Особое мнение Александра Архангельского - Александр Архангельский - Особое мнение в Петербурге - 2022-01-27

27.01.2022

Особое мнение Александра Архангельского - Александр Архангельский - Особое мнение в Петербурге - 2022-01-27 Скачать

А. Кусков

―

У микрофона Андрей Кусков, здравствуйте. В эфире «Особое мнение», и с нами гость — Александр Архангельский, писатель, журналист, профессор Высшей школы экономики. Александр, здравствуйте.

А. Архангельский

―

Добрый день, но все мои суждения никакого отношения к Высшей школе экономики иметь не будут. Я сам по себе.

А. Кусков

―

Я понимаю, но, тем не менее, все ваши регалии мы должны представить. Александр, первый вопрос. Собственно, в последний раз, если верить сайту «Эха», примерно месяц назад вы были в эфире и говорили о том, что война маловероятна, ею просто торгуют и, грубо говоря, запугивают. Сейчас война всё-таки по ощущениям ближе. Как вы думаете, насколько реальнее она стала за этот месяц?

А. Архангельский

―

Она стала более вероятной, потому что идёт нагнетание ужаса, а когда нагнетается ужас, рано или поздно может где-нибудь и прорвать. Но понимаете, для того, чтобы вести такой предельно опасный, в каком-то смысле недопустимый торг, который политические элиты России начали вести с Западом, нужно принять сразу два решения. Первое решение — о том, что вы будете воевать, а другое — о том, что не будете. Если вы не приняли решение о том, что вы будете воевать, все поймут, что это блеф. Если вы не приняли решение о том, что вы не будете воевать, никто с вами переговоры вести не будет — зачем тянуть время и давать вам возможность подготовиться? Поэтому мне кажется, что Путин для себя решение, что в случае чего, он войну начнёт, уже принял; но решение о том, что это ему очень хорошо, выгодно и необходимо, не принял. Повышаются ставки, но это такая опасная игра, как с дамбой: нельзя нагнетать выше определённой черты — может прорвать.

А. Кусков

―

Вчера господин Блинкен выступал, сегодня утром очень много мы слышим и читаем различных нюансов, которые сказал Дмитрий Анатольевич Медведев — в частности, он выразил надежду на то, что прямого столкновения между Россией и США и НАТО не будет никогда. Но, тем не менее, здесь есть такая оговорка как раз-таки про прямое столкновение. Как вы думаете, это больше признак того, что намерены всё-таки вести переговоры и общаться, или же это своего рода затишье перед бурей, сейчас мы все делаем вид, что «давайте ещё поговорим», но при этом все всё прекрасно понимают и знают, что война, скорее, неизбежна?

А. Архангельский

―

Во-первых, гадать на кофейной гуще очень тяжело и практически бесполезно. На внутренностях птиц гадали — я не знаю, насколько это более действенно, но птиц у нас, слава богу, для таких ужасных целей нет. Я думаю, что никто не знает, ни Блинкен, ни Байден, ни даже Путин, будет война или нет. Идёт возгонка ставок. Некоторые признаки лавирования за последние сутки появились. Я имею в виду не то, что кто-то отступает, а что начали посылать сигналы, что возможны варианты. В частности, я обратил бы внимание на выступление или запись (сейчас я уже не скажу точно) Фёдора Лукьянова из Совета по внешней и оборонной политике — важная институция для понимания того, что происходит, для контекста. Там тоже говорится о том, что прямое военное столкновение (никогда не уточняется, какое, с НАТО или с Украиной) — скорее, недопустимая цена возвращения России в глобальную политику.

Но совершенно очевидно, что сигнал, который посылает Медведев — это тоже сигнал. Ему просто поручили быть чуть более добрым следователем и посылать сигнал, что «в случае чего, если вы нам предложите какую-то повестку, достойную нас, прямого столкновения не будет». А что такое кривое столкновение — ну, не знаю. Признание территории без включения её в состав Российской Федерации — это всё более возможно.

А. Кусков

―

А вот с учётом такого разделения на доброго-злого полицейского, которое вы как раз упомянули, в частности, в отношении Дмитрия Медведева — в данном случае это всё-таки продолжение такой игры ради того, чтобы выбить для себя лучшие условия, или же это просто потребность, чтобы так вести переговоры, «нам так привычнее»?

А. Архангельский

―

Нам так не привычнее, всё-таки у нас был один переговорщик и в 2014, когда Минские соглашения заключались. Выпускают младшего партнёра, который помягче, у которого за плечами опыт небольшого президентского правления, который пытался запустить процесс перезагрузки. Мы помним, как вышла неловкость, когда американцы подарили модельку, на которой было написано «перегрузка» вместо «перезагрузка». Но, тем не менее, его риторика всегда была более мирной, более современной, более глобальной — не в смысле глобалистской, а в том смысле, что открытость большому миру Дмитрию Анатольевичу доступна. Но при этом он остаётся частью послушной, и не просто лояльной, системы. Поэтому его голос — это слабенький голос системы, она допускает, что есть дырочка в правом боку, и мы при удобном случае, если с нами будут считаться и предложат хорошую повестку, готовы через эту дырочку накопившийся воздух нагнетающейся системы спустить.

А. Кусков

―

Какие условия, на ваш взгляд, могли бы устроить и Россию, и США, и НАТО для того, чтобы действительно какого-то конфликта не было, а все, грубо говоря, сохранили худой мир? Потому что те условия, которые Россия выдвигала Штатам и НАТО, конечно, выглядели немного безумными, и в принципе определённая риторика, опять-таки, наших властей, которую мы слышим, более воинственная.

А. Архангельский

―

Повторюсь, идёт возгонка, которая предполагает на выходе финальную встречу двух президентов, если будет найдена повестка дня, выводящая в иную плоскость тупиковую ситуацию с формальными переговорами. Совершенно ясно, что российское заявление… Не знаю, можно ли назвать это ультиматумом даже, потому что ультиматум предполагает хотя бы возможность потенциального ответа «да», а то, что Россия предложила НАТО — это неисполнимо, и те, кто это писал, прекрасно это понимают. Это такой политический троллинг. Но возможна повестка дня, которая включит Россию в глобальные переговоры по каким-то существенным серьёзнейшим поводам, и это Путина может устроить.

Но есть процессы, которые рутинизируются (и это очень важно) в международной политике, в дипломатии, в организации даже самых ужасных, унизительных, оскорбительных переговоров. Пока рутинные переговоры длятся, можно перевернуться на другой бок и чуть-чуть отдохнуть. А есть процессы возгонки, которые вопреки воле возгоняющих могут привести к прорыву дамбы. Вот этого я боюсь всё больше. Но мне кажется, что окончательного решения, что вот такого-то числа войска выдвигаются в заданном направлении, пока нет. Есть решение, что «начнём в случае чего».

А. Кусков

―

Сегодня как раз Дмитрий Медведев сказал такую фразу, что Украина — безвольная и подконтрольная Западу страна. Вы согласны с этим его утверждением? Потому что если мы смотрим на наших соседей, то у них есть определённое недовольство Зеленским, у президента падает рейтинг, ну и в определённом смысле сейчас как-то покрасоваться, зацепить Донбасс, подцепить и поддеть где-то Россию, я думаю, для него было бы важно, с учётом определённых настроений в обществе.

А. Архангельский

―

Насколько я понимаю, настроения в обществе гораздо более спокойны, чем это выглядит со стороны России. Судя по записям, за которыми я слежу в сетях, паники нет. В Украине, при всей её экономической слабости и при всей сложности её геополитического положения, всё-таки есть демократия. Мы просто забыли, что так бывает: политик зависит от настроения, в том числе и сиюминутного настроения своих избирателей, он лавирует, ищет точку опоры, ищет точку противостояния с другими претендентами на власть. И это нормально. Вообще говоря, это хорошо, что есть такая возможность. Что касается желания начать войну, то уверен, что Зеленский не самоубийца. Да, Украина, конечно, сегодня не та, что была в 2014 году, с точки зрения военной и военно-технической. Но это игра с предсказуемым финалом. Поэтому я уверен, что он со своей стороны без каких-то совсем уж глобальных причин на такую авантюру не пойдёт.

А. Кусков

―

Вообще если сравнивать Россию и Украину… Поскольку я живу и работаю в Петербурге, естественно, слежу так или иначе за тем, что происходит вокруг, за ситуацией с акциями российских компаний, потому что есть совсем небольшой инвестиционный счёт, понятно, что слежу за валютой. И конечно, с одной стороны, это очень сильно пугает. Рубль ослабевает, акции падают. Как на ваш взгляд, если так посмотреть, именно для россиян что важнее: имперские амбиции, показать всем кузькину мать, или же всё-таки какое-то благосостояние, потому что, мне кажется, у нас уже большинство понимает, что от курса валют, так или иначе, зависит благосостояние среднестатистического россиянина?

А. Архангельский

―

Людей, которые могут себе позволить инвестиционные счета, в России по-прежнему катастрофически мало. С валютой чуть побольше, но я бы тоже в масштабах страны не преувеличивал. Но и с имперскими амбициями — я не вижу никакого запроса на войну, я не вижу требования большого масштаба (понятно, что есть группки и группировки, которые очень хотели бы повоевать, но масштабного запроса на войну, особенно с Донбассом…) Я сейчас выражу не свою точку зрения, а попробую сформулировать то, что носилось в воздухе: для значительного большинства моих соотечественников, к сожалению, вопрос Крыма был вопросом символической гордыни и восстановления справедливости, как они её понимают, в том числе и геополитической. Поэтому у Крыма были внутренние основания здесь и сейчас.

Что касается Донбасса, я не вижу никакого… Да, есть сочувствие у многих к судьбе людей восточноукраинской принадлежности и местожительства, не разделяющих ценности Украины. Но желания пойти и отдать своих детей на то, чтобы там всё было иначе, и почему-то эта территория стала бы Российской Федерацией, не вижу. И думаю, что это одна из причин, по которой Путин не принимает окончательного решения, тянет и оставляет возможность выхода из тупика. Сегодня на сайте большого «Эха» перепечатано высказывание Кирилла Рогова о четырёх направлениях возможной войны, и что эти четыре площадки должны сойтись — мне кажется, это довольно верный анализ.

А. Кусков

―

Но в целом, как вы оцениваете? Потому что, копаясь по разным форумам разных социальных групп, разных движений, я вижу, что определённого спроса на то, чтобы Россия показала себя сильной и не шла ни на какие уступки Западу, достаточно много. И при этом как раз-таки такие люди очень позитивно смотрят на то, чтобы сейчас отбить и принять в лоно империи ЛНР и ДНР, сказать, что всё это наша земля, а может быть, даже побольше ещё отхватить. Создаётся ощущение, что таких людей достаточно много.

А. Архангельский

―

До первой похоронки из регулярных войск. Не так называемых добровольцев или наёмников — это люди страстей или денег, идущие играть на войну, как играют на бирже, и ставящие на кон свои жизни. Это их выбор, я его даже не хочу обсуждать. А как только призывники начнут гибнуть, ситуация переменится. Повторюсь, не вижу я никакого запроса на войну. Запрос на гордыню вижу, запрос на преодоление комплекса политической неполноценности вижу, но этот комплекс, мне кажется, реализуется гораздо больше в борьбе за право не прививаться, чем в борьбе за право идти и захватывать чужие территории. Более того, я даже не до конца уверен… У меня, правда, нет независимой социологии, которая давала бы материал для серьёзного размышления, но по крайней мере у меня нет социологии, которая свидетельствовала бы о том, что признание ЛНР и ДНР ценой довольно серьёзных санкций вызвало бы большую поддержку. Это не Крым.

А. Кусков

―

Кстати, вы упомянули здесь вакцинацию — как раз хотел перейти к этому, тем более что появились обновлённые данные. У нас очередной рекорд по стране, почти 89 000 суточных заболевших ковидом. Вот вы говорите, что до первой похоронки такие настроения. Но в то же время есть ковид, который с нами уже достаточно давно, и казалось, что люди будут как-то чуть лучше прививаться и вообще следить за своим здоровьем. Просто элементарно исходя из того, что, мне кажется, каждую семью в нашей стране зацепило или хотя бы кто-то из знакомых умер от коронавируса. Но люди продолжают покупать поддельные QR-коды, говорить, что всё это ерунда, что придумали «барановирус», и вот он такой здесь существует, а нас всех им пугают, и вообще, QR-коды — это от дьявола. Не работает же система, если на примере ковида.

А. Архангельский

―

Но это разные вещи. Власть не посылала нас на войну с ковидом. Власть предложила защититься от него, и люди не хотят защищаться, потому что у них представления о своём теле как о пределе своей собственной свободы. Вот всё, что за моим пределом, за пределом моей рубашки — это всё чужое. А всё, что под моей рубашкой — моё, и туда, пожалуйста, не лезьте, этим я буду сам распоряжаться. Это такие архаические иррационально-рациональные основания. Я противник антипрививочных движений, но я понимаю, как это происходит с людьми. У них ничего нет, кроме их собственного тела, и это тело — символ их присутствия не только на земле, но и в социуме, и в вечности, и в череде поколений. И они воспринимают это как покушение не только на укольчик, который сделали и забыли, а как покушение на свою, если хотите, жизнь в вечности. Это совершенно разные дела.

Война это война. Есть власть, которая должна принять решение, отправить туда призывника, не желавшего этого, и это одна история. Другая история, когда люди не понимают связи между почти миллионом умерших (по официальным данным около 400 тысяч, но мы все прекрасно понимаем, что смертность превышает этот показатель) и своим отказом от прививки. Дальше начинается философия, и мы начнём утопать в очередных спорах с антипрививочниками. «А почему привитые не берегутся, они же тоже разносчики заразы?» Господа антипрививочники, заранее с вами согласен, это полное безобразие, но из этого не следует, что вы правы. Повторюсь, это разные вещи — мистическое отношение к своему телу и рациональное отношение к жизни своих собственных детей, которых могут отправить на войну.

А. Кусков

―

Немножко вас поправлю, зашёл сейчас на портал стопкоронавирус.рф: по официальной статистике 328 тысяч россиян умерло от ковида.

А. Архангельский

―

Но мы понимаем, что избыточная смертность даёт несколько иные данные, поэтому эксперты оперируют цифрой примерно в миллион (за время с начала возникновения пандемии).

А. Кусков

―

А у вас сейчас много знакомых заболело? По ощущениям (мы вот с коллегами обсуждали, у нас часть сотрудников работает удалённо) «омикрон» нападает на всех, привитых и не привитых. Создаётся ощущение, что мы вернулись в первую волну ковида, когда вокруг появляется много людей, которые непонятно чем болеют, да ещё и тесты непонятные. У кого-то отрицательный, у кого-то положительный, притом при одинаковых симптомах.

А. Архангельский

―

Если мы правильно понимаем, «омикрон» разменял силу воздействия на массовость. Ведь вирус тоже ведёт себя довольно рационально, он хочет, с одной стороны, распространяться, а с другой — не исчезать вместе с умершими. Поэтому то, с чем мы имеем дело сейчас, опасно в том смысле, что количество смертей всё равно примерно то же, но процент госпитализаций гораздо ниже. Государство не может предоставить вам гарантии вашей жизни. Оно может предоставить гарантии работы медицинской системы. Если система не рушится, то государство спокойно на это реагирует, ведь оно обещает, что медицинская система продолжит функционировать, а не то, что вы не заразитесь или не умрёте. Все мы рано или поздно умрём.

Вопрос в том, что смертность резко упала. Мы видим, что в Нью-Йорке, где были забиты все больницы, резко схлынуло количество госпитализаций. Мы понимаем, что в той же Франции поставлен рекорд по заболеваемости, но количество людей, попавших в больницы и умерших, в процентном отношении резко снижается. И мы видим точно также, что привитые люди не защищены от «омикрона», он обходит эту защиту, но защищены от тяжёлого течения болезни, это дополнительная защита. И появляется шанс, что, может быть, вирус «помягчел», в отличие от политиков.

А. Кусков

―

Да, хотелось бы, чтобы они последовали его примеру. Хотя, с другой стороны, наверное, тогда их станет больше. Но пусть они будут более мягкими. Александр, как вы считаете, насколько действенны те меры, которые сейчас принимают российские и региональные власти для того, чтобы как-то приостановить волну коронавируса? Или в данном случае лучше как-то поменьше мер принимать, раз уж у нас общественный транспорт не закрывают для доступа? Ну, многие болеют, но госпитализаций меньше — и хорошо.

А. Архангельский

―

Дело в том, что мы не знаем, как вирус поведёт себя на следующем этапе. Поэтому медицинские власти европейских стран ужесточают вакцинную политику, а не смягчают её. Макрон пообещал «сделать больно не привившимся» (он даже более жёсткое выражение употребил). Франция требует прививать бустер каждые 4 месяца, а не то что наши, раз в год. Почему-то французы, которые запросто переголосуют Макрона, если он им разонравится, слушают рекомендации государства, а наши сторонники государственничества — не слушают. Это парадокс.

А. Кусков

―

И коротко: как вы относитесь к QR-кодам? Они действенны или всё-таки их нужно отменить?

А. Архангельский

―

В России они оказались бездейственными, потому что их проверяют только в определённых учреждениях, музеях и кинотеатрах. А вообще вещь полезная.

А. Кусков

―

Спасибо, вернёмся после московских новостей.

НОВОСТИ

А. Кусков

―

У микрофона Андрей Кусков и Александр Архангельский, писатель и журналист — с нами в «Особом мнении». Мы с вами говорили про вакцинацию и хочется эту тему продолжить. У нас в Петербурге, по обновлённой статистике, 11 тысяч заболевших за сутки и власти Петербурга обращают внимание на то, что сейчас болеет очень много подростков и детей. С завтрашнего дня у нас вводятся ограничения на занятия в различных кружках и секциях, но при этом школы не закрывают, не переводят на дистант. Также сегодня в городе начинается кампания по вакцинации подростков в возрасте от 12 до 17 лет, если мне память не изменяет. Как на ваш взгляд — это действенные меры по борьбе с коронавирусом или не очень?

А. Архангельский

―

Если меры бессистемны, то они никогда не бывают действенными. Если вы говорите, что надо прививаться, но при этом не выводите из оборота проблемную вакцину «ЭпиВакКорона», то не удивляйтесь, что в сопредельных странах дети прививаются уже с пяти лет (с 11 уже давно начали прививать), а здесь вам никто не верит. Притом что, повторюсь, нам сказочно повезло, «Спутник» оказался действенной вакциной. Про «КовиВак» я ничего не знаю, но «Спутник» совершенно точно действенная вакцина. А люди её боятся, потому что нельзя ходить со скошенными от постоянного вранья глазами, и при этом надеяться, что тебе поверят на слово, что всё это полезно и неопасно.

Помимо этого, в России антипрививочные настроения всегда были очень сильны, как минимум, в постсоветский период. Не могу ничего сказать о своей любви к советской власти, но всё-таки советский период был более рациональным, люди прививались и не особенно рассуждали о том, есть ли у них право прививаться или нет. Они просто шли и прививались, это было рациональное поведение. Сегодня иррациональное начало в отношениях с вакцинами торжествует, и это более архаические модели. Как ни странно, мы вернулись в домодернизационный период массового сознания. Такие люди есть везде, вопрос в том, насколько их много.

Сейчас мы с Максимом Курниковым и Татьяной Сорокиной делаем фильм «Голод» и нам рассказывали (это не войдёт в фильм, но просто потрясло меня), что во время голода 1921-1923 годов, когда американцы делали прививки от тифа и других массовых заболеваний (а тогда не уколы делали, а надрезали кожу, закладывали вакцину и заклеивали), матери, вернувшись домой, вскрывали кожу и вымывали вакцину, потому что она «знак дьявола и ничего доброго не принесёт». И так своих детей губили. Сегодня, конечно, это не прямое сравнение, но косвенно они есть, к сожалению. Ничего страшного в прививках детей нет.

А. Кусков

―

Я очень много с кем общался, кто против вакцины, и понимал, что здесь больше даже не отсутствие осознания того, что она может помочь, а просто недоверие к власти. «Они нас столько раз обманывали в разных сферах жизни, говорили одно, а всё выходило по-другому, что поверить в то, что они наконец-то сделали нормальную вакцину, просто невозможно». Как вот это-то в сознании русского человека победить? Или это не победить, пока власть не будет меняться?

А. Архангельский

―

У меня и к населению тоже в этом случае есть вопрос. Вы не верите власти, она вас постоянно обманывает, окей. Почему же вы позволяете ей в политической сфере по-прежнему вас обманывать и равнодушно смотрите на подмену Конституции, на лживое именование вполне честных и абсолютно мирных людей террористами? Я не отрицаю, есть террор, разумеется. Есть профессиональные террористы, которые занимаются подготовкой терактов. Но называть людей террористами за то, что они с вами не согласны, нельзя. Но вы же терпите это. Почему эту ложь вы терпите, а «Спутник» для вас просто смерти подобен? И начинаются фантастические цифры и цитаты, фантастические заключения среднего медперсонала «а мне одна знакомая медсестра сказала». Вот это мне трудно понять. Ну да, такой период. К сожалению, конечно, его ни за год, ни за два, ни за три не переломить.

А. Кусков

―

И немножко ближе к Петербургу. Очень много критики в адрес губернатора Петербурга Александра Беглова. У нас очередной снегопад за окном, в какой-то момент снег стоял стеной, из окна не видно было соседнего берега Невы. На ваш взгляд, может ли проблема со снегом и мусором в городе снять губернатора? Или всё-таки, условно, «у Москвы есть свои дела, а остальные регионы живите, как хотите. Если уж что-то совсем страшное будет — к вам придём, губернатора снимем»?

А. Архангельский

―

Беглов не первый губернатор, который не справляется с очисткой улиц. Не то чтобы я хотел его оправдывать или осуждать, это констатация. Почему нельзя выстроить систему успешной очистки, я понять не могу. Насколько я помню, Варламов на сайте «Эха Петербурга» говорил о коррупционных причинах, что надо по-другому заключать договоры и объявлять тендеры на очистку улиц, что государство само по себе не справится, поэтому нужно искать частные компании. Я не знаю. Если бы я умел чистить улицы, то, наверное, другую работу для себя выбрал. Но факт остаётся фактом: всякий раз, приезжая в Петербург, поражаешься, что же у тебя под ногами. Москва тоже не рай, поскользнуться и сломать ногу или шейку бедра старому человеку здесь так же просто, как в Петербурге или любом другом крупном российском городе. Но всё-таки здесь что-то особенное. Почему невозможно, я не понимаю.

Москва вмешается в том случае, если это ей будет сулить политические проблемы. Не Петербургу, на который Москва, несмотря на то, что ей управляют бывшие петербуржцы (я имею в виду не город, а страну, столицу), смотрит сквозь пальцы. Возникнет проблема политическая — быстро поменяют, заткнут дыру и побегут дальше. Это не спасёт ситуацию.

А. Кусков

―

А вообще — складывается ли у вас ощущение, что действительно есть Москва и остальные города России, и что там происходит, подчас даже президента не очень волнует? Да, у нас есть глобальная история, геополитика. В Москве всё более-менее, да, плитку перекладывают, да, где-то снег не успели убрать — ладно, всё уберётся со временем. А что там происходит за вторым, третьим кольцом МКАД — уже всё равно.

А. Архангельский

―

С одной стороны, да, президент увлёкся внешней политикой, там его основной интерес, у него это вызывает страсть и кипение в крови. То, что происходит внутри, просто замораживается. Ведь проблемы не решаются, они замораживаются, от политических, оппозиционных до экономических и экологических. У меня вопрос другой. Ну хорошо, ему интереснее то, что происходит в Сирии или в ЛНР, а вы-то почему ему сигнал не посылаете? Я не про Питер в данном случае, Питер как раз очень активный город. Я постоянно езжу по стране — тишь, в основном. А пока тишь — значит, можно. Как говорил один советский гимнописец, когда он пришёл получать дополнительные деньги в Литфонд Советского Союза, его спросили: «А вам зачем? У вас же и так деньги есть». Он сказал: «А почему не взять, если можно?» Так и здесь — зачем менять, если не требуют?

А. Кусков

―

Мне кажется, что в этой ситуации можно говорить о том, что людям вполне достаточно, что к ним лишний раз не лезут. Они как-то устроили свой быт — да, в бараках, да есть какие-то проблемы, но жить можно. Именно поэтому у россиян меньше запросов на какие-то перемены, потому что знают: если перемены, то всё может опять рухнуть, а дальше «стройте, как хотите, там посмотрим, как вы отстроили».

А. Архангельский

―

Рухнет именно потому, что мы эти перемены не начали вовремя. Ремонт надо начинать, пока у тебя стены не начали обваливаться. Косметический ремонт терпим, а полная перестройка жилья, потому что оно завтра свалится тебе на голову, это история совсем неприятная. И деньги, которые могли бы потратить на вас, дорогие соотечественники, тратятся на то, чтобы геополитически присутствовать в Сирии, решать проблемы ЛНР / ДНР и перегонять войска из одного конца страны в другой. Может быть, лучше сосулями займёмся? Кстати говоря, я прочёл замечательный комментарий питерского поэта Александра Чернова о том, что слово «сосуля» вполне закономерное, не надо над ним издеваться, у Набокова встречается. Я иронизировал над Валентиной Ивановной, которая это слово употребляла, а теперь больше не буду. Сосули — ненормально, а слово хорошее.

А. Кусков

―

Сосули рано или поздно могут привести к тому, что не только Петербург, но и все поднимутся?

А. Архангельский

―

С моей точки зрения — да. Но это, скорее, поздно, чем вовремя.

А. Кусков

―

Спасибо огромное. Александр Архангельский, писатель и журналист, был сегодня у нас в «Особом мнении». Александр, хорошего вам дня.

А. Архангельский

―

Спасибо, и вам.