Суд над Волынским, Хрущовым, Еропкиным и Соймоновым, обвиняемыми в подготовке переворота и введения в России аристократического правления, 1740 - Не так - 2020-07-19
Сергей Бунтман
―
Добрый день! Добрый день! Стоило Кузнецову выйти на свободу, как он опять взялся за своё. И вот опять он вот сейчас…
Алексей Кузнецов
―
Пьяный воздух свободы сыграл с Плейшнером злую шутку.
С. Бунтман
―
Ну, ну, ну, ну. Да, да, да. Ну, ну… Ну, что ж тут поделаешь?
А. Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
Да, добрый день! Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Сегодня мы будем замечательное дело разбирать и одно из важнейших дел ХVIII века, царствование Анны Ивановны. И не всё там так всё ясно, как… как кажется некоторым товарищам, участникам чата кажется. Вот а… Вот-вот… Элизабет фон Глюк у нас пишет, что лучше Екатерины II рассмотреть. Там-то яснее. С Анной Ивановной далеко не все ясно и с её временем. Клевет много и искажений. Сегодня мы будем разбирать суд над Волынским, Хрущевым, Еропкиным и Соймоновым, которые обвинялись в перевороте… в попытки переворота и установлении аристократического правительства. Это да. Вот где уж глюк, так глюк. А это глюк Анны Ивановны, чтоб опять не было кондиций. Да.
А. Кузнецов
―
Ну, на самом деле в этом деле более или менее на сегодня, ну, там детали какие-то неясны, там, наверное, и не будут уже ясны. Не найден до сих пор один очень важный документ, хотя есть основания надеяться, что, может, он до сих пор в запечатанном конверте где-нибудь в Российском государственном архиве древних актов обретается. Но в целом более или менее с этим делом ясно. И желающим почитать такую не специальную, а очень хорошо написанную и великолепно исторически фундированную работу об Артемии Петровиче Волынском рекомендую в серии ЖЗЛ, книгу о нём написал Игорь Владимирович Курукин, очень крупный современный…
С. Бунтман
―
Да, замечательный.
А. Кузнецов
―
… специалист по этой эпохе, – да, – по XVIII веку. И вот там он с присущим ему научным… такой научной осторожностью вот он излагает различные гипотезы, так сказать, доказанные факты называет доказанными, предположения называет предположениями. Дело в том, что фигура Волынского буквально через несколько десятилетий после его смерти в 40-м году, она начинает становиться таким вот… становиться частью русского исторического мифа. И вот, например, что пишет по этому поводу в одной из своих многочисленных дум Кондратий Фёдорович Рылеев:«Свершилась казнь — и образец
Любви к отечеству священной
Принял страдальческий венец,
Венец прекрасный и нетленной!
Волынский твёрд был до конца!
Не устрашённый мукой казни,
Он важность гордого лица
Не изменил чертой боязни.
Презренного злодея меч
Сверкнул над выей патриота;
Сверкнул — глава упала с плеч
И покатилась с эшафота.
И страх и тайную тоску
Льстецы в душе презренной кроя,
Чтоб угодить временщику,
Торжествовали казнь героя».
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Ну, понятно, что Кондратий Федорович Рылеев должен был увидеть в жертве придворных интриг, в казённом за несколько месяцев до смерти Анны Волынском, увидеть вот такую вот фигуру. Это совершенно не основание для нас нынешних её продолжать в нём видеть. Тем более что взгляд Кондратий Федоровича был в известном смысле достаточно пристрастным. Правда, надо заметить, что ещё до Рылеева в первые годы своего царствования, в 65-м примерно году императрица Екатерина II, ознакомленная с материалами этого дела, оставила на нём такую резолюцию: «Сыну моему и всем моим потомкам советую и постановляю читать сие Волынского дело от начала и до конца, дабы они видели и себя остерегли от такого беззаконного примера в производстве государственных дел».Но надо заметить, что из этого совершенно не следует, что Волынский казнён, ну, что называется, безвинно. Да? Вот я не знаю, как это точнее сказать. Дело в том, что Волынский, наверное, не виноват или мало виноват в том, что… в чем его обвиняли. Но на самом деле по представлениям того времени он виноват. Виноват в чем? Что же такого сделал Артемий Петрович? Одной фразой короткой можно сказать так: он проиграл. Да. На самом деле ничего более серьёзного он не сделал. Он проиграл придворную интригу. Вот в нашей истории есть несколько таких столкновений, таких противостояний, которые очень соблазнительно объяснить какими-то концептуальными расхождениями. Там, например, борьба Василия II с его двоюродными братьями. Да? Это две концепции развития Руси: Русь централизованная и Русь удельная. А вот значит соответственно противостояние партии Милославских и Нарышкиных. Соответственно это тоже партия регресса и партия прогресса.
С. Бунтман
―
Да, прогресса. Да.
А. Кузнецов
―
А вот соответственно при Анне Иоанновне немецкая партия, партия алчных врачей, и патриотическая русская партия Волынского, значит, партия людей, искренне любящих отечество. Значит, вот на самом деле во всех трех случаях идет обычная борьба за власть. Конечно, победа той или иной партии означает на практике некоторую корректировку курса. Но это не значит, что партии под этими знаменами с самого начала за это сражаются. Они сражаются за то, чтобы остаться у власти или прийти к власти. А там уже, так сказать, их какие-то зачастую сиюминутные интересы диктуют им там те или иные действия в случае победы. Артемий Петрович Волынский не молод в момент своей смерти. Ему 50 лет. Ну, или скажем так, по наиболее распространенному варианту его биографию он родился в 89-м году. Он принадлежал к очень старинному служилому роду. Его предком считается тот самый знаменитый воевода Боброк Волынский, который был одним из командиров засадного полка на Куликовом поле. То есть это такая очень старая служившая московским великим князьям знать. Волынский практически всю свою жизнь употребляется по двум направлениям: по дипломатическому и по административному. По военному он, конечно, как и положено было в то время тоже употреблялся, но дослужился он, по-моему, до ротмистра, а дальше в ходе Прутского похода был, так сказать, присоединён к канцлеру Шафирову для выполнения дипломатических поручений, и вот сих пор будет либо на дипломатической службе, то будет сидеть в составе русского посольства в Семибашенном замке, то будет ездить с различными поручениями в Персию, готовя персидский поход 23-го года. Кстати, из-за него чуть первый раз головы не лишится, потому что недоброжелатели напели Петру, что неуспех персидского похода связан как раз с тем, что Волынский добыл недостаточно точные сведения. Ну, попытались на него повесить, так сказать, понятно, что поражение – всегда сирота. Но тем не менее Волынский хотя и потерял часть своих привилегий, на службе сохранился. То он будет соответственно губернатором, причём таких, ну, в достаточно перспективных местах. Это Астрахань. Астрахань – это, конечно, место ссылки, но место ссылки для рядовых стрельцов и так далее. А для людей, облеченных властью, Астрахань – это практически вся центрально-азиатская торговля. Астрахань – это колоссальные взятки. Астрахань – это возможность практически бесконтрольно набивать себе карманы. И, видимо, Артемий Петрович не совсем эти возможности упустил. Рвач он был изрядный, хотя нельзя сказать что представлял собой что-то выдающееся на фоне того века, когда вообще набивать себе карман за государственный счет не считалось серьезным преступлением. Главное не попадаться и под дурную руку государеву. Ну, а другое его губернаторство – губернаторство в Казани. Это важнейший политический пост. Но вот в Казани чуть Волынский второй раз карьеру себе не испортил окончательно. Дело в том, что своим дурным характером, мерзейшим характером, склонностью к совершенно ничем не ограниченному самодурству, поэтому делать из него борца за конституционные права по меньшей мере странно, до такой степени восстановил против себя местное население и местные, так сказать, элиты региональные, что против него было наряжено следствие, и опять-таки пришлось, так сказать, ему ужиком, ужиком уползать от обвинений в очень серьезных злоупотреблениях. В первой половине аннинского царствования он опять-таки используется по дипломатической части на восточном направлении. И вся его карьера развивается при Анне довольно стремительно за второе пятилетие. Вот среди картинок, которые у нас в режиме слайд-шоу крутятся…
С. Бунтман
―
Здесь есть. Да, да.
А. Кузнецов
―
… одна из картинок изображает Анну, ну, это картинка начала XX века, изображает Анну с ружьём на охоте. За ней стоят…
С. Бунтман
―
Ну, у нее охота своеобразная такая была.
А. Кузнецов
―
Охота?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Да. Она по сути, в общем, устраивала себе живой тир. Она стояла в определённом месте… Вот эти картинки как раз…
С. Бунтман
―
Да, да, да. Да.
А. Кузнецов
―
Она стояла в определённом месте. Это обычно был какой-нибудь балкончик или беседка. Мимо неё гнали заранее отобранных оленей, ланей, косуль, кабанов, там – да? – зайцев в зависимости от того, что заказывалось. Ей подавали заряженные ружья. И она, надо сказать, довольно метко она стреляла. И существуют отчеты как во время какого-то… трёхдневный охоты, сотни различных зверей были погублены вот таким вот образом для развлечения. Так вот Волынский выдвигается в обер-егермейстеры, то есть в руководители императорской охоты. Это уже свидетельство того, что он входит в ближний круг фаворитов. Откуда он там берется? А вот, судя по всему, в начале его вот этого последнего крупного, наиболее крупного взлета ему протежирует Бирон. Вот сейчас Бирон. Вот, пожалуйста, как раз Бирон у нас на картинке. Значит, зачем он понадобился Бирону? Бирону он понадобился как противовес против человека, с которым Бирон всю жизнь… Ну, не всю. Не всю, а то время, что он вместе с Анной находился в Российской империи. Бирон всю жизнь то заключал союзы, то непримиримо враждовал. Это Андрей Иванович Остерман естественно. Да? Умнейший, хитрейший, обладавший совершенно фантастическим нюхом на опасность, буквально кожей чувствовавший, когда над ним сгущаются тучи. Вот сейчас портрет Андрея Ивановича вот как раз появился…
С. Бунтман
―
Андрей Иванович. Да.
А. Кузнецов
―
Видите, такой… гладенький такой, незаметненький, не бросающиеся в глаза. Да? Остерман – фактически руководитель, ну, внутренней по крайней мере политики, хотя и на внешнюю он тоже весьма заметно влиял. Собственно говоря, единственный из членов Верховного тайного совета, который всё время Анны оставался в фаворе. Все остальные Долгоруковы и Голицыны, кто на плаху, кто в дальнюю ссылку, кто ещё в какую опалу. Андрей Иванович, как другой знаменитый Иванович между строй, между строй. Да? Вот в этом смысле он напоминает вечного Микояна очень сильно, только ХVIII века. Так вот Бирон, прекрасно понимая, что в открытом поединке он, так сказать, с Остерманом состязаться не может, нуждался в человеке, которого можно было в Верховном тайном совете Остерману противопоставить, потому что Верховный тайный совет, который был фактическим даже не правительством, а фактическим коллективным главой правительства аннинского времени состоял в последние годы 3-го десятилетия, точнее 4-го десятилетия – да? – в конце 30-х годов состоял из 3 человек. Туда входил Андрей Иванович Остерман. Туда входил один из многочисленных князей Черкасских, Алексей Михайлович. И вот Бирон туда втянул, втащил, воткнул своего протеже соответственно Артемия Петровича Волынского. Но благодарность к покровителю в число достоинств Артемия Петровича не входила. И осмотревшись, и оглядевшись, и, так сказать, принюхавшись, он решил, что он вполне может начать свою игру. И вот эта игра, судя по всему, и заключалась в создании такой вот придворный группировки, можно назвать ее партией, которая получит условное название «Русская», хотя в ней были иностранцы и немцы, и по меньшей мере один француз точно так же, как и в «Немецкой партии» Бирона мы наблюдаем, например, князя Куракина и Василия Кирилловича Тредиаковский. Те еще немцы. Да? Немецкая и русская, они не по составу этническому. Это условное название, причем данное скорее всего позже, подразумевающее вот некие цели. Да? Партия людей, которым отечество недорого, и партия людей, которым отечество дорого. Ещё раз говорю, это совершенно несправедливая оценка. Воровали и те, и другие. Да, конечно, и Бирон, и братья Левенвольде, и тот же Остерман запускали руку в государственную казну, ну, так сказать, и обе руки, и, что называется, по самые плечи. Но и Волынский крал много. И, так сказать, людям своим также создавал для них такие возможности. Вершиной вот такой вот видимой, зримой власти Волынского является эпизод, пожалуй, наиболее в связи с ним хорошо известный. Это знаменитая… в феврале 1740 года знаменитая свадьба царского шута князя Михаила Голицына и шутихи, калмычки Евдокии Бужениновой, которая сопровождалась совершенно невиданным, и я бы сказал, таким подчёркнуто языческим торжеством. Некоторые исследователи видят в этом, ну, такую, знаете, преемственность, такое продолжение Петровского всешутейшего и всепьянейшего собора.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Но действительно по… по разгулу и по степени такой вот… такого, я бы сказал, откровенного антихристианского вызова, в общем, похоже. Значит, поручено руководить торжествами, их подготовкой было Голицыну. «Повелели мы учинить нашему кабинет министру и обер-егермейстеру Волынскому, - простите не Голицыну, Волынскому, конечно, - некоторые приуготовления, потребные к маскараду. Того ради прислать к нему от оной Канцелярии архитектора Бланка, тако ж, сколько к тому потребно будет, мастеровых и прочих людей, лесных и других материалов; то все по требованию его отправлять немедленно». В романе Лажечникова, как пишет тот же…
С. Бунтман
―
Ой.
А. Кузнецов
―
Ну, хорошо. Да. Ну, вот историки, в том числе Игорь Владимирович Курукин утверждают, что у Лажечникова более или менее достоверно всё описано, хотя, конечно, акценты расставлены, ну, вот в отношении того же самого Волынского, он человек тоже хотя и горячий, хотя и несдержанный, но вот горячий русский патриот. На самом деле вот во всей этой истории с дворцом Волынский – это худший такой вот образец дорвавшегося до власти российского самодура, который чувствует свой, как говорили, придворный случай и им пользуется. Самый знаменитый эпизод этого дела – это избиение поэта Василия Тредиаковского как раз вот очень хорошо демонстрирует всё… все вот эти вот качества. Произошла заминка. Тредиаковскому было поручено написать стихи для этой свадьбы шутовские, но ему не передали. Петр Михайлович Еропкин, который должен был ему передать это распоряжение, ему не передал. И когда Тредиаковского вызвали и сказали: «Где стихи?», он, в общем-то, сказал: «А какие стихи? Я ничего не знаю», за что был бит, причём подчеркнуто унизительно, прилюдно. Сначала сам Волынский его отхлестал по щекам, потом велел бить там молодому человеку, даже не офицеру, а кадету. Тредиаковский попытался на следующий день найти управу, явился в Бирону, понимая, куда надо идти, но в приемной Бирона застал Волынского, который продолжил экзекуцию, поняв, что Тредиаковский пришел жаловаться. Это дело, кстати говоря, потом Волынскому будет как одно из главных обвинений предъявлено. Другое дело, что в этом нет исторической справедливости, просто подвернулся под руку Тредиаковский, – да? – оказался полезен. Но вот все пишут что… кто занимается исследованием его биографии, что Василия Кирилловича сломала эта ситуация…
С. Бунтман
―
Конечно.
А. Кузнецов
―
Хотя он…
С. Бунтман
―
Конечно.
А. Кузнецов
―
Он проживет еще там довольно заметную жизнь…
С. Бунтман
―
Долго. Да. Но…
А. Кузнецов
―
Но…
С. Бунтман
―
Конечно, сломался.
А. Кузнецов
―
Это будет очень чувствоваться.
С. Бунтман
―
Такое унижение. Давайте мы сейчас прервемся, а потом продолжим.**********
С. Бунтман
―
Мы продолжаем дело Волынского и других. Я бы хотел сказать, ну, понятно, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман, Алексей Кузнецов болезный кашляет.
А. Кузнецов
―
Ну, всё-всё-всё. Ну, кашляю. Да. Извините…
С. Бунтман
―
Безобразие.
А. Кузнецов
―
… пожалуйста.
С. Бунтман
―
Не порядок.
А. Кузнецов
―
Безобразие. Не порядок.
С. Бунтман
―
Я хотел сказать, что мы и не имели в виду, будто существовал Верховный тайный совет. Мы говорили о… об Остермане, как человеке, который из верховников выжил.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Вот.
А. Кузнецов
―
Нет, я имел в виду, конечно…
С. Бунтман
―
Да. Конечно.
А. Кузнецов
―
Извините, моя оговорка. Кабинет министров, разумеется. Не Верховный тайный совет.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Верховный тайный совет, разумеется, был распущен. Вот. Но распустив Верховный тайный совет, Анна через некоторое время воссоздала… ну, не воссоздала, но создала нечто напоминающее его, – да? – кабинет министров, который взял на себя значительную часть государственных забот, до которых она была не очень охоча. Вот соответственно на момент конца 30-х годов 3 кабинет-министра. Подпись 3-х кабинет-министров приравнивалась к подписи императрицы. Да, это я оговорился. Прошу прощения.Значит, собственно дело Волынского начинается 12 апреля с того, что в тайную канцелярию берут 2-х его приближённых: секретаря Муромца и дворецкого Кубанца. Кубанец – в данном случае это фамилия. Значит, Волынский, прекрасно понимая, что это означает, что означает опалу, кидается к Анне, его не принимают. Кидается к Миниху, точнее к Минихам, тоже не очень. Да? Он понимает, что вокруг него возникает такой вот определенный вакуум, который всегда свидетельствует об одном – о том, что сейчас начнётся. Но вот интересно, что до поры, до времени он уверен, что удастся, ну, что называется не просто там унести ноги, – да? – так сказать, зализывая раны, а что удастся выйти победителем, потому что первый день работы комиссии будет заполнен его перебранками, весьма высокомерными с членами комиссии, в которую включат князя Трубецкого. Но это старый, так сказать, уже человек. Он дремал на заседаниях комиссии. Он, так сказать, для придания ей в виду. Генерал Чернышов, Румянцев, Василий Репнин, ключевой человек, ещё один Андрей Иванович, Андрей Иванович Ушаков, глава тайной канцелярии, ну, и довольно большую роль, как выяснится, в комиссии сыграет киевский губернатор, тайный советник Иван Неплюев.
Дальше как положено, обвиняемому предъявляют пункты. Он должен по этим пунктам дать ответы устные, письменные. Это может быть и так, и так, в зависимости от того, как будет решено. Может, дать устные ответы, скажем, а потом потребуют письменных дополнений к этим ответам. Да? Тогда будут появляться пункты на пункты. В процессе следствия Волынский будет заметно, буквально с каждым днём с него будет слетать спесь, потому что он понимает, насколько за него серьезно взялись, и насколько, видимо, принято уже решение его наказать, потому что в середине следствия, например, бросается в глаза такой разворот сюжета, он начинает сознаваться и даже сознается кое в чём из того, в чём его пока не обвиняют, но берет на себя вещи исключительно уголовные. Он пытается уйти от политических обвинений в том, что он готовит переворот, в том, что он замышляет против императрицы. Что он себя берёт? Казнокрадство. Да, крал. А кто не крадет? Неумышленное причинение смерти. Например, был так широко известен в Петербурге эпизод, когда Артемий Петрович повелел палить из пушек со своей яхты в толпу, которая находилась на берегу и глазела. Да? Так сказать, несколько человек погибли, десятки были ранены. Вот тут он кается, что не надо этого было делать. Случайно получилось.
С. Бунтман
―
Ох, да, широкой души был человек.
А. Кузнецов
―
Да, широкой души. Человек любил, так сказать, масштаб. А его, наоборот, придавливают всё больше и больше обвинениями политическими. И самое главное, что, видимо, против него было выдвинуто, – то вот тот самый злосчастный для него проект, который по-разному в разных источниках называется. Самого этого документа нет. Историк Юрий Готье в своё время предпринял очень тщательную попытку его реконструировать по отдельным обрывкам. Поэтому получилась некая реконструкция. Сегодня мы на неё опираемся. Но это всё-таки не оригинал документа, и там есть определённые вопросы. Что собой представляет этот проект? Ну, сразу хочу сказать, что Волынский проекты писать очень любил. У него этих прожектов за ним числится около десятка по самым разным вопросам. Он такой вот кремлевский мечтатель своеобразный. Значит, вот этот самый главный прожект – это 6 частей, разбитых на 70 главок об укреплении границ российских, очерк о церковных чинах, о шляхетстве, о купечестве, о правосудии и о экономии. Значит, первый пункт – по военному вопросу, последний пункт – по экономическому вопросу. Вся серединка касается социального устройства российского государства. Вот кто он здесь? Волынский здесь сторонник аристократии. Он считает гораздо большее должно быть внимание государства обращено на благородное дворянство, которое в то время по манере, заведённой при Петре на польский манер называли шляхЕтство или шлЯхетство. Он считает, что необходимо дать дворянству права определенного представительства, собраний. Он выступает за то, чтобы дать дворянству определенные экономические монополии. Кстати, некоторые его предложения будут в царствование Елисаветы Петровны реализованы, например, предложение дать дворянству монополию на изготовление крепких спиртных напитков, что и будет учинено в 56-м, если не ошибаюсь, году. Своеобразное у него представление о духовенстве как у резерве для, так сказать, низов дворянского сословия.Иногда говорят, что Волынский предлагал учредить в России такую своеобразную аристократическую республику по польскому образцу. Нет. Нет. До этого, до такого радикализма он не поднимается. Но он, конечно, выразитель интересов дворянских кругов. И вот здесь можно начинать гадать, во-первых, что он сам в этом видел, и, во-вторых, что в этом увидели следователи, потому что в 30-м году Анна Иоанновна, именно опираясь на мнение мелкого и среднего провинциального дворянства, которое съехалось на похороны Петра II да так и не разъехалось, и осталось на её коронацию, она во многом и смола… смогла сохранить своё ничем неограниченное правление и решилась над… надрать, надорвать кондиции, именно тогда, когда поняла, что вот это дворянства на её стороне.
Возможно, Волынский обращался мысленно именно к этому примеру. Возможно, он готовил, так сказать, решающий удар со стороны своей партии и в какой-то момент хотел апеллировать к широким дворянским массам. Но вот никаких признаков именно заговора, вот никакого планирования вот такого вот die erste Kolonne, die zweite Kolonne, вот этого ничего найдено не было. В результате обвинительный, так сказать, ну, документ, который в конечном итоге выйдет как обоснование для расправы, будет содержать выражение довольно неопределенное. И вот, например, по поводу манифеста, что в нём нашли. В нем нашли всего-навсего явное нарушение и укоризны издревле от предков наших пользы доброго порядку верных наших подданных, установленных государственных законов и порядков, к явному вреду государства нашего и отягощению подданных. Ну, абсолютный набор слов, так сказать, из которого следует, что Волынский покусился на скрепы. А в чём покушение, в чём собственно вот эти тяготы для подданных, совершенно непонятно. Что в конечном итоге в приговор войдёт? «Составил предерзостное плутовское письмо для приведения верных её величества рабов в подозрение». Имеется в виду так называемый петергофский памфлет Волынского, где без имен, но Бирон, Остерман, ещё несколько человек были высмеяны. «Осмелился нарушить безопасность государственных палат… причинением побоев Тредиаковскому». Вот главное, в чём виноват Волынский. Не в том, что он побил Тредиаковского… Тредиаковского.
С. Бунтман
―
Не там побил.
А. Кузнецов
―
Не там побил! Сделано это было в государыниных покоях, потому что биронова канцелярия находилась там же. «Питал на ее величество злобу; отзывался с поношением о высочайшей фамилии; сочинил разные злодейские рассуждения и проект; имел со своими сообщниками злодейские речи касательно супружества государыни принцессы Анна, - имеется в виду Анна Леопольдовна, - старался в высочайшей фамилии постелить раздор», - и наконец…
С. Бунтман
―
Ой!
А. Кузнецов
―
«… причитался к оной свойством». А чего причитался? На самом деле Артемий Петрович женат на дочери Льва Кирилловича Нарышкина. То есть он Петру I, собственно говоря, через свойство двоюродный брат. Что причитаться-то, да? Но вот упоминать об этом нехорошо, некультурно. Люди могут, так сказать, неправильно понять. Но в результате Волынского приговорили к посажению на кол, его подельников Хрущёва, Еропкина, Соймонова, Мусина-Пушкина – к четвертованию, так сказать, еще нескольких помельче Эйхлера и де ля Суде – к обезглавливанию. Как и положено, императрица явила милость, сбавив на разряд. Соответственно Волынского вместо посажения на кол – к четвертованию, Хрущова и Еропкина – к простому обезглавливание, Соймонову, Мусину-Пушкину вообще сохранили жизнь, отправив их в Сибирь и после наказания плетьми. Троих казнили. Они похоронены в Петербурге.Вот у нас там крутится, сейчас будет через некоторое время. Вот это один из документов следственного дела, где написано «бит 18-ю плетьми». А вот могила Артемия Петровича на одном из петербургских кладбищ.
Самой яркой фигурой из этого заговора, если брать какой-то след, оставленный в русской истории, был, конечно, не Артемий Петрович Волынский, а самый, наверное, талантливый из этих казнённых – Петр Михайлович Еропкин. Многие люди не помнят сегодня, что на самом деле нынешний облик Петербурга в смысле его планировки ведь не петровский, а еропкинский. Перенос центра столицы на левый берег Невы, вот эти лучи расходящиеся от набережной – это Еропкин, гениальный… Ну, не гениальный, но крайне одаренный архитектор оказался вот замешан в эту вот историю и таким вот образом печально его жизнь закончилась. Вот.
Ну, а Соймонов, например, очень крупный естествоиспытатель, исследователь. В Сибири его еще ждала, что называется, вторая жизнь. Он очень много сделает для разведки различных полезных ископаемых, будет ещё занимать там губернаторский пост. Так что для него… Ну, и потомки его, кстати говоря, в XIX веке тоже немало к российской пользе потрудятся. Об одном из сыновей в «Ну, и денёк» совсем недавно у нас была, так сказать, такая вставочка. Вот.
С. Бунтман
―
Да. Ну, что же? Печальна судьба. Но все-таки вот меня всегда интересовал вот эпизод с Тредиаковским, который меня страшно травмировал всегда, потому что личность замечательная, хотя и человек несчастный, но не так, как мы думаем. Я… Потому, что есть очень интересная история про Василия Кирилловича Тредиаковского, про его путешествие во Францию. Но ведь он же астраханский Волынского… Там много чего интересного можно почерпнуть.
А. Кузнецов
―
Я думаю, что это вот такая вот чистая, беспримесная демонстрация самодурства. Это вот характерно для этого века. Вот я могу себе это позволить. это доказывает, сколь я, так сказать, прочно и высоко сижу.
С. Бунтман
―
Ну, что ж, друзья?
А. Кузнецов
―
Тредиаковский – не просто поэт, а придворный поэт. Да?
С. Бунтман
―
Да, он придворный поэт.
А. Кузнецов
―
И вот при всех отхлестать его по щекам.
С. Бунтман
―
Да. Да. Мы с вами переходим… представляем вам серию процессов, 5 штук. Иск губернатора Уильяма Косби к издателю «The New York Weekly Journal» Джону Зенгеру по обвинению в клевете. Это колония…
А. Кузнецов
―
Это вообще будут все суды над журналистами.
С. Бунтман
―
Да. Да. Только, пожалуйста, вы голосуйте, а, наверное, поостерегитесь выходить в одиночные и массовые пикеты, как теперь уже… уже новая формулировочка. За этих журналистов. Это ещё колония британской Нью-Йорке, 1738 год.Суд над журналисткой и писательницей Олимпией де Гуж, борцом за женское равноправие, по обвинению в подстрекательстве к мятежу, Франция, 1793 год. Это потрясающе…
А. Кузнецов
―
Тоже очень…
С. Бунтман
―
… вещь. Да, да.
А. Кузнецов
―
Да. Да.
С. Бунтман
―
Суд над журналистом Уильямом Стидом и его помощниками по обвинению в похищении несовершеннолетней проститутки. Великобритания, 1885 год.
А. Кузнецов
―
Вот это важнейшее дело. Я бы хотел, чтобы наши слушатели на него обратили внимание с точки зрения формирования представления о правилах профессии, о журналистской этике, потому что на самом деле Стид, действительно, так сказать, купивший малолетнюю проститутку, сделал это не для удовлетворения своих каких-то там животных потребностей, а потому что он писал расследование о язвах викторианского Лондона, и, собственно говоря, это ему нужно было как материал для статьи, для того, чтобы это всё развенчать и пригвоздить. Но вот сочтено было, что нельзя такими методами действовать.
С. Бунтман
―
Два суда над издателем газеты «Гражданин» князем Мещерским по обвинению в клевете. Это два суда 892-го и 906-го годов здесь у нас.
А. Кузнецов
―
На самом деле князь Мещерский судился всю свою жизнь, в основном проигрывал. Но я выбрал просто два наиболее описанных, два наиболее громких дела, потому что остальные, в общем, похожи на это. Это, конечно, человек, совершенно феерический. Это определенный такой вот символ абсолютной безнравственности и бесстыдства в журналистике.
С. Бунтман
―
И, наконец, суд над редактором газеты «Киевлянин» Василием Шульгиным за публикации, разоблачающие фальсификации в деле Бейлиса. Российская империя, 14-й год.
А. Кузнецов
―
А вот это поразительное совершенно дело в том смысле, что прекрасно известно, Василий Витальевич был, в общем, антисемитом, таким достаточно убежденным, но в качестве редактора газеты «Киевлянин» отважно последовательно выступал против фальсификаций в деле Бейлиса, потому что считал, что нельзя добиваться целей, пусть даже кажущихся благородными, при помощи мухлежа, подтасовок и всего прочего. Такое очень интересное соединение двух, казалось бы, несоединимых позиций.
С. Бунтман
―
Ну, что ж? Выбирайте и мы вас ждём с вашими ответами и вашим выбором.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Удаленно ты будешь – да? – и в «Родительском собрании» будешь…
А. Кузнецов
―
Я буду в «Родительском собрании»…
С. Бунтман
―
Собрании…
А. Кузнецов
―
В «Казино» не буду. Никита приведёт один.
С. Бунтман
―
Никита приведёт. Хорошо. Счастливо!
А. Кузнецов
―
А в «Собрании» да, сейчас буду.
С. Бунтман
―
Да. Выздоравливай! Счастливо!
А. Кузнецов
―
Спасибо, спасибо.