Революция 1917 года и Церковный собор - Елена Белякова - Не так - 2007-11-10

Е.СЬЯНОВА – В 70-х годах XVIII века в провинциальном французском городке Сент-Омер жили два приятеля, не желавшие быть провинциалами. Фамилия одного была Виссери, другого – Ланжене. Когда Франклин изобрел громоотвод, Виссери решил устроить такой же и над своим домом. Что тут началось! Жители Сент-Омера, и так косо глядевшие на друзей-вольнодумцев, забросали муниципалитет протестами против этой «адской штуки, притягивающей небесный огонь» и потребовали громоотвод снести. Виссери решил судится и обратился к знаменитому адвокату Либорелю, а тот передал это дело своему молодому протеже, недавно получившему место в королевском суде, по имени Максимилиан Робеспьер. 23-летний адвокат рьяно взялся за дело. Он решил столкнуть в нем мир просвещения с миром мракобесия и непременно выиграть процесс, о котором вскоре начали писать по всей Франции. Первая речь, произнесенная Робеспьером в Аррасском суде, принесла ему громкий успех: аплодисменты, цветы от поклонниц, одобрительные отзывы коллег. Воодушевленный, уверенный в победе Робеспьер как раз работал над второй речью, призванной послать мракобесов в нокдаун, когда неожиданно получил записку от своего покровителя, Либореля. «В деле о громоотводе не все так однозначно, мой молодой друг, - писал Робеспьеру его более опытный коллега. – Пересылаю вам для ознакомления полученное мною из Парижа письмо, в котором научным языком выражается то же сомнение, что заставило меня отказаться от защиты изобретения, чрезвычайно опасного в качестве модного увлечения наших легкомысленных горожан». Робеспьер внимательно прочитал и на некоторое время впал в уныние. Двое подписавшихся, Жан Поль Марат, врач и естествоиспытатель, и Жан Антуан Кондорсе, философ и научный секретарь Академии, подробно описывали все опасности, связанные с уловлением молнии в городах, с ошибками установки громоотводов, уже погубивших немало жизней в Новом Свете. Предлагали провести общественные чтения, чтобы подробно ознакомить горожан с этим изобретением, как было сказано в письме, «чересчур опасным, чтобы так просто отдать его в руки несведущим». «Да черт бы вас подрал!» - видимо, подумал про себя Робеспьер. «Мне завтра речь произносить, тут вся карьера под вопросом! Общественные чтения… Да меня тухлыми яйцами закидают». И он дописал свою речь и произнес ее с блеском. Был закидан. Цветами. Виссери даже преподнес своему адвокату лавровый венок, а приятель Виссери Ланжене прямо на суде обещал горожанам немедленно установить громоотвод и у себя и пригласил всех желающих во время первой же грозы увидеть его в действии. А грозы той весной 1782 года начались негаданно ранние. Громоотвод Ланжене устанавливали наспех. Садовник, которому хозяин поручил сделать заземление, тоже поторопился, стараясь поскорее отделаться от опасной, дьявольской, как ему казалось, работы. В результате, молния ударила прямо в основание деревянной колонны под балконом, на котором находился сам Ланжене с семейством и десятки зрителей-смельчаков. К счастью, никто не погиб. Но дом сгорел, а Ланжене парализовало, и он лишился речи. О происшествии написала только одна парижская газета, да была составлена записка в Академии Наук. И для всей Франции, как и для недобросовестных историков, «Дело о громоотводе» так и осталось победой партии философов, вещавшей устами Робеспьера, над толпою мракобесов, права которых почему-то взялись защищать физик Марат и философ Кондорсе. «Великие изобретения и открытия, периодически сотрясающие наш мир, всегда требовали себе жертв, - говорилось в их письме, - но смириться с этим окончательно было бы преступлением, господа».

С.БУНТМАН – Мы продолжаем программу «Не так!», совместную с журналом «Знание-сила», и сегодня мы будем говорить с Еленой Беляковой – добрый день, здравствуйте, Елена Владимировна!

Е.БЕЛЯКОВА – Здравствуйте!

С.БУНТМАН – Мы будем говорить, ну, о невероятном событии 17-го года, которое, вот, ровно в эти дни…

Е.БЕЛЯКОВА – Да. Как раз.

С.БУНТМАН – Вот в эти дни 1917 года, когда уже переворот, бои в Москве, все… жизнь стремительно меняется… ну, сначала незаметно – не так уже очень заметно для людей – а вот стремительно за два-три месяца она меняется, и в это время проходит важнейший церковный собор. Когда было решено созвать его, и как двигались к этому собору?

Е.БЕЛЯКОВА – Ну, движение к собору началось еще со второй половины XIX века, с эпохи великих реформ. Потому что уже тогда встал вопрос о правильной организации церкви в связи с вопросом о реформе церковного суда. И для того, чтобы суд мог правильно функционировать… высшим органам судебным в церкви является собор, а в России такого органа не было. Это одна причина. Другая причина – это Греко-болгарская распря, так называемая, которая тоже происходила в это время, и для того, чтобы ее решить, тоже ставили вопрос о созыве уже вселенского собора православного. И еще как раз с 60-х годов XIX века как раз начинается преподавание канонического права в московских университетах… не только в московских – во всех университетах.

С.БУНТМАН – А до этого не преподавали?

Е.БЕЛЯКОВА – Нет. С 1863 года. И здесь тоже канонисты… зарождается школа, которая принесла, вообще, блестящие результаты. Это знаменитые имена Павлова, Суворова, Бердникова – это имена, которые навсегда вошли в русскую историю, историю русской культуры, и эта школа тоже ставит вопрос о соборах как о правильном, вот, как раз… о правильной организации русской церкви. Поэтому… да, подаются записки о необходимости восстановления патриаршества. Еще контакты с Востоком тоже приводят… т.е. целый ряд причин. Ну, главное – это просто то, что русское общество после реформ 60-х годов, оно стало свободнее, оно могло обсуждать, и церковь тоже была связана вот с этим процессом, она не была отделена от этого процесса. Так что собор ждали, вот… но непосредственно уже, вот, подготовка собора и возможность его созыва стала очевидна после 1905 года. Собственно, в 1905 году были разосланы епископам вопросы о возможности предстоящих реформ. Рассылал их еще Победоносцев, он рассчитывал на то… обер-прокурор Синода тогда…

С.БУНТМАН – Да, да.

Е.БЕЛЯКОВА – Известный. Он рассчитывал на то, что епископы, как люди, которых он сам во многом назначал и руководил, что они, вообще, отвергнут идею реформ. А епископы все поддержали и идею созыва собора, и заговорили о необходимости реформ. Т.е. эта идея сама проведения собора, она уже была вполне воспринята церковью, вот, на самых разных уровнях, потому что было очень много проблем. Проблем, связанных с новым состоянием и русского общества, и русской церкви…

С.БУНТМАН – И вообще, мира другое состояние…

Е.БЕЛЯКОВА – И состояние мира, да. И мне кажется, что, вот, главная проблема, которая тогда еще не осознавалась, но она подспудно уже так ощущалась, и это в некоторых работах именно по церковной статистике звучит – это смена типа религиозности. Россия, вот, традиционно принадлежала к такой, патриархальной, традиционной религиозности – религиозность сельского населения, да, большинства населения. Вот, но эта религиозность диктовалась, в первую очередь, привычками, традицией. И когда такой крестьянин оказывался в городе, то очень часто его религиозность с этим прекращалась, потому что в городе были другие формы, и он здесь был не нужен. И вот это разрушение, то, что некоторые современники воспринимали как то, что рабочие теряют религиозность, как моральное падение рабочих, городских вчерашних крестьян, вот, это был процесс в какой-то степени закономерный. Этот же процесс сразу поставил проблему городских приходов. Потому что город большой, как вот здесь могли существовать приходы, которые в первую очередь служили государственным целям, т.е. они в первую очередь выполняли некоторые административные функции. В городе приход уже так существовать не мог. Вот, т.е. вот эта проблема перехода от деревни в городе – это одна проблема. Эта проблема была еще только усилена войнами началами века, и особенно Первой мировой войной, так что вот эту проблему очень остро ощутили самые такие, совестливые, я бы сказала, люди, такие как протоиерей Иоанн Кронштадтский, такие, как Елизавета Федоровна, которые стали работать именно с городскими низами, которые поняли, что без социальной деятельности, вообще, жизнь дальнейшая церкви просто невозможна – отсюда и организация жизни в Кронштадте. Вот, т.е. вот эта проблема перестройки вообще жизни в России, перехода к новым социальным формам – эту проблему должен был решить собор. Т.е. поиск вот этих новых, адекватных форм. Причем это касается всего – и организации прихода, и богослужения, попытки новых служб… Вот Иоанн Кронштадтский был вынужден ввести открытую исповедь, общую исповедь. Именно потому, что на его службы собирались тысячи народа – то, что невозможно было, вот при прежнем богослужении. Вот. Служба на русском языке – эта проблема тоже встала, потому что нужны были другие формы, новые формы, соответствующие, вот, новым и городским условиям, и новому сознанию. Так что, вот, после 1905 года вопрос о соборе уже стал вполне таким, очевидным, и было создано предсоборное присутствие. Собственно, оно продолжалось в течение почти всего 1906 года, были созданы специльно отделы, которые должны были уже непосредственно подготовить собор, т.е. решить, как он должен проходить, какие вопросы должны рассматриваться. И еще одна проблема, которую надеялись решить в связи с поместным собором, это проблема старообрядчества. Сейчас эта проблема не стоит для нас так остро, она не ощущается, даже многими членами церкви как актуальная проблема. И другая ситуация в начале века, когда было и представление, и ощущение того, что народ, крестьянство заражено, как тогда говорили, расколом, т.е. именно среди народа распространена старая вера. И надеялись…

С.БУНТМАН – Каким образом можно было решить? Или как-то осознать отношение… осознать, что она есть, определить свое отношение, вот, православных, ну, так, условно говоря, никониан, к старой вере, или как?

Е.БЕЛЯКОВА – Нет, не определить отношение, а найти способы выхода из раскола. Найти способы, вот, решения этой проблемы. Ждали, что если будет восстановлено патриаршество, то это снимет, как бы, одно из противостояний между староверами и…

С.БУНТМАН – Часть накала, да?

Е.БЕЛЯКОВА – Да, часть накала. И кроме того, надеялись, что собор снимет клятвы, наложенные еще соборами 1666-1667 годов – клятвы на старообрядцев, клятвы на старую веру. И этот вопрос для собора был одним из важных, потому что после 1905 года староверам разрешили самостоятельно создавать свои приходы, организовывать, поэтому…

С.БУНТМАН – Т.е. они… они появились, фактически, в открытой жизни, и надо было решать – вот, после 1905 года.

Е.БЕЛЯКОВА – Ну…

С.БУНТМАН – Я прошу прощения, мы сейчас прервемся на новости и потом мы продолжим. Я напоминаю, что у нас в гостях Елена Белякова, и мы говорим о соборе 1917 года. Задавайте свои вопросы: +7985-970-45-45.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН – Это программа совместная радиостанции «Эхо Москвы» и журнала «Знание-сила». Не все было так в 17-м году, не надо забывать, что помимо всех политических, революционных событий с перемещениями огромных масс, в том числе и солдатских, стрельбы и прочего, было важнейшее событие… могло оказаться это событие важнейшим, вообще, в ХХ веке и для русского общества. И для христианства тоже, между прочим. Оно таким и было, просто осталось в тени в силу очень многих последующих событий. Церковный собор. И у нас в гостях Елена Белякова. Ну что же, мы… вот, мы подошли к самому собору. И вот, ну вот кто мог знать, что… ну самое, вот… ну, не то, что неудачное, а самое тяжелое время. Собор оказался на периферии внимания, или к нему все-таки… за ним внимательно следило общество? Или нет?

Е.БЕЛЯКОВА – Скорее, на периферии все же. Потому что если посмотреть воспоминания Бунина «Окаянные дни», вот эта его книга, он как раз говорит, что для него это какой-то второстепенный вопрос. Вот, собор сначала, когда начинался, то участникам собора казалось, что, вообще, вся Россия следит за собором. Это было такое ощущение, говорили все время «мы представляем стомиллионный православный русский народ». А в конце собора говорят, что «мы не знаем, сколько мы представляем, мы вообще не знаем, кто остался православными. Мы плохо представляем, что делается на местах, мы должны отправиться на места, чтобы иметь возможность влиять там на события».

С.БУНТМАН – А события-то стремительно…

Е.БЕЛЯКОВА – Стремительно, да.

С.БУНТМАН – …стремительно проходили. И вот за время… вся осень-зима ведь это, да?

Е.БЕЛЯКОВА – И страшное… Собор закончился в сентябре 1918 года, потому что просто негде было заседать – отобрали здание, в котором проходили заседания. И кроме того, члены собора уже были должны… вынуждены возвращаться. И это… члены собора прекрасно понимали всю трагичность положения. Они уже оказывались на улицах под обстрелом, на… часть заседаний собора проходит при закрытых дверях, именно для того, чтобы не последовали репрессии тем, кто выступает – они знают о расстрелах. И 25 января был убит председатель отдела о церковной дисциплине, Владимир Богоявленский, митрополит… сначала митрополит Киевский. Он прибыл в Киев и был там убит как раз во время собора. Об этом стало известно участникам собора, они послали специальную комиссию по расследованию этого преступления, и члены собора на заседаниях принимают решение об установлении памяти новомучеников – принимаются специально решение о том, чтобы собирать, вот, сведения о тех, кого преследуют, кого казнят. И вообще, для собора вот это заступничество за тех, кого могут убить, попытка остановить братоубийственную войну – это все настолько важно, это все настолько проникнуто христианским духом . Патриарх Тихон пишет воззвание за воззванием. И собор пытается повлиять на эти события, но его старательно оттесняют. Даже само печатание деяний собора, оно прекращается. У собора не было…

С.БУНТМАН – А когда прекращается, когда? Уже это… в 18-м году уже прекращается?

Е.БЕЛЯКОВА – Да, в 18-м году. В начале все-таки деяния печатались. И вот это величайшая, вообще, заслуга самого собора, что мы знаем буквально каждое выступление, мы знаем все, что говорилось на этом соборе. Т.е. вот это все говорилось, во-первых, откровенно. И поразительно, никогда, наверное, не было в русской истории вот такого события, когда люди бы заботились не о своих каких-то выгодах, говорили не потому, что кто-то лоббировал их точку зрения, а потому что они действительно стремились выразить, вот, истину, сказать правду о том, как должна быть устроена церковь, правду о христианстве, правду о жизни… Вот поэтому эти выступления на соборе, они, конечно, до сих пор поражают своей глубиной, поражают и уровнем. Это и уровень профессоров духовных академий, уровень, до которого мы сегодня до сих пор не поднялись. Но среди участников…

С.БУНТМАН – А скажите пожалуйста… Да, вот я как раз хотел спросить – вот помимо того, что собор избрал патриарха впервые, патриарха Тихона – кто главные, если можно так сказать, фигуры собора, главные идейные, главные по… и по каким именно направлениям?

Е.БЕЛЯКОВА – Ну, конечно, Антоний Храповицкий, митрополит Антоний Харьковский. Именно он набрал наибольшее число голосов. И если бы избрание патриарха решалось бы просто системой голосования, да, как решается всюду – т.е. просто, кто наберет больше – то тогда бы патриархом стал митрополит Антоний. Он пользовался необычайной популярностью. Собственно, он выразитель такого, скорее клерикального направления или иерократического, в церкви. Т.е. он за строгую иерархическую систему управления. Без того, чтобы миряне как-то были допущены к системе управления. И он пользуется популярностью, благодаря своим таким, очень строгим монашеским взглядам. Он создал монашескую школу, у него было очень много последователей. Впоследствии он оказался в эмиграции и здесь возглавил как раз зарубежную церковь. Вот, это лидер. Другой лидер – это Сергий Старогородский. Это именно богословский лидер, это будущий патриарх. У него совсем другие взгляды. Это человек, который выступает, ну, вообще, поразительно глубоко на соборе. Он постоянно пытается оценить современную ситуацию, он не хочет просто говорить, вот, о канонах, как… не хочет прятаться за каноны, он хочет понять правду – правду жизни, правду канонов. У него есть поразительные просто выступления, они далеко не все вошли в «Деяния поместного собора», и часть осталась в материалах отдела, как и выступления многих. Вот, это, конечно, удивительная фигура. Ну, вот уже упомянутый митрополит Владимир Богоявленский. Митрополит Арсений Стадницкий, который постоянно выступает, он второй кандидат как раз на патриаршество. Патриарх Тихон набрал третье число голосов. Собственно, выбор был решен жребием. Специально тянули жребий, с тем, чтобы дать, как бы, возможность воле Божьей…

С.БУНТМАН – Проявиться.

Е.БЕЛЯКОВА – …проявиться, да. Это принцип, которые еще был в Новгороде, и вот здесь он был повторен. Да, так что вот эти лидеры. Из светских лиц… Ну, вот очень интересен юрист Николай Кузнецов, который постоянно тоже выступает на соборе – он противник как раз учреждения патриаршества – тем интереснее его взгляды. И вообще, собор в этом плане крайне интересен – мы ничего подобного сейчас не видим и не знаем. Когда представлены разные точки зрения, иногда диаметрально противоположные. Но люди ищут согласия, они уважают чужую точку зрения, они ищут действительно правду. Они не только… не хотят себя показать, хотя, конечно, были и такие члены собора, о которых говорили, что они выходят на трибуну только для того, чтобы прозвучать.

С.БУНТМАН – Ну, а где без этого обходится? Где обходится без такого?

Е.БЕЛЯКОВА – Да. Ну, вот такие были, да. Но здесь как раз возможность, вот, примирения, и то, что возможно найти какую-то точку зрения, которая бы действительно всех объединяла, устраивала – т.е. то, что именно является принципом соборности. Не просто сводить, а найти, вот, именно правду какую-то. И суметь отстаивать свою правду – то, чего мы сейчас совершенно не видим в церковной жизни, когда, вот, ну, решения принимаются неизвестно кем, где-то за кадрами… Вот, а здесь это все было вынесено, все было в открытую, и поэтому собор вот этой открытостью поражает, он необычайно важен. Собственно, потом многие участники собора как раз об этом говорили, что здесь впервые звучали и миряне, и епископы, и звучали одинаково, и все были услышаны, и что вот этот дух соборный они впервые почувствовали. И видимо, вот этот дух соборный помог и патриарху Тихону, вот, в его деятельности дальнейшей, потому что он действительно стал таким, объединителем для, вот, всей церковной традиции.

С.БУНТМАН – Несмотря на то, что светские власти, новые власти именно всячески раскалывали церковь. Всячески раскалывали и занимались… ну, как раньше это называлось, «прелестные письма», да? - прельщали и искушали. Я бы хотел, вот, сразу о соборе. Вот Дмитрий спрашивает, вот, прислал нам смс-ку: «Отсутствие поместного собора и… давно очень не собирался поместный собор и архиерейские соборы – как Вы это рассматриваете, вот, для церковной жизни нынешней русской православной церкви?»

Е.БЕЛЯКОВА – Ну, сейчас есть установка, собственно, на то, чтобы не собирать поместный собор. Есть работы отца Владислава Цыпина, который обосновывает точку зрения на то, что участие мирян, вообще, в соборе – это необязательно, что достаточно участия духовенства. Так что за этим стоит определенная позиция, вот, та самая клерикальная, которая сейчас, в общем-то, довольно широко представлена. И вообще, вот это представление о том, что значение поместного собора не только в том, что он учредил патриаршество, а в том, что он во многом восстановил соборную жизнь и показал, какой она должна быть – вот это значение как-то плохо сегодня видится, т.е. оно далеко не всеми усматривается, далеко не все согласны с этой точкой зрения.

С.БУНТМАН – Но ой, как нужен, ой, как нужен…

Е.БЕЛЯКОВА – Конечно…

С.БУНТМАН – И давно.

Е.БЕЛЯКОВА – Конечно, нужен. Конечно, нужен, потому что… ну, понятно, что будут крайние точки зрения, понятно, что найдутся и крайне правые…

С.БУНТМАН – Ну и что? Ну и что?

Е.БЕЛЯКОВА – Да, но и найдутся и крайне левые – вот… Но люди должны…

С.БУНТМАН – Ну и что? Это же все есть, это же лучше, чем в брошюрках, в тихом шепоте, на сайтах, где-то в каких-то писаниях, разговорах и т.д. Лучше, чтобы это все проявилось, и чтобы найти какой-то путь и цель.

Е.БЕЛЯКОВА – Конечно. Но здесь… к сожалению, произошло падение уровня образования, да? Та профессура, она была уничтожена, физически уничтожена. Расстрелян Владимир Николаевич Бенешевич, участник собора, умер в ссылке Николай Николаевич Фиолетов, расстрелян Илья Громогласов, который стал священником, канонист. Т.е. вот те, кто действительно могли бы продолжить, и те, кто стояли на этом величайшем действительно уровне, и могли бы создать свою школу, это все вытоптано. Поэтому, вот, сегодня еще стоит задача, которая, на самом деле, не решена – вот, создание богословской школы вот на таком высоком уровне, какой он был до 1917 года.

С.БУНТМАН – Но это за полчаса не создашь.

Е.БЕЛЯКОВА – Нет, конечно.

С.БУНТМАН – За полчаса не создашь…

Е.БЕЛЯКОВА – Это требует усилий и требует направленной работы.

С.БУНТМАН – Но для этого, наоборот, нужно постоянный разговор, нужен разговор и обмен мнениями открытый, и для этого, наверное, нужен собор. Наверное.

Е.БЕЛЯКОВА – Конечно. Конечно, нужен.

С.БУНТМАН – Он может толкнуть.

Е.БЕЛЯКОВА – Конечно.

С.БУНТМАН – Я бы очень хотел, чтобы мы посмотрели, вот, главные вопросы и что… к каким выводам все-таки пришел, не только обсуждал-обсуждал-обсуждал, а собор по самым главным вопросам, если можно, перечислить просто…

Е.БЕЛЯКОВА – Ну, учреждение патриаршества – это мы сказали.

С.БУНТМАН – Да.

Е.БЕЛЯКОВА – Т.е., но этим не ограничилось, потому что помимо патриаршества был создан Высший церковный совет – не только Синод при патриархе, да, но и Высший церковный совет, куда входили миряне. И считалось, что управлять церковью, церковными делами между соборами должны вот эти два органа при патриархе. Вот. Высшего церковного совета сейчас, как такового, вообще не существует, как известно. Кроме того, был создан приходской устав, т.е. реформа прихода все-таки была осуществлена. Было издано постановление о реформе управления епархиального. Была признана необходимость выборности епископов – очень важный момент, потому что это одна из центральных проблем, вообще, жизни церкви – как формировать епископат, как формировать клир, откуда должны браться эти люди. Потому что это же действительно загадка – откуда берутся епископы. Вот как раз собор нашел ответ на этот вопрос. И другим ответом, который собор искал, но о котором так и не было принято решение – это реформа школы, реформа образовательной системы, создание богословских институтов, создание пасторских курсов. Об этом тоже на соборе были вынесены определения. Собор…

С.БУНТМАН – Ну, куда, там уже 18-й год… Куда там уже?

Е.БЕЛЯКОВА – Вы знаете, богословский институт продолжал еще существовать…

С.БУНТМАН – Сколько?

Е.БЕЛЯКОВА – …в 20-е годы.

С.БУНТМАН – До какого времени?

Е.БЕЛЯКОВА – Если я не ошибаюсь, до 21-го года. Он потом просто… почему трудно сказать – он существовал уже на квартирах. И в Петербурге был такой, и в Москве были открыты богословские курсы. Вот, т.е. это еще продолжало существовать. Была подготовлена, не была осуществлена реформа церковного суда. Т.е… это тоже очень важная реформа, потому что это возможность церкви решать свои проблемы без постороннего вмешательства – то, с чем церковь впоследствии не справилась, потому что начались постоянные вот эти церковные расколы, как слева, так справа – то, что сделало невозможной церковную жизнь в ХХ веке. Вот. Но, к сожалению, эта реформа, вот, так и не была осуществлена, церковный суд не был введен. Было принято очень важное постановление о монахах и о монашествующих, которое давало возможность самоорганизации монастырей. Т.е. вот эти все… в общем, было принято 52 постановления. Очень много постановлений было подготовлено, но осталось в отделах – они даже не были вынесены на собор. Это то, что касается как раз и вопросов богослужения…

С.БУНТМАН – А русский язык?

Е.БЕЛЯКОВА – …богослужебной практики, вот, русского языка…

С.БУНТМАН – Русского языка, да.

Е.БЕЛЯКОВА – Да. Т.е. это не было вынесено на собор. Но вот, вопрос о дьяконицах – казалось бы, такой, не самый важный вопрос, но для церкви того времени важный, потому что мужчины были призваны на фронт, и в советские время так или иначе это служение дьякониц осуществилось, потому что просто некому было служить в церкви. И я думаю, если вы ходили вот в 70-е годы, вы помните, что прислуживали одни женщины. Вот эти постановления также не были приняты, хотя они все были подготовлены…

С.БУНТМАН – Календарь, календарь. Были заседания по календарю…

Е.БЕЛЯКОВА – Были заседания по календарю, да, и патриарх Тихон уже после собора даже вел календарь, но потом это было отменено, потому что на него было оказано определенное давление. Вообще вопрос о календаре оказался достаточно сложным именно с богословской точки зрения, потому что и власть тут форсировала, она вводила…

С.БУНТМАН – Вот у меня тут как раз такое ощущение, что почти в то же самое время, когда были… вот практически в то же самое время, когда на соборе были удивительные совершенно рассчитанные, тонко просчитанные предложения были о переходе на григорианский календарь, если это нужно и если это возможно, то здесь одним махом в начале февраля 1918 года, отъев у нас.. сколько там, 13 дней получилось…

Е.БЕЛЯКОВА – Да…

С.БУНТМАН – Был осуществлен гражданский переход. Тогда. А там были удивительные предложения.

Е.БЕЛЯКОВА – Это не только касается календаря, это вообще была политика власти – вытеснять церковь из всех областей жизни, где она, вообще, взаимодействовала с народом, там, где… вот это очень важный момент. Один из первых таких декретов – это декрет о гражданском… о разрешении гражданского развода. Собственно, вот эта задача и браков, и разводов – это функции, которые лежали на церкви, вот, в течение… собственно, от великого князя Владимира, тысячелетия такое, да, русской истории? И одна из проблем, которая стояла на соборе – это как раз пересмотреть вот эту практику, найти способы решения, разрешить более широко практику разводов именно в какую-то угоду времени, потому что этого требовала просто настоятельно жизнь. Вот. Здесь тоже это было решено одним махом, решено властью, и так, что стали из епархиальных правлений просто изымать консисторские дела, с тем, чтобы не дать церкви даже довести те дела, которые уже имелись. И у людей произошло какое-то крайнее смешение, ну вот, буквально, есть донесение епархиальных архиереев, когда они говорят, что приходят красноармейцы и говорят: «мы не нехристи, разведите нас по-церковному, а потом повенчайте». А когда они отказываются, они говорят: «Вы не выполняете декреты народных комиссаров, мы вас штыками заставим, вот, повиноваться этим декретам». Вот…

С.БУНТМАН – Ну да, да…

Е.БЕЛЯКОВА – Это не выдуманная картинка…

С.БУНТМАН – Но это типичное революционное, вот, настроение. Это смешение всего, и здесь, к сожалению, только усугубилось со временем. С одной стороны, вытеснялась церковь, с другой стороны, умело использовалась и в борьбе с ней же самой.

Е.БЕЛЯКОВА – Да, конечно. Вообще, происходили процессы, которые… они не очень, к сожалению, изучены и не очень описаны – но то, что называется церковной революцией – на соборе об этом много говорили. Потому что это в какой-то степени еще Временное правительство начало использовать, проводя епархиальные съезды, на которых смещали архиереев. Против архиереев действительно были во многих епархиях определенные настроения, и это понятно, потому что епископат был в большом разрыве от приходских священников. И вот эти настроения использовались, действительно. И священники, и многие епархиальные съезды просто прогоняли архиереев. Вообще, прошло переизбрание – об этом очень мало кто знает, но тот же патриарх Тихон, он первоначально занимал кафедру Литовскую. Он только в июне 1917 года, вот, был переизбран на кафедру Московскую.

С.БУНТМАН – Московскую, да.

Е.БЕЛЯКОВА – Вот, и это именно было переизбрание. Потому что был смещен митрополит Макарий Невский. Так что здесь действительно и собор сам как раз принял определение, вот, о преодолении нестроений церковных, где грозил отлучением тем священникам, тем епископам, которые используют власть для борьбы с собственной иерархией.

С.БУНТМАН – Короткий вопрос – я прошу прощения – Александр Васильевич спрашивает, обсуждался ли на соборе вопрос отношения к действующей власти?

Е.БЕЛЯКОВА – Да, конечно, и неоднократно. Т.е. это тема, которая постоянно звучит на соборе, хотя говорилось о том, что собор аполитичен, что он не будет заниматься политикой, но он не мог не отзываться на те события, которые происходили. И здесь не было сначала определенности, потому что начинают обсуждать декреты, а члены собора говорят «а зачем их обсуждать, это какая-то агония умирающей власти» - вот так по поводу декретов советской власти: «зачем их вообще обсуждать?»

С.БУНТМАН – Было ощущение, что это ненадолго.

Е.БЕЛЯКОВА – Было, что это ненадолго, что это, вообще, какое-то недоразумение, что не может быть такого. Вот. А когда уже увидели, что эта власть укрепляется, здесь есть воззвание, есть воззвание патриарха Тихона, которое грозит, вот, как раз и объявляет анафему тем, кто участвует в братоусобной борьбе. Есть воззвание по поводу Брестского мира – т.е. собор отвечал на, вот, все действия. Есть ответы, как раз, и на декрет… и по поводу браков, и по поводу декрета об отделении церкви от государства – на все эти декреты собор давал ответы, они опубликованы, так что это все есть. Просто это большой разговор.

С.БУНТМАН – Да. Большой разговор, и я думаю, обо многих вещах мы еще поговорим. Я думаю, стоит сделать передачу – вот когда… здесь спрашивают слушатели, очень много, о судьбе участников собора, подробно. Михаил формулирует так: «Расскажите о трагедии сергианства». И я думаю, что и о Сергии, и о патриархе Тихоне, дальше что он делал, после собора, что делали… вот о ситуации… вот постоянно, как Вы сказали, расколов, и слева, и справа. И вот о ситуации в церкви на рубеже 10-х и 20-х годов, вот в первые годы, вот, советской власти, и в годы эмиграции, и мученичества очень многих иерархов церкви.

Е.БЕЛЯКОВА – Да.

С.БУНТМАН – Вот об этом стоит рассказать… рассказать отдельно.

Е.БЕЛЯКОВА – Да, конечно. Конечно. Это большие вопросы.

С.БУНТМАН – Да. Как можно вот сейчас… если подвести итог… ну, неоправдавшиеся надежды или все-таки действенное какое-то, несмотря на то, что собор был достаточно забыт, собор 17-18 годов. Но объективное какое-то влияние он все-таки… он все-таки имел? На жизнь, на умы – несмотря на все разрушение?

Е.БЕЛЯКОВА – Я думаю, что да, имел. Об этом говорит и патриарх Тихон, и другие участники собора. Т.е. для них это осталась та память, которая продолжала и дальше существовать. Он очень был важен для зарубежной церкви. И об этом все время говорит русская зарубежная церковь – они все время ссылаются на опыт поместного собора. Он был важен и для тех, кто ушел в катакомбы – для иосифлянского движения. Т.е. он был важен и для церковной оппозиции. И он остается важен и сегодня, т.е. нельзя считать, что это просто, вот, что-то, что сумели отодвинуть. Как раз, мне кажется, то, что, вот, многие участники были расстреляны и погибли, ну, как раз это дает обязанность, как бы, продолжать их дело, и оно просто само… это вот то зерно, которое если не умрет, то не родится. Вот оно как раз родилось, оно продолжает жить. Поэтому…

С.БУНТМАН – Ну что же… Да, должно жить, и я думаю, что мы еще обратимся к этой… и к церковной ситуации, и к идейной ситуации, и к судьбе участников собора. Спасибо, Елена Белякова была у нас сегодня в программе «Не так!» Эта тема будет продолжена, мы договоримся, когда.