Суд на Гаем Лицинием Верресом по обвинению в злоупотреблениях, допущенных при управлении провинцией Сицилия, Римская республика, 70 г. до н. э. - Алексей Кузнецов - Не так - 2016-12-25
25.12.2016
Суд на Гаем Лицинием Верресом по обвинению в злоупотреблениях, допущенных при управлении провинцией Сицилия, Римская республика, 70 г. до н. э. - Алексей Кузнецов - Не так - 2016-12-25
Скачать
Сергей Бунтман
―
Мы начинаем наше очередное заседание. Это самое у нас древнее заседание? Или у нас был…
Алексей Кузнецов
―
У нас был Со…
С. Бунтман
―
… суд царя Соломона?
А. Кузнецов
―
Нет, суда царя Соломона у нас не было.
С. Бунтман
―
Не было еще?
А. Кузнецов
―
У нас был суд над Сократом.
С. Бунтман
―
А! Суд над Сократом древнее. Так что 2-е по древности у нас заседание. И суд над Гаем Лицинием Верресом по обвинению в злоупотреблениях, допущенных при управлении Сицилией. Римская республика. Еще республика. 70-й год до нашей эры.
А. Кузнецов
―
Республика. Хотя она шатается. Добрый день! Да.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Она очень шатается. Я думаю, что не последнюю роль в выборе сыграла вот эта формулировка обвинения – да? – в злоупотреблениях во время управления провинцией.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Хотя это и одно из самых древних наших дел, но, как мы сегодня увидим, вполне злободневное. Вообще вся… Это одно из дел Цицерона. И вот есть такое распространенное мнение у исследователей римской истории, что именно с этого дела начинается общеримская слава Цицерона как оратора, судебного в 1-ю очередь оратора, потому что хотя он стал весьма заметен в более раннем деле, мы как-то его предлагали, но вот как-то оно не было выбрано, когда он выступал в качестве адвоката. Помните, у нас были адвокатские дела? И вот самое 1-е было дело Цицерона в защиту Росция, которого обвинили в отцеубийстве. И это дело, вроде бы выглядевшее чистой уголовщиной, на самом деле там столкнулись интересы 2-х кланов. Это время диктатора Суллы, которому мы сегодня будем не раз вспоминать. И столкнулись… Обвинение выдвинули вот эти выскочки Суллы, – да? – вот эти из грязи в князи, которых он вознес, эти его сторонники. А обвинение было против одного из представителей старой аристократической партии, которая утратила свое влияние, поставив не совсем на ту лошадь, скажем так, в войне между Суллой и Марием. А вот как раз наш сегодняшний герой в кавычках… У нас два героя. У нас герой без кавычек – это Марк Туллий Цицерон. И у нас герой в кавычках – Гай Лициний Веррес. Наш герой в кавычках он начинал как сторонник Мария, как сторонник партии популяров. Но он был младшим офицером в одном из легионов Мария, но довольно быстро поняв, а у него как у людей такой породы, видимо, очень развито было чутье верхнее, поняв, что выигрывает Сулла, он переметнулся на сторону Суллы. То есть начинал он свою карьеру с предательства. Многие. Не только он. Но он один из них. Дальше он поставил на такую лошадь достаточно темную как Гней Корнелий Долабелла. Это человек, который при Сулле имел довольно большое влияние и был назначен губернатором, наместником в провинцию Киликия. Это территория нынешней Армении. Это одно из древнеармянских государств. И вот именно там, судя по всему, Веррес и прошел школу, отчасти самостоятельно обучался, отчасти учился у старших товарищей, что может творить наглый наместник в провинции, тем более в дальней провинции, если он имеет связи, и если он имеет деньги.
С. Бунтман
―
Так.
А. Кузнецов
―
И вот эти собственно… С этим багажом… Долабелла, кстати говоря, в свое время попал под сенатское расследование, но был оправдан. И этот урок Веррес тоже, видимо, извлек, потому что в бытность свою еще наместником на Сицилии, он кому-то сказал, а Цицерон потом раскопал и эту фразу принес в суд. Когда он сказал, что вот у меня три года наместничества, – там срок был определенный, – и я собираюсь распорядиться доходами следующим образом: 1-й год… Дохода от 1-го года я надеюсь положить в свой карман. Доходы от 2-го года пойдут моим друзьям и покровителям. А доходы от 3-го года самые жирные, если что, пойдут судьям. И явно совершенно эта формула… он не сам изобрел и не сам вывел. Да?
С. Бунтман
―
Хорошая формула.
А. Кузнецов
―
Отличная формула.
С. Бунтман
―
Совершенно бессмертная формула.
А. Кузнецов
―
Бессмертная формула как бессмертно само воровство, и как бессмертен подкуп судей, и как бессмертен блат и связи. Но я думаю, что опять-таки у него были хорошие учителя. То есть формулу он, может быть, и дорабатывал, но безусловно основа для нее у него уже была. А дальше он в 74-м году до нашей эры получил провинцию Сицилия. А что такое провинция Сицилия? Это одна из давних римских провинций. Собственно Сицилия стала римской в результате 1-й пунической войны. Это остров, который чрезвычайно выгодно расположен, практически пересечение, ну, почти всех трансмедитеранейских – да? – транссредиземных путей морских. Так или иначе Сицилия. И население там было самое, что ни на есть смешанное. В свое время на юге острова жили… Там была колония Карфагена. Значит…
С. Бунтман
―
Да, там пуны были. Да.
А. Кузнецов
―
Конечно. Разумеется. Там греки были представлены. И вообще в основном население Силиции – это греки этнические. Вот. Во время 1-й пунической войны целый ряд сицилийских городов прям с самого начала поддержал Рим. 8, если я не ошибаюсь, из примерно 40 городов, которые были, ну, городков на нынешние деньги, которые были на Сицилии, по крайней мере 8 городам был предоставлен статус свободного города. То есть они пользовались привилегиями практически римских городов. Население там так и оставалось смешанным. И что такое Сицилия для Рима? Это один из 2-х крупнейших поставщиков хлеба, причем в империи крупнейший.
С. Бунтман
―
Надо же! А где ж там хлеб? Там…
А. Кузнецов
―
А вот…
С. Бунтман
―
Там, кажется, что… Кажется, все горы, горы, скалы, скалы.
А. Кузнецов
―
Вы знаете, видимо, это не весь хлеб, далеко не весь хлеб выращен на Сицилии. То есть они перекупщики в значительной степени.
С. Бунтман
―
А! Да. Они же на перекрестках там…
А. Кузнецов
―
Конечно.
С. Бунтман
―
Ой, да!
А. Кузнецов
―
Конечно.
С. Бунтман
―
Там действительно…
А. Кузнецов
―
На самом деле они, вот как будет следовать из дела, когда Цицерон будет называть свидетелей, приводить примеры злоупотребления Верреса, там фигурировать будут в основном пастухи, пастухи, пастухи, там – да? – овцы и так далее. Хлеб, видимо, в основном купленный. Но из провинций империи это крупнейший источник хлеба для Рима. И там специальный сидел чиновник, и даже несколько чиновников – квесторы. И в частности Цицерон отсюда собственно растут корни этого дела, почему именно к нему обратились, Цицерон в 75-м году, за два года до того, как Веррес окапается на Сицилии, он год прослужил квестором. Это была низшая публичная должность, которая давала потом постепенно право к восхождению к самым верхам. Миновав квестору нельзя было потом ни консулом стать, ни попасть в сословие сенаторов, – да? – сенаторов и так далее.
С. Бунтман
―
Сейчас почти также. Квестора тоже очень важна…
А. Кузнецов
―
Тоже квестора.
С. Бунтман
―
Очень тоже квестура…
А. Кузнецов
―
Ну, вот видите, как все возвращается на круги своя.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
Вот. И были специальные чиновники-квесторы, которые как раз… Они в основном занимались хозяйственными вопросами. И в частности важнейшей функцией квесторов на Сицилии, их было несколько человек, было обеспечивать бесперебойные поставки хлеба в те годы, а это довольно частые годы, когда Риму не хватало хлеба собственно римского. Был еще один поставщик – Египет. Но Египет пока формально независимое эллинистическое государство. Там у власти династия Птолемеев.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Поэтому с Египтом надо договариваться и там могут быть всякие нюансы. А тут не надо договариваться. Это римская провинция. Да? Нужно только, так сказать, обеспечивать бесперебойность этих самых поставок. И Цицерон себя зарекомендовал дельным, честным человеком, который не обижал соответственно вот этих сицилийских поставщиков. Поэтому когда в 71-м году закончилось наместничество Верреса, то многочисленные обиженные им люди собравшись и обратившись в римский сенат с иском против Верреса на фантастическую совершенно сумму – 100 миллионов сестерциев…
С. Бунтман
―
Ого!
А. Кузнецов
―
Давайте это прикинем в понятных нам цифрах. Значит, сестерций – чуть больше грамма серебра. Значит, это порядка 100 тысяч килограммов серебра. В серебре.
С. Бунтман
―
Так.
А. Кузнецов
―
Да? Они обратились к Цицерону с просьбой представлять их интересы в качестве обвинителя. А надо сказать, что при довольно разветвленной системе государственных должностей римская юстиция на тот момент не додумалась до прокуратуры. То есть до государственного органа, который бы отвечал за поддержание обвинения. Даже по уголовным делам обвинение было делом частным. И в принципе за сравнительно небольшими исключениями любой римский гражданин мог быть обвинителем. И поэтому…
С. Бунтман
―
И обвинял он от своего имени? Не от имени государства.
А. Кузнецов
―
Это… Это… Не от имени государства, хотя… То есть скажем так: это не было очевидно, что это обязательно от имени государства. Хотя здесь как раз Цицерон, забегая вперед, скажу, он постоянно, он будет возвращаться к этому ни раз: я обвиняю не только от имени обиженных сицилийцев, я обвиняю от имени римского народа, в интересах римского народа и так далее. Это был чрезвычайно важный для него пункт. Значит, вот эта ситуация, что обвинитель не назначается государством, а выдвигается, часто достаточно приводила к тому, что могла возникнуть конкуренция. То есть несколько человек вызывались быть обвинителями по одному делу. Поскольку действительно на Верресом нависал, что называется, дамоклов меч, поскольку сам факт его злоупотребления для всех и для него самого был абсолютно несомненен, значит, ну, он рассчитывал на то, что связи, деньги… и раз деньги, то хорошие юристы, и раз связи, то опять-таки хорошие юристы помогут ему благодаря всяким уловкам, которые в развитом все-таки римском праве были уже достаточно многочисленны, позволят ему этого избежать. И 1-я фигура, которую двинула черная сторона… Черными играет у нас Веррес. В этом нет ни малейших сомнений. Значит, во-первых, выбрали человека, который будет осуществлять его защиту. Адвокатом с самого начала был некий Квинт Гортензий Гортал. Это человек, к тому времени имеющий гораздо более солидную адвокатскую репутацию, чем Цицерон. Это признанный судебный оратор. Это человек, неоднократно добивавшийся побед в самых сложных делах. И он считается одним из ярчайших представителей целого стиля ораторского искусства, который Цицерон, например, называл азианским стилем. Ну, как пришедшим из Азии. То есть особенно цветистым вот таким вот. Собственно я хочу процитировать Цицерона по поводу стиля. Он говорил о том, что этот стиль может быть 2-х родов: «Один род — полный отрывистых мыслей и острых слов, причём мысли эти отличаются не столько глубиной и важностью, сколько благозвучием и приятностью. Второй род — не столь обильный мыслями, зато катящий слова стремительно и быстро, причём в этом потоке речи слова льются и пышные и изящные. Этот род красноречия и теперь господствует во всей Азии; его держался и Эсхил Книдский, и мой ровесник Эсхин Милетский: речь их текла удивительно легко, но красивой благозвучности мыслей в ней не было. Тот и другой роды речи больше к лицу молодым людям, а для стариков в них слишком мало весомости». Вот так определил этот стиль великий Цицерон. И Гортал двигает 1-ю свою фигуру. Он выдвигает человека, который уже после того, как Цицерон заявил о том, что он готов представлять интересы сицилийцев и готов быть обвинителем, появился некий Квинт Цецилий Нигер, который сказал: «А я хочу…»
С. Бунтман
―
Ну, это нехорошо. Нигер. Как-то так.
А. Кузнецов
―
Вы знаете, как-то, видимо, после войн между Суллой и Марием как-то на это перестали обращать внимание на какое-то время.
С. Бунтман
―
А, ну, понятно. Ну, хорошо.
А. Кузнецов
―
И вот этот самый Квинт Цецилий афро-американец, значит, он сказал: «А я тоже хочу обвинять». Его натурально спросили, значит, почему, причем спросили не просто так, любопытствуя. А в ситуации, если была конкуренция обвинителей перед судом проводилась специальная предсудебная процедура, которая получила название «дивинация». Но «дивино» не в смысле «божественный». Да?
С. Бунтман
―
Не обожествление какие-нибудь…
А. Кузнецов
―
Не обожествление, а скажем так: введение в ответственную должность. То есть более сниженное значение, чем обожествление. Вот на этой самой процедуре все претенденты должны были перед лицом суда обосновать, почему они… доказать, что каждый из них был бы лучшим обвинителем. То есть доказать вот свое преимущество. Тендер такой своеобразный, если хотите. Только открытый. Не закрытый. Это все делается публично. И вот на этой самой… Да, и… Нигер, конечно, не говорил, что он из сторонников Верреса, хотя он был ими, значит, куплен, скажем так. Он говорил наоборот. Я, да, я служил у этого человека когда-то, но мы поссорились. Я питаю к нему неприязнь. Я знаю, что вот он жулик. Я готов это все доказать. И так далее. То есть такой вот спойлер судебный.
С. Бунтман
―
Интересно.
А. Кузнецов
―
Выражаясь современным языком.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов: И 1
―
й свой бой предварительный такой, если угодно, Шевардинский редут, Цицерон выигрывает, выигрывая вот эту процедуру дивинации. Он отстаивает три тезиса. 1-й тезис: Цецилий служил квестором. То есть занимал такую же должность, как ранее занимал сам Цицерон, уже в наместничестве Верреса. Он соучастник его преступления. Даже если они потом поссорились, все равно то, что должен говорить обвинитель не может не коснуться самого этого обвинителя. Во втором… Во-вторых, Цицерон всячески доказывал, что он лучший адвокат, чем Цецилий, значит, он и будет лучшим обвинителем. Ну, как мы знаем из дальнейших… из дальнейшей биографии Цицерона у него со скромностью было не очень хорошо. И после вершины его ораторского искусства, после раскрытия заговора Катилины, после 4-х вот этих знаменитых речей против Катилины – помните, конечно? – доколе…
С. Бунтман
―
Доколе…
А. Кузнецов
―
Да, да. Доколе Катилина, ты будешь испытывать наш…
С. Бунтман
―
… веро пациенто носцит…
А. Кузнецов
―
Совершенно верно. Так вот эти речи, которые до сих пор изучаются как образцы красноречия политического и судебного… После этого он впал совсем уже в чувство собственного величия, и один из римлян говорил: «Господи, как же раньше вот звучали благозвучные его речи, и как он надоел теперь своими речами, в каждой из которых он не может не напомнить о том, какую великую роль он сыграл в раскрытии заговора Катилины». Пока еще у Цицерона нет вот этого самовосхваления, но тем не менее умение подать себя выгодно у него безусловно уже есть. И, наконец, Цицерону удастся доказать очень важный… важную вещь, что вот все, что Цецилий Нигер рассказывает о том, что они поссорились, что Веррес нанес ему обиду и так далее, что этого не было на самом деле, что он вводит суд в заблуждение, чтобы выставить себя противником, хотя на самом деле он человек, который работает на сторону Верреса. Суд прислушался к этим аргументам, и Цицерон был утвержден. Дальше обвинитель должен… Поскольку обвинитель должен провести следствие сам, обвинитель должен попросить некоторый срок и обозначить этот срок, сколько нужно на следствие. Цицерон назвал довольно обычный срок – 110 дней. Это… Обосновать его было нетрудно. Ему предстояло отправиться на Сицилию. Ему предстояло объехать практически весь остров, встретиться с огромным количеством людей и записать, завизировать, кого-то уговорить приехать выступить очно в суде. То есть ему предстояла очень большая работа. Тем временем Квинт Гортензий Гортал делает следующий ход. Он начинает бороться… Теперь уже собственно ничего не сделаешь, Цицерон утвержден обвинителем. Значит, он начинает бороться за откладывание, за перенос суда. Дело в том, что на следующий год уже были выбраны основные чиновники. Уже были выбраны консулы. Уже были выбраны председатели судебных самых разных комиссий сената. А надо сказать, что в этот период времени действует закон Суллы, который тот в свое время принял о том, что все судебные разбирательства по уголовным делам членами суда могут быть только члены сословий из сената. Значит, уже выбраны на будущий год сенаторы, которые будут судьями в разных комиссиях. И довольно много на важных должностях друзей, приятелей и покровителей Верреса. И более того вот председатель комиссии сенатской, которая занимается расследованием именно обвинений в злоупотреблениях и взятках на 69-й год, некий Марк Цецилий Метелл, он просто очень хороший приятель Верреса. И можно было не сомневаться, что если переедет суд на 69-й год, то Веррес будет очень себя хорошо чувствовать и либо отделается какой-то мелочью, а то и вообще оправданием как в свое время его патрон Долабелла отделался. И Квинт Гортензий вбрасывает очень хороший ход. Является некий человек – его не удалось установить, имя его историкам, – и говорит: «Так, значит, я хочу быть общественным обвинителем против бывшего губернатора провинции Вифиния, который обвиняется в злоупотреблениях, взятках и прочих нехороших делах. Мне на следствие нужно 108 дней». И получается, что суд над этим самым губернатором Вифинии должен начаться раньше. А комиссия-то одна и та же. Поэтому пока он не закончится, не начнется суд… Там Цицерон уже попросил 110 дней. Значит, он закончит следствие и потом будет сидеть и ждать, пока пройдет вот этот самый дутый на самом деле, но тем не менее суд над губернатором Вифинии. Тут сделать нечего. Но время вроде как еще есть, и Квинт Гортензий начинает искать другие крючочки и так далее, и так далее. Цицерону удается от этого отбиться, но времени остается очень мало.
С. Бунтман
―
Ну, у нас времени чуть больше. И через 5 минут мы спокойно продолжим наш процесс.**********
С. Бунтман
―
Что ж? Мы продолжаем. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Мы продолжаем процесс. Ну, вот отдалили, отодвинули так, что не может поменяться состав действительно…
А. Кузнецов
―
Суд начинается в 70-м году. Все нормально. Но времени очень мало. 6 августа он начинается, 15-го надо закончить. Если 15-го не закончить, суд перейдет на следующий год. Там начинаются периоды всяких игр, праздников богов и так далее, во время которых все суды прерываются. А потом начинается новый юридический год. Это не то же самое, что год календарный. Там в разное время. Потом Цезарь позже, через два с лишним десятилетия, он несколько приведет это все к логике. Пока логики там не очень в этом всем много. При обычном стандартном судебной процедуре у Цицерона почти нет шансов закончить до 15-го августа процесс, потому что как все выглядит? Обвинитель произносит большую речь, полную… полный список всех обвинений. Дальше защитник произносит большую речь, свой основной ответ на все обвинения. Дальше вызов свидетелей с обеих сторон, допрос, перекрестный допрос. После этого заключительная речь обвинителя, заключительная речь защитника. Похоже на нашу нынешнюю процедуру. Но это обычная процедура дает возможность Квинту Гортензию тянуть время, тянуть время за счет своей бесконечной речи, тянуть время, вызывая бесконечных свидетелей, тянуть время вызыва… Значит, бесконечно ведя перекрестный допрос свидетелей обвинения. Понятно, что он будет это делать. Это у него на лице написано и, так сказать, на всех других видимых частях тела. И тогда Цицерон идет ва-банк. И он убеждает суд. Но суд-то тоже все понимает. А Цицерон что говорит? Чем он суд убеждает? Сначала скажу чем, а потом в чем. Цицерон говорит: «Вы думаете, Верреса будут судить? Нет, судьи, судить будут и вас тоже». А дело в том, что уже внесен закон, законопроект об отмене закона Суллы и о передаче судебных полномочий другим сословиям, всадникам в основном. Всадники – это сословие. А почему внесен этот закон? В мотивировочной записке, как мы бы сейчас сказали, к закону приведены многочисленные случаи того, как сенаторы решали дело не праведно, за взятки, по знакомству, по блату. И Цицерон говорит: «Вот у вас момент истины. Если вы сейчас не покажете однозначно в этом деле, что вы на стороне закона, на стороне интересов римского народа, народа провинций и так далее, тогда закон, конечно, пройдет, и вы, конечно, лишитесь своих должностей. И правильно лишитесь, - он говорит, - потому что вы покажете, что вы не способны…»
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
«… такими судьями…»
С. Бунтман
―
Вот вам пример. Да, да. Все.
А. Кузнецов
―
Да. «Вы не способны быть такими судьями, которых ждет римский народ». И поэтому предыдущий состав сам готов поторопиться. Сам готов поторопиться. И Маний Ацилий Глабрион, председатель суда 70-го года, он человек, в общем, честный, и он, в общем, понимает, что судить им предстоит не дутого преступника, а совершенно настоящего. И они разрешают Цицерону изменить процедуру за счет того, что он не произносит одну большую речь, а он произносит маленькую речь и представляет своих свидетелей, еще одну маленькую речь и еще порцию своих свидетелей. Не пускают адвоката. Его не пускают в эту ситуацию. Ему дозволяют только…
С. Бунтман
―
Хорошо.
А. Кузнецов
―
… перекрестный допрос свидетелей. Но его невозможно тянуть бесконечно. Это вам не речь. Вот речь адвоката прерывать нельзя. Да? А перекрестный допрос: «Так, адвокат, Вы по 3-му кругу пошли с Вашими вопросами. У Вас есть еще вопросы по существу?» - «Нет вопросов по существу». - «Сядьте на место».
С. Бунтман
―
Хорошо. Да, да.
А. Кузнецов
―
И вот дальше, собственно говоря, в кратчайшие сроки – это такой спринт, спринт, – Цицерон произносит две речи. У него было 5 заготовлено. Он произносит две речи и после 2-й Веррес добровольно удаляется в отставку. От него отказался адвокат. Он отказался его защищать после 2-х речей Цицерона. «И мне нечего тут делать», - он сказал. Да? И Веррес соглашается на отставку и соглашается с присужденным ему штрафом в 40 миллионов сестерций.
С. Бунтман
―
Ну, что ж такое сказал он?
А. Кузнецов
―
А вот теперь мне хочется наконец-то заткнуться и дать возможность говорить Марку Туллию Цицерону: ««Когда он был претором, сицилийцы не ведали ни своих законов, ни приказаний сената, ни общечеловеческих прав; каждый имел только то, что ускользало от взоров этого алчного и сластолюбивого человека по его рассеянности, или оставалось нетронутым, благодаря его пресыщению. В продолжение трех лет все дела решались по его желанию; все, чем кто ни владел,— перешло ли оно к нему от отца или деда,— все он мог взять себе в силу своей судебной власти. Огромные деньги были взысканы с крестьян на основании небывалых, несправедливых распоряжений; наши верные союзники считались в числе врагов; римские граждане были пытаемы и убиваемы как рабы; важные преступники с помощью подкупа освобождались от суда; вполне честные, безукоризненной нравственности люди заочно, без допроса, были осуждаемы и лишаемы гражданских прав; гавани, представлявшие из себя неприступную крепость, и огромные, прекрасно защищенные города, сделались доступны нападению пиратов и разбойников; сицилийские матросы и солдаты, наши союзники и друзья, гибли с голоду; прекрасный, всем снабженный флот был, к великому стыду римского народа, потерян и уничтожен». На коротенькое время, значит, механизм некоторых махинаций. Флот. Почему Цицерон все время напирает на флот? Потому что это очень важно. Это удар по Риму. Да? То, что из-за действий Верреса флот ослаб – это удар по Риму. А он все время подчеркивает, что интересы римского народа. Да? Например, каким образом сицилианская флотилия римского флота составлялась. Города имели обязанность, такой налог. Город оснащал корабль, строил его, ремонтировал его, значит, платил деньги экипажу этого корабля. И корабль находился на римской службе. Ну, сицилианская флотилия в основном занималась борьбой с пиратством естественно. За взятку, полученную с города, Веррес отменил обязанность этого города выставлять корабль, огляделся и не стал вычеркивать команду этого корабля из списков на получение жалования, а жалование клал себе в карман.
С. Бунтман
―
Чудненько.
А. Кузнецов
―
То есть дважды заработал. Он получил однократную взятку за снятие вот этого налога и постоянный приток в карман каких-никаких, но денег, положенных на жалование. Другой пример: на кон, на наместничество, на преторство, он пропретор Сицилии, Верреса приходится так называемая 3-я война с рабами. Так ее называли в Риме, а мы ее знаем как восстание Спартака, 73-71-й годы. Да? Как мы знаем, они рвались на юг. Они рассчитывали найти там корабли и уйти в северную Африку. Я имею в виду восставших, да?
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
Сицилия недалеко. Вариант переброски, значит, восставших на Сицилию, а на Сицилии было не так давно два очень крупных восстания рабов. Первые две войны были с сицилианскими рабами. Поэтому в этой ситуации чувствуя, что обстановка напряженная, что Веррес делает? Он хватает рабов, причем не любых рабов, а дорогих рабов некоего человека. Вот тут, например, ну, собственно давайте, значит, дадим слово опять обвинителю: «В Триокальском округе, который беглые рабы уже занимали ранее, на челядь одного сицилийца, некоего Леонида, пало подозрение в заговоре. Об этом сообщили Верресу; немедленно, как и надлежало, по его приказу людей, которые были названы, схватили и доставили в Лилибей. Хозяин их был вызван в суд. Суд состоялся, был вынесен обвинительный приговор. Что же дальше? Что вы думаете? Вы, пожалуй, ждете рассказа о каком-нибудь воровстве или хищении? Ну, нечего вам постоянно подозревать одно и то же! Когда грозит война, какое уж тут воровство! Даже если в этом деле представился удобный случай нажиться, то он был упущен. Веррес мог сорвать с Леонида денежки тогда, когда вызывал его в суд. Тогда он мог сторговаться с ним — дело не новое для Верреса — о прекращении следствия; затем — об оправдании; но после обвинительного приговора рабам, какая же еще возможна нажива? Их надо вести на казнь. Ведь свидетелями были и члены совета судей, и официальные записи, и блистательная городская община Лилибей, и пользующийся глубоким уважением многочисленный конвент римских граждан. Делать было нечего, их пришлось вывести. И вот, их вывели и привязали к столбам. Вы все еще, мне кажется, ждете какой-то развязки, судьи, так как Веррес никогда ничего не делает без какого-либо барыша и поживы. Что мог он сделать при подобных обстоятельствах? Вообразите себе, какое вам угодно, бесчестное деяние — и я все-таки поражу всех вас неожиданностью. Людей, признанных виновными в преступлении и притом в заговоре, обреченных на казнь, привязанных к столбам, неожиданно, на глазах у многих тысяч зрителей, отвязали и возвратили их хозяину из Триокалы». А зачем все это? А он набивает цену. Хозяин ему на стадии следствия дает одну взятку. Тот ее отвергает. На стадии суда дает взятку повыше. Ему жалко терять, ценный человек. Среди них был управляющий его имением. Раб-управляющий. Было такое. Да? Это специально обученный человек, знающий все секреты своего хозяина. Такого человека потерять? Нового пока научишь, да?
С. Бунтман
―
И вот он в последний момент…
А. Кузнецов
―
В последний момент. Понимаете, это вот как если бы с петрашевцами произошло то, что произошло, а потом бы произошло то, что произошло, – да? – было зачитано о помиловании, но за деньги.
С. Бунтман
―
Да!
А. Кузнецов
―
Вот все то же самое, но за деньги. Да? И другие, и другие махинации. Вот тут, например, некий Евминид из Галикий, за которого Евминид заплатил очень дорого. С этого Евминида было взято 60 тысяч сестерциев и так далее. И совсем уже замечательная махинация, когда одного человека обвиняют в том, что его раб участвует в заговоре, и требуют, чтобы он это раба выдал. Он говорит: «У меня нет этого раба. У меня никогда не было такого раба». Ему говорят: «Так, у нас есть документ. Если ты его не выдашь, ты сам отправишься под суд». И тот вынужден давать взятку, потому что он не может предъявить этого раба. У него нет такого.
С. Бунтман
―
Ха! Замечательно. Только я хотел сказать, какой хороший человек освобождал спартаковцев, а оказывается это все за взятки.
А. Кузнецов
―
Да и, видимо, они были липовыми спартаковцами, судя по всему.
С. Бунтман
―
Ну, понятно. Понятно.
А. Кузнецов
―
И наконец он грабил храмы. Он вывозил из храмов священные объекты, рассматривая их просто как некое это самое. И вот финал 2-й последней речи, потому что еще 3 речи Цицерон… Он их опубликует, но произнести он их не сможет, потому что Веррес признает свое поражение. Да? Значит: «Теперь я умоляю и призываю тебя, Юпитер Всеблагой Величайший! Принесенный тебе царский дар, достойный твоего великолепного храма, достойный Капитолия — этого оплота всех народов, достойный подарок царя, изготовленный для тебя царями, тебе предназначенный и обещанный, Веррес, совершив нечестивое святотатство, вырвал из рук царя; твою священнейшую и великолепнейшую статую он похитил из Сиракуз; умоляю и призываю тебя, царица Юнона, чьи два священнейших и древнейших храма, находящихся на двух островах наших союзников — на Мелите и на Самосе, тот же Веррес лишил всех даров и украшений; и тебя, Минерва, которую он ограбил также в двух прославленных и глубоко почитаемых храмах: в Афинах, где он похитил огромное количество золота, и в Сиракузах, где он не оставил в целости ничего, кроме кровли и стен; и вас, Латона, Аполлон и Диана, вас, чье святилище на Делосе, нет, даже не святилище, а, как гласит предание, древнюю обитель и божественное жилище этот разбойник ограбил, ворвавшись в него ночью; также и тебя, Аполлон, чье изображение он похитил на Хиосе, и снова и снова, Диана, тебя, ограбленную им в Перге…» - смотрите, какой великолепный…
С. Бунтман
―
Хорош! Хорош!
А. Кузнецов
―
… великолепный ораторский прием.
С. Бунтман
―
Ох, какой!
А. Кузнецов
―
Он перечисляет преступления и одновременно обращается к богам.
С. Бунтман
―
Поминает богов. Поминает богов. А и все ждут, потому что богов-то все знают.
А. Кузнецов
―
Конечно.
С. Бунтман
―
Кто ж у нас останется нетронутым из богов?
А. Кузнецов
―
И никто не останется. Вот это очень длинный кусок. Вы без труда найдете, наберите «2-я речь Цицерона против Верреса» и вы получите этот текст на русском языке в прекрасном переводе. Но он бежит. Он бежит. Он отправляется в добровольное изгнание. Отправляется на юг нынешней Франции в Массилию. Это нынешний Марсель.
С. Бунтман
―
И, в общем, тоже… тоже греческая когда-то колония как Сицилия.
А. Кузнецов
―
Конечно. Да, да.
С. Бунтман
―
И Сицилию напоминает.
А. Кузнецов
―
Видимо, это имело значение какое-то. Он проживет там больше 20 лет. Вообще Веррес проживет долгую жизнь. Когда его казнят, он попадет в проскрипционный скрипт… Извините, заговариваюсь. Списки 2-го триумвирата. Это соответственно 43-й год. А у нас сейчас на дворе 70-й, да? Ему будет уже за 70 прилично. Но не всегда история справедлива. В том же 43-м году, в те же самые проскрипционные списки попадет и его блестящий обвинитель Марк Туллий Цицерон, и тоже будет казнен. Он моложе Верреса значительно, больше, чем на 10 лет. Но вот закончат они жизнь в одном году, и одним образом они будут убиты по приказу триумвирата диктаторов.
С. Бунтман
―
Да, ну, здесь, конечно, ну, не всех можно объединить, кто был убит триумвиратом…
А. Кузнецов
―
Нет, конечно.
С. Бунтман
―
… или другим органом вообще…
А. Кузнецов
―
Нет, конечно, нет. Конечно…
С. Бунтман
―
… состоящим из троих…
А. Кузнецов
―
… так же как и жертвы всех репрессий всех тиранических режимов среди этих жертв были разные люди, разумеется.
С. Бунтман
―
Конечно. Ну, что же вот такой процесс. Теперь нам предстоит вам сказать несколько слов. Сначала по процедуре, по нашей процедуре. У нас следующая 1 января программа будет…
А. Кузнецов
―
Обязательно.
С. Бунтман
―
… юбилейная, сотая.
А. Кузнецов
―
Да. Вы слушали нашу 99-ю передачу.
С. Бунтман: 99
―
ю передачу. Мы хотим сделать так. Мы хотим тоже тиранически несколько поступить. Но мы хотим сами выбрать процесс.
А. Кузнецов
―
Я бы сказал… Я бы предложил другой ход красноречивый.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Я бы сказал, что мы хотим сделать подарок вам, а подарок должен быть неожиданностью.
С. Бунтман
―
Естественно. Неожиданностью. Да.
А. Кузнецов
―
И мы хотим сделать подарок себе.
С. Бунтман
―
Да. Да. То есть, ну, мы как-то его будем готовить для себя. Но я думаю, что все мы будем… получим удовольствие определенное. Ну, уж вам судить. Ну, вот мы так и сделаем. Это будет 1 января. Сейчас прежде, чем всех поздравить с Рождеством, кто сегодня его отмечает, 25-го числа, я бы хотел вас пригласить завтра 26-го на «Дилетантские чтения» в Исторический музей, где есть еще билеты. У нас будет очень любопытная тема и замечательный человек. Это будет Александр Хелемский, который написал книгу «Рассказ о войне Алой и Белой розы».
А. Кузнецов
―
Потрясающая книга. Вот…
С. Бунтман
―
Вот будь я сейчас… Вот я себе представляю, вот кстати, о подарках, если бы мой папа или моя мама мне бы такую книжку подарили, когда я учился еще в школе, ну, и сейчас-то ее читать великолепно, и как бы вот, затаив дыхание, я бы читал все зимние каникулы сейчас, потому что это внятный, хороший, подробный рассказ о войне роз.
А. Кузнецов
―
Но вместе с тем абсолютно историчный. Это не «Черная стрела». Да?
С. Бунтман
―
Не надо. «Черная стрела» - это хорошая книга.
А. Кузнецов
―
Прекрасная книжка. Но это…
С. Бунтман
―
Вот. И она…
А. Кузнецов
―
… исторический роман.
С. Бунтман
―
… немало из нас сделала яркистами. У меня есть подозрение, что и сам Хелемский стал яркистом вот не в последнюю очередь благодаря «Черной стреле».
А. Кузнецов
―
Наверное.
С. Бунтман
―
Но дело в том, что мы будем говорить не просто о войне Алой и Белой розы. Это у нас точка отсчета. Это мы отталкиваемся от тех героев, которые были великими писателями, несколько оболганы. И несколько здесь в данном случае преуменьшений, потому что то, что сделали с Ричардом Глостером, с Ричардом III… Персонаж жесткий, я бы сказал, достаточно, но…
А. Кузнецов
―
Но в той войне мягких почти не было.
С. Бунтман
―
В той… Мягкие, во-первых, там и не выигрывали и даже не проигрывали. Все были достаточно жесткие ребята. Но дело в том, что уж много на него наворочали. И эта тюдоровская, я бы сказал, тюдоровская пропаганда, рупором которой оказался Шекспир…
А. Кузнецов
―
Шекспир абсолютно. Тут нет…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… никакого преувеличения.
С. Бунтман
―
Создателем Томаса Мора нам небезызвестный…
А. Кузнецов
―
Да, да.
С. Бунтман
―
… то это, конечно, нам дает возможность… дает возможность поговорить о настоящей фигуре Глостера, ну, и заодно о других исторических персонажах. Тот же Барклай-де-Толли…
А. Кузнецов
―
Конечно.
С. Бунтман
―
… это человек. Лев Николаевич Толстой его как-то очень сильно унизил. А что касается Ричарда Глостера и последнее, что мы вам скажем сейчас, наши переводчики, великие переводчики много раз его делали еще и жмотом страшным. Когда он говорил: «Коня, коня, полцарства за коня», то это было ровно в половину преуменьшение того, что он говорил…
А. Кузнецов
―
На самом…
С. Бунтман
―
… у Шекспира. Ну, мы с вами прощаемся. Кто-то до 26-го, до «Дилетантских чтений», кто до 1-го числа. Всех поздравляем…
А. Кузнецов
―
И с Рождеством!
С. Бунтман
―
… с Рождеством, кто сегодня отмечает.