1. Новые факты об эвакуации и хранении в Свердловске собрания Эрмитажа во время Второй мировой войны - 2. Ограниченная возможность - это Возможность: о выставке фотографа Маржаны Садыковой - Юлия Кантор, Лидия Мониава, Екатерина Марголис, Маржана Садыкова - Музейные палаты - 2013-02-16
К. БАСИЛАШВИЛИ: Здравствуйте. В студии Ксения Басилашвили. Сегодня я в одиночестве, потому что Тимур Олевский приболел. Поправляйся, Тимур, поскорее, мы тебя ждем. Вы знаете, что программа наша, как калейдоскоп, поворачивается разными гранями. Сегодня совсем радикально будет. После новостей история, которая может лично вас изменить. Это история удивительной девочки. Ей 13 лет, и она уже очень интересный фотограф, и она тяжело больна. Открылась выставка фотографий ценой невероятных, прежде всего физических усилий. Девочке есть что сказать миру. Я надеюсь, мы сегодня ее услышим. Маржана Садыкова и ее друзья после новостей.
Поворачиваем калейдоскоп – и ближе к 10-30, как всегда, Станислав Анисимов, который поведет вас в необычный музей. На этот раз он отыскал Музей колокольного звона в Москве. А прямо сейчас интервью в записи. Мы беседовали с хорошо известной вам Юлией Кантор, доктором исторических наук, советником директора Государственного Эрмитажа. Что открылось Юлии в архивах Екатеринбурга? Куда исчезали на время войны Рембрандт и Рубенс?
ИНТЕРВЬЮ В ЗАПИСИ ЮЛИИ КАНТОН
К. БАСИЛАШВИЛИ: Во время работы в архивах Екатеринбурга Юлии открылись уникальные, ранее не опубликованные и не известные факты, связанные с эвакуацией экспонатов в Свердловск.
Ю. КАНТОР: 8 сентября 1941-го все пути были уже отрезаны и вокруг города замкнулось вражеское кольцо блокадное. На самом деле успели выехать из Ленинграда в июле и самом начале августа два эшелона из трех, которые должны были покинут город с экспонатами Эрмитажа.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Эта была засекреченная информация, куда едут?
Ю. КАНТОР: Вся информация об эвакуации не только из Ленинграда, но и из других регионов была полностью засекречена. Это касалось не только предприятий обороны, передвижение которых имело гриф секретности, но и передвижения предметов искусства, тоже понятно почему. И маршрут следования именно Эрмитажа, равно как и Русского музея, был засекречен. Но Русский музей уезжал, как известно, в Молотов, т.е. в Пермь, а экспонаты Эрмитажа уехали в Свердловск, нынешний Екатеринбург. Маршрут был известен только Владимиру Францевичу Левинсону-Лессингу, который возглавил филиал Эрмитажа в Свердловске.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Почему был выбран именно этот маршрут?
Ю. КАНТОР: Уже известна информация о том, что Ленинград оказался во время войны, в первые недели войны, как ни парадоксально это прозвучит, в отношении предметов искусства, музейных ценностей в более выигрышном положении, чем другие. Дело в том, что здесь была финская война, прошло совсем немного времени, год, и потому у ленинградских музеев по крайней мере были эвакуационные планы, относительно реалистичные, чего нельзя, увы, сказать о музеях Новгорода и Пскова. Так вот возвращаясь к Свердловску, понятно, что увозили на восток, увозили на Урал, потому что было понятно, что увозить нужно быстро и далеко.
Как потом вспоминал Молотов в своих известных дневниках, «мы знали, что придется отступать, только не знали, до Москвы или до Урала». Запасная столица была Куйбышев, т.е. Самара, а предприятия оборонной промышленности и музеи (музеи тоже были стратегически важным объектом) увозились на Урал. И в этом смысле Петербург и Екатеринбург, а тогда Ленинград и Свердловск, конечно, города-побратимы. Всем известна наша выставка «Эрмитаж спасенный», как раз посвященная сохранению эрмитажных предметов, экспонатов именно в Свердловске. Но оказалось совершенно неожиданно даже для меня… Казалось бы, тема Эрмитаж – блокада, Эрмитаж – эвакуация, Эрмитаж – Свердловск настолько исхожена и публицистами, и журналистами, и исследователями, что вроде бы и негде тут топтаться.
К. БАСИЛАШВИЛИ: А почему вы решили к этой теме обратиться?
Ю. КАНТОР: На самом деле по заданию Михаила Борисовича Пиотровского, который прямо сказал, что к 70-летию полного снятия блокады Ленинграда, это 27 января 1944 года (через год, в 14-м году будет круглая дата), и 250-летию Эрмитажа (которое тоже в 2014 году будет отмечаться) нужно провести серьезное научное исследование, связанное именно с военной судьбой нашего музея. Я поначалу удивилась. Были воспоминания Левинсона-Лессинга, правда фрагментарные, было несколько публикаций в сообщениях Государственного Эрмитажа. Наконец, знаменитая книга Варшавского и Реста «Подвиг Эрмитажа», там тоже есть о Свердловске. Я удивилась, когда получила от директора такое задание.
Но удивление быстро спало, как только я приехала в Екатеринбург. Конечно, я ехала не вслепую, а примерно ориентируясь, где что лежит, что называется. А лежит всё в двух архивах: в Государственном архиве Свердловской области и в Центре документации общественных организаций Свердловской области, это как раз бывший парт.архив. И выяснилось – понятно почему, в силу известных обстоятельств советского времени, в том числе послевоенного, - документы, даже если они были рассекречены (что тоже произошло очень не сразу, кое-что рассекречено не то что в 90-е, а уже в 2000-е годы, 2005 год и так далее), даже то, что было рассекречено, абсолютно не подлежало оглашению.
Когда читаешь эти документы, понимаешь, что всё было далеко не елейно и далеко не гладко, в каких объективных условиях жил тогдашний Свердловск и что для него значило разместить такое количество таких ценных экспонатов. И первые документы о размещении, которые удалось найти, касаются как раз начала августа, буквально 3 августа 1941 года, т.е. только-только первый эшелон достиг пределов тогдашнего Свердловска. Разумеется, никаких мало-мальски приемлемых помещений для таких сокровищ не было.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Т.е. ехали вслепую?
Ю. КАНТОР: Ехали в конкретную точку и в экстренно обустроенную (скорее даже в предоставленную) точку, это, как изначально предполагалось, здание Свердловской картинной галереи, единственное здание, где было паровое отопление, нормальные стены, относительно нормальный климат. Но когда приехали, стало ясно – и это опять же видно по переписке Левинсона-Лессинга с горкомом, исполкомом Свердловска и даже с СНК, с Москвой. Стало ясно, что предметы находятся в коробках в узких помещениях, между ними узенькие проходы, в которые не может пройти человек в случае возникновения, не дай бог, пожара. Ящики в 3-4 ряда находятся друг на друге. Сразу же возник вопрос о расширении предоставленных Эрмитажу помещений. А куда? Всё занято.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Чтобы сразу же понять масштаб того, что было, возможно ли перечислить некоторые экспонаты, которые переехали?
Ю. КАНТОР: По имеющимся нашим данным, переехало примерно две трети экспонатов Эрмитажа, это как минимум более полутора миллионов единиц хранения.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Что из шедевров лежало в таких условиях в коробках?
Ю. КАНТОР: И в коробках, и в разобранном состоянии, например, известная рака Александра Невского, та самая, хорошо известная по последним дискуссиям вокруг нее. Рембрандт, Рубенс. Живописные полотна, находящиеся в таких условиях, подвергались страшной опасности. В свернутом виде, в ящиках, в непонятно каком климате. Декоративно-прикладное искусство, часть фарфора. Часть осталась в Ленинграде. Это отдельная драматическая, но, к счастью, хорошо закончившаяся история.
Естественно, Эрмитаж, размещавшийся, как видно по документам, которые удалось разыскать, на территории примерно полутора тысяч квадратных метров, это было ровно в два, два с половиной раза меньше, чем нужно было хотя бы по минимуму. Было известно, что, начиная с 1942-го к 43-му году, все-таки удалось расширить территории, где Эрмитаж находился. Это был антирелигиозный музей. Казалось бы, нам название ничего не говорит, кроме того, что он антирелигиозный.
Но здесь одно большое «но»: антирелигиозный музей – это дом Ипатьева. И здесь такая тройная связь. Ипатьевский дом, где была расстреляна царская семья, использовался в послереволюционное время именно как здание, где размещался антирелигиозный музей, к началу войны расформированный, и пристанищем для экспонатов Эрмитажа, в том числе сокровищ семьи Романовых, стал тот самый Ипатьевский дом, который был их последним земным прибежищем. Опять же была проблема, об этом тоже говорят документы, которые удалось найти.
Кстати, хочу поблагодарить Ольгу Бухаркину, заведующую отделом использования документов, потому что без нее я бы плавала вслепую в описях архива и мало что нашла бы. Она очень помогла сориентироваться в этих документах. Так вот эрмитажные экспонаты занимали один этаж.
К. БАСИЛАШВИЛИ: А сколько они там находились? Три года?
Ю. КАНТОР: Практически три года, да.
К. БАСИЛАШВИЛИ: И всё это время они стояли нераспакованными.
Ю. КАНТОР: Конечно. За исключением тех вещей, которые уходили на выставки, в том числе на знаменитую выставку 1943 года «Героическое прошлое русского народа». Так вот когда часть экспонатов Эрмитажа была перевезена из первоначального здания в бывший антирелигиозный музей, тоже возникла проблема. Да, помещения появились, но под ними находилась военная типография, использующая при своей работе огнеопасные материалы. Причем в Ипатьевском доме не было пароводяного отопления. Это тоже видно по документам. Это очень беспокоило эрмитажных сотрудников, потому что всё отапливалось печами. Изолировать, в случае возникновения открытого огня, эрмитажные экспонаты было невозможно. Это опять проблема.
Были огромные проблемы с перевозкой экспонатов из одной точки вот в эту вторую, а потом еще и в третью, бывший костел. Видите – всё время бывший, бывший… Бывший польский католический костел также был отдан под имущество Эрмитажа. В документах видно – я даже сначала не поняла, – что необходимо освободить от жильцов эти помещения. А потом, когда читаешь, понимаешь, что это обычная история, что в бывших монастырях в советское время размещались и коммуналки, и общежития и так далее по все стране, вне зависимости от того, была это война или не война. Так и в бывшем костеле.
Так образовались три точки: картинная галерея и две абсолютно неподготовленные точки, но которые дали возможность музею хоть как-то разместиться. С течением времени это всё как-то приходило в норму (норму военного времени, естественно), чтобы чувствовать себя в какой-то безопасности.
К. БАСИЛАШВИЛИ: А с точки зрения хранения, каковы были потом результаты, когда исследовали картины того же Рембрандта?
Ю. КАНТОР: В основном это всё происходило после того, как Эрмитаж вернулся обратно. К счастью, ничего фатального не произошло. Всё выдержало. Может быть, из-за изоляции, которая была при упаковке, это ведь тоже учитывалось.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Эта эвакуация для Эрмитажа была вещь уникальная, и в научном смысле. Подобного экстра-выезда из Эрмитажа не производилось ранее. Может быть, если только вспомнить пожар в 19 веке, когда вещи просто выносили на Дворцовую площадь.
Ю. КАНТОР: Да, конечно. Но все-таки в данном случае не было пожара, с одной стороны, была только экстренная ситуация. Все-таки это было продумано: в какие коробки, откуда их брать, как изолировать – ватой, бумагой, пергаментом и так далее. Это как раз было продумано. Я почему хотела еще одно сравнение провести, но не с пожаром как раз. Вещи из Эрмитажа уезжали в Москву во время Первой мировой и потом гражданской войны, а потом очень долго не могли вернуться. Тоже была эвакуация, потому что боялись, что опять же немецкие войска войдут в Петроград, поэтому всё увозилось на восток, в данном случае из столицы в Москву, будущую столицу. Конечно, в условиях военного времени в 1941 году приходилось прибегать и к экстренным мерам.
К. БАСИЛАШВИЛИ: А сколько сотрудников проследовало за экспонатами?
Ю. КАНТОР: Постоянный штат колебался от 17 до 27-28 человек. Потом было чуть больше, потом чуть меньше. И происходила некоторая ротация. Такая известная страница, что эрмитажники привезли с собой не только собственные экспонаты, но и культуру и науку. Они же преподавали как реставраторы и в Свердловском университете, и в других вузах, в том числе и в московских, эвакуированных опять же на Урал, в частности в Свердловск. Собственно, теперешняя екатеринбургская школа реставрации напрямую связана с эрмитажной реставрационной традицией, и эти связи сохраняются и сейчас.
Опять же мне в архиве удалось найти некоторые рукописные или машинописные воспоминания тогдашних свердловчан, которые жили с эрмитажниками по так называемому уплотнению, которое было во всей стране, куда были эвакуированы люди из других регионов. Просто подселяли в квартиры. Как раз воспоминания об эрмитажниках, об этих вечерних чаепитиях, рассказах о Ленинграде. У кого-то это детские воспоминания, у кого-то отроческие, о том, как себе тогда представляли Ленинград свердловчане, с кем он был ассоциирован.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Юлия Кантор сегодня в программе «Музейные палаты» о нелегком периоде для Эрмитажа во время эвакуации в Свердловск. Стали известны ранее засекреченные факты.
Ю. КАНТОР: Засекречены были, во-первых, даты, время, объемы и маршруты вывоза и, соответственно, сам маршрут, о чем мы уже говорили. Сам факт прибытия такого количества предприятий или такого количества музеев или экспонатов засекретить априори невозможно, хотя бы потому что помещения занимаются кем-то, чем-то, снуют машины, нужна охрана и так далее. Вопрос секретности оставался актуальным до тех пор – и он соблюдался до окончания войны, – потому что никто никогда не говорил, кроме узкого круга посвященных людей, это собственно руководство филиала Эрмитажа, НКВД и горкома, обкома в Свердловске, не ответственности которых было это хранение. Нужно было знать, сколько экспонатов, как они хранятся.
Так вот выставка не случайно в 1943 году. Это Сталинградская битва. Выставка должна была открыться к 25-летию создания Красной армии. Соответственно, это январь-февраль 1943 года. В это же самое время и для Ленинграда важное событие – это прорыв блокады Ленинграда 18 января 1943 года. Выставка была задержана. И есть очень напряженная, резкая переписка Левинсона-Лессинга с свердловской парторганизацией, городской и областной, и даже письма в Москву, в управление по делам культуры при СНК о том, что выставка срывается из-за того, что экспонаты расположены в разных точках и необходима их перевозка и их охрана. Этого не происходит. Не освобождаются помещения уже для выставки. А она огромная, она, по сути, была, как явствует из документов, гораздо шире, чем та, которая была развернута в Эрмитаже в 1938 году, хотя та выставка, ее концепция была базой.
Но выставка, все-таки открывшаяся (правда, несколькими месяцами позже) в 1943 году в Свердловске, была существенно дополнена несколькими разделами. Конечно, большой раздел, финальный по концепции, был посвящен собственно Великой Отечественной войне.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Это русский отдел, наверное, готовил.
Ю. КАНТОР: Это русский отдел в основном. Она была и в 1938 году с основном по материалам отдела русской культуры, причем это был даже еще не дебют, потому что сам этот отдел как отдел сформировался не в 1938-м, а двумя годами позже, это фактически отдел, сформированный в предвоенное время, там прост были так называемые русские экспонаты, а потом они уже были выделены в самостоятельный отдел. Кроме того, в этой выставке участвовали еще несколько музеев: и московские музеи, и ленинградский Русский музей, и уральские музеи тоже. Т.е. это была комплексная выставка. Примерно 80-85% - это экспонаты Эрмитажа.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Т.е. это была идеологически важная вещь.
Ю. КАНТОР: Тот самый случай, когда это правильная идеологическая вещь. Кстати, об идеологии. Я начала говорить о том, что выставка была дополнена разделом, посвященным Великой Отечественной войне, в том числе и трофейными документами, и уже найденным немецким оружием. Но было существенно расширен раздел по войне 1914 года, тоже немцы. Соответственно, акцент был сделан на борьбе с германцами, не важно какой это век, 15-й, 18-й или дальше. Выставка была снабжена огромным количеством подробнейшим образом перечисленных в партийной переписке цитат, не только из Ленина, Маркса и Энгельса – их было как раз относительно немного, много товарища Сталина. Выставка открывалась панно с изображением товарища Сталина и закрывалась тоже. И раздел, посвященной Великой Отечественной, открывался памятником Сталину, не эрмитажного происхождения как раз.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Интересно было проследить по архивам уже Германии, отслеживали ли там перемещение эрмитажных коллекций.
Ю. КАНТОР: Не могу сказать, я не работала с такими документами пока. Кстати, по поводу предвоенного времени была совершенно шокирована, когда работала в Российском государственном военном архиве с документами, касающимися проблемы перемещенного искусства. Я наткнулась на фантастическую по полноте немецкую картотеку, естественно, на немецком языке. Каталожные карточки, заполненные, ясно, что хорошими специалистами: что, где, в каком музее, в какой библиотеке, в каком театре Ленинграда находится.
Надо сказать, Эрмитаж представлен во всей полноте. Каталогизация была полная. Это 40-й год. Это когда мы еще вовсю дружим с Германией после пакта Молотова-Риббентропа. Т.е. совершенно ясно, что немцы очень подробно готовились не только к войне в милитаристском отношении, но и к предстоявшему, как им казалось тогда, ограблению культурных сокровищниц страны, в том числе Ленинграда. Я не стала смотреть по другим городам, но эта картотека по своей полноте и детализации меня просто потрясла.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Юлия Кантор, доктор исторических наук, советник директора Государственного Эрмитажа. Как обстоятельно готовились немцы к войне… И удивительно, что такими жизнестойкими оказались полотна мастеров – серьезной реставрации после эвакуации не требовалось.
НОВОСТИ
РЕПОРТАЖ ИЗ МУЗЕЯ
С. АНИСИМОВ: Следуя за звуком, сегодня мы отправляемся в Музей-лекторий православного звона, настоящий Музей колоколов, расположенный на Раушской набережной при московском храме Святителя Николая. Нас встречает Ирина и приглашает окунуться в бесконечный мир звука.
СОТРУДНИК МУЗЕЯ: Музей православного звона был создан в 2004 году по благословению Святейшего патриарха московского Алексия II при Московском колокольном центре, на базе тех знаний, которые были накоплены в течение нескольких лет колокольным центром в плане практическом, теоретическом в области кампанологии.
С. АНИСИМОВ: Не только колокола, технология их производства, история в фотографиях и макетах. Здесь есть и уникальные экспонаты.
СОТРУДНИК МУЗЕЯ: Среди всех экспонатов можно выделить - била афонский малый, это предмет особый, который в качестве подарка нам доставлен из Афонского монастыря. В такое била ударяют ежедневно в этом монастыре, призывая к службе и регламентируя церковную, монастырскую жизнь в этом месте. Мы рассказываем об особенностях изготовления этих предметов, об их сакральной сущности и показываем один из вариантов ударения в афонский била. Многие даже не слышали никогда о таком предмете. Это очень важный раздел в нашем музее.
С. АНИСИМОВ: Колокола, как и люди, у каждого своя история. Всякое общественное событие сказывалось на их судьбах. В музее можно узнать об исторических судьбах многих колоколов. На очереди – жемчужина экспозиции.
СОТРУДНИК МУЗЕЯ: Самым важным экспонатом нашего музея является деревянная звонница, на которой находится 8 колоколов, среди них два современные, остальные старинные, их возраст более ста лет. Это колокола замечательных, знаменитых заводов Оловянишникова, Самгина. На этой прекрасной звоннице мы показываем все четыре канонических звона – благовест, перебор, перезвон, трезвон. Эти звоны издревле сложились на нашей земле и используются по сегодняшний день. Завершаем мы рассказ об этих звонах, об их особенностях, об их символике, об их красоте показом трезвона – звона во все колокола. И после этого радостного звучания в нашем музее всем желающим предоставляется возможность подойти к колоколам ближе, попробовать самим позвонить. Мы показываем некоторые несложные приемы звона. Желающие пробуют себя в звонарном деле. Для многих это настоящий праздник.
С. АНИСИМОВ: Сегодня традиционный православный звон в развитии. Поучаствовать в этом может каждый – лекции и курсы звонарей открыты для всех желающих.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Станислав Анисимов, Музей колокольного звона. И сейчас следующая часть нашей программы. Я так волновалась, что даже написала себе текст, чего я никогда не делаю. Передо мной лежит текст. Потому что я первый раз такого удивительного фотографа представлю у нас в эфире. Есть истории, которые могут полностью переделать человека. Те, кто нас слушают, я думаю, это будет для них большой пример – перенаправить, помочь состояться.
И вот история Маржаны Садыковой такая. Ей всего 13 лет или уже 13, я даже не могу понять. После того, как я посмотрела ее фотографии, посмотрела ее видеообращение в Интернете, мне кажется, что она гораздо старше и при этом совсем ребенок. И она уже замечательный фотограф. У нее дар видеть людей. Маржана борется с очень тяжелой болезнью и с ежедневной жестокой болью. Ее стремление состояться, реализоваться – пример всем нам. Именно поэтому мне показалось важным, чтобы история Маржаны прозвучала сегодня громко, в эфире, на всю нашу многомиллионную аудиторию.
У Маржаны Садыковой открылась первая персональная серьезная выставка фотографий в кинотеатре «Пионер», это на Кутузовском проспекте, называется она «Гости». Вышел каталог. Помогали этому всем миром через Интернет, мы расскажем об этом более подробно. Сегодня вы услышите организаторов выставки, помощников, они у нас в студии. Здравствуйте. Я приветствую Лидию Мониаву, менеджера детской программы фонда помощи хосписам «Вера». Здравствуйте, Лидия.
Л. МОНИАВА: Здравствуйте.
К. БАСИЛАШВИЛИ: И Екатерину Марголис, художника, волонтера, куратора этой выставки «Гости». Здравствуйте.
Е. МАРГОЛИС: Здравствуйте.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Я знаю, что у нас уже по телефону на прямой линии и сама Маржана Садыкова, и ее мама Амина. Здравствуйте.
М. САДЫКОВА: Привет.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Маржана, ты нас слушаешь. Здравствуйте. Маме твоей тоже большой привет, она замечательный человек. Конечно, тоже соавтор твоей выставки, которая состоялась. Раз ты нас слышишь и ты видишь, что в студии собрались твои друзья, чувствуй себя тогда в кругу друзей, но знай, что слушает тебя многомиллионная аудитория «Эха Москвы». Во-первых, поздравляю тебя с открытием выставки, Маржана. Я знаю, что у тебя появилось уже много поклонников, я вижу, сколько отзывов на выставку. Поздравляю тебя. Ты, можно сказать, проснулась знаменитой.
М. САДЫКОВА: Это точно. Я не ожидала, если честно, что моя выставка многим понравится, что все так откликнутся. Мне, действительно, было очень приятно получать все эти отзывы. Мне еще пишут в Интернете, очень много по почте сообщений. Это заряжает энергией, хочется опять начать фотографировать.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Здорово. Я думаю, у тебя должна обязательно появиться следующая цель, потому что люди ждут и твоих фотографий, и твоих очень важных для них слов. У меня такие вопросы появились. Ты много разного цвета используешь, яркого, интенсивного. Ощущение, что съемки происходили не в однокомнатной квартире у тебя, а где-то в тропиках или джунглях. Там какие-то страшные животные присутствуют, паук какой-то огромный. Какой цвет для тебя самый интересный, твой цвет?
М. САДЫКОВА: Каждому человеку подходят разные цвета и по-разному выражают его. Я не могу сказать, что у меня есть любимый цвет, потому что в каждом настроении меня может выразить по-разному любой цвет.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Т.е. ты выбираешь цвет под характер человека. Ты видишь этот цвет в человеке, можно так сказать?
М. САДЫКОВА: Под характер, под образ, который я ему даю. Я загадываю образ, мы его создаем, но сам человек, он тоже очень многое в это вносит. По ходу съемки он меняется, потому что модель всегда вносит свой характер, то, как она представляет сама этот образ. В итоге получается совместная работа и меня, и модели. И я стараюсь запечатлеть это. А цвета помогают выразить общую идею.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Меня удивили твои слова, я процитирую. Я даже назвала так наш эфир: «Ограниченная возможность – это Возможность». Я хочу пояснить для наших радиослушателей, что Маржана не встает, она лежит в постели. Ты всё фотографируешь с одной точки, это один ракурс.
М. САДЫКОВА: Да.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Это, действительно, тебя не ограничивает?
М. САДЫКОВА: С одной стороны, можно сказать, что хотелось бы встать и везде ходить, со всех ракурсов попробовать. Но, с другой стороны, когда ты работаешь только с этого ракурса, ты настолько четко понимаешь, как он работает, как лучше взаимодействовать в моделью с этого ракурса, что он открывает тебе больше возможностей.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Маржана, я сейчас хочу предоставить слово твоим друзьям. Здесь и Лида, и Катя в студии. Ты нас послушай тоже, пожалуйста. Потом я хочу дать тебе открытый микрофон. Сейчас очень много слушателей тебя слушают, прислушиваются к тебе. Не мы тебе помогаем, а ты помогаешь нам – вот в чем смысл. Мы просто дадим тебе потом прямой микрофон. Я хотела, чтобы Лида объяснила нашей аудитории, как произошла встреча с Маржаной, как вообще родилась мысль предложить этой девочке такую серьезную работу над персональной выставкой.
Л. МОНИАВА: С Маржаной мы познакомились по работе. Потому что, к сожалению, в Москве до сих пор нет детского хосписа, и помощь онкологическим больным детям приходится оказывать силами НКО дома. И врачи нам сказали, что, возможно, Маржане понадобится поддержка. Мы думали, что мы будем Маржане покупать инвалидное кресло, противопролежневый матрас и всё такое прочее медицинское, что мы обычно делаем. Но оказалось, что Маржане нужно совершенно другое. Для нее гораздо важнее жить полноценной, полной творческой жизнью, чем чтобы ей было удобно и не больно. И тогда родилась эта идея выставки.
Я вообще думаю, что онкологически больных людей, как и для еврейских детей, например, во время Холокоста, творчество становится чем-то гораздо большим, чем каким-то дополнением и развлечением в жизни, это становится самой жизнью, потому что иначе совсем невозможно, болезнь очень задавливает. И такая сила духа, как мы видим у Маржаны, мне кажется, была бы невозможна. Мне очень нравится работы Маржаны. И мы подумали, что в благодарность всем людям, которые Маржане помогают, было бы здорово сделать ее выставку, чтобы пригласить всех гостей, друзей, всех благотворителей.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Я помню ваше воззвание через Интернет в FaceBook'е о том, чтобы приходили модели, просто люди, у кого есть время, кто хочет помочь Маржане состояться в качестве фотографа, приходить в ее комнату, в студию. И сколько людей откликнулись, вот это невероятно тоже.
Л. МОНИАВА: Откликнулись сотни людей. Мы целыми днями – и я, и Маржана, и ее мама – отвечали на письма. Люди присылали свои фотографии, фотографии разных интересных вещей, которые у них есть.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Пришла женщина со змеей и с пауком.
Л. МОНИАВА: Звонили очень необычные люди, представлялись, что их зовут Дриада и прочими именами.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Эти сессии проходили прямо в доме у Маржаны, в ее однокомнатной квартире.
Л. МОНИАВА: Да, у Маржаны крохотная квартира, но там всё очень профессионально оборудовано: там свет, он, штативы. Всё как в настоящей студии.
К. БАСИЛАШВИЛИ: В принципе, такое обращение к тяжело больным детям, к больным раком с помощью искусства не впервые происходит, да? Екатерина Марголис работает в этом направлении с фондом «Подари жизнь», в данном случае с фондом помощи хосписам «Вера».
Е. МАРГОЛИС: Это довольно давнее, как Лида правильно сказала, понимание того, что дети и вообще любой человек, он прежде всего не пациент, пациентом он становится поневоле, а человеком, художником, творцом он призван быть. Поэтому дети, которые в силу болезни, в силу разных тяжелых обстоятельств или во время войны… Для них это единственное окно в мир и возможность побыть самими собой, сказать что-то миру от первого лица, а не быть объектами болезни, пассивными пациентами. Поэтому уже много лет фонд «Подари жизнь» проводит выставки детского творчества. Вчера открыли такую выставку.
К. БАСИЛАШВИЛИ: А где она открылась?
Е. МАРГОЛИС: Это уже 10-я выставка, она открылась в Музее современного искусства, Гоголевский бульвар, 10. Она будет работать целый месяц. Приходите туда, приводите детей. Выставка называется «Видимо-невидимо», и она как раз говорит о том, как много всего в этом мире, как много могут сказать нам дети, и еще о том, что видимое и невидимое, они соединены и через видимое мы можем увидеть невидимое. Маржанины работы нам говорят об этом же.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Вы вместе с Маржаной помогали в составлении каталога. Какой Маржана фотограф и профессионал.
Е. МАРГОЛИС: Маржана очень взыскательный художник, она, как настоящий художник, отбирает из сотен работ одну. Обычно даже взрослые художники часто перенасыщают свои выставки и говорят: а давайте еще вот это, еще это, а еще у меня вот это есть.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Маржана, у меня к тебе вопрос. А почему такой жесткий отбор? Ведь жалко же что-то отбрасывать.
Е. МАРГОЛИС: Просто хочется, чтобы на этой выставке – это моя самая первая выставка, и это не просто выставка, это уже было в каком-то смысле мое обращение ко всем, - мне хотелось, чтобы там были именно те работы, которые, действительно, что-то значат, что-то передают. У меня были еще работы, но они были более простые, что ли. Там не было того, что я хотела передать на этой выставке. Мне хотелось обратить внимание именно на суть людей, именно на их характер, их образ.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Спасибо, Маржана. Екатерина тогда продолжает про работу с тобой.
Е. МАРГОЛИС: Работа с Маржаной – это даже не работа, а такой разговор через фотографию, собственно, что Маржана и делает. Каждая ее фотография - это разговор с человеком, который сидит напротив нее, становится ее моделью. Маржана придумывает образ, но этот образ рождается от общения с человеком. Маржана показывает, каким она видит человека, и в то же время человек проявляет себя таким, каким он, может быть, не проявил бы себя, если бы не встретился с Маржаной. Я думаю, для нас всех это очень важная встреча. Вообще, эта выставка, она про встречу людей. То, как эта выставка делалась… Она была придумана, и Маржана сразу же начала работать.
Потом неожиданно Мэри Назари из кинотеатра «Пионер» предложила сама помещение. И множество людей предложили разнообразную помощь – для каталога, для печати, для печати фотографий. Всех даже невозможно перечислить. И это было немножко такое чудо. Лида придумала выставку, мы начали работать. Как самолет, который взлетел, но еще мы совершенно не знали, какой будет аэропорт, куда мы летим, но мы уже все летели. По ходу дела строился аэропорт, находился маршрут. И к моменту приземления всё состоялось – и выставка открылась 14 февраля в кинотеатре «Пионер», проработает до 28 февраля. Я надеюсь, ее увидит как можно больше людей.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Это важно. И там можно оставлять свои пожелания, свои отзывы о фотографиях. Маржане это всё передадут.
Е. МАРГОЛИС: Открытие было потрясающее. Мы принесли книгу отзывов и прикинули на сто страниц эту книгу отзывов. Она заполнилась моментально. Мы добавили еще, эти страницы снова кончились – мы добавили еще. И вот сегодня нужно будет нести новую книгу, потому что она опять закончилась. Отзывов так много, что совершенно невозможно было это предположить. Я лично ни на одной выставке такого не видела.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Это потрясающе. Я могу только поблагодарить и Лиду, и Екатерину. В тени остался один человек – это мама Маржаны Амина, которая еще и соавтор. Она сейчас тоже слушает нашу передачу. Амина, спасибо, что помогаете нам увидеть талант Маржаны, познакомиться с ней поближе. Маржана, у нас остается примерно 3 минуты до окончания передачи. Мне бы хотелось, чтобы ты все-таки рассказала нашей большой аудитории, в чем твое обращение. Суть твоего обращения. Мне кажется, тебе есть что сказать. Здесь приходят смс-сообщения. Например, Людмила Петровна из Алтая пишет: «Очень хочу поговорить с этой замечательной девочкой. Фотографирую 50 лет». Возможность поговорить мы, наверное, не можем вам предоставить, а вот послушать Маржану можно, потому что ей есть чем поделиться. Маржана, мы тебя слушаем.
М. САДЫКОВА: В моем обращении я просто хотела подстегнуть людей к тому, чтобы они шли к своей мечте, к своей цели, невзирая на трудности или проблемы, которые, как им кажется сейчас, мешают начать идти. Они всегда будут, но если ты начнешь этот путь, то потом ты поймешь, что и деньги, и возможности, и ресурсы – это всё появится. У меня, когда я начала фотографировать, совершенно волшебным образом появилась и Лида, и Катя, и они все мне очень помогали. Но если бы я сама этого не хотела, этого бы не случилось.
И я хотела просто сказать всем людям, что никогда не нужно бояться сделать первый шаг и действовать. И еще очень важно не обвинять судьбу в неудачах. Даже моя болезнь… По сути, я должна бы злиться, это несправедливо. Но, с другой стороны, вопрос жизни, смерти и вообще очень многие вопросы, они не подвластны человеческому пониманию, потому что это другой уровень. По-моему, мудр тот, кто может с достоинством принять это с любовью, просто извлечь максимально опыта для себя.
К. БАСИЛАШВИЛИ: Маржана, спасибо тебе большое за твои слова, за твое мужество, за то, что ты ежедневно борешься с болью, которая преследует тебя. Я хочу тебе сказать, чтобы ты почувствовала нашу любовь и нашу благодарность. Я благодарю тебя. Приходите все на выставку в кинотеатр «Пионер», она открыта до 28 февраля. Тем самым вы тоже очень сильно поможете Маржане. Спасибо, Маржана. Приступай уже к новой цели, к новой фотографии. Мы этого ждем. Маржана Садыкова, 13-летний фотограф, замечательная девочка. Спасибо большое.