Суд над Прасковьей Качкой по обвинению в убийстве возлюбленного (защитник Федор Плевако), 1880 - Не так - 2020-04-19
Сергей Бунтман
―
Добрый день! Вот. ЗК Кузнецов. Вот.
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
Добрый день! Вот мы сейчас начнём судить, начнем процесс. Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман, Алексей Кузнецов из своего узилища. Все-таки какой у нас сегодня суд? Потому, что там чуть ли не в группе в «Фейсбуке» били пенальти, там я не знаю, решали подбрасыванием монеты и вытаскиваем соломинки. А и всё этот… весь этот спор между двумя процессами дошёл до сегодняшней программы.
А. Кузнецов
―
Да, совершенно верно. Дело в том, что путаница, которая возникла между ведущими, продюсерами, тружениками сайта и так далее, она, в общем, не совсем на пустом месте. Она связана с тем, что действительно у нас очень давно не было настолько упорного противостояния в голосовании. Ну, судите сами. Вот сегодня утром я последний раз смотрел большое голосование на сайте «Эхо Москвы», там проголосовало 2300 человек, это почти в два раза больше, чем голосует обычно, разница составляла 3 голоса. По нашим правилам, если к середине недели не очевиден победитель, а это мы считаем, что если разница составляет менее полупроцента от проголосовавших, то в этом случае мы выносим этот вопрос во второй тур на рассмотрение нашей коллегии присяжных в нашу фейсбучную группу. И там тоже, в общем, действительно то, что было названо пробиванием пенальти, в течение суток более 200 человек проголосовало, разница составила 6 или 7 голосов.
С. Бунтман
―
Ох, всё тоже, да?
А. Кузнецов
―
Да. Но тем не менее победило дело Прасковьи Качки. Ну, ничего страшного. Не расстраивайтесь, пожалуйста, поклонники Карабчевского и люди, интересующиеся эсеровским террором, фигурой Егора Сазонова, естественно она будет предложена должным образом в очередной подборке, значит, процессов, занявших вторые места в голосовании, и там у неё, я думаю, очень хороший шанс у этого… у этого дела, у него. А сегодня дело, которое в свое время нашумело невероятно. Дело, которое, как мы сегодня увидим, оставило довольно большой заметный след в мемуарной литературе. И дело… Напомню, что мы давали подборку по принципу выдающихся примеров судебного красноречия. В подборке было 3 адвокатские речи и 2 прокурорские речи. И вот вы выбрали Фёдора Никифоровича Плевако в конечном итоге. Да, ну, а поводам… Вот-вот собственно в данный момент он…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
А вот это уже Петр Наркизович Обнинский, его процессуальный оппонент. Они так и будут у нас сегодня чередоваться и на экране, и в процессе. Я старался подобрать фотографию Плевако более или менее по возрасту близкую к этому процессу…
С. Бунтман
―
… близкую к Владимиру Ильичу как-то вообще к семье Ульяновых. Невероятно.
А. Кузнецов
―
Ну, да. Потому, что вот это вот некоторая раскосость у Плевако и скуластость у Плевако, она понятно откуда. Его мама была казашкой. А вот у Владимира Ильича… Там разные есть на этот счёт версии. Но тем не менее, значит, поводом для того, чтобы эту подборку предложить, мы её, если вы помните, уважаемые слушатели, назвали цитатой: «То печенеги её терзали, то половцы». Была известная 3-я уже редакция, значит, употребления этой цитаты в выступлении президента Российской Федерации в данном случае по поводу коронавируса. Если у нас останется время, я постараюсь, чтобы оно осталось, я кое… кое-что прокомментирую по поводу вот этого знаменитого эпизода. Старушки, чайника, кофейника и соответственно печенегов с половцами.
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
Ну, давайте все-таки к… к делу Прасковьи Качки. Значит, на 1-й взгляд, оно принадлежит к числу классических, довольно нередких в то время убийств из ревности. Интересно, что вот та речь Плевако, которую я сегодня буду обильно цитировать, она вызвала чрезвычайно разные, абсолютно полярные мнения. Довольно часто встречается ее оценка как выдающегося шедевра ораторского искусства, как лучшая речь Плевако. Написана по меньшей мере одна диссертация, посвященная анализу именно этой речи как образца ораторского искусства, а вообще около 5 диссертаций посвящены ораторскому… судебному ораторскому искусству Плевако. И другая крайность – это представление об этой речи как об абсолютном бесстыдстве, как о забвении самой идеи правосудия, как бесстыдное, пошлое жонглирование словом. И вот в начале 1908 года за несколько месяцев до смерти Федора Никифоровича его бывший однокурсник по университету, его хороший знакомый и при этом человек, с которым они всю жизнь были в очень сложных отношениях, выдающийся юрист Фёдор… Анатолий, извините, Федорович Кони пишет своей корреспондентке, своему, так сказать, такому очень доверенному другу: «До чего дошло падение требовательности в московском обществе, видно уже из того, что, по словам Матвеева, - это однокурсник Кони и Плевако, - наиболее видным (да я и сам видел, как он ломался у генерал-губернатора и на Пушкинском празднике) человеком в Москве является Плевако – этот бесстыдный герой и патентованный прелюбодей мысли – будущий Московский городской голова и представитель Москвы в русском парламенте – герой чести и добра, предлагавший присяжным заключить в свои объятия Качку, которую другие «прелюбодеи науки» в качестве экспертов признавали сумасшедшею». Вот такая для сдержанного Анатолия Федоровича, в общем, довольно нехарактерная…
С. Бунтман
―
Охо-хо!
А. Кузнецов
―
… фраза.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Да. Он употребляет, и, в общем, людям того времени это было совершенно очевидно, он употребляет ещё одну скрытую цитату. «Прелюбодей мысли» – это определение, которое Фёдор Михайлович Достоевский дает своему персонажу в «Братьях Карамазовых» адвокату Фетюковичу. Мы довольно подробно рассказывали об этом в деле Кроненберга, собственно откуда взялась вся эта история, откуда взялся этот образ. И вот там адвокат Фетюкович – достаточно профессиональный столичный адвокат, известный, хорошо знающий своё дело практически вытаскивает Митю Карамазова. Да? Всё подводит таким образом, что практически предрешен оправдательный приговор. Но Фетюкович не может не блеснуть ещё раз. Фетюкович хочет поиграть, покрасоваться. И вот он в своем заключительном выступлении начинает говорить о том, что Федор Павлович Карамазов… да такого человека и убить не грех. И на скотопригоньевских присяжных это производит настолько отталкивающее впечатление, что бедный Митя Карамазов, как мы знаем, не виновный в убийстве своего отца, отправляется на каторгу. Вот глава, посвящённая заключительному этапу речи Фетюковича и называется «Прелюбодей мысли».
С. Бунтман
―
Мысли. Да.
А. Кузнецов
―
А вот что же случилось? Значит, 15 марта 1879 года. Около 7 вечера на квартире студента медико-хирургической академии Гордынского собралась… собрался круг его постоянных друзей. Они у него бывали очень часто. Они в начале пели. Пели хором. А потом одна из девушек… Присутствовали и юноши и девушки. Прасковья Качка, она начала петь соло. И при этом она располагалась напротив её бывшего уже возлюбленного, студента Байрашевского. Её голос дрожал. Она пела романсы. Это были её коронные номера. И в какой-то момент она внезапно прервала пение, выхватила револьвер и выстрелила в Байрашевского практически в упор с расстоянии примерно 2-х шагов. Пуля попала в висок. Он рухнул и скончался моментально. После этого она то ли выронила, то ли бросила револьвер. Она потом будет утверждать на следствии и суде, что выронила. И в револьвере найдут… Шестизарядном. Найдут, так сказать, ещё 5 пуль. Ее задержат. Она не пыталась скрыться. И полицейским она сразу сказала, что она признается. Да, она убила. Она убила с заранее обдуманным намерением. Она имела для этого причину, но распространяться по поводу этой причины она не собирается, как она сказала при аресте, я считаю, что это не… не относится к делу. Значит, год шло следствие, что довольно долго для такого, ну, достаточно очевидного дела. Немалая часть времени, это очень важно, немалая часть времени ушла на судебно-медицинской экспертизы, поскольку заранее было понятно, что именно этот вопрос станет ключевым, то Качка… по… по поводу ее психического состояния 6 врачей дали заключения. И счёт был не в одни ворота – 4:2. 4 доктора считали, что она нормальна, что она вменяема, что она в момент совершения преступления отдавала себе отчет в том, что происходит. При этом среди этих четырёх врачей двое наблюдали ее в течение длительного времени. А два других врача сочли, что она невменяема, что она болеет, страдает тяжким психическим расстройством. При этом один из врачей её вообще никогда не видел, а давал заключение исключительно из общих соображений и по материалам дела. А второй с ней побеседовал достаточно недолгое время. Она изложила ему свою, так сказать, версию произошедшего. И вот он сделал вывод, что она невменяема.В конечном итоге дело было передано на рассмотрение суда присяжных. И делу по обвинению Прасковьи Петровны Качки в умышленном убийстве дворянина Байрашевского, так оно называлось, слушалось в течении 2-х дней, 22-23 марта 80-го года, в Московском окружном суде. Председательствовал известный уже к тому времени судья Дмитрий Ефимович Рынкевич. Обвинял прокурор Московского окружного суда Пётр Наркизович Обнинский. Защищал восходящая, но, в общем, уже достаточно высоко взошедшая к этому времени звезда российской адвокатуры, присяжный поверенный Фёдор Никифорович Плевако. Плевако к этому времени полноценный адвокат уже почти 10 лет. То есть он за это время успел стать достаточно известным. Обнинский, один из лучших российских судебных ораторов по линии прокуратуры, в общем, постарался сделать всё для того, чтобы в своем заключительном выступлении сразу вот расставить по местам то, на чём может сыграть и очевидно постарается сыграть защита. И вот я хотел бы, хотя основная часть времени будет посвящена Плевако, я хотел бы процитировать два кусочка из его речи. Опять же, на мой взгляд, это интересные образцы ораторского искусства того времени. Он рассказывает историю, так сказать взаимоотношений Качки и Байрашевского. История эта достаточно банальная. Значит, сама Прасковья Качка дочь Оренбургского потомственного дворянина, человека, ведшего абсолютно беспорядочную жизнь и умершего в конечном итоге от пьянства. Значит, мать, которая очень мучилась со своим мужем, после того, как она, так сказать, освободилась от его семейного гнета, она через некоторое время вышла замуж вторично за гувернера своих детей. Детей в семье было 5 человек, по-моему. И гувернером был сын обрусевшего англичанина. Мы к этому человеку еще обязательно подойдём. Она вышла за него замуж. То есть он стал отчимом вот этих вот детей, в том числе и Прасковьи. И когда она достигла 18-летнего возраста, она сказала, что она жить больше со, так сказать, своими родными не хочет, и уехала учиться. Уехала учиться сначала в Москву. В Москве она снимала комнату в большой квартире, где снимали комнаты ещё несколько студентов и слушательниц женских курсов, в том числе там снимал комнату и Байрашевский. Между ними возникли романтические отношения. Потом он уехал в Петербург на какую-то тоже учебную стажировку. Она отправилась за ним. Там романтические отношения переросли платоническую фазу, перешли в следующую. А затем он вернулся в Москву. И она вернулась за ним, но к этому времени их роман уже катился, что называется, по наклонной плоскости, и он объявил ей, что он хочет жениться на другой женщине. Причём это было их общая подруга. То есть девушка из той же самой компании. Вот что говорит Петр Наркизович Обнинский: «Вот и вся история несчастной любви Качки и того трагического исхода, который привел ее сегодня на скамью подсудимых. Уже из моего короткого рассказа, основанного на бесспорных фактах судебного следствия, вы, господа присяжные заседатели, могли убедиться, что дело идет об одном из обыкновенных убийств, с обыкновеннейшим мотивом – ревностью, то есть о деянии хотя и несомненно преступном, но вызванном и обусловленном логическим ходом событий, последовательным развитием страстей, присущих каждому и умственно здоровому человеку, а стало быть – о деянии психически нормальном.
Не спорю, Байрашевский виноват перед Качкой. Я первый принял это во внимание при определении степени уголовной ответственности; но разве за такие вины казнят смертью? Если государство в таких случаях не считает себя вправе на такую казнь, то может ли защищаться таким правом частное лицо? За что в самом деле погиб Байрашевский? Он изменил своей возлюбленной – в этом виновато его молодое сердце; корыстного мотива измены, мотива, который сделал бы ее отвратительной, здесь не было; было просто сердечное увлечение, с которым 20-летний юноша, быть может, был не в силах и бороться. И вот за это смертная казнь, казнь беспощадная, исполненная публично, как бы в назидание окружающим! Вот что сказал бы нам убитый Байрашевский, если бы мог находиться здесь». Дальше, значит, Обнинский развивает ещё несколько своих тезисов и наконец, так сказать, подводит итог: «К этому я должен прибавить еще следующее: уголовное правосудие преследует двойственную задачу. Кроме наказания преступнику, всякий приговор по каждому делу вообще, а по такому, как сегодняшнее, в особенности имеет воспитательное значение: есть люди, которые прислушиваются к решениям гласного суда, сообразуют с ними поведение свое в тех или иных случаях, и если суд представителей общественной совести торжественно и всенародно объявляет, что частное лицо может безнаказанно мстить за обиду даже лишением жизни, то вслед за оправданным преступником всегда готова двинуться целая вереница последователей, рассчитывающих на безнаказанность, - и тогда где и в чем найдется гарантия личной свободы и безопасности? Все это – вопросы высшего порядка, вопросы, перед которыми должна в вашем приговоре склониться и личность подсудимой, сколько бы ни вызывала она к себе прекраснодушной… превратной симпатии и малодушного в этом случае сострадания».
Что собственно Качке грозило? Обнинский так сформулировал обвинение, что ей светила статья 1455 Уложения о наказаниях в Российской империи в редакции 66-го года. «За убийство умышленное, но без обдуманного заранее намерения, виновные подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу в рудниках на время от 12 до 15 лет, или на время 15 до 20 лет, если убийство сопровождалось особенными увеличивающими вину обстоятельствами.
Если убийство учинено хотя не случайно, но в запальчивости или раздражении, и особенно когда раздражение вызвано было насильственными действиями или тяжким оскорблением со стороны убитого, виновный, по усмотрению суда, подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы в крепостях или на заводах, или же ссылке в Сибирь на поселение». То есть, видите, на самом деле Обнинский сам говорит о том, что здесь есть запальчивость, здесь есть раздражение, здесь можно говорить о тяжком оскорблении со стороны убитого, а следовательно ей вполне возможно будет назначено просто ссылка в Сибирь даже без каторжных работ. Хотя это совсем не такое уж легкое наказание, но тем не менее вопрос о ее жизни, что называется, не стоит.
С. Бунтман
―
Но как же оно не преднамеренное-то? Вообще-то она… У неё револьвер был. Она же…
А. Кузнецов
―
Нет, преднамеренное. Конечно…
С. Бунтман
―
Преднамеренное.
А. Кузнецов
―
… преднамеренное.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Здесь речь идет о преднамеренном убийстве.
С. Бунтман
―
Да. Потому, что она всё-таки не шериф дальнего Запада, выхватила впопыхах…
А. Кузнецов
―
У нее был…
С. Бунтман
―
Да?
А. Кузнецов
―
У нее был револьвер. Она пыталась, значит, избежать вот этого. Её влекло к этой мысли, что надо его убить. Она пыталась избежать довольно странным способом. За 10 дней до этого события она измененным почерком написала в жандармское управление письмо с просьбой задержать опасную пропагандистку и описала себя, и дала свой адрес. Но жандармское управление решило, что это какая-нибудь истеричная, взбалмошная девица или её недруги и вообще никак не отреагировало. 80-й год. Да? Жандармское ещё в расслаблении.
С. Бунтман
―
Алексей Кузнецов. Мы продолжим через 3-4 минуты.**********
С. Бунтман
―
Нет, Кузнецов никуда не сбежал. Он в «Скайпе» снова появился. Там было свободно. Я пытался ему сказать, ну, что вот этот c’est des vacante, как бывает папа с таким именем.
Светлана Ростовцева
―
Да.
С. Бунтман
―
Вот. Свободный престол. А вот. Так вот давайте вернемся к этому. Здесь очень интересный был вопрос такой про… по экспертизе: «А тогда существовало понятие временного помешательства?»
А. Кузнецов
―
Существовало. Но дело в том, что надо понимать, это 80-й год. Вообще психиатрия как наука ещё находится практически в эмбриональном состоянии. И поэтому вот эти разногласия между врачами, они и сейчас возникают сплошь да рядом, – да? – для того времени они вообще чрезвычайно характерны. И вот выходит Плевако. Да? Сам… Сам выход Плевако и его обращение к присяжным – это всегда, так сказать, такая вот концентрация внимания в зале. Он говорил, судя по сохранившемуся стенографическому отчету, около 2-х часов. Я выбрал только несколько ударных фрагментов.
С. Бунтман
―
Да вот я сразу как-то так забеспокоился.
А. Кузнецов
―
Да. У нас нет…
С. Бунтман
―
Нет. Захватим «Родительское собрание».
А. Кузнецов
―
Вот может быть программу «Один» когда-нибудь надо. Я вам почитаю…
С. Бунтман
―
Хорошо.
А. Кузнецов
―
… на сон грядущий…
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
… Плевако целиком.
С. Бунтман
―
Речь Плевако будет. Программа «Один».
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Да, ночной. Хорошо.
А. Кузнецов
―
«Само возникновение ее на свет было омерзительно. Это не благословенная чета предавалась естественным наслаждениям супругов. В период запоя, в чаду вина и вызванной им плотской сладострастной похоти, ей дана жизнь. Ее носила мать, постоянно волнуемая сценами домашнего буйства и страхом за своего грубо разгульного мужа. Вместо колыбельных песен до ее младенческого слуха долетали лишь крики ужаса и брани да сцены кутежа и попоек. Она потеряла отца будучи шести лет. Но жизнь от того не исправилась. Мать ее, может быть, надломленная прежней жизнью, захотела пожить, подышать на воле; но она очень скоро вся отдалась погоне за своим личным счастьем, а детей бросила на произвол судьбы. Ее замужество за бывшего гувернера ее детей, ныне высланного из России, господина Битмида, который моложе ее чуть не на 10 лет; ее дальнейшее поглощение своими новыми чувствами и предоставление детей воле судеб; заброшенное, неряшливое воспитание; полный разрыв чувственной женщины и иностранца-мужа с русской жизнью, с русской верой, с различными поверьями, дающими столько светлых, чарующих детство радостей; словом, семя жизни Прасковьи Качки было брошено не в плодоносный тук, а в гнилую почву». Сразу скажу, Плевако, ну, в общем, называя вещи своими именами, врёт. Дело в том, что…
С. Бунтман
―
Не говоря, уже о дурновкусии, извините меня, невероятном совершенно.
А. Кузнецов
―
Да. Сейчас про это будет отдельный…
С. Бунтман
―
Эжен Сю.
А. Кузнецов
―
… отдельный разговор.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Дело в том, что Николай Битмид – чрезвычайно приличный человек. Абсолютный идеалист. В момент когда, значит, идет следствие по делу Качки, вот сейчас сказано: «высланный из России», - сказал Плевако, в момент когда шло следствие, он сидел в тюрьме в соседней камере с Короленко. Короленко я процитирую. Он примкнул к народникам. Он был замечательным гувернером, который занимался воспитанием детей не ради денег, а потому, что очень любил это всё. То есть Плевако, который вообще умел и любил поиграть на ксенофобских настроениях, вот с этим: не русский, иностранец. Битмид вырос в России. Его отец приехал из Англии. Да? Но Битмид… И мать его, кстати говоря, русская. Так что тут Фёдор Никифорович, мягко говоря, сгущает краски. «Воспитание было действительно странное. Фундамента не было, а между тем в присутствии детей, и особенно в присутствии Паши, любимицы отчима, не стесняясь говорили о вещах выше ее понимания: осмеивали и осуждали существующие явления, а взамен ничего не давали. Таким образом, воспитание доразрушило то, чего не могло разрушить физическое нездоровье». Вот да, вот эти народовольческая народнические, так сказать, народнические точнее все эти самые воспитания. Да? И вот дальше она вырывается из этой душной семейной атмосферы и попадает в московский студенческий кружок. Тон Плевако меняется: «Там ее приютили и ввели в кружок, доселе ею невиданный. Целая кучка молодежи живут, не ссорясь; читают, учатся. Ни сцен ее бывшего очага, ни плотоядных инстинктов она не видит. Ee потянуло сюда. Здесь на нее ласково взглянул Байрашевский, выдававшийся над прочими знанием, обстоятельностью. Бездомное существо, зверек, у которого нет пристанища, дорого ценит привет. Она привязалась к нему со всем жаром первого увлечения. Но он выше ее: другие его понимают, а она нет. Начинается догонка, бег; как и всякий бег – скачками. На фундаменте недоделанного и превратного воспитания увлекающаяся юность, увидевшая в ней умную и развитую девушку, начинает строить беспорядочное здание: плохо владеющая, может быть, первыми началами арифметики садится за сложные формулы новейших социологов; девушка, не работавшая ни разу в жизни за вознаграждение, обслуживает по Марксу отношения труда и капитала; не умеющая перечислить городов родного края, не знающая порядком беглого очерка судеб прошлого человечества, читает мыслителей, мечтающих о новых межах для будущего. Понятно, что звуки доносились до уха, но мысль убегала. Да и читалось это не для цели знания: читать то, что он читает, понимать то, что его интересует, жить им – стало девизом девушки. Он едет в Питер. Она – туда». Вот в таком ключе Фёдор Никифорович подводит. Понятно, да? И дальше знаменитый момент, то, что Кони иронически называл «на Плевако накатило». Да? Вот этим собственно обычно он и бывал знаменит. Это бывало иногда прекрасно. «Я знаю, что преступление должно быть наказано и что злой должен быть уничтожен в своем зле силой карающего суда. Но присмотритесь к этой, тогда 18-летней, женщине и скажите мне, что она? Зараза, которую нужно уничтожить, или зараженная, которую надо пощадить? Не вся ли жизнь ее отвечает, что она последняя? Нравственно гнилы были те, кто дал ей жизнь. Росла она как будто бы между своими, но у нее были родственники, а не было родных, были производители, но не было родителей. Все, что ей дало бытие и форму, заразило то, что дано. На взгляд практических людей – она труп смердящий. Но правда людей, коли она хочет быть отражением правды Божьей, не должна так легко делать дело суда. Правда должна в душу ее войти и прислушаться, как велики были дары, унаследованные, и не переборола ли их демоническая сила среды?Пусть воскреснет она, пусть зло, навеянное на нее извне, как пелена гробовая, спадет с нее, пусть правда и ныне, как и прежде, живит и чудодействует! - и заключительная, так сказать фраза, - Но если ваше сердце подскажет вам, что в ней, изломанной другими, искалеченной без собственной вины, нет места тому злу, орудием которого она была; если ваше сердце поверит ей, что она, веруя в Бога и в совесть, мучениями и слезами омыла грех бессилия и помраченной болезнью воли, - воскресите ее, и пусть ваш приговор будет новым рождением ее на лучшую, страданиями умудренную жизнь». Вот Вы знаете, поразительно…
С. Бунтман
―
Ну… Да.
А. Кузнецов
―
Да, это очень, конечно, для современного интеллигентного уха… Вот я думаю, что немало слушающих нас на людей испытали сейчас приступы тошноты. Надеюсь, что не от моего несовершенного чтения, а от того, что это действительно классический набор провинциальной актерской пошлятины.
С. Бунтман
―
Именно. И по мерками ХIХ века, и по меркам риторики настоящий… А кто присяжные? Он абсолютно…
А. Кузнецов
―
Присяжные…
С. Бунтман
―
… осознавал к кому обращается.
А. Кузнецов
―
Да, конечно. Присяжные – это среда ми… ну, как? Выражаясь, так сказать, языком того времени мелкобуржуазная…
С. Бунтман
―
Ну, мещанская среда. Да?
А. Кузнецов
―
Мещанская. Мещанская…
С. Бунтман
―
Мещанская или… Да.
А. Кузнецов
―
Мелкие чиновники в основном не дворянского, а мещанского происхождения, один купец, несколько людей записаны крестьянами, но это московские так называемые…
С. Бунтман
―
Да, да, да.
А. Кузнецов
―
Это те мещане по сути.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Это мещанская среда. И, конечно, на них было рассчитано, потому что через 8 месяцев Плевако будет произносить действительно свою выдающуюся речь – речь по делу люторических крестьянах. У нас была целая передача, этому посвященная. И вот там он… Никаких мещан не будет. Там будут коронный судьи. И с ними Плевако будет говорить совсем по-другому. Это действительно вот, на мой взгляд, вот шедевр его, та речь его, которую сейчас имею в виду. И вот Короленко. Короленко, который потом в пятом томе «Истории моего современника» будет описывать, как он попал в тюрьму, и как в соседней камере сидел Битмид. Значит, вот как он оценил этот процесс. На процессе Короленко будет. Его к этому времени выпустили. «Защищал ее Плевако, тогда уже большая знаменитость. Дело было обставлено очень эффектно. Качка на суд явилась в глубоком трауре и произнесла длинную сентиментальную речь, которая одним очень понравилась, на других произвела отвратительное впечатление… Она так любила его… Он клялся и изменил клятвам. Она не могла простить этого, не могла отдать его другой… Ее преследовало постоянное видение: белая могила под снегом и над нею в глубоком трауре грустная женская фигура… В могиле он, а над могилой вся в слезах — она». И вот дальше пишет, что ему рассказывали, а он хорошо знал нескольких людей, которые были на этом вечере: «Во время самого убийства в числе присутствующих были мои хорошие знакомые, и они рассказывали, что вся эта история была сплошная выдумка: Байрашевский не был совсем женихом Качки и, кажется, даже совсем не знал о ее чувствах. Качка в этот вечер была, как всегда, молчалива и, как всегда, пела: «Нас венчали не в церкви». Потом подошла и неожиданно выстрелила молодому человеку в висок, - и дальше вот о ее дальнейшей судьбе. - Качку оправдали, - а ее действительно оправдали, но как умалишенную и направили в психиатрическую лечебницу до выздоровления. Она провела там около 5 лет. - Весной 1885 года на пристани пароходства «Зевеке» в Нижнем Новгороде, где я был с А. С. Ивановской, мы встретили среди пассажиров Качку. Она была нарумянена и напудрена, производила двусмысленное впечатление, держала себя с странной развязностью.— А моя жизнь с тех пор так полна и разнообразна, - говорила она аффектированно. - Я перехожу от победы к победе…». Мы не знаем, что дальше с ней случилось. Она как-то выпадает совершенно из виду, ни какова её была судьба, ни когда её жизнь закончилась, ничем. Этого мы ничего не знаем. Не сохранилось. Ну, по крайней мере в интернете и в юридических библиотеках я искал, не смог найти ни одного её портрета. Вполне возможно, что в газетах того времени зарисовки художников где-то есть, но это надо в Ленинку идти. Она закрыта сейчас пока. Вот. Вот такая вот история. И в чём… почему тем не менее вот мне очень не нравится эта речь, но я тем не менее буду отстаивать тезис о том, что Плевако гениальный адвокат. Понимаете, адвокат должен делать всё для того, чтобы облегчить судьбу своего подзащитного. Всё, разумеется, в рамках закона. Закон Плевако не нарушает. Здесь нет ни подлога прямого. Здесь нет ни сознательного введения присяжных в заблуждение. Здесь нет каких-то других однозначно нечестных приемов. Осуждать его вот за этот пафос можно, конечно. Но я ещё раз говорю, адвокат всё-таки в несколько иной ситуации на процессе, чем зрители. Плевако очень точно определяет стиль своих выступлений. Вот для той среды, для того преступления, для той подсудимой, которая находилась на скамье подсудимых, всё его выступление, от которого действительно подташнивает, оно крайне органично, потому что само преступление для плохого провинциального театра, потому что публика та же самая, которая будет в плохом провинциальном театре, и присяжные часть этой публики. И вот здесь, думаю, что интуитивно Фёдор Никифорович всё это использует. И это признаки адвокатского мастерства, конечно же.
С. Бунтман
―
Ну, технически блестящая победа просто у него.
А. Кузнецов
―
При том, что он, конечно, не мог быть уверен в том, что победит. И дело артистки Висновской, о котором мы рассказывали совсем недавно, там тоже же будет Плевако, там не было победы. Да? Там собственно смягчение его участи – это императорский рескрипт, а не решение суда. Но вот тем не менее почему Плевако, ну, в Москве безусловный номер один, в России там в тройке лучших адвокатов? Ведь понимаете, не случайно вот ни об одном адвокате того времени, да обо всех вместе взятых не наберется и одной десятой части тех анекдотов, которые рассказывали о Плевако. Анекдоты в старом смысле слова. Да? Он действительно стал для москвичей и не только для москвичей фигурой абсолютно былинной. О нём рассказывают вот эти вот истории, как о былинном герое. Спрашивать было или не было, когда речь идет об Илье Муромце, занятие совершенно бесполезное. Да?
С. Бунтман
―
Абсолютно.
А. Кузнецов
―
Какая разница, было или не было? Главное, что это ему очень идёт. А почему к нему такое отношение? А вот он как-то… Это сыграть невозможно. Он был таким, я в этом глубоко убеждён. Он как-то сумел собрать в себя те черты, которые оказались дороги сердцу русского человека: некрасивость, простоватость, какую-то такую вот наивную религиозность при том, что в деле игуменьи Митрофании как он громил, так сказать, – да? – вот эту лживую атмосферу монастыря. Но вот при этом он умилялся каким-то там, так сказать, тем же пасхальным вещам совершенно искренне. И люди увидели в нём реализацию русского идеала. Да? Он не от буквы закона. Он от душевной справедливости. Поэтому он побеждает чудом даже тогда, когда невозможно, казалось бы, победить вообще. И поэтому рассказывают про старушку с 50-копеечных чайником, про попа, обокравшего церковь, про малиновый звон, раздавшийся во время речи, про, так сказать, часы… Там знаменитая эта история. И я уверен, что когда-нибудь будет написана диссертация, надеюсь, что докторская – да? – «Образ Плевако в народном анекдоте», потому что это на самом деле чрезвычайно интересно.
С. Бунтман
―
Ну, конечно. Да. Мне даже странно, что нет до сих пор такой, потому что это очень здорово, конечно. Вот.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
А, ну, что же? Вот Плевако, Вот такой процесс. А кто-то жаловался здесь…
А. Кузнецов
―
Кстати говоря, я б… вот с чего… закольцуем повествование. Понятно, почему Кони от этого стошнило. Потому, что Кони был…
С. Бунтман
―
Да уж. Да уж.
А. Кузнецов
―
… абсолютно противоположным человеком. Да? Вот он терпеть не мог вот этого всего. Для него справедливость – это закон. Для него справедливость – это право. Да? Не может быть справедливости за пределами закона. Когда мы рассказывали о деле супругов Гимер, – да? – вот это вот «Живой труп» Льва Толстого. Да? Кони же идёт до конца, он бьётся за эту женщину, но бьётся абсолютно в рамках закона. А Плевако вот таким вот образом. Да?
С. Бунтман
―
Ну, да. Да. Ну, что же? Дорогие друзья, мы с вами… Мы вам предлагаем процессы, занявшие вторые места в голосованиях. Когда-нибудь всё… сюда и сазоновский войдёт процесс.
А. Кузнецов
―
В следующий блок. Конечно.
С. Бунтман
―
Да, обязательно. Итак, военный суд над членами кружка Михаила Буташевича-Петрашевского, обвиненными в распространении ««пагубных учений, породивших смуты и мятежи во всей Западной Европе». Это Российская наша с вами империя, 1849 год. Знаем мы этот процесс.
А. Кузнецов
―
Да. Да, да, да. Белинский Гоголю. Да.
С. Бунтман
―
Ну, да. Второе – это судебный процесс Шарля Гито, убийцы президента Джеймса Гарфилда, США, 81-82 год, 1800. 3-й суд над Варфоломеем Стояном (Чайкиным) и его сообщниками по обвинению в похищении и уничтожении Казанской иконы Божией матери, Российская империя, 1904 год. Очень важная вещь.
А. Кузнецов
―
Очень интересно. И Вы знаете, я обнаружил, что…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… есть люди, которые до сих пор верят, что на самом деле он ее не уничтожил, и что она где-то скрывается.
С. Бунтман
―
Да, да, да. Вот когда мы говорили о казанской иконе и истории дарения, обнаружения и дарения Папы Римским Москве вот этот вплывает вот это. Что это за икона? Суд над членом Боевой дружины партии эсеров Марией Спиридоновой по обвинению в убийстве высокопоставленного чиновника, Российская империя, 1906 год. Вот. И последнее – суд Маргаритой Горгоновой по обвинению в убийстве воспитанницы, «Дело Горгоновой», Польша, 32-й год.
А. Кузнецов
―
Если не выберут это дело, то любители могут посмотреть польский фильм «Sprawa Gorgonowej» - «Дело Горгоновой». Там, в общем, довольно достоверно всё рассказано.
С. Бунтман
―
Хорошо. Спасибо большое. Алексей Кузнецов. Слушай, ты будешь тоже в…
А. Кузнецов
―
Да, я буду живьем…
С. Бунтман
―
… с Никитой…
А. Кузнецов
―
… в «Родительском собрании» с Никитой…
С. Бунтман
―
… в «Родительском собрании»? Да.
А. Кузнецов
―
Так что я «Скайп» не выключаю…
С. Бунтман
―
Да, очень хорошо. Так что ждем «Родительского собрания». А в 15 часов Никита сам справиться с «Казино».
А. Кузнецов
―
Конечно. Да. А с «Казино» он справиться.
С. Бунтман
―
Конечно. И блестяще. Да, конечно. Всё, счастливо всем! До свидания!
А. Кузнецов
―
Счастливо!