Суд над выжившими участниками семьи Овечкиных по обвинению в захвате самолёта, СССР, 1988 - Алексей Кузнецов - Не так - 2016-04-24

24.04.2016

Суд над выжившими участниками семьи Овечкиных по обвинению в захвате самолёта, СССР, 1988 - Алексей Кузнецов - Не так - 2016-04-24 Скачать

Сергей Бунтман

―

Очередной процесс. 12 часов 10 минут. Всем встать! Всем сесть! Вот. И Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева здесь.

Алексей Кузнецов

―

Добрый день!

С. Бунтман

―

И вы… Ну, кто бы сомневался? Вы выбрали процесс Овечкиных. Все процессы, все очень интересные были. Конечно, некоторые войдут вторыми местами.

А. Кузнецов

―

Ну, вот то дело «фантомасов», которое…

С. Бунтман

―

Да, оно войдет.

А. Кузнецов

―

… оно уверенно на втором месте. Конечно, мы его предложим в следующий раз.

С. Бунтман

―

Конечно, естественно, но дело Овечкиных несмотря на свою супер-, гиперизвестность, в нем есть, о чем поговорить. Что мы сегодня и сделаем.

А. Кузнецов

―

В нем очень есть, о чем поговорить. И это даже суд признал, потому что помимо основного приговора там будут возбуждены два уголовных дела по, вот собственно по обстоятельствам, которые сделали возможным то, что произошло. Но я думаю, что очень многим нашим слушателям это дело памятно. Вот прям они были свидетелями того, как все это освещалось в прессе. Поскольку это уже 88-й год и, в общем, свободы несравненно больше, чем, скажем, во времена застоя, я имею в виду, у средств массовой информации. Хотя все равно писали осторожно. Вот я нашел на информационном портале города Иркутска там у них… они выложили газетные заметки того времени. Там очень, очень аккуратно сообщается вот начался суд, там на скамье подсудимых те-то, те-то. То есть, в общем, такая информация достаточно минимальная. Хотя вообще не очень понятно, какая общественная атмосфера ожидалась от этого процесса. Ведь сразу, забегая вперед, начнем с суда. По закону Советского Союза в обычном случае рассматривает дело тот суд по месту совершения преступления.

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

И в данном случае это было соблюдено, потому что рассматривал это дело Ленинградский областной суд. Хотя тут, конечно, вопрос подсудности мог трактоваться достаточно широко, потому что начали они осуществлять преступный замысел еще в Иркутске, нарушив правила безопасности, – да? – и пронеся в самолет, скрытно пронеся достаточно большой арсенал оружия. Так что можно было и к этому привязать, потому что обвиняли в захвате воздушного судна. А условия для этого были созданы уже в Иркутске. А приступили они к осуществлению этого замысла, когда самолет взлетел после дозаправке в Кургане. Но было принято решение, что по месту вот принудительной посадки лайнера в Ленинградской области, соответственно Ленинградский областной суд и рассматривал это дело.

С. Бунтман

―

Это имело значение в данном случае?

А. Кузнецов

―

Да Вы знаете, вот не знаю. Я имею в виду, что, конечно, решение было бы примерно таким, я думаю, у любого суда Советского Союза, который бы это дело рассматривал. Решение было еще сравнительно мягким, как я постараюсь показать. Но было принято решение, что это будет выездная сессия Ленинградского облсуда и проходить она будет в Иркутске. То есть власть не только не пыталась это дело как-то приглушить. Наоборот…

С. Бунтман

―

Или быстренько…

А. Кузнецов

―

Да, понятно, что в городе, где эти люди прожили всю жизнь, там поскольку на скамье подсудимых были совсем молодые люди. И где их прекрасно знали. Они были местной достопримечательностью и гордостью Иркутска до определенного момента. Было понятно, что, конечно, общественный резонанс будет гораздо больше, чем в той же самой Ленинградской области, но вот тем не менее. Что собственно произошло? Речь идет о семье достаточно незаурядной. Семья Овечкиных. В семье было 11 детей. 7 мальчиков, 4 девочки. Отца их к моменту… Напомню, все произошло 8 марта 88-го года. К этому времени уже 4 года не было в живых их отца. И он… И главой семьи, безусловным, собственно это и на процессе было показано, была мать, Нинель Овечкина. Женщина очень трудной судьбы. Она родилась еще до войны. Ее отец погиб на фронте. А когда девочке было совсем немного лет, то нелепо погибла мать. Она возвращаясь уже в темноте домой попыталась на колхозном поле там подобрать несколько картофелин, и ее сторож застрелил. Тоже такая примета времени. И девочка оказалась соответственно в детском доме. Вышла замуж. Тяжелая, видимо, у нее была жизнь. Муж выпивал. И вот родила 11 детей. Она была награждена орденом «Мать-героиня». И им были выделены в городе на одной лестничной площадке две трехкомнатные квартиры. И при этом сохранен их загородный домик. Но все, кто их знали, говорят, что, в общем, они все равно достаточно бедно жили. Дети достаточно разновозрастные. В момент, когда все это произошло там старшей дочери уже в районе 30. А там младшим детям еще 10 не исполнилось. И мать властная, жесткая, амбициозная женщина, железной рукой державшая в доме порядок. Вот я посмотрел телеинтервью с ныне здравствующей, насколько я понимаю, Татьяной Овечкиной. И та говорит, что вот там: «У нас порядок был в семье, мы не пили, не курили, ничего. Мама, как-то все вокруг нее». Ну, собственно, это будет видно. И в момент вот этой вот трагедии на борту воздушного судна она будет принимать все самые драматические решения. И судя по всему, решение захватить самолет тоже, ну, может быть, начало оформляться и в головах у сыновей, но от нее зависело, будет оно, или не будет оно реализовано. Дело в том, что, значит, выяснилось, что у мальчиков этой семьи имеются музыкальные способности. Об этих музыкальных… О степени этого музыкального дарования очень разные оценки. Кто-то говорит: «Да, ну, вообще они ничего из себя, как музыканты не представляли. Вот, это, так сказать, раскрученная просто такая вот группа. Ну, семь мальчишек». Ну, Вы знаете, я встретил, например, в интернете свидетельство человека, который учился в иркутском музыкальном училище на одном курсе с одним из Овечкиных, с Михаилом, это, на минуточку, Денис Мацуев. И он очень высоко, так сказать, оценивает вот сейчас уже с высоты своего нынешнего положения, он говорит, что Михаил Овечкин, вот который с ним, был его однокурсником, что он был очень одаренным музыкантом. Так что в любом случае, там, может быть, они в разной степени были одарены, но говорить, что это совершенно какие-то там серые ребята, из которых слепила пропаганда нечто, это не так. Но можно посмотреть, есть документальный фильм, который был снят об этой семье, где фрагменты их выступлений. В общем, ну, сейчас это не производит, естественно, впечатлений. Мы привыкли уже к совсем другим стандартам, там и показа и всего прочего. Но насколько я понимаю, для того времени это вполне себе диво.

С. Бунтман

―

Вполне, вполне. Да, это было.

А. Кузнецов

―

Они, вот этот ансамбль «Семь Симеонов», только мальчишки принимали участие. Я уж не знаю, там то ли девочек судьба музыкальными талантами не одарила, то ли это был принципиальный такой ход, что вот это будет ансамбль из семи мальчиков. Я не знаю. Но вот «Семь Симеонов» они были очень раскручены. Они в 85-м году выступали в Москве на фестивали молодежи и студентов.

С. Бунтман

―

Да, да.

А. Кузнецов

―

И вообще, как я понимаю, они много ездили. И вот за год примерно до этой трагедии все источники говорят о том, что, видимо, это был вот такой вот главный толчок. Они выехали, причем мамы с ними не было в этой поездке. Они выехали на гастроли в Японию, и там, судя по всему, к ним был некий подход со стороны представителей. Ну, сейчас конечно уже не разберешь, были это представители спецслужб, которые выдавали себя за музыкальных продюсеров. Ну, время действительно было, когда такая вот идеологическая, в том числе война спецслужб еще в полный рост существовала. То ли это действительно были представители.

С. Бунтман

―

Вполне возможно, потому что…

А. Кузнецов

―

Может быть.

С. Бунтман

―

Нет, поставить на них как, с точки зрения и раскрутки, можно было.

А. Кузнецов

―

Ну, насколько я понимаю, семь братьев-музыкантов – это по мировым стандартам вполне незаурядное явление.

С. Бунтман

―

Причем в Штатах чрезвычайно популярна были все 40-е, 50-е годы, даже и довоенные тоже, вот это ансамбли именно разновозрастных детей, сестер, братьев. Вот Картер те же самые. Жена Джонни Кэша-то. Который тоже это был их семейный ансамбль.

А. Кузнецов

―

Ну, одним словом, им было сделано некое очень привлекательное предложение. И вроде бы, даже предложение заключалось в том, чтобы, по крайней мере они, это же все с их слов, причем их слова будут в передаче других людей тоже потом, что все старшие практически, все старшие же погибнут во время этого самого драматического события. И вроде бы им предложили сразу просто вот остаться, не возвращаться. Но дома оставалась мать. И они решили вернуться, но, видимо, с крепко засевшей в голове идеей, что надо выбираться на Запад. А дальше, видимо, я не нашел никаких следов того, что они предпринимали хоть какую-то попытку сделать это, ну, что называется, цивилизованным путем.

С. Бунтман: 86-87

―

й год.

А. Кузнецов: 87

―

й. Они в Японии были в 87-ом.

С. Бунтман: 87

―

й год. Непонятно еще.

А. Кузнецов

―

Очень непонятно.

С. Бунтман

―

Ну, вот Рупрехт со свойственной ему прямотой пишет: «Ну, вообще, они дураки отъявленные. Нужно было подождать пару лет и легально…».

А. Кузнецов

―

Ну, уж конечно. А мимо этого, такого рода ремарки практически никто кто сейчас об этом деле пишет не проходит, потому что действительно еще 1,5-2 года и, в общем, можно было уже почти наверняка выехать. Но вот надо же попытаться вернуться в 87-й год и представить себе метания этих, видимо, не великих умов, но, тем не менее, вот такие прагматические соображения: «А если мы подадим заявление в ОВИР, а нам это дело зарубят, да еще и лишат того, что мы уже имеем».

С. Бунтман

―

Лишат квартир, лишат домика, лишат возможности выступать.

А. Кузнецов

―

Конечно. Даже может быть там квартиры бы, наверное, уже не тронули, но, конечно, такое пятно, вот они перестанут быть тем, к чему они уже безусловно привыкли, без чего они как без наркотиков жить не могут. Ну, и конечно эту семью безусловно, ну, старших разумеется, младшие никакого отношения к их принятию решения не имели, безусловно характеризует выбор способа, вот осуществления этого замысла. Они долго готовились. Это на суде было показано прекрасно. Подготовка эта заключалась в отработке, в общем, достаточно небольших, но очень важных деталей. Вплоть до того, что они специально увеличили размеры футляра для контрабаса, для того, чтобы он не пролезал в эту рентгеновскую установку аэропортовскую. И пару раз уже с этим увеличенным футляром и с обычным контрабасам в нем съездили на гастроли, чтобы посмотреть какая будет реакция.

С. Бунтман

―

Как работает это, да?

А. Кузнецов

―

Как это работает. И убедившись, что это работает, они в контрабас засунули обрез и там еще кое-что. И действительно в аэропорту, ну, они часто летали, их знали. Иркутск все-таки не такой уж большой город. Да? И действительно, когда контрабас вот зацепился, не въехал в эту самую камеру, сотрудница спецконтроля, она посмотрела там, потрогала там, дернула за эту самую, за застежку и махнула рукой, дескать: «Проносите». В отношении нее суд возбудит и выделит в отдельное производство уголовное дело, потому что, конечно, это собственно грубейшее нарушение.

С. Бунтман

―

Они тогда уже были правила вот досмотра, были…

А. Кузнецов

―

Да. Они ничем не напоминали нынешние жесткие. Но все равно уже пропускали через этот интервизор он, по-моему, называется, через этот вот прибор багаж. И, ну, надо понимать, как это еще тоже вот, это время, когда немножечко спала та вот тревога, которая возникла в 70-е годы после этого знаменитого, удачного для террористов угона самолета в Турцию, когда отец и сын Бразинскасы… Ну, памятное людям старшего поколения дело, когда погибла тогда стюардесса. Помните, да?

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

Вот и после этого в течение 10 лет все рейсы сопровождал сотрудник милиции, вооруженный сотрудник милиции в штатском. Но вот как раз в середине 80-х это правило было отменено, потому что вроде как не было необходимости. Хотя угонов было много. Вот за время советской власти, вплоть до 91-го года около 100 попыток угона самолета было в Советском Союзе, из которых примерно четверть в той или иной степени, оказались удачными. И особенно часто такие попытки, насколько я понимаю, на маленьких прибалтийских рейсах, вот типа Рига – Талин. Рядом заграница. Рядом Финляндия, в принципе и до Швеции долететь можно. Уже принят и действует, и Советский Союз участвует в Конвенции международной о захвате воздушных судов, где принцип неотвратимости возмездия закреплен. То есть, в принципе, в принципе, я уж не знаю, чем там Овечкины думали, и думали ли они об этом чем-нибудь. Но если бы им удалось успешно приземлиться, ну, они планировали в Лондоне почему-то, они бы, конечно, сели на скамью подсудимых. Я в этом ни секунды не сомневаюсь. Вот то, что они вооруженные захватили воздушное судно, даже если бы дело обошлось без стрельбы и без жертв, то я уверен, что, ну, по крайней мере, старшие получили бы сроки. Но так или иначе вот они решили, значит, захватить самолет. Значит, вылетели из Иркутска. Они летели в Ленинград, вылетели из Иркутска. Самолет сел в Кургане на дозаправку. Все прошло благополучно. И как после того как самолет поднялся в воздух и лег уже вот на прямой курс на Ленинград, они передали через бортпроводницу экипажу записку, в которой потребовали следовать в Лондон и, значит, угрожая в противном случае. Там в записке было написано: «Вы под нашим контролем». Ну, и когда выяснилось, что они действительно вооружены. А там приличный у них был арсенал. Там было взрывное устройство, причем не муляж, а настоящее. Там было два обреза, там был пистолет. И, значит, когда стало понятно, что они не шутят, что они возбуждены, что они вооружены, интенсивнейшие переговоры с землей. И вот здесь, вот Вы ж сказали: «Есть о чем поговорить». Мне кажется, что здесь очень такая важная линия. Это абсолютно не колеблющаяся решимость властей не допустить попадания их за границу любой ценой. Вот в фильме в серии «Следствие вели» с Каневским… Я посмотрел фильм, значит, вылетело сейчас название из головы, не буду врать, без труда найдете. Он достаточно необычный для этой серии. Вот поклонникам этой серии хорошо известно, что там обычно много таких, ну, это многим нравится, таких лирических отступлений, про какие-то вещи того времени, еще что-то, Каневский бывает игрив. Нет, вот этот фильм, он очень такой сухой. Он очень по фактам. В нем минимум каких-то таких вот оценок. И там цитируются переговоры между командованием, соответственно, военного округа ВВС и так далее, и в частности, самолет находится в воздухе, а уже принят, идет приказ: «Любой ценой при попытке…». Ну, то есть при попытке пересечь госграницу самолет должен быть уничтожен. Его сопровождало звено перехватчиков. То есть в данном случае, я уж не знаю, чем руководствовались, там тем ли, чтобы напугать, неповадно было остальным, тем, кто попытается в дальнейшем. Не знаю. Еще может быть какими-то соображениями. Но, в общем, самолет был обречен. То есть либо штурм. Собственно то, что произошло. Либо он, скорее всего, был бы сбит.

С. Бунтман

―

Сколько пассажиров было?

А. Кузнецов

―

Ну, а сколько пассажиров? Порядка ста человек. Порядка ста человек вместе с экипажем.

С. Бунтман

―

Это у нас какой самолет был?

А. Кузнецов

―

Вы знаете, это, по-моему, Ту-156, если не ошибаюсь.

С. Бунтман: 154

―

й.

А. Кузнецов

―

Ту-150, по-моему, Ту-154. Да, по-моему, да. Я сейчас вспоминаю салон, кадры. У меня такое ощущение, что два ряда по два сидения в каждом. То есть он такой тесный, узкий достаточно.

С. Бунтман

―

Но это могут быть разные…

А. Кузнецов

―

Да. Но я много летаю, но плохо разбираюсь.

С. Бунтман

―

Он был тесный, но, по-моему, 3,3 54-й был.

А. Кузнецов

―

Да? Но боюсь соврать. А может быть меня сейчас зрительная память подводит. Но сейчас попробуем посмотреть в перерыве, чтобы…

С. Бунтман

―

Сейчас посмотрим.

А. Кузнецов

―

Да. Но и разные достаточно… Вот кто в этой ситуации действует, видимо, достаточно безупречно – это экипаж. И экипаж, и бортпроводники, они действительно пытаются сделать все возможное для того, чтобы уговорить. Хотя приказы поступают к ним, видимо, достаточно противоречивые и некоторые просто безответственные. Но сначала Овечкиным скармливают, ну, вполне предсказуемо… Да, сначала им предлагают от лица руководства…

С. Бунтман: 154

―

й, да.

А. Кузнецов

―

Ту-154?

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

Вот, значит, от лица руководства им предлагают, значит, выпустить, отпустить пассажиров и в обмен на это, значит, гарантируют заправку и беспрепятственный вылет за пределы СССР. Но на это они не клюнули.

С. Бунтман

―

Мы через 5 минут продолжим.

**********

С. Бунтман

―

Мы продолжаем. Дело «Семи Симеонов», дело Овечкиных и попытка захвата самолета. Ну, захват самолета, в общем-то, практически состоялся.

А. Кузнецов

―

Нет, захват самолета состоялся. Единственное…

С. Бунтман

―

Я хочу сказать Сергею, что пусть он не ломится в открытые двери. Захват самолета – это преступление. Все.

А. Кузнецов

―

Безусловно.

С. Бунтман

―

Точка.

А. Кузнецов

―

И защищать их нечего. Мы совершенно их ни в чем не защищаем. Абсолютно. Но то, что необходимо сказать, что помимо них в этой истории, конечно, есть еще одна сторона, которая, на мой взгляд, вела себя не лучшим образом, – это те, кто принимал решения. Те, кто принимал решения. И вот это вот, обреченность этого воздушного судна, она сейчас, в общем, нам понятна. Ну, а дальше, значит, им успешно бортмеханику удалось убедить их в том, что топлива не хватит. Они потребовали, если нужна дозаправка, посадить самолет на любом аэродроме за пределами соцлагеря. Но он убедил их, что до Лондона не хватит топлива, но вот…

С. Бунтман

―

А Хельсинки?

А. Кузнецов

―

И даже до Хельсинки. Значит, в конечном итоге, когда уже было принято решение сажать самолет на один из военных аэродромов между Выборгом и Ленинградом. Военный аэродром Вещево, значит было принято решение сажать самолет. К тому же там уже подступали сумерки, и пейзаж был такой, что, в общем, можно было какое-то время не понимать, что это не Финляндия. Им сообщили, что в Котке они будут садиться. Вот, вот, только, только, что называется, дотянули до границы и вот в самый, самый ближний, якобы заграничный аэродром. А на самом деле, значит, принято было решение сажать самолет в Ленинградской области. А дальше кто-то, я так понимаю, что так и не было установлено кто. Ну, или, по крайней мере, установлено, наверное, было, но это не имело, так сказать, последствий дальнейших, по крайней мере, видимых обществу. Приказал выдвинуть на взлетное поле взвод солдат. И старшие Овечкины, они в армии послужили, они сразу поняли, что происходит. И вот тут у них естественно окончательно сдают нервы. Значит, они убивают Тамару Жаркую бортпроводницу. И просто вот, как, что называется, из мести. А через нее многие переговоры велись. Через нее и через ее коллегу Васильеву. Еще два часа будет самолет находиться, его будут якобы заправлять. Овечкины разрешат бортмеханику выйти на крыло, чтобы открывать вот эти вот заправочные лючки. На самом деле топливо туда подаваться не будет. То есть все, вот это вот еще косвенное доказательство того, что решение принято самолет не выпускать не при каких обстоятельствах. Ну, и тем временем две группы спецназа, одна через кабину пилотов, одна через хвост, готовят штурмовать. Что это был за спецназ? Это были обычные группы, то, что называется, немедленного реагирования. То есть, ну, это, скажем так, милиционеры, которых готовили на случай внештатных ситуаций вообще, но в первую очередь, конечно, на случай уличных беспорядков. И сработали они плохо. Сработали они плохо. Это будет второе дело, которое будет выделено в отдельное производство. Его будет вести военная прокуратура. Там поснимают погоны. Плохо было все. Плохо действовали, нескоординировано действовали эти две группы. Плохо стреляли. То есть вот эти вот старшие «Симеоны» попадали в милиционеров, там были ранены несколько сотрудников милиции. А те попадали, в основном, в пассажиров в ответ. То есть ни один из «Симеонов» при штурме ранения не получил. Ну, и в результате поняв, что, тем не менее, живыми им не дадут уйти, как пассажиры потом будут вспоминать, в общем, по приказу матери, они пробуют покончить с собой. Взрывают взрывное устройство, но там получился какой-то очень направленный взрыв, погиб один только из них. Тогда мать приказывает старшему из сыновей убить ее. Он ее убивает и они, значит, кончают с собой при помощи обреза. Один из младших Миша Овечкин, вот тот самый, который был однокурсником Мацуева, потом на суде скажет, цитирую: «Вася, - Вася это старший из сыновей, ему 26 лет, но, видимо, такой, действительно, видимо, второй лидер после матери, - Вася хотел застрелить меня, поискал патроны в одежде у Димы, но не нашел, а у него оставался только один патрон, и он решил истратить его на себя». Вот такое вот показание у подростка. Вот, значит, в результате погиб член экипажа, погибла бортпроводница. Погибли четверо «Симеонов» и мать. Погибли три пассажира и 14 пассажиров получили тяжелые ранения. В частности это было связанно с тем, что когда взорвалась бомба, и начался пожар на борту, то пассажирам удалось выломить одну из дверей запасных выходов, но она не была оборудована трапом. И они прыгали с довольно большой высоты…

С. Бунтман

―

Ну, да.

А. Кузнецов

―

… на землю и получали тяжелые травмы позвоночников, и переломы, и все прочее. Приговор суда констатировал, что государству причинен, помимо вот гибели людей, причинен ущерб в 1 миллион 371 тысячу рублей.

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

В живых остались соответственно 28-летняя Ольга, 17-летний Игорь, и четверо совсем маленьких детей, две девочки и два мальчика. Пять месяцев шло следствие. Несколько десятков томов насчитывало уголовное дело. В конечном итоге к уголовной ответственности привлекли двоих. 28-летнюю Ольгу и 17-летнего Игоря. А соответственно маленьких, ну, они по возрасту не подлежали уголовной ответственности, потому что старшему вот из этих маленьких, Мише, ему было 13 лет. А даже за тяжкие преступления некоторые, уголовная ответственность наступала с 14. И сейчас наступает. И суд этот в конечном итоге… Вы знаете, я нигде не нашел никаких деталей, ни фамилий судей, ни фамилий адвокатов. Адвокаты, конечно, были, потому что по закону они обязаны были быть. Да, у несовершеннолетнего Игоря обязательно должен был быть адвокат. В связи с тяжестью предъявленного обвинения и у Ольги обязательно, даже если бы она отказывалась, должен был быть адвокат. Они были. Ничего я не нашел. Вот никаких по этому поводу нет данных. Суд, надо сказать, дал мягко. По нижнему пределу Игорю 8 лет это минимум того, что по данным обвинениям. А Ольге даже 6 лет, то есть ниже минимума. То есть были найдены смягчающие обстоятельства. Ну, надо полагать, в случае Ольги смягчающим обстоятельством было то, что она, в общем, мало принимала участие и не принимала никакого инициативного участия в том, что происходило. Кроме того, она была беременна во время захвата самолета, я так понимаю, что к моменту суда она уже родила ребенка. Ну, а что касается Игоря, он тоже, безусловно, был ведомым, и был несовершеннолетним, это тоже, конечно, суд, скорее всего…

С. Бунтман

―

Ну, вообще, разбирая иерархию, которая вот царила, которая существовала в этой семье, и достаточно жесткие правила, которые хороши были, например, для того, чтобы такую семью держать, чтобы мальчишки и девочки тоже не свихнулись с нормального пути. Но учитывая это, неполная ответственность как в таких случаях бывает, конечно, лежит на младших детях, даже и совершеннолетних бывает, особенно девочек.

А. Кузнецов

―

Вот Вадим спрашивает: «Откуда оружие?» Значит, я не могу точно сказать, но мне встретилось упоминание о том, что в доме, судя по всему, было как минимум одно охотничье ружье, потому что встретил упоминание о том, что отец, еще когда был жив, когда выпил как-то там целился снаружи вот в этом загородном домике, целился снаружи туда внутрь из охотничьего ружья. То есть, видимо, скорее всего, оба ружья принадлежали покойному отцу, а братья изготовили из них обрезы. Вот откуда остальное оружие не могу сказать. Как сложилась судьба Овечкиных? Сложилась она у подавляющего большинства из них…

С. Бунтман

―

Плохо.

А. Кузнецов

―

… плохо, да. Те двое, что оказались в тюрьме отсидели по половине срока. И выйдя на свободу, в общем, адоптироваться не смогли. Игорь Овечкин, трудно сказать, в тюрьме ли он познакомился с наркотиками, после ли тюрьмы, но он был вторично арестован в 90-е годы за распространение наркотиков. И при не очень понятных до сих пор обстоятельствах он погиб в СИЗО. Похоже, что однокамерники.

С. Бунтман

―

Ну, там есть разные… Считают, что в 99-м кто-то, он был жив еще.

А. Кузнецов

―

Ну, да. Но вот по такой вот главной версии с ним, видимо, расправились сокамерники. Что же касается Ольги Овечкиной, можно найти… Я нашел статью иркутской газеты, где достаточно подробно говорится о суде над ее многолетним сожителем, который в 2004-м году ее убил. Убийство бытовое на почве пьянства. Они жили плохо, бедно. Оба пили много. Ну, и вот в тот вечер у них возникла ссора, и в результате он похоже каким-то подвернувшимся бытовым предметом, там в материалах дела фигурировала тяжелая такая разделочная доска, вот похоже, что он ее просто на просто забил.

С. Бунтман

―

Да. Ну, и ребята тоже. Вот, по-моему, только у Татьяны сложилось более-менее.

А. Кузнецов

―

Ну, о ней нет сведений. Она появляется в фильме вот с Каневским в «Следствие вели», и там она производит… Симпатичная женщина, хорошо говорящая. Вот. О ее нынешней жизни известий нет, и слава Богу, наверное, не надо. Она жила в поселке Черемхово под Кемерово, в городе Черемхово. Как дальше сложилась ее судьба неизвестно. Ульяна, которой было 10 лет в момент вот этого страшного события, она в 16 лет родила ребенка. Видимо, у нее тоже что-то было с психикой, пила, дважды пыталась покончить с собой, броситься под машину. Во время второй вот этой попытки она, ну, попала под машину, стала инвалидом. В общем, плохо сложилась жизнь этих людей. Ну, вот единственное о ком до недавнего, по крайней мере времени, были такие, ну, более или менее отрадные сведения, это Михаил Овечкин. Он стал все-таки музыкантом, играл в разных ансамблях. Сейчас он вроде бы в Испании.

С. Бунтман

―

Да, да. Вроде бы в Испании. Ну, в общем, это очень несчастная, эта такая совокупность событий, конечно, конечно, и халатность работников аэропорта.

А. Кузнецов

―

Безусловно.

С. Бунтман

―

Кстати, что там? Получили что-то вот?

А. Кузнецов

―

Я не знаю. Я не смог найти. Я знаю только, что вот в приговоре суда дело было выделено в отдельное производство. Наверняка что-то, понимаете…

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

И милицейскому… Не тронули то начальство, которое принимало решение уничтожить самолет. Вот этим ничего не было.

С. Бунтман

―

Ну, это конечно. Ну, это понятно. Это еще была такая ситуация. Дело в том, друг другу не доверяли. Вот здесь, конечно, появились всякие теории на счет того, что у них были какие-то подельники.

А. Кузнецов

―

Вы знаете, подельников-то у них, наверное, не было. А вот то, что… Ну, мы же не узнаем какие действительно давались или не давались им обещания в Японии, ЧТО там, на что они рассчитывали. При их, в общем, как я понимаю, не очень богатой фантазии, вполне возможно, что они додумали что-то и все прочее.

С. Бунтман

―

Да, может быть да.

А. Кузнецов

―

Да, вот пишет…

С. Бунтман

―

Обычное предложение контракта.

А. Кузнецов

―

Ну, скорее всего.

С. Бунтман

―

Которое, я не знаю, уже в 87-м году использовать, чтобы то ни было, использовать можно было только для контрпропаганды или для пропаганды.

А. Кузнецов

―

Нет, разумеется. Конечно, а для чего еще их можно использовать?

С. Бунтман

―

Да. Но это даже и в 70-е не работало-то особо, если такое вот тупое использование, потому что, конечно, никому не нужны люди. Спецслужбам такие вещи не нужны.

А. Кузнецов

―

Вот Татьяна из Петербурга пишет: «Не складывается ли у Вас впечатление, что художественный фильм, - ну, имеется в виду фильм Евстигнеева «Мама», - излишне героизирует преступников?»

С. Бунтман

―

Нет.

А. Кузнецов

―

У меня нет ощущения, что они там героизированы. Но в общем, ну, наверное, как мне кажется, этот фильм рассчитан на то, что при просмотре будут вызывать сочувствие они. Я вам так скажу. У меня вызывают сочувствие, безусловно, младшие в этой семье. Они действительно были заложниками и то, что их судьбы в основном сложились таким образом, безусловно. Что касается матери и старших, они у меня сочувствия не вызывают.

С. Бунтман

―

Это да. Но там есть большая трагедия. Здесь дело не в сочувствии. Дело в том, что Нонна Мордюкова в этом увидела, иначе бы это была не Нонна Мордюкова и вообще не большая актриса такая какой она была. Она увидела в этом очень большую трагедию и трагедию вот выстраивания необычайно сложной жизни, которая у нее была. Вот эти 11 детей, выстраивание такой вот команды, выстраивание вот такого мини общества для себя, почти идеального.

А. Кузнецов

―

Ну, вы понимаете…

С. Бунтман

―

… и она, вот все должны выскочить. Вот все должны выскочить, какой-то совершенно другой жизнью.

А. Кузнецов

―

Я сочувствую ее судьбе. Я понимаю. Но ведь все-таки она сумела выстроить это все. И они, на момент, когда все это произошло, они были вписаны в советскую действительность самым благополучным образом. Из возможных, реально возможных.

С. Бунтман

―

Ну, показалось, что надо идти дальше.

А. Кузнецов

―

А вот это показывает на то, что у нее было что-то чрезмерное в ней, безусловно.

С. Бунтман

―

А дальше некуда. Вот мы все, решили, мы и это сможем. И потом конечно оказалось, что не сможет.

А. Кузнецов

―

Вот Ольга поправляет: «Черемхово в Иркутской области». А я назвал какую-то другую. Если да, то я оговорился. Прошу прощения.

С. Бунтман

―

Нет, Иркутская область, все правильно.

А. Кузнецов

―

Конечно.

С. Бунтман

―

Ну, вот, такое дело. Это дело, конечно, это очень, это трагичное дело очень и очень со всех точек зрения. Мы вам предлагаем к 1 мая…

А. Кузнецов

―

Естественно, предсказуемо.

С. Бунтман

―

Да, мы вам предлагаем дела борцов за права трудящихся. И начинаем с Джона Болла, борца за свободной труд, это 1381, памятный как всегда…

А. Кузнецов

―

Это один из главных идеологов того, что памятно, наверное, людям из школьного хотя бы курса истории, восстание Уота Тайлера знаменитое. Да? «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?» И так далее…

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

Это человек, который по результатам этого восстания оказался под судом, причем ему там дали даже говорить. Он произнес там речь и так далее. Вот если выберите, расскажем, как все это происходило.

С. Бунтман

―

Дмитрий, Сакко и Ванцетти у нас уже были.

А. Кузнецов

―

Да, Сакко и Ванцетти были. Это… мы бы безусловно их поставили.

С. Бунтман

―

В отдельное производство.

А. Кузнецов

―

Да, но они были.

С. Бунтман

―

Судебный процесс над лидерами чартистского движения, тоже Великобритания, 1842 год.

А. Кузнецов

―

Чартистских лидеров судили достаточно часто за разные вещи. Это такая вот коллективная попытка чартистское движение в принципе дискредитировать.

С. Бунтман

―

Да, и само чартистское движение чрезвычайно интересное. Это можно будет много чего узнать. «Процесс 193-х», Российская империя, 1877-78.

А. Кузнецов

―

Самый большой по количеству участников, по количеству адвокатов процесс в Российской империи. Очень интересный, очень противоречивый, очень неудачный с точки зрения его организаторов, но вот.

С. Бунтман: 86

―

й год, 1886 год. Ну, в общем-то, откуда есть…

А. Кузнецов

―

Да, есть и пошло 1 мая.

С. Бунтман

―

Да, есть и пошло 1 мая. Суд над анархистами, обвиненными во взрыве бомбы в Чикаго.

А. Кузнецов

―

И довольно быстро стало понятно, что это обвинение ложное, но тем не менее…

С. Бунтман

―

Да.

А. Кузнецов

―

… было такое. Да.

С. Бунтман

―

Да. Но осадок в виде 1 мая остался.

А. Кузнецов

―

В виде 1 мая остался, и мы его празднуем.

С. Бунтман

―

Да. Суд над лидерами рабочего движения Индии. Это 1929-32-й год.

А. Кузнецов

―

Да, это Британская Индия еще, пока не собиравшаяся распадаться. И вот там было такое рабочее движение тоже, национально окрашенное. Выберите, расскажем.

С. Бунтман

―

Вот про Новочеркасск – это отдельное и не про это.

А. Кузнецов

―

Да, я думаю, что тут в другом наборе это будет.

С. Бунтман

―

Это отдельное и не про это. Это другой набор. Вот, друзья мои, все уже весит на сайте. Голосуйте, пожалуйста, пожалуйста.