Иск крестьян деревни Сухая Терешка к помещице Яковлевой о признании их свободными, Российская империя, 1827-42 гг - Не так - 2016-07-10
10.07.2016
Иск крестьян деревни Сухая Терешка к помещице Яковлевой о признании их свободными, Российская империя, 1827-42 гг - Не так - 2016-07-10
Скачать
Сергей Бунтман
―
Добрый день! Мы в прямом эфире. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман, Александр Смирнов звукорежиссер.
Алексей Кузнецов
―
Добрый день!
С. Бунтман
―
Сегодня будет вообще все не так.
А. Кузнецов
―
Абсолютно.
С. Бунтман
―
Да, потому что сегодня, слушайте внимательно и быстро принимайте это к сведению, и к действию принимайте то, что мы сейчас скажем. Обстоятельства складываются следующим образом. На следующую передачу на 17 июля у нас с вами будет экспресс-голосование, потому что мы к сожалению, не сможем вот так выступить и в прямом эфире, дождаться результатов вашего голосования в середине недели, потом умственно подготовиться и так далее. Ну, так складываются обстоятельства. Поэтому уже сейчас блиц-голосование весит у нас на сайте. И мы предлагаем вам три процесса, французских процесса. Ну, поскольку все у нас по середине недели наступает 14 июля.
А. Кузнецов
―
14 июля.
С. Бунтман
―
Будет взята Бастилия. Не знаю, будет ли сегодня французами взят Сен-Дени. Вот или лузитанцы таммзахватят Saint-Denis de France. Ну, мы вам предлагаем французские суды разного толка. Вот целое меню у нас здесь из трех судов, потому что это экспресс-голосование. Будут такие. Суд над Гюставом Флобером, знаете его, автором «Госпожа Бовари».
А. Кузнецов
―
В связи с «Госпожой Бовари».
С. Бунтман
―
И в связи с «Госпожой Бовари», 1857 год. Суд над Анри-Дезире Ландрю, убийцей и брачным аферистом, 1921 год. И суд над маршалом Франции Анри-Филиппом Петеном, героем Вердена, но и одним из руководителей вишистского правительства, коллаборационистского и, в общем-то, в оккупированной даже так называемой свободной Франции, когда она была, юг Франции считался свободной территорией.
А. Кузнецов
―
Ну, если выберете, мы поговорим о том, насколько она была свободная…
С. Бунтман
―
Да, при этом и тяжелейшая фигура. Тяжелейшая.
А. Кузнецов
―
Да. Ну, мы выбрали три разнотипных дела. Литературный процесс, чисто уголовный процесс и чисто политический процесс. Вот.
С. Бунтман
―
Да. И при этом голосование уже сейчас идет 11 минут как. И продлиться только до 13 часов. До 13 часов вы должны вынести свой приговор.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Обязательно до 13. В 13 часов мы все закрываем и приступим к изготовлению передачи на следующее воскресенье как раз. В этот же раз у нас удивительное дело. «Мертвые души» наоборот.
А. Кузнецов
―
Да. «Мертвые души» наоборот. Вообще, это совершенно… Я хочу несколько слов сказать о том, как это дело появилось. У меня есть такая папка в компьютере. Она называется «Загашник дел». Вот я читаю что-то, там не относящееся напрямую, скажем, к ближайшей передаче и вдруг набредаю на какое-то интересное дело. Я смотрю, если по этому делу есть какая-то информация, ну, или хотя бы понятно где ее искать более или менее. Я вот эту вот ссылочку забрасываю в этот самый «Загашник дел», а потом иногда в поисках вот дел для выбора, соответственно, туда заглядываю. И когда в прошлый раз мы составляли список из гражданских исков, то 4 дела они сразу, моментально обнаружились, потому что там о двух вы просили, это вот с Робеспьером и с Линкольном связанные. Два дела очень известных, это вот то, что связанно с Макдональдсом, то что связано с гражданским иском к О. Джей Симпсону. А вот на счет пятого, ну, и нужно было, чтобы оно было отечественным, потому что четыре-то других заграничные, да. Я вот как-то замялся, залез в этот самый «Загашник дел», смотрю вот же у меня есть же дело. Да? Вы его выбрали, причем надо сказать, что с очень большим перевесом. Я начал его копать. И вот тут, значит, такая история. Жил, к сожалению, уже надо говорить уже несколько лет, как в прошедшем времени, в селе Дубровка Николаевского района Ульяновской области совершенно замечательный человек Павел Корнилович Шиндин. Человек удивительный. Он прожил долгую жизнь. Ему было больше 90 лет, когда он умер. Человек удивительный, ясный, прямой и, насколько я понимаю, такой вот совершенно безупречной жизни. Он всю жизнь прожил в этом селе. Он в нем родился. Он, собственно, из него уезжал, как я понимаю, только на год перед войной в учительский институт, который он закончил в 40-м году, и потом на войну. Значит, он прошел всю войну. Прошел в составе третьей ударной армии, которой очень круто досталось, потому что это армия, которая наступала вот по центральному направлению через Ржев, на Смоленск, вот туда. Был дважды ранен. После второго ранения тяжелого был комиссован. Работал какое-то время в военкомате, а потом 30 с лишним лет в своем родном селе по своей профессии учитель географии. Значит, он работал, а потом, а может быть уже, наверное, даже во время своего учительства, он как очень многие учителя, вот особенно это касается учителей сельских, учителей из небольших городков, он занялся краеведеньем. И вот это совершенно замечательный, совершенно исключительный пласт нашей, вот такой вот исторической исследовательской деятельности, потому что когда читаешь, особенно если они еще и хорошо написаны, а в случае Павла Корниловича это так. Когда читаешь вот эти вот исследования по истории родного края, там области, района, иногда деревни или нескольких деревень, понимаешь что такое настоящий патриотизм. Вот не тот казенный, крикливый, визгливый, – да? – которым нас кормят, особенно последнее время, всякие средства массовой информации. А это именно настоящая, вот это действительно неподдельная такая, очень скромная любовь к тому месту где ты родился и живешь. И вот как раз Павел Корнилович написал несколько книжек. И мне совершенно случайно попалась книжка, которая называется «Отчий край». Она посвящена вот тому Николаевскому району, в котором он собственно всю свою жизнь прожил. И там очень много всего интересного, я зачитался. И нахожу там описание вот этого сегодняшнего дела. Надо сказать, что в этом описании у меня к нему сразу очень много вопросов возникло, потому что, ну, что-то там не увязывалось. Что-то там вот все-таки не вязалось. Ну, я это дело отложил. Когда вы его выбрали, я начал искать, собственно говоря, информацию по этому делу. Ничего нет. Ничего нет. И я понимаю в какой я оказываюсь ситуации, да. То есть если, я уже с ужасом думаю… Если Павел Корнилович залез в какой-то там саратовский, потому что сейчас это Ульяновская область, а в дореволюционные времена это была часть Саратовской губернии. Думаю…
С. Бунтман
―
Не Симбирской. Да? А Саратовской?
А. Кузнецов
―
Нет, Саратовской. А дело в том, что этот вот район он примерно, вот я посмотрел на карту, он на полдороги между Ульяновском и Саратовом, и поэтому во время разных там административных переделов то туда, то сюда. Вот в XIX веке это север, соответственно Саратовской губернии. Я думаю, залез он в саратовский областной архив, нашел он там материалы, значит, соответственно, губернского правления, и мне до них никогда не добраться, потому что мне до них, как до Саратова. Поиск ничего не выдает на деревню Сухая Терешка. Ну, ничего такого, чтобы имело к этому дело отношение, кроме вот этой вот книги «Отчий край».
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
В общем, ситуация… Но все-таки опыт тоже определенный есть, я начал искать, и я нашел. Я нашел. Он не из архива взял это дело. Он взял его из книги. Думаю, что она у него возможно была. Или он ее нашел в библиотеке местной. Значит, эта книга, которая называется «Материалы по крепостному праву», Саратовская губерния. Это одно из юбилейных изданий. Когда готовилось отмечание 50-летия великой реформы крестьянской. В 1911 году во многих губерниях и в общероссийском масштабе готовились такие вот материалы, где и статистика очень интересная, и какие-то местные случаи и так далее, и так далее. И вот в этой книге есть третья глава, которая повествует о том, как крестьяне пытались избавиться от своих помещиков, но не в смысле убить, а в смысле вот как-то законно от них куда-то…
С. Бунтман
―
Уйти. Еще при крепостном праве.
А. Кузнецов
―
Еще при крепостном праве.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И вот там подробно это дело описано. Вот у меня, значит, Вы видите, да, с ятями, ижицами, и прочими фитами. Здесь 4 страницы описания этого дела.
С. Бунтман
―
Чудесно, да.
А. Кузнецов
―
Да. Из этого описания многое становиться понятно, но тоже не все. Мне пришлось еще рыться во всяких нормативных актах. Значит в чем собственно дело заключается. Это 27-й год. 1827 год. Дело в том, что как только на престол вступает новый государь Николай Павлович, как это всегда бывает с вступлением на престол нового государя в XVIII-XIX веке в крестьянской среде чрезвычайно оживляются различного рода надежды.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Государь изменит, государь облегчит.
С. Бунтман
―
Да, да. Освободит.
А. Кузнецов
―
И надо сказать, что в случае Николая эти надежды и особенно первые годы начинают не просто как бы, а вроде как даже подкрепляться. То есть, с одной стороны масштаб крестьянских волнений был настолько велик, что в 26-м году специальный был издан царский манифест, в котором крестьянам говорилось, чтобы ни-ни, чтобы не смели уходить от помещиков, чтобы не смели прекращать повинности нести и так далее. Но, с другой стороны действительно появляются самого разного рода ограничения, которые вытекают не из какой-то там, скажем, как у старшего брата Александра любви к идеям. Да? А из абсолютно твердого убеждения Николая Павловича в том, что крестьяне в первую очередь подданные. А раз они подданные, они не вещь, они не собственность. В распоряжении помещиков они находятся только постольку, поскольку, это через землю – да? – происходит. И поскольку они подданные, они могут жаловаться. Надо сказать, что крепостные и раньше могли жаловаться на своих помещиков. Вот у людей, которые хорошо учились в школе, вполне возможно засел такой миф, который надо сказать, особенно в советское время он усиленно поддерживался, что в 60-е годы XVIII века Екатерина II издала указ, который запрещает крепостным жаловаться на помещиков. Вот черным по белому во многих учебных пособиях так написано. Это неправда. Действительно был указ. И он, кстати говоря, был не первый. Первым аналогичный указ издал в свое время Петр I. Но он был совершенно о другом. Он запрещал крепостным лично в руки императору подавать такого рода прошения. То есть причин была совершенно техническая. Невозможно было перемещаться по стране. Екатерина все-таки тоже много ездила. Да?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
И в Тавриду она ездила.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
По Волге она плавала и так далее. И невозможно…
С. Бунтман
―
В Москву на коронацию.
А. Кузнецов
―
Конечно. Когда в каждой деревне, – да? – высыпали толпы крепостных с челобитными и пытаются их прямо, значит, вот. Ну, проехать-то же как-то надо. Поэтому запрещено было только это. А так, в принципе, ну, всем известно хотя бы дело Дарьи Салтыковой, которое было возбуждено, правда, далеко не сразу, но именно по жалобе ее, значит, дворовых людей. А на самом деле таких дело было не так уж и мало. А при Николае дано указание и всякие уездные и губернские органы, и даже Сенат с Государственным Советом это указание восприняли, как раз таким жалобам ход давать, разбираться и в случае чего помещиков наказывать. Мы это сегодня с вами увидим. Вот в этой атмосфере ожидания перемен и ощущения, что за крестьянами уже признаются какие-то права, в этой самой ситуации возникает вот это дело. Значит 27-й год. Крестьяне, деревня Сухая Терешка (Введенское тожъ), Хвалынского уезда Саратовской губернии, в числе 72 ревизский душ начинают, как сказано в тексте, искать свободы от вдовы титулярной советницы Савельевой. А что случилось? Дело в том, что эти крестьяне принадлежали в свое время некоему прапорщику Савелию Ивановичу Языкову. Он из младших ветвей, вот того самого славного…
С. Бунтман
―
Языковского. Да.
А. Кузнецов
―
… восходящего, – да? – к татарам рода Языковых, откуда поэт и довольно многие государственные и военные деятели. Он безусловно был дворянином, этот человек. В XVIII веке в Саратовской губернии много раздавалось земель. Вообще, при Екатерине огромные были раздачи, в том числе и там. Переводили помещики получившие там имения, перевозили своих крестьян из своих старых имений, закрепощали местных крестьян, которые числились или казенными, или там был, в частности вот в Сухой Терешке было до екатерининского времени было очень много монастырских крестьян. Там были монастырские крестьяне, принадлежавшие Троицкой Сергиевой Лавре, не смотря на то, что 800 верст расстояния. Ну, собственно говоря, это источник доходов.
С. Бунтман
―
Ну…
А. Кузнецов
―
Они платили оброк. Они несли какие-то материальные натуральные повинности в пользу Лавры и так далее. Когда Екатерина вслед за своим непутевым мужем подтвердила секуляризацию монастырских земель, этих монастырских крестьян перевели в разряд, так называемых, экономических. А дальше с ними разные вещи происходили. Кого-то из них опять выдавали в качестве награды, и они становились крепостными. Кого-то из них перевели в государственные крестьяне. Вообще, надо сказать, что Сухая Терешка – большое село. И там проживали крестьяне, принадлежавшие совершенно разным помещикам. Это вот нам так часто кажется, что раз деревня, то деревня уж она принадлежит одному владельцу. Ничего подобного. Сколько угодно было случаев, когда не то, что в большом селе, а в Сухой Терешке там около 1000 человек народу живет, даже в небольших деревнях бывало, что три души этому принадлежат, а соседи этому принадлежат и так далее, и так далее. И в частности, вот было 72 ревизских души у этого самого Савелия Ивановича Языкова. Дальше я цитирую: «Изъдѣла видно, что въ XVIII веке Въ Хвалынскомъ уезде владѣлъ имѣнiемъ прапорщикъ Савелiй Иванович Языковъ и, за неимѣнiемъ законныхъ дѣтей, взялъ къ себѣ въ прiемыши какого-то мальчика, которому присвоилъ фамилiю Савельева». Ну, теперь давайте пореконструируем, что это за ситуация такая. Значит он берет в приемыши. Статус непонятен. Это не приемный сын, потому что иначе он бы получил его фамилию. А тут он дает ему фамилию. Но фамилию дает говорящую, Савельев, то есть фактически это отчество.
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
Савелий Языков мальчику дает. Значит, видимо, прижил он с кем-то из своих, так сказать, вполне возможных крепостных девушек прижил он мальчика, скорее всего это его, значит, внебрачный сын. И еще ребенком записал его в гражданскую службу для получения чинов. Мы все прекрасно знаем, что была в XVIII веке практика записывания в военную службу. Ну, Петруша Гринев, – да? – например. Да?
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Но и в гражданскую бывало. Дело в том, что для того, чтобы записать вот так вот в службу, это же официально никакими постановлениями не разрешалось делать. Но на это смотрели сквозь пальцы, но нужны были связи. А у прапорщика Языкова их, видимо, не было этих связей, по крайней мере таких, чтобы в полк его записать этого мальчика. А может он просто его хотел при себе оставить, тоже вполне понятное желание. И он его записал в гражданскую службу. И у того шли потихонечку чины. И дослужился этот приемыш до титулярного советника.
С. Бунтман: 9
―
й класс.
А. Кузнецов: 9
―
й класс, совершенно верно. И это очень важно. Видимо, прапорщик Языков, дворянин, хотел, чтобы ребеночек тоже стал потомственным дворянином.
С. Бунтман
―
Ему еще два класса надо было.
А. Кузнецов
―
Один.
С. Бунтман
―
Один.
А. Кузнецов
―
Ему одну ступенечку надо было еще вползти…
С. Бунтман
―
Коллежский асессор.
А. Кузнецов
―
… в восьмой, в коллежские асессора ему надо было из титулярных советников. Правда, эта ступенечка гораздо выше и круче, чем все предыдущие.
С. Бунтман
―
Чем все предыдущие, да уж.
А. Кузнецов
―
Но тем не менее вполне возможно, что это было реально. Но он взял и умер молодым. Вот этот самый его воспитанник в 20-м году, видимо ему было там лет 30 в это время, он умер. Но до этого, значит, как сказано прямо в документе: «Языковъ женилъ его, но тититулярный совѣтникъ прожилъ недолго и въ 1820 году умеръ, оставивъ вдову не имѣвшую по чину мужа правъ дворянства, а слѣдовательно и права прiобрѣтенiя крестьянъ». Вот с этим тоже, значит, есть определенная путаница. Вопрос о том имеют ли права личные дворяне приобретать крестьян. Дело в том, что давайте напомним. Помимо потомственного дворянства, вот оно как раз в гражданской службе давалось с восьмого класса, все, кто имел до 45-го года, до 1845 года, все, кто имел хотя бы даже 14 класс вот этого коллежского регистратора на даже гражданской службе получал личное дворянство. То есть станционный смотритель, вот этот, которому мы сочувствуем, которого мы оплакиваем, коллежский регистратор, 14-й класс, он личный дворянин.
С. Бунтман
―
Личный.
А. Кузнецов
―
Личный.
С. Бунтман
―
Личный.
А. Кузнецов
―
Прав у них было меньше, чем у потомственных. Они не имели права участвовать в дворянском самоуправлении. Они давали свой, свое дворянство только супругам, а на детей оно, соответственно, не распространялось. А вот вопрос о том, могут ли они владеть крестьянами до 1814 года решен не был. И они фактически ими владели и оформлялись купчие. Правда, получалось, что совершенно непонятно. Вот умер этот личный дворянин. Что с этими крестьянами происходит? Они переходят по наследству или не переходят? Поскольку вопрос был, видимо, не рядовой, то есть я имею в виду, что такие вопросы возникали постоянно. В 14-м году по этому поводу издается указ. Я этот указ нашел, потому что я смотрю… Чего я не мог понять с самого начала? Я, честно говоря, думал, что личные дворяне не имели и раньше этого права. Так… У меня было такое…
С. Бунтман
―
Ну, да. Логично как-то казалось. Да.
А. Кузнецов
―
Конечно, они же по наследству передать не могут, то, се не могут и вообще не понятно, что там будет происходить. А я смотрю тут приведены всякие купчие. Сейчас я кое-что процитирую. Все транзакции, так сказать, с этими крестьянами супруги Савельевы осуществляют до 14-го года. А в 14-м году 11 июня грянул следующий указ. Значит, департамент… «Представленiе Министра Юстицiи и положенiе Правительствующаго Сената по вопросу: могутъ ли личные Дворяне владѣть крестьянами и дворовыми людьми, также слѣдуетъ ли на имена ихъ писать купчiя крѣпости и закладныя и по онымъ утверждать за ними купленныхъ крестьянъ и дворовыхъ людей? - Это вопрос, который был поставлен. - «Государственный Совѣтъ, по соображенiи обстоятельства сего съ законами, и по уваженiю представленныхъ Министромъ Юстицiи основанiй, положилъ: 1. Право владѣнiя личныхъ дворянъ крестьянами и дворовыми людьми, доселѣ ими прiобрѣтенными, оставить неприкосновенности, не распространяя права сего на наслѣдниковъ, которые по тому и должны будутъ людей тѣхъ и крестьянъ продать въ узаконенный срокъ, буде не прiобрѣли сами по себѣзаконнаго права на владѣнiе. 2. На будущее время строжайше наблюдать, чтобъ никто изъличныхъ дворянъ, - значит, - не могъ прiобрѣтать крестьянъ и дворовыхъ людей». Вот. Вот на этом моменте…
С. Бунтман
―
Вот ограничения.
А. Кузнецов
―
Да, вот.
С. Бунтман
―
Вот ясное ограничение.
А. Кузнецов
―
Пока остановимся.
С. Бунтман
―
Да, остановимся. И мы продолжим. Я только хочу напомнить, что вы сейчас можете голосовать за процесс, который будет в следующее воскресенье. И это все на сайте «Эха Москвы» только до 13 часов.**********
С. Бунтман
―
Напомню, что вам осталось минут 20 голосовать за темы следующего «Не так».
А. Кузнецов
―
Да, вы молодцы, вы хорошо голосуете.
С. Бунтман
―
Французским учительским голосом сказал Алексей Кузнецов.
А. Кузнецов
―
Хорошие дети. Да.
С. Бунтман
―
Да. Суд над Флобером у нас. Суд над убийцей Ландрю, такой был убийца и брачный аферист. И всем известный маршал Филипп Петен. Анри-Филипп Петен. И можете голосовать на сайте «Эха Москвы» еще минут 20.
А. Кузнецов
―
Вот замечательно меня Сергей из Саратова поправляет: «Название деревни Сухая Тéрешка».
С. Бунтман
―
Тéрешка.
А. Кузнецов
―
Прекрасно. Я этого не знал, конечно.
С. Бунтман
―
Да, очень хорошо.
А. Кузнецов
―
Да, ну, спасибо большое.
С. Бунтман
―
Хорошо, хорошо. Спасибо большое.
А. Кузнецов
―
Спасибо. Вот.От реки. Действительно река Сухая Терешка, приток реки Терешка. Более того там две этих Сухих Терешки, две речки. Кстати говоря, искал решение Сената по этому делу. Сразу скажу, не нашел. Но нашел другое решение Сената за 85-й год по Сухой Терешки, значит, спор. Человек, владевший землями на обеих берегах этой реки, что устроил? Она, видимо, маленькая речка, достаточно мелкая. Значит, в жаркие годы вообще, видимо, превращается в ручеек. Он ее перегородил от своего берега до своего берега и отвел в канаву…
С. Бунтман
―
Отлично! Молодец!
А. Кузнецов
―
… для орошения своих земель, естественно. Так вот Правительствующий Сенат разбирал это дело и постановил, что хотя эта речка не объявлена общим достоянием, так сказать, но вот все равно он так-то и так-то не прав, поэтому…
С. Бунтман
―
Ну, вообще свинство…
А. Кузнецов
―
…следует канаву закопать, а запруду закопать.
С. Бунтман
―
Ну, вообще-то, да. Это…
А. Кузнецов
―
Вот. Так вот дальше. А дальше вот что. Дальше, значит, происходит жуткая махинация. Я сейчас быстро, нарочито, скороговоркой прочитаю. «Въдоносѣ разъяснялось, что за Языковымъ по 5-й ревизiи по Сухой Терешкѣ состояло 58 душъ, да за женою его 10 душъ, но г. Языковъ въ 1805 г. продалъ 5 душъ прапорщику Карамзину, 3 души воспитаннику своему – Савельеву, 11 душъ женѣ этого Савельева, 21 душу г. Урженевскимъ, 6 душъ тогда же губуребнскому секретарю Неклюдову, 4 души статскому советнику Соловцову; затѣмъ титулярный советник Савельевъ кромѣ 3 душъ отъ Языкова, прiобрѣлъ покупкою 8 душъ отъ упомянутого г. Соловцова; такъ что по 7-й ревизiи за нимъ, Савельевымъ, съ новорожденными состояло всего 18 душъ». Происходит какая-то вакханалия.
С. Бунтман
―
Как приговор читали.
А. Кузнецов
―
Прапорщик Языков…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… со страшной силой распродает своих крестьян соседям. А крестьяне этого не замечают. Собственно говоря, из чего возникло дело. В 27-м году нашелся добрый человек, который, впрочем, в этом деле имел свои интересы. Так что добрый он относительно. Некий титулярный советник Сумароков, который объяснил крестьянам, вот этим 72 ревизским душам: «Ребят, а вы все не принадлежите вот вашей помещице Савельевой». Крестьяне искренне были убеждены, что, ну, да, умер барин в 24-м, вот соответственно, вот новая владелица, помещица Савельева. Он говорит: «Нет, вы ей не принадлежите. Вы по документам все проданы».
С. Бунтман
―
Эпическое дело. Языков, Сумароков.
А. Кузнецов
―
Языков, Сумароков и абсолютно гоголевский сюжет. Это действительно мертвые души, только на изнанку. Там были мертвые души, а тут липовые владельцы. Да. Значит, причем, когда выяснилось, что кто-то продан с землей, кто-то без земли. Кто-то продан с семьей, а кто-то с разделением семьи, там дети в одну сторону, родители в другую. Крестьяне естественно совершенно обалдели. И вот, собственно говоря, рождается этот иск. Зачем все это делается? Можно только догадываться, но догадка такая. Значит, хотя и сказано, что у Языкова не было законных детей, но наследник был. У него был внук. Видимо, у него были когда-то законные дети, там сын или дочь. Видимо, умерли…
С. Бунтман
―
Помимо Савельев, да?
А. Кузнецов
―
Да, помимо Савельева. Видимо умерли, но внук законный был. Причем явно совершенно у него была дочь, потому что здесь, значит, когда начали разбираться в этом деле, то сама Савельева сказала, что вот внук и наследник Языкова господин Захарьин. То есть видимо от дочери, – да, – которая вышла замуж за некоего Захарьина.
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
Вот. Почему-то, может, она вышла замуж против тятенькиного благословения, может еще. Почему-то Языков не хотел ему передавать наследство. А еще вероятнее он очень хотел вдове своего сына это самое наследство передать. Вот здесь мы вступаем в область полных догадок, но зная нравы и видя его старания, я думаю, что после смерти сына, а сын с женой жили в другом месте, она приехала к своему свекру и там у него поселилась. Я думаю, что между ними завязались тоже какие-то отношения.
С. Бунтман
―
Был он снохач?
А. Кузнецов
―
Ну, уже, видимо, после смерти сына.
С. Бунтман
―
Ну, да.
А. Кузнецов
―
Потому что она на суде показывала, что они с сыном жили в другом месте. Она, кстати, явно была старше сына и у нее были свои дети от предыдущего брака. И там ее родня будет, ее зять будет участвовать в этом во всем.
С. Бунтман
―
Да. Как говорил мой друг-комментатор Елагин: «Какая Агата Кристи».
А. Кузнецов
―
А вы знаете, не Агата Кристи. Вот я вспоминаю, вот эти знаменитые…
С. Бунтман
―
Лесков.
А. Кузнецов
―
… строки, строки Ахматовой: «Онегина воздушная громада, как облако, стояла надо мной». Я, когда к этому делу готовился, надо мной не воздушная громада Онегина, а две тени: Гоголь, – понятно, – и Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Причем не с сатирами его, а с жуткими «Господами Головлевами». Вот эти все взаимоотношения там внутри, вот эти ревности, вот это вот оставлю наследство, не оставлю наследство.
С. Бунтман
―
Тут вылезает и Лесков, и Федор Михайлович, и здесь вся русская литература, не только Языковым и Сумароковым представленная.
А. Кузнецов
―
Да, да. И, значит, она личная дворянка, она титулярная советница. Да? То есть она не может, она обязана всех лично ей принадлежащих крестьян, у нее было несколько, она обязана продать. От мужа она получить не может, от свекра тоже. И вот тогда заранее, ну, он пожилым человеком этот Языков умирал. Заранее он начинает готовить операцию. А в чем она заключается? В фиктивной продаже соседям. Вот эти все люди, все эти Неклюдов, все эти Соловцов, Сумароков, Урженевский – это все соседи. И составляются безденежные купчие. Я уж не знаю, соседи взяли за это с них что-то или как Манилов, так сказать, из-за соседского уважения и прочего политеса бесплатно все это, ну, за оформление купчей все равно платить надо, как мы помним из разговора Чичикова с Плюшкиным. Да? Ну, там какие-то деньги видимо за это были заплачены. Смысл заключался в том, что фактически крестьяне оказались у других владельцев, то есть юридически. А фактически ими продолжала владеть Савельева. И крестьяне никогда бы не узнали об этом скорее всего, если бы вот соответственно какие-то соображения одного из Сумароковых, но не того, который купил крестьян, потянули за язык. Возможно он хочет подгадить своему братцу.
С. Бунтман
―
Так, так, так.
А. Кузнецов
―
Понимаете? Цитирую: «Крестьяне, съ своей стороны, писали, что купчiя совершены Языковымъ за нѣскольколѣтъ до смерти, а между они до самой кончины Языкова были въ его владѣнiи и только послѣ этого, оказались одни принадлежащими Савельевой, а другiе инымъ господамъ, которыхъ и не вѣдали. Языковъ разбилъ ихъ семьи, причемъ однихъ продалъ съ землей, другихъ безъ земли, а между темъ, въ дѣйствительности семьи ихъ не разлучались и съ мѣста никто удаленъ не былъ». Хвалынский уездный суд крестьянам в иске отказал. «Уйдите, противные». Да? Так сказать, по документам вот пожалуйста, купчие есть, документы есть, все в порядке. Все в порядке, значит. Крестьяне с этим не согласились. Выбрали из своей среды крестьянина Захара Васильева, видимо грамотного и отправили его в Саратов для того, чтобы он там соответственно уже в губернском суде за них, так сказать, постоял. Госпожа Савельева не будь простой женщиной немедленно заявила в полицию о побеге. Васильева схватили, поймали, посадили в острог и выпороли. После чего его выдали местному дворянству, которое его еще раз побило и отняло документы. Очень непростой был человек крестьянин Васильев. Вот в деле говориться: «У него хранились разные документы, изобличавшiе Савельеву въ неправильномъ владѣнiи крестьянами, но, по указанiю ея зять ея Сумароковъ съ другимъ чиновникомъ насильственно, съ побоями, отобрали у Васильева всѣ бумаги и уничтожили».
С. Бунтман
―
Ох.
А. Кузнецов
―
Да. Палата производит новое… Палата губернская велела уездному суду произвести новое дознание. И начинается дознание по всей форме. Значит, что должен суд установить? Суд должен установить действительно ли фактически крестьяне находятся в полном распоряжении Савельевой. Опрашивают, во-первых, дворян, которые в этих купчих значатся. Во-вторых, крестьян соседних деревень, впрочем, и Сухой Терешки тоже, потому что там есть крестьяне, которые никакого отношения к Языкову не имеют. Крестьяне все единогласно, поголовно, это вот то, что называется повальный обыск. Мы в деле Марфы Волоховой о них говорили.
С. Бунтман
―
Да, это опрос всех.
А. Кузнецов
―
Опрос всех. Да.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
Они повально показали: «Да нет, да они все действительно Савельевой принадлежат. Они оброки ей платят. Они на нее работают. Более того, нашлись документы, что когда там в ревизской сказке пропустили одного крестьянина… Ну, что значит пропустили? Попытались скрыть, чтобы не платить за него штраф. Это дело вскрылось. И штраф за него, большой штраф, 500 рублей, был наложен на Савельеву. И она, не разу не вякнув, его уплатила. То есть она уплатой этого штрафа подтверждает, что она владелица крестьянина. Хотя по документам он не ее. Да? Значит, а вот местный батюшка, а также все, почти все, кроме одного дворянина, упомянутого в купчих, говорят: «Нет, это наши крестьяне», - говорят упомянутые в купчих. А батюшка говорит: «Да нет, они у меня на исповедь когда приходили, называли своих хозяев и называли вот этих вот новых, так сказать, которые вот их новые владельцы. А сама госпожа Савельева придумала замечательное объяснение: «Почему же, - ее спросили, - ваши крестьяне показывают, что они ваши фактически?» Цитирую: «А что крестьяне, принадлежащiе разнымъ помѣщикамъ, начавъ искъ о свободѣ отъ нея, Савельевой, до сихъ поръ соединяютъ въ одно владѣнiе всѣ земли и дѣлятъ ихъ между собою, какъ прежде при Языковѣ, то это дѣлаютъ нарочно, чтобъ поставить на видъ, что они имѣють одну владѣлицу».
С. Бунтман
―
Ха.
А. Кузнецов
―
То есть вот они, мерзавцы, по-прежнему держатся все вместе и делят между собой земли, как если бы они принадлежали одному владельцу, чтоб меня бедную вдову, значит, вот всячески уесть и угрызть. Значит, единственный человек, который из дворян местных, который… прапорщик Карамзин.
С. Бунтман
―
Ой.
А. Кузнецов
―
Да.
С. Бунтман
―
Слушайте, ну, вы даете. Что это здесь?
А. Кузнецов
―
Ну, вот так вот.
С. Бунтман
―
Это мы почитали, американский фильм, где вот просто по учебнику литературы берут фамилии.
А. Кузнецов
―
Толстой, Чехов…
С. Бунтман
―
Да, да. Генерал Гоголь. Да.
А. Кузнецов
―
Один только генерал Карамзин за себя отверг такую покупку. Генерал… Прошу прощения. Прапорщик, конечно.
С. Бунтман
―
Прапорщик.
А. Кузнецов
―
Господин Карамзин.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Кузнецов
―
Один только господин Карамзин за себя отверг такую покупку, значит, и сказал, что никогда он ничего не покупал и, вообще, все эти, значит, крестьяне, он их вообще в глаза не видел. На что в дело была приобщена справка, что да, он их вроде как не покупал, но они все равно все уже умерли. Поэтому, значит, это не имеет никакого значения. Я даже боюсь думать. То есть липа это или действительно так получилось, что умерли уже эти крестьяне. Дело-то тянулось 15 лет все-таки, немного-немало.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
В общем, все это дело благополучно улетает в Сенат. Сенат над ним думает пару лет и выносит соломоново решение: «Слушайте, разбирайтесь сами, а?» И отправляет его обратно в эту самую губернскую палату. А в губернской палате мнения разделились. Значит, прокурор губернской палаты, видимо, я так понимаю, что человек неместный, а присланный. Поэтому ему не дороги интересы местного дворянства. И он предлагает поступить по закону. То есть признать сделки фиктивными, а крестьян соответственно изъять и, видимо, дальше там решить их судьбу, но скорее всего поверстать в государственные крестьяне. На что сама палата, люди явно местные или по крайней мере укорененные, с этим не соглашаются ,с прокурором. Говорят: «Нет, нет, все по закону. Все в порядке». В 37-м году учреждается Министерство государственных имуществ киселевское, знаменитое. Да? Тут же крестьяне обратились за защитой в Министерство государственных имуществ. «При чемъ объясняли, что дѣло въ судѣ и палатѣ тормозили близко знакомые ихъ госпожи, - двоеточие, - уѣздный стряпчiй, например, имѣлъ даже частную переписку по ихъ дѣлу съ г. Савельевой, каковую переписку они представили въ губернское правленiе». Слушайте, где они ее взяли? Похоже, что уездный стряпчий им ее продал.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Я не вижу другого варианта.
С. Бунтман
―
Вполне. Вполне.
А. Кузнецов
―
Скорее всего.
С. Бунтман
―
Вполне.
А. Кузнецов
―
Скорее всего. Это что такое уездный стряпчий в то время? Жулик вообще невероятный. Да? Давайте вспомним суд, тяжбу между Троекуровым и старшим Дубровским. «Зять госпожи Савельевой состоитъ квартальнымъ надзирателемъ въ Сызрани». Не помню, из какой полицейский чин. «Сынъ госпожи Савельевой – засѣдателемъ въ Кузнецкомъ уездном судѣ; наконецъ, Федор Сумароковъ, за которымъ числились фиктивно крестьянене, былъ хвалынскимъ исправникомъ». То есть, значит, полицейским чином. Дело еще раз уходит в Сенат из Министерства госимуществ. Сенат перебрасывает дело опять в губернское правление. Губернский прокурор опять предлагает крестьян, значит, изъять. Губернская палата категорически против. По протесту прокурора дело из губернского правления было послано опять в Сенат. 42-й год. И вот там оно теряется. Все. Дальнейшей информации об этом деле нет. Решил ли что-то Сенат или если решил, то, что именно, мне найти не удалось. Ну, до отмены крепостного права остается меньше 20 лет. Я посмотрел документы, в 60-е годы уже есть земские журналы и они, кстати говоря, все выложены по Хвалынскому уезду. Помещица Савельева и люди с такой фамилией уже не значатся. Вот все эти многочисленные Сумароковы и Соловцовы, они есть по-прежнему. Там они со своими крестьянами землю делят.
С. Бунтман
―
Что Карамзин?
А. Кузнецов
―
Карамзина нет и вот этого нет. Так что чем дело закончилось совершенно непонятно. Но вот это вот дореформенный суд.
С. Бунтман
―
Но вы представляете, – да, – и вот в масштабе, в масштабе вот этого села, вот этой деревни, в масштабе уезда даже – это какой-то, это ведь буря. Это тайфун, простите меня. Это же тайфун там. Вяло текущий тайфун. Люди годами этим занимались.
А. Кузнецов
―
Представляете какую подготовку правовую получили тамошние крестьяне.
С. Бунтман
―
О, да.
А. Кузнецов
―
Я не удивлюсь, если через пару поколений, так сказать, адвокаты вырастут из их внуков. Вот Виталий пишет: «Теперь понятно почему Александр II дал волю». И вы знаете, я бы сказал еще больше, понятно, почему он провел судебную реформу. Вот во многих местах я встречал утверждения, что одним из главных таких вот спусковых крючков судебной реформы было, когда ее инициаторы Александру представили дела, которые тянулись 30 лет, 40 лет.
С. Бунтман
―
Причем если до этого, до этого старались, тоже реформировать каким-то образом, но так количественно скорее, внутри одного и того же качества. Например, реформа Сената и при Екатерине была, и при Павле тоже. Старались упорядочить систему жалоб, систему прохождения дел и через Сенат, и через суды. Но…
А. Кузнецов
―
На местном уровне.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
А ничего не сделаешь.
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
Кум, брат, сват…
С. Бунтман
―
Да.
А. Кузнецов
―
… любовник, любовница. Ничего не сделаешь.
С. Бунтман
―
А решиться на судебную реформу, ну, я думаю, что не зря вот в Храме-на-Крови вот записано, вот среди на досках…
А. Кузнецов
―
Милость да царствует в судах.
С. Бунтман
―
Да. И вот написано вот среди величайших конечно завоеваний Александра.
А. Кузнецов
―
Безусловно.
С. Бунтман
―
Эпохи Александра II.
А. Кузнецов
―
Безусловно.
С. Бунтман
―
Вот. Дорогие друзья, в общем-то все вот с этим делом. И я должен объявить…
А. Кузнецов
―
Посмотрите.
С. Бунтман
―
Сейчас я еще раз обновлю, обновлю результаты голосования. Ну, и что же? Начнем с третьего места. Третье место занимает у нас Анри-Дезире Ландрю, убийца и брачный аферист. Второе место писатель известный довольно Гюстав Флобер, автор романа «Госпожа Бовари». И первое место получает маршал Франции Филипп Петен.
А. Кузнецов
―
В одни ворота. 56%.
С. Бунтман
―
Да, 56%. И вот много вас проголосовало.
А. Кузнецов
―
Почти 850 человек проголосовало.
С. Бунтман
―
Прекрасно. Спасибо большое. Мы сейчас расходимся и преступаем к делу Петена.
А. Кузнецов
―
Все.
С. Бунтман
―
Приведите маршала Петена, пожалуйста, сюда.
А. Кузнецов
―
Введите.
С. Бунтман
―
Ведите. Да. Спасибо большое. Прощаемся до следующего воскресенья.
А. Кузнецов
―
Всего доброго!