Музей Маяковского - Светлана Стрежнева - Музейные палаты - 2010-05-01

К. ЛАРИНА: Ну что, начинаем программу «Музейные палаты», здесь в студии «Эхо Москвы» Ксения Ларина и Анна Трефилова. Аня, доброе утро.

А. ТРЕФИЛОВА: Доброе утро.

К. ЛАРИНА: И сегодня мы приглашаем вас в один из лучших московских музеев, не побоимся этого слова, музей Владимира Владимировича Маяковского. Сегодня у нас в гостях директор музея Светлана Стрежнёва, доброе утро, здравствуйте.

С. СТРЕЖНЁВА: Доброе утро, и с праздником всех вас.

К. ЛАРИНА: Спасибо, и вас тоже с праздником. Что у нас сегодня есть.

А. ТРЕФИЛОВА: У нас сегодня есть всё.

К. ЛАРИНА: Во-первых, потрясающая книга, которую мы все здесь обсуждали, когда она только вышла, и наш главный редактор был совершенно потрясён этой работой.

А. ТРЕФИЛОВА: Ты эту имеешь в виду?

К. ЛАРИНА: Да, «Следственное дело Маяковского».

А. ТРЕФИЛОВА: «Документы и воспоминания современников». Это кстати, Светлана Ефимовна, вы же собственно приложили к этому непосредственно руку, автор проекта?

С. СТРЕЖНЁВА: Да, не только автор проекта, но и автор комментариев, вступительной статьи, в общем, я делала эту книгу, конечно с участием моих коллег, которые выдавали мне все эти материалы, но, тем не менее, да.

А. ТРЕФИЛОВА: Уникальное совершенно издание, и мы его вам отдадим за ответы на вопросы. У нас есть тоже от музея Маяковского «Война и мир Маяковского». Это по выставке?

С. СТРЕЖНЁВА: Да, это была выставка, надо сказать, что музей Маяковского отмечал 90-летие начала первой мировой войны, и нам хотелось, чтобы эта дата была как-то отмечена выставками. У нас была выставка из архива фотографии одного из участников войны, а потом вторая часть это была выставка, которая была посвящена поэме Маяковского «Война и мир», и естественно, она коснулась также биографии самого Маяковского, который в это время, как вы знаете, уже был достаточно известной личностью, и принимал своё активное участие, хотя он не получил разрешение на поступление в действующую армию, и не получил разрешения из-за того, что он был не благонадёжным.

А. ТРЕФИЛОВА: Уже тогда?

С. СТРЕЖНЁВА: Да. Он же из-за этого не мог в университет поступить, потому что не мог получить свидетельство о благонадёжности, он трижды арестовывался, и поэтому естественно, и в действующую армию он тоже не поступил. А был он в автомобильной школе, и как вы знаете, делал очень много в то время лубков, и подписи делал к лубкам Малевича и Лентулова, и сам рисовал, он ведь был по своей первой профессии художником.

А. ТРЕФИЛОВА: Значит, есть у нас каталог прижизненных изданий Маяковского.

К. ЛАРИНА: Каталог.

А. ТРЕФИЛОВА: Ой, прости, пожалуйста.

К. ЛАРИНА: Сейчас запущу в тебя чем-нибудь.

А. ТРЕФИЛОВА: Тогда ты не узнаешь ни вопросов, ни ответов на вопросы. Вы меня можете убить, но тогда вы не узнаете правды, но, тем не менее, он есть этот каталог. И к выставке, вот была выставка Давида Бурлюка, есть книжечка-каталог, и есть, конечно, путеводитель по музеям Маяковского.

К. ЛАРИНА: Я его листаю, он так здорово сделан, вообще как отдельное произведение.

С. СТРЕЖНЁВА: Но как сам музей сделан, так и каталог.

А. ТРЕФИЛОВА: Сейчас обо всём этом поговорим. Давайте я вопросы задам.

К. ЛАРИНА: Давай.

А. ТРЕФИЛОВА: Внимание. Это событие произошло в подмосковном местечке Акулова гора на 27-й версте ярославской железной дороги. В результате посещения большим гостем у хозяина резко уменьшились запасы варенья. Кто и у кого был в гостях. Второй вопрос. Произведение Маяковского «Баня» товарищ Велосипедкин рассказывая про товарища Победоносикова говорит так: «Ну что можно с этим проклятым товарищем сделать, он просто плющит каждого своими заслугами и стажем». На вопрос: «Что делал до 17-го года» в анкетах он ставил: «Был в партии», в какой неизвестно. «Ни бэ, ни мэ» - говорит дальше Велосипедкин. Что за бэ и мэ должны быть у Победоносикова в анкете, и почему они были так важны для понимания его биографии. Третий вопрос. Продолжите четверостишье Маяковского:

Запомни истину одну

Коль в клуб идёшь, бери жену

Не подражай буржую...

А дальше вы должны продолжить. Четвёртый вопрос. Лия Бриг довольно лояльно относилась к другим любовям Маяковского, но лишь однажды она разозлилась и поняла, что всё серьёзно. Соперницей была Татьяна Яковлева. Почему Бриг вышла из себя и поняла, что это уже не просто так. Пятый вопрос. «Идём в Москву, у нас в Москве простор, идёмте к нам в СССР, я вам достану визу». Кого так зазывал в страну советов Владимир Маяковский. Шестой вопрос, очень кстати про каталог и каталог. В программе «Говорим по-русски» непременно нашли бы в этом знаменитом лозунге из поэмы «Владимир Ильич Ленин» ошибку. Назовите этот лозунг, очень известный. И последний вопрос, во время поездки по Америке на встрече с читателями один из них решил посмеяться над Маяковским, и задал ему вопрос по-английски. На каком языке ответил ему Маяковский.

К. ЛАРИНА: Я напомню СМС +7-985-970-45-45, ждём ваших ответов на замечательные Анины вопросы.

А. ТРЕФИЛОВА: Вот у нас просто зашёл разговор со Светланой Ефимовной до эфира по поводу фразы «Маяковский, который был и остаётся», которая была написана на фронтоне музея, я не знала, кому эта фраза принадлежит. Почему всё-таки вы её оставили на музее, это же фраза Сталина?

С. СТРЕЖНЁВА: Да, эта фраза, которая была во всех школьных учебниках и во всех диссертациях, потому что это знаменитая фраза, что Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Поскольку новая экспозиция музея создавалась в 1987 - 1989-х годах.

К. ЛАРИНА: Перестроечное время, что, кстати, очень важно.

С. СТРЕЖНЁВА: Да, перестроечное время, мы кстати очень хорошо понимали ещё задолго до этого, за 5 лет до того, как делалась реконструкция музея, мы уже начали свои первые выставки, когда нам казалось, что в рамках достаточно академичной экспозиции надо попробовать говорить языком того времени. И эти выставки убедили нас в том, что этот язык очень понятен и нужен современникам, и даёт немножко другое представление о Маяковском, не совсем то, к которому на протяжении многих десятилетий привыкли наши современники. И поэтому мы считали, что хорошо известная всем фраза должна быть оборвана, потому, что не так важно, лучшим ли, талантливейшим поэтом, советской ли эпохи или других времён, но то, что Маяковский был и остаётся и останется на века, это для нас было, несомненно, и поэтому, оборвав Сталинскую фразу, мы оставили первую часть как в каком-то смысле рекламный лозунг нашего музея.

К. ЛАРИНА: Кто придумывал концепцию, поскольку это всё-таки не обычный музей, не традиционный музей для советского музейства.

С. СТРЕЖНЁВА: Да, концепцию музея разрабатывали сотрудники экспозиционного отдела, но руководил этой работой Тарас Пантелеймонович Поляков, он, собственно говоря, писал сценарий, дело в том, что наверно тогда впервые, кода мы стали делать выставки, мы отошли от традиционной для музея формы монтажных листов. Вообще монтажные листы очень трудно читаются людьми, которые далеки от этого вида искусства.

А. ТРЕФИЛОВА: А что такое монтажные листы?

С. СТРЕЖНЁВА: Монтажный лист, это лист, на котором сделан чертёж будущей выставки со всеми деталями, понимаете. А поскольку мы все не техники, а мы все в общем-то гуманитарии, то далеко не сразу можно прочесть и понять, что задумал художник в своём произведении будущем. Поэтому мы стали работать с художниками, которые делали не монтажные листы, а которые делали макеты, а макет даёт уже довольно ясное представление о том, как в пространстве будет вписываться выставка, и что в ней конкретно будет выделяться. И уже с этой поры, мы стали думать о том, что и тематико-экспозиционный план, который даёт перечисление экспонатов, основные ведущие тексты, он не передаёт главной динамики, во-первых, и он не выражает концепцию выставки, потому что любая выставка, даже самая незначительная, должна иметь какую-то основную мысль, ведь мы не архив, мы не просто выставляем экспонаты, расположенные в определённом порядке по хронологии, или по именам. В этом специфика литературного музея, понимаете, когда вы приходите в художественный музей, то вполне естественно, вы напрямую общаетесь с произведением искусства, и здесь сами вырабатываете своё отношение к этому произведению, и оно на вас соответственно тоже влияет напрямую. Когда вы приходите в литературный музей, вы общаетесь с рукописями, которые, если под ними нет этикетки, не всегда могут вас как-то затронуть, почерк у писателя, или у поэта бывает не самый разборчивый, разобраться, что там написано, довольно трудно, но для музея он имеет какую-то другую специфику. И вот исходя из этой другой специфики. Очень важно выставить концепцию таких, взаимосвязь каких-то вещей, чтобы поставить вещь, в её какое-то конкретное место. Скажем, если это рукопись, она наверное. Должна быть на столе. Или она должна хоть каким-то образом вписана быть так, чтобы вы естественно, обратили на неё внимание, а не просто положить её в витрину, закрыть стеклом, и поставить этикетку.

К. ЛАРИНА: А есть у вас музеи в мире, которые можно было бы назвать таким аналогом музея Маяковского, что вам больше всего интересно, какого рода музеи?

С. СТРЕЖНЁВА: Я довольно много ездила, в общем, по миру, и, слава богу, музейная жизнь даёт возможность, поскольку материалы нашего музея достаточно популярны, мы ездим во многие страны, участвуем в разных выставках, поэтому мне приходилось видеть многие музеи, но дело всё в том, что выставки обычно бывают в художественных музеях, и поэтому там принцип построения совершенно другой. Что же касается литературных музеев, то я думаю, что мы самая богатая в этом смысле страна, Россия имеет огромный опыт литературных музеев, и искать аналоги за рубежом в литературных музеях не приходится, потому что там...

К. ЛАРИНА: Какие чаще всего бывают музеи?

С. СТРЕЖНЁВА: Чаще всего это бывают мемориальные музеи, музеи-квартиры, это чаще всего, а вот литературная экспозиция, которая посвящена, они более-менее все традиционные.

К. ЛАРИНА: А музей «Кавки», вы в нём были?

С. СТРЕЖНЁВА: К сожалению, я не была в музее «Кавки», я могу сказать, что мне больше всего понравился в Испании музей.

К. ЛАРИНА: Дали?

С. СТРЕЖНЁВА: Конечно Дали.

К. ЛАРИНА: Он совсем такой игровой.

С. СТРЕЖНЁВА: Да, он соответствует больше всего.

К. ЛАРИНА: Соответствует личности.

С. СТРЕЖНЁВА: Да, это личность, и, в общем-то, я всегда была сторонником того, чтобы любой литературный музей выражал личность того, кому он посвящён, поэтому я явный противник создания музея по одному и тому же принципу, что родился, женился и умер.

К. ЛАРИНА: Давайте мы сейчас прервёмся на новости, потом продолжим нашу программу, напомню, что сегодня мы с вами в музее Маяковского.

ИДУТ НОВОСТИ.

К. ЛАРИНА: Обалденный музей Маяковского, о котором мы сегодня говорим. Вот кстати, о чём мы говорили со Светланой Ефимовной Стрежнёвой, директором музея, в первой части программы, всё это, по сути, зафиксировано в своеобразном манифесте, который опубликован в путеводителе, который сегодня получат наши слушатели: «Музей, это государство вещей, в нём та же альтернатива, диктатура или свобода. Традиционный музей сковывает вещи мёртвыми витринами, новый музей раскрывает внутренний смысл вещи, музей это театр вещей, музей это язык вещей, музей это храм. Традиционный музей отождествляет героя, новый музей исследует человека. Музей это миф. В традиционном музее навязывалась политическая или наукообразная мифология, рассчитанная на однозначное восприятие нормативных символов. В новом музее реализуется мифология поэтическая. Музей это дом, где вещи заменяют, но не вытесняют людей». Я так понимаю, что этот манифест тоже неспроста создавался, да, Светлана Ефимовна?

С. СТРЕЖНЁВА: Да, иначе, если бы не было такого представления о музее, то не было бы и такого музея.

К. ЛАРИНА: Вас очень любят, любят и наши коллеги, любят и посетители, те люди, которые впервые туда попадают, они вот под этим обаянием вещей, под обаянием атмосферы они находятся потом долгое время, и тому свидетельство даже те отзывы, которые вы публикуете здесь в этом путеводителе, я так понимаю что у вас их немало в вашей книге отзывов, да?

С. СТРЕЖНЁВА: Да.

К. ЛАРИНА: Давайте мы сейчас сделаем вот что, давайте мы сейчас дадим слово Тимуру Олевскому, который побывал в отличие от нас с Аней в этом музее, и сейчас поделится своими впечатлениями, а потом Светлана Ефимовна дополнит репортаж нашего корреспондента. Пожалуйста.

Музей Маяковского в его нынешнем виде уникальный проект, который мог появиться только однажды в короткий промежуток времени, когда уже всё было можно, а денег ещё не было. Тайна его актуальности зиждется на двух столпах. Это и художественный язык, взятый за основу, пожалуй, единственный конвертируемый продукт российской арт-культуры 20-го века, авангард 30-х, который развивается прямо на глазах изумлённых посетителей, сюрреализм, концептуализм, даже отчасти и постмодернизм, но это лишь способы выражения.

Главная цель архитектурного и музейного безумства, его вскочивший на ноги нерв это великий поэт реформатор, изменивший законы пространственного мироздания на одной шестой части суши, Владимир Маяковский. Дом, где разыгралась трагедия, стоит неподалёку от здания его триумфа. Автору идеи Тарасу Полякову удалось рассказать и о том, и о другом. Елене посчастливилось познакомиться с ним лично, и узнать секреты зашифрованных символов: «Тарас Пантелеймонович Поляков, автор теперешней экспозиции, один из основателей музейно-образного метода, когда идёт создание образов событий человека, когда витрина представляет собой упавший на землю комод, через стёклышки которого видна подпольная типография.

Один из фактов биографии Маяковского, он занимался революционной деятельностью довольно рано, а с другой стороны комод это что-то запретное, куда прятали сладости от детей, варенье, запирали, но всегда тянуло, всё, что запретное, то интересно. Также и здесь, что такое типография подпольная, это тоже запретное, за это ловили и сажали. Такая экзотика заставляет думать, представлять, разноуровневые стулья как ступени жизни. Детство Маяковского, там стул стоит, а стоял он на россыпи камней. С одной стороны это Грузия, гористая местность, а с другой стороны как время собирать камни, вся экспозиция может сбивать с толку». Всё начинается прямо в прихожей, там, в ряд стоят стулья всех 12-ти апостолов, и 13-го победившего, сыгравшего в судьбе пролетарского поэта роковую роль. А дальше начинаются невообразимые инсталляции, миры и факты биографии Маяковского, ни одной вертикальной линии, одиночка в Бутырке и художественное училище, барабан русских футуристов. «Бурляк и Афишина, которых, как и в жизни, лишь Маяковскому не хватало места на одной строчке.

Поэт работал на публику, а публика на его славу» - уверен завсегдатай Григорий: «Не может быть музей 19-го века музеем 20-го века, где революция, где переломы, нужно понять, что это такое. Поколение Маяковского очень тяжёлое. Война, они мобилизовывались, молодёжь, а если в первый день войны попадаешь на фронт, то у вас шансов немного.

Этот музей очень правильно отражает роль Маяковского, он не может быть чисто академическим, это больше на публику». Документы эпохи увлекают наверх, четверостишья для плакатов издательства, и сегодняшний лубок прообраз будущих окон роста. Выезжал казак за пруд, видит, немцы прут и прут, только в битве при Сакале немцы в серед ускакали. После «Войны и мира» разбитые иконы, портрет Ленина, самолёт, фотографии, знания, переданные посредством ощущений.

Вот и письма к Лиличке и агентурно-осведомительные сводки, они не удивили будущего юриста Михаила: «Это часть его судьбы, роковая женщина конечно. Я люблю творчество Маяковского, когда был день смерти поэта, я ездил на площадь, читал стихи, к сожалению, там было мало людей. Моя любимая поэма «Облако в штанах». В образах лучше воспринимать, гораздо лучше, чем в старых музеях, где столы с рукописями, какие-то книги, издания, и за счёт экскурсовода поддерживают интерес посетителей».

Жёлтая кофта, костюм футуриста и любопытные жирафы, нарисованные его рукой, не оставили сомнений у рекламиста Екатерины: «Маяковский был талантливым пиарщиком и автором запоминающихся слоганов» - говорит она. «Мне кажется, если говорить о каких-то неблизких ему людях, то он был достаточно жесток и прямолинеен, говорил и делал всегда то, что ему хочется. А с близкими людьми, которых он действительно любил, мне кажется, он был достаточно мягок. Очень рубленые фразы, но они не то, что жёсткие, они достаточно специфичны. То есть если ты видишь какую-то достаточно прямолинейную обрубленную фразу, то сразу понимаешь, что, скорее всего автором был Маяковский». Чем выше, тем ближе комната лодочка, все вещи, стулья и портреты как бы плывут к ней, единственно правдоподобной, вот тебе и шлюпка любовная лодка. А оттуда расходятся пути вниз, и опять по линиям жизни, заграница, американская дочь и парижская любовь, которой не суждено было спасти поэта. Портрет Миерхольда, соучастника «Бани», после которой Маяковский получал, уступая по общедоступным ценам, скверные записки: ««Баня» провалилась, потому, что там такие Победоносиковы сидели в портере, все были бюрократы, и поэтому они против него вели политику, и когда Миерхольда расстреляли уже после смерти Маяковского, тоже ему одним из пунктов было, что вот это произведение, как направленное против чиновников. Маяковскому что вспоминать, Маяковский сам застрелился, он не вынес этого всего отношения, его посчитали чуть ли не предателем после таких произведений, и все его стали презирать, все конечно разочарованы».

Вероника приехала в музей из Харькова намерено, прочитала последнее письмо «У гигантского чёрного перекидного календаря надгробие», не сплетничала, покойный этого не любил: «У меня в душе ни одного седого волоса, и творческой нежности нет в ней, мир, огромив мощью голоса, иду красивый 22-х летней, нежной. Вы любовно скрипки ложите, любовь на летавры ложит грубо, а так как я себя вы вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы. Хотите, буду от мяса бешеный, и как небо, меняя тона, хотите, буду безукоризненно нежный я, не мужчина, а облако в штанах. Помните, вы говорили Джек Лондон, деньги, любовь, страсть, а я видел одно, вы Джоконда, которую надо украсть. И украли».

Старая дверь в прошлое в коммунальную квартиру В. В. Маяковского навсегда забита, сквозь неё прорезан косой вход из настоящего, в стене, на которой нет, да и появится написанная фломастером строчка из его стихов. «Я приду читать Маяковского, я его не читал раньше, а сейчас мне именно захотелось».

К. ЛАРИНА: Я прям заслушалась, неожиданно так всё закончилось, спасибо Тимуру, как всегда замечательный репортаж, и я подумала о том, что для директора музея это самое главное, то, что рождается, какие эмоции рождает посещение музея у людей, которые там появляются.

С. СТРЕЖНЁВА: Да, вы абсолютно правы, потому что я глубоко убеждена, что экспозиция это не место, где человек должен сидеть и изучать, для этого есть библиотеки, архивы. Экспозиция это то место, где должны бушевать эмоции, где человек должен быть захвачен временем, человеком, его судьбой, его трагедией или его триумфом, это неважно. Важно, чтобы возникла какая-то внутренняя эмоциональная потребность обратиться к его книгам, потому что иначе это всё очень правильно, очень хорошо, но нельзя прочитать тысячу рукописей, сотни документов, которые можно положить в экспозиции. И потом, для того, чтобы придти к какому-то выводу, необходимо очень сосредоточенное и серьёзное изучение этих документов, а не просто просмотр в витрине. Я, к сожалению, придерживаюсь нетрадиционной позиции, позиции Льва Толстого, который говорил, что это неправда, что в спорах рождается истина, в спорах замолкает умнейший, потому что эмоциональный взрыв, который возникает в спорах, он не даёт человеку серьёзно задуматься над тем, над той проблемой, или над той фразой, которая вызывает эти эмоции. Здесь нужно спокойствие, кабинетное спокойствие, изучение библиотечное, архивное, домашнее, какое угодно, но только взрыв эмоциональный может вернуть человека к какой-то проблеме. Нам это было необходимо, потому что за многие годы, когда Маяковский был лучшим талантливейшим поэтом нашей советской эпохи, отучили у людей желание как-то размышлять, всё принималось так, как было написано в учебнике, и поскольку не всегда в школах бывали учителя, которые любили Маяковского, то естественно, формально относились к его наследию. Поэтому было очень важно вызывать какой-то другой интерес, показать какие-то основы личности человека, показать его трагедию. Да, нас очень сильно ругали за этот музей, говоря: «Вы тут пропагандируете трагедию». Но наверно если бы музей был не в доме, где произошла эта поэтическая трагедия, он был бы немножко другим. Но коль скоро именно здесь это произошло, то миновать эту трагедию нам казалось просто неуважительным. И потому этот музей сложился именно таким, каким он сложился.

К. ЛАРИНА: Что за дом, что было до Маяковского, чем этот дом был знаменит?

С. СТРЕЖНЁВА: Это был обычный доходный дом золотопромышленника Статеева, дом, который после революции стал коммунальным, и соответственно в квартиры, которые раньше принадлежали одному хозяину, стали вселять разных жильцов. Вот по совету Романа Якобсона, который жил этажом ниже в этом же доме, он посоветовал Маяковскому поселиться этажом выше. Таким образом, Луначарский дал рекомендацию Маяковскому, это была его первая собственная жилая площадь в Москве, поэтому не случайно мы иногда говорим, что тот лозунг, который был заявлен страной: «Мы свой, мы новый мир построим». Для Маяковского в этот момент обернулся обихаживанием своего первого маленького дома, попыткой создать какой-то свой собственный мир. Поэтому нам было очень важно, чтобы посетитель, войдя в это огромное здание четырёхэтажное, увидел эту нить, которая ведёт нас к самому главному. Ведь, собственно говоря, вся реэкспозиция музея была сделана по одной простой причине, для того, чтобы всё-таки показать эту реалию. К сожалению, так случилось, что первая экспозиция, когда создавалась, там была другая концепция, была концепция некоего храма поэзии, и поэтому в эту концепцию коммунальная квартира не укладывалась естественно, поэтому была разрушена и коммунальная квартира, и лестница, по которой ходил Маяковский, и лифт спокойно, плавно поднимался с этажа на этаж, в огромных освещённых залах маленькая крохотная комнатёнка лодочка, она просто воспринималась как некий макет, и было очень важно выявить самое главное в этом доме, то есть из-за чего и существует этот музей. Поэтому мы сохранили уровень того этажа, на котором находилась коммунальная квартира, а остальные этажи были сознательно понижены по отношению к этому уровню. Иногда нас упрекают, что мы не восстановили коммунальную квартиру. Но здесь наверно тоже есть некоторые, я музейщик с более чем полувековым стажем, есть некоторая особенность моего мышления, потому что я глубоко убеждена, что восстанавливать квартиру, через которую, которая была разрушена несколько десятков лет назад, и это видели тысячи людей, прошедшие по этому музею, это значит сделать новодел. Этот новодел никогда не слышал шагов Маяковского, по ним никогда не скользила его тень, голос его никогда не звучал в этом новоделе. Понимаете, есть вещи, которые нельзя восстановить. Вот когда шла реконструкция, комната была вывешена в этом пространстве и на ней была надпись «Реконструкции не подлежит». Вот в сознании каждого человека должна быть эта граница, что есть что-то такое, что нельзя подвергать разрушению. И поэтому мы намерено не стали восстанавливать разрушенную комнату, если хотите это наше покаяние перед теми, которые позволили себе это сделать, и нам бы не хотелось, чтобы это когда-то ещё было, это наш знак ограждающий, если можно так сказать. Мы поэтому просто наметили некие границы, какую-то возможную схему этой коммунальной квартиры, а на площадке этой квартиры разместили эту тему, как раз тему строительства нового мира. Нам казалось это более верным, и сама комната, единственная подлинная, реальная в этом пространстве, безумно искорёженном, в бушующем океане времени, ведь Маяковский не случайно называл её комнатёнкой лодочкой. Вот действительно иногда у некоторых посетителей создаётся ощущение, что она действительно плывёт в этом пространстве. Но для того, чтобы она не просто висела в этом пространстве, нам надо было ещё и показать дорогу к этой комнате, то есть тот путь, который каждый день проделывал Маяковский, который, хотим мы или не хотим, но каждый посетитель обязан тоже проделать. То есть нам надо было восстановить лестницу, но коль скоро она была разрушена, нам пришлось взять подлинную лестницу из этого дома, из второго служебного подъезда, и перенести её в пространство. Это была технически довольно сложная задача, и теперь эта лестница в доме является как бы нервом, который соединяет нас с сердцем экспозиции, и является, если хотите, одновременно экспонатом, потому что она открыта на все стороны, и когда вы ходите по музею, вам кажется, что вот где-то здесь должны быть слышны шаги некогда ходившего здесь Маяковского. Это вещь такая очень эмоциональная, очень тонкая, и когда это доходит до пришедшего посетителя, то совершенно по-другому начинает восприниматься всё, и те стихи, которые раньше громовым голосом читали и считали, что Маяковский это только поэт площади, и что его надо читать только так и никак иначе. Совсем недавно я была на радио, выступала в программе, и так случилось, что я взяла запись стихов Маяковского в исполнении совершенно замечательных чтецов, его современников. Я сама их очень давно не слышала, и когда это включили, мне стало немножко не по себе, потому что эта традиция актёрского чтения, она вполне соответствовала духу того времени. Но сегодня даже чтение такими большими мастерами, как Качалов, они сегодня воспринимаются немножко странно, наверно потому что пришло другое время, когда поэзию можно читать простым тихим голосом, совсем не надо для этого громыхать.

К. ЛАРИНА: А у вас голос Маяковского присутствует в музее?

С. СТРЕЖНЁВА: У нас есть запись голоса Маяковского, но дело всё в том, что она практически настолько несовершенна, что мы её очень редко включаем, только тогда, когда просят посетители. У нас есть и кадры хроники, есть фильм «Барышня и хулиган», который мы традиционно показываем в дни открытых дверей. Сначала это у меня вызывало даже некоторое раздражение, я говорила: «Ну что же вы всё время одно и то же показываете». Но когда я стала заходить каждый раз в зал, и видела полный зал, набитый людьми, причём самых разных возрастов, я поняла, что наверно эта подлинность его присутствия на экране, она вечна, и поэтому это не наше нежелание придумать что-то другое, а это потребность людей увидеть живого Маяковского.

К. ЛАРИНА: Скажите, а как последний день прожит в вашем музее, последний день Маяковского?

А. ТРЕФИЛОВА: Кстати, в этом году, совсем недавно было 80 лет, 14 апреля 1930-го года, да?

С. СТРЕЖНЁВА: Вас интересует именно то, что произошло 14 апреля?

К. ЛАРИНА: Нет, как в музейном пространстве эта тема преломляется.

С. СТРЕЖНЁВА: Дело всё в том, что в музейном пространстве есть специальный горький знак, это знак, соединивший календарь с цифрой 12, который до сих пор стоит на столе Маяковского, и пружиной дивана, которая тоже стоит в комнате диван, а пружина дивана, это такая конструкция очень страшная, чёрная конструкция. Дело всё в том, что любая вещь, которая есть в музее, это вещь, которая либо Маяковскому принадлежала, либо он её видел, но эта вещь в процессе своей жизни в музее превращается в некий знак символ. Вот та лестница, по которой мы идём, превращается в дорогу Маяковского, и даже более того, она превращается в дорогу бессмертия, потому что она разрывает потолок, кровлю, выходит в открытый космос. Это сделано именно с определённой целью, не просто так, и точно также сама комната существует, как некая драгоценность, она подлинная, но прямо по оси она повторяется ещё дважды по экспозиции, прямо под ней на другом витке жизни появляется стол из этой комнаты, не подлинный естественно, а его образ, образ стола, который как бы олицетворяет личность самого поэта. Стол завален бумагами, карикатурами, это как бы Маяковский, вернувшийся после путешествия застаёт свой дом в таком виде со всеми откликами, со всеми горестями, и этот стол одновременно является разговором с товарищем Лениным, потому что это время как раз создания поэмы и время создания его стихотворения под тем же названием. И под столом как обычно это бывает, есть мусорная корзина, в которую сброшены его рукой ненужные бумаги, и невольно мы сразу возвращаемся к этому стихотворению знаменитому, по которому мы комнатёнку лодочку узнаём, «Разговор с товарищем Лениным», «Мы их всех конечно скрутим, только всех скрутить ужасно трудно». Это тема, которую Маяковский задаёт очень странно. С одной стороны он пишет: «Многие без вас отбились от рук, очень много разных мерзавцев ходит по нашей земле и вокруг, нет им ни числа, ни клички, целая лента типов тянется». И перечисляет: «Кулаки, волокитчики, подхалимы, сектанты, пьяницы». А вот следующая фраза, она как-то совершенно не сочетается с предыдущей: «Ходят, гордо выпятив груди, в ручках сплошь, в значках нагрудных». И тут начинаешь думать о ком это, о тех, кого он перечислял, или совсем о других, о тех, которые без вас отбились от рук. А ведь это время, когда 50-ти летие Сталина, когда во власти совершенно другой человек, и для нас в рамках этой экспозиции это стихотворение является как бы поворотом, переломным моментом в жизни Маяковского, потому что это разговор с фантомом, это разговор с фотографией. А жизнь, которая шла, о которой можно было рассказать: «Я земной шар чуть не весь обошёл», вот вся жизнь, превращённая в некий мотив путешествия по миру, с этого момента останавливается, и это путешествие теперь уже путешествие во времени, а не путешествие в пространстве, это уже мотив завещания. А вот прямо под этой комнатёнкой лодочкой, только уже в другом виде, ещё на один виток опускаемся и попадаем в 29-й, в 30-й год, и под ней оказывается календарь с цифрой 12, тот, который стоит на столе. И там лежат два документа, написанных именно в этот день, именно 12-го числа, и рисунок, сделанный тоже в 1930-м году, последний рисунок Маяковского. Понимаете, вот любопытно, что если там под столом где-то прячется эта корзина мусора, то здесь эта корзина оказывается нависающей над этим днём, весь этот негатив становится главным определяющим, и маска Маяковского в чёрном цвете, и это разорванное пространство, там нет потолка между этими двумя инсталляциями, пространство свободное, это как взрыв, разорвавший пространство дома, звук выстрела, это как некий знак беды, горя именно этого дома, поэтому там всё чёрное. И в этом же зале есть эта же маска Маяковского, только уже в белом гипсе, когда мы даём тему прощания с Маяковским, когда мы даём тему общественного признания, осознания вернее того горя дома на Лубянке, которое приходит уже в сознание миллионов людей.

К. ЛАРИНА: Давай на вопросы ответим.

А. ТРЕФИЛОВА: Давай, я просто хочу попросить Светлану Ефимовну прочитать.

К. ЛАРИНА: Боюсь, что мы не успеем.

А. ТРЕФИЛОВА: Давай я быстро отвечу на вопросы. Значит, солнце было в гостях у Маяковского вот на Акуловой горе и съело варенье, как известно. Победоносиков был большевик или меньшевик, не указывал ни бэ, ни мэ. Не подражай буржую, в клуб бери жену свою, а не чужую. Лилия Бриг разозлилась потому, что Маяковский посвятил Татьяне Яковлевой стихотворение, чего не делал никогда, все стихи посвящал Лилии Бриг. В Москву звал Маяковский Эйфелеву башню. Лозунг, в котором ошибка: «Партия и Ленин близнецы братья», потому что как известно партия это она. И на вопрос, который в Америке задали Маяковскому по-английски, он ответил на грузинском. Я хочу вам добавить ещё буквально одну фразу, что в Киеве, просто мне кажется это знак, есть музей Булгакова, в котором сценическое пространство сделано практически также, там ничего не сохранилось, сохранилась только кормушка для птиц Булгаковская, которая висит за окном.

К. ЛАРИНА: А ты людей нам назовёшь?

А. ТРЕФИЛОВА: Подожди, мы сейчас же будем всё на СМС собирать, все ответы на вопросы.

К. ЛАРИНА: У нас, к сожалению, время уже истекло, но так рассказывает здорово Светлана Ефимовна, что мне прямо жалко, что время, может нам ещё раз встретиться.

С. СТРЕЖНЁВА: Приходите к нам в музей.

К. ЛАРИНА: Давайте мы сходим, а потом ещё передачу проведём. Как вы работаете, это будет последний вопрос?

С. СТРЕЖНЁВА: Мы, естественно из-за того, что центр перекрыт, мы 1-го числа и 9-го числа не работаем, в остальные дни мы работаем по обычному графику, то есть выходной день у музея это среда, все остальные дни работаем с 10-ти до 17-ти, кроме четверга, в четверг музей работает до 10-ти вечера с часу дня, милости просим, приходите вечером с семьями, с детьми, ходите по музею.

К. ЛАРИНА: Спасибо. Итак, музей Маяковского ждёт вас дорогие друзья, мы говорим спасибо нашей гостье, директору музея Светлане Ефимовне Стрежнёвой. Спасибо вам.