Выставка в Московском музее современного искусства "Дмитрий Цветков. "Государство" - Дмитрий Цветков, Василий Церетели - Музейные палаты - 2011-12-03
Л. ГУЛЬКО: 10 часов 10 минут. Доброе утро. Мы начинаем наши «Музейные палаты», Стас Анисимов, Тимур Олевский, музейные работники наши. У нас сегодня в гостях художник Дмитрий Цветков. Доброе утро.
Д. ЦВЕТКОВ: Здравствуйте.
Л. ГУЛЬКО: И Василий Церетели - исполнительный директор Московского музея современного искусства. Здравствуйте, Василий.
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Здравствуйте.
Л. ГУЛЬКО: Мы будем рассказывать нашим уважаемым радиослушателям о выставке, которая проходит в Московском музее современного искусства, «Дмитрий Цветков. «Государство». Сразу хочется сказать - это я, государство – это я. Ребята, я так понимаю, побывали на выставке.
С. АНИСИМОВ: Да.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Я виртуально, а Стас воочию.
Л. ГУЛЬКО: Впечатления Стаса вы услышите чуть попозже, ближе к половине часа.
С. АНИСИМОВ: И в течение эфира тоже.
Л. ГУЛЬКО: Собственно, о чем идет речь.
Д. ЦВЕТКОВ: Вся штука в том, что мне очень интересно государство. Я вообще человек имперский и очень люблю всё, что связано с государством и с империей. Нельзя сказать, что это серьезно, но и нельзя сказать, что это шутки. Для меня это все мои игры многочисленные. Я выстроил свое государство как его принимаю, со своей атрибутикой. Вообще, я швея, паук-швея. Я человек, который шьет. Я шью гербы, я шью ордена, я шью аксельбанты, жемчужные награды, я шью коллекции оружия, я шью какие-то атрибуты власти.
Л. ГУЛЬКО: Скипетр.
Д. ЦВЕТКОВ: Очень люблю мягкие родины шить. Это карта родины из кусков.
Л. ГУЛЬКО: Плюшевые.
Д. ЦВЕТКОВ: Нет, они все-таки не плюшевые.
Л. ГУЛЬКО: Я хотел спросить о материале.
Д. ЦВЕТКОВ: Это очень роскошно всё. Это дорогие шерсти, это ручная вышивка жемчугом, бисером, стразами, это родины четырехметровые, набитые синтепоном или дорогой шестью, которые друг к другу прикалываются молниями. Можно отстегнуть кусочек родины, можно подложить под голову, под бок, можно подарить товарищу Красноярский край или Камчатку.
Л. ГУЛЬКО: Кому что. А почему шьете? Почему не лепите, например?
Д. ЦВЕТКОВ: Это мое, мне это очень нравится. Мне вообще очень нравятся всякие роскошные швейные материалы. Но в то же время все-таки из-за того, что я художник современный, я еще и придумываю. Что связано с государством, там очень многие есть вещи, многие из них патриотические. Предположим, я показываю крематорий для барби и роддом для матрешек. Т.е. у меня барби в роскошнейших гробах лежат, в эпитафиями, с траурными венками и с прочими вещами. И матрешки, которые рождаются. У меня есть матрешки гинекологи, акушеры, роженицы, счастливые отцы с цветами, которые встречают.
Л. ГУЛЬКО: Я так понимаю, что государство, оно не имеет какой-то национальной принадлежности. Это такое общее государство.
Д. ЦВЕТКОВ: Да.
Т. ОЛЕВСКИЙ: В детстве мы тоже кукол хоронили, но при этом никакого патриотизма в это не вкладывали.
Д. ЦВЕТКОВ: Я пошел дальше.
С. АНИСИМОВ: Скажите, эти блестки, стразы и ткани, это намеренный кич, или всё же, будь у вас возможность сделать это из настоящих драгоценных камней, вы бы это сделали.
Д. ЦВЕТКОВ: Во-первых, я делаю почти из настоящих драгоценных. Т.е. я не могу сказать. Есть огромный рынок – это не в качестве рекламы, - где торгуют индусы вот всей этой дребеденью. И я покупаю жемчужные бусы, гранаты и прочие штуки просто килограммами, тоннами.
С. АНИСИМОВ: Т.е. это практически ювелирная работа.
Д. ЦВЕТКОВ: Да.
С. АНИСИМОВ: И к кичу мы это не относим.
Д. ЦВЕТКОВ: Есть кичёвые вещи, которые я точно совершенно делаю. Это фонтан как раз, это кичуха. Есть брюссельский писающий мальчик известный, и я как раз делаю, напротив, русского мальчика, который терпит. Вот он не писает. Про русское страшное терпение. Вот это китч, потому что это выполнено гжелью, всё это расписано под гжель, и это совершенно безобразно всё слеплено. Но это всё работает, и вот русский мальчик со страшной физиономией не писает, он терпит. Это кичуха, да.
Л. ГУЛЬКО: У выставки должна быть какая-то драматургия, т.е. развешано должно быть определенным образом. Есть какая-то драматургия у вас?
Д. ЦВЕТКОВ: Конечно. Я уже делаю реверанс в сторону музея. С музеем работать очень сложно, потому что мы все очень галерейные художники, привыкли к какому-то своему масштабу и всё. А музеи ставят очень жесткие условия. Во-первых, это колоссальные объемы совершенно, это полторы тысячи метров, 12 гигантских залов, которые с зеркалами, с каминами, с паркетными полами, они разные по размеру. В общем, это выстроить безумно тяжело. Там анфилады комнат, это должно просматриваться за 10 залов.
Л. ГУЛЬКО: Я попадаю в начало. И что дальше?
Д. ЦВЕТКОВ: Сначала это очень красивые гербы, это родины, это арсенал оружия, это костюмы, выполненные из денег натуральных, очень красивых. У меня есть бюстгальтеры, которые я делаю в виде куполов церквей, потому что я совмещаю духовную красоту народа и физическую. Потом это крематорий для барби, потом это фонтаны. У меня еще есть очень красивые коллекции моих вышитых одеяний, одежд. Я там делаю очень роскошную имперскую, государственную свиту. Т.е. у меня там костюм президента, преемников, силовиков, духовников, карликов президента. Единственное, я не успел сделать, у меня еще должны были быть собаки президента.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Ведь это всё выглядит довольно иронично. Т.е. это выглядит не столько имперски, сколько карикатурная такая история. Так и должно было быть? Так задумано?
Д. ЦВЕТКОВ: Стебом, карикатурой нельзя сделать что-то серьезное. Это можно поиграть в карикатуру в течение года. Я занимаюсь этим десятилетиями, и для меня это очень серьезно. На самом деле всё больше и больше, всё серьезнее и серьезнее. Я никакой иронии не задумываю. Она, может быть, и присутствует, но во мне. Когда я это делаю, для меня это невероятно серьезно.
Л. ГУЛЬКО: Я подумал, что известная фраза «весь мир – театр», она как раз и воплощена.
Д. ЦВЕТКОВ: Наверное.
С. АНИСИМОВ: Государство – это театр.
Л. ГУЛЬКО: Жизнь и театральные декорации.
С. АНИСИМОВ: Приглашаем в эти декорации наших слушателей. Мы разыгрываем пригласительные билеты и шикарно изданные книжки, каталоги с работами Дмитрия Цветкова. Вопросы у нас касаются поколений московских художников, чья карьера началась в 90-х на заре становления отечественной современной художественной сцены. Итак, вопрос первый. Назовите самый известный животный образ Олега Кулика. Вопрос второй. Кому была посвящена дипломная работа Дмитрия Гутова? И вопрос третий. В какой галерее состоялась первая выставка Дмитрия Цветкова в 1992 году? Вы можете посылать ваши ответы на смс +7-985-970-4545.
Л. ГУЛЬКО: Дмитрий, на вас повлияли творчество художников-авангардистов начала 20 века?
Д. ЦВЕТКОВ: Конечно, повлияли так или иначе. Вам интересно именно влияние авангардистов начала 20 века? Я вообще очень люблю творчество других художников. И чем они от меня дальше, тем мне это интереснее. Я сам не пишу холст, масло, живопись, но я люблю смотреть картины, мне вообще нравятся художники.
Л. ГУЛЬКО: Это как-то отразилось в этом вашем творчестве?
Д. ЦВЕТКОВ: Нет.
Л. ГУЛЬКО: Знаете, как бывает узнаваемо, что тут вот это…
Д. ЦВЕТКОВ: Я даже и не задумываюсь, не считываю. Сейчас я гораздо больше руководствуюсь какими-то гламурными журналами.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Неужели это может быть поводом или источников для вдохновения?
Д. ЦВЕТКОВ: Всё что хотите может быть поводом для вдохновения. Ловля рыбы.
Л. ГУЛЬКО: А поп-арт – это же, в общем, гламур.
Д. ЦВЕТКОВ: Если подразумевается, что я каждый вечер должен смотреть Рембрандта в подлиннике и в Эрмитаже…
Л. ГУЛЬКО: Хорошо бы в подлиннике дома. (СМЕЮТСЯ). Или Караваджо.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А не страшно родину-то разделять на кусочки и под голову подкладывать?
Д. ЦВЕТКОВ: Вы можете ее и не разделять. Вы можете собрать как из паззлов. Мало того, еще и присовокупить чего-нибудь, островов каких-нибудь набрать, ради бога, ее можно продолжать, сколько вы хотите. И потом вся штука в том, что для меня это серьезно, я с этим живу, у меня куча тряпочек, я очень люблю и в этом существую очень комфортно.
С. АНИСИМОВ: На вашей выставке всего один экран с вашей лекцией, насколько я понимаю. Вы с мультимедиа не работаете?
Д. ЦВЕТКОВ: Почему я еще делают выставку «Государство»? Я периодически подсаживаюсь на всякого рода государевы службы. Я очень люблю, например, периодически либо работать в газетах, я работал долгие годы в газете The Moscow Times и «Известия», годами, то я делал программы на телевидении. Мне это нравится, мне это интересно. Но я все-таки рукодельник, я очень люблю делать что-то руками.
Л. ГУЛЬКО: Василий, ваши впечатления от данной выставки.
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Вы говорили, похожи ли работы на других художников. У него есть совершенно свой выраженный стиль. Мы в коллекцию музея приобрели первую работу Дмитрия, очень интересные пистолеты на «Арт-Москве», это было лет 6 тому назад. Безусловно, выставка очень интересная. У нас задача какого рода? Не просто дать один зал или какую-то одну часть музея. Мы предоставляем всё здание художнику. Приходя на эту выставку, мы попадаем в его мир. На этот месяц мы попадаем в его мир, в мастерскую или домой, в жизнь этого художника погружаемся.
Я не знаю, почему Дмитрий не сказал, что там прекрасные живописные графические полотна. Он и живописью занимается. В целом это уникальное, ни на что не похожее искусство. Дмитрий, с одной стороны, прекрасный художник, с другой стороны, он очень известный, у него работы находятся не только в нашей коллекции, но и в Третьяковской галерее, во многих других международных коллекциях и музеях. Музейная выставка, она готовится, эта выставка готовилась два года. Пришло время, и я думаю, что это очень важно – такого рода художника показать жителям Москвы.
Л. ГУЛЬКО: А как вы определили, что пришло время?
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Наблюдая за художником, видя определенное количество его работ. Давно уже пришло его время. Только музей был создано всего 12 лет тому назад. В этом-то и задача. Потому что очень долгое время актуальные художники не собирались, не коллекционировались, не показывались. И мы пытаемся восполнить это упущение. Поэтому активно и приобретаем, и сотрудничаем, и делаем такие выставки. Была издана прекрасная книга к этой выставке, которую Фонд Прохорова финансировал. Это стало тоже объектом искусства. Результат от выставки прекрасный, каждый может пойти посмотреть. Билеты будут разыграны.
С. АНИСИМОВ: И книги тоже.
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Плюс со 2-го по 9-е декабря все музеи города Москвы будут бесплатны для посещения.
Л. ГУЛЬКО: Т.е. они уже бесплатны, со вчерашнего дня.
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Надо придержать билеты и придти, когда уже будет платно. Так что милости просим.
Л. ГУЛЬКО: Надо напомнить, где находится Музей современного искусства. Это на Петровке.
С. АНИСИМОВ: А выставка?
В. ЦЕРЕТЕЛИ: В связи с тем, что нет одного здания, где всё сконцентрировано, у нас четыре площади. Это Гоголевский бульвар, 10, где сама выставка находится; Ермолаевский переулок; Тверской бульвар, 9; Петровка, 25. На Петровке, 25 открылась новая экспозиция, тоже милости просим.
Л. ГУЛЬКО: У нас тут есть твои впечатления.
С. АНИСИМОВ: Сюжетец с впечатлениями посетителей.
Л. ГУЛЬКО: Посетителей много?
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Безусловно.
Л. ГУЛЬКО: Давайте послушаем Стаса Анисимова и его небольшой сюжетец, как ты говоришь, с посетителями.
СЮЖЕТ С ВЫСТАВКИ
Л. ГУЛЬКО: Продолжаем наши «Музейные палаты». Я напомню, у нас в гостях художник Дмитрий Цветков и исполнительный директор Московского музея современного искусства Василий Церетели, говорим мы о выставке «Дмитрий Цветков. «Государство». Совершенно замечательный каталог, обалденный, совершенно замечательные работы. Поэтому настоятельно приглашаю вас, дорогие радиослушатели, на выставку в Гоголевский бульвар.
С. АНИСИМОВ: Скажите, всё же кто населяет ваше воображаемое государство, которое вы конструируете?
Д. ЦВЕТКОВ: Во-первых, я всю жизнь рисую свои войнушки, человечков, которые присутствуют на всех моих работах. Вся штука в том, что я, как любое дитя, рисовал какие-то войнушки в детстве. Потом был такой страшный период в жизни, когда я овладевал художественным ремеслом, я учился. Сначала это было четыре года художественного училища, я штриховал этих ворон, потом гипсовые головы, потом ведра, тазы, потом натурщиков спящих – в общем, весь этот ужас. Потом 6 лет такой же Академии художеств. Целиком это у меня все мозги съело. Потом после того, как я Академию художеств окончил, я же закончил монументальную живопись, причем на излете.
Л. ГУЛЬКО: Советского Союза.
Д. ЦВЕТКОВ: Государства.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А могли бы метро расписывать, между прочим.
Д. ЦВЕТКОВ: Чем я занимался, между прочим. Я делал фрески, мозаики, витражи. У меня были огромные государственные заказы. Я просто сдох на этом совершенно. Я был вполне себе такой респект. Я вернулся к тому, с чего я начинал, с теми же человечками, с войнушками, со всякой этой фигней, но только уже помноженной на мое академическое образование. Я их начал гравировать, я начал их вышивать, зашивать бисером, шелком и выстроил такое вот государство из своих новых гомункулов.
Т. ОЛЕВСКИЙ: И как они живут в этом государстве?
Д. ЦВЕТКОВ: Хорошо живут, позитивно, у них хорошая жизнь, я как демиург их подкармливаю, забочусь о них.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Начальство у них…
Д. ЦВЕТКОВ: И начальство у них есть. У меня в государстве есть и карательные органы, их из этого оружия именного расстреливают. Потом у меня там есть отрезанные головы на блюдах. Т.е. государство кого-то кормит, а кого-то не жалует.
Л. ГУЛЬКО: Правда такая.
С. АНИСИМОВ: Там всё равно из блесток кровь-то.
Д. ЦВЕТКОВ: Кровь у меня из бисера, я выживаю бисерную кровь, я очень люблю шить бисером.
С. АНИСИМОВ: Не настоящая. Или она настоящая для этого государства?
Д. ЦВЕТКОВ: А это всё немножко не настоящее. Всё равно всё это фарс. Сжигали бедного Джордано Бруно, старушка стала подкладывать ему хворост. Он сказал: «Святая простота».
Л. ГУЛЬКО: Такой дурацкий, наивный вопрос – как приходит вдохновение?
Д. ЦВЕТКОВ: Никак не приходит. Представляете, я, взрослый мужик, буду сидеть и ждать вдохновения. Я работаю по 15 часов в день.
Л. ГУЛЬКО: Какие-то сюжеты должны откуда-то возникать, что-то вас цепляет.
Д. ЦВЕТКОВ: Цеплять цепляет.
Л. ГУЛЬКО: Я просто неправильно спросил.
Д. ЦВЕТКОВ: Гораздо интереснее вот про что вам рассказать. Вдохновение – штука эфемерная, да никак не приходит. Здесь вот что намного интереснее. Когда делаешь какой-то проект, ты овладеваешь новым, очень странным ремеслом. Я расскажу. Там у меня стоят животные в роскошных шубах, чучела. Памятник новой России – огромное чучело медведя в шубе, волк в шубе, рыси, вот они идут по такому очень красивому меховому подиуму, такое fashion-шоу.
Л. ГУЛЬКО: Меховая Россия такая.
Д. ЦВЕТКОВ: Меховая Россия, причем в памятнике обитающим в ней животным. И вся штука в том, что здесь всегда приходится овладевать. Например, медведь там. Живой медведь очень красивый, а дохлый медведь некрасивый. У него маленькие темные свинячьи глазки, очень короткие лапки, очень низко попа, и он весь непропорциональный, ничего с ним делать невозможно. А мне нужно из него делать памятник.
Л. ГУЛЬКО: Т.е. вы таксидермист, вы освоили эту профессию.
Д. ЦВЕТКОВ: Нет, я с ним работал, я, прежде всего, сказал: дружище, давай ставить глаза рыси, они в три раза крупнее, они со зрачком, они оранжевые. Потом мы ему вытягивали морду, я ему пилил зубы, я шлифовал ему когти, мы шили для него шубу, из-за того, что лапки у него растопыренные, шубу надеть невозможно, мы шили ее из двух половинок. Т.е. мы делали не столько чучело медведя, сколько памятник.
Л. ГУЛЬКО: Как скульптор работали.
Д. ЦВЕТКОВ: Да. То же самое с матрешками. Казалось бы, чего легче – взять написать матрешку. И я еще по своей наивности, когда не успевал написать 158-ю матрешку, я пришел в Измайлово, где торгуют заготовками и матрешками. Причем матрешки, 7 штук, которые просто заготовки, болванки не расписанные стоят 200 рублей, а расписанные 320. Т.е. расписать матрешку и покрыть ее лаком стоить 120 рублей, причем за все, за 7 штук. Т.е. матрешка стоит 20 рублей. Но когда я попросил – ребята, помогите мне расписать, - когда я сказал, что заплачу по 300 рублей за матрешку, ко мне выстроилась очередь 50 человек. Но вся штука в том, что, когда они это всё написали, я всё выбросил на помойку, потому что это никакого отношения к искусству вообще не имеет.
Л. ГУЛЬКО: Ремесло.
Д. ЦВЕТКОВ: А объяснять, что мне нужно, было совершенно бессмысленно, я бы зря потерял время и силы.
С. АНИСИМОВ: Таких человечков, которые изображены здесь на обложке, я помню, делали у меня в детстве, знаешь, солдатиков таких крутили из проволоки.
Л. ГУЛЬКО: Мы из проволоки в детстве не крутили, воровали с телефонной станции, делали браслетики, кольца.
Т. ОЛЕВСКИЙ: А мы человечков делали, точно. И они очень похожи на самом деле. И войнушку такую же устраивали.
С. АНИСИМОВ: Только не делали расшитыми бисером. Бисер уже был позже.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Кстати, у вас интересно, вот вы родины делаете, родина у вас, в общем-то, карта России. А родины других народов вы не делаете?
Л. ГУЛЬКО: Подожди. Почему карта России? Я так понимаю, что это межнациональное, наднациональное государство.
Д. ЦВЕТКОВ: Я делаю карту России, потому что она узнаваема. Чего я буду делать другое государство, если никто его не узнает?
Т. ОЛЕВСКИЙ: Интересно делить Америку, например, на части.
Д. ЦВЕТКОВ: Это можно и соединять. Мало того, очень интересно, что, если выворачиваешь наизнанку, там получается что-нибудь другое. Т.е. с этим можно, конечно, играть, но как-то не заморачиваюсь по этому поводу.
Т. ОЛЕВСКИЙ: У вас на выставке есть такая огромная пижама с большими орденами Ленина. Это действительно пижама, или это сюртук? Почему у него большой размер? Это какая-то аналогия Брежнева, отсыл такой или нет?
Д. ЦВЕТКОВ: Я не думаю. Пижама с орденами.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Т.е. так и ложится начальство этой страны в постель с орденами.
Д. ЦВЕТКОВ: Может быть.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Прямо как есть в жизни, так и ложится.
Д. ЦВЕТКОВ: Я не знаю, как в жизни есть. По-разному.
Л. ГУЛЬКО: Что дальше, после выставки?
Д. ЦВЕТКОВ: Подождите-ка. Во-первых, выставка только началась. Здесь я опять же делаю реверанс в сторону музея. Выставку делают огромное количество людей. И то, что выставка для посетителей – это полтора месяца, для меня это два года до и два года после. Тему выставки придумал куратор Георгий Никич, Василий Церетели осуществлял. Осуществляли 150 человек, с каталогами, со всеми вещами. Я не думаю, что что-то во мне изменится. Моя работа как художника – это по 15 часов сидеть в мастерской и работать. На самом деле это не то что я такой весь скромный, просто я лучше всего это делаю. Потому что как я ни буду себя пиарить или что-либо, любая институция сделает это гораздо лучше. Единственное, чем я хорош и интересен, это то, что я произведу.
Л. ГУЛЬКО: Что?
Д. ЦВЕТКОВ: Что конкретно? Очень много всего, что хотелось бы сделать. Я бы с удовольствием поделал фонтаны очень красивые. Кстати говоря, что-то очень хочется их сделать глобально. Много чего хотелось бы осуществить.
Л. ГУЛЬКО: Вы отталкиваетесь в этих своих планах от чего?
Д. ЦВЕТКОВ: От своих сил только. Я понял давным-давно, что чего бы я ни запланировал, это может осуществиться, может не осуществиться. Никаких денег я не заработаю.
Л. ГУЛЬКО: А почему денег не заработаете?
Д. ЦВЕТКОВ: Я сам удивляюсь.
Л. ГУЛЬКО: Это странно.
Д. ЦВЕТКОВ: Когда я читаю о каких-нибудь импрессионистах, у которых не покупали никакие произведения…
Л. ГУЛЬКО: При жизни.
Д. ЦВЕТКОВ: Картины-то настолько красивые, пишет Ренуар, чего ж ни один человек не покупает. Я сижу, мне кажется, что мои ордена, оружие, погоны, шинели… должна очередь стоять. Стоят две копейки. Вот живопись – это такое искусство… Купить краски, кисти, палитру, холст, подрамник стоит три тысячи рублей, картина может стоить миллион, всё остальное – это талант. Я шью шинель, накупаю итальянскую шерсть, подкладки, бисер, золото – не стоит ничего.
Л. ГУЛЬКО: Я просто вижу то, что продается из того, что художники, как говорят, шьют вроде как. Это же ни в какое сравнение. А стоит миллионы. Это странно.
Д. ЦВЕТКОВ: Да. Я сам удивляюсь. Я читаю про себя прессу, там пишут, что бешено успешный художник.
Л. ГУЛЬКО: Между прочим, эта выставка может как-то поспособствовать?
Т. ОЛЕВСКИЙ: Может быть, думают, что дорого, поэтому и не покупают.
Д. ЦВЕТКОВ: Все знают, что дешево.
Л. ГУЛЬКО: Музей современного искусства – это же марка.
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Я думаю, это, безусловно, повлияет и на репутацию, и на ценообразование. Для коллекционеров. Мы продажей не занимаемся, поэтому это уже задача галеристов. В том числе должны быть какие-то фонды, которые поддерживают искусство, которые выставляют его на международной арене и так далее, чего у нас в стране, в отличие от Китая, практически нет. Очень мало институций, которые закупают искусство, которые поддерживают это искусство. В Китае этого много, у американцев много, у европейцев много, а у нас это всё пока еще в зачаточной стадии.
Д. ЦВЕТКОВ: Вся штука в том, что я абсолютно уверен, что так получается, что государству, моему ли государству или иному, это не нужно. Я вам могу сказать, что это не то что плохие чиновники, которые не поддерживают, это так устроена наша жизнь. У меня есть приятель, который живет в Бельгии и который очень-очень скромный художник. Ему понадобились какие-то деньги. Он пришел в банк и сказал: друзья, дайте денег. - А ты кто? - А я художник. - А что, у тебя картины продаются? – Продаются. – Принеси нам справку. Он пошел, ему галерейщик написал справку.
Л. ГУЛЬКО: В Бельгии.
Д. ЦВЕТКОВ: В Бельгии. Причем он живет не в Брюсселе, а в очень крохотном городе. Он ему дал справку, что продал 20 картин по тысяче евро. Он с этой справкой пришел в банк, и банк ему сказал: принеси нам 20 картин, мы тебе каких-нибудь 20 тысяч евро дадим, чего-нибудь купим, типа в залог. Я не могу себе представить, чтобы самый великий художник пришел в Сбербанк и попросил тысячу рублей, кто бы это ни был – Глазунов, Шилов, Кулик. Он может принести всё что угодно. Банк сначала засмеется, а потом выгонит его. Если самый выдающийся писатель – Сорокин, Пелевин – принесет новый роман, новую партитуру, всё что угодно, это денег не стоит ни копейки.
Л. ГУЛЬКО: Это плохо или хорошо?
Д. ЦВЕТКОВ: Это плохо. Потому что на самом деле, если, не дай бог, у вас будут проблемы с налоговой инспекцией, у вас отберут мобильный телефон за 500 рублей, телевизор.
Л. ГУЛЬКО: Кошку.
Д. ЦВЕТКОВ: Ваши произведения никогда в жизни не возьмут – они никому не нужны. И это на государственном уровне.
Л. ГУЛЬКО: Странные люди, недальновидные.
Д. ЦВЕТКОВ: И это плохо.
С. АНИСИМОВ: А что же делать?
Д. ЦВЕТКОВ: Не мое дело совершенно. Я художник, мое дело – в мастерской сидеть.
С. АНИСИМОВ: Просто интересно. Вы сами конструируете государство, у вас, наверное, есть какие-то мысли по этому поводу.
Д. ЦВЕТКОВ: На это есть политики, духовные лидеры, лидеры народа, общественные деятели. Я художник, мое дело – сидеть работать.
Л. ГУЛЬКО: Если бы Дмитрий шил мысли… Мысль сшить нельзя.
Д. ЦВЕТКОВ: И мозги.
Л. ГУЛЬКО: Мозги, наверное, можно. Слушатели спрашивают, будет ли ваша выставка в Санкт-Петербурге.
Д. ЦВЕТКОВ: У меня периодически бывают выставки в городе Санкт-Петербурге. Я с удовольствием работал там с молодежным центром «Эрмитаж», который Марина Колдобская делала, с местным Государственным центром современного искусства, потом делала выставку в галерее «Люда», очень красивая. Зовите, я с удовольствием приеду и буду делать.
Л. ГУЛЬКО: А бывают гастроли у выставок?
Д. ЦВЕТКОВ: Конечно. Это очень сложно, совершенно не считывается про что, но в целом, конечно, бывают.
В. ЦЕРЕТЕЛИ: В музее Перми сейчас идет.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Кстати, как вам вообще пермский проект? Вы наверняка следите за ним.
Д. ЦВЕТКОВ: Я принимаю участие, поскольку я работаю там с Маратом Гельманом так или иначе. Я люблю всякие проявления изобразительного искусства.
Т. ОЛЕВСКИЙ: Он успешен? Какая-то цель достигнута?
Д. ЦВЕТКОВ: Цель галерейщика, цель художника, цель музейной институции, цель Пермского края – эти цели разные. Наверное, так или иначе они достигаются.
С. АНИСИМОВ: Сталкивались ли вы когда-нибудь с тем, что посетители совсем не понимают, к чему это?
Д. ЦВЕТКОВ: Да. На международных проектах сплошь и рядом.
Л. ГУЛЬКО: Вопрос пришел уважаемому художнику, Наталья пишет: «Всё понятно. Только не понятно, какое отношение шинели и пижамы имеют к искусству».
Д. ЦВЕТКОВ: А какое отношение к искусству имеет загадочно улыбающаяся… Или черный квадрат, или мишки, которых нарисовал художник. Вот сидят мишки на бревне. Какое отношение к искусству?..
Л. ГУЛЬКО: Чем вы занимаетесь в вашей лаборатории?
С. АНИСИМОВ: А на Западе что говорят?
Д. ЦВЕТКОВ: На Западе, на Востоке, например, по поводу шинелей, когда я их выставлял в Японии, все японцы были уверены, что это действительно одежда русского генералитета: какая же красивая одежда у русских офицеров. А вот писающего терпящего мальчика, которого я делал рядом с брюссельским… Кураторша, дама, которая всё это дело курировала, она спросила: а про что это? Я сказал: русское терпение, загадочная русская душа всегда терпит. И она в ужасе спросила: это русские-то терпят? И я понял, что русские, которые живут в Брюсселе, скупают земли и обедают по 200 евро за ланч, никогда и никогда терпеть не будут.
Л. ГУЛЬКО: Наше время, к сожалению, подошло к концу. Я напомню, Дмитрий Цветков - художник, и Василий Церетели - исполнительный директор Московского музея современного искусства. Говорили мы о выставке «Дмитрий Цветков. «Государство». Проходит она…
В. ЦЕРЕТЕЛИ: Гоголевский бульвар, дом 10.
Л. ГУЛЬКО: Пожалуйста, приходите, посмотрите, не пожалеете. Спасибо вам огромное и удачи.