Советское - значит модное. Выставка "Венера советская" в комплексе "Рабочий и колхозница" - Марина Лошак, Алена Сокольникова, Степан Лукьянов - Музейные палаты - 2013-01-05
Т. ОЛЕВСКИЙ: «Музейные палаты». Тимур Олевский с вами в студии. Ксения Басилашвили в отпуске. Возможно, в эти минуты наблюдает за волнами Финского залива. Мы ей передаем пламенный привет. А у нас в гостях Алена Сокольникова - куратор выставки «Советский дизайн 1950-80-х годов» и Степан Лукьянов - дизайнер выставки. Все эти люди не просто так имеют отношение к дизайну и взяли на себя смелость собрать такую монументальную выставку, а еще имеют непосредственное отношение к существующему музею дизайна.
С. ЛУКЬЯНОВ: Доброе утро. Мы организовали Московский музей дизайна, он сейчас существует на площадке Большого Манежа. Так что у него есть место. Не знаю, насколько это будет долго продолжаться. Но места лучше на данный момент мы себе представить даже и не могли.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Лучше, чем в автобусе.
С. ЛУКЬЯНОВ: Мы начинали и продолжаем организацию нашего передвижного выставочного зала. У нас уже есть автобус, нам осталось совсем немного его допереоборудовать.
Т. ОЛЕВСКИЙ: У меня к вам два вопроса, которые мы сейчас будем обсуждать. Во-первых, зачем дизайну музей, самому живому и очень утилитарному виду искусства, человеческой деятельности? Это искусство, безусловно, но очень практическое. Я начну с вопроса, который потом задам Марине Лошак, она к нам присоединится во второй половине часа, мы поговорим про выставку у нее в комплексе «Рабочий и колхозница». Вот опять советский дизайн 1950-80-х годов. Я под большим впечатлением от новогодней ночи, всех этих ностальгических советских дел. И я хочу понять – в каком тональности мы должны говорить о советском дизайне и вообще о советской жизни. Вот это ложное чувство выдуманной ностальгии, это ведь ностальгия не по всему тому, что было, а по тому хорошему, что показывали в кино. Поэтому хотелось бы понять – вы делаете выставку «Советский дизайн», чтобы что?.. Причем тут Советский Союз?
А. СОКОЛЬНИКОВА: Очень важная ситуация, почему советский дизайн и почему именно этого периода. Невозможно развивать дизайн в своей стране, не зная его истории. И для большинства европейских стран существование музея дизайна – это абсолютно нормальное явление, к которому люди привыкли. У нас сейчас есть проблема, что нам постоянно пытаются придать функции музея быта или музея индустриальной культуры, чем мы не являемся.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Или музея репрессий.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Или сказать, что мы пропагандируем Советский Союз, потому что у нас стоит радиоприемник «Звезда-54», хотя он у нас стоит с красной звездой совершенно по другой причине, вокруг него есть отдельная история. Наша задача открытием этой выставки показать тот незаслуженно забытый период становления советского дизайна. А дизайн не может развиваться без промышленного производства. С одной стороны, он несет в себе эстетическую функцию, с другой стороны, это проектная деятельность, связанная с массовым производством, т.е. то индустриальное производство, которое начинает восстанавливаться в период после Второй мировой войны.
Именно тогда на заводах впервые утверждается должность художника-конструктора, т.е. говоря современным языком – промышленного дизайнера. Без деятельности того же Юрия Борисовича Соловьева, который на собственном энтузиазме создал первое архитектурно-конструкторское бюро, затем собственным энтузиазмом продавил создание Всесоюзного научно-исследовательского института технической эстетики. А техническая эстетика – это теория художественного проектирования, т.е. теория дизайна, именно она в Советском Союзе развивалась потрясающим образом. Вот эти две модели, которые мы сейчас полностью можем оценить и спустя какое-то время сравнить – капиталистического развития и социалистического. Мы ни в коем случае не пропагандируем одну из них.
Но задачей выставки было показать то хорошее, то интересное, те вещи, которые не просто вызывают ностальгию - хотя и такие вещи мы тоже оставили, т.е. то, что при переезде можно было бы забрать на новую квартиру, не оставлять, не выкидывать, - а при этом еще показать тот пласт, который никто никогда не видел. Потому что в рамках плановой экономики сложилась уникальная ситуация, когда финансировалась деятельность целого научного института. Они делали передовые проекты, которые выставлялись на международных выставках, пользовались большим успехом, передовые научные разработки, и при этом бОльшая часть из них не попадала в производство.
Т.е. все эти эскизы, прототипы, которые мы собирали, колоссальное их количество уже не сохранилось и вообще не может быть восстановлено, пока еще хоть что-то осталось, пока не поздно, надо создавать музей, надо это собирать эти идеи сейчас становятся нереально актуальными. Если мы говорим о том, что в рамках капиталистического производства советский дизайн, он критиковал в первую очередь стайлинг, т.е. когда внешняя форма изделия, она потрясающе красива, потому что без этого изделие не продается, она постоянно внешне меняется, чтобы люди покупали новую. В Советском Союзе это критиковалось. И это то, за что критикуется дизайн Советского Союза, что очень часто изделия легкой промышленности, они неказистые внешне.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Зато крепкие.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Именно сейчас наступило то время, когда мы можем оценить их долговечность, тех же холодильников ЗИЛ. И это то важное качество, которого современному промышленному не хватает, это именно порождение капиталистического пути развития экономики, когда нет смысла делать долговечные вещи, нужно постоянно продавать новые.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Вы анархокоммунист, я понял.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Нет. Я за какой-то новый путь развития, совмещающий преимущества.
С. ЛУКЬЯНОВ: Очень важный момент касательно выставки – то, что мы, по сути, открываем абсолютно забытые - даже не то что забытые, о них никогда никто не помнил, потому что никто не знал – имена тех художников-конструкторов, как тогда называли, дизайнеров, потому что они работали при предприятиях, они были безымянны, как иконописцы.
Т. ОЛЕВСКИЙ: По-моему, даже в инструкциях не было написано имя автора.
С. ЛУКЬЯНОВ: Абсолютно.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Но сейчас ведь тоже никто не пишет.
С. ЛУКЬЯНОВ: Так или иначе это известно. Если не подписывают на айфонах имя автора дизайна или группы дизайнеров, то, в общем-то, мы знаем, кто это. Дизайнеров же сейчас, как футболистов, перепродают за большие деньги.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Были ли в Советском Союзе примеры, когда бы дизайн изменил жизнь, как это меняет жизнь сейчас? Или в то время это было невозможно?
С. ЛУКЬЯНОВ: Вопрос трудный. Дизайн, безусловно, менял жизнь. И есть такой общий пример – вообще послевоенное время, когда после войны, в разруху людям хотелось жить. Видимо, советское правительство поняло потребность в дизайне, в оформлении.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Никита Сергеевич Хрущев поездил по миру и вернулся с идеями. Мне кажется, это как-то было связано.
С. ЛУКЬЯНОВ: Это было связано. Алена может подробно рассказать историю как раз радиоприемника.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Радиоприемник «Звезда-54», который был подарком Хрущеву. Это французский радиоприемник, точная его копия стала нашей «Звездой-54», которая воспринималась как прорыв в дизайне тех лет. Совершенно ни на что не похожий, в ярко-красном или зеленом корпусе, только с добавленной звездой. И вот это как раз важная история с копированием, когда мы сначала на первом этапе, особенно в легкой промышленности, стали напрямую, в открытую копировать Запад.
Важно понимать, что это было фактически государственное решение, потому что мы все силы бросили на восстановление индустриального производства, тяжелой промышленности и в открытую стали многие образцы дизайна копировать. Но воспринималось это и обсуждалось в той же «Технической эстетике» 1964 года, начиная с 1-го выпуска, как временное решение. И действительно, уже ко второй половине 60-х годов и в пылесосах, и особенно во всём, связанном с точным производством, т.е. радиотехника, фототехника, часовое производство, у нас были отечественные, полностью уникальные разработки, которые к тому же экспортировались на Запад.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А понятно, где мы стали отставать? Чем ближе к 80-м годам, тем больше похоже, что мы просто отстали.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Да, эпоха застоя. Даже «Знак качества» перестал функционировать в той идее, в которой он был задуман. Я говорила со многими сотрудниками производства – и машинного, и фототехники. И получилась такая ситуация: кто работал на точном производстве, они говорят – да, в 70-х годах благодаря аттестации «Знак качества» мы смогли побороть инертность инженеров завода и уговорить их переоснастить производство, чтобы делать более слитные, более удобные детали. К началу 80-х все говорят, что «Знак качества» давался тому, что шло в производство, никто этому особо внимания не уделял.
С. ЛУКЬЯНОВ: Поэтому мы в детстве «Знак качества» так часто видели, практически на любом пластиковом стакане.
Т. ОЛЕВСКИЙ: До сих пор пытаются эксплуатировать в чебуречных.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Если говорить о том, как изменялась жизнь, наверное, наиболее наглядный пример – это история с нашей мебелью. В послевоенные годы старая довоенная мебель, которая не влезала в новые небольшие квартиры… И уже журналы дизайнерские писали, та же «Техническая эстетика, о том, что у нас нет проблемы с мебелью, у нас проблема с организацией жилой среды. Именно здесь вступает дизайнер, как человек, который способен, с одной стороны, стандартизировать.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А это какой год?
А. СОКОЛЬНИКОВА: Середина 60-х.
Т. ОЛЕВСКИЙ: У нас в то время уже не было проблем с жилой средой, в смысле проблема была, просто квартир не было. Проблема была не с жилой средой, а с достать.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Достать в том числе. Но даже то, что выпускалось массово, не было такой очевидной вещи, к которой мы сейчас привыкли, что плита выпускается той же высоты, что встроенные кухонные шкафы. И если мы берем нижнего уровня холодильник формата шкафа, что они могут быть выпущены единой стандартизированной высоты. Даже эта вещь, она активно обсуждалась в журналах, об этом писали научные статьи в «Технической эстетике», о том, почему вы не можете начать делать единой высоты, чтобы была удобная рабочая поверхность. И эти проблемы в те годы как раз начинали решаться.
С. ЛУКЬЯНОВ: Алена уже несколько раз произнесла словосочетание «Техническая эстетика». Важно вспомнить, что это журнал, который стал выходить в 60-е годы в ВНИИТЭ. В 1962 году был основан Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики (ВНИИТЭ). Он был создан для решения этих задач. Это большая творческая студия, она была и кузницей кадров, и там масса идей, но всё это в основном осталось в теории, в прототипах.
Т. ОЛЕВСКИЙ: И плавно переходим ко второму вопросу, который я задавал. Закончилась эпоха. Если мы сейчас делаем музей дизайна, мы просто документируем то, что было, как будто бы никакого развития в этом нет. Потому что потом был огромный перерыв, сейчас новая школа дизайна, которая подчинена Западу. Кроме того, у нас нет массового промышленного производства. Зачем музей дизайна? То, что вы рассказали, это формат выставок.
С. ЛУКЬЯНОВ: Дизайн – это, безусловно, часть материальной культуры. Даже выставка советского дизайна, которую мы сейчас сделали, может рассказать и об истории государства, только совершенно с другой стороны. Стиральная машина в форме ступени ракеты о чем-то говорит. Она была выпущена в 50-е годы как раз в тот момент, когда эта ракетная индустрия тоже развивалась.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Ступень ракеты. Дизайнеру повезло, что он смог на комиссии перед партийными тетушками объяснить, что здорово сделать, потому что всё стремятся в космос, и никогда больше он это не сделал бы, только с идеологической составляющей ему удалось сделать что-то отличное.
С. ЛУКЬЯНОВ: Да.
А. СОКОЛЬНИКОВА: И под многие решения эта идеологическая задача даже подкладывалась, но это отнюдь не всегда противоречило дизайнерским решениям. Потому что важный стилистический момент, который происходит в период хрущевской оттепели, - то, что вместе со спадом моды на сталинский ампир параллельно с развеиванием культа личности идет отход от орнамента. Если до этого, в период сталинской эпохи пытались делать национальное по форме, социалистическое по содержанию – была такая установка, – то уже в речи Хрущева закладывается идея, что мы не будем национальное связывать только с орнаментом, национальную культуру сводить до этнической, для нас теперь национальной формой станет просто функциональный социалистический, современным языком говоря, дизайн. Т.е. идет переход к общемировым идеям функционализма и в промышленном производстве, и в графическом. Это такой модернизм середины века, такая плакатная графика. Совершенно новый визуальный язык развивается.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Нам тут пишут: «Интересно, а что крали у нас? И вообще крали ли идеи?» Мы ответим с вами на этот вопрос после новостей. Я вот думаю, как бы мне найти имя человека, который создал магнитофон «Электроника», и спросить его, как он задумывал туда вставлять батарейки. Кстати, это отдельный вопрос. Потому что дизайнер об этом должен думать. Мы сейчас коротко зададим вопрос, потом отправимся в галерею «Солянка», где был наш Станислав Анисимов, а я там побывал вчера. Там фантастическая выставка зимняя – новогодние мультфильмы. Давайте там побываем. А после новостей продолжим наш разговор. Я коротко задам вам вопрос для голосования. Музей дизайна нужен или не нужен? Если вы считаете, что музей дизайна нужен, (495) 660-06-64. Если вы считаете, что музей дизайна – это что-то лишнее, тогда ваш телефон (495) 660-06-65. Мы сейчас отправляемся в галерею «Солянка», где абсолютно зимняя и не страшная сказка.
РЕПОРТАЖ ИЗ ГАЛЕРЕИ НА СОЛЯНКЕ
С. АНИСИМОВ: Галерея на Солянке превратилась в настоящий музей снега. Нет, это не снежные и ледяные скульптуры, это нечто другое. Мультфильмы, занесенные снегом. Именно снег вдохновил кураторов, как знак детства и как символ лучшего из проявлений зимы. Нас встречает Анастасия и рассказывает об основной идее выставки.
СОТРУДНИК ВЫСТАВКИ: Снег в анимации, снег как природное явление - рассматриваем его с разных сторон. Снег как звук – у нас представлена библиотека зимнего и снежного скрипа. Первый зал – это пространство «Перец», небольшое пространство, где представлена работа ныне очень модной арт-группы Recycle из Краснодара, инсталляция Snow, причем здесь написание таким образом - sNOW, из чего мы получаем составное слово – снег и now – сейчас. Что она из себя представляет? Это пять лайтбоксов, в которых заключены маленькие кружкИ с лицами знаменитых, популярных людей, облаченные в пупырчатую пленку. Интерактив заключается в том, что люди подходят и лопают эти лица.
С. АНИСИМОВ: Мы спускаемся в знаменитые подвалы Солянки, по пути остановимся у звуковой коллекции.
СОТРУДНИК ВЫСТАВКИ: Здесь располагается настоящая, та самая библиотека снежного скрипа, снежного шума. Художник Владимир Клыков создал специально для выставки 8 аудиоинсталляций на тему звук снега и скрип снега.
С. АНИСИМОВ: И вот мы в полутемном пространстве, где нас встречает необычный агрегат.
СОТРУДНИК ВЫСТАВКИ: Музыкант и художник Петр Айду привез специально вот эти две замечательные snow-art машины, как мы их называем. Они предельно интерактивны. Для того чтобы оценить экспонат, вам необходимо будет тронуть ручку, и мы будем извлекать звук вьюги. Динамику звука вы можете сами контролировать.
С. АНИСИМОВ: Здесь же, в подвалах, изюминка выставки – работа Александра Бродского «Шарманка». Под стеклянным куполом дремлет занесенный снегом город. Снаружи ручка как у настоящей шарманки. Если начать ее вращать, зазвучит музыка и на условный город детства, юности или наших снов опустится волшебная снежная пелена. А мы поднимаемся наверх, к мультфильмам.
СОТРУДНИК ВЫСТАВКИ: Здесь полное анимационное царство. Нас встречает огромный снежный сугроб, на котором есть проекция мультика, созданного специально для выставки российским аниматором Хихуса.
С. АНИСИМОВ: Выставка в Галерее на Солянке «Мультфильмы, занесенные снегом», о том снеге, который белый и пушистый, без примеси реагентов. Кажется, его всё меньше.
НОВОСТИ
Т. ОЛЕВСКИЙ: А мы продолжаем нашу тему, которая сегодня посвящена советским художественным традициям. Начали мы с музея дизайна. К нам присоединилась Марина Лошак. Доброе утро.
М. ЛОШАК: Привет.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Арт-директор музейно-выставочного объединения «Манеж». В данном случае мы поговорим про ваш комплекс «Рабочий и колхозница», но чуть позже. А пока продолжим. Музей дизайна, насколько это актуально, учитывая, что традиция прервалась. Что сейчас делает музей дизайна? Только вспоминает старое советское. Сколько можно его вспоминать? Или есть какие-то другие задачи у всего этого мероприятия?
С. ЛУКЬЯНОВ: Безусловно, есть другие задачи. Я бы попробовал в данную минуту немножко сместить акцент. Деятельность музея не сводится к советскому. Предполагаются большие международные проекты.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Это всего лишь тема первой выставки.
С. ЛУКЬЯНОВ: Да. Следующая выставка обязательно будет европейская или откуда-то из другого конца мира. Поэтому, безусловно, советская тема – это тема музея дизайна московского, но не только. Тут суть в том, что мы рассказываем о том, что такое дизайн, что дизайн – это не просто оформление предметов или чего-то другого, что это средство коммуникации, что в каком-то смысле это двигатель торговли.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Алена, к вам вопрос. Вот вы привезете звезд дизайна, на которых надо учиться. Есть кому учиться? И что будут делать здесь эти люди, которые научатся?
А. СОКОЛЬНИКОВА: Студенты дизайна у нас есть, растет интересное молодое поколение, я наблюдаю его более чем в четырех университетах. Идея в том, что мы, с одной стороны, работаем с профессиональными дизайнерами, но самая главная наша работа сейчас не с дизайнерами, а с простыми людьми, потому что наша задача – дать людям критерии оценки того, что такое дизайн, что такое хороший дизайн и зачем он нужен людям.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Они в магазине это видят.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Нет. Сейчас у нас искаженное восприятие, именно через внешнюю форму, т.е. через эстетическую. Совершенно упускается второй аспект – функциональность, долговечность, экономичность, с точки зрения производства. Воспринимать дизайн так, что да, это вещи, которые являются частью материальной культуры и могут о культуре и о своем времени многое рассказать, но в то же время нельзя забывать о том, что сами дизайнеры являются частью той социокультурной силы, которая способна изменять нашу жизнь в лучшую или худшую сторону, в зависимости от того, каких дизайнеров мы воспитаем. Т.е. образовательные программы, начиная с детского возраста, вместе с родителями. Идея именно в изменении восприятия людьми дизайна, его роли в нашей жизни. Это большой шаг, большое начало. И то, что Степа начинал говорить про техническую эстетику, например, мы сейчас собираем архив, где мы сканируем эти журналы, чтобы выложить их в Интернет, сделать онлайн-библиотеку. Это колоссальное теоретическое наследие 60-80-х годов, которое сейчас становится нереально актуальным, которое нужно изучать, для того чтобы двигаться дальше, проанализировав опыт прошлого.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Реплика: «Культурным людям музей нужен, остальным – нет». Музей дизайна можно сделать очень популярным, мне кажется.
С. ЛУКЬЯНОВ: Это основная наша задача.
М. ЛОШАК: А это уже практически сделано. За вчерашний, позавчерашний день, каждый день в Большой Манеж (естественно, не только смотреть музей дизайна) приходят в шесть с половиной тысяч человек. Это как в хорошем европейском музее.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Он так и называется – музей дизайна?
М. ЛОШАК: Московский музей дизайна.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Бездомный, но уже нашедший приют.
М. ЛОШАК: Это не то что бездомный. Это совсем новая организация, которая только-только появилась как музей, совсем юная, это первая ее выставка. Это большие планы. И самое важное – стало абсолютно ясно для тех людей, которые занимаются этим музеем, и для нас, которые в содружестве с ними демонстрируют их выставки, что это абсолютно актуальная история, которая привлекает к себе огромное количество людей, не только профессионалов. Данная выставка, которая очень точно была рассчитана по теме, безусловно, привлекает людей теплыми воспоминаниями, связанными с их жизнью, с их детством, с жизнью их родителей. Это не может быть холодный рассказ о достижениях того, что происходит в мире. Дизайн давно стал частью нашей жизни, не только потому что мы едим, пьем и спим на предметах, которые связаны с дизайном. Дизайн уже давно стал частью искусства, всё перемешалось. Это прививка хорошего вкуса. Функциональность – это не единственное, что связано сейчас с дизайном. Дизайн – это часть нас, часть мира, умение жить не просто функционально, но еще в каком-то эстетически правильном градусе.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Марина, вы сейчас сами оговорились. Мы сейчас плавно подойдем к «Рабочему и колхознице», к вашей выставке «Венера советская», как раз от дизайна. Вы сказали – он вызывает теплые чувства. Люди приходят и смотрят на старые вещи, а иногда приводят совсем молодых людей, которые в 80-е годы даже не жили или только родились.
М. ЛОШАК: Бедняги.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Бывает. Смотрят они на эти старые вещи, и у них возникает ностальгия по тому, чего они даже не знают. Это ностальгия по старому советскому быту, которая формируется у молодых людей на основе советских фильмов, где жизнь часто показана вовсе не такой, как она была в Советском Союзе. Попадаем мы сейчас в «Венеру советскую», в «Рабочий и колхозница». Красивая выставка. Как правильно выбрать тон рассказа о том времени, чтобы не вызвать только это теплое ностальгическое чувство и всё? Этого же недостаточно.
М. ЛОШАК: Это зависит от задачи выставки. «Венера советская» не случайно возникла как первый проект в новом музее под знаменитым памятником Мухиной и Иофан, поскольку всё это пространство не может не быть никаким другим, это музей 20 века, бОльшая часть которого пришлась на жизнь СССР, наших дедушек, бабушек, мам, пап и кого-то из нас частично, тоже в этом пространстве, в котором было много всего, - трагического, сентиментального, страшного, доброго, злого, как обычно во всякое время. Конечно, трагизм – это главная нота этого времени, но не единственная.
Нам нужно было начать с этой выставки, которая прежде всего первоклассный художественный продукт, для нас это самое важное. Просветительская функция любого музея очень важна, но эстетическая важнее. Я как человек формальных свойств всегда предпочитаю сидеть на красивом стуле, а не на удобном. Это такое уродство, но тем не менее. Поэтому для меня это первичное состояние.
Сама Вера Мухина, главная героиня нашего пространства, она одна из Венер советских стопроцентно, по всем своим параметрам - и личностным, и любым другим. Нам хотелось начать именно с этой выставки. Во-первых, это хит Русского музея, это очень хороший, качественный продукт, где показаны вещи лучших русских художников, совершенно первоклассные, мы еще отобрали на свой вкус, сделали ремейк, выжимку из самого лучшего что есть. И там очень много всякого. Это абсолютно никак не связано ни с какой ностальгией. Это ностальгия по хорошему искусству, которое собрано в одном пространстве в концентрированном виде, рассчитанное на всех.
Нам очень важно, чтобы в это пространство, как и во все остальные, имели возможность придти все, не только те, кто хорошо образован и хорошо знает современное искусства, кто хорошо понимает новый визуальный язык, но и те, кто понимает новый визуальный язык и любит современное искусство, и те, кто не очень понимает, а те, кто просто хочет придти и увидеть традиционное, но очень качественное искусство. Но самое главное – выжать из человека эмоцию, я не стесняюсь это сказать. Потому что выжать любую эмоцию – это очень важная функция любого человека, который связан с искусством.
Недавно я читала прекрасное интервью у Брука на эту тему, ему журналист задает вопрос: «Вот вы делаете такие сложные, но прекрасные вещи в театре. Какова ваша задача? Вы хотите изменить человечество?» «Нет, это смешно слышать, я не хочу никого изменить. Я мечтаю только о том, чтобы из всей этой массы людей, которые приходят ко мне, в одном человеке что-то чуть-чуть изменилось. И я буду считать стопроцентно оправданным свое занятие». Я считаю точно так же. А к нам приходит очень много людей, и каждый из них испытывает эмоцию, я за это отвечаю.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Я смотрю работы, которые в Интернете, тут есть репродукции, их немало, тот же Пименов. Эротическое искусство вполне себе.
М. ЛОШАК: Это же Венера, Венера советская, она эротическая абсолютно.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Не надо питать иллюзий, всё в Советском Союзе художнике рисовали правильно.
М. ЛОШАК: В этом же главный смысл, что как бы они ни старались, куда бы они ни писали - кто-то в стол, кто-то в пол, кто-то под кровать, а кто-то официально совершенно, как Пименов и Дейнека создавали новые образы русских Венер, это всё равно Венера стопроцентная, совершенная по тем же канонам. Это еще более античный образ, чем все остальные, и не важно, во что она одета – в комбинезон или в черный купальник. Суть остается та же – это всё та же женщина.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А что будет дальше с музеем?
М. ЛОШАК: Это музей, который крутится вокруг искусства 20 века, которое очень разнообразно.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Только советского искусства?
М. ЛОШАК: Искусства 20 века. Много современного искусства. Следующая выставка, открывающаяся в феврале в этом пространстве, она посвящена столетию 8 Марта, это большая феминистическая выставка, в которой соединены произведения первых амазонок русского авангарда с произведениями самых современных западных и русских художников, я даже не говорю слово «художниц», где женщины обращены к собственной самоидентификации, к поиску себя как личности. И это сложная история, которая очень многогранна, мы попытаемся к ней подойти.
Т. ОЛЕВСКИЙ: По поводу голосования. Очевидно совершенно, что музей должен быть, потому что 98% позвонивших нам жаждут и хотят, чтобы был музей дизайна. Дальше. Я обмолвился про дизайнера магнитофона «Электроника». Вы не знаете, как зовут людей?
А. СОКОЛЬНИКОВА: Конкретно про «Электронику» нет. Имена можно установить через патенты на промышленные образцы, которые у нас выпускаются с 1965 года.
Т. ОЛЕВСКИЙ: И они сохранились.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Патенты сохранились, но их очень мало, ничтожное количество. Очень большое количество техники выпускалось через конструкторские бюро заводов, они даже не прибегали к помощи ВНИИТЭ, к аттестации на «Знак качества». Соответственно, качество оставалось невысоким, особенно качество сборки. Это проблема с двух сторон: с одной стороны, высочайшего уровня научные разработки, которые нужно знать и изучать, с другой стороны – то, что называется проблемой внедрения, то, что было так непонятно нашим западным коллегам, до сих пор остается непонятным, почему это всё не пошло в массовое производство.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Потому что не было конкуренции. Они брали какие-то вещи? Вообще, проникал советский дизайн на Запад?
А. СОКОЛЬНИКОВА: Да, проникал. У нас главными статьями экспорта была часы, фототехника, особенно бренд «Зенит» Красногорского оптико-механического завода. Мы встречались с конструкторами завода, брали интервью, беседовали, они рассказывали потрясающие истории, которые есть и на выставке в интервью, Владимир Федорович Рунге очень много рассказывает. Затем холодильники ЗИЛ. Даже Раймонд Лоуи после 1975 года во время его визита в Москву принимал участие в разработке дизайна автомобилей и «Зенита», в конце 70-х такого наиболее квадратного.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Сейчас они любые продаются за очень большие деньги.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Когда мы отбирали экспонаты для выставки, для нас было очень важно показать то, как даже в условиях плановой экономики, когда, казалось бы, дизайнеры не были заинтересованы в внешнем совершенстве вещей, всё равно появлялись вещи, эстетически гармоничные, которые и сейчас смотрятся актуально.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Легонькая промышленность. Легонькая промышленность у вас есть на выставке. Это вообще предмет искусства? У вас она может появиться?
М. ЛОШАК: Всё предмет искусства, если человек, имеющий отношение к искусству, на это обращает внимание.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Я вспоминаю то, как смешно, немножко гипертрофированно в фильме «Стиляги» было рассказано об этом времени, когда люди сами, изгаляясь, придумывали, что носят на Западе. Это же абсолютная субкультура, этого нет нигде в мире. У нас сейчас на выставке, наверное, этого нет, это вообще предмет отдельного исследования может быть.
А. СОКОЛЬНИКОВА: У нас представлено на выставке платье, которое было сшито вручную. Мы рассказываем про этот момент hand made на фоне журналов мод того периода.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А есть такие коллекции, Степан?
С. ЛУКЬЯНОВ: Есть. Платье, которое вошло в нашу экспозицию, предоставлено фондом…
А. СОКОЛЬНИКОВА: Платье вошло в итоге наше, а обувь у нас из Культурного фонда «Национальный музей моды» Александра Васильева. Хотя обувь была очень важной статьей импорта в Советском Союзе… Это тоже важный момент – мы не показываем все лучшие достижения. Если есть какой-то недостаток – а их много, – мы про это честно рассказываем в экспликациях, в комментариях и самими предметами. Мы отобрали среднекаблучную женскую калошу «Красного Октября» - это хит, который сейчас абсолютно актуально смотрится. Затем мы взяли обувь 80-х Общесоюзного Дома моделей, которая замечательно выглядит, но она была доступна единицам, мы про это тоже пишем.
М. ЛОШАК: Хитом оказывается не лучший предмет, с точки зрения дизайна, потому что выставка все-таки про другое. Все-таки эта выставка про время, про человека во времени, про более сложные механизмы. Если это просто про дизайн, это не была бы хитом эта калоша, это точно.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Тем не менее, их сейчас начинают перепроизводить.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Получается, что мы можем про современный дизайн сделать выставку про дизайн, про дизайн во времени только про человека во времени.
М. ЛОШАК: Да. Это правильно, это здорово.
С. ЛУКЬЯНОВ: Человека не просто во времени, а человека на своем месте, в своем государстве, в своем обществе конкретном. В частности, мы это демонстрируем на примере советского дизайна, советского общества.
М. ЛОШАК: Страшно приятен момент, когда люди приходят вместе, бабушки с внуками, мамы, папы, с маленькими младенцами, совсем молодые люди, их значительно больше, чем людей пожилых. Всё это ощущение большой семьи. Ребята на это не рассчитывали, и мы тоже. Люди, которые пришли, выглядят в пространстве Московского музея дизайна большой собравшейся семьей. И это точная составляющая этой выставки. Это инсталляционная история. Если на это взглянуть немножечко со стороны, проанализировать и как-то зафиксировать, то окажется, что все эти люди – это часть этой экспозиции. И это потрясающий результат, который, может быть, не был так точно проанализирован заранее, но который случился.
Т. ОЛЕВСКИЙ: У меня есть ощущение, что промышленный дизайн, советские вещи красивые, буквально красивые – пылесосы красивые, стиральные машины красивые, магнитофоны красивые до какого-то периода, примерно до конца 60-х. И начиная с 70-х они становятся всё проще, всё грубее, превращаются потом в утилитарные, совсем не интересные. Трудно ностальгировать по поздним вещам.
А. СОКОЛЬНИКОВА: Я бы сказала до начала 80-х. Дальше уже проблема с внедрением усугубляется, наш дизайн, разработки во ВНИИТЭ, Дмитрий Азрикан, один из ведущих тогда сотрудников, его после переезда из СССР взяли в Чикаго, в Иллинойский университет профессором, вообще без разговоров. Его проекты были настолько конкурентоспособны на международном уровне…
Т. ОЛЕВСКИЙ: Т.е. это буквально держалось на нескольких людях на самом деле.
А. СОКОЛЬНИКОВА: На Институте технической эстетики и отдельных художниках-конструкторах на производстве, которые не теряли энтузиазм к тому, чем они занимаются.
М. ЛОШАК: А всё держится на отдельных людях.
Т. ОЛЕВСКИЙ: По пальцам считанных, видимо.
М. ЛОШАК: Да. И таким образом возникают школы. Потому что дело только в школах. Появляется человек – появляется школа. Самое главное – преемственность. Когда есть несколько человек, это очень важно. Они были.
С. ЛУКЬЯНОВ: Поэтому отдельная линия в нашей экспозиции – это небольшие видеомониторы, на которых мы этих людей и представляем.
М. ЛОШАК: Я считаю, что это самое важное в этой экспозиции, именно эти видеомониторы.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Товарищи, нам надо заканчивать, у нас время подходит к концу. Но мы сейчас расскажем, где всё это можно посмотреть, включая видеомониторы.
М. ЛОШАК: Сейчас вы придете в Большой Манеж, правда, там очередь, но она быстро идет. И вы увидите Московский музей дизайна со всеми чудесами, прелестями, которые здесь вы услышали, вы увидите «Книгу художника», с самыми главными западными художниками 20 века, вы увидите Музей экранной культуры с лучшим видеоартом, и главное – вы увидите совершенно новую выставку, которая вчера открылась, Чарльза Сэндисона. Это тотальная видеоинсталляция в большом зале Манежа, которая вас просто поразит, как мне кажется.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А в комплексе «Рабочий и колхозница» «Венера советская». Спасибо. «Музейные палаты» провел Тимур Олевский.