Русская усадьба летом - Геннадий Вдовин - Музейные палаты - 2008-08-02

К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Музейные палаты». Здесь Ксения Ларина, Ксения Басилашвили. И сейчас представим мы нашего гостя.

(Музыка Глюка)

К.ЛАРИНА: Все как-то подобрались сразу. Да, Ксения?

К.БАСИЛАШВИЛИ: По-летнему, по-усадебному. Именно эта музыка играла у Шереметевых в Останкино?

Г.ВДОВИН: И да, и нет. Музыка играла в Останкинском театре.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Глюк?

Г.ВДОВИН: Глюк.

К.ЛАРИНА: Геннадий Вдовин, директор музея-усадьбы Останкино у нас в гостях. Вот он-то и принес музыку, которая ассоциируется с Останкинской усадьбой.

Добрый день, Геннадий, здравствуйте!

Г.ВДОВИН: Мое почтение.

К.ЛАРИНА: Действительно, такая летняя жизнь усадебная. Действительно, сколько месяцев в году работает усадьба?

Г.ВДОВИН: Ну, к сожалению, только пять, как все деревянные памятники по всей Европе. Поэтому спешите!

К.БАСИЛАШВИЛИ: С мая по начало октября?

Г.ВДОВИН: С мая по начало октября. Совершенно верно.

К.ЛАРИНА: То есть, там музыка не случайно у нас, поскольку там и концерты именно в летний период, когда все отдыхают, музыка в усадьбах как раз и звучит – самое время, да?

Г.ВДОВИН: Конечно, если вы испытываете культурный дефицит, как нынче говорят, если есть это ощущение, то вам как раз в усадьбу в любую, в Останкино в том числе.

К.ЛАРИНА: Ну, можно сразу вопрос про зиму? А что зимой там происходит?

Г.ВДОВИН: Зимой? Ну, продолжаются реставрационные работы, продолжается научно-исследовательская деятельность. Ездят выставки по стране и за ее рубеж. То есть, это не зимняя спячка, уверяю вас. Зимой работы даже больше, просто ее не видно публике.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А с чем связана такая сезонность? Обязательное закрытие на зиму?

Г.ВДОВИН: Ну, я напомню то, что наверняка москвичи знают, но вдруг так не знают, что это летний деревянный вместительный дворец, построенный именно для летних увеселений.

Дело в том, что граф Николай Петрович собирался построить пантеон искусств огромный в центре Москвы, на Никольской, но даже у него не хватило денег. Останкино было таким вот летним филиалом. А потом Никольский дворец не состоялся, и замысел перекочевал в Останкино.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но там проблема в том, что нет ни отопления, ни электричества, как я понимаю?

Г.ВДОВИН: Да, да.

К.ЛАРИНА: Ну что же, за все эти годы можно было как-нибудь провести электричество и провести отопление?

Г.ВДОВИН: Милые дамы, уверяю вас, это невозможно.

К.ЛАРИНА: Почему?!

Г.ВДОВИН: Ну, представьте себе, возьмем даже проблему электричества. Представьте себе, сколько всего надо разрушить для того чтобы кинуть провода. Сможет ли кто-нибудь гарантировать, что что-то не замкнет и деревянный дворец не вспыхнет как спичка?

К.ЛАРИНА: А! Даже вот так?

Г.ВДОВИН: Да. И потом мы будем…

К.ЛАРИНА: А утеплить как-то дом можно?

Г.ВДОВИН: Нет, понимаете, вот все эти деревянные памятники, повторяю: он не один на всю страну. То же самое в Ораниенбауме, то же самое Дротингхольмский дворец под Стокгольмом, такие же памятники есть в Германии – все живут в этом режиме. Они все живут в этом режиме.

К.ЛАРИНА: Но там таких морозов все-таки нет, как в России.

Г.ВДОВИН: А когда вы видели в России? В Москве, какие были морозы? Что вы, ей богу!

К.ЛАРИНА: Хотя, ну что я говорю?! Действительно, что я с ума сошла? (Смеется). Какие там морозы?! То есть, ничего не вывозится из дома вот на зимнее время?

Г.ВДОВИН: Как правило, нет. Те вещи, которые в нем стоят годами, десятилетиями, они, как правило, хорошо себя чувствуют. Понимаете, в конце концов, враг не температура, а враг – влажность. Там вот с этим есть проблемы, и мы пытаемся их решать. И потом очень медленно дворец переходит по температуре в лето, и очень медленно уходит в зиму.

К.БАСИЛАШВИЛИ: То есть, можно сказать, что дворец сейчас выглядит так же, как при его хозяине, Николае Шереметеве?

Г.ВДОВИН: Ну, это было бы слишком громкое утверждение.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ни отопления, ни электричества – аутентичность полная.

Г.ВДОВИН: Но, тем не менее, действительно, один из самых хорошо сохранившихся памятников ХУШ века, в отличие от Павловска, или Версаля.

К.ЛАРИНА: А освещение?

Г.ВДОВИН: Нет.

К.ЛАРИНА: Нету? То есть, длинный летний день, да?

Г.ВДОВИН: Совершенно верно, это тоже особенность. Но

опять-таки, не стоит сверлить люстры ХУШ века и вставлять в них похабные электрические лампочки. Это же ущерб замечательному произведению.

К.ЛАРИНА: (Смеется). Какой-то вы не модный человек. У нас как-то сейчас модно все быстренько обновить, переделать.

Г.ВДОВИН: Для этого у нас с вами есть другие вожди.

К.ЛАРИНА: (смеется).

К.БАСИЛАШВИЛИ: Извини. А там чем освещалось? Свечи, да?

Г.ВДОВИН: Да, свечи.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но вы сейчас не рискуете?

Г.ВДОВИН: Да упаси, Господи! Вы что?

К.ЛАРИНА: Мы подарки должны объявить.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Конечно. В первую очередь мы отдаем вот тот самый музыкальный диск, с которого мы сейчас прослушали фрагмент из балета «Дон Жуан» Глюка. А Московский музей-усадьба Останкино, я так понимаю, что эти фрагменты были записаны именно на площадке Останкино?

Г.ВДОВИН: Да, это та музыка, которая звучала во дворце, абсолютно точно. И, во-вторых, это все записано именно в театре. Так что, те, кто не попал сразу на концерт, или не могут туда попасть, по каким-то причинам, могут, по крайней мере, при помощи этого диска насладиться звучанием старинного балета.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И, кроме того, нашим радиослушателям уйдут замечательные сборники «Очарование сцены Европейской театральной машинерии эпохи барокко». Ты понимаешь, здесь все рассказано о том, как это двигалось, как это происходило озвучание сцены. Не только в Останкино, но и в других театрах подобных.

Г.ВДОВИН: Да. Несколько лет тому… Ну, не несколько лет, а больше десяти лет назад, мы создали такую ассоциацию исторических театров Европы, в которую входят все старинные театры ХУШ-начало Х1Х столетия. И вот совместно с коллегами сделали эту работу. Она вышла по-немецки и вышла по-русски. Книжка довольно редкая, очень интересная. Тот, кто будет держать ее в руках, увидит, как что действовало…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Как делали волны, как делали гром, ветер и так далее.

Г.ВДОВИН: Да. Десять лет машинерии (неразборчиво).

К.ЛАРИНА: Что мы должны сделать?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Нужно ответить на вопрос тематический…

К.ЛАРИНА: Давайте.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Внимание! Как называлось нижнее машинное отделение в театрах ХУШ века? +7 (985) 970-45-45. Ну, здесь могут быть ассоциации с … Ой, я не буду говорить.

К.ЛАРИНА: Не подсказывай!

Телеграмму сейчас прочту перед тем, как перейти к истории уже дворца-усадьбы: «Уважаемые господа! Останкино наша любимая усадьба.

Восхищаемся активной позицией Вдовина, его талантом деятеля и преобразователя».

Г.ВДОВИН: Это заказуха, заказуха!

К.ЛАРИНА (с улыбкой): «Любим Шереметевский театр. Надеемся, что весь парк Останкино будет под покровительством и в хозяйстве Вдовина», - пишет нам Алла.

Г.ВДОВИН: Спасибо на добром слове. Мы тоже очень хотели, чтобы был музей-заповедник. Дело не в том, Вдовин или Иванов, а в том, чтобы был музей-заповедник. Москва этого достойна.

К.ЛАРИНА: Получается?

Г.ВДОВИН (вздыхает): Не очень.

К.ЛАРИНА: Не очень.

Г.ВДОВИН: Не очень, буду откровенен.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что значит «музей-заповедник»?

Г.ВДОВИН: Ну, имеется в виду, что музею принадлежит только регулярная часть парка, а пейзажная часть парка – это ну бывший парк Дзержинского, а ныне КСПК «Останкино». Вот. И, конечно, все наши работы по реставрации усадьбы вместе с московским правительством – это построение социализма в одной отдельно взятой стране. Да? Если там заражены деревья, ну, глупо лечить их здесь. Если там отсутствует вертикальная планировка, то глупо спасать от воды дворец здесь. То есть, это не жажда земли, а попытка решить задачу в комплексе.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Останкинская башня входила бы.

К.ЛАРИНА: Что входит в этот комплекс ваш? Усадьбы?

Г.ВДОВИН: В границы памятника садово-паркового искусства входит и часть Ботанического сада, и часть территории ВДНХ, и, как Ксения Олеговна справедливо заметила, – Останкинская башня. Но мы же реалисты, мы понимаем, что, если люди хорошо там работают, хорошо работают с этой землей, для чего ж нам у них что-то отнимать? Вряд ли это нужно. Но получить основную часть пейзажного парка в комплексе около ста гектаров и восстановить там то, что было в конце ХУШ – в начале Х1Х столетия мы получили бы уникальный музей.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А это было бы очень интересно восстановить, потому что парк ведь был тоже увеселительный, не просто парк.

Г.ВДОВИН: Конечно. Останкино – увеселительная усадьба.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что за увеселения предполагались в этом саду?

Г.ВДОВИН: Ну, во-первых, там был еще и зеленый театр. Да!

К.ЛАРИНА: Все-таки несколько разное представление об увеселениях. Сегодня увеселительное заведение оно как-то… Ассоциации другие. (Смеется).

Г.ВДОВИН: Давайте вспомним лозунг эпохи: «Развлекая, поучать и, увеселяя, поучать».

К.БАСИЛАШВИЛИ: В ХУШ веке.

Г.ВДОВИН: Да. Вот мы именно об этом.

Там были карусели, которые не имеют ничего общего с нынешними каруселями. Это забавы для взрослых. Для крепких мужчин это нечто вроде конной дуэли.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Пояснить можно?

Г.ВДОВИН: Ну, это такое ритуальное изображение поединка между двумя кавалерами на скакунах.

К.БАСИЛАШВИЛИ: На картонных лошадках? На настоящих?

Г.ВДОВИН: Можно и на живых. Ну и многое-многое другое. В конце концов, можно порассуждать просто про то, что ну, мало какой музей смог бы представить при входе, извините в общественный туалет выставку гигиены ХУШ века.

Ну, а про вещи, лежащие на поверхности, вроде как (неразборчиво) кухня и еще чего, распространяться не буду, у всех фантазии хватает.

К.ЛАРИНА: То есть, изначально задумывалась как летняя такая резиденция?

Г.ВДОВИН: Летняя увеселительная резиденция. До Москвы было 7 верст, Москва такая кончалась у Крестовской заставы. То есть, приезжали на вечер, смотрели спектакль, ходили по галереям дворца, которые были такими вот залами искусств. Картинная.

К.ЛАРИНА: Крепостной театр был, да?

Г.ВДОВИН: Да, это был крепостной театр, но давайте не будем говорить про ужасы царизма, это несколько преувеличено. Конечно, были и Салтычихи, но у Шереметевых все-таки было все полиберальнее.

К.ЛАРИНА: Но там звезды же были свои театральные?

Г.ВДОВИН: Ну, конечно. Это была прекрасная труппа, с очень хорошими актерами профессиональными, их учили с детства. Тем более что актерская работа тогда была чрезвычайно сложной. Театр еще не разделился окончательно опера и балет, поэтому прима-балерины подпевали, а примадонны пританцовывали.

К.ЛАРИНА: А что-нибудь сохранилось от того времени из театра Шереметевского? Там же должны были быть афиши, костюмы, хоть что-то?

Г.ВДОВИН: Афиши? Ведь в афишах нужды не было, поскольку привлекалась своя публика. А костюмы, к сожалению, погорели в Наполеоновское нашествие. Это наша большая потеря. Но памятником является сам театр с сохранившимся отчасти верхним машинным отделением, со сценой, с декором и многим, многим другим.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но у вас, по-моему, также сохранилась масса каких-то вещичек, принадлежавших актерам? Театральных вещиц.

Г.ВДОВИН: Не только у нас. Вы, наверное, вспоминаете выставку нескольких лет тому назад?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да.

Г.ВДОВИН: Мы собирали это с бору по сосенке. Но действительно сохранились либретто, сохранились тетради с записями, по которым разучивали, сохранились некоторые аксессуары костюма, немного из декораций.

К.ЛАРИНА: А что известно о репертуаре?

Г.ВДОВИН: Ну, вот замечательная исследовательница Лия Александровна Лепская, ныне, к сожалению, не работающая в музее, но поддерживающая с нами контакты. Она лет 7 тому назад выпустила каталог «Репертуар Шереметевской труппы», где перечислены все спектакли. То, что точно звучало, то, что точно было поставлено, то, что не было поставлено, но было в работе, то, что под вопросом. Ну, и так далее. Это очень серьезная книга. В продаже ее, по-моему, уже нет. Хотя в музее еще остались экземпляры.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А что, это были русские авторы, или иностранщина?

Г.ВДОВИН: Вы знаете, никогда Европа так не была едина, как тогда. Вот скажите мне Бренне, который строил Останкино в том числе. Он вообще вот чей архитектор? Родившись в Италии, работавши в Италии, в России, в Швеции, в Германии, вот он чей?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Мы сегодня как раз с Григорием Ревзиным говорили по поводу архитектурного биеннале в Венеции. ….

Г.ВДОВИН: Да, я выскакивал из дому, как раз слышал вашу беседу.

И то же самое с музыкой.

Бортнянский, чей композитор? Итальянский, или наш? И так со многими другими.

К.ЛАРИНА: Ну что, у нас сейчас Новости. Потом продолжим нашу экскурсию по усадьбе Останкино через несколько минут.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Геннадий Вдовин, директор музея -усадьбы Останкино – наш сегодняшний гость.

А вот уже пришли правильнее ответы. У меня есть список победителей. Мы спрашивали вас: как называлось…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Как называлось, теперь уже не называется, нижнее машинное отделение в театрах ХУШ века?

К.ЛАРИНА: Ну, так как?

К.БАСИЛАШВИЛИ: Трюм. Ассоциация с морской жизнью.

К.ЛАРИНА: (Перечисляет имена и номера телефонов победителей). Поздравляем вас с победой!

К.БАСИЛАШВИЛИ: А почему трюм?

Г.ВДОВИН: Вообще, все эти механизмы имели чрезвычайно много общего с морским флотом: блоки, балки и многое, многое другое повторяют детали морских узлов.

К.БАСИЛАШВИЛИ: И вся эта машинерия тоже повторяет да, в чем-то?

Г.ВДОВИН: Да. В каком-то смысле да.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А кто ее делал? Кто вообще ее придумал вот эти удивительные вещи, которые имитировали гром, имитировали дождь, ветер? И потом помнишь, даже Станиславский это использовал у себя в театре? Сейчас уже это ушло.

К.ЛАРИНА: Тогда не было СД-дисков. (Смеется).

Г.ВДОВИН: Да. Тогда не было. Не думаю, что можно назвать точно изобретателя, потому что эти механизмы, вот если особенно полистать нашу книжку «Очарование сцены», они на всю Европу едины.

Ну, иногда вот есть такая шведско-немецкая машина грома, а есть такая русско-польская машина грома. А в основном все одно и то же. Думаю, что для многих источником были книги по такелажу морскому и энциклопедия Дидро и д`Ламбера, там чрезвычайно много о театре, о его устройстве, о машинах. Это очень увлекательное чтение, потому что с гравюрами прекрасными.

К.ЛАРИНА: А что сегодня происходит в театре?

Г.ВДОВИН: Сегодня? Сегодня идут экскурсии. В 17.00 будет концерт замечательный, как и всегда по субботам.

К.ЛАРИНА: Концерт музыкальный, в основном, да?

Г.ВДОВИН: Да. Сегодня у нас «Мадригал» играет «Песни Старой Европы». Чудесная музыка, так что приходите. Тем, кто не попадет, сразу говорю: простите великодушно!

К.ЛАРИНА: Это по выходным дням, или в течение…

Г.ВДОВИН: Это четверги и субботы

Особенно обращаю внимание на 9 и 14 – будет поставлена «Бастьен и Бастьена» молодого Моцарта. Отдельное удовольствие. Приходите смотреть.

К.ЛАРИНА: А что за коллективы там у вас выступают? Вот «Мадригал сегодня, а еще?

Г.ВДОВИН: У нас такой круг актеров, который специализируется на так называемой аутентичной, историзирующей музыке. Тогда же играли по-другому, немножко иначе. То есть, не было задачи самовыражения, а была задача исполнения того, что написано. Вот поэтому с удивлением современный человек узнает, что не было дирижеров, к примеру. Там, где было необходимо исполнять какие-то функции дирижера, как правило, это делал флейтист.

К.ЛАРИНА: То есть, вы эту традицию соблюдаете?

Г.ВДОВИН: Да. Мы стараемся, чтобы играли, ну, если не на старинных инструментах, то сделанных по тем рецептам, чтобы это было в той манере, и так далее, и так далее, и так далее…

К.БАСИЛАШВИЛИ: С чего начинался театр при Шереметеве? Если у Станиславского начинался с вешалки, то здесь с чего? – С самого дворца, или ранее?

Г.ВДОВИН: Думаю, что с самого дворца. Вот эта замечательная история про то, как к приезду Павла Первого. Ехал он через Марьину рощу, были подпилены заранее деревья, и разом они упали, и как из раскрытого занавеса предстала панорама Останкино.

К.БАСИЛАШВИЛИ: То есть, намеренно, да?

К.ЛАРИНА: Как живая декорация? Да?

Г.ВДОВИН: Да, да. Это эффект театральный, он заложен в ансамбле. Ну, на каждом шагу, начиная с того, что сам дворец деревянный, а выглядит, как каменный. Ну, и многое…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это такая игра была, да? Специальная? – Дерево сделать под камень?

Г.ВДОВИН: Конечно, конечно. Ну, тут все были соображения акустики, - думаю я. Всякий, бывавший или в Египетском павильоне или в театре, всегда слышал вот эту особую тишину или особое звучание даже самого среднего голоса.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я помню, что когда я в детстве посетила Останкино, меня поразило это, разочаровало в первую очередь тогда. Я же не знала что к чему, я подошла к малахитовым колоннам, постучала и поняла, что это картон, или что-то такое - папье-маше.

Г.ВДОВИН: Это да, а колонны в театре действительно, они просто на каркас натянутый картон: они должны передвигаться.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Я подумала: «Боже мой, это что же? Такая беднота Шереметева? Почему вместо малахита нам подсунули этот дешевый материал?

К.ЛАРИНА: Они же должны передвигаться.

Г.ВДОВИН: В других-то залах роскошные колонны из искусственного мрамора, из тюка.

К.ЛАРИНА: Ну, подождите. Давайте мы все-таки поговорим про эту так называемую «культуру усадебную», тем более что здесь, напомним, что для увеселений для летних был построен этот дворец, эта усадьба и театр. Там все-таки какая-то программа строилась? Вот мы начали немножко про это говорить. Приглашались гости…

Г.ВДОВИН: Да. Приглашались гости. Они приезжали в Останкино. Далее неторопливо фланировали по двум фойе, ведущим к театру – верхнему и нижнему.

К.ДАРИНА: То есть, главное – это театр?

Г.ВДОВИН: Вообще, заложена идея такого пантеона искусств. Театр как главное искусство и ему подпевающие живопись, гравюра, декоративно-прикладное и так далее, и так далее.

Потом давался спектакль. Как правило, это были небольшие спектакли. Вот, если говорить не о специальном действе – летнем вечере, это одноактные, короткие, сорокаминутные, ну, может быть, час, итальянские, французские и русские оперы и называли в независимости от национальности автора, называли «итальянские». Три-четыре пары на сцене, любовь, разлука, измена, примирение. В каком-то смысле можно сказать, что это была попса. Но какая попса?! Очень качественная. После чего осматривали дальше за где-то полчаса, по свидетельству очевидца. Театральный зал превращался в танцевальный зал. Далее следовали танцы, после чего …

К.ЛАРИНА: То есть, музыканты те же оставались и играли уже для танцев.

Г.ВДОВИН: Да. У Шереметева помимо труппы был прекрасный оркестр, один из первых полных симфонических оркестров в России, с дивными музыкантами. Так что было подо что танцевать.

К.ЛАРИНА: Так.

Г.ВДОВИН: Наконец, сад после танцев.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это уже вечером выходили?

Г.ВДОВИН: Да. Прогулки в саду, его какие-то затеи и увеселения.

К.ЛАРИНА: Ну, а там были какие-то шутихи, какие-то действительно затеи?

Г.ВДОВИН: Ну, давались фейерверки, конечно, давались фейерверки, хотя тогда различали фейерверк и иллюминацию. Но Николай Петрович, вообще, то поколение мальчиков пятидесятых годов рождения ХУШ века они буйством, таким разгулом не страдали. Они были люди не чопорные, а склонные к меланхолии.

После чего ужин в Египетском павильоне, где тоже звучала музыка инструментальная, после чего гости разъезжались. Вот такова была приблизительная программа.

К.ЛАРИНА: А как задумывался египетский павильон?

Г.ВДОВИН: Египетский павильон симметрично Итальянскому, то есть, и слева и справа от театра в отдельных крыльях. Если Итальянский – это галерея скульптуры.

К.ЛАРИНА: Там как-то обновлялся, простите, парк скульптур, или это была постоянная экспозиция?

Г.ВДОВИН: Это была постоянная экспозиция, хотя что-то и менялось.

То Египетский был задуман именно как, ну скажем, зал для инструментальной музыки, и обеденный зал.

К.ЛАРИНА: А почему «Египетский»?

Г.ВДОВИН: Ну, ведь еще только-только состоится Египетский поход Наполеона. Египетский только потому, что там сфинксы на печах, и еще со времен Палладио Виньолы такая система планировки называлась египетской: 4 колонны с световой колонной сверху.

Ничего египетского в нашем понимании - ни Скоробеев там, ни Амона – ничего нет.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А в архитектуру самого здания была заложена эта театральность?

Г.ВДОВИН: Да, конечно.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А каким образом? Это же не усадьба, где живут. Там никто не жил.

Г.ВДОВИН: Конечно, конечно, нет.

А дело даже не столько в архитектуре, сколько в декоре,

по-моему.

Ну, во-первых, статуи Аполлона, которые стоят во дворце, во дворе парадном, кстати, в одном из проектов она должна была украшать собой Бельведер. Дворец выкрашен в розовый цвет, то есть, цвет Аполлона как покровителя утренней зари. И множество таких вот эффектов – театральных, обманных, таких констюков, тромплёй, во всех интерьерах мы можем видеть.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, например? Вот фальшь-колонны, я так поняла, что тоже к ним относятся, да?

Г.ВДОВИН: Ну, например, не фальшь-колонны, а стекло-колонны. Ну, например, папье-маше, которое изображает золоченую лепнину. Ну, например, декор верхней части Итальянского павильона, который кажется лепниной, а на самом деле он деревянный, то есть, вот эта вот игра одного материала в другой, такой вот двойной ход…

К.БАСИЛАШВИЛИ: То есть, это из-за скудости средств?

Г.ВДОВИН: Да нет, средств им хватало все-таки. Непонятны были проблемы у Николая Петровича, у богатых людей особая скудость средств.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А где располагалась вся эта машинерия? Это же огромное хозяйство.

Г.ВДОВИН: Ну, вот было нижнее машинное отделение в трюме, как справедливо заметили наши…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это такой подвал, да?

Г.ВДОВИН: Да, это под сценой. Оно, к сожалению, было разобрано в середине Х1Х века. И огромное, трехъярусное почти верхнее машинное отделение за плафоном сцены, почти до самого бельведера, где часть механизмов сохранилась. Так что, ну, в конечном-то счете наша задача, задача тех, кто будет работать после нас, в идеале восстановить театральную машинерию.

К.ЛАРИНА: А что-нибудь вообще работает из того, что хранится там?

Г.ВДОВИН: Работает машина дождя, Это замечательный такой колодец, сверху до низу в деревянном коробе акустическом. И прикреплены такие лепестки жести, а сверху сыпали камешки, или горох мелкий, или дробь, и чрезвычайно похоже.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вы его пробовали?

Г.ВДОВИН: Конечно, конечно. Мы сыпали горох, как раз это было, когда у нас был Конгресс исторических театров Европы. Так что не отказали мы себе и коллегам в этом удовольствии.

К.ЛАРИНА: А вот еще есть то, что завывание ветра, крутится такая деревянная?

Г.ВДОВИН: Да. Это два барабана, на них натянуто особым образом скрепленное такое полотнище. И, когда крутишь, действительно завывание ветра.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А волны?

Г.ВДОВИН: Волны? Вот это сложнее на радио объяснить.

(Все смеются).

Г.ВДОВИН: Это несколько архимедовых винтов, положенных как бы на зрителя, скрепленных, обмотанных вот этой вот материей морского цвета. Ну, допустим, это море в жаркий полдень, и, если их вращать, то действительно это кажется волной.

Театр довольно условен. Там ведь в культуре ХУШ века не было задачи полной иллюзии. Даже, когда мы говорим о потемкинских деревнях, никто никого не собирался обманывать в действительности. Потёмкин все это сделал, это был такой как бы ну, рекламный проспект. Это да, были вырезанные фасады из картона, это показывало, какой будет Россия Крымская, какой будет Малороссия.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Это не то, что он прикрывал безобразия?

Г.ВДОВИН: Да нет, это все придумали исторические романисты. По свидетельству очевидцев все всё прекрасно понимали, никто никого не обманывал. Это был рекламный проспект в натуре.

К.ЛАРИНА: Один из первых. Поэтому, может быть, и остался в памяти.

Г.ВДОВИН: Да.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А кто обслуживал это машинное отделение?

Г.ВДОВИН: Была бригада машинистов.

К.ЛАРИНА: Боцманы, моряки какие-нибудь, матросы. (Смеется).

Г.ВДОВИН: К сожалению, подробности их бурных биографий нам неизвестны. Да вряд ли. Вряд ли, если человек уходил в солдатчину или в матросы, он уходил на 25 лет. Вряд ли он потом возвращался к барину.

К.ЛАРИНА: Нет, я просто по аналогии с морским делом. Уж коли там оттуда все пришло – и сама машинерия, и название этого машинного отделения – трюм.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Нет, сложно представить, потому что я вспоминаю какие-то фильмы об этом времени, или о более позднем, об обслуживании всего этого аппарата околотеатрального, и как там сразу же один человек бегал от одной машины к другой, чтобы успеть – здесь – гром, потом – дождь, и все это крутить.

Г.ВДОВИН: Это все работа, но был не один человек, и даже не десять, а гораздо больше, но и они не сидели, уверяю вас.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да и физическая сила, видимо, была нужна, потому что тяжело все это привести в движение.

Г.ВДОВИН: Ну конечно, чтобы повернуть эти огромные барабаны….

К.ЛАРИНА: Ну, подождите, я хочу к увеселениям вернуться. Значит: театр…

Г.ВДОВИН: А мы о чем? Разве не об увеселениях?

К.ЛАРИНА: Потом танцы, потом ужин – и расходимся?

Г.ВДОВИН: Потом фейерверк.

К.ЛАРИНА: Фейерверк, и расходимся? И ничего не было?

Г.ВДОВИН: Чего?

К.ЛАРИНА: Для избранных? Да? Никаких оргий? (Хохочет).

Г.ВДОВИН: Ну, что же вы такая скучная, Ксения? Всё вам клубничка. Да не было! Повторяю: вот это поколение людей оно особое. Видимо, эти мальчики, родившиеся в пятидесятые годы при Елизаветинском дворе, где вот оргий как раз и разврата было более чем достаточно. Родились мальчики, которые коротко стриженные среди париков, читающие Плутарха вместо езды в остров Любви, ну и так далее, так далее. Они в детстве этого наелись при Елизаветинском дворе.

К.ЛАРИНА: Ну, хорошо. А хотя бы какие-нибудь дискуссии, беседы о политике, о судьбах Родины. Такого тоже не было запланировано в этом вечере?

Г.ВДОВИН: Как вы себе это представляете? Выходит докладчик и говорит: «Поговорим о судьбах…

К.ЛАРИНА: Нет, ну, чего вы! Как это? Не знаю. Вот после обеда там, не знаю, после фейерверка где-нибудь присесть и поговорить. Покурить сигару. Выпить коньяку.

Г.ВДОВИН: Это настолько… Уже не курили, с Петровского времени бросили курить и начали только уже лет через двадцать опять романтики. То есть, поколение абсолютно некурящее.

К.ЛАРИНА: То есть, нигде сигары не было, да?

Ну, как, если Плутарха читали, значит тогда надо обсудить книгу, поговорить.

Г.ВДОВИН: Плутарха они читали в десять лет. Для них Плутарх как «Отче наш». Обсуждать нечего. А все те темы, о которых вы толкуете, они для людей того времени - это ежеминутно происходит в разговоре с дамой, с приятелем, это происходит ежеминутно. Не было необходимости устраивать какие-то ристалища, или публичные лекции, или дискуссии.

К.ЛАРИНА: То есть, никаких скандалов не было. Желтой прессе фактически не о чем было писать, кроме четвергов и суббот.

Г.ВДОВИН: Да просто она бы побелела и завяла на корню.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Да почему? Скандал с крепостной актрисой все-таки, с Парашей Жемчуговой. Этот брак, все-таки он был весьма неожиданным для общества.

Г.ВДОВИН: Весьма неожиданным, но тем не менее…

К.ЛАРИНА: Вот до чего театр доводит!

Г.ВДОВИН: Уж такого скандала громкого-то не было, поскольку Павел Петрович, Павел Первый всё это дело благословил. А Шереметев в свою очередь, чтобы не устраивать этот скандал, были выправлены документы о том, что она из польских дворян – Ковалевских, случайно попавших в неволю, там где-то в начале ХУШ столетия.

Но ведь это же не единичный случай. Такое бывало, и в России бывало. Петра и Февронии, кстати говоря, и далее. Вообще, не хочется, чтобы Николай Петрович был автором одного поступка – женитьбы на крепостной, вот хочется, чтобы он…

К.ЛАРИНА: Но это все-таки вот поступок из ряда вон выходящий абсолютно.

Г.ВДОВИН: Ну да, а возглавлять московское дворянство много лет? А организовать Московский дворянский банк? А построить Склифосовского нынешнего – странноприимный дом?

К.ЛАРИНА: Это естественно для его…

Г.ВДОВИН: А учредить.. Ну, множество, связанных с Шереметевым вообще…

К.ЛАРИНА: Это красивые, благородные поступки. А этот поступок – женитьба на крепостной актрисе – это из области безумств.

Г.ВДОВИН: Мне кажется, они были давно знакомы и давно состояли в гражданском браке, как мы бы теперь сказали. Так что это было взвешенное решение уже не очень молодых людей, кстати говоря, по тем-то временам в особенности.

К. ЛАРИНА: А из кого складывался ближний круг усадьбы? Там были постоянные же гости?

Г.ВДОВИН: Постоянных гостей не было, поскольку негде жить. Мы об этом говорили. Даже для самого Николая Петровича был маленький домик в парке, если случилось заночевать, был маленький покой. Повторяю: до Москвы семь верст, все чрезвычайно близко.

К.ЛАРИНА: А это же не единственная возможность отдохнуть, что называется, для представителей круга дворянского?

Г.ВДОВИН: Ну, конечно, для клуба из ближних подмосковных, ну уж, не говоря об огромном участке на Никольской улице.

К.ЛАРИНА: Ну вот, там же был какой-то все-таки рейтинг этих вот…

К.БАСИЛАШВИЛИ: Театров?

К.ЛАРИНА: И театров, и мест, где вот это считалось самым модным, самым престижным. Что сюда не всяк попадет.

Г.ВДОВИН: Ну, Останкино, конечно, было местом модным и престижным и элитарным. Практически говоря, это был избранный круг.

К.ЛАРИНА: Да? Как Рублёвка!

К.БАСИЛАШВИЛИ: А билеты продавались?

Г.ВДОВИН: Нет. Это были прямые приглашения. Но ведь в театр-то, особенно, если прикинуть ширину тогдашних платьев, ну, вряд ли более ста человек входило. Всего-то-навсего сто человек!

К.БАСИЛАШВИЛИ: А кто были постановщики? Потому что про актеров, мы более или менее и актрис знаем.

К.ЛАРИНА: А не было постановщиков и режиссеров не было. Это дорежиссерский театр.

Г.ВДОВИН: Это дорежиссерский театр, как додирижерская музыка.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ну, а как это? Само собой складывалось?

К.ЛАРИНА: Ну, как? Актеры, насколько я знаю, они собирались и сами разводили на мизансцены.

Г.ВДОВИН: Да. Плод коллективного разума. У нас есть косвенное свидетельство, что Николай Петрович в этом принимал серьезное участие. Но свой голос имели и музыканты, и актеры, и те, кто писал декорации. Ну, и вообще театр-то был чрезвычайно традиционен. Было понятно, что если человек выходит из левой кулисы, то он – негодяй и мерзавец, а, если он выходит из правой кулисы, то он герой, плейбой и интеллектуал.

К.ЛАРИНА: А кто-нибудь из известных художников там работал?

Г.ВДОВИН: Ну, работали многие хорошие художники, ну вот мало что сохранилось, то есть, почти ничего не сохранилось. Сохранились эскизы декораций. Это большая потеря. С директором подобного театра в чешском Крумлове, в Чехии, с Павлом Славко мы все время шутим, как нам одинаково не повезло: у них не сохранился театр, и механизмы плохо сохранились, но зато сохранились декорации и костюмы. А у нас ровно наоборот.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А как вам удалось сохранить эти механизмы?

Г.ВДОВИН: Вы знаете, после смерти Николая Петровича Дмитрий был еще мал, все Останкино заснуло. Вообще в Х1Х столетие Останкино заснуло, проснулось пару раз для приезда Александра Второго, он говел перед коронацией. И вот в этом зачарованном сне в хрустальном гробу, ну были свои недостатки: Останкино ветшало, и мы до сих пор расхлебываем вот это ветшание, гниение конструкций. А замечательно то, что подлинность сохранения декора чрезвычайно высокая, и не только декор.

К.ЛАРИНА: А что новая власть, большевистская ничего не пыталась там перестроить?

Г.ВДОВИН: Шереметевы же люди умные. Не зря при всех как бы режимах и дворах выживали. Они поняли, что власть нам не нравится, но она надолго. И действительно не под расстрелом, а добровольно передали Московскому Совету рабочих и солдатских депутатов…

К.ЛАРИНА: И что там было?

Г.ВДОВИН: Музей. Сразу же был музей. И у власти хватило ума. Так что, вот ужасы социализма и ужасы большевизма миновали Останкино.

К.ЛАРИНА: Мимо прошли.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Ужасы телевидения, правда, не миновали. Я имею в виду Останкинскую башню, которая возникла прямо на территории.

Г.ВДОВИН: Ну, это карма, это карма…

К.ЛАРИНА: А много таких театров сохранилось в Европе?

Г.ВДОВИН: Ну вот, по этой книжке вы поймете, что чуть больше десятка.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Но деревянных, наверное, и того меньше?

Г.ВДОВИН: Деревянных – и того меньше, совершенно верно.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А фестивали не устраиваются такие?

Г.ВДОВИН: Устраиваем. Нет. Но вся наша музыка звучит в рамках программы под названием «Шереметевские сезоны». Раз в два года у нас проходит фестиваль с нашими коллегами из других театров Европы и России. Следующий будет в будущем году, третий уже.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Здесь, в Москве?

Г.ВДОВИН: Здесь, в Москве, в Останкине, да, да, конечно. Так что, милости просим!

Я вообще обращаю внимание, что мы - один из первых музеев в стране и в Европе, который занялся вот этим музыкальным музицированием еще в семидесятые годы ХХ века.

К.БАСИЛАШВИЛИ: А мы сегодня способны, сегодня вот, современные зрители воспринимать постановки в духе ХУШ века, если вопрос будет воссоздать одно из средств?

Г.ВДОВИН: Думаю, что да. Ну, это некоторого рода работа, некоторого рода ментальное усилие, потому что никто не изображает, не заламывает рук, ну и так далее, и так далее. И пластика этих спектаклей не выстроена. И условность эту тоже надо принять. Но есть много хороших проектов по восстановлению. Мы во всех участвуем.

Но повторяю: можете прийти на «Бастьен и Бастьену» 9 и 14, если еще остались билеты. Боюсь обмануть, боюсь, что нет.

К.ЛАРИНА: А там, сколько вмещает зал-то?

Г.ВДОВИН: 120 человек, поскольку фижмы нынче не в обиходе, то …

К.ЛАРИНА: То можно и побольше.

Г.ВДОВИН: То немножко больше.

К.ЛАРИНА: «Как организовывают экскурсии в музей, если в сборные нужно записываться заранее»? – спрашивает Виктор. Ну, вопросы такого прикладного характера.

Г.ВДОВИН: А есть и такой, и такой. Но, Виктор, позвоните в кассу, вам тогда дадут…

К.ЛАРИНА: А вы нам тогда скажите телефон.

Г.ВДОВИН: Ой! 683-46-45.

К.ЛАРИНА: То есть, нужно заранее каким-то образом там, да?

Г.ВДОВИН: Да. Но я всем нашим слушателям хочу сказать, что, поскольку место особое и создавалось для особых целей, мы не можем вместить всех желающих. Поэтому не серчайте те, кто не может сразу попасть. Воспринимайте, что это – отложенный поцелуй. Он слаще.

К.ЛАРИНА: Как вы работаете?

Г.ВДОВИН: Мы работаем с начала мая по первое октября с 11 до 7, кроме понедельника и вторника.

К.ЛАРИНА: «Повторите, пожалуйста, книгу о Шереметеве», - просит Дима из Казани.

Г.ВДОВИН: Вот в 2001 году вышла в музее книга. Она называется «Граф Николай Петрович Шереметев. Этюды к монографии». Это, по-моему, лучшая на сегодня книжка. Это плод коллективного разума. То есть, много авторов из Москвы, из Питера, из России, осветили разные стороны его жизни, начиная от детства и там кончая его деятельностью при дворе и архитектурными находками. На сегодня это лучшая работа.

К.БАСИЛАШВИЛИ: Вы вспомнили призыв ХУШ века: «Развлекая, поучай», а с каким вот таким вот обучением, или поучением должны были выйти посетители Останкино после увеселения в этой усадьбе в театре? Ну, как? Они преображенными должны были выходить? И какими преображенными?

Г.ВДОВИН: Мне кажется, ответ на фронтоне дворца. Там написано: «Бог сохраняет всё!».

К.ЛАРИНА: Я включаю музыку.

(Звучит музыка)

Я себя чувствую преображенной. Не знаю, как ты, Ксения. Мне кажется, что Геннадий свою миссию выполнил сегодня.

К.БАСИЛАШВИЛИ: У нас нет фижм, Ксения.

К.ЛАРИНА: Фижмы дело наживное. (Хохочет).

Спасибо, спасибо. Итак, Геннадий Вдовин, директор музея-усадьбы Останкино, наш сегодняшний гость.

Г.ВДОВИН: Спасибо.