Юлий Гусман - С добрым утром, ГКЧП - 2011-08-14

19 августа 91-го года я, счастливый, весёлый и довольный, готовил свою китайско-американско-российскую группу спектакля в Америке, молодых артистов, для вылета в Россию, для того чтобы играть здесь наш спектакль о дружбе, о счастье и о молодёжи. И вот мы пакуем чемоданы в прямом смысле слова. А у нас же Америка… здесь уже вечер, а там ещё утро. У нас вечером звонит мне товарищ из Нью-Йорка, Леви Круп, и говорит – посмотри, там война, стреляют на улицах танки, жгут что-то там, ужас какой-то. Я говорю – хватит, нашёл глупости мне звонить, такой розыгрыш. – Вот, посмотри.

Я включаю новости, и по всем каналам этот ужас, который я увидал… это просто уму непостижимо, что по улицам идут танки. Дальше начиналось достаточно страшновато, потому что на моём попечении, помимо китайских и американских артистов, самое главное – в далёком городе Фарго сидят 20 наших советских подростков, российских детей, в том числе моя дочь, которая там играла в этом спектакле. Во-первых, американцы повели себя потрясающе. Они буквально за полдня поменяли все билеты, то есть мы не могли вылетать, потому что понимали, что мы летим… куда везти детей на войну? Значит, поменяли билеты, оставили нас с возможностью дальше жить там, и потом мы переиграли, забегая вперёд, чтобы поехать сначала в Пекин, а потом в Москву. Я-то рвался в Москву воевать, но я понимал, что я не могу ребят бросить, и я остался там. Я позвонил своей жене Валиде и говорю, что, Валя, с намёком, я понимаю, что мы скоро не увидимся. Я же как был активный член этой самой команды Гайдара и я говорю, что, вот, извини. А у меня там документы всякие, всё это… я, значит, говорю – ты посмотри там… я понимаю, что спишут, слушают… она там плачет… я там чуть не плачу, дочка плачут, дети плачут. В общем, плакать мы перестали.

Уже очень скоро стало ясно, что эти, извините за выражение, козлы долго не продержатся. Дальше всем знакомая история. Мы улетели в Пекин, мы сыграли там наши спектакли, потом поехали в Москву, сыграли там спектакли, но вот это ощущение ужаса, когда это по тёплым и мирным улицам Москвы идёт переворот, катится эта страшная, чудовищная огненная, вдруг возникшая, лава, оно осталось во мне на всю жизнь. Правда, единственное, мне жалко, что мне не удалось, простите за громкие слова, всё-таки быть в этот день в Москве, потому что мне хотелось бы всё равно быть в центре событий, хотя из Америки это всё и страшно, и трудно, и очень-очень опасно.