1813г. Начало заграничных походов русской армии - Алексей Кузнецов - Не так - 2013-06-15

СЕРГЕЙ БУНТМАН: Добрый день! Мы сегодня с Алексеем Кузнецовым… Алексей, добрый день!

АЛЕКСЕЙ КУЗНЕЦОВ: Здравствуйте!

С. БУНТМАН: И у нас в прошлом году шел целый гигантский цикл. Все передачи «Не так» были отданы войне 12-го года, и вроде бы все кончилось. Мы, конечно, не будем цикл, хотя были такие охваченные стокгольмским синдромом взятые в заложники слушатели, которые …

А. КУЗНЕЦОВ: Да, действительно.

С. БУНТМАН: … мы хотим все заграничные походы, мы хотим брать Париж и так далее. В 14-м году мы не будем, конечно, огромную серию устраивать, и вот у нас будет краткий такой 7-й эпизод «Звездных войн», будет у нас, потому что нельзя все-таки с одной стороны, конечно, невозможно день за днем, неделя за неделей сидеть на тех событиях 200-летней давности, но мы сегодня… Нельзя все-таки потерять и Наполеона, и русскую армию, что дошли до границы и все.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да.

С. БУНТМАН: Наполеон еще два года как-то существовал.

А. КУЗНЕЦОВ: Тем более что у нас об этом известно гораздо меньше, в общем…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: О войне 12-го года само собой говорят, а вот о заграничных походах, ну, говорят, но гораздо меньше.

С. БУНТМАН: Да. Ну, вот сейчас давайте вновь обретем русскую армию на некоторое время сегодня, и осенью мы еще вернемся к Битве Народов. Кстати говоря, у кого хоть есть малейшая возможность, кто этим интересуется, я не уверен, что не поздно, потому что там будет такое в этом году! Такое! Туда нам на зависть вбуханы такие деньги Европейским союзом в реконструкцию и 200-летие Лейпцигского сражения. И там и наши реконструкторы будут естественно принимать участие, и я надеюсь, там не допустят таких вот… не поставят под угрозу срыва, как это было год назад вот с подачи федеральных органов у нас. Провалилось между двумя правительствами…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да.

С. БУНТМАН: … если кто не помнит, у нас реконструкция. Ну, так вот. Давайте мы сейчас с русской армией… отметили. Манифест был на Рождество.

А. КУЗНЕЦОВ: Манифест был. Да. И как сейчас иногда в некоторых работах пишут, дискутируется вопрос о том, переходить ли границу…

С. БУНТМАН: Ну, вот надо ли было. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Вы знаете, это один из тех вопросов, которые впоследствии приобрели гораздо большее звучание и значение, нежели они имели место вот на тот самый момент. Потому, что сейчас в очень многих исторических и около исторических трудах высказывается такое мнение, что не надо было русской армии переходить границу, что вот Отечество отстояли, и дальше не надо было кровью русских солдат и офицеров устраивать судьбу Европы. Европа там должна была сама приложить к этому определенные усилия. И даже появляется вот такая точка зрения, она сейчас достаточно распространена, что Михаил Илларионович Кутузов был категорическим противником, и приводятся его фразы, и часто некорректно приводятся, скажем, вот фраза, которую я еще буду разбирать на счет того, что воротимся с рылом в крови из Европы. Она сказана в другое время по другому поводу, и по совершенно конкретному поводу и адрес указан. Да? Это вот Кутузов возражал против перехода Эльбы и, так сказать, дальнейшего движения на запад, что имело свою вполне, так сказать, там оправданную стратегическую линию. А насколько я могу судить, в декабре 12-го года противников у идеи заграничных походов практически… ну, на тот момент еще заграничного похода. Тут, может быть, надо сказать, что чаще встречается выражение «заграничный поход», хотя корректнее, наверное, говорить о двух – 13-14-го и 15-го года, который, в общем, ну, не сыграл такую уж большую роль, но во время 100 дней Наполеона русская армия опять пришла в движение. Она не успела к Ватерлоо, но она, так сказать, поход был предпринят и имел определенное значение. Так вот: такой вот оппозиции у идеи заграничного похода, в общем-то, в руководстве практически не было. Ну, во-первых, было хорошо известно, что категорическим сторонником продолжения войны является Александр I.

С. БУНТМАН: Он был оскорблен…

А. КУЗНЕЦОВ: Он был оскорблен. Наполеон или я? Я или Наполеон? Вдвоем мы царствовать не можем, и множество других свидетельств. И он об этом говорил совершенно открыто и в официальных и в неофициальных беседах. Эта точка зрения его была всем хорошо известна. Кроме этого надо понимать, что, в общем-то, руководство армией, ну, скажем так, офицерский и генеральский корпус тоже рвались на запад. Ведь понимаете, эти люди, для которых единственной, для большинства из них, профессией была война, конечно, для них открывались новые блестящие перспективы, ведь война – это награды, война – это повышение в чине гораздо более так сказать стремительное, война – это тот самый случай, о котором мечтает любой офицер. Да? И плох тот офицер, который перед, так сказать, предстоящим сражением не думает как князь Андрей, вот он мой Тулон. Да?

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Поэтому естественно начиная от безусых корнетов и подпоручиков и заканчивая убеленными сединами генералами, очень многие рвались продолжать войну.

С. БУНТМАН: Вот приведу еще. Я не знаю, Алексей, может быть, я не прав, но мне кажется, такой вот есть исторический нюанс, еще исторические привычки, исторические традиции в то время, что война и для русской армии – это вот то, что начинается в 13-м году, привычная война. Потому, что участие в наполеоновских войнах, это и походы 5-го года и 7-го года…

А. КУЗНЕЦОВ: Да, конечно.

С. БУНТМАН: … и до этого походы, европейские походы. А южные походы – это ведь тоже не в пределах, не отражение чьего-то наступления или чьего-то вторжения. Поэтому война 12-го года была из ряда вон выходящая…

А. КУЗНЕЦОВ: Абсолютно. Безусловно.

С. БУНТМАН: Уже 100 лет такой войны, в общем-то…

А. КУЗНЕЦОВ: 200… Ну, да. Ну, там Северная война в каких-то своих эпизодах отчасти повторяла…

С. БУНТМАН: Северная война отчасти все-таки…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, да. Томление неприятеля, вот это отступление, вовлечение, выжженная земля…

С. БУНТМАН: Да, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, там были такие элементы.

С. БУНТМАН: И тут, конечно, роль для нашего сознания, роль Толстого очень важна…

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, конечно.

С. БУНТМАН: … потому что… Ну, Толстой несколько иное имел в виду вообще-то. Он имел в виду вот эту именно исключительность войны 12-го года. Исключительность как для него война истинная, война народная, война совершенно другая. Остальное? Он не говорит, что это вот для него ужасная вещь, но она была, и вот она остается в тех рамках той цивилизации, которую Толстой не очень-то принимает.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, и потом…

С. БУНТМАН: Это рефлексия.

А. КУЗНЕЦОВ: … была еще одна, так сказать, сторона у этой вот военной амбиции. Понимаете, все-таки именно у военных-профессионалов от войны 12-го года осталось ощущение некоторой, ну, может быть, неправильное слово, второсортности, но вот то, что Наполеона победили на своих просторах и использованием скифского плана и все, хотелось это все закрепить победой, что называется в чистую. Да? В генеральных сражениях на европейских полях, там, где уже никто никогда не сможет сказать, что вы выиграли там благодаря пространствам 5-й стихии, которой Наполеон называл грязь и так далее, нужна вот такая заключительная безусловная, бесспорная победа. Это что касается армии, которая рвалась в бой. Да, оппозиция была. Но это была оппозиция, во-первых, немногочисленная, во-вторых, на тот момент не слишком влиятельная, и, в-третьих, ну, можно так сказать, идеологическая. Таким духовным лидером этой оппозиции был известнейший последователь, русский консерватор адмирал Шишков. Вот он действительно считал, что мы и Европа – это два совершенно разных мира и нечего нам там делать, и пусть Европа сама отдувается. Вот именно у Шишкова в его записках… Потому, что от Кутузова записок не останется. Кутузову остается жить 4 месяца. В записках у Шишкова воспроизводится разговор между ним и Кутузовым, из которого, по мнению Шишкова, следует, что Кутузов тоже с ним согласен. Он тоже противник вот продолжения войны. Но на самом деле, если внимательно пересказ этого разговора прочитать, то видно, что на самом деле просто… ну, Михаил Илларионович вообще не большой любитель спора с равными себе. Они с Шишковым люди одного круга, так сказать, примерно одного поколения, и Михаил Илларионович, ну, поддакивает собеседнику, но не более того. И там есть замечательная фраза, которая часто цитируется, когда Шишков просит Кутузова донести это мнение до государя, на что Кутузов говорит, да я ему – я пересказываю, я не точно цитирую – я ему говорил, но вот, во-первых, он твердо стоит, так сказать, на своем, а, во-вторых, когда у него не будет аргументов для того, чтобы преодолеть мои аргументы, он просто обнимет меня, расплачется, я расплачусь вместе с ним и на все соглашаюсь.

С. БУНТМАН: Да. И на все соглашаюсь.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот это, мне кажется, Шишковым не придумано. Здесь действительно чувствуется, что называется, живой голос Михаила Илларионовича, потому что так оно действительно, в общем, и было. Есть множество тому свидетелей, что Кутузов при словосочетании «воля государя», он, в общем, как правило, есть несколько исключений, но как правило он, так сказать, безоговорочно ей подчинялся. Ну, вот описан такой, например, много где воспроизведенный эпизод, как Кутузов хотел назначить командующим артиллерией объединенной армией генерала Резвого. И в это время появляется Аракчеев, который, как только война закончилась, тут же оказался вновь при армии. Как известно гром пушек он очень не любил. И то ли на свой страх и риск, то ли действительно передавая, так сказать, слова Александра I, входит и говорит, что государь желал бы на этом посту видеть Ермолова. И Кутузов, который до Аракчеева со своим собеседником уже обсудили кандидатуру Резвого и решили, что да, вот это тот самый человек, Кутузов говорит, вот-вот, мы же с ним только что как раз и говорили, что лучше Ермолова, так сказать, не найти вот на эту должность. Так что, конечно, Кутузов, хотя бы уже из этих соображений всерьез противиться походу просто не мог. То, что он ворчал по поводу каких-то вещей, ну, Кутузов вообще был ворчлив в конце жизни. Он ворчал. Такое стариковское нормальное ворчание. Но если посмотреть на его действия, на приказы, которые им отдавались, они все бьют в одну точку: да, поход будет, да, мы к нему готовимся. Это и создание резервной армии на территории Белоруссии и Смоленской области под командованием князя Лобанова-Ростовского, который уже в войну 12-го года себя проявил как очень дельный военный администратор. Он командовал крупнейшим депо, где рекрутов ускоренным, так сказать, способом превращали в солдат. И вот теперь ему поручена подготовка резервов, потому что Кутузов не хотел идти естественно в бой с необученными солдатами, уделял этому большое значение. Значит, вот эта резервная армия на западных границах создается. Она весь заграничный поход будет совершенно неоценимым источником, ну, все-таки как-то подготовленных пополнений. Да? Есть приказы Кутузова отдельным отрядам, которые следуют уже в Европу за наполеоновской армией. Это вот такие уже армейские партизаны со значением этого слова в 19-м веке, задача которых не дать разгромленным, но все-таки еще сохранившим какую-то боеспособность частям великой армии оторваться, потеряться и стать невидимыми. То есть глаза у армии по-прежнему остаются на месте. Это и приказы Витгенштейну, Чичагову, которого потом сменит Барклай, Барклаю… То есть пока Кутузов жив до апреля 13-го года, он все время исполняет вот это решение. Единственное, что – он противник поспешности. Вот он противник того, что очертя голову, так сказать, на максимальной скорости лететь на запад. Он очень внимательно относится к тому, вот каковы наши рубежи. И вот именно здесь возникает вот эта вот фраза. Более полно она звучит так: «Хорошо нам сейчас идти за Эльбу, а как воротимся? С рылом в крови». То есть он имел в виду, что если мы будем торопиться и вместо того, чтобы дать армии возможность отдохнуть, пополниться, так сказать, собрать более точные сведения о противнике и тогда уже с чувством, с толком, с расстановкой начинать кампанию. Вот он противник того, чтобы вместо этого очертя голову, лезть, пересекать крупную реку, которая была, в общем, такой естественно, так сказать, укрепленной преградой, на которую русская армия, по мнению Кутузова, должна была остановиться. То есть он по-прежнему… Кутузов не изменился. Да, он уже совсем плохо себя чувствует, но это по-прежнему осторожный мудрый стратег и тактик, который исходит из того, что с Наполеоном в открытом полевом сражении состязаться очень тяжело, что вот надо продолжать следовать той линии, которая блестяще себя показала в 12-м году. То есть это действия небольших разрозненных отрядов, это постоянное тревожение неприятеля, это маневрирование, это по возможности укрытие за крепкой позицией, это осада крепостей. А все крепости, которые можно было, к этому времени были обложены. Это и Замостье, это и Данциг, это и Кёнигсберг, который был правда без боя практически взят. Причем в осаду были специально отряжены войска, так сказать, ну, можно сказать, 2-й свежести – это инвалидные команды, это команды, составленные из выздоравливающих, это и совсем, так сказать, молодые вот солдаты призыва 12-го года. А вся боеспособная часть как раз стягивается, так сказать, вот в одних руках.

Вот эта модная сейчас точка зрения, что победа оплачена русской кровью, а все лавры пожинала Англия, – она совершенно не соответствует действительности.

С. БУНТМАН: Но Англия пожала только лавры основные кампании 15-го года.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. 100 дней. Кроме того нельзя сказать, что Англий не проливала кровь своих солдат. В Испании английской армии приходилось…

С. БУНТМАН: И в Португалии.

А. КУЗНЕЦОВ: В Испании, Португалии – да, с очень большими, так сказать, потерями, непривычными для англичан воевать. Но и кроме того как можно сказать, что Россия ничего не получила от заграничного похода? Она, по сути, получила на три десятилетия внешнеполитическую гегемонию в Европе. Другое дело, что, может быть, плодами этого не очень удачно воспользовались. Во многом, наверное, потому, что у нас не было дипломатов такого уровня. Карл Васильевич…

С. БУНТМАН: Пока не было.

А. КУЗНЕЦОВ: Пока не было. Да. До Горчакова.

С. БУНТМАН: Да. После катастрофы.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот после катастрофы появится Горчаков.

С. БУНТМАН: Сегодня день рождения Горчакова. Так что мы можем об этом говорить…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … да еще и с определенной гордостью.

А. КУЗНЕЦОВ: Кому ж из нас под старость в день лицея торжествовать придется одному? Горчаков. А так пока, конечно, Карл Васильевич Нессельроде, в общем, ни Талейрану, ни Меттерниху как дипломатам в подметки не годится. А это была еще та эпоха, когда действие отдельных личностей очень много значило. Вспомните историю с Талейраном и венским конгрессом, когда он практически в одиночку продавил реставрацию Бурбонов, про которую вообще слышать не хотели в начале. Вот.

И с этой точки зрения, Россия, конечно, защищала свои интересы, как она их понимала. И во многом эти интересы были защищены. Это и присоединение не очень может быть большой, хотя по европейским меркам большой территории Великого герцогства Варшавского. Но и самое главное – это, конечно, то, что до начала Крымской войны ни один серьезный европейский вопрос, в общем, так или иначе, без учета мнения России не обсуждался.

С. БУНТМАН: Возьмем кризис 48-го года, который решался…

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: … при непосредственном участии России.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. И участие в подавлении венгерской революции и все прочее. То есть действительно Россия становится, ну, расхожее выражение – жандармом Европы, но она не только жандармом становится. Это одна из ее функции в Европе. Не единственная. Так что, в общем, заграничный поход – оппозиции серьезной не было, и русская армия взяла небольшую передышку, необходимую для того, чтобы привести войска хоть в какое-то состояние, потому что действительно к Вильно, где русская армия остановится, она подошла в очень тяжелом состоянии. И русские солдаты также как и французы, и их союзники испытали на себе все прелести зимы 12-го года и отступления по достаточно разоренным местам и так далее. То есть передышка была нужна. Передышка нужна была Наполеону, потому что Наполеон… Вот он в 13-м году проявляется себя в лучших своих, наверное, так сказать, лучшие свои возможности военного администратора, потому что когда весной, буквально как по мановению волшебной палочки на территории Германии окажется полумиллионная армия с учетом того, что из России вышли, в общем, жалкие крохи, там не более 60 тысяч от 640, которые в нее в свое время вошли, – это, конечно, совершенное чудо. Другое дело, что Франции за это дело пришлось заплатить невероятно высокую цену. И многие мемуаристы говорят, что в некоторых французских селениях мужчин совсем не осталось кроме мальчишек и стариков. Действительно выгребали все под метелку. Но действительно энергия Наполеона в это время совершенно фантастическая. Он добивается от Сената… Ну, там несложно было. Сенат был ему абсолютно послушен. Он добивается разрешения призвать весь призыв 13-го года, то есть сразу всех тех, кто должен был бы в 13-м году вплоть до зимы быть призван, даже некоторая категория тех, кто подлежал призыву в 14-м году. Он отменяет некоторые категории отсрочек. Он более 20 тысяч моряков спешивает, в первую очередь артиллеристов, и отправляет, так сказать, в сухопутную армию. Он части национальной и муниципальной гвардии, так сказать, отправляет в армию. Он забирает несколько полков из Испании. Он давит на своих еще остающихся у него союзников, и они дают ему дополнительные воинские контингенты. И в результате совершенно фантастическая вещь – в апреле 13-го года у него численный перевес над Россией и ее союзниками и потенциальными союзниками.

С. БУНТМАН: Алексей Кузнецов, здесь вопросы задают: «Правда ли что Моро мог стать главкомом русских войск?»

А. КУЗНЕЦОВ: Был такой проект. Это совершенно точно. Дело в том, что у Александра совершенно очевидно видно было, что был некоторый комплекс по поводу того, что вот качество нашего командования не самое высокое. Это, кстати говоря, видно в том, что когда, так сказать, наконец определились союзники вот летом 13-го года, и будут сформированы три армии, действующие против Наполеона. Вот всех трех армиях очень значительные русские контингенты, но всеми тремя армиями командуют не русские генералы. И вот эта идея пригласить из Соединенных Штатов Моро, собственно он приехал, но дальше ее величество Клио вмешалась, и Моро погибает. В сражении, так сказать, ядро положило конец жизни, безусловно, этого очень талантливого человека. Вот меня спрашивает Юрий: «Вы считаете Моро самым талантливым полководцем союзных армий?» На этот вопрос очень трудно ответить. Вот если бы, так сказать, это назначение состоялось, у нас бы появились доказательства либо того, либо сего. Но оно не состоялось.

С. БУНТМАН: А только можно теоретизировать по этому поводу.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, это был, безусловно, очень талантливый человек.

С. БУНТМАН: По всем признакам. Да. Хорошо. Алексей Кузнецов. Мы продолжим через 5 минут. Не забывайте плюс 7 985 970 45 45.

С. БУНТМАН: Мы продолжаем. Забавно нам пишут. Сегодня мы говорили, что день рождения у Горчакова. «Сегодня еще день рождения у Юрия Андропова», - пишет Андрей. Вы знаете, сегодня еще день рождения у Евгения Киселева, у нашего программиста Ирины Чесноковой и моего внучатого племянника Даниила, с чем я их всех и поздравляю.

А. КУЗНЕЦОВ: И у моего любимого директора Юрия Владимировича Завельского…

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: … которому 86 лет. Из них он 63 работает учителем.

С. БУНТМАН: Вот видите…

А. КУЗНЕЦОВ: Так что сегодня много людей…

С. БУНТМАН: … сегодня много знаменательных дат, но среди них есть и Горчаков, потому что мы говорили о русской дипломатии 2-й половины 19-го века, которая уже из такой беды как Крымская война…

А. КУЗНЕЦОВ: Вынуждена была выкарабкиваться.

С. БУНТМАН: И выкарабкалась.

А. КУЗНЕЦОВ: А вот когда Россия… Парадокс. Но вот когда Россия имела максимально благоприятные условия, в общем, дипломаты, как мне кажется, далеко не на все 100 процентов этим воспользовались. Вот возвращаясь к…

С. БУНТМАН: Кстати, здесь можно, конечно, заниматься историческими спекуляциями…

А. КУЗНЕЦОВ: Как и везде в истории.

С. БУНТМАН: Как и везде. Но у нас тоже замечательные дипломаты были. Вот после каждой победы у нас такие дипломаты вот.

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Возвращаясь к вопросу о командовании и о том, почему командующими всех трех армий оказались иностранцы. То есть здесь, конечно, безусловно были политические интересы учтены. Князь Шварцеберг, командующий главной Богемской, так называемой, армией – это, так сказать, реверанс в сторону Австрии, которую, о чем мы будем сейчас говорить, с большим трудом удалось затянуть в союзники. В северной армии не назначить командующим шведского наследного принца Карла-Юхана, в девичестве маршала Бернадотта, было просто невозможно.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Он все-таки королевская особа. Да? Силезская армия маршала Блюхера тоже связана с русско-прусскими отношениями. Но у Александра действительно был определенный комплекс. И надо сказать, что, к сожалению, русские генералы кое-что сделали уже вот после окончания войны 12-го года для того, чтобы этот комплекс развить. Значит, пока Кутузов жив, он естественно остается главнокомандующим, и даже если бы Александр и хотел его заменить, впрочем в пользу этого нет никаких серьезных утверждений, но все равно если бы он и хотел, конечно, это было невозможно сделать, Кутузов был, так сказать, абсолютным героем и заслуженным. Все понятно. Но когда он умирает в Бунцлау, значит, кого поставить? Александр делает ход, ну, скажем так, спорный. Его нельзя назвать бесспорно плохим, но он делает спорный ход. Он вручает командование армией Петру Христиановичу Витгенштейну. Петр Христианович очень хорошо себя зарекомендовал в войне 12-го года. У нас была передача. Если кто-то ее пропустил в прошлом году, она называется «Петербургское направление в войне 12-го года».

С. БУНТМАН: Да, освежите ее в памяти.

А. КУЗНЕЦОВ: И там очень много мы о генерале Витгенштейне говорили. Это был хороший профессиональный военный, честный, порядочный, отважный, не лишенный полководческих дарований. Нельзя сказать было, что он был, так сказать, совершенно не на своем месте. Он очень хорошо справился вот с этим 1-м корпусом, а по сути с отдельной армией в войне 12-го года. Но вот тут он оказался, во-первых, на самой 1-й роли он, конечно, в себе не чувствовал для этого, как сейчас бы сказали, драйва, и, кстати говоря, сам в этом потом признается. Но был еще один момент, который нельзя не учитывать. В это время в русской армии, мы много раз об этом говорили, вопросы старшинства при назначении имели огромное значение. Витгенштейн стал генералом от инфантерии буквально за несколько месяцев до этого и притом, что в армии находились гораздо более старшие его генералы и при этом генералы в высшей степени заслуженные и боевые… Ну, давайте посмотрим, значит, кто имел по старшинству гораздо больше возможностей претендовать на это звание. Дохтуров. Милорадович. Платов. Тормасов. И можно назвать еще. В общем, более дюжины генералов себя сочли обиженными, причем настолько обиженными, что Александр Петрович Тормасов просто-напросто, демонстративно сказавшись больным, вообще из армии отбыл. Милорадович Витгенштейну демонстрировал свое фе просто при каждом удобном случае. Это доходило до прямого невыполнения приказов, и, так сказать, получая приказы от главнокомандующего Витгенштейна, Милорадович в ответ просто огрызался и не выполнял их. Да? Ситуация совершенно ненормальная, конечно. Плюс еще при Кутузове в руководстве завелись три партии, каждая из которых, так сказать, своих людей двигала. Плюс когда к армии прибыли Александр, Константин Павлович, а с ними вся раззолоченная свита, разумеется, это, так сказать, все не упростило ситуации. То есть мы опять вступаем в очередную военную кампанию с абсолютно нерешенным вопросом о том, кому командовать. В результате бедный Витгенштейн со всеми этими обременениями, я действительно испытываю к нему сочувствие, оказался в такой ситуации, пытается… Вот в чем его нельзя упрекнуть, вот в том, что он просто пассивно, так сказать, плыл, что называется, по воле волн. Пытается противодействовать вот этой как из-под земли возникшей наполеоновской армией, используя ту схему на территории Саксонии под городком Люцин, использует ту схему, которая ему принесла в свое время совершенно блестящий успех под Клястицами: бить противника, пока он не собрал все части воедино. Да? Вот бить по отдельным частям. Надо сказать, что Витгенштейн Наполеона удивил. Удивил в хорошем смысле слова. Наполеон не имел точного представления о расположении русской армии, во многом это произошло, потому что вот новая, эта вновь созданная французская армия, у нее было два, можно даже сказать, три очень слабых места. И первое, об этом все говорят, все ставят на 1-е место, – отсутствие кавалерии. Дело в том, что кавалерия практически вся полегла в России. Да? 150 тысяч лошадей французской армии и ее союзники потеряли в России. Кавалерия, которая перешла Неман в обратном направлении исчислялась десятками. А дело в том, что если пехотинца можно плохо, но все-таки как-то подготовить за несколько месяцев упорных тренировок, пехотинца того времени, кавалериста невозможно. Ни человека-кавалериста, ни лошадь. Кавалерийская лошадь – это ничуть не менее сложный организм боевой, чем кавалерист. Да? И вот из-за отсутствия кавалерии, в первую очередь легкой кавалерии, Наполеон, конечно, был подслеповат в этот период, потому что разведка, в общем, практически вся на кавалерии…

С. БУНТМАН: И руками коротковат.

А. КУЗНЕЦОВ: И руками коротковат. Вторая проблема – это артиллерия. Более тысячи пушек осталось в России. Да? Конечно, что-то сняли с крепостей, но крепостная артиллерия вообще не то же самое, что полевая. Что-то, так сказать, быстренько, срочненько подобрали там из тех же учебных всяких депо и так далее. Но в результате всего у Наполеона в это время 300 пушек во всех его, так сказать, частях. Это, конечно, для Наполеона-артиллериста, в первую очередь, который именно на артиллерии во многих случаях одерживал блестящие победы – это, конечно… Действительно Вы правильно сказали, что руки сильно у него коротковаты. Но Наполеон по-прежнему сам Наполеон, и поэтому когда Витгенштейн начинает вот этот Люцинский бой, Наполеон моментально стягивает все силы туда, куда нужно, моментально понимает замысел русского командующего, использует его недочеты, использует его некоторую медлительность, использует то, что противник дает ему использовать. Например, у Витгенштейна как раз наоборот были массы кавалерии под рукой, хорошей кавалерии. Он, так сказать, не использовал ее по назначению. В результате под Люцином Наполеон, как остроумно один историк выразился, одерживает такую полупобеду. По формальным признакам безусловно победа. Русская армия отступила. Но при этом, и тут французские и русские источники не очень сильно расходятся, потери французов чуть ли не в два раза больше, чем потери русской армии. Это очень нехороший признак. Наполеон таких побед, в общем, старался не одерживать. И в результате, значит, критика Витгенштейна достигает уже совершенно заоблачных высот. Ну, вот например, полковник Закревский, Арсений Андреевич Закревский, будущий знаменитый московский генерал-губернатор – это человек очень склочный, желчный, самодур, ну, в Москве его не случайно будут звать Чурбан-паша за такую… восточный вариант самодурства. Вот он пишет своему закадычному, ближайшему на всю жизнь другу Михаилу Семеновичу Воронцову, тоже будущему великому генерал-губернатору. А Воронцов по ранению, так сказать, в это время находится не при армии. И вот он пишет: вот Витгенштейн со всех сторон плох, вот если по поводу чего в армии и существует какое-то единогласие, это по поводу того, что он никакой не командующий. И дальше у Закревского очень интересная фраза, что «… я думаю, что будет назначен Барклай. Этому, правда, противодействуют многие лица в главной квартире, но те, кто на линии, все за». На линии, то есть на фронте, выражаясь современным языком. Да?

С. БУНТМАН: Ну, да.

А. КУЗНЕЦОВ: То есть вот это боевое окопное, так сказать, офицерство, оно поддерживает назначение Барклая. Вот как меняется еще раз радикально за короткое время судьба этого человека. Да? Еще несколько месяцев назад в него грязь летела в прямом и переносном смысле, практически все без исключения называли его там немцем, изменником, в лучшем случае ни на что не способным генералом, и вот оценила наконец воюющая часть армии, чем был Барклай-де-Толли.

С. БУНТМАН: Барклай-де-Толли. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: И в этом смысле Александр, все-таки он обладал хорошо развитым слухом, да и выбор у него был, прямо скажем, не очень богатый, он назначает Михаила Богдановича. В конце мая Витгенштейн сам просится убрать его с этого поста. Значит, назначают Михаила Богдановича командующим русской армией, и это назначение было, конечно, сильное, но, тем не менее, армия проигрывает еще одно сражение, правда, проигрывает точно также опять – полупоражение в сражении при Бауцене. Опять потери французов больше, чем потери русской армии. Опять никакого решительного успеха не достигнуто. А в это время, и вот сейчас настало время поговорить об этом в заключительной части нашей передачи, ведется чрезвычайно сложная дипломатическая игра. Дело в том, что русская армия начинает заграничный поход, не имея ни одного союзника, вообще ни одного. С одним союзником вроде более или менее к началу весны определяется – с Пруссией. И то надо сказать здесь, ну, что называется, счастье теперь уже дипломатическое, правда, военно-дипломатическое на нашей стороне, потому что прусский король Фридрих-Вильгельм III вообще очень боялся Наполеона и очень боялся, что наполеон его отругает за шашни с русскими, поэтому он до последнего момента колебался и медлил. Но так получилось, что еще в последние дни 12-го года на самом левом фланге великой армии, там, где действовал 10-й корпус маршала Макдональда, большую часть этого корпуса, три четверти, составляли пруссаки под командованием прусского генерала Йорка. И вот Йорк, будучи окружен гораздо меньшим по численности русским отрядом под командованием генерала Дибича, будущего начальника главного штаба русской армии Ивана Ивановича Дибича, Йорк не то, чтобы он был горячим сторонником русских или там как-то особенно ненавидел Наполеона, но он был прусским патриотом. И вот к этому времени у большинства прусских патриотов точка зрения такая, что надо быть с русскими, что с Наполеоном надо разрывать. И Йорк на свой страх и риск, не имея на это никаких полномочий, в городке Тауэрген, это на территории нынешней Литвы, заключает с Дибичем конвенцию о том, что прусский корпус не будет воевать против русских до марта 13-го года. Абсолютно вопиющее нарушение субординации. Фридрих-Вильгельм даже сначала собирался Йорка под суд отдать, но потом почувствовал, что ситуация такова, что Йорка не под суд надо отдавать, а награждать. Потому, что у него, я имею в виду прусского короля, буквально, так сказать, земля начинает уходить из-под ног: по Пруссии небывалый патриотический подъем. Причем подъем во всех слоях общества: и в армии, и в офицерском корпусе, и среди рядового состава, и прусское студенчество знаменитое – в Пруссии это большая, между прочим, сила, – и самые низы общества. Все за то, чтобы, так сказать, расквитаться наконец за унижение 1806 года и последующие. И находящийся на русской службе бывший прусский министр Штерн на территории Кёнигсберга созывает восточно-прусский ландтаг. Начинается сбор ополчения. И король чувствует, что он перестает контролировать ситуацию. Если армия ему уже не подчиняется, и Йорк заключает конвенции, какие считает нужными, если с радостью там на окраинах Пруссии ландтаги принимают решения на формирование ополчений для совместных действий с русскими, он не в силах ничего этому противопоставить, и в результате в марте 13-го года Пруссия объявляет войну Франции. Русские войска торжественно вступают в Париж, причем интересно, я не знаю…

С. БУНТМАН: Какой Париж?

А. КУЗНЕЦОВ: Прошу прощения. В Берлин. Все-то тороплюсь. И причем не знаю, может быть это совпадение, а может быть продуманная акция. Тем русским отрядом, который вступает в оставленный противником Берлин, командует генерал Александр Иванович Чернышев. А если вспомнить события 100-летней… Господи, что же у меня сегодня с цифрами? 30-летней… Простите. 7-летней, конечно, войны, то 1860-м году ненадолго Берлин…

С. БУНТМАН: Берлин.

А. КУЗНЕЦОВ: … был занят. Отвык за полгода. Берлин был занят русскими казаками, которыми командовал Захар Чернышев. Он, правда, непрямой предок Александра Ивановича. Александр Иванович из боковой ветви, но из той же фамилии. Да. Второй раз Чернышев берет Берлин. Да? Вот. И король выступает с манифестом. И действительно, так сказать, прусская армия буквально как феникс из пепла возрождается во многом благодаря великому военному реформатору и, можно сказать, возродителю – нет такого слова в русском языке, но оно было бы очень уместно – Шарнхорсту, который действительно был таким вот гуру молодых прусских офицеров, тех, которые потом составят славу прусской армии уже в 19-м веке. Да? Клаузевиц его считал своим учителем и старшим товарищем. И в результате вот появляется русско-прусский союз. Но совершенно непонятно, где и с кем Австрия. Потому, что Меттерниха с его точкой зрения, Австрию больше всего устраивала бы ситуация быть над схваткой, пусть русские и пруссаки тоже с ними дерутся с Наполеоном, по возможности взаимно ослабляя друг друга, а Австрия будет таким третьим радующимся, так сказать, наблюдателем, арбитром. Поэтому Меттерних там работает не на два, а на несколько фронтов, и там, и там предлагая заключать секретные протоколы о намерениях, конвенции и так далее. И, в общем, ситуация куда склониться в конечном итоге? Австрия до начала лета остается совершенно неопределенной. И это, конечно, тоже влияет на действия русской армии. Извините, у нас весь южный фланг по сути открыт. Да? А австрийцам не доверяем. Они только-только против нас воевали.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Австрийская принцесса пока еще жена Наполеона. Да и вообще. Вот. И с этой точкой зрения тоже все очень туманно. Но видимо судьбу, так сказать, Австрии вопреки, скорее всего, мнению Меттерниха решило несколько обстоятельств. Во-первых, вот эти две полупобеды под Люцином и Бауценом внимательному наблюдателю показали, что Наполеон уже не тот. Даже не столько Наполеон не тот, армия французская не та. Замыслы его гениальны, но инструмента у него уже нет эти гениальные замыслы превращать, претворять в жизнь. Это во-первых. И, кстати говоря, значительная часть австрийского генералитета за союз с Россией именно поэтому, что вот, так сказать, мы считаем теперь, что нужно быть с русскими, они более сильные, за ними перспектива, за этим союзом перспектива. Ну, и потом, конечно, у Австрии есть тоже определенный такой вот, да и у того же Меттерниха ночной кошмар, а что если вдруг Наполеон и Александр помирятся. Ведь такое было. Не так много времени прошло с Тильзита. И кто будет главным проигравшим?

С. БУНТМАН: Австрия.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.

С. БУНТМАН: Да. Здесь будет, конечно, Австрия. И здесь не поможет никакая ни Мария-Луиза…

А. КУЗНЕЦОВ: Никакая Мария-Луиза, тем более что Наполеон такие вещи, в общем-то, не принимал в расчет.

С. БУНТМАН: Да. Понятно, было бы здорово, если бы вот Наполеон был бы на своем месте, Александр – на чуть большем, чем раньше, ну, какие-то там… была бы Пруссия и большая Австрия здесь, которая хорошо уживается с теми, с другими.

А. КУЗНЕЦОВ: И контролирует всю центральную и южную Европу.

С. БУНТМАН: Да, да. Совершенно верно. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Там можно опять подумать о любимом проекте – Северной Италии. Да? Ну, есть…

С. БУНТМАН: … против турок.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Которые, правда, сидят тихо и спокойно.

С. БУНТМАН: Вот и пусть сидят. Это тоже фактор процветания австрийского.

А. КУЗНЕЦОВ: Но вот действительно полностью быть уверенным в том, что не предложит союз, а Александр эту руку, поколебавшись, не пожмет, конечно, такой умный и циничный человек как Меттерних, а поскольку он сам был циником, он, в общем, и других подозревал в наличии того же самого качества. Конечно, это действительно кошмар Австрии заставил все-таки выбрать с кем-то. Невозможно долго сидеть на двух стульях. Можно в конце концов оказаться между двумя этими стульями. Ну, и, во-первых, то, что Люцин и Бауцен не были сокрушительными победами Наполеона, а, во-вторых, еще то, что Наполеон еще до победы при Бауцене и после нее активно ищет перемирия, вот это, видимо, окончательно склонило чашу весов, австрийских весов, в пользу союза с Россией. Видимо, это подбросило тоже окончательно, так сказать, дрова еще в одну топку на севере Европы, потому что тот самый наследный принц Карл-Юхан, конечно, мечтал вмешаться в эту схватку, но не собирался делать это очертя голову. Наполеон потом на Святой Елене о вот этом Плесвицком перемирии, которое будет в июне заключено, писал как об одной из самых больших своих ошибок. Да, эти два месяца дали ему возможность привести армию в больший порядок. Да, так сказать, он надеялся за это время уломать Австрию и поставить ее на свою сторону. Да, благодаря двум его победам Саксония и некоторые другие германские государства пока вернулись в орбиту его влияния, но именно то, что Наполеон был инициатором перемирия, Европе, в общем, показало, что лев не тот.

С. БУНТМАН: Да, и не сможет он с никакой армией теперь как в 1797 году скакать по горам и одерживать неожиданные победы.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот у нас был вопрос перед передачей. Наш постоянный, насколько я могу судить, слушатель с ником Blackbird22, он спрашивал, не играл ли Наполеон в карты, уж больно действительно многие его поступки в 13-м году – поступки картежника. Нет, Наполеон в карты не играл. И насколько я знаю, он вообще не играл ин в какие азартные игры. Ему хватало азарта в других делах. Но действительно это замечание, на мой взгляд, очень уместное. Действительно Наполеон в 13-м году во многих ситуациях ведет себя как такой вот запьянцовский картежник, который много ошибается.

С. БУНТМАН: Но тут такое ощущение, что Наполеон, если вот картежно говорить, он ставит то на то, то на это. Он ставил на удачу с большой буквы.

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно.

С. БУНТМАН: А здесь наудачу в одно слово и…

А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно. Он действительно воюет эту кампанию под лозунгом «Карта не лошадь, но трупы везет». Вы знаете, я все время стараюсь книжки рекомендовать, я пересмотрел некоторые страницы, готовясь к передаче, книги, которой, не смотря на то, что ей уже полвека, я по-прежнему считаю лучшей биографией Наполеона на русском языке, это Альберт Захарович Манфред «Наполеон Банапарт». И вот Манфред там пишет о том, что у Наполеона в 13-м году как будто шоры на глазах. Он действительно одержим некоторыми идеями вроде того, что Австрию ему удастся перетянуть на свою сторону, и совершенно уже включает интуицию, а не анализ. Вот он убежден в этом. И это убеждение должно преодолеть все. А оно не преодолевает. И в этом смысле характерно, что когда Наполеон 15 апреля 13-го года прибыл в город Майнц вот к этой вновь созданной армии, он заявил, что он будет вести эту кампанию как генерал Бонапарт, а не как император Наполеон. И вот эта гениальная совершенно фраза в смысле ее истолкования. Так оно и получилось. Он имел в виду, что он наденет сапоги молодого дивизионного генерала. Это будет блеск побед как в 96-м году там. Да? Или как в 1800-м. Что опять там будет Монтенотте, Маренго и Лоди, Ривали и так далее, Аргали. А получилось, что человек, который возглавил эту армию, действительно, как Альберт Захарович Манфред нам сказал, надел на себя определенные шоры, вот он видел, блестяще по-прежнему видел военные аспекты и во многих случаях допускал фантастические совершенно вот ошибки, глобальные стратегически и внешнеполитически.

С. БУНТМАН: Да. Он просто отказался от опыта императора Наполеона здесь. Он думал, что он сможет… Ну, я не знаю, здесь трудно говорить. Но он, может быть, думал, что он сможет прорваться гораздо сильнее вот с такой… с негодящими средствами прорваться сильнее, чем он мог бы, тонко рассчитывая все. Он понимал, что расчет его не спасет. Что на самом деле правда. Расчет его не спас бы.

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, трудно сказать. Вы знаете, 13-й год и начало 14-го – это один из любимых периодов, конечно, тех, кто любит рассуждать об альтернативах в истории. Действительно здесь вот эти альтернативы на таком коротком, так сказать, временном отрезке так густо и такие разные сконцентрированы, что я… Ну, я иронически отношусь к альтернативной истории, но здесь я понимаю людей, которым все время хочется порассуждать, а вот если бы Наполеон согласился на условия перемирия уже после Лейпцига, а вот если бы это, а вот если бы это. Ну, действительно, ну, трудно не поддаться этому соблазну.

С. БУНТМАН: Ну, вот Мария говорит мне: «Так что Наполеон не такой уж гений? Ему просто в самом начале повезло, а когда везение кончилось, то и…»

А. КУЗНЕЦОВ: Нет. Он, конечно, гений. И везения в 20 лет не бывает, чистого везения. Да? Но даже у гения бывают периоды определенной слабости. Можно даже порассуждать, что вызваны они вполне объективными причинами.

С. БУНТМАН: Нет, ну, это точно так же, как какой же Моцарт гений? Взял, заболел да умер. Как Вы считаете?

А. КУЗНЕЦОВ: А мог бы еще…

С. БУНТМАН: А мог бы еще. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Вот меня поправляют совершенно верно, Влад меня поправляют, Витгенштейн действительно был генерал от кавалерии. Да. Совершенно верно.

С. БУНТМАН: Генерал от кавалерии.

А. КУЗНЕЦОВ: Спасибо.

С. БУНТМАН: Ну, что же? Сейчас мы оставляем с перемирием. Встретимся осенью ближе к Лейпцигу.

А. КУЗНЕЦОВ: С удовольствием.

С. БУНТМАН: Алексей Кузнецов. Программа «Не так».