Суд над Ханом ван Меегереном, прославившимся подделками Вермеера и де Хоха, королевство Нидерланды, 1947 - Не так - 2019-11-10
10.11.2019
Суд над Ханом ван Меегереном, прославившимся подделками Вермеера и де Хоха, королевство Нидерланды, 1947 - Не так - 2019-11-10
Скачать
Сергей Бунтман
―
Именно, что не так. Добрый день! Алексей Кузнецов.
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
Которого вместе со всеми чатланами и слушателями мы приветствуем. Все желаю… Все поздравляют с выздоровлением.
А. Кузнецов
―
Ну…
С. Бунтман
―
Выздоровление. Не будем опережать события еще.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Надо…
А. Кузнецов
―
С выходом на работу.
С. Бунтман
―
Да. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Марина Лелякова – звукорежиссер. Значит, есть… Я хочу открыть глаза на истинные обстоятельства того… всего, что происходило. Дело в том, что две недели назад у нас был намечен суд над Ханом Ван Меегереном, прославившемся подделками всевозможных художников…
А. Кузнецов
―
Ну, в основном малых голландцев. Его специализация это была.
С. Бунтман
―
Да. Вот недавно была выставка Вермеера. И вот дело в том, что, ну, конечно, болезнь Алексея Кузнецова была определённым прикрытием, потому что, во-первых, надо было проверить всё на… как, что выставляли Вермеера на подлинность. Вот. Потом выяснились разнообразные обстоятельства, над которыми должен был Алексей Кузнецов работать. И ещё одно… одна важная деталь, которая подтверждает мою теорию этого заговора, который сегодня только открыл… И вчера понял, а сегодня открыл, что специально для проверки и для получения новых документов главный редактор Алексей Венедиктов был отправлен в Гаагу. Вот. Так что, ну, вот теперь всего лишь 2 недели спустя мы можем уже с полным, я бы сказал, во всеоружии мы можем разобрать суд над Ханом Ван Меегереном.
А. Кузнецов
―
И у нас говорится в заставке, что нас можно смотреть на YouTube-канале «Эхо Дилетант». Вот я бы очень советовал тем, у кого есть такая техническая возможность, сегодня именно смотреть нас через YouTube, потому что мы будем показывать картинки. И они, к сожалению, далеко не все в хорошем разрешении, но по крайней мере сегодня это еще более важно, чем обычно.
С. Бунтман
―
Ну, конечно.
А. Кузнецов
―
Потому, что собственно там в основном это полотна, о которых…
С. Бунтман
―
И чтоб не хихикали здесь некоторые малосознательными участники чата, которые говорят, вот только по радио показывать там картинки или книжное какое-нибудь…
А. Кузнецов
―
Да, да. Вот мы…
С. Бунтман
―
… мы показываем, кстати говоря.
А. Кузнецов
―
Позвонить из леса, уже никого не удивляет. Вот картинки по радио. Да? Перед вами сейчас один… один из далеко не единственный автопортрет Хан Ван Меегерен. Сразу об имени. Я совершенно ничего не понимаю в голландском языке. У англичан есть такая поговорка: It’s all Dutch to me. Да?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Мы говорим «китайская грамота», они говорят: «Это для меня по-голландски». Так вот для меня всё это по-голландски, но в одном вполне авторитетном издании я прочитал, что на письме два русских «е» читается как одно «e». То есть не Вермеер, а Вермер.
С. Бунтман
―
Знаете, что? Мы можем далеко зайти…
А. Кузнецов
―
Это правда.
С. Бунтман
―
… вот в голландских вот это самое… и всевозможные там Клоуфорты и так далее. Reichsmuseum. И вот всё это у нас будет очень странно. И…
А. Кузнецов
―
Ну, вот я предлагаю…
С. Бунтман
―
Я всегда говорю, скажите спасибо, что поэта бельгийского Верхарна мы читаем не по-французски, который был бы Верарен, и не по-фламандски, в котором он был бы Ферхейрен. Вот. Так что вот давайте…
А. Кузнецов
―
Поэтому…
С. Бунтман
―
Давайте условное наше достаточно произношение.
А. Кузнецов
―
Вот да, поскольку на Яна Вермеера уже устоялось произношение, уж не будем его менять. Да? Ну, и Хан Ван Меегерен все-таки я буду стараться произносить, ну, просто для того, чтобы был хоть какой-то порядок. Значит, о чём эта история? Вот это вот вопрос, который неизбежно возникает, когда говорят об этом достаточно необычном случае. Это история чего? Значит, одна точка зрения что, это история просто алчности человека, который нашел источник дохода и достаточно беззастенчиво пользовался этим всем. Ну, в какой-то степени это, наверное, присутствует, потому что Ван Меегерен получал удовольствие от тех огромных денег, которые на него свалились в ущерб себе, но получал. 2) Безусловно это история обиженного, оскорбленного самолюбия. Дело в том, что он с детства, видимо, мечтал быть художником. Он родился во вполне такой благополучной провинциальной голландской буржуазной семье. И отец его и слышать не хотел ничего ни о каких художественных занятиях. Он мечтал, чтобы сын стал инженером. Папу можно понять. Ван Меегерен родился в 89-м году. Это действительно время, когда хороший, добротный инженер может не беспокоиться ни о работе, ни о будущем, ни о счёте в банке. Да? И компромисс в результате был достигнут тем, что юноша отправился учиться на архитектора. Не совсем художник, не совсем инженер. Да? Но что-то не далекое от того и от другого. А дальше у него проявляются таланты. Таланты, в общем, видимо, гораздо выше среднего. Он во время учёбы зарекомендовал себя как очень хороший рисовальщик. Если вы откроете скажем русскую «Википедию», на этой неделе подвергшуюся серьезным испытаниям…
С. Бунтман
―
Ну, а потом ее же амнистировали.
А. Кузнецов
―
Ее же амнистировали. Да. Условно-досрочно. Так вот вы там обнаружите, скажем, рисунок оленёнка, который принадлежит его соответственно карандашу и который по сей день во многих пособиях по рисунку приводится как один вот из образцов того, как надо изображать эту зверушку. Он показал себя умелым, скажем так, стилизатором. То есть он очень хорошо работал вот в определенной заданной манере. Он выигрывал там какие-то призы, в том числе и достаточно немаленькие, там как-то приз в тысячу гульденов. Для того, чтобы это перевести в доллары, умножайте примерно на 3 с половиной и помните, что доллары столетней давности – это гораздо больше, чем нынешние. Да? То есть он приз получил там где-то приближающийся к 10 тысячам долларов. Вот. Но тем не менее вот когда он начал уже как взрослый полноценный художник работать, он должного признания не получал. Критика было к нему неблагосклонна. У него прошла пара-тройка выставок. Ничего особенного, так сказать, они ему никакой славы не принесли, принесли много огорчений. И вот в этом, видимо, кроется вот секрет его стремления заняться подделками, потому что, судя по всему, это не доказано, но на это очень многое указывает, первоначально в этом… Он даже представить себе не мог, что так удачно получится, и что он так на этом разбогатеет. Первоначально в этом, видимо, был кураж. Он задумал каверзу. И каверза эта была направлена против вполне определенного человека. Правда, первоначально он просто попробовал себя, что называется, вот… Да. Чтобы вы представляли себе его, так сказать, собственную манеру, вот я нашёл несколько его работ. К сожалению, у меня не получилось их растянуть полностью в экран. Вот это, например, работа 24-го года. Он недавно закончил архитектурный институт. Она называется «Ночной клуб». Да?
С. Бунтман
―
Ну, «Ночной клуб».
А. Кузнецов
―
Ну, вот ещё тоже такая, в общем, картинка, изображающая полуобнажённую дама тоже какого-то полусвета.
С. Бунтман
―
Всё это неплохо.
А. Кузнецов
―
Это неплохо, но это вполне ученические такие работы.
С. Бунтман
―
Нет, я бы сказал даже, дело не в ученических. А дело в том, что он в этом не находит чего-то большего, чем то… чем то, что видит. Вот может быть. Да.
А. Кузнецов
―
Вот…
С. Бунтман
―
А здесь это как перевод.
А. Кузнецов
―
Вот перед вами две работы, причём слева это оригинал. Это соответственно Франс Хальс «Женщина-пьяница», один из вариантов названий этой картины, а справа с таким же названием, справа работа соответственно Ван Меегерена. И вот он себя попробовал. Он, насколько мы сегодня можем судить, изготовил сначала для себя, не для сбыта, он изготовил 4 работы под… Одну под Вермеера, одну под Хальса и, по-моему, ещё под каких-то вот менее известных мне по крайней мере малых голландцев. И поняв, что рука у него, что называется, уже более или менее набита, он приступил к атаке вот на тот объект, который он, видимо, достаточно долго выбирал и обдумывал. Причем надо понимать, что у него вот на эту подготовительную работу уйдёт 4 года. Потом на суде об этом очень много будут говорить и искусствоведы, и эксперты-химики. Он изобретал, частично заимствовал, но во многом изобретал сам различные методы подделок. Это касалось, например, старения полотна. Ну, совершенно понятно, что если вы хотите что-то всучить как картину ХVII века, вам нужен старый холст и старый подрамник. Да?
С. Бунтман
―
Ну, лучше всего соскоблить какую-нибудь ерунду…
А. Кузнецов
―
Разумеется. Покупается какая-нибудь…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… недорогая работа, но тем не менее относящаяся к эпохе. Желательно, разумеется, покупается, так сказать, в раме или в подрамнике тоже той самой эпохи, хотя раму там можно как-то обосновать более позднюю, но лучше этого, конечно, не делать. Да? Дальше нужно аккуратненько снять всё до холста, но при этом учитывая, что мы работаем с холстом ХVII века, его тоже надо не повредить. То есть это, в общем, требует определенного мастерства. Дальше на чём можно прокалоться? Можно проколоться на составе красок.
С. Бунтман
―
Ну, естественно.
А. Кузнецов
―
Разумеется, нужно выбирать те краски, которые были тогда в ходу. Причём иногда… Вот я посмотрел, так сказать, там некоторые экспертизы, которые уже во время суда 47-го года будут озвучиваться, иногда некоторые краски употреблялись в очень короткий период. Или, например, с одной подделкой там, например, на голове у девушки была причёска, которая была в моде всего два года. То есть нужно вот очень точно попасть вот в такие вот подробности.
С. Бунтман
―
Это к Кибовскому.
А. Кузнецов
―
Вот я хотел сказать, читайте колонку Александра Кибовского…
С. Бунтман
―
Кибовского.
А. Кузнецов
―
… в «Дилетанте».
С. Бунтман
―
Да. И его замечательную книгу с методами. Да.
А. Кузнецов
―
Которая подробно про все эти вещи рассказывает. Ну, он, правда, больше заходит со стороны там орденов, формы…
С. Бунтман
―
Все равно.
А. Кузнецов
―
… причесок и всего прочего…
С. Бунтман
―
Прически тоже. Прически тоже. Да.
А. Кузнецов
―
Значит, с красками нужно очень точно попасть. А дальше вот это вот проклятье старых картин – это кракелюры, это трещинки. Да? Причём мало того, что нужны трещинки. К этому времени, в общем, уже было известно несколько способов быстрого изготовления таких трещинок. Ну, самый банальный, например, картина пишется зимой в теплом помещении, затем она выставляется на мороз. Затем она выстав… обратно вносится в помещение, затем опять на мороз. Ну, и вот от этих перепадов температур, значит, краска трескается. Но здесь имея в виду, что картину будут рассматривать очень внимательно, значит, мало того, что трещинки должны быть определенной глубины, но ещё в трещинки, поскольку картины не принято было закрывать там стеклом или ещё чем-то, в трещинки должно набиться определённое количество пыли.
С. Бунтман
―
Разных времён.
А. Кузнецов
―
И вот здесь, например… Да. Ну, разных времён это, видимо, для анализа того времени ещё недосягаемый вариант. Но вот здесь, например, ван Меегерен, можно сказать, запатентовал такой способ. Что он делал? Он уже после того, как он обрабатывал картину в специальной печке при температуре 120 градусов. Находился в свёрнутом состоянии холст некоторое время в специальной печи его собственной конструкции, он в своей мастерской оборудовал. Он вообще, видимо, был…
С. Бунтман
―
Да, не пожечь бы.
А. Кузнецов
―
… все-таки вот инженерные таланты у него тоже, видимо, были вполне себе при нем. Значит, вот после этого холст покрывался тонким слоем китайской туши, после чего тушь смывалась и соответственно оставалась в кракелюрах, имитируя набившуюся туда пыль веков. А потом всё это сверху покрывалось слоем лака.
С. Бунтман
―
Ну, сейчас это не пройдёт такое.
А. Кузнецов
―
Сейчас, наверное, нет. Сейчас со всеми спектральными анализами и прочими вещами, наверное, не пройдет. Но тогда вот значит… Ну, и потом после того, как была изготовлена работа… Та работа, с которой собственно начнётся его слава, вот она перед вами. Называется она «Христос в Эммаусе». Известный сюжет: явление Христа, посмертного явления Христа своим ученикам. Вот он сидит, преломляет хлеб. Значит, почему Вермеер именно? Дело в том, что жизнь и творчество этого художника были очень мало изучены, о нем мало, что было известно. Это был художник загадочный. То есть были известны кое-какие факты его биографии, и существовало кое-какое представление о творчестве. Мода на него началась только во второй половине ХIХ века. Ни при жизни, ни первое время после смерти он знаменит не был. Более того когда он умер, его душеприказчик, знаменитый естествоиспытатель и изобретатель Левенгук, когда он распродавал его картины, то он распродавал их очень дёшево. Их невозможно было продать за большие деньги. Он даже описи не составил, настолько ему показалось, в общем, несущественной эта часть его душеприказчецких обязанностей. А затем в 1866 году, я если не ошибаюсь, значит, на него постепенно начинает возникать мода. И к моменту, когда в 30-е годы Ван Меегерен берется за подделки, он уже в моде, и уже появлялось несколько фальшивых Вермееров. А самое главное, некоторые эксперты уже начали теоретизировать. И вот одним из таких экспертов был уже очень пожилой, в 37-м году ему 83 года, доктор Абрахам Бредиус, который в свое время имел неосторожность Ван Меегерена обидеть какими-то своими высокомерными отзывами о невысоком качестве его художественных талантов. Вот он и стал главным объектом вот этого первоначально розыгрыша. Значит, в одной из своих теоретических работ, посвященных Вермееру, Бредиус выдвинул два смелых предположения. 1-е смелое предположение заключалось в том, что поскольку вся известная на тот момент живопись Вермеера – это практически бытовые жанровые сценки, но у него есть 3 работы, которые выпадают вот из этого как бы бытового такого малоголландского канона. Такие три неканонических Вермеера. Это «Святая Пракседа». Это «Диана и нимфы», такой классический мифический сюжет. И единственный раз когда на полотне Вермеера появляется фигура Христа, «Христос в доме Марфы и Марии». Так вот Бредиус выдвинул гипотезу, что на самом деле «Христос в доме Марфы и Марии» – это часть цикла, просто остальные работы этого цикла ещё не обнаружены.
С. Бунтман
―
Ну, в принципе это и сейчас так считается. Да.
А. Кузнецов
―
Вот. А 2-е, что хотя биография была более-менее известна, но там зияли некоторые пробелы, что был период около 2-х лет, когда Вермеер ездил учиться в Рим, и там, по предположениям доктора Бредиуса, он мог подпасть под влияние художников итальянской школы вполне естественно, в частности художников, работающих в манере Караваджо.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И вот, собственно говоря, наш герой в кавычках, он и решил сыграть с искусствоведом злую шутку, представив ему материализацию его искусствоведческой гипотезы. Но нужно же как-то подвести внезапно обретенную картину. И здесь уместно вспомнить замечательную повесть Дины Ильиничны Рубиной «Белая голубка Кордовы», где очень подробно, со знанием дела рассказывается как фальшивку… как она обрастает якобы настоящими подробностями.
С. Бунтман
―
Провенанс вот.
А. Кузнецов
―
Провенанс. Совершенно верно. То есть доказательство ее подлинности, некие обстоятельства…
С. Бунтман
―
Ну, то есть хотя бы происхождения ее.
А. Кузнецов
―
Некие обстоятельства – это может быть документ…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… это могут быть чьи-то свидетельские показания, это может быть ещё что-то. Да? Каталог какой-то там. Значит, в данном случае каким образом картину подвели к доктору Бредиусу. Значит, Хан обратился за по… Хан Ван Меегерен обратился за помощью к человеку, с которым он был хорошо знаком, к известному адвокату, к бывшему депутату голландского парламента от вполне уважаемой фракции и большому любителю живописи некоему доктору Буну. Он ему скормил историю… То есть Бун будет в данном случае использоваться в темную. Он не соучастник мошенничества. Он действовал вполне искренне. Значит, Ван Меегерен ему рассказал историю о некой Мавреке, представительнице старинного голландского рода, которая в течение долгого времени была обладателем части картин из фамильной коллекции, и вот она, уже будучи пожилым человеком, решила как-то этой коллекцией распорядиться. Вот она обратилась к Ван Меегерену. Он придумал историю, почему именно к нему. И некоторые картины… Он заранее готовит задел на будущее. Речь идет не об одной картине, а возможно о нескольких. И некоторые картины навели его на мысль, что это может быть Вермеер. A поскольку известно, что более крупного специалиста по Вермееру, чем уважаемый доктор Бредиус не существует, то соответственно вот Ван Меегерену очень хотелось бы получить его экспертное заключение, но поскольку их личные отношения оставляют желать много лучшего, то ему нужен посредник, человек, к которому скорее всего Бредиус отнесётся, так сказать, с каким-то изначальным доверием. Вот не может ли доктор соответственно это дело проделать. В отличие от тех историй, которые обычно рассказывают, Бредиус не сразу заглотил крючок и обратился тоже, так сказать, к… там за некоторыми советами и, значит, мнениями других специалистов. Но в конечном итоге его, так сказать, сумели убедить тем, что картина действительно подлинная. Доктор Бун первоначально, видимо, он сам про это не знал, не сказал, что на картине есть скрытая, но не очень хорошо, не очень тщательно скрытая подпись Вермеера. Соответственно она естественно поддельная, конечно же. Бредиус эту подпись обнаружил, и для него это стало доказательством того, что да, вот это Вермеер, Вермеером подписано и так далее, и так далее, и так далее. А интересно, что параллельно про эту находку, значит, стало известно еще до того, как было о ней объявлено. И ей заинтересовались агенты такого… Ну, как его назвать? В общем, он дилер в области предметов искусства. Был такой британец, много лет уже живущий в Америке, Джозеф Дювин, который заработал миллионы на том, что богатым людям подставлял различные предметы искусства, не только живопись и так далее.
С. Бунтман
―
Ну, да, да.
А. Кузнецов
―
Сам он специалистом особенным не был. Но у него работали эксперты высокого уровня, которые давали соответственно заключение. Вот они тоже получили возможность ознакомиться с этой картиной. И вот перед вами, значит, снимок телеграммы, каблограммы, которую один из экспертов Дювина направил собственно своим заказчикам, братьям Дювинам. Понять эту телеграмму очень сложно, потому что он использует кодовые имена, кодовые названия…
С. Бунтман
―
… вот вместо Вермеера.
А. Кузнецов
―
Да. И так далее, и так далее. Это уже более поздняя расшифровка, но те, кто нас сейчас видят, те, кто читает по-английски, обратите внимание сразу на последнюю строчку: «Rotten fake» – гнилая подделка. Да? То есть вот агент Дювина, он не сомневается, что перед нами на самом деле подделка, причем достаточно…
С. Бунтман
―
Грубая.
А. Кузнецов
―
… примитивная. Но это ж надо понимать, как это работает на Ван Меегерена. Зная Дювина и его орлов, тут же остальные искусствоведы начинают подозревать что? Что Дювин таким образом сбивает цену картины…
С. Бунтман
―
Да. Ну, естественно.
А. Кузнецов
―
Что агент на самом деле понял, что перед ним подлинник, но старый жулик хочет, так сказать, попытаться купить вот эту самую картину…
С. Бунтман
―
Правильно. Да.
А. Кузнецов
―
… за дешево. То есть знание психологии и обстоятельств этого мира тоже Ван Меегерен учитывал.
С. Бунтман
―
Алексей Кузнецов. Мы это дело о подделках мы продолжим через несколько минут.**********
С. Бунтман
―
Да, вот тут у нас получается вот всё не так.
А. Кузнецов
―
И мы видим, что вот собственно на фотографии, которая сейчас перед вами, это фотография уже 38-го года. В 37-м вся эта история раскручивалась. К этому времени полотно «Христос в Эммаусе» как вермееровское покупает один из самых авторитетных музеев Европы – это музей Бойманса Ван Бёнингена в Роттердаме. И вот на фотографии перед вами директор и главный реставратор любуются на это полотно. А всё это происходит, я имею в виду покупка, причём за очень круглую сумму 520 тысяч гульденов, это около 2-х миллионов тогдашних долларов США. Значит, после того, как Абрахам Бредиус в очень авторитетном издании «Бёрлингтон магазин» сообщает, что он наткнулся на неизвестного Вермеера и пишет об этом вот в такой высокопарной манере: «Это прекрасный момент в жизни любителя искусства, когда он внезапно оказался перед неизвестной до сих пор картиной великого мастера, нетронутым на оригинальном холсте. Одна из его самых больших работ, совершенно отличная от всех его других картин, и все же каждый дюйм Вермеера. Ни в какой другой картине великого мастера Делфта, - он, Вермеер из Делфта. Да? - мы не находим такого чувства, такого глубокого понимания библейской истории — благородный человек, выраженный через высший уровень искусства». Говорят, что потом перед самой войной старый эксперт всё-таки ещё раз заподозрил, что что-то не то, но было уже поздно. Всё уже было сказано. Всё уже было продано. Ну, Ван Меегерен, который, видимо, по крайней мере он потом об этом говорил, что он планировал после того, как мистификация… мистификация удастся, он планировал разоблачение для того, чтобы, значит…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… его обидчик выглядел старым ослом.
С. Бунтман
―
Показать действительно…
А. Кузнецов
―
Да. Но 520 тысяч гульденов, 2 миллиона тогдашних долларов. Да? То есть плоды были таковы, что Ван Меегерен, человек очень неравнодушный к деньгами и прочим удовольствиям с ними связанными, он, видимо, сказал себе: «Ну, давайте не в этот раз. Давайте я ещё попробую. Мне понравилось». Да?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Дальше он изготавливает ещё несколько Вермееров, благо у него заготовлен провенанс. У старушки-то, так сказать, в коллекции был не один предполагаемый Вермеер. Да? И…
С. Бунтман
―
Это Виктору здесь ответ. Он говорит, нужна правдоподобная…
А. Кузнецов
―
Вот! Вот, пожалуйста.
С. Бунтман
―
Все правильно. Да.
А. Кузнецов
―
Вот, значит, еще один якобы Вермеер. Это знаменитый сюжет. Это тайная вечере. Значит, эта картина создана где-то примерно в 40-м году перед… То есть уже, так сказать, война началась, но ещё не перешла в активную фазу. А дальше начинается нацистская оккупация Голландии. К этому времени Ван Меегерен уже богатый человек. У него собственный вилла в Ницце. У него там собственно мастерская потайная с целым набором всяких приспособлений для изготовления подделок. Он на всякий случай перебирается в Голландию. Ему кажется там безопаснее, чем на юге Франции. И дальше закручивается тот сюжет, который собственно и принесет ему славу и который по сути станет причиной его разоблачения. На его агентов, на его посредников выходят посредники Геринга. Геринг был большим известным коллекционером.
С. Бунтман
―
Это да.
А. Кузнецов
―
И в тех случаях, когда не было возможности просто наложить лапу на предметы искусства, а таких коллекции Геринга было очень немало, полученных, так сказать, в порядке военных трофеев и репараций, но в некоторых случаях Геринг действовал вполне как принято на рынке коллекционеров. То есть его люди встречались с агентами там или непосредственно с продавцами. Между Герингом и Ван Меегереном была довольно большая цепочка, там 4-5 прокладок существовало. И вполне возможно, ну, почти наверняка Геринг не знал о Ван Меегерене. И не факт, кстати говоря, что Ван Меегерен, скорее всего, он не знал в момент, когда будет продаваться «Христос и грешница», один из вариантов названия картины. Вот она перед нами. Другой вариант названия «Христос и судьи». Вот эти двое на заднем плане. Да? Ещё третий вариант «Христос и женщина, обвинённая в прелюбодеянии». Там вот есть варианты. Значит, похоже, что Ван Меегерен не знал, что конечный покупатель Геринг, потому что на суде он потом будет говорить: «Да вы что? Да если б я знал? Ну, что же я? Идиот? Я же понимал, чем это может закончиться». Якобы он так вот… В смысле он говорил о том, что якобы у него возникло бы такая… такое опасение. Но в любом случае, может, он врёт. Может быть действительно. Но у него этого опасения не возникло. Картина была продана. И вот тут Ван Меегерену очень повезло. Когда все вот эти вот 4-5 прослоек согласовывали, значит, условия, то на каком-то этапе было принято решение, что за картину заплатят не деньгами, а возвратом в Голландию 200 оригинальных работ голландских живописцев, которые были немцами в 40-м году просто вывезены из Голландии. Да? Вот их теперь вернут, а правительство Голландии… Напомню, что в Голландии было марионеточное правительство. Да? Хотя бы было со…
С. Бунтман
―
Ну, оно не со… Ну, да…
А. Кузнецов
―
Оно было абсолютно марионеточное. Но тем не менее…
С. Бунтман
―
Да. Но… Да.
А. Кузнецов
―
… оно делало вид, что оно печется о голландском искусстве. И вот оно, получив эти 200 работ от Геринга, Ван Меегерену выплатило несколько миллионов гульденов. То есть он не остался в накладе совсем. Но потом…
С. Бунтман
―
Да еще герой. Он же вернул!
А. Кузнецов
―
Вот! Так это ему потом, собственно говоря, переквалифицируют его обвинению с сотрудничества с оккупантами на практически, так сказать, бескорыстную патриотическую помощь. Сколько он всего изготовил подделок, по этому поводу сейчас по-прежнему продолжаются дискуссии. 2-3 десятка. Дело в том, что по поводу некоторых работ до сих пор искусствоведы, эксперты спорят, что это.
С. Бунтман
―
То есть на него повесили, может быть, повесили…
А. Кузнецов
―
Ну, естественно.
С. Бунтман
―
… на него и подлинники.
А. Кузнецов
―
Но на самом деле, насколько я понимаю, его разоблачение вызвало ни с чем непоставимый скандал на этом рынке, потому что сразу удесятерились подозрения, которые и до этого сопровождали очень многие работы…
С. Бунтман
―
Очень хорошо.
А. Кузнецов
―
То есть рынок…
С. Бунтман
―
Ох, как хорошо!
А. Кузнецов
―
… просто насторожился. Эксперты выглядели дураки дураками. Некоторые из них собственно признавали, что они оказались во всей этой истории одурачены. А дальше 45-й год. И дальше к Ван Меегерену, который продолжает жить, значит, в центре Амстердама в собственном доме, приходят люди из возродившейся службы голландской безопасности. Дело в том, что один капитан американской армии, служивший в подразделении, занимавшимся как раз вот розыском всяких вывезенных ценностей, он обнаружил это полотно, какие-то при нем документы, немножечко капнул и цепочка привела к Ван Меегерену. И голландская тайная полиция…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… флегматично пришла просто задать вопрос.
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
А какое Вы имеете отношение к этой сделке. А Ван Меегерен оказался не готов. И он начал лепетать что-то неправдоподобное. В общем, голландские полицейские поняли, что у него рыльце в пушку. И он, совершенно того не желая, оказался фигурантом дела по обвинению в коллаборационизме. Якобы он содействовал тому, чтобы выдающиеся, значит, сокровища голландского народа уплыли нацистам в руки. Да? Подлинный Вермеер непосредственно Герингу в коллекцию. Значит, было начато следствие. Ван Меегерен продержался 10 дней прежде, чем признаться. Он сначала, значит, пел известную арию «Я не я, кобыла не моя». Но через 10 дней он признался, причем признался сразу в том, что это не Вермеер, а подделка. Совершенно очевидно, что ему совершенно не улыбалось, значит, оказаться на скамье подсудимых по этому обвинению. А, во-вторых, ещё, видимо, то, что он оказался на эти 10 дней под арестом его тоже надломило, он был уже практически законченным алкоголикам и наркоманам. Ему, скорее всего, так сказать, за признание пообещали смягчение режима, перевод под домашний арест и так далее. Это, видимо, тоже сыграло свою роль, но, конечно, главное, это видно по тому, как он себя будет вести на суде, заключалось в том, что у него появилась возможность наконец-то объявить всему миру, вот вы меня не считали за серьёзного человека, вот вы меня не… не признавали во мне, значит, этого самого большого художника, вот я вам сейчас всем покажу.
С. Бунтман
―
Ну, да. Да.
А. Кузнецов
―
Ну, а дальше начинается, собственно говоря, следствие, которое будет продолжаться 2 года. И главным… главным, значит, эпизодом этого следствия становится следственный эксперимент, который заключался… Причём предложил идею этого следственного эксперимента сам подследственный. Ван Меегерен сказал: «Вы сомневаетесь в том, что я действительный автор вот этих Вермееров и ещё нескольких работ. Хорошо. Давайте так: вы мне приносите те краски, которые я скажу, те материалы, которые я скажу, те химикаты, которые я скажу. И я в закрытом помещении под надзором полиции берусь изготовить ещё одного Вермеера». Что, собственно говоря, он и делает. Вот здесь вы видите, те, кто смотрят через YouTube, вы видите фотографию… А процесс и часть следствия не то, что фотографировали, снимали на кинопленку. И есть сейчас несколько документальных фильмов, где есть отрывочки хроники. Вот здесь вот показано, как он вот под этим самым полицейским и экспертным надзором, получив необходимые химикаты… Вот у нас есть, собственно говоря, более крупная фотография, где стол, уставленный всякими склянками, составами и всем прочим. Вот он занимается изготовлением очередного Вермеера. И сюжет этой картины называется «Христос среди учителей» или «Христос впереди фарисеев». Сейчас она у нас тоже, по-моему…
С. Бунтман
―
Фарисеев и книжников. Да.
А. Кузнецов
―
Да, ну, вот более… более крупная.
С. Бунтман
―
Да, да. Да, да.
А. Кузнецов
―
Вот он, так сказать…
С. Бунтман
―
Очень…
А. Кузнецов
―
… в храме… в храме…
С. Бунтман
―
Очень показательно.
А. Кузнецов
―
Надо сказать, что все это произвело абсолютно совершенно, так сказать, эффект разорвавшейся бомбы имело. Очень смущены были эксперты. Один из самых честных Хугендийк скажет на процессе, давая показания про эти картины: «Когда я смотрю на них сегодня, я не понимаю, как это могло произойти; вероятно, за объяснениями нужно обратиться к психологу. Атмосфера войны добавила нам слепоты». Дело в том, что действительно когда стало известно, что это подделки, тут же на перебой многие специалисты заговорили: да как вы могли принять это за Вермеера? Да посмотрите. Да поза неестественная…
С. Бунтман
―
Да! Уже неудобно…
А. Кузнецов
―
Тут цвет…
С. Бунтман
―
… на лестнице-то все такие умные.
А. Кузнецов
―
Да цвет, да свет, да то, да сё. Ну, надо сказать, что если сомнения и были, их устранили в значительной степени химики, которые обнаружили некоторые более поздние примеси… Да, он действительно старался соблюсти состав красок ХVII века, но что-то, видимо, не получалось без более современных химикатов. И следы этих химикатов были обнаружены. Кроме того никому ж нельзя верить. Например, обнаружилось, что для одного из полотен Вермеера, где ему важно было создать при помощи бытовых деталей впечатление особенной достоверности, он прикупил в какой-то лавочке два кубка ХVII века для того, чтобы их с натуры изобразить. Так они оказались поддельными, как выяснилось уже, так сказать, во время процесса. И они были ХIХ века. То есть его тоже обдурили, правда, по мелочи.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
По сравнению с ним по мелочи.
С. Бунтман
―
Это прекрасно.
А. Кузнецов
―
В общем…
С. Бунтман
―
Вообще-то это прекрасная история.
А. Кузнецов
―
… суд насчитал неправедно полученных доходов на 7 254 000 гульденов. То есть очень грубо приблизительно порядка 30 миллионов тогдашних долларов США. Соответственно сегодня это где-то около 100 миллионов долларов. Переквалификация, разумеется. Обвинять его теперь в пособничестве нацистам никак не получается. Более того он молодец и патриот. 200 работ подлинных голландских мастеров, значит, вернулись на родину. Прокурор в результате запросил естественно по статье мошенничество и изготовление подделок, запросил 4 года, но сам предложил суду снизить до 2-х, учитывая возраст там, так сказать, всякие заслуги. В результате суд, который продолжался около 2-х недель, с конца октября по середину ноября 47-го года, в результате суд вынес весьма снисходительное решение, приговорив его к году тюрьмы. Всё это время он находился под домашним арестом. То есть он не… не отбыл никакую часть срока. Он подал королеве… Он не подавал апелляцию. Он подал королеве, ну, точнее его адвокат подал прошение о помиловании. Пока он находился в ожидании того, как прошение будет рассмотрено, опять же продолжал находиться под домашним арестом, попросил, чтоб его снабдили живописными всякими материалами, видимо, собирался продолжать работать, но ничего он написать не успел. Организм его был изношен. У него один за другим последовали 2 сердечных приступа, и от 2-го он скончался через месяц после вынесения приговора 30 декабря 47-го года в возрасте всего-навсего 58 лет. Вот. Вот такая вот… Нет, 58 не получается. Значит, если он у нас 89-го… А нет. Да. Вполне.
С. Бунтман
―
58 лет. Всё правильно.
А. Кузнецов
―
Правильно, 58 лет. Да. 58 лет. Да. Значит, всё его состояние ушло на покрытие гражданских исков, потому что хотя уголовное наказание было назначено очень незначительное, но люди, которые стали жертвами его, скажем аккуратно, мистификаций, естественно предъявили иски о возмещении ущерба. И вот собственно говоря… Но он что-то успел на свою 3-ю и соответственно последнюю жену переписать какое-то имущество. А всё лично ему принадлежащее было обращено на, так сказать, службу судебных приставов и компенсацию пострадавшим от его мошеннических действий. Вот такая вот история, которая действительно произвела, ну, можно сказать, если не революцию, то привела к очень серьезным изменениям в сфере экспертиз, вообще в сфере торговли живописными произведениями. Я напомню, что афера Ван Меегерена упоминается, наверное, в самом знаменитом фильме, посвящённом… художественном, посвящённом этому вопросу «Как украсть миллион». Вот там, так сказать…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… его тоже, что называется…
С. Бунтман
―
Ну, конечно. Да. Там это наш Ван Гог или Ван Гога.
А. Кузнецов
―
Да, да, да.
С. Бунтман
―
Да. И с дивной… Хью Гриффит там чудесный. Вот. Не считая всех. Питера О’Тула и Одри Хепберн. Вот. Илай Уоллах там гениальный вот этот миллионер, который покупает. Илай Уоллах. Ну, слушайте. Вообще меня до сих пор… Я, честно говоря, немножко радуюсь всегда, когда напыщенных любителей искусства и искусствоведов…
А. Кузнецов
―
Ну, есть нечто левацкое такое – да? – вот в этом?
С. Бунтман
―
Нет. В этом есть что-то такое вот… Вот Вы знаете, посмотрите или пересмотрите фильм «Трасса номер 60». Там есть музей фальшивого искусства. И вот всю историю с музеем фальшивого искусства и… Я очень всегда боюсь при малых знаниях сказать какую-нибудь ерунду и строить из себя не любителя искусства, а искусствоведа. Вот очень. Потому, что эти все тут не… не основанные на знаниях, это такое поле, это такие ловушки…
А. Кузнецов
―
Несколько…
С. Бунтман
―
Что-то есть в нем замечательное в этом человеке.
А. Кузнецов
―
Несколько недель назад у нас с Никитой Василенко в «Книжном казино» у нас была Софья Багдасарова, которая выпустила книжку об истории всяких дурацких подделок и связанных с этим различных ситуаций. Вот мы как раз вспоминали сериал «Следствие ведут знатоки», серию «Подпасок с огурцом», где профессиональный искусствовед рассказывает талантливому самородку, его играл Николай Караченцов, – да? – изготавливавшему поддельные статуэтки Фаберже. Да? Так сказать, вот твой Фаберже. Ну, смотри. Ну, это тускло. Но это не интересно. А вот настоящий. А настоящего тоже он сделал. Да?
С. Бунтман
―
Ну, конечно.
А. Кузнецов
―
И сразу смотри, какая игра, какая экспрессия, какое мастерство…
С. Бунтман
―
Да, да, да.
А. Кузнецов
―
Как их можно сравнить? Вот это искусствовед.
С. Бунтман
―
… тоже об этом. Да, да. Вот. Ну, что ж? Поучительная история во всяком случае. И мне кажется правильно закончившаяся.
А. Кузнецов
―
Ну…
С. Бунтман
―
Ну, и включая его преждевременную кончину. Да, Гринфери, там Гэри Олдман играет чудесный. Да. Мы сейчас судебные процессы Швейцарии. И это не вовсе не за кражу сыра и поломку часов. Это… это совсем другие…
А. Кузнецов
―
Нет, это серьезные дела.
С. Бунтман
―
… вещи. Суд над майором Жаном Давелем, лидером антибернского национального восстания в области Во, кантон Берн, 1723 год.
А. Кузнецов
―
Это будущий кантон Во, еще пока захваченный бернцами. Вот это попытка, так сказать, Во освободиться и стать самостоятельным субъектом.
С. Бунтман
―
Суд над служанкой Анной Гельди. Да? «Последняя ведьма Европы». По обвинению в попытки убийства и связи с дьяволом, Гларус, кантон. Да?
А. Кузнецов
―
Кантон Гларус. Мы ее несколько раз предлагали…
С. Бунтман: 1782
―
й.
А. Кузнецов
―
Да. Да. Ее обвинили в том, что она там пыталась извести при помощи колдовства дочку хозяев. Вот, собственно говоря, последняя казненная ведьма.
С. Бунтман
―
Но не извела.
А. Кузнецов
―
Не извела. Нет. Девочка…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… осталась жить.
С. Бунтман
―
Суд над Морисом Конради и Аркадием Полуниным по обвинению в убийстве советского дипломата Вацлава Воровского. Это кантон Во, 1923 год.
А. Кузнецов
―
Ну, это не требует, мне кажется, комментариев.
С. Бунтман
―
Да, абсолютно.
А. Кузнецов
―
Знаменитейшее – да? – и…
С. Бунтман
―
Да, да. Да, да.
А. Кузнецов
―
… имеющее к нам непосредственное отношение.
С. Бунтман
―
Суд над Дэвидом Франкфуртером по обвинению в убийстве лидера швейцарских нацистов Густлоффа за издание «Протоколов сионских мудрецов», кантон Берн, 36 год. Это Вильгельм Густлофф…
А. Кузнецов
―
Вильгельм Густлофф, в честь которого будет назван…
С. Бунтман
―
В честь которого…
А. Кузнецов
―
… тот самый пароход. Да.
С. Бунтман
―
… знаменитый. Да.
А. Кузнецов
―
Да, да, да. Который Маринеско потопит.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Конечно.
С. Бунтман
―
Суд над известным адвокатом и политиком Пьером Жакку по обвинению в убийстве из ревности, «швейцарское «дело Дрейфуса», кантон Женева, 60-й год.
А. Кузнецов
―
Оно дело Дрейфуса по общественному резонансу, а не по обстоятельствам.
С. Бунтман
―
Ну, всё. Голосуйте! Всего вам доброго!
А. Кузнецов
―
Всего доброго!