Суд над участниками «Террористической фракции партии «Народная воля» (А.Ульянов и др.), готовившими покушение на императора Александра III, Российская империя, 1887 - Не так - 2019-05-12
12.05.2019
Суд над участниками «Террористической фракции партии «Народная воля» (А.Ульянов и др.), готовившими покушение на императора Александра III, Российская империя, 1887 - Не так - 2019-05-12
Скачать
Сергей Бунтман
―
Добрый день! И сегодня Алексей Кузнецов…
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
… Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Сегодня наконец-то дело террористической фракции «Народной воли», Александр Ульянов. Это, конечно, да, всё очень весело, и мы… Спасибо, что вы напомнили эту замечательную детскую… эту самую страшилку, да? Дети играли в Сашу Ульянова, камни бросали машину Романова. Ленинградский…
А. Кузнецов
―
Сегодня уже надо напоминать, кто такой Романов.
С. Бунтман
―
Да. Григорий Романов. Да. Как его общество… Мой… Мой троюродный брат ляпнул сразу… сразу как… Как отчество? Ефимович. Сразу Если Григорий, то Ефимович в Петербурге. Нет. Ну, это всё да, очень было забавно. Но история совсем не забавная.
А. Кузнецов
―
История совсем не забавная. История, в общем… История о молодых, по-своему очень честных и искренних людях, которые хотели как лучше. Вот через несколько дней после убийства Александра II на набережной Екатерининского канала еще не все аресты закончились, ещё несколько членов исполкома «Народной воли» находятся на свободе, и вот они выпустили такую очень своеобразную прокламацию. Ну, это не прокламация. Это в форме открытого письма к новому императору, к Александру III:
«Ваше величество!
Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, не была случайностью и ни для кого не была неожиданностью.
Вы знаете, Ваше величество, что правительство покойного императора нельзя обвинять в недостатке энергии. У нас вешали правого и виноватого, тюрьмы и отдаленные губернии переполнялись ссыльными. Целые десятки так называемых «вожаков» переловлены, перевешаны.
Правительство, конечно, может еще переловить и перевешать многое множество отдельных личностей. Оно может разрушать множество отдельных революционных групп. Допустим, что оно разрушит даже самые серьезные из существующих революционных организаций. Но ведь все это нисколько не изменит положения вещей. Революционеров создают обстоятельства, всеобщее неудовольствие народа, стремление России к новым общественным формам».
И дальше они предлагают, ну, сделку, можно сказать, своего рода. Да? «Мы не ставим Вам условий. Пусть не шокирует вас наше предложение. Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей, мы не ставим, а только напоминаем их.
Этих условий, по-нашему мнению, два: общая амнистия по всем политическим преступлениям и созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни». То есть немного-немало – Учредительное собрание. Ну, разумеется, Александр III… И Александр II-то не откликнулся бы на это, разумеется. А уж Александр III тем более.
С. Бунтман
―
Да. И… Но Александр II как самый поздний Николай подспудно по собственной инициативе занимались бы какими-то нововведениями.
А. Кузнецов
―
Ну, да, безусловно, потому что…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… наряду с контрреформами Александра III было и продолжение некоторых реформ отца.
С. Бунтман
―
Ну, некоторые. Да. Но показательные…
А. Кузнецов
―
И крестьянский вопрос…
С. Бунтман
―
… конечно, документ Лорис-Меликова положен…
А. Кузнецов
―
Ну, разумеется, подспудно…
С. Бунтман
―
… в долгий ящик.
А. Кузнецов
―
Да. Это вот так называемая Конституция Лорис-Меликова. Но дело в том, что после арестов, которые были проведены по дело первомартовцев, в общем-то, «Народная воля» практически была разгромлена. А добита она будет двумя годами позднее, когда благодаря предательству Дегаева будет схвачена последняя находившаяся на свободе член вот того старого классическую исполкома Вера Николаевна Фигнер, и пройдут аресты по нескольким региональным организациям. Там в Харькове будет полный разгром и так далее. И, в общем-то, практически никого не оставалось вот в момент, когда Александр Ульянов и Петр Шевырев берутся за создание вот этой вот самой…
С. Бунтман
―
Петра Шевырева мы видим сейчас, как мы видим…
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
… многих на экране. Те, кто смотрит в «Ютьюбе».
А. Кузнецов
―
Ну, вот можем переключить сразу, потому что будет Александр Ульянов, следующий у нас будет…
С. Бунтман
―
… будет еще сегодня. Да. Да.
А. Кузнецов
―
Вот у нас. Ну, посмотрите на него. Ему 20 лет. Вот это фотография, это последняя его фотография перед, собственно говоря, вот уже покушением. 20 лет. Мальчишка. Они все мальчишки. Там самым возрастным было, ну, 25.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вот они все, значит, там 66-го примерно вот такого вот года рождения.
С. Бунтман
―
То есть они уже дети александровской эпохи, Александра II, да?
А. Кузнецов
―
Конечно. Безусловно. Они дети александровской эпохи. Это новое поколение вот этих самых народников, воспринявшее эти идеи индивидуального террора. При этом ужасно обидно, ведь Александр Ульянов на самом деле уже успел продемонстрировать, он три курса уже отучился в петербургском университете, успел продемонстрировать совершенно блестящие задатки учёного. То есть вот то, что он там на третьем курсе становится секретарем уважаемого научного общества. У него уже есть какие-то свои первые учёные труды. Вот сколько в результате этого всего не получила наша страна замечательных ученых, инженеров, преподавателей! Вспомнить того же генерального, видимо, инженера Кибальчича. Да?
С. Бунтман
―
Ну, да. Да.
А. Кузнецов
―
Да и сколько их таких, да? А инженера Красина? Видимо, тоже очень дельного инженера из более поздней эпохи.
С. Бунтман
―
Ну, кра… Красина получили, в общем-то, как… как великого торговца.
А. Кузнецов
―
Ну, да.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Уже да, да.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Торговал в целях известных. Ну, в общем, одним словом, вот к моменту, когда Шевырёв и Александр Ульянов создают вот эту вот организацию, действительно поляна почти зачищена. То есть бродят, конечно, кое-какие отдельные такие вот небольшие группки, но полиция довольно, можно сказать, плотно следит. И вот вопрос о том, благодаря чему была заранее раскрыта вот эта самая организация, планировавшая в 87-м году повторить 1 марта, причём именно 1 марта – это и символ с одной стороны и указание на преемственность, а с другой стороны это обосновывалось и вполне такими прагматическим соображениями, потому что они исходили из того, что 1 марта в годовщину гибели отца Александра III обязательно отправится, так сказать, его, что называется, помянуть. И вот на Невском расставляются метальщики. Есть книжка, вы ее без труда найдете в открытом доступе, она была издана в 25-м, по-моему, году. Я ее нашел на сайте государственной библиотеки нашей вот в открытом доступе. Там Анна Ильинична Ульянова-Елизарова, старшая из детей Ульяновых, она собрала очень добросовестно, там 400 страниц получилось, материалы, касающиеся вот этого дела. И там в частности в главе, которая посвящена уже собственно вот событиям, предшествующим 1 марта, она пишет о том, что в революционной среде долгое время муссировался вопрос о том, был ли предатель, был ли провокатор. Этот вопрос исследовали и советские историки. В общем, судя по всему, не было. Дело в том, что если… Ну, есть стенографический отчет процесса. В общем, есть материалы следствия. Мы сегодня представляем себе, что полиция знала далеко не всё. Причём далеко не всё о таких вещах… Организация-то небольшая. Организация-то 20-25 человек…
С. Бунтман
―
А вот Таня спрашивает: «А сколько примерно была численность в классические времена «Народной воли»?»
А. Кузнецов
―
Ну, «Народной воли» несколько десятков…
С. Бунтман
―
Она – это… Понимаете, это была группа. Это же не была на… какая-то такая политическая партия нового типа.
А. Кузнецов
―
Конечно, у них же не было там членства и так далее формального.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Да я имею в виду там с членскими билетами и номерами. Вот полицейские, значит, специалисты, они делили членов революционных организаций на три категории: 1-я категория – это те, кто полностью без остатка себя посещают революционной борьбе. То есть это люди, у которых нет даже для прикрытия какого-то другого занятия. 2-я группа – это те, у кого есть какое-то другое занятие, но они тоже сознательные и, так сказать, активные участники. А 3-я – это круг сочувствующих, тех, кто когда-то явочную квартиру предоставит, когда-то почтовым ящиком или курьером сработает, когда-то там поможет каким-то ещё… в наблюдении поучаствует. И вот этот актив посчитать невозможно, потому что многих мы просто не знаем. Да? Понятно, что они не светились. А вот здесь размер организации, ну, вот 15 человек окажутся на скамье подсудимых. Мы знаем ещё 5 человек, которым удастся бежать просто-напросто, так сказать, они должны были быть на этой скамье, но они скрылись, эмигрировали. Вот. Ну, и, видимо, еще там мы не знаем какое-то сравнительно небольшое число людей. Они не успели ничего особенно сделать-то. Это первое их выступление по большому счёту, ну, не считая участия в демонстрации, посвящённой годовщине смерти Добролюбова. Но там были далеко не только они. Там, так сказать, многих похватали. Это такая была студенческая акция, можно сказать, протеста. И так вот возвращаемся к агенту-провокатору. Вот судя по тому, что полиция не знала, а действительно и роли нескольких людей в результате эта роль была полицией заметно приуменьшена, а будь в организации даже не наверху, а вот просто среди рядовых членов полицейский агент, этого нельзя было бы не знать. Судя по всему не было. Судя по всему, всё начинается с рутинной полицейской работы, с работы так называемого черного кабинета. То есть перлюстрация писем.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И вот в конце января 87-го года такой чёрный кабинет департамента полиции, значит, в Петербурге прихватил письмо, которое из Петербурга отправлялось в Харьков на имя студента Харьковского университет Ивана Никитина. И это письмо содержало в себе там целый ряд теоретических революционных рассуждений, а также очень решительные выражения, в которых ставился вопрос о необходимости террористической борьбы. Ну, полиция, в общем, в данном случае сработала энергично. Были приняты меры к тому, чтобы выяснить, кому собственно письмо, значит, это было отправлено, и вот вышли на 1-го из расстрелянных. Давайте переключим. По-моему, он у нас следующий. Совершенно верно. Это Пахом Андреюшкин, студент Петербургского университета. Значит, и он в принципе уже был в полицейских списках. То есть это как бы человек был не новый для полиции. Его взяли в плотную разработку. Его обложили просто филерами. За ним начали наблюдать. И вот благодаря этому увидели, что перед самым 1 марта, значит, 28 февраля он и ещё 5 человек с ним, их связь моментально было видно опытным работником наружки, скажем так, топтунам, значит, что они явно совершенно… У них были при себе какие-то предметы, которые они не очень ловко прятали под пальто. В общем, как потом стало понятно, это была репетиция, это был пристрелочный выход. Они выходили смотреть маршруты подхода, маршруты отхода. Они проверяли, насколько они смогут скрыть под пальто вот эти все довольны громоздкие предметы. В общем, естественно, что было это связано всё… под… полиция рационально связала с тем, что на следующий день 1 марта. И когда в 11 утра 1 марта вся эта же группа на том же месте появилась, их просто-напросто всех похватали. Значит, кого взяли? Взяли самого Андреюшкина. 21 год ему. Взяли одного из самых старших Василия Генералова. Значит, 26 лет. Давайте…
С. Бунтман
―
Он есть у нас?
А. Кузнецов
―
… щелкнем. У нас все есть. Взяли Василия Осипанова. Вот он.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И следующий будет Василий Генералов. Вот он. Вот 5 казненных. Мы с вами уже увидели всех пятерых. Значит, забегая вперед, те, кто будут казнены по этому процессу. И взяли ещё 3-х людей, которые тоже готовились в метальщики. Это Михаил Канчер. Это Петр Горкун и мещанин Степан Волохов. Все они совсем молодые люди – 21-20 лет. Что у них нашли прямо вот при себе? Из полицейского рапорта: «Цилиндрические заряды, вполне заряженные 27 см длиной. У Осипанова же снаряд имел форму толстой книги. Кроме того у Андрюшкина был ещё заряженный револьвер, а у Осипанова нашли печатную программу исполнительного комитета, - ее лихорадочно перед покушением дописывал Александр Ульянов, который взял на себя роль такого, ну, вот главного теоретика этого кружка. - «Два первых снаряда были в картонных футлярах, покрытых чёрным коленкором; каждый футляр заключил в себе цинковый цилиндр; третий снаряд представлял собой прочно переплетенную книгу с заголовком «Словарь медицинской терминологии» Грюнберга, оклеенную переплетной бумагой со склеенными вместе листами, с краями, скрепленными 6-ю винтами. В пустом пространстве, образуемом внутренностью этой книги, находился маленький картонный ящик, в котором был другой из белой жести, продолговатый, четырехугольной формы, - я так подробно зачитываю это описание, потому что вот эту конструкцию своими руками создавал Александр Ильич Ульянов. Иногда сейчас пишут, да вот он вообще не причём, он там так, он сбоку. Нет, он не сбоку. Он… Он в самом центре. «Промежутки между картоном и цинком в 3-х снарядах были наполнены маленькими капсюлями со стрихнином».
С. Бунтман
―
Ого!
А. Кузнецов
―
Да. А вот теперь представьте себе…
С. Бунтман
―
Что-то я не помню…
А. Кузнецов
―
Да. Представьте себе поражающую силу такого снаряда. Вот когда она рванет на Невском, сами понимаете, в любой проезд императора скапливаются зеваки, конечно. То есть мало того, что поражающие элементы, эти поражающие элементы ещё и отравлены. «Ящички эти оказались совершенно готовыми к употреблению и могли быть применены в качестве метательных взрывчатых снарядов; сфера их действия могла быть более 4 метров в диаметре и 43-х…»
С. Бунтман
―
В диаметре?
А. Кузнецов
―
Да. «.. и 43-х, допуская действие трубочек стрихнина». То есть вот разлет собственно основных поражающих элементов – 4 метра, а вот эти…
С. Бунтман
―
Но 4… На 2. В диаметре, значит, это 2 метра радиус.
А. Кузнецов
―
Ну, 4… Да. То есть, ну, в общем, предполагается, что если бы они бросили прямо вот, что называется, к карете императора, то это бы дало нужный эффект, на всякий случай вот эти самые трубочки ещё на 40 метров разлетались. Естественно, что у арестованных были проведены обыски на дому. Они, конечно, конспираторы, ну… ну, просто никакие. Да? Потому, что всё нашли сразу вообще. Для суда всё было готово буквально в течение первых нескольких дней. Вот смотрите: «У Генералова, среди других компрометирующих предметов, нашли две оловянных трубки и картонный цилиндр для фитиля к снаряду; 106 отлитых из свинца капсюлей, почти одного калибра с теми, которые были найдены в снарядах, - то есть он изготавливал поражающие элементы, - более килограмма серого пороха для приготовления динамита; 26 медных винтов, одинаковых с теми, какие были на книге», - эти медные винты – тоже дополнительные поражающие элементы. Представляете, при взрыве медный винт улетит куда? «… ящик с маленькими кусочками призматического цинка, которые внутри и отчасти снаружи были покрыты атропином, - еще один яд. Да? Из красавки получаем алкалоид, - около 2-х килограммов типографского шрифта; двуствольный пистолет, предназначенной, по признанию самого обвиняемого…»
С. Бунтман
―
Это свинец – да? – получается? Типографский шрифт, он с…
А. Кузнецов
―
Но… Да. Но я думаю, что…
С. Бунтман
―
Сплав там. Да.
А. Кузнецов
―
… он использовал… предполагался для изготовления прокламаций. Вряд ли они бы типографский шрифт собирались переплавлять. Нет, ну, свинец-то достать не очень большая проблема.
С. Бунтман
―
Да. А здорово шрифтом…
А. Кузнецов
―
2 килограмма шрифта. Да.
С. Бунтман
―
2 килограмма шрифта как в разные стороны…
А. Кузнецов
―
Это, кстати, не так много. 2 килограмма шрифта… А, может, Вы и правы. Может, действительно уперли где-то шрифт на поражающие элементы. «… двуствольный пистолет…»
С. Бунтман
―
Зачем он без станка-то, да?
А. Кузнецов
―
Ну, да. Ну, нет. Доска есть. Такой ручной можно сделать. «… в случае если взрывчатые снаряда не достигнут предположенной цели; несколько революционных брошюр и рукописей, среди которых было произведение под заглавием «Революционная интеллигенция в провинции: Юго-восток». У Андрюшкина нашли 2 бутылки серной кислоты и 8 больших бутылок азотной кислоты – для приготовления нитроглицерина, которые необходимы для составления динамита; небольшую банку с порошком, одинаковым с тем, какой был в снарядах; 2 унции стрихнина, - то есть порядка 60 грамм, да? – 2 с половиной килограмма селитры для добывания азотной кислоты, около 3 метров фитиля для воспламенения гремучей ртути». Ну, то есть такой очень неслабый арсенал, который в принципе на несколько покушений уже был подготовлен. Кто был, ну, скажем так, главным организатором вот этой самой группы? Как потом полицейское следствие установило, видимо, было несколько таких не очень осознанных, не очень внятных, не очень еще хорошо продуманных попыток. Они явно совершенно, ну… Организатором был Шевырев. Он прибыл в Петербург специально, явно совершенно для того, чтобы убить императора. Он искал разные формы. Ему нужны были людям. С этой целью, например, он принимал участие в открытии на Васильевском острове артельной кухмистерской для студентов. Понятно, почему на Васильевском острове, да? Университет на Васильевском острове.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вот. А артельная кухмистерская точно также как и общедоступные читальни, библиотеки частные и всё прочее – это очень в это время распространённая форма вот такого вот объединения молодых людей, через которые они ищут своих. Значит, вот эта самая кухмистерская организовалась, и вот Ульяна и Шевырёв, они, собственно говоря, были ее организаторами. Они на ней и познакомились. Потом… Из этого ничего не вышло. Кухмистерская прекратила свое существование. Кружок распался. Отчасти потому, что несколько активных членов кружка были арестованы после вот этой самой демонстрации на годовщину смерти Добролюбова. Это ноябрь 86-го года. На Волковом кладбище она состоялась. Отчасти потому, что оставшиеся на свободе между собой поссорились, там что-то они не поделили, ну, в идейном смысле этого слова. И в результате как это было бы и перед ними с целым рядом революционных организаций, с тем же декабристами, вот те, кто остался, те, кто как бы выкристаллизовался из более широкой организации, они собрались на квартире, которую занимали два, ну, на паях два члена этого кружка Канчер и Горкун. И вот, собственно говоря, здесь они и начали заниматься своей деятельностью, которая сначала заключалась в подготовке прокламаций, ну, а затем они начали… И вот здесь, видимо, лидирующие уже роль именно как, можно сказать, научного руководителя всего этого террористического предприятия принадлежит уже Александру Ульянову, потому что началась целенаправленная работа сначала по изготовлению азотной кислоты. Ее пробовали изготавливать в домашних условиях. Потом решили, что это очень затратный и рискованный способ, попытались купить эту азотную кислоту. Купили. Она оказалось недостаточно хорошего качества. Поэтому в результате всё-таки начали изготавливать в домашних условиях. Начали искать возможность добыть стрихнин или какое-то другое эффективное отравляющее вещество. И здесь вышли на похожую организацию В Вильне. В организации появляются поляки. Их будет трое на скамье подсудимых, в том числе и Бронислав Пилсудский. Это старший брат.
С. Бунтман
―
Старший брат.
А. Кузнецов
―
Старший брат Юзефа. Да.
С. Бунтман
―
Ну, что ж? Мы дело группы Александра Ульянова и других мы продолжим через несколько минут.**********
С. Бунтман
―
Продолжаем. Продолжаем. Ну, что же? Вот ты их… много, чего нашли.
А. Кузнецов
―
Да. Значит, вот в Вильне они нашли контакт.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И некто Лукашевич, поляк, но судя по фамилии беларус, конечно, указал на Бронислава Пилсудского, там нашли его товарищи, которым он доверял, через него передали записку. Вот записка: «Товарищ, будьте добры дать приют предъявителю этой записки, чтобы он мог исполнить поручение, которое на него возложено. Нужна азотная кислота, полторы унции стрихнина и пара двуствольных пистолетов. Наш посланный знает, что нужно сделать для того, чтобы иметь возможность повидать лиц, которые помогут ему приобрести эти вещи». Соответственно эти записки были переданы Шевыреву, а он отправил своего эмиссара с паролями в Вильну. И в конечном итоге всё шло к подготовке вот этого самого акта, когда неожиданно за… менее, чем за 2 недели до 1 марта из Петербурга уезжает Шевырев. Вот к этому поступку очень неоднозначное будет отношение у тех, кто… у той же Анны Ульяновой-Елизаровой, кто писал об этом. Хотя чувствуется, что Анна Ильинична сдерживала свою неприязнь к Шевыреву по этому поводу. Но он был повешен в конечном итоге – да? – вместе с братом. Но дело в том, что Шевырёв, похоже, струсил. У него была веская причина для того, чтобы убраться из Петербурга. Он был тяжело болен. Он был болен туберкулезом в открытой форме. И он уехал в Крым для того, чтобы лечить свой туберкулез. Ну, понимаете, за 12, по-моему, если не ошибаюсь, за 12 дней до акции в любом случае уже…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… эти 12 дней ничего бы не изменили. Это не тот случай. Да? А его отъезд по сути заставил всё взять на себя Александра Ульянова. То есть если до этого он занимался в основном пропагандистской стороной и изготовлением взрыв… взрывных устройств, то теперь ему пришлось взять на себя еще работу, с которой он был не очень хорошо знаком. Это именно вот всё, что связано…
С. Бунтман
―
С подготовкой…
А. Кузнецов
―
… с организацией…
С. Бунтман
―
С организацией и подготовкой…
А. Кузнецов
―
… метальщиками и так далее. Да, да, да. И в результате… Ну, трудно сказать там, чтобы получилось, если бы Шевырев остался в Петербурге, но факт остается фактом: он не остался. Следствие было проведено в кратчайшие сроки. Ну, Александр III, человек был хотя и не очень порывистый – да? – сравнительно, но тем не менее когда ему сначала первый раз доложили об аресте, он вообще там предложил внесудебную форму расправы – повесить без всяких судов и следствий, но потом уговорили его, что не надо этого делать, что незачем совершенно, так сказать, есть все… вся… все основания повесить, что называется, в полном соответствии с законом. Было создано особое присутствие правительствующего Сената. Это вполне по закону. Именно так и полагалось делать в делах о государственных преступлениях. Мы в свое время довольно подробно об этом варианте… об этом судебном органе чрезвычайным рассказывали, когда речь шла о деле лютерических крестьян Фёдора Никифоровича Плевако. Вот. Значит, 5 коронных судей, 4 так называемых сословных представителя. Значит, двое от дворянства, один от мещан, один от крестьян. Ну, это всё выборные такие вот депутаты. И было принято решение о проведении закрытого заседания. На заседании присутствовала кое-какая публика, но это были сенаторы и высшие чиновники. Сенаторы, не участвовавшие в самом процессе. Не пустили даже близких обвиняемых за одним исключением. Мария Александровна Ульянова сумела добиться разрешения. Вот она единственная мать, которая была на этом самом судебном процессе и то не на всём. Её пустили вот на выступление, на защитительную речь сына. У подсудимых были адвокаты, 8 присяжных поверенных их защищали. Особо знаменитых имен не было. Могло бы быть одно, потому что Мария Александровна договорилась с блестящим знаменитым петербургским адвокатом Александром Яковлевичем Пассовером. По одной версии, значит, сам Александр отказался от его услуг, но похоже, что это, так сказать, ну, такая революционная версия советского времени. Дескать, вот брат Ленина отказался от услуг адвоката. На самом деле Пассовера, похоже, не допустили под каким формальным предлогом. Но действительно он был ярчайший, знаменитейший адвокат. Ну, а вот другие присяжные поверенные… Нет, среди них были безусловно очень известные в Петербурге люди: Турчанинов, Хартулари, Герке, Принц. Вот. Но адвокаты, в общем, на этом процессе выступили неярко. Ну, понимаете, дело…
С. Бунтман
―
А что так?
А. Кузнецов
―
Дело с точки зрения защиты было тухлое. Кроме того времена наступали уже такие, что было понятно, что лучше не высовываться. Уже адвокат много получали подобного рода предупреждений. Ну, единственное, что Турчанинов сказал, что с идеями надо бороться идеями. Вот что-то такое. Там его поддержало несколько других присяжных поверенных. Но, конечно, по сути, по основным обвиняемым им очень мало, что добавить было. Первоприсутствующим в этом заседании был Петр Антонович Дейер, сенатор, известный судья. В свое время он был первоприсутствующим на нечаевском процессе. Вот Анатолий Федорович Кони, я ручаюсь головой, я прочитал все 8 томов его собрания сочинений, он, бывало, давал людям не очень добрые характеристики, но обычно в очень корректной форме. Где-то чувствуется насмешка. Где-то чувствуется такое некоторое высокомерие, особенно когда он говорит о глупых людях, – да? – проскакивает. И вот по пальцам одной руки можно пересчитать случаи, когда Кони пишет зло. Вот оцените: «Впоследствии, сделавшись обер-прокурором, я ближе узнал этого человека и постиг всю глубину омерзения, которое возбуждает его духовная личность, облеченная в соответствующую физическую оболочку. Маленький, с шаткой походкой и трясущейся головой, преисполненный злобы против всех и вся, яростный ругатель власти и в то же время ее бездушный и услужливый раб, Петр Антонович Дейер импонировал многим своим злым языком и дерзким, вызывающим тоном. Достаточно было быть евреем, чтобы не добиться у Дейера никакого правосудия. Я помню его фигуру безобразного гнома и на заседании по делу о приготовлении к убийству разрывными снарядами Александра III…»
С. Бунтман
―
Это вот это?
А. Кузнецов
―
Вот. Да.
С. Бунтман
―
Вот это дело?
А. Кузнецов
―
«Интимидируя подсудимых, он…»
С. Бунтман
―
То есть запугивая?
А. Кузнецов
―
Запугивая. Да. «… он приказал им, стоя выслушать длиннейший обвинительный акт, а когда подсудимые, с невидимыми, но неизбежными петлями на шее, заранее приговоренные к смерти, сказали свои последние объяснения при судебном следствии, он, нервно вертя руками длинный карандаш, выразил желание пополнить эти объяснения некоторыми разъяснениями. И тогда между ним и подсудимой Гефтман, обвинявшейся, в укрывательстве товарищей по заговору, миловидной и скромной девушкой, произошел, следующий диалог: «Где вы учились?» - «В Елисаветградской гимназии». – «На чей счет? На казенный?» - «Нет, на счет родителей». – «А какой веры ваши родители?» «Иудейской». – «Гм! Значит - евреи. А чем они занимаются?» - «Коммерцией», - смущенно отвечает подсудимая. «Коммерцией?! - язвительно возглашает Дейер, значит - гешефтом?» Краска заливает лицо несчастной девушки, и она молчит. «Садитесь!» - торжествующим тоном говорит Дейер и продолжает судорожно вертеть карандаш». Хорошая зарисовка. Интересно, что у Анатолия Федоровича что-то перепуталось. Он писал это через много лет после событий. Он неправильно называет фамилию подсудимой. Никакой подсудимой Гефтман на процессе не было. Видимо, у него всплыла похожая фамилия из другого процесса, из первых первомартовцев, тех 80…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Геся Гельфман была там такая, – да? – которую не приговорили к смертной казни в связи с беременностью. Явно совершенно на самом деле это была Ребекка Шмидова. Она действительно с юга, правда, не из Елисаветграда. Она из Херсона. Но там 200 с небольшим вёрст между городами. Вполне возможно, что училась она в гимназии в нынешнем Кировограде. Вот. И она действительно обвинялась в укрывательстве, а не в непосредственном участии в подготовке убийства. Приговор был вынесен всем 15 обвиняемым в… к смертной казни. Но, правда, сам суд рекомендовал, это былв вполне сложившаяся практика, рекомендовал учесть в каких-то случаях юный сравнительно возраст, напомню, совершеннолетие наступало в 21 в то время в Российской империи, и целый ряд подсудимых были несовершеннолетними. Но вот что интересно. По закону, если несовершеннолетнего приговаривали к каторге, то там для несовершеннолетних были весьма серьёзные ограничения. Нельзя было приговаривать к бессрочной каторге. Я не помню, по-моему, 15 лет – максимальная карта для несовершеннолетних в то время. А вот в случае смертной казни никаких ограничений не было. Смертная казнь вне возраста. И поэтому по первому делу первомартовцев, скажем, казнили Рысакова, которому не было 21 года, и который очень рассчитал…
С. Бунтман
―
А все-таки нижний предел был там? Подростков совсем…
А. Кузнецов
―
Ну, в законе нет.
С. Бунтман
―
Нет, да?
А. Кузнецов
―
Другое дело, что на практике в ХIХ веке я не знаю ни одного случая, когда казнили бы именно подростка. Вот. Но в формулировках закона нет. Ну, и в результате приговор был, значит, государем-императором смягчен. И 5 человек… пяти человекам, в том числе и несовершеннолетнему Александру Ильичу Ульянову, ему еще не исполнилось 21 года, ему 20, была смертная казнь вынесена. Андрюшкин, Генералов, Осипанов, Ульянов, Шевырёв, всех пятерых вы видели. Мы можем, наверное, переключить, поскольку уже о Марии Александровне Ульяновой зашла речь. Ну, вот это знаменитая фотография…
С. Бунтман
―
Да, знаменитая фотография, где все дети есть.
А. Кузнецов
―
Где все 6 детей. Да. Ну, в семье Ульяновых было 8, но двое умерли в младенчестве.
С. Бунтман
―
Да. Но кое-кто чуть попозже еще.
А. Кузнецов
―
Ну, вот здесь Ольга, она умрёт в 20-летнем…
С. Бунтман
―
Вот Ольга. Да.
А. Кузнецов
―
… возрасте, – да, – только поступив в Петербургский… на Петербургские женские высшие курсы. А пять детей станут революционерами достаточно видными.
С. Бунтман
―
Ну, да. Анна, Александр…
А. Кузнецов
―
Анна, Александр, Владимир.
С. Бунтман
―
Владимир.
А. Кузнецов
―
Да. Это Дмитрий. И это самая…
С. Бунтман
―
Маняша.
А. Кузнецов
―
Самая маленькая Маняша. Да.
С. Бунтман
―
Да. Да.
А. Кузнецов
―
Мария Ильинична. Вот. Всех переживет Дмитрий. Он умрет уже, по-моему, то ли в начале войны, то ли перед самой войной. И остальным подсудимым различные сроки каторги. Вот Лукашевичу и ещё 1-му боевику Новорусскому – вечная каторга. Пилсудскому – 15, Пилсудскому, старшему. Дальше ещё группе товарищей – 10 лет. И, значит, с женщинами поступили, ну, сравнительно мягко. Значит, учительница Сердюкова, вся вина которой была в недонесении, её не было в Петербурге, она учительствовала где-то, по-моему, в Пензенской – что ли? – губернии, но она была влюблена в одного из участников группы, и он ей обо всём написал, и она не донесла. Вот ее за недоносительство соответственно судили. Вот. И Ребекка Шмидова ограни… отделалась, что называется, ссылкой. Кстати, посмотрел ее жизнь. Она в Олонецкой губернии будет довольно видным просветителем. А после революции вернётся в центральную, европейскую часть страны. Не будет участвовать ни в какой политической деятельности и будет проживать в Харькове. В 42-м году она скончается, не знаю, при каких обстоятельствах, но уже будучи пожилым человеком. Если она…
С. Бунтман
―
А где? Там же?
А. Кузнецов
―
Там же, видимо. Да.
С. Бунтман
―
Ну, тогда оккупация.
А. Кузнецов
―
Скорее всего да, это с ее именем и с ее… Я нашел одну плохенькую фотографию ее молодой, у нее абсолютно характерная еврейская внешность. Так что 42-й скорее всего не случайно. Ну, и дальше давайте еще перелистнем.
С. Бунтман
―
Теперь Елисаветград Кропивницкий называется.
А. Кузнецов
―
А! Теперь Кропивницкий, да? Я не знал. Давайте перелистнем ещё, значит, следующую фотографию. Вот место казни. Это Шлиссельбургская крепость, внутренний дворик. Здесь вот есть такая мемориальная доска. Значит, перед исполнением приговора туда их перевели. Ещё одна… Да? Вот сюда. Что-то я…
С. Бунтман
―
Вот.
А. Кузнецов
―
Ага! Вот так выглядит.
С. Бунтман
―
Камера.
А. Кузнецов
―
Это не та конкретно камера, в которой сидел Александр Ульянов…
С. Бунтман
―
Ну, это не принципиально.
А. Кузнецов
―
Да. Но это…
С. Бунтман
―
Камера того времени…
А. Кузнецов
―
Того времени. Точно так же, как многие наверняка из тех, кто нас слушает, в Петропавловке помнят там несколько камер, вот такие образцовые, что называется…
С. Бунтман
―
Да, да, да.
А. Кузнецов
―
… показаны. Вот то же самое в Шлиссельбурге. Такая вот типичная камера. Мария Александровна сумела добиться свидания с сыном, пытаясь убедить его написать прошение о помиловании, особенно упирая на то, что он ещё несовершеннолетний. И по словам прокурора, который присутствовал… прокурор Князев присутствовал при этой встречи, Александр вот в таких словах отверг это предложение: «Представь себе, мама, двое стоят друг против друга на поединке. Один уже выстрелил в своего противника, другой ещё нет, и тот, кто уже выстрелил, обращается к противнику с просьбой не пользоваться оружием. Нет, я не могу так поступить». Ну, что сказать? Вот это…
С. Бунтман
―
Но это благородные слова.
А. Кузнецов
―
Это благородные слова…
С. Бунтман
―
Очень.
А. Кузнецов
―
… благородного человека, который… Кстати говоря, на следствии по-разному себя вели, и в том числе трое из метальщиков, арестованных первыми, вот Канчер, Горкун и Волохов, они довольно быстро начали давать признательные показания, очень облегчили работу следствия, хотя и без них бы там хватило, конечно. Но тем не менее Мария Александровна сумела добиться, чтобы сын написал вот это прошение, оно было подано. И вот тоже смотрите, в каких выражениях: «Я вполне сознаю, что характер и свойства совершённого мною деяния и моё отношение к нему не дают мне ни права, ни нравственного основания обращаться к Вашему Величеству с просьбой о снисхождении в видах облегчения моей участи. Но у меня есть мать, здоровье которой сильно пошатнулось в последние дни и исполнение надо мною смертного приговора подвергнет её жизнь самой серьёзной опасности. Во имя моей матери и малолетних братьев и сестёр, которые, не имея отца, находят в ней свою единственную опору, я решаюсь просить Ваше Величество о замене мне смертной казни каким-либо иным наказанием. Это снисхождение возвратит силы и здоровье моей матери и вернёт её семье, для которой её жизнь так драгоценна, а меня избавит от мучительного сознания, что я буду причиной смерти моей матери и несчастья всей моей семьи. Александр Ульянов». Ну, как мы знаем, прошение было оставлено без ответа. И как мы знаем, Мария Александровна оказалась очень стойким человеком. Она проживет еще довольно долго после этого. Она помыкается со средним, – да? – так сказать, с его ссылками то же самое, значит, Кокушкино и так далее. Это ее родовое, можно сказать, владение. Она будет опорой всем своим детям. Вопрос о том, почему во вполне благонадежной, вполне традиционно консервативной семье Ильи Николаевича Ульянова выросли вот пять детей-революционеров – это чрезвычайно интересный вопрос.
С. Бунтман
―
Ну, если б это было такое редкое явление…
А. Кузнецов
―
Нет. Да. Совсем нередкое.
С. Бунтман
―
Именно там-то, кстати говоря, больше всего… вот семьи учителей, инспекторов, вот… вот это… это вообще массово было.
А. Кузнецов
―
Образованные люди…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вина интеллигенции или долг интеллигенции перед народом. Всё правильно. Всё это вот оттуда.
С. Бунтман
―
И естественно отчасти они в своем вот манифесте на восшествие на престол тогда после 1 марта 81-го года они отчасти были правы, потому что здесь ничего не происходит глобального, а наоборот идёт закручивание гаек.
А. Кузнецов
―
Мертвечина это. Да. Это понятно.
С. Бунтман
―
И мертвечина. Да.
А. Кузнецов
―
Это понятно. Вопрос о том, насколько вот казнь брата повлияла на Владимира Ильича – это тоже вопрос очень дискуссионный. Я думаю, что он в любом случае пришёл бы туда, куда он пришёл. Но вот его отношение к народникам, абсолютно непримиримое, абсолютно нетерпимое его отношение к индивидуальному террору, я думаю, что здесь в какой-то степени судьба брата повлияла на это. Вот эта фраза, видимо, легендарная…
С. Бунтман
―
Мы пойдём другим путем.
А. Кузнецов
―
… «Мы пойдем другим путем», ее скорее всего не было.
С. Бунтман
―
По сути она правильная.
А. Кузнецов
―
Ну, по сути она – да.
С. Бунтман
―
По сути она отражает…
А. Кузнецов
―
Он действительно пошел…
С. Бунтман
―
Конечно.
А. Кузнецов
―
… другим путем.
С. Бунтман
―
Конечно. Да. Вот будем делать как-то не так.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Да. Ну, вот действительно это очень важный… Ульянов, говорят, Дмитрий Ильич в 43-м году умер. В 43-м, да? Правильно?
А. Кузнецов
―
Значит, в середине войны. Да.
С. Бунтман
―
Да. В 43-м. Ну, вот давайте мы быстренько с вами сейчас пройдёмся по судам, которые мы предлагаем. Мошенники, которые, Бог знает, что продают и…
А. Кузнецов
―
Это все процессы, которые мы…
С. Бунтман
―
… покупают.
А. Кузнецов
―
… уже предлагали.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Тут нет ничего такого.
С. Бунтман
―
Но один из них… У нас только корнет Савин у нас был вот со своими продажами и…
А. Кузнецов
―
Да, да, да.
С. Бунтман
―
Да. Ну, вот суд над Дени Врэн-Люка по обвинению в изготовлении подложных писем знаменитых людей с целью продажи.
А. Кузнецов
―
Это рекордсмен.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Это просто какой-то… так сказать, фабрика изготовления фальшивых вот этих самых…
С. Бунтман
―
Да, пожалуйста. Кого закажите, тот и будет.
А. Кузнецов
―
… меморабилии. Да.
С. Бунтман
―
Да. 2-й суд над Иваном Рыковым, банковским аферистом, Российская империя, 84-й год.
А. Кузнецов
―
Это крупнейшая банковская афера Российской империи ХIХ века.
С. Бунтман
―
Суд над супругами Эмбер по обвинению в крупном мошенничестве. Это Франция, 1903-й.
А. Кузнецов
―
Это фантастическое дело о наследстве, тянувшееся больше 10 лет с потрясающим совершенно деталями. Сериал снимать можно.
С. Бунтман
―
Суд над Вильгельмом Фохтом, организатором налета на ратушу в городе Кёпеник, Германия в 1906 году.
А. Кузнецов
―
Капитан из Кёпенека. Да. Человек, который выдал себя за офицера, им не будучи, устроил… Хотел ограбить под видом, так сказать, восстания. Да? Но вот не получилось.
С. Бунтман
―
И Суд над Виктором Люстигом, «продавшим» якобы Эйфелеву башню.
А. Кузнецов
―
Причем два раза. Это знаменитый…
С. Бунтман
―
Да. 1935 год. Голосуйте! Мы с удовольствием примем ваш выбор.