Без посредников - 2014-11-16

А.Венедиктов

Я понимаю, что всех интересуют события, связанные в возможным советом директоров в пятницу. Мы вернемся ко всей этой истории через несколько минут. Я хотел бы очень коротко ответить на другие вопросы, которые требуют коротких ответов. Меня спрашивают, почему так много стало саморекламы. Объясняю. С приходом нового генерального директора было принято решение о том, что рекламу на "Эхе" продает внешний продавец, и нужно зафиксировать блоки для него, для возможности продажи рекламы. Это, включая и региональных партнеров. Поэтому в каждом часе были переделаны блоки, и возник новый блок 47-48 минут, он будет и сейчас. И если нет рекламы – таковы условия – тогда ставится самореклама, реклама наших передач. Совершенно очевидно, что нужно каким-то образом нам с вами к этому привыкать. Не вижу здесь ничего необычного, Не вижу здесь ничего необычного, но вы будете знать, что выходит у нас в следующем часе. Мне кажется, это правильно, не вижу здесь никаких проблем.

Еще один вопрос, который пришел. Мы действительно анонсировали, на этом месте должно было выйти большое интервью с Маргаритой Симоньян, которое мы должны были делать вместе с Лесей Рябцевой. Я напомню вам, мы уже делали с ней интервью с Навальным, с Собчак, с Макаревичем, с Немерюком. И вот Марго приболела и приболела Леся, и поэтому интервью просто перенесено, мы его просто не записали. И мы его запишем, у нас стоит в плане, соответственно, Марго. В понедельник в 20 часов у нас с Лесей здесь в прямом эфире будет министр экономического развития Улюкаев. Я хочу вам сказать, что Женя Альбац любезно уступила мне этот час. Очень важно, что Алексей Улюкаев согласился как министр экономического развития прийти и ответить на наши и ваши вопросы. У нас впереди с Лесей новый Генсек НАТО Столтенберг, Лавров, Ходорковский и Греф - вот в этом году у нас такие интервью, и Марго, Маргарита Симоньян. Отвечая на ваш вопрос, что случилось - приболели.

В общем, я на короткие вопросы, наверное, все ответил. Чего-то еще забыл по программам. Да нет, наверное все. Вот как раз спрашивают про «Науку в фокусе». То есть как раз возвращаемся к истории, связанной с тем, что происходит вокруг радиостанции, в чем там упертость главного редактора. У нас ситуация динамично меняется, как вы знаете, каждый день. Действительно, я подтверждаю, что я на вторник наметил встречу с журналистами свою, - я не собирал собрания – чтобы объяснить свою позицию, потому что у журналистов "Эха Москвы" вокруг этой истории разные позиции. Одновременно с этим, как мы знаем, Михаил Юрьевич Лесин, глава совета директоров "Эха Москвы" будет собирать совет директоров в пятницу по вопросу о главном редакторе, о редакции и о формате радиостанции. Это в пятницу. Во вторник будет собрание журналистов. Ему позвонил Сергей Бунтман и пригласил на встречу с журналистами, и он придет. Во вторник в 20 часов у нас будет встреча с Михаилом Лесиным, пусть он расскажет журналистам, что там такое произошло.

То, что Михаил Лесин предложил нам, мы принимаем, но незаконный приказ должен быть отменен

Я не буду ничего говорить за Лесина, а я буду говорить за себя, в чем, собственно, моя позиция. Я читал многие юридические всякие штуки-дрюки, объяснения смешные и не смешные. Давайте вернемся, чтобы вы слушатели, поскольку я отвечаю перед вами, я, собственно, объясню, что происходит.

В нашем представлении журналиста можно уволить только по представлению главного редактора. На чем это основывается – законность. Первое: это Закон о средствах массовой информации, он передо мной. Напомню, это действующий закон. И, чтобы другие там не измышляли, сейчас вы поймете, какова законная позиция моя.

Первое. Статья 18 действующего закона о СМИ. Статус учредителя. Учредителем "Эха Москвы" является Закрытое акционерное общество "Эхо Москвы", у которого две группы акционеров. Одна группа: «Газпромбанк», который держит 66%. Другая группа: американская компания «EM-Holding», куда сложены акции журналистов, мои, Федутинова и Гусинского – 34%. Итак, мы учредили ЗАО, мы являемся учредителями ЗАО, то есть акционерами ЗАО. ЗАО наш учредитель. Именно Михаил Лесин является председателем совета директоров учредителя ЗАО "Эхо Москвы". А Екатерина Юрьевна Павлова является генеральным директором ЗАО "Эхо Москвы", учредителя.

Итак, учредитель. «Учредитель утверждает устав редакции и заключает договор с редакцией средства массовой информации (главным редактором)». Вот два документа: Устав редакции и договор с главным редактором – вот, что делает учредитель. Это закон о СМИ действующий.

Дальше. Статья 18 закона о СМИ. «Учредитель не вправе вмешиваться в деятельность средства массовой информации, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Законом, уставом редакции, договором между учредителем и редакцией (главным редактором)». Не вправе вмешиваться за исключением случаев, которые… Запомнили себе. На чем моя позиция основана юридическая. Это закон действующий. Итак, «не вправе вмешиваться».

«Редакция осуществляет свою деятельность на основе профессиональной самостоятельности». Это деятельность редакции. Это закон, это строчка закона. Еще раз: это строчка закона действующего. И дальше: «Редакцией руководит главный редактор, который осуществляет свои полномочия на основе настоящего Закона, устава редакции, договора между учредителем и редакцией (главным редактором)». Вот закон. Все понятно.

За мной закон. Когда за вами закон - нет выбора между смелостью и трусостью

Теперь давайте посмотрим, что происходит в этих документах. Итак, устав. Открываем устав, никого не трогаем, никого не обижаем, действуем на основе устава, который был утвержден – внимание! - акционерами, в том числе, «Газпром-Медиа». Отрываем устав, написано: «Обязанности генерального директора». Внимание! – генерального директора. Это статья 12.2.8. «Принимает на работу и увольняет работников общества (прием на работу и увольнение редакционно-творческих работников осуществляется только, – внимание! – слово «только», еще раз: «только», - по представлению главного редактора». Итак, расшифровка статьи закона, утвержденный «Газпромом» устав просто говорит о том, что генеральный директор увольняет работников только по представлению генерального редактора. Это может нравится, может не нравится, но это так. Таков закон, таков устав.

Ну, и наконец мой трудовой договор, договор между учредителем и мной, подписанный мной и Павловой. К моей компетенции относится: «Руководство всеми творческими службами радиостанции "Эхо Москвы", а также разработка проектов, приказов и распоряжений и предложений генеральному директору общества по освобождению от должности редакционно-творческих работников». Это моя компетенция. И дело здесь совсем не в Плющеве. Нет никакого Плющева вот в этой истории. В этой истории есть приказ об увольнении редакционно-творческого работника, журналиста NN, сделанный с нарушением трудового договора моего, трудового договора генерального директора, устава редакции, устава акционерного общества и закона о СМИ – 5 документов нарушено. И я очень рад и поддерживаю это, что Михаил Юрьевич Лесин это признал. Это вопрос о компетенции главного редактора. Это я не могу пропустить. Это значит, что через мою голову, через голову главного редактора можно уволить или нанять любого журналиста. Можно всех уволить и всех нанять – тогда, какой я, к черту, главный редактор? Как я тогда могу отвечать, как прописано в законе, за деятельность журналистов, если не я их нанимаю и не я их увольняю, какие у меня рычаги работы?

Меня тут спрашивают наши слушатели: «Вы боретесь за Плющева…». Я не борюсь за Плющева, я борюсь за всех. Я борюсь за то, чтобы журналисты знали, какая и перед кем у них ответственность. Я борюсь за то, чтобы те правила, которые были утверждены Государственной думой, принимавшей закон о СМИ, акционерами, в том числе, «Газпром-Медиа», моим договором – исполнялись. Я борюсь за то, чтобы исполнялись правила. Может быть,это звучит очень занудно, но я борюсь за чистоту правил. Не устраивает закон – есть Государственная дума – меняйте. Не устраивает устав – собирайте акционерное собрание – вырабатывайте новый устав в соответствии с законом об акционерных обществах. Не устраивает мой договор – предложите мне другой договор. И так далее. Не устраивает договор с журналистами – ну предлагайте другие договоры. Но пока будет действовать все то, что я вам прочитал – все действующее, все утвержденное – это должно действовать так. Поэтому еще раз повторю: я приветствую то, что Михаил Юрьевич признал, что этот приказ незаконный, и, соответственно, это должно быть отменено каким-то макаром когда-то в ближайшее время. Конечно, после этого, если он будет отменен, ни в какой суд мы не пойдем. Сейчас Саша готовит иск в суд на незаконное увольнение, а я готовлю иск в суд на то наступили на прерогативы главного редактора. Еще раз повторю: вопрос не в Плющеве. Это значит, что что-то кому-то не понравится – через голову главного редактора… Не так одеты: в тапочках ходят на работе… Ну, послушайте! Еще раз: есть порядок, есть законы, есть правила. Это не бумажки. Как известно, все законы пишутся кровью, давайте их соблюдать в том виде, в каком они действуют на этот момент.

Мне говорят: «А какие у вас варианты?» Да никаких у меня вариантов! У меня нет вариантов. Я иду строго по закону. Вот строго - или, как любят говорить некоторые мои молодые сотрудники – тупо… «Венедиктов тупо идет по закону». Ну правда, я действительно тупо иду по закону. Ну, а как можно еще идти не по закону в данном случае. Поэтому в этом смысле, в смысле закона мне договариваться не о чем просто. О чем? Вот первая позиция. Мне говорят: «Вот пусть Плющев…». Что Плющев? Он, с вашей точки зрения, уволен. Я ему кто? Я ему уже даже не главный редактор. С моей точки зрения, главный редактор, а те, кто мне говорит: «Сделай что-нибудь» - с точки зрения этих людей он уволен. Поэтому, собственно говоря, на "Эхе" уже неделю работает трудовая инспекция, изучившая все, что я вам тут говорю. Просто мне представляется, что она должна… Кстати, по закону о трудовой инспекции, ее полномочия следующие: проверить законность приказа в данном случае, и в течение 30 календарных дней с момента жалобы, то есть с 7 ноября вынести заключение по законности или незаконности приказа и, соответственно, предписание. Вот, собственно говоря, о чем идет речь. Опять мы пошли по закону. Саша обратился в трудовую инспекцию конкретно. Я еще не обращался никуда: ни в суд, ни в трудовую инспекцию. Но для того, чтобы ситуация была разряжена, мы решили с Сашей, что поскольку пока приказ оспаривается, хотя председатель совета директоров признал его незаконным, Саша написал мне заявление об уходе в отпуск, как раз до 7 декабря ровно. Вот на этот месяц. Потом мы получим решение трудовой инспекции и будем действовать дальше. Ситуация вот такая и никакая другая. То, что касается меня, то, что касается редакции, то, что касается всех журналистов. Поэтому первичная история, на мой взгляд, заключается в том, что был нарушен закон, был нарушен устав, был нарушен мой трудовой договор – не Плющева, это отдельная история – мой, и я за это сражаюсь.

Поэтому, когда вчера Михаил Юрьевич Лесин дал пространное интервью «Новой газете» - вы можете его посмотреть на нашем сайте echo.msk.ru – где сам сказал, что признает, что приказ незаконный. Я могу только это приветствовать и считаю, что это протянутая рука, и я ее принимаю.

Не уверен, что в части морально-этических качеств я являюсь авторитетом. Скорее, наоборот

Вторая история касается, что инкриминируется Александру Плющеву. И в разговорах, и в приложениях к этому незаконному приказу таким же образом незаконно, на мой взгляд, инкриминируется. Первое, что ему инкриминируется, ему наш генеральный директор прописала, что он нарушил устав редакции, проводя этот эфир про донецкий аэропорт, за который нам Роскомнадзор вынес предупреждение. Надо сказать, что это история, вообще, отдельная. Я поговорю о ней во второй части нашей программы. Но кому, как не руководителям СМИ надо знать и понимать, что закон опять-таки о СМИ, 57-я статья освобождает от ответственности журналиста, редакцию, Главного редактора за то, что гости говорят в прямом эфире. Нет ответственности у "Эха Москвы" и нет ответственности у журналиста, который вел эфир за то, что сказали его гости, просто нет. Закон говорит: нет ответственности, освобожден от ответственности. И это ему вменяется на увольнение. Вот это как? Вот это что? Трудовая инспекция, конечно, этим заинтересовалась тоже, но если дело дойдет до суда, конечно, мы это будем оспаривать. И вторая история – это история с его твитом, касающимся ухода из жизни сына главы администрации Сергея Борисовича Иванова. Здесь я могу изложить только редакционную точку зрения, которая существует на сегодняшний день.

Первое. Вы, наверное, обратили внимание, вы все, на обратили внимание, что теперь, когда происходит уход из жизни людей более-менее известных, мы закрываем комментарии к этим скорбным для разных людей событиям. Мы так закрыли комментарии к новостям, блога, касавшихся новостей, блогов, о смерти Валерии Ильиничны Новодворской. Мы также закрыли комментарии о смерти Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе, мы также закрыли комментарии, касавшиеся ухода из жизни сына Сергея Борисовича Иванова, то самое - 6 ноября. Никаких блогов не было, но были новости, но и в новостях закрывали комментарии. Мы так же закрыли комментарии, касающиеся ухода из жизни Кахи Бендукидзе. Потому что, если бы вы знали, какое количество отвратительных, безобразных, омерзительных комментариев… Вот еще тело человека теплое, что называется… Люди озверели окончательно. Ну воздержись! Ну подожди 9 дней, 40 дней… Потом поговорим об исторической роли с вашей точки зрения. Нет ангелов! Нет ангелов. Поэтому редакционная позиция заключается только в этом и ровно в этом и больше ни в чем. И это отношение. Мы не комментируем. Если хочешь, напиши блог – это называется. Но комментировать вот так просто под ником – мы не даем такой возможности. Это принципиальная позиция и это вопрос, касающиеся твитера.

Теперь, что касается оценки, естественно, я не собираюсь учить Сашу морали или кого-то еще из своих журналистов – на это у них есть родители, на это у них есть родственники, на это у них есть близкие люди, которые для них являются в этой части авторитетами. Я не уверен, что в части морали и морально-этических качеств я являюсь авторитетом. Думаю, что, скорее, наоборот. Я человек не высоких моральных качеств, как известно, морально-этических качеств, поэтому ничего кроме усмешки, мои лекции морали, я думаю, вызвать у сотрудников и сотрудниц не могут. Поэтому, чтобы не вызывать обратную реакцию, я этого не делаю. И поэтому тоже. Но, если говорить серьезно, я высказываю, конечно, свою точку зрения в частных беседах, когда речь идет о частных действиях моих журналистов. Не был исключением и этот случай. Я в частной беседе сказал Саше, что я про это думаю. Саша сам, без всякого приказа снял свой твит и извинился. Может быть, недостаточно, может быть, надо извиниться пред Сергеем Борисовичем, может быть. Это дело Саши, я здесь не указчик. Повторяю: этой истории не было на сайте "Эха Москвы", этой истории не было в эфире "Эха Москвы". Это частный твит. Я знаю, что в обществе идет дискуссия, должны ли работники корпоративные соблюдать некие правила поведения в социальных сетях. Социальные сети, если говорить серьезно – это, действительно, вызов. Я такое про себя читаю у своих сотрудников, про себя дорогого, любимого, что впору увольнять всех – бывает. Какое счастье, что не фейсбучный, но мне иногда доброжелатели иногда присылают, что обо мне пишут сотрудники и даже заместители – мама, не горюй! У меня нет ответ на этот вопрос, но опять таки занудливо, опять таки юридически обосновано: если существуют корпоративные правила, утвержденный опять таки собраниями журналистов, корпорацией – тогда за их нарушение можно подвергать санкциям. Если таких прописанных правил не существует – приказом ли главного редактора, решением ассамблеи журналистов, решением совета директоров, правилами внутреннего и внешнего распорядка и журналист не подписался (конечно, хорошо, чтобы журналисты вели себя правильно, но при этом все под словом «правильно» понимают разное), - но если писаных правил нет, то и нарушений нет. Тогда говорить о нарушения, как главный редактор, со своим подчиненным я не могу. Хотите правил? Ну давайте развернем широкую дискуссию. Когда в канале, который принадлежит нашему холдингу, выходит передача, где звучат призывы физически расправиться с руководством радиостанции – это морально-этически допустимо? Я не слышал ничего о мерах, предпринятых внутри корпорации по поводу авторов этой передачи, где была прямая угроза жизни руководству радиостанции с экрана федерального канала. Это допустимо? Можно к этому призывать? К руководителям других СМИ, к совету директоров "Эха Москвы"? Это не будет нарушением морально-этических правил? Каким образом мы это все кодифицируем? Давайте уж тогда говорить о том, что если мир изменился и надо менять правила – давайте садится и искать возможности эти правила искать заново, но придумывать их по ходу, применяя индивидуально к одному или другому человеку. При этом еще раз повторю: Саша готов был уйти в отпуск… Это казус Тарпищев, знаете ли, мне кажется, моя личная точка зрения. Человек неудачно выступил. Можно по разному кодифицировать слово «неудачно». Можно кодифицировать это слово «неудачно», можно кодифицировать это слов «некорректно», можно кодифицировать «безобразно», но он выступил – это я говорю о Тарпищеве – в юмористической программе и за это был подвергнут санкциям и сам согласился с ними.

Меня спрашивают: «Вы боретесь за Плющева?». Я не борюсь за Плющева, я борюсь за всех

Саша сам написал заявление на отпуск, он готов, и меня лежит, я уже говорил, его заявление 10 ноября помеченным после моей встречи с председателем совета директоров – у меня лежит подписанное им заявление: двухмесячный отпуск без содержания, о чем Лесин и говорил. Но мне нему его подать, потому что генеральный директор считает, что он уволен, и отправить в отпуск уволенного человека – это какой-то сюр. Это тебе не только трудовая инспекция – это тебе Верховный Суд на голову сядет. Это значит только одно: человек должен быть принят обратно на работу, приказ незаконный должен быть отменен, после чего Саша сам… уже написан, что он готов в виде признания своей ошибки, сделанной не на радиостанции – еще раз повторю – не в эфире, уйти в отпуск на два месяца, чтобы дать возможность выправиться, выстоять. И это правильный жест с его стороны. С его стороны, потому что я ему ничего приказать не могу. С точки зрения закона, на эту секунду он уволен. И даже пока трудовая инспекция не высказалась. Я никто ему, я не главный редактор. Он-то меня признает главным редактором, я –то его признаю своим сотрудником, но с точки зрения приказа генерального директора, мне невозможно подать его бумагу на отпуск, потому что ее должен завизировать генеральный директор, который говорит: «А он уволен». А я говорю: «А отпуск два месяца…» - «А он уволен». Ну, а тогда что Михаил Юрьевич от меня требует? Вот у меня лежит его заявление, им подписанное в понедельник. Сегодня уже воскресенье. Неделя прошла и чего? Поэтому то, что Михаил Лесин предложил нам в «Новой газете», мы принимаем, но еще раз повторю, что незаконный приказ, как сказал Лесин, незаконный, должен быть отменен. Саша должен быть восстановлен на работе. Мы, конечно, отзовем все наши судебные претензии, после чего Саша уходит в отпуск в соответствии с заявлением на два месяца с 10 ноября по 10 января, и за эти два месяца, я думаю, что мы подумаем, каким образом разговаривать по поводу личных твитов. Поговорим, сделаем широкую дискуссию с участием Михаила Юрьевича Лесина на каком-нибудь федеральном канале, на «Первом», например и продолжим этот разговор. Вернемся в студи через несколько минут.

НОВОСТИ

А.Венедиктов

Давайте я сейчас посмотрю, что вы тут мне присылали за все это время. - «Как вы работаете с таким генеральным директором?» Так и работа, Дмитрий. На самом деле, если говорить серьезно, конечно, некоторые решения вызывают во мне просто… Например, последнее решение – это решение генерального директора не обжаловать в суде предупреждение Роскомнадзора как раз ровно по тому эфиру, который вел Александр Плющев в прямом эфире. Получили ответ, что «считаем обоснованным, обжаловать не будем». Но по закону о СМИ, опять же статья 19-я: главный редактор представляет редакцию в суде без всяких дополнительных документов. То есть мы идем обжаловать. Мы готовим апелляцию в суд, но уже без генерального директора. Здесь я абсолютно не согласен с позицией. Считаю необоснованным предупреждение, вынесенное Роскомнадзором, и в конечном итоге мы идем в суш и будем обжаловать в соответствии с законом Российской Федерации. Практически иск готов. В понедельник, во вторник мы от имени редакции, поскольку предупреждение вынесено и учредителю и редакции, мы идем в суд. Вот я не согласен с этим, так же, как, например, когда возник вопрос о переезде, Екатерина Юрьевна поддержала мое предложение переезжать на «Московский комсомолец» туда, на 5-го года, но совет директоров, как вы знаете, расторг эту сделку и решил, что Даниловская Мануфактура. То есть позиции, по которым мы не сходимся: увольнение Плющева, Роскомнадзор. Есть позиции, по которым мы договариваемся, таких позиций большинство. Ну да, противоречия между директором и главным редактором существуют, но мы вполне себе цивилизованные люди, и там, где нет силового давления, там мы находим с Екатериной Юрьевной понимание как минимум. И должен вам сказать, что я был не единственным членом директоров из пяти, который голосовал против ее освобождения, которое пройдет 23 декабря на собрании акционеров, против внесения этого вопроса в повестку дня – она год не проработала еще. Я голосовал против ее назначения, но голосовал и против ее освобождения – это правда.

Все законы пишутся кровью, давайте их соблюдать в том виде, в каком они действуют

Вот тут мне пишут: «Как вы смелы…». Тут нет смелости. За мной закон. Когда за вами закон – это вот по поводу увольнения – у вас нет выбора между смелостью и трусостью. Это, вообще, лежит вне рамок смелости и трусости. Это лежит в рамках справедливости и порядочности, а не смелости и трусости. И если в видите, как перед вами нарушаются законы, вашего журналиста увольняют незаконно, нечестно и несправедливо, как я считаю – тут нет ничего… И просто я говорю: давайте восстановим закон. Тут нет конфликта. У меня нет конфликта с Михаилом Лесиным в этом вопросе. Какой может быть конфликт, когда закон говорит: это незаконно. Он так и сказал. Вся история. Поэтому не приписывайте мне качества, которых у меня нет.

Что у нас еще. «Что вас там волнует. Власть должна власть…». Что должна власть – не надо мне говорить – «Господин Венедиктов, сильно-то не обольщайтесь по поводу победы Плющенко…». Это в смысле фигурное катание? Я не обольщаюсь. Я люблю фигурное катание. Так. Дальше: «Почему вы стали записывать программы (Навальный, Собчак, Макаревич), а не давать их в прямом эфире. Андрей». Где-то в прямом эфире, как будет Улюкаев. Где-то записанное интервью, потому что по времени люди не могут, соответственно, Собчак и Макар не могли. Что касается Навального – ему запрещено было давать в прямом эфире, надо сказать. Мы были готовы давать в прямом эфире. Слушайте, какая разница? Я вам могу сказать честно, мы ничего, Андрей, не вырезали. Даже паузы не вырезали, и когда возникла дважды у Ксении неловкая пауза, мы ее оставили, чтобы вы слышали… Вот мы пишем ровно секунда в секунду. Меня за это очень сильно любят наши программисты, потому что я очень эфирно дисциплинирован. Вот секунда в секунду, понимаете? Поэтому нет никакой разницы.

Мне нравится вот это: «Вы все Путина пытаетесь оправдать…», - пишет Ната из Пензы. Я, вообще, фамилию эту говорил сегодня, Ната из Пензы? Вот я эту фамилию говорил? Может, вы другое радио слушаете, если там Путина пытаются оправдать? Может быть, про что-то другое? Вот как говорить с людьми, которые тебя не слышат? Какая разница между тем и тем?

Дальше: «Почему Пархоменко так говорит?» Пархоменко так говорит, потому что он Пархоменко. И, вообще, моя фамилия не Пархоменко. Ирина пишет: «Почему на два месяца?» Потому что он написал. «А как же эфир «Один»?» В этот момент, когда Саша будет в отпуске, я думаю, что «Один» по субботам будет вести Матвей из Киева, в смысле, с пятницы на субботу, а с субботы на воскресенье – еще не решил – если Саша уйдет в отпуск. Ну, а когда Саша просто уходит в отпуск, в обычный отпуск, чего там? То же самое: Матвей вел и кто-то еще вел. Поэтому, мне кажется, не о том говорим, не про то спрашиваете. А вот Дмитрий спрашивает: «Будете ли вы обращаться к Путину, чтобы разрулить ситуацию?» Нет, Дмитрий, этой мой принципиальный момент в этой истории. Конечно, у меня много влиятельных друзей – это правда – знакомых, которые, кстати, сами звонили, конечно, не Владимир Владимирович из Брисбена, но сами звонили, спрашивали: «Что происходит, какая твоя версия?» Я все время говорил: «Ничего мне не надо, ребята, у меня закон за мной». Я же опять-таки не обсуждаю морально этические позиции свои, Сашины, Михаила Юрьевича, Екатерины Юрьевны, кого-то еще. Я говорю: давайте мы восстановим сначала законное право главного редактора представлять генеральном директора на увольнение, на наказание, на прием журналиста – все. Вот больше я ничего не обсуждаю сначала, и все. И это вполне себе компромиссная позиция. При этом, повторю, Сашина добрая воля была в том, что он написал заявление на отпуск, чтобы снять давление с радиостанции. Это тоже все понимаем. Это его добрая воля, я не могу за него написать заявление. А это заявление у меня на столе. Я 10 ноября после встречи с Михаилом Юрьевичем Лесиным, когда приехал, изложил эту конструкцию, чтобы Саша не был…, чтобы увольнение не было… Слушайте, тут стоят какие-то вооруженные люди, не пускали, готовились не пустить Сашу, если он придет, в эфир, была подтянута полиция. Слушайте, ну запрет на вход в здание… Это все надо разруливать, невозможно же так работать. И я изложил это Саше. Саша, ни слова не говоря дурного или хорошего, прислал мне бумагу за собственной подписью, что он просит отправить его в отпуск на два месяца с 10 ноября. Все, изложил. Поэтому, о чем мы говорим? Мы говорим о том, что редакция должна работать так же, как она работала, по тем правилам, по которым она работала, и Саша не должен быть уволен – вот две позиции. Все остальное обсуждаемо, на мой взгляд. Не вижу никаких с этим проблем.

«Нтв ― тоже был закон…» Нет, там было по-другому. - «А если Лесин будет давить силой: попросит по дружески уволить Плющева, пойдете на встречу?» На встречу с Лесиным – пойду, и ходил уже. А, что касается «по-дружески уволить» - не вижу оснований. Это мы все прошли с Михаилом Юрьевичем. Мы, действительно, обмениваемся позициями. Это не единственный случай, по которому у нас возникали разногласия. Вы помните сам Михаил Юрьевич говорил неоднократно в интервью о том, что он недоволен редакционной политической. И вчера в «Новой газете» он сказал, что он высказывает свою позицию мне: да, в открытую по разным вопросам, по разным журналистам, по разным темам, по разным фразам – и я на это отвечаю ему. Не вижу в этом… Не только он – вы мне высказываете, Антон из Красноярска, свои претензии. Но весь смысл истории заключается в том, что конечное решение представления генеральному директору по журналистам принимает главный редактор. Венедиктов ли главный редактор, Варфоломеев, Бунтман ли – главный редактор, понимаете? Там не написана фамилия. Вот я все должен оценить, взвесить и принять решение – вот вся история.

Тут человек пишет без подписи: «По-моему, вы засиделись в главных редакторах на "Эхе"». А, по-моему вы засиделись в слушателях "Эха Москвы". Но вы будете слушать, а я буду рулить, понимаете, человек без подписи? Трусоваты вы сильно.

ЕВ спрашивает: «Алексей Алексеевич, вы сильно безнравственны?» Сильно, к сожалению. Вот это и мешает мне с Сашей разговаривать. Я гораздо сильнее аморален, чем он просто, поэтому как-то не мне судить. Итак, дальше…. Понятно, про личные соцсети. Это все может быть предметом разговора реально. Это обсуждаемо, но пока решение не принято, это не может быть поставлено в вину и не может являться предметом для наказания, увольнения и так далее.

Меня здесь спрашивают – последний перед рекламой вопрос: «А где Марина Максимова?» Вот только что прошла по коридору. Реклама на "Эхе".

РЕКЛАМА

А.Венедиктов

Дальше. Тут хвалят Плющева, ругают Плющева. - «Почему вы Леонтьева дали?» Вот, пожалуйста! Ну, как можно было не дать Леонтьева, когда то, что было на «Первом канале», обсуждается всеми. И пусть руководство «Первого канала» решает, что делать с Леонтьевым. Почему я должен решать? Мне сказали, что это не интересно, я сказал: «А мне интересно», и Леонтьев у нас пошел. Мы его разбудили утром. Это важная история личной… не смелости, а личных принципов. Мы этот устав в соответствии с законом о СМИ писали в 94-м году. Собственно, эта статься устава про представление главного редактора была написана против Гусинского. Когда приходил Гусинский как инвестор, мы решили, что от какого-то непонятного дяди, чтобы он не лез в информационную политику, надо бы оборониться такой строкой. И он согласился с этим как акционер, и тогда от его имени проголосовали про устав. Потом стал «Газпром», устав несколько раз корректировался. Туда вносились поправки разные, но ни разу акционер не предложил изменить эту статью.

Более того, последний трудовой договор, который я вам читал, который был в июле этого года, окончательно со мной подписан, содержал ту же самую статью: я представляю журналистов на увольнение. Надо строго следовать закону, а не визжать. Поэтому мне, собственно говоря, усё равно, вот усё равно. Я считаю, что я прав и все. А, кто считает, что я не прав, может не слушать радио. Вот масса других радиостанций… Кстати, меня спрашивают про рейтинги. Вот, соответственно, октябрь, TNS Gallup по Москве у нас доля 8,5, мы потеряли 0,3%. И мы на пятом месте, впереди четыре музыкальный радиостанции. Сейчас не упомню, потому что интернета не было, хотел вам распечатать – нет. Ежесуточная аудитория наша в будние дни 941 тысяча... Сейчас попробую найти эту бумажку, но боюсь, что я закопался с вашими вопросами. 941 тысяча и в выходные дни 872 – что-то подобное… Не буду сейчас искать, чтобы вам не морочить голову. Вот где-то так – за 900 тысяч. Есть легкое падение с весны на 5%, но место мы держим 5-е Вот, собственно говоря, такая история.

Леня Млечин… Я уже говорил: Леня Млечин сказал, что по состоянию здоровья он не может приходить каждую неделю к нам и, когда мы зовем и спрашиваем: «Ты можешь?», он говорит: «Нет» или «Могу». Поэтому, знаете, это вопрос здоровья. Поэтому мы здесь ничего делать не будем.

«Почему не бывает Жванецкого на "Эхе"?» Какой-то странный вопрос. Ну, когда зовем, когда приходит, не знаю…

Вот хороший вопрос Григория: «А если совет директоров примет решение о вашей отставке, вы будете выставлять свою кандидатуру на выборах главного редактора?» Давайте подождем совета директоров. Может быть, вы не знаете, но я уже обратился, вернее, в интервью ИТАР-ТАСС, по-моему, сегодня сказал, что было бы хорошо, если бы совет директоров был не заочный, когда все 5 человек сидят по конторам, голосуют, а потом бюллетени свозятся в одно место, а очный. Что, если есть претензии, их бы высказали публично, а если бы решили меня уволить, то уволили бы, глядя в глаза, а не за глаза, собственно. Вот вся история. Я бы даже не возражал, если бы он транслировался по «Первому каналу». Может Эрнста попросить? Я думаю, было бы интересно. Ну покруче, чем многие ток-шоу на «Первом канале», а уж на 2-м точно. Или, может быть, НТВ попросить. Ну посмотрим, поговорим с Михаилом Юрьевичем.

Вот, что интересно, напомню вам, что Михаил Юрьевич придет к нам встретится с журналистами во вторник вечером. Он выскажет свою позицию. Ребята, у которых, кстати, разные точки зрения. Ко мне они заходят - да-да, Альфред Кох – мне напоминают – высказать свою позицию. Некоторые приходили и говорили, зачем мы подвергаем угрозе радиостанцию из-за одного журналиста. Я говорил: «А если бы за тебя? А если бы тебя так уволили?» Или наоборот: «Стоять насмерть! Выводить Плющева 24 часа - и все умрем в пятницу!» - такая точка зрения есть. Но пока я главный редактор, решения все-таки я буду принимать, наверное, хотя бы до пятницы. Поэтому выгоняю из кабинета, говорю: «Вот к Михаилу Юрьевичу вопросы во вторник. Ко мне не надо. Я буду там. Вопросы ко мне моей компетенции, к Михаилу Юрьевичу – его компетенции». Не будем таким образом делать.

Упоминание Министерства обороны в эфире мне вменяется как неучтенная – внимание! – неучтенная коммерческая реклама

<

Каким образом считают слушателей? Я не знаю, каким образом считает TNS Gallup. Существует измеритель профессиональный. Вот каким образом горят лампочки? Я не знаю, каким образом горят лампочки. Я просто так делаю… выключатель – она зажигается. Почему я должен знать? Вот так же, как TNS считает, и ему доверяют, видимо и так далее. Просят передать пожелания скорейшего выздоровления Леониду Млечину. Я передам обязательно. Это важная история.

Эфир пропадает на 20 секунд. Ничего не знаю по этому поводу.

Что я еще хотел сказать про всякие наши новшества. Я бы хотел обратить ваше внимание на две передачи, которые довольно технологичны. Это передача "Железный занавес 2.0", которая выходит вечером по вторникам вместе с «DanuRadio». Мне кажется, она прогрессирует, но я хотел бы, может быть, в следующих «Без посредников» чуть подробнее с вами об этом поговорить, как вы воспринимаете, потому что она такая неровненькая, но она такая, я бы сказал, неожиданная стала, гораздо более интересная и неожиданная, чем я ожидал. Два ведущих в Москве, два ведущих в Нью-Йорке – мост – и проблемы Нью-Йорка, проблемы Москвы. Мне кажется, ̀эта передача неожиданная для "Эха".

И вторая неожиданная передача, которая уже вышла – я сейчас скажу о том, что должно выйти – это передача «Чувствительно» о благотворительности, которая выходит в 16 по субботам. Очень сложная передача, очень пронзительная передача. Ничего про рейтинги еще не знаю, но считаю, что такие вещи полезны. Кстати, по поводу благотворительности – все-таки развеселю вас. Пришло мне письмо, как у нас говорят «сверху» - с 21-го этажа, из администрации нашей о том, что среди неучтенной рекламы, которую мы даем – очень страшная история: «неучтенная…». А вот я нашел. Правильно: 941 тысяча в будни, 824 – в воскресные дни, в субботу-воскресенье. Значит, пришла бумага о том, что среди неучтенной рекламы – вот она у меня здесь – обнаружена неучтенная коммерческая информация в программе «Военный совет» согласно ежедневного мониторинга. И дальше: «Прошу вас определить виновных, предоставить объяснительные и предложить меру взыскания». Я решил понять, что же это за неучтенная реклама. А я вам сейчас скажу. Вот, что подразумевается под неучтенной рекламой: «Министерство обороны России, телеканал «Звезда» и радиостанция представляют программу «Военный совет». Конец истории. Упоминание Министерства обороны в «Военном совете» мне как главному редактору вменяется как неучтенная – внимание! – коммерческая реклама. Э-э-э!

Я, честно говоря, позавчера был на встрече с Шойгу, но я уж к министру с этой побоялся подойти – пристрелит буквально там же… Я подошел к трем заместителям министра и сказал… к двум первым заместителям: «Э-э… Друзья мои, я тут оказывается, вашу коммерческую рекламу… называю Министерство обороны – и это считается неучтенной коммерческой рекламой. Мне надо определить виновных и представить». Один из них сказал: «Головы?» Я говорю: «Ну вы какие-то кровожадные». – «Спецназ ГРУ нужен?» Я говорю: «Он же у вас занят где-нибудь». Он говорит: «Для тебя найдем». Вот живу в обстановке неучтенной коммерческой рекламы в лице Министерства обороны. Скоро буду ходить с охраной спецназа ГРУ. Так что пока определить виновных не представляется возможным, но первый замминистра обороны и начальник Генштаба обещали разобраться и наказать виновных. Я даже с ужасом думаю, кого они выберут виновными.

До встречи, до скорой встречи с вами. Напомню, в понедельник, завтра в 20 часов в эфире мне Женя Альбац уступила место. Мы с Лесей Рябцевой встречаем министра экономики Алексея Улюкаева. Задавайте вопросы на сайте. До свидания!