает весь мир. И будем продолжать это делать. Так же, как будем продолжать это делать и по отравлению Навального и по МН17. Это важная история на самом деле — отношение. Либо мне всё ясно — ну, тогда чего тогда? Либо нужно двигать это к юридическим процедурам, а для этого надо собирать доказательства и задавать вопросы.

Муторное дело задавать вопросы. Понимаю, сложно и не всегда не опасное.

Ах, Валерий Августович! «А не Максим ли Захарович Сабуров докладывал Сталину о Башкирии?» А, может быть, и Сабуров. Вот за что я люблю наших слушателей: всегда помогут — всегда.

А.Венедиктов: «Эхо» — это СМИ, которое должно вам помогать формировать свои взгляды

Борис, который мне аж 1030 рублей прислал: «Поздравьте всех с 30-летием «Эха». Извините, совсем забыл! Поздравляю вас всех с этим странным юбилеем. Я-то считаю юбилеем 33 года, как вы догадываетесь. Но 30 лет тоже неплохо. Пошел 4-й десяток неожиданно, что мы прожили. И спасибо большое, что вы об этом помните. Потому что на самом деле «Эхо» — это и мы, безусловно, но и вы, ваша преданность этих вот людей, о которых я сегодня говорил. Да, может быть, вам чего-то не нравится, чего-то нравится, но мы не 5 копеек, чтобы нравится. Вообще, иногда, честно говоря, я смотрю когда на коллег (не эховских, сразу своих вывожу за скобки), как люди хотят быть любимыми, как они пытаются угадать и угодить своей аудитории, и когда у аудитории меняется настроение — а вы, ребята, в толпе люди ветреные… Вот Игорь Чичановский: «Так и сидите в говне и ждите своего правосудия». Это не наше правосудие. Правосудие, Игорь, не бывает наше или не наше, оно правосудие. И не ждать надо, а работать над этим надо. А кричать «Распни его! Распни!» — ну, и такое бывало в истории, мы с вами хорошо знаем.

Тут пишут «Эху» далеко от «Радио Свобода». Ну, так вы и слушайте «Радио Свобода». У вас есть выбор. Вот это очень важно: есть выбор. Может быть, вы любитель Соловьева и «Вестей», ну так вперед, welcome туда и до свидания отсюда. Потому что у нас разные стилистики, мы конкуренты: и «Радио Свобода» и «Вести» и мы. И мы предлагаем вам разный товар. Есть люди, которые любят товар одноплановый, плоский. Когда мир плоский, всё так просто, всё так здорово. Вот мне, знаете, последнее время до беды с Алексеем, но уже началось в Беларуси, стали писать: «Я считал, что «Эхо» должно разделять мои взгляды». «Эхо» не должно разделять ваши взгляды. Если вы пришли сюда за поддержкой ваших взглядов, вы ошиблись дверью. «Эхо» — это СМИ, которое должно вам помогать формировать свои взгляды, а для этого полноту информации для вас доносить, даже если это вам неприятно, и это противоречит вашим взглядам. Ну, вот такова роль медиа настоящих было в XX веке, и повторяю, это старомодное медиа, которое не является партийным медиа и не будет никогда являться партийным медиа, во всяком случае, пока я главный редактор.

Но как хочется быть любимым и читать не вот это говно… вот если можно, Олега Путинцева такого отправьте вон.

Не надоело ли мне болтать? А здесь ровно для этого. Вот отправите вы вон, пусть идет к своему Соловьеву, мне и так хорошо. Мы без таких слушателей обойтемся, я вам честно скажу — без плоских слушателей, которые хотят плоскости. Вы не туда попали, честно говоря, совсем не туда попали, те, кто это хотел.

— «Почему у Белковского такие дорогие…?». Слушайте, я не знаю, почему у Белковского такие дорогие вопросы, даже не понимаю, о чем вы говорите, честно говоря. Я не слежу за Белковским, я же не Путин.

— «Зачем слушать радио и страдать?» — пишет Сергей. Ну, у некоторых такая стезя. Вместо того, чтобы слушать их любимого Соловьева, они приходят к нам и страдают. Так происходит, бывает.

А.Венедиктов: Я чрезвычайно сочувствую Михаилу Ефремову, но он виноват

Да, ровно, чтобы болтать, а вы — ровно чтобы мою болтовню слушать. И, более того, вы еще долго будете ее слушать. Будете сюда прибегать, откладывать все дела, тратить все деньги, чтобы сидеть в YouTube и писать мне. Вот всё это вы будете делать.

— «Почему вы не защищаете Ефремова от травли?» Ну нет никакой травли, поверьте мне. Я чрезвычайно сочувствую Михаилу Ефремову, но он виноват. Давайте вспомним фильм «Берегись автомобиля», где играл папа? Помните: «Он виноват, но он не виноват». Но человек погиб из-за того, что, как я понимаю, Михаил Олегович совершил этот наезд. Да, неумышленный, безусловно, человек не хотел убивать. Но если предположить, что он выпил — да, ну вот он виноват, и в этом смысл какая травля? Еще раз повторяю: я сочувствую семье погибшего, я сочувствую Мише и его семье, безусловно. Мы знакомы. И, честно говоря, я не знаю, где здесь справедливость. Ефремов должен быть наказан, но его вина должна быть доказана. Должно работать правосудие. Потому что часть людей кричит: «Распни его!», такая же часть, а другая часть говорит: «Это не он, это марсиане, его не было за рулем». Хотя они этим ему не помогают. И у меня за него тоже болит сердце. Но защищать от травли, которой нет, невозможно.

И вообще, медиа не должно защищать и не должно нападать. Я не призываю к беспристрастности. Какая может быть беспристрастность у людей? Человек — существо пристрастное, как мы все с вами, но голову тоже надо включать.

«Как отнеслись, — спрашивает Акиф Саркаров, — к интервью Путина, которое показали на «России-24»? Вот я сейчас задам вам вопрос, Акиф: Вас что-то удивило в этом интервью? Вас что-то поразило, вы сказали «Ни хрена себе!»? Вот, знаете, моя информационная служба тоже смотрела эти 20 минут интервью, потому что из этого надо чего-то брать. Я вышел, и там, знаете, шла такая обычная, скучная работа. Ну, чего он такого сказал, что бы мы не могли представить? Ну, вот что такого сказал Владимиром Владимировичем, что мы не могли представить? Вот то, что он сказал, поверьте мне, это отражает внутренний мир Владимира Владимировича. Это отражает то, что мы про него знаем, когда он читает себя правым. Это отражает его представление о том, что мы одна страна и, следовательно у нас одни силовые… Да, он это всё камуфлирует словами такими, но это неудивительно. И даже без этого интервью я бы сказал, что да…

Более того, внимательные мои, была же сегодня новость, что идут маневры белорусский войск, по-моему, в Брестской области. А кто читает внимательно, тот видит, что российские десантники приняли участие в маневрах в Брестской области — официальное сообщение. Ну, так они уже там. Вот и всё. И для этого мне не нужно интервью Владимира Владимировича.

Я, честно говоря, порадовался, что я не Брилев, потому что, ну, как было не задать вопрос про Навального, ну, согласитесь. Ну, не по-журналистски, ну, неправильно.

Вот я, когда ездил на интервью к Лукашенко — я рассказывал эту историю — буквально за два дня до этого выступил бывший, по-моему, где-то в Германии или Чехии омоновец или командир чего-то и сказал, что Лукашенко заказывал убийства. Я приезжаю, и в тот день, когда я приезжаю, идет прием в Министерстве иностранных дел, где местные и иностранные журналисты аккредитованы. Они все знали, что я беру интервью на следующий день. Они меня окружили: «А вы спросите про эти убийства?» Я смотрю на них и думаю: Ребята, вы чего? Так можно и в морду схватить было. Но, поскольку девушки спрашивали симпатичные, я говорю: «Ну, конечно, это будет второй вопрос. Потому что я все-таки приехал на первый вопрос — это все-таки согласие на интеграцию. А второй вопрос, если он не встанет и не уйдет, будет про это». Можете посмотреть расшифровку — я и спросил.

А.Венедиктов: Медиа не должно защищать и не должно нападать

Как не спросить? Другое дело, что тебе отвечают. Но вы посмотрите этот кусок. Это не потому, что я хвалюсь, а потому что любой журналист на моем месте сделал бы то же самое, только тот человек, который считает себя журналистом настоящим. Любой журналист «Эха» точно, даже к гадалке не ходи, ну, и любой журналист настоящий задал бы ему вопрос про это. Как это можно было пропустить?

Дело не в том, что его обвиняют, а дело в том, что эта тема, она лежит. Да даже если бы его не обвиняли. И поэтому вот это интервью по 24 это нормально…

Про сегодня эфир Шендеровича в YouTube. Нет не выяснили причину зависания. Но мы же пишем все и выложено будет всё полностью. Вы не волнуйтесь. Мы интересную историю такую делаем всегда, когда мы знаем, мы готовимся к атакам или просто к зависанию. Радио идет, всё идет, а затем мы выкладываем полностью.

Конечно, хитрый.

— «Какой вопрос вы бы задали Лукашенко?» Это, смотря когда я там буду. Вот смотрите, я готовился к эфиру в декабре, и вдруг возник этот вопрос с убийствами. Он возник за один день до моего отъезда. Мне пришлось перелопатить свою подготовку. Но вообще, честно говоря, у меня вопрос про жестокости, про репрессии, ОМОН — вот это всё. Потому что про фальсификацию… Тут меня спрашивают: «А с чего вы взяли, что сфальсифицировано?» Слушайте, есть огромное число свидетелей, я имею в виду членов избирательных комиссий. Вы не забудьте, что я с 13-го года возглавляю штаб по наблюдению по выборам в Москве. И уж, как это сказать, где чисто, где не чисто, я уже как профессионал на кончиках пальцев вижу. А когда у тебя есть доказательства — сжигание протоколов — это не доказательство? Вот записи, которые были, как приезжает глава администрации и пытается всю школу поломать — это не доказательства? И понятно, что это не один глава администрации.

Конечно, в данном случае был бы я советником Александра Григорьевича, я бы сказал: Да, новая Конституция — новые выборы по новой Конституции в течение года, полугода, договорившись о чем-то. Да.

Потому что все они — и те, кто бил и тех, кого били — они все граждане Беларуси. И никуда вы от этих самых ребят, которые дубинками мутузили, не денетесь. И от тех людей, которые вышли — свезли их, не свезли — вы никуда не денетесь. Еще раз, повторяю как мантру: это ваши соседи. Вы их детей учите, вы их детей лечите. Ваши дети играют вместе в песочнице. Это так. И тогда выход какой? Ну, в целом — новые выборы. Но можно найти процедуру, мне кажется, хотя я не уверен… Александр Григорьевич, он у нас человек с особым взглядом на мир, но мы все альтернативно одаренные каждый по-своему, поэтому у каждого свой взгляд на мир.

— «Что там про Вагнер такого интересного?» Это очень интересно, посмотрите на нашем сайте. Это, действительно, судя по всему, то, что я посмотрел, была операция украинских спецслужб, причем, ребята, годичной давности, то есть задолго до выборов, Это, действительно, судя по всему, то, что я посмотрел, была операция украинских спецслужб, причем, ребята, годичной давности, то есть задолго до выборов, не связанной с выборами.

Они, действительно, создали такую ложную историю и выманивали людей, которые воевали в Донбассе. И там говорится, что там были два человека, которые были рядом с «Буком», когда тот стрелял по МН17. И они, действительно, создали такую ловушку и собирались посадить самолет в Украине. Там якобы технически запросил бы посадку. Это красивая такая, детективная история. Но, оказывается, что да, это СБУ готовилось. И то, что перенесли и, видимо, доложили и, видимо, утекло — это так.

Ну, здесь у нас Путин не обманул. Я не знаю, про американские спецслужбы. Но я знаю, что американские спецслужбы тренировали уж точно и тренируют советники украинские службы после 14-го года, поэтому можно всегда привязать, что это совместная разработка, возможно. А это не важно сейчас — важно, что то, что сказал Путин, это правда, и это подтверждают украинцы.

А.Венедиктов: Я, честно говоря, порадовался, что я не Брилев

Жека Козловский пишет: «Вот именно красивая сказка». Ну, живите в своей альтернативной реальности. Я вам ничем, Жека Козловский, помочь не смогу, вот просто ничем.

Человек пишет: «Да ну, на фиг! Удаляюсь». Мы поможем вам помочь и вас удалить вообще. Вот человек пишет: «Удаляюсь». А я его звал? Я ему говорил придти сюда? Вопросов нет.

— «Таран БТР в Сирии — что это было?» Я, честно говоря, смотрел Беларусь, Навального, Хабаровск, Куштау. Я знаю эту историю, уже было какое-то объяснение. Но я посмотрю, чтобы на сайт поставить. Давайте мы просто поставим на сайт, вы сами почитаете. Я попытаюсь что-нибудь у своих друзей в Министерстве обороны узнать, подробности какие-нибудь. И у американцев, естественно, надо всегда смотреть две истории.

Венедиктову: «Лукашенко для Беларуси больше нет». Кого вы называете Беларусью? Вот вы считаете, что Лукашенко для Беларуси нет. Я думаю, что мне напишут люди, которые считают, что он белорусский президент. Я не упомню, чтобы вас кто-то от имени Беларуси уполномочил.

— «Когда вы обращаетесь или будете обращаться к госпоже Тихановской, вы ей скажете «госпожа президент?» Нет, конечно. У меня нет никаких доказательств, что она была избрана — никаких. Впрочем, как и Лукашенко. Эта история — о чем говорил Верховный комиссар Боррель от Евросоюза, что это история с Мадуро… даже не с Гуайдо, Венесуэла. Те, кто следят, значительная часть стран признала Гуайдо избранным президентом или исполняющим обязанности президента. Другая часть мира признает Мадуро — Китай, Россия, — то здесь мы видим, что часть стран признала Лукашенко, а Тихановскую не признала ни одна страна. И не дело радиостанции или какого-то медиа решать, кто в суверенной стране президент.

Возникнет проблема с 5 ноября, потому что Лукашенко до 5 ноября — действует его мандат, и он сейчас господин президент. Просто 5 ноября часть мира признает его президентом, часть мира не признает. Как с Мадуро будет. И вот здесь, конечно, будет веселенькая история. Но совсем не важно, признает или не признает, повторю, радиостанция, СМИ или журналисты. Важно, что страны вокруг.

Я с вами прощаюсь. Те, кому «Эхо» не нравится, пошли вон отсюда. У вас есть всегда ваш Соловьев Владимир Рудольфович. А мы с вами по политике встретимся в субботу в 12 часов.

Сейчас же будет в 21 час — «Грани» с Владимиром Кара-Мурзой, у него в гостях будет Владимир Милов, ведущий YouTube-канала «Навальный LIVE» и Вадиим Прохоров, адвокат семьи Бориса Немцова. Это будет буквально после новостей. Я как раз обратил бы ваше внимание — специально уходил от этой темы, — чтобы сейчас и Вадим и Владимир вам это всё рассказали. А дальше в 22 часа в программе Сергея Бунтмана «Дилетанты» мы поговорим о Волжской Булгарии. Откуда что пошло. Ну, «Дилетант» — это наше всё.

Всем пока и до встречи!