Ряд судов над поэтом Франсуа Вийоном по обвинению в разнообразных уголовных преступлениях, Франция, 1455-63 - Не так - 2019-04-07
07.04.2019
Ряд судов над поэтом Франсуа Вийоном по обвинению в разнообразных уголовных преступлениях, Франция, 1455-63 - Не так - 2019-04-07
Скачать
Сергей Бунтман
―
Добрый день! Сейчас посмотрим, что там… Там непонятно, что так, а что не так вот в этом деле там как-то очень много всего. Франсуа Вийон. Мэтр Франсуа Вийон у нас здесь и ряд судов над ним. Так. 8 лет. 55-63-й. 1400. Алексей Кузнецов…
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
Добрый день! Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева. Ну, что ж? Дела давно минувших дней, но которые, слава Богу, с этим человеком всё в порядке, потому что он жив, и его можно читать.
А. Кузнецов
―
Вы даже себе не представляете насколько. Значит, он жив, я имею в виду. Насколько читать можно, представляете, конечно. У нас сегодня последняя передача 1-го пятилетия. В следующей передачи мы это объявим, мы будем праздновать 5 лет с…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… с момента первой нашей такой вот судебно-преступной передачи. И впервые за эти пять лет у нас произошло следующее событие. Значит, в пятницу вечером… Я два раза в день смотрю результаты голосования. В пятницу вечером всё было нормально. Вийон шел с отрывом почти 2% от панамской аферы.
С. Бунтман
―
Франсуа – 2%?
А. Кузнецов
―
Да. И всё, естественно я уже второй день готовлюсь к передаче, уже записан анонс. Да? Всё в порядке. Утром в субботу я открываю на всякий случай, и за ночь около 60 голосов зашло, причём все за панамскую аферу. Ситуация изменилась. Побеждает панамская афера. Ну, вброс совершенно очевидный. Да? И я совершенно точно знаю, кто это сделал. Правда, доказательств недостаточно для того, чтобы это дело нести в суд, но у нас не…
С. Бунтман
―
Напустили.
А. Кузнецов
―
Да. Накрутили. Я абсолютно уверен в том, что это сделал дух Франсуа Вийона. Это абсолютно в его манере.
С. Бунтман
―
Ага.
А. Кузнецов
―
Понятно, зачем. Он хотел скрыться, но скрыться так, чтобы привлечь к себе внимание.
С. Бунтман
―
Естественно.
А. Кузнецов
―
Вся его жизнь – это про это. Ну, и я естественно… Косвенные-то доказательства есть. Я нашел в его творчестве по сути признание в том, что он это сделал. Это из знаменитой «Баллады поэтического состязания в Блуа»:«Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовёт.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду».
Вот, пожалуйста, до пятницы…
С. Бунтман
―
Это конкурс, который…
А. Кузнецов
―
Да, да, да. До пятницы вечера он был…
С. Бунтман
―
… «От жажды умирая над ручьем».
А. Кузнецов
―
Над ручьем. Он был всеми принят. А вот, так сказать, утром в субботу изгнан отовсюду. По-моему, это признание вины. Ну, это всё было бы шуткой, если бы сегодня нам не пришлось всё время говорить о том, что действительно мы практически ничего не знаем об этом человеке. Хотя вот, ну, например, есть на русском языке, значит, переведенная книга в серьезной серии «Жизнь замечательных людей». Ее написал крупный французский историк, специалист по ХV веку Жан Фавье, один из бессмертных, академик.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
То есть это не какая-то там непонятная фигура. Человек, у которого десятки монографии, посвящённых разным деятелям этого периода. Ну, вот если вы эту книгу откроете… А вы ее в интернете можете сейчас скачать даже в бесплатном доступе. Это нетрудно. Если вы эту книгу откройте, вы увидите, что это в основном, и автор собственно честно в этом признается, это в основном реконструкция, которую нельзя считать документально подтверждённой. Это вот в предисловии об этом говорится, что Жан Фавье, глубоко изучив эпоху, исходя из эпохи, представляет как…
С. Бунтман
―
Да, поместил ее вот…
А. Кузнецов
―
Да. Как бы это вот… вот должно было бы быть.
С. Бунтман
―
Да. Вот внешние связи. Он примерно то сделал, как вот в Помпеях. Там вот пустоты от людей остались. Да?
А. Кузнецов
―
Да, да, да.
С. Бунтман
―
Вот и их как-то заливают. Вот здесь это общая эпоха. Это вот тот там пепел застывший…
А. Кузнецов
―
И вот мы сейчас будем…
С. Бунтман
―
Вот где-то тут должен быть Вийон. Да.
А. Кузнецов
―
Где-то… Где-то здесь… Да, где-то здесь мог бы быть Вийон. Для подавляющего большинства, значит, русскоговорящих людей, я думаю, что фамилия Вийон начинается с песни Окуджавы, конечно же.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И здесь тоже сплошная мистификация. Вообще ничто из того, что связано с Вийоном не может обойтись без мистификации. Вот смотрите, есть прямые слова Окуджавы. Вот я его цитирую: «Никакого отношения к Франсуа Вийону эта песня не имеет. Я написал стихи о себе, о своей жизни. Но в редакции не захотели это так печатать, и я назвал их «Молитва Франсуа Вийона». Но это было давно, теперь уже так не делают», - конец цитаты. Но дело в том, что если вы послушаете лекцию Дмитрия Быкова о Вийоне, то он там совершенно, на мой взгляд, совершенно непрофессиональный, но тем не менее на мой взгляд, он обосновывает, что это абсолютно вийоновское произведение, что Окуджава там использует приём Вийона, – да? – тематику, что вот сам… сама форма обращения к Богу, такая немножко льстивая и немножко фамильярная: «Господи, мой Боже, зеленоглазый мой». Да? И вот я процитирую Дмитрия Быкова, мне очень понравилась эта фраза: «Все прошения Вийона – это прошения льстеца, исполненного собственного достоинства».
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
И это действительно и в творчестве Вийона и, конечно, в этой замечательной песне Окуджавы, «это прощение льстеца, исполненного собственного достоинства». Почему Вийон в ХХ веке становится у нас невероятно популярен? Помимо того, что он прекрасный поэт. Но мало ли прекрасных поэтов у нас? Я имею в виду иностранных, – да? – не… не приобрели там и десятой доли такой славы. А ведь мало… То есть очень много, кто его упоминает прямо или косвенно. Множество замечательных поэтов, там начиная с Ильи Эребнурга, его переводило и так далее. И вот я нашёл… Ну, нашёл? Искать было не трудно, потому что там выводит «Википедия». Правда, в «Википедии» битая ссылка. Ну, ничего. Это часто случается. Забивайте в строку поиска, вам выдает. Замечательный современный поэт Фаина Гримберг в журнале «Homo legens» - «Человек читающий», по-моему, за 15-й, если не ошибаюсь, год. У нее очень интересная там статья «Два Вийона, или ваш выбор». И вот в этой статье она, на мой взгляд, очень убедительно показывает, вот как он лёг, что называется, на душу 2-м поколениям советских поэтов 20-30-х годов, романтики. Да? Вот Вийон – поэт-уголовник, такой канонический образ, и вот это вот поэт-бродяга, поэт-диссидент, поэт-нонконформист, поэт, постоянно попадающий там в тюрьму, под следствие и так далее. Это противопоставляется вот такому… вот унылой мещанской поэзии. Собственно Маяковский. Да?«Вас,
Прилипших
к стене,
к обоям,
милые,
что вас со словом свело?
А знаете,
если не писал,
разбоем
занимался Франсуа Виллон».
Да? Вот! Вот оно…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вот! Вот настоящий поэт! И тот же Окуджава в своем замечательном, значит, стихотворном обращении к Павлу Антокольскому, где он помещает поэтов, вот настоящих поэтов на корабль, поскольку – да? – матросы, пираты, бродяги, им там самое место. И вот какой у него получается список:«Киплинг, как леший, в морскую дудку
насвистывает без конца,
Блок над картой морей просиживает,
не поднимая лица,
Пушкин долги подсчитывает,
и, от вечной петли спасен,
в море вглядывается с мачты
вор Франсуа Вийон!
Быть может, завтра меня матросы
под бульканье якорей
высадят на одинокий остров
с мешком гнилых сухарей,
и рулевой равнодушно встанет
за штурвальное колесо
и кто-то выругается сквозь зубы
на прощанье мне в лицо».
Да? Ну, и поэты шестидесятники по той же причине естественно…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Да? И не случайно один… одни из лучших переводов этого поэта – это Юрий Ряшенцев, ярчайший представитель вот позднесоветской, значит, литературы. Ну, и собственно сам Вийон, он этому образу блестяще подыгрывает:«Как Вам представить, кто я?
Сам не знаю.
Я Ваша ложь, я выдумка пустая.
Я свет дневной, и я же тьма ночная.
Песчинка я и океан без края.
Витаю в небе, по земле блуждая.
Ищу свой рай, из рая убегая.
Вот я.
Я весь в ладонях Ваших.
Смеюсь сквозь слезы и грущу сквозь смех,
Сдираю кожу, падая на мех.
Бьюсь о преграды, не найдя помех.
Ищу кого-то. Нахожу не тех.
Весь на виду — загадочен для всех.
Грешу, чужой замаливая грех.
Вот я.
Я весь в ладонях Ваших».
Вот даже в этом небольшом отрывке он столько всего наговорил про себя…
С. Бунтман
―
Ну, конечно.
А. Кузнецов
―
… взаимоисключающего…
С. Бунтман
―
Это еще и риторика, очень свойственная…
А. Кузнецов
―
Конечно. Но мы же всё время забываем, хотя с 6-го класса, с уроков литературы в школе в нас вдолбили есть автор, а есть лирический герой. Нельзя их смешивать. Да? Ну, вот начинается наша передача с песни «Всё не так» Высоцкого. Давайте на секунду себе представим, что прошло почти 600 лет, случилась некая катастрофа, и свидетельств о жизни Высоцкого практически не осталось. Ни воспоминаний друзей. Не осталось там записей его спектаклей, к чему Юрий Петрович Любимов приложил руку, – да? – чтобы от Таганковских спектаклей мало, что осталось в смысле записей. Да? Не осталось нам того, сего, 5-го, 10-го. Осталось несколько обрывков документов. И остался сборник стихов. И вот собственно происходит то, что сейчас неизбежно делается с биографией Вийона. На какие-то отдельные вот более или менее достоверно известные факты биографии нанизывается то, что зашифровано им в стихах. И теперь представьте, какой бы получилась биография Высоцкого. Да? Потому, что из его стихов следует, что его родителей посадили, что сам он воевал, причем самым разнообразным образом, что он шоферил, что он сидел, что он то, что он сё, что он 5-е, что он 10-е. Вот разобраться… Тем более у Вийона все на иносказаниях. У Вийона все, значит, на противоположностях. Он всё время… Вот там, где есть возможности его проверить, он нам всё время, можно было бы сказать, врёт. Можно было бы так сказать, если бы мы от поэта ожидали правдивых слов. Вот если бы мы от поэта ожидали языка, там я не знаю, полицейского допроса. Да? На берегу был обнаружен мертвым труп утоплого человека. Труп состоял из девушки прекрасной красоты. Вот всё сразу понятно. Знаменитый история о том, как он бежит из Парижа в Анжер. Да?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И в его «Малом завещании» он чётко говорит почему:«Себя сводить в могилу сам
Отнюдь не будучи охоч,
В Анжер уйду я, хоть и там
Мне свой недуг избыть невмочь».
Какой недуг? Любовь. Вот он бежит от любви. Об этом подробно говориться. Но мы-то знаем, что он бежит от уголовного преследования. То есть может быть любовь там тоже была, так сказать, это трудно сказать, но… Или вот очень часто цитируют как пример вот этих вот обманок, им раскиданных, а точнее не обманок. Это иронические иносказания. Вот смотрите из «Малого завещания»:
Засим, день ото дня сильней
Трех маленьких сирот жалея,
Желаю я душою всей
Помочь бедняжкам поскорее.
«Где харч им взять? -- спросить я смею.
Чем тело в холода прикрыть?
Они, коль я их не пригрею,
Не смогут зиму пережить».
Нет, Госсуэн, Марсо, Лоран,
У вас ни денег, ни родных,
Но я готов четвертый блан
С доходов вам платить своих,
Чтоб, глядя на сирот былых,
Которым возрасти помог,
Себе я в старости за них
Воздать хвалу по праву мог».
И сразу возникает образ бедного поэта, у которого самого ни гроша в кармане, но вот он трем маленьким сиротам помогает для того, чтобы, значит, потом на смертном одре, значит, ему было, за что себя похвалить. Госсуэн, Марсо и Лоран – это 3 самых богатых и свирепых ростовщика Парижа.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
То есть это всё полно горчайшего… жесточайшего, горчайшего сарказма, что он вынужден платить вот этим 3-м хищникам, которые наживаются на горе безденежных людей. Что мы знаем? Почти ничего. Мы не знаем точно, когда он родился. Довольно часто называют как бы точным годом его рождения 1431-й. Во-первых, это вроде бы как следует из одного из его стихотворений, где под определённым годом он говорит, сколько ему лет. Кроме того это довольно заманчиво в плане всяких параллелей. 31-й год – сожгли Жанну Д'Арк…
С. Бунтман
―
Жанну Д'Арк…
А. Кузнецов
―
… родился Вийон. Да?
С. Бунтман
―
Вийон. Да. Это здорово.
А. Кузнецов
―
Жанну Д’Арк то ли сожгли, то ли не сожгли. Вийон то ли родился, то ли не родился. Поэтому аккуратно говорится, потому что в пользу этого уже есть несколько пусть косвенных, но свидетельств. Он родился где-то между 29-м и 31-м. То есть мы примерно себе представляем его возраст. После 1463-го никаких следов. Мы ничего не знаем, как он дальше жил. Мы не знаем, когда и в связи с чем он умер. Пишут, вряд ли он просто умер от старости. Ну, вряд ли из это общих соображений, да, жизнь у него была богатой на приключения. Но ничего не знаем. У него несколько имен, что впрочем в то время совсем даже не редкость.
С. Бунтман
―
Ну, это нормально.
А. Кузнецов
―
Да, это нормально. Он Франсуа де Монкорбье или Монтербье. В юридических документах возникает де Лож. Вийон – это точно не его прирождённое имя. Оно получено им то ли от приемного отца, то ли просто от покровителя Гийома де Вийона, капеллана… клирика, капеллана церкви Сен-Бенуа-ле-Бестурне в Париже. Тоже очень странно и непонятно. Иногда достаточно часто говорят: «Вот как он хорошо относится. Вот он пишет об этом человеке, что он мне больше… что он сделал для меня больше, чем отец». А там вообще и больше, чем мать. И всякие воспоминания о том, как я на его коленях сидел. То есть вполне возможно, что Вийон на самом деле относится к нему плохо и намекает на какие-то даже, как мы бы сейчас сказали, харассменты. Тоже всё очень туманно. Он учится в парижском университете. Он сначала становится бакалавром, потом лиценциатом, потом магистром. Вот где-то в 52-м году он становится магистром. А дальше начинается его жизнь поэта. И 1-е более или менее документальное, зафиксированное событие: 5 июня 1455 года он ранит священника Филиппа Сермуаза. Что произошло, мы можем судить только по двум документам. Эти два документа большей частью пересекаются, потому что это по сути две редакции одного и того же документа – королевского прощения. И в этом королевском прощении… Достаточно большой документ – 2 страницы такого убористого печатного текста. Там излагается версия происшедшего. Совершенно очевидно, что в большей своей части она излагается со слов самого Франсуа Вийона. Значит, как всё описывается? В ночное время Вийон вместе с ещё, значит, двумя людьми, он в праздник тела Господня, как он сам описывает, сидит на камне, причём там такое… Ну, мой французский очень плох. Но там такое выражение можно понять, что предаваясь наслаждениям или там занимаясь там приятным созерцанием. В общем, он расслабленный сидит на камне. Сразу вспоминается кот Бегемот: «Никого не трогаю, починяю «Примус». С ним некий священник Жиль, какая-то Изабо. Кто такие, непонятно. Но они будут свидетелями только вот самого первого, начала инцидента. И вдруг выбегает, значит, священник Филипп Сермуаз, с ним ещё один человек, и с криком: «А вот ты!», - значит, начинает на Вийона наступать. А тот, как следует из его собственных показаний, учтивейшим образом спрашивает: чему, дескать, обязан такому вниманию? Вийон явно совершенно даже в своих показаниях издевается, потому что больше всего это напоминает анекдот про двух сварщиков.
С. Бунтман
―
Вася, ты не прав.
А. Кузнецов
―
Вася…А я говорю: «Вася, зачем ты так делаешь?» А он говорит: «Извини, Петя. Я больше не буду». Вот явно совершенно так оно и начиналось. И причём почему-то увидев, что… Да, там так говорится, что, значит, я, увидев, что он настроен на склоку, вот этот Филипп Сермуаз, Жиль и Изабо смылились.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Смылились куда-то. Да? То есть уже из этого понятно, что, видимо, они не просто увидели, что он… Хороши друзья. Увидели, что нацелен на драку, и тут же друга бросили в беде. Да? Явно совершенно они понимали, что между этими людьми какая-то, так сказать, причина для распри есть, и предпочли не быть этому свидетелями. То есть явно совершенно всё не просто так происходит. А дальше этот священник обрушивается на Вийона и рукояткой кинжала наносит ему сильный удар по губам, отчего у того губы рассечены, начинает течь кровь. На это Вийон, обороняясь, конечно же, ни в коем случае ничего другого даже предположить нельзя.
С. Бунтман
―
Естественно. Да.
А. Кузнецов
―
У него случайно под плащом находился кинжал. Ну, вообще-то не военным специальным королевским эдиктом запрещено гулять по Парижу с оружием, что днем, что ночью. Но на всякий случай, кто ж там будет ночью-то разбираться, у него есть кинжал. И он этим кинжалом куда-то, он сам не уверен, куда-то в область паха он этого Филиппа Сермуаза, значит, ранит. Но не сильно, потому что тот бросается за ним вдогонку, изрыгая проклятья. И тогда, опять же защищаясь, Вийон поднимает камень, бросает в сторону Сермуаза, тот падает, а Вийон покидает место происшествия. Через несколько дней Сермуаз, перенесённый в больницу, в больнице умирает, как в королевском прощении сказано, то ли от последствий вот этой травмы, то ли ещё от чего-то, то ли неизвестно от чего. Но действительно там пройдёт около недели. То есть это вот не прямо сразу. Поэтому привязать… Может, заражение началось. Может быть, ненадлежащее лечение. Что мы сейчас будем гадать? Ну, в общем, так или иначе причинение либо тяжких телесных повреждений, либо даже смерти в порядке самозащиты может быть. Иногда пишут, что между этими людьми женщина, и поэтому церковное начальство не стало раздувать эту историю, потому что нехорошо, что священник связан с девушкой. Поэтому вроде бы дело замяли.
С. Бунтман
―
Может, Изабо там неспроста?
А. Кузнецов
―
А вот я и думаю, что Изабо там неспроста.
С. Бунтман
―
Прервемся.**************
С. Бунтман
―
Ну, что ж? Мы с вами продолжаем. Процессы Франсуа Вийона. И вот здесь действительно, ну, может быть, да, действи… А кто это предполагает, что там Изабо не Изабо, но какая-то тётенька была.
А. Кузнецов
―
Это достаточно общее место. Это практически везде. Но пишут так аккуратно обычно: возможно, причиной ссоры была женщина. Я думаю, что здесь в значительной степени вообще общая репутация Вийона, которую он тоже в своем поэтическом творчестве, я имею в виду репутацию бабника, всяческие ее поддерживает. Но в любом случае делу ход дан не был, но судя по всему это типично для того времени. Не стоит здесь усматривать какой-то заговор. Вот к таким делам, где, вполне возможно, была самооборона на ночных парижских улицах, видимо, вообще относились терпимо. Свидетелей нет. Да? Слово против слова. Есть свидетели того, что священник действительно с самого начала был настроен агрессивно, и вроде кроме, так сказать, всего этого якобы он на смертном одре, значит, нападавшего простил. Ну, если он священник, ему собственно положено это сделать, если я правильно понимаю. В общем, так или иначе даровано королевское прощение. Существуют два экземпляра, написанные с интервалом в несколько недель. Там кое-что меняется, кое-какая информация уходит, кое-какая добавляется. Например, 1-е прощение: там упоминается, что рана ещё кровоточит. А во втором уже не упоминается. Значит, если кровоточит, рана серьезная, потому что королевское прощение – это январь. Ну, возможно брали материал из более раннего там…
С. Бунтман
―
Может. Да.
А. Кузнецов
―
Из материалов следствия. Да. Скорее всего. А само-то преступление произошло в начале июня. Ну, в общем, видимо, он действительно серьёзно разбил Вийону лицо, скорее всего. Дальше начинается его… Да. А дальше собственно одно из главных дел, к которому Вийон то ли… в котором по уши завязан, то ли причастен, то ли вообще не имеет отношения. Вот опять всё непонятно. Но оно безусловно очень серьёзно на его судьбу влияет. Значит, ему даровано прощение в начале 56-го года. Он возвращается в Париж. А в конце 56-го года обнесли, выражаясь языком, который Вийон любил, – да? – блатным языком, обнесли Наваррский коллеж, основу парижского университета, Сорбонны, – да? – так сказать, уважаемое, в высшей степени уважаемое и очень богатое учебное заведение. Взломали… Чисто сделали. Перелезли через ограду, взломали… Ночью естественно взломали сундуки. Взломали так аккуратно, что несколько месяцев пропажа не была замечена. То есть взломали и обратно…
С. Бунтман
―
Вообще?
А. Кузнецов
―
… что называется, закрыли. Да. Унесли от 500 до 600 экю золотом.
С. Бунтман
―
Много.
А. Кузнецов
―
Это фантастическая совершенно сумма.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
За эти деньги можно было в сельской местности купить несколько домов там, так сказать, и всё, что к ним полагается с землей, скотом и всем прочим. И жениться, и еще жить на это. Несколько месяцев, значит, вообще не замечено преступление. Дальше, значит, братия, что называется, забила тревогу. Дело раскрыть было бы чрезвычайно трудно по прошествии такого времени, следов не оставлено. Да? Полиции профессиональной как таковой нет. До Эжена Франсуа Видока ещё ой-ёй-ёй…
С. Бунтман
―
Нет, есть лучники, которые там…
А. Кузнецов
―
Да нет, есть полиция, но такая…
С. Бунтман
―
Но это постовая. Это патрульная.
А. Кузнецов
―
Да, да, да.
С. Бунтман
―
Патрульная полиция, лучники и так далее.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Вот. Кражу бутылки водки они, конечно, раскроют по, так сказать, телу, которое найдено рядом с пустой бутылкой. Вот. А вот что-то более сложное… Но! Но вмешивается случай. Значит, в Париж прибывает по своим каким-то делам провинциальный священник, немолодой уже человек, ему под 40, по фамилии Маршан. И идет он в некую харчевню обедать, и в этой харчевне его собеседником за столом становится некий Ги Табари, тоже человек, получивший некое духовное образование, но пошедший по несколько другому пути. Он мелкий уголовник. Как любому мелкому уголовнику ему очень хочется казаться крупным уголовником, таким вот вором в законе, так сказать, боссом преступного мира. Он треплется. Видимо, он уже прилично выпил. И Маршан слышит о том, о чём он узнал по прибытии в Париж, ему естественно парижские сплетни сообщили, ограбление. Ограбили одного достойного монаха из августинская монастыря в Париже, брата Гийома Куафье. Унесли у брата тоже несколько сот экю, между прочим. Брат каким-то образом…
С. Бунтман
―
А… А…
А. Кузнецов
―
А вот я не знаю.
С. Бунтман
―
… как-то…
А. Кузнецов
―
Да. Но у брата было несколько сот экю. Помните, Баниониса в «Берегись автомобиля»? «Это не мое. Это его». Да?
С. Бунтман
―
Да. Ну, да, да.
А. Кузнецов
―
Вот. Обнесли, значит, брата Гийома и, так сказать, опять же судачили об этом на каждом перекрестке. И вот Ги Табари говорит: «Это мы». То есть даёт понять, что… Дает понять сначала. И Маршан, в котором, судя по всему, пропал великий следователь начинает вытягивать из него…
С. Бунтман
―
Патер Браун такой.
А. Кузнецов
―
Патер Браун. Совершенно верно. Начинает вытягивать из него обстоятельства, прикидываясь для этого, что вот он всю жизнь искал встречи с таким человеком, что он сам хочет пойти по этой дорожке, что он сам хотел бы…
С. Бунтман
―
Но не знает как.
А. Кузнецов
―
… стать лихим человеком…
С. Бунтман
―
И опытный нужен. Да.
А. Кузнецов
―
И этот естественно хвост распускает…
С. Бунтман
―
О!
А. Кузнецов
―
Он глупый павлин. Ему уже видится, что вот сейчас этот взрослый человек фактически станет его учеником. И он говорит: «Да мы такие дела ворочаем! А как вот мы, это самое, подломили-то коллеж! Да пойдём я тебя познакомлю с такими людьми!» Приводит его в Нотр-Дам. В Нотр-Даме скрываются от полиции несколько лихих людей, а возможно они там по карманной тяге работают, потому что существовала в Париже банда, которая специализировалась на том, что простаков деревенских заводила в Нотр-Дам. Пока те там стояли с раскрытой варежкой, у них срезали кошельки, где, значит, были деньги на столичные покупки.
С. Бунтман
―
Потом стала работать Эйфелева башня так.
А. Кузнецов
―
Вот! Наверное. Наверное, так работают собственно все, так сказать, достопримечательности крупные.
С. Бунтман
―
Да. Да.
А. Кузнецов
―
И знакомит, в общем, этого Маршана… Короче, у этого Маршана материала довольно быстро накопилось на хорошо мотивированной такой, не скажу донос, информирование органов правосудия. Табари берут и начинают с ним плотно работать. Вот второй документ, самый пространный, который сохранился, и подлинность который не вызывает никаких сомнений, – это протоколы допроса Ги Табари. Постадийно, значит, сначала он пытался петь обычную песню: я не я, кобылы не моя, я не извозчик, я здесь не причём. Я вообще знать ничего не знаю. На него надавили в прямом и в переносном смысле, подвергли его не очень зверской, но тем не менее пытке. Не очень зверской по тем временам, разумеется. В общем, что он спел в результате? В результате он спел, что в компании из 5 человек, 5-й он сам, в компанию его привел хорошо ему давно знакомый мэтр Франсуа Вийон.
С. Бунтман
―
Так!
А. Кузнецов
―
А были там некий Колен де Кайё, некий монах по имени отец Николя откуда-то из Пиккардии, и некий человек по имени petit Jean – маленький Жан, он же там petit еще какое-то имя. В общем…
С. Бунтман
―
Небось, человек метров 2-х. Просто…
А. Кузнецов
―
Видимо, да.
С. Бунтман
―
… как обычно это самое… Малыш наш…
А. Кузнецов
―
Да, Маленький Джон.
С. Бунтман
―
Маленький Джон. Да, да, да.
А. Кузнецов
―
А самое главное, что вот видимо этот Пети-Жан был главным по отмычкам, потому что вот, видимо, он главный взломщик такой вот. О нем собственно Гийом… То есть Табари говорит в своих показаниях. И вот якобы, значит, он сам, Табари, просто стоял на стрёме. Они у ограды ему сбросили свои плащи, остались в одном нижнем белье, чтобы легче было перевязать, подложили там какую-то, значит, штуку, перелезли через ограду. Потом через некоторое время вылезли, показали ему мешочек, небольшой мешочек, сказали, что взяли сто экю.
С. Бунтман
―
А! Его ещё и обманули. Да?
А. Кузнецов
―
Конечно. Дали ему 10 экю за стояние на стрёме. Он был очень доволен, потому что 10 экю – это, извините меня, очень крупная… Ещё пообещали, что 2 экю специально отложены на завтрашний праздничный завтрак. Я так понимаю, что на 2 экю они завтракать могли недели две, ни в чём себе не отказывая, не приходя в сознание. Значит, а как потом он узнал, покаялся он на следствии, вынесли они 500 экю и разделили их между собой. Ну, может быть. С мелким фраером, стоящем на стреме, в общем, обычно так и поступают.
С. Бунтман
―
Да. Но был ли он таким?
А. Кузнецов
―
Да похоже, что он-то был. А вот был ли при этом Вийон, трудно сказать, потому что на самом деле вот все беды, которые нам известны в связи с Вийоном, приговор к смертной казни и так далее, они не по этому делу. Не за это его приговорят к виселице. За это его приговорят… Собственно Табари приговорили к тому, чтобы он компенсировал свое участие в этом преступлении и выплатил 50 экю коллежу. Его мать выплатила. У неё были эти деньги. А Вийона приговорили к совершенно фантастическому, но тоже штрафу в 200 экю, которые он должен внести в течение 3 лет. А вот то, что мы знаем, вот это виселица и всё прочее… Он попадает в ещё одну передрягу. Значит, он оказался вовлечен в драку, тоже ночью, в которой ранили папского нотариуса. Значит, дело было, видимо, следующим образом: Вийон в компании ещё двух шли по улице и, видимо, были выпивши, дурачились. Значит, и то ли они начали задирать писцов нотариуса… А писцы нотариуса, человека жадного, работали с утра до ночи. Вот они сидели, все такие мрачные, что-то там на первом этаже в освещенной комнате писали. Эти трое школяров, достаточно уже великовозрастных, начали задираться. Писцы нотариусы, и без того люди не очень дружелюбное, так сказать, начали им отвечать. Завязалась какая-то перепалка, видимо, с оплеухами, и одного из приятелей Вийона писцы сумели затащить в комнату, откуда он начал орать: ой, помогите, там убивают, жизни моей конец пришёл. На что разбуженный, видимо, или там как-то иным образом потревоженный спустился из твоей спальни нотариус, и вот его-то чуть и не убили. То есть…
С. Бунтман
―
Но чуть.
А. Кузнецов
―
Да. Но чуть. Но, в общем, он был ранен. Причём ранен он был точно не Вийоном. Вийон при этом то ли просто присутствовал как один из участников вот этой перепалки, а, может, и вообще его не было, но он приговорён к удушению и повешению, скорее всего, именно в связи с этим делом. Но про это документов нет. Про это есть один листочек. Листочек этот я цитирую в том виде, в котором он в книге Жана Фавье приведён: «Судом рассмотрено дело, которое ведет парижский прево по просьбе магистра Франсуа Вийона, протестующего против повешения и удушения, - значит, его приговорили к повешению и удушению. - В конечном итоге эта апелляция рассмотрена, и ввиду нечестивой жизни вышеозначенного Вийона следует изгнать на 10 лет за пределы Парижа». 5 января 1463 года. Вот после этого следы Вийона теряются. Значит, похоже, что все-таки его нашли невиновным в ранении нотариуса, но вот эта вот формулировка «ввиду нечестивой жизни». То есть, видимо, по совокупности прежних прегрешений, скорее всего, ему его парижские подвиги припомнили, плюс он в 61-м году он по непонятной причине оказался в тюрьме небольшого провинциального города Мен-сюр-Лаур и…
С. Бунтман
―
Это тот самый, где Д'Артаньян встретиться потом с Рошфором.
А. Кузнецов
―
Да. И будучи при этом на лошади неопределённой масти, конечно.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Да. Так вот за что-то он там сидел, и выпустили его по общей амнистии. Так сказать, высокое лицо приезжало через город, по традиции в таких случаях отпускали всех, кого можно отпустить. В общем, послужной список у него, видимо, действительно накопился, потому что вот эта фраза «ввиду нечестивый жизни следует изгнать на 10 лет». Иногда пишут, что его на всю жизнь выгнали из Парижа. На 10 лет. Вот на это как раз документ и…
С. Бунтман
―
Мог и не дожить он все-таки. Неизвестно ничего.
А. Кузнецов
―
Мог, мог. Мы ничего не знаем.
С. Бунтман
―
Потом ведь не появляется никаких стихов.
А. Кузнецов
―
Видимо, вот ожидая этого удушения и повешения, он пишет одно из самых знаменитых своих стихотворений «Балладу повешенных». И вот ее, поскольку у нас на «Эхе» блат…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… все делается по знакомству. Да?
С. Бунтман
―
Конечно.
А. Кузнецов
―
Я цитирую в переводе Алексея Васильевича Парина, нашего замечательного коллеги и великого переводчика:«Вас просят братья – жалоба простая
Пусть вас проймет, хоть судьи нашу честь
У нас украли. Мы взываем, зная:
Людей с холодной кровью в свете несть.
Простите нас, нам жизни не обресть.
Того, кто был Мариею зачат,
Молите, чтобы горемычных чад
От ада упасла Его всемилость.
Мы мертвые, и души в нас молчат.
Молите Бога, чтоб нам все простилось».
Теперь…
С. Бунтман
―
Да. Да.
А. Кузнецов
―
… вот когда из Вийона делают, а это достаточно часто происходит, такого вот 1-го блатного поэта Франции… Действительно есть 7 баллад, которые приписываются Вийону, которые написаны на жаргоне, на арго, на, так сказать, языке парижских уголовников, вот считается, что это Вийон. Его связывают со знаменитой бандой, которая в 50-е годы ХV века действовала в Париже, банда кокеяров. Когда-нибудь мы предложим процессы средневековых банд, потому что такие банды были в Париже, в Лондоне, в Германии…
С. Бунтман
―
Да. Да.
А. Кузнецов
―
Вообще это обычное дело для средневековых крупных городов. Вот. Серьёзно исследователи, во-первых, очень сомневаются в том, что Вийон вообще какой-то имел отношение к кокеярам. А, во-вторых, очень серьёзные сомнения в принадлежности его перу вот этих вот блатных баллад. Я очень благодарен за помощь в подготовке этой передачи замечательному переводчику Елене Викторовне Клюевой. Мне так посчастливилось, что моя мама очень с ней дружила, и у меня была возможность с Еленой Викторовной поговорить. Она абсолютно убеждена, что это не Вийон. Конечно, тот мог использовать блатной язык и стилизовать, как это блестяще делал опять же Высоцкий. Да? Но это не… Насколько я… Если я правильно передаю слова Елены Викторовны, которые она мне сказала, это совершенно не… Это плоские, примитивные стихи. Это не Вийон с его постоянным кружевом, с его игрой смыслом, с его тройным, четвертным подтекстом. Это, ну, грубая подделка. Это вот такая блатная лирика. «А на черной скамье, на скамье подсудимых…»
С. Бунтман
―
Ну, да, да. Ну, это все равно, что, извините, радио «Шансон» и песни Высоцкого.
А. Кузнецов
―
Вот.
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
Я хотел удержаться от этого сравнения.
С. Бунтман
―
Нет, ну, я…
А. Кузнецов
―
Но, видимо, оно напрашивается.
С. Бунтман
―
Нет, абсолютно напрашивается. Да.
А. Кузнецов
―
Напрашивается.
С. Бунтман
―
Он великий был поэт, и поэт изысканный, потрясающий и точнейший…
А. Кузнецов
―
И вот это единственное, что мы про него знаем абсолютно достоверно.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Читайте Вийона.
С. Бунтман
―
Да. Обязательно когда-нибудь будет у нас и Панама, но сейчас у нас под наш юбилей 5-летний, мы с вами предлагаем все пятёрки.
А. Кузнецов
―
Процессы с цифрой «5».
С. Бунтман
―
Да. 1) Суд над Марселем Доржебрай, обвиняемым в пяти покушениях на убийство, Франция,1859 год.
А. Кузнецов
―
Ни одно не доведено до конца. На редкость неудачник. Ну, к счастью, конечно. Да.
С. Бунтман
―
Ничего нельзя против.
А. Кузнецов
―
Ничего нельзя против.
С. Бунтман
―
Да. Суд над пятью членами социал-демократической фракции Государственной думы по обвинению в подготовке антиправительственного заговора, Российская империя, 14 год.
А. Кузнецов
―
Да, если выберите, поговорим о шестом члене этой фракции, о знаменитом Романе Малиновском…
С. Бунтман
―
О, да! О, да!
А. Кузнецов
―
… Азефе русских социал-демократов. Но там суд интересный. Бодаев там.
С. Бунтман
―
Суд над пятью, наоборот, белоэмигрантами, членами РОВС, обвиняемыми в подготовке террористических актов на территории Советского Союза, «Процесс пяти», 27-й год.
А. Кузнецов
―
Это кутеповские боевики. И вот это процесс, не вымышленный, хотя в нём там, конечно, есть много лишнего. Но это действительно взяли тех, кого надо взяли.
С Бунтман
―
Теперь год 1930-й и Португалия. Суд над группой из пяти человек, обвиняемых в попытке изготовления фальшивых купюр для португальской колонии Анголы. Это 30-й год.
А. Кузнецов
―
Вот поклонники Лессепса и Эйфеля, обратите внимание на это дело. Если дело, которое… Есть дело, которое может претендовать на звание аферы ХХ века, я бы сказал, что это…
С. Бунтман
―
Это оно.
А. Кузнецов
―
… одно из финалистов. Да.
С. Бунтман
―
И наконец Суд над пятью коммунистами, обвиненными в поджоге Рейхстага, Лейпцигский процесс, 33-й год, Германия.
А. Кузнецов
―
Неудачник наших голосований. Раз 5-й мы его предлагаем…
С. Бунтман
―
А процесс-то замечательный.
А. Кузнецов
―
А процесс замечательный. Да.
С. Бунтман
―
Господи!
А. Кузнецов
―
Да. Да.
С. Бунтман
―
Ну, ладно. Все. Голосуйте. Всего вам доброго!
А. Кузнецов
―
Всего хорошего!
С. Бунтман
―
До свидания!