Александр Коновалов - Dura Lex - 2009-10-31

М.БАРЩЕВСКИЙ: Добрый вечер. В эфире передача «Dura Lex» и я, Михаил Барщевский. Сегодня у меня в гостях министр юстиции РФ Александр Владимирович Коновалов. Добрый вечер, Александр Владимирович.

А.КОНОВАЛОВ: Добрый вечер.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Давайте-ка сразу с вами разберемся, а что входит в сферу ответственности вашего министерства?

А.КОНОВАЛОВ: Во-первых, конечно, это участие в законопроектной деятельности, юридическая экспертиза законопроектов, которые проходят через правительство России, а также всех законопроектов федерального уровня, регистрация ведомственных нормативных актов, довольно большой объем работы. С недавних пор антикоррупционная экспертиза законодательных актов, это одно направление. Следующее, довольно большой блок работы, который перешел к нам по наследству от Федеральной регистрационной службы, это регистрация некоммерческих юридических лиц, осуществление контроля в соответствии с нашей компетенцией за их деятельностью. Далее это курирование деятельности органов адвокатуры, нотариата, запись актов гражданского состояния экспертных учреждений. Наконец, это курирование подведомственных Министерству юстиции федеральных служб, таких как Федеральная служба судебных приставов и Федеральная служба исполнения наказаний. Довольно большой блок международной деятельности, обеспечения международного юридического реноме РФ.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А в Страсбургском суде – это вы?

А.КОНОВАЛОВ: Да, это, конечно, тоже наши полномочия. Представитель России в Страсбургском суде по правам человека является одновременно заместителем министра юстиции.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понятно. Многовато, многовато.

А.КОНОВАЛОВ: Да, порядочно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А сколько у вас работает людей в системе? И включая федеральные агентства и службы.

А.КОНОВАЛОВ: В центральном аппарате Министерства юстиции в Москве около 400 человек, в целом с учетом территориальных подразделений, которые работают в субъектах РФ, около 4 тысяч человек. Что касается подведомственных служб, то там объем работы побольше и, соответственно, штат работников тоже больше. Около 60 тысяч Федеральная служба судебных приставов и около 360, не пугайтесь, тысяч Федеральная служба исполнения наказания.

М.БАРЩЕВСКИЙ: То есть кругом бегом, так, до полумиллиона где-то набирается, да?

А.КОНОВАЛОВ: В общей сложности да.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Хорошо. А, вот, такой вопрос. Хочу вернуться к первой части вашего ответа. Антикоррупционная экспертиза, регистрация – вы же не просто регистрируете, вы же еще проверяете на законность нормативные акты.

А.КОНОВАЛОВ: Да, конечно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А какими силами? Чиновничество сплошное? Или, может, у вас и ученые есть?

А.КОНОВАЛОВ: С недавних пор открылись возможности, кстати, и по независимой экспертизе законопроектов, антикоррупционной экспертизе. Что касается текущей деятельности по экспертизе нормотворческих актов, то, в основном, она осуществляется силами экспертов министерства. В необходимых случаях мы можем привлекать экспертов и вневедомственных.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Хорошо вы ушли от моего ответа, тогда я сформулирую его жестко. А сколько у вас среди этих 400, которые в центральном аппарате, докторов юридических наук? При всем том, что название сильно девальвировано, но, тем не менее.

А.КОНОВАЛОВ: Я не называл бы сейчас точную цифру.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, порядок.

А.КОНОВАЛОВ: Я думаю, что если есть, то не много. А самое главное, что вы совершенно правы: не уверен, что это сейчас критерий профессионализма.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Окей. С тех пор как вы стали министром, у меня такая есть ассоциация. Вы знаете, не хочу никого обидеть из ваших предшественников, но, вот, при Степашине, когда он был министром юстиции, министерство как-то зазвучало. Вот, оно появилось в общественном пространстве, что-то происходило, какой-то бурлеж был. И достаточно эффективный. И, вот, вы, в общем, министр-то относительно недавно, и при вас как-то опять министерство зазвучало на лентах информационных новостей, в эфире «Эха Москвы». Все время «Минюст предложил, Минюст предложил». Ну вот, расскажите нам, пожалуйста, какие новые инициативы нас ждут в ближайшее время? И, кстати, напомните радиослушателям о том, что уже было предложено за последнее время?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, во-первых, я, наверное, вам дам формальный бюрократический ответ о том, что время, видимо, вызвало инициативы, и я ни в коем случае не считаю, что мы работаем принципиально лучше или принципиально активней, чем мои предшественники. Думаю, что сегодня задачи, которые ставит президент страны, во многом должны обеспечиваться именно юстицией и в том числе Министерством юстиции. В числе таких задач доведение до конца судебной реформы, повышение эффективности правосудия. А это в любом случае сегмент исполнения судебных решений, поэтому довольно много инициатив сосредоточено сегодня в области деятельности Федеральной службы судебных приставов. Они и так-то отличались за последние годы во многом новаторским подходом, перестали людей заграницу выпускать, которые не рассчитались с долгами, предлагаются все новые и новые иные форматы ограничения прав, стимулирующие к исполнению судебных решений. Мы, в целом, поддерживаем эти инициативы, считаем, что там, где они не идут вразрез с основными положениями Конституции, действующего законодательства, их нужно поддерживать, тем более, что есть международный опыт в этой части.

Раз мы заговорили об этой службе, об этом направлении работы, то назову основные предложения, которые мы сегодня стремимся активно продвигать в жизнь. Это, в первую очередь, использование новых технологий, в первую очередь электронных онлайн-торгов при реализации арестованного имущества, подлежащего продаже в обеспечение исполнения долгов.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну это, в общем, достаточно антикоррупционная мера, на самом деле.

А.КОНОВАЛОВ: В целом сегодня этот тренд совершенно очевиден, когда персоналии должны заменяться технологиями, так, скажем коротко. И при выполнении государственных закупок и, наоборот, при продаже государственного имущества в процессе его приватизации. В данном случае речь идет о продаже имущества пускай не государственного, а имущества должников. Но, тем не менее, совершенно точно в государственных интересах. И мы считаем, что система онлайн-аукционов способна решить очень многие вопросы. И, с одной стороны, обеспечить прозрачность процесса реализации арестованного имущества, с другой стороны, повысить на порядок эффективность этого процесса.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Хорошо. Что еще?

А.КОНОВАЛОВ: В той же Службе судебных приставов мы и, наверное, вы слышали об этой инициативе, считаем, что настала пора каким-то образом упорядочить деятельность коллекторских агентств и в какой-то степени сделать их союзниками, а в чем-то сопричастными субъектами в исполнение судебных решений. По крайней мере, в части отыскания имущества, которое может быть обращено к взысканию долга в интересах кредиторов, смело можно привлекать коллекторские агентства и иные частные лица. На наш взгляд, эта сфера нуждается в урегулировании, чтобы она не отдрейфовала плавно в сторону бандитизма, как это было когда-то в начале 90-х годов. Это что касается исполнения судебных решений.

Кроме того, довольно масштабные реформы и на эту тему тоже много уже говорили и в средствах массовой информации, и на иных площадках, затеяна в области исполнения уголовных наказаний. Мы считаем, что сегодня ситуация, которая складывается в сфере уголовной юстиции в России близка к катастрофической. Потому что очень много людей сидит не по делу при том, что очень многие из тех, кто должен сидеть и сидят долго, находятся за рамками мест лишения свободы.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Простите, здесь перебью вас. Когда вы говорите «сидит не по делу», вы имеете в виду, что сидят виновные, но те, которые могли бы не сидеть? Или вы имеете в виду, что просто сидят невиновные?

А.КОНОВАЛОВ: Нет, безусловно, я употребил этот термин в первом его значении. Конечно, сидят они по приговорам судов, иначе быть не может.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, быть-то не может, только все говорят, даже сами судьи о том, что, ну, кто говорит 10%, кто 30%, приговоров-то ошибочных.

А.КОНОВАЛОВ: На этот счет не готов давать комментарий, потому что не владею такой статистикой. Когда сам работал в органах прокуратуры, то мне иногда приходилось сталкиваться с ситуациями, когда люди осуждались незаконно, но это были единичные случаи.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Окей, вернемся, все-таки, значит, к тому термину, в том смысле термина, как вы воспользовались. Сидят те, кто мог бы не сидеть.

А.КОНОВАЛОВ: Сидит очень много тех людей, которые могли бы быть исправлены по нашему глубокому убеждению без изоляции от общества.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я напомню радиослушателям, что у нас сейчас сидит 800 тысяч, а поднадзорных, то есть тех, кто условно досрочно освободился, ну, тех, кто все равно входит в контингент Федеральной службы исполнения наказаний, еще 500 тысяч. То есть, грубо говоря, 1 миллион 400, 1% населения.

А.КОНОВАЛОВ: Ну, соотношение между двумя этими категориями, которые вы назвали, то есть людей, которые справляются без изоляции от общества, и изолированных, должно быть примерно наоборот. То есть примерно должно быть в 1,5-2 раза больше тех, кто наказывается так называемыми альтернативными мерами.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Александр Владимирович, вот вы сейчас сказали, исправляются. Ну, мы с вами оба заканчивали юридические вузы в советские времена. Я помню, что цель наказания – исправление. Ну, давайте будем откровенны: ведь, в общем, никакого исправления никогда не происходило и сегодня не происходит. Все-таки, это не исправление, это кара.

А.КОНОВАЛОВ: Я с вами соглашусь в том, что, безусловно, карательная функция никогда не теряла своей актуальности и сейчас она не теряет этой актуальности. И когда мы говорим о реформе уголовно-судебной системы и политики, уголовно-пенитенциарной системы, то я категорически против того, чтобы эти реформы называть либерализацией или гуманизацией законодательства. Наведением порядка – да, смещением акцентов уголовно-судебной политики государства – тоже да. При этом заметьте, я начал свое выступление в этой части как раз с того, что обратил внимание: сажать нужно очень много тех, кто сегодня избегает уголовной ответственности. Но сажать справедливо с соблюдением всех необходимых норм закона, с доказательством их вины и затем, чтобы в местах лишения свободы эти люди, опять-таки, отбывали наказание в соответствии с установленным законом порядком.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Не, насколько я понимаю, ваши инициативы – чтобы они не перемешивались. Я имею в виду тех, кто осужден за малозначительные преступления. Ну как там? 2 мешка картошки украл или курицу зарезал. Не перемешивались с теми, у кого вторая-третья ходка.

А.КОНОВАЛОВ: Это во-первых. Но, во-вторых, мы считаем, что должны быть созданы и приведены в действие очень четкие, прозрачные, эффективные стимулы человека, лишенного свободы, а) к законопослушному поведению и б) четкая система санкций за поведение незаконопослушное. Это значит, что в структуре, в системе учреждений, обеспечивающих исполнение наказаний в виде лишения свободы, должна быть предусмотрена в том числе вариативность, которая предполагает движение лица, которое склонно к ресоциализации и соблюдает закон и порядки, установленные в местах лишения свободы, в сторону смягчения его судьбы, вплоть до его условно-досрочного освобождения либо помилования. И, наоборот, тех, кто демонстрирует стойкую готовность нарушать закон дальше, должны двигаться в соответствующем направлении в тюрьму особого режима.

М.БАРЩЕВСКИЙ: То есть, переводя на бытовой язык, вы одновременно за расширение и УДО, и ШИЗО. Ну, я поясню для тех, кто не знает нашего птичьего языка: УДО – это условно-досрочное освобождение, а ШИЗО – это, соответственно, карцер.

А.КОНОВАЛОВ: Можно так выразиться, но при этом очень важный, на мой взгляд, оттенок – со строжайшим соблюдением закона и с обеспечением необходимых возможностей для контроля за справедливостью и законностью применения всего, что происходит в тюремной сфере.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Вы упомянули Федеральную службу исполнения наказаний, Федеральную службу судебных приставов – там 2 новых человека, Парфенчиков и Реймер. Насколько я понимаю, вы обоих знали давно. Ну, с Парфенчиковым понятно – он питерский.

А.КОНОВАЛОВ: С Реймером мне приходилось сталкиваться в период работы в Приволжском федеральном округе, хотя, сказать, что я его знаю так уж досконально и что он мой ближайший соратник, конечно, я не могу. А Парфенчиков, скорее, карельский, чем питерский.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Подождите. Получается, что вам назначили фактически 2-х замов без вашего ведома?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, не совсем так.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Окей, не по вашей рекомендации?

А.КОНОВАЛОВ: Не без них, так скажем.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понятно. Ну ладно, не буду вас дальше прессовать. Давайте заглянем по другую сторону баррикад, я имею в виду от реформы ФСИНа в адвокатуру. Что вы предлагаете по реформе адвокатуры?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, для начала я хотел бы буквально в двух словах изложить свое представление о том, что сегодня происходит в этой корпорации, очень важной, на мой взгляд. Во-первых, мне представляется, что очень много сегодня людей, которые числятся или состоят в рядах адвокатуры, которые при этом не имеют ни морального, ни фактического права там находиться, потому что не обладают должной компетенцией, должным профессионализмом, должной этической составляющей их профессионального мастерства, которые просто часто позорят, выступая в судах, свою корпорацию. С другой стороны, очень большое количество по-настоящему высококвалифицированных юристов занимается бизнес-консалтингом и находится за рамками адвокатуры, не имея к ней никакого отношения. Часто, кстати, этот рынок сегодня оккупирован иностранными корпорациями, иностранными юридическими фирмами, которые, ну, скажем так, снимая сливки на рынке юридических услуг, по-настоящему дорогостоящих. На наш взгляд, нужно как-то сдвигаться к усредненному формату, когда в адвокатуре будут сосредоточены по-настоящему достойные люди как и среди бизнес-консалтинга, так и среди юристов, которые практикуют, в основном, по уголовным делам.

Мы считаем, что наша адвокатура имеет хорошие традиции. В ней сегодня очень много специалистов высокого уровня, которые вполне достойны своих мест, своих доходов и, может быть, наоборот нужно создавать дополнительные возможности, в том числе по участию в судебных процессах с точки зрения культуры доверия к адвокатским действиям, культуры доверия к доказательствам, которые собирают и представляют в процесс адвокаты. При этом, безусловно, бороться с проявлениями недобросовестности со стороны в том числе адвокатов как равноправных участников процесса.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну вот смотрите, у меня несколько комментариев сразу возникло. Радиослушатели, может быть, кто-то не знает, я 25 лет проработал адвокатом, поэтому это для меня более чем родная среда. Значит, первый мой комментарий, что нынешнее положение адвокатуры во многом было определено и отношением власти к адвокатуре, когда об адвокатов просто вытирали ноги и их игнорировали. Это, как бы, нечего на зеркало пенять, коли... вот. Это я к вам как к представителю власти.

С другой стороны, с адвокатурой происходит еще одна вещь. Понимаете, все время адвокатура, как мне представляется, она оказывается как бы на поводке, но как бы сама по себе. Ну вот, адвокаты ведут бесплатные дела по бывшей 49-й, ныне 51-й УПК. И все время им задерживают оплату из бюджета. Адвокаты не имеют доступа к законотворческому процессу вообще. Вот я никогда не слышал, чтобы Федеральная палата адвокатов реально привлекалась к законотворческому процессу. Хотя, по закону об адвокатуре, ни один закон, который касается прав и интересов граждан не может быть принят без мнения Федеральной палаты.

А вот какой практический шаг? А почему бы вам не выйти с инициативой внести изменения в гражданско-процессуальный кодекс, в котором запретить участие в процессе в качестве представителя стороны не адвокату? В арбитражно-процессуальный кодекс, в котором запретить участие в процессе не адвоката, чтобы стимулировало вот этот самый бизнес-консалтинг на вступление в адвокатуру и одновременно подняло бы престиж этой профессии.

А.КОНОВАЛОВ: Это один из вариантов, который сейчас обсуждается. Я его совсем не отвергаю, более того что считаю, что он вполне приемлем. Другое дело, когда и каким образом его приводить в действие – поэтапно ли, через какое-то время, создавая дополнительные стимулы для того, чтобы бизнес-консалтеры сегодня приходили в адвокатуру. Но все замечания, кстати, которые вы привели, на мой взгляд, вполне оправданы, жизнеспособны. Другое дело, что, к сожалению, они не меняют, как мне кажется, общую картину, которую я попытался обрисовать.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, они сегодня сразу не меняют. Но, по-моему, могут изменить. Вообще, я очень люблю такую американскую поговорку, что дорога в тысячу миль все равно начинается с первого шага. Кстати, насчет первого шага. Недавно прозвучало в СМИ ваше предложение ввести такие квалификационные экзамены для адвокатов, переаттестационные раз в 5 лет. Не буду скрывать от радиослушателей, что мы однажды с вами эту тему обсуждали и пришли к такому совместному, мне кажется, выводу, что да, это возможно в случае специализации адвокатов. Вот, после нашего разговора наверняка эта мысль как-то вами обдумывалась, обсуждалась. Что вы сегодня думаете по этому поводу?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, я и раньше так предполагал, что экзамен если и будет, то он должен носить дифференцированный характер. Например, для людей, которые сдают его впервые, допустим, выпускники юридических вузов, которым по нашим предположениям должен отводиться, все-таки, некий трехлетний, предположим, период для освоения мастерства и предоставления им потом возможности уже начать практиковать по-настоящему серьезно, но через прохождение профессионального экзамена. Вот для таких людей экзамен должен быть одним. Для людей уже практикующих и, тем более, если сдача этого экзамена будет увязана с сохранением либо утратой адвокатского статуса, конечно, экзамен должен быть другим.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Другим – в смысле специализированным или более широким?

А.КОНОВАЛОВ: Он должен быть, безусловно, специализированным, если мы говорим о практикующих юристах.

М.БАРЩЕВСКИЙ: То есть если, допустим, адвокат декларирует, что он занимается уголовными делами, то мы его не заставляем сдавать экзамен по трудовому праву?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, наверное, какие-то базовые знания он должен иметь.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет, я не про того, кто поступает, а того, кто уже работает, да? Но при этом ему возбраняется вести трудовые дела в суде.

А.КОНОВАЛОВ: Я думаю, что, по крайней мере, должна быть установлена ответственность за распространение о своем статусе, о своей квалификации недостоверной информации. Например, как...

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понятно, ну, условно говоря, как у врачей. Если врач-гинеколог, то он не должен заниматься стоматологией и, наоборот.

А.КОНОВАЛОВ: Я думаю, что именно так.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Как вы видите реформу юридического образования? Я напомню радиослушателям цифры. В СССР, во всем СССР было 52 вуза готовивших юристов. Сейчас их – 1472. Мало этого! Что после того, что тема уже обсуждалась у Медведева, было соответствующее поручение Медведева, потом соответствующее поручение Путина. Вот по моей информации, на сегодняшний день, начиная с апреля, открылось еще 200 вузов, готовящих юристов. Чего делать-то будем?

А.КОНОВАЛОВ: Я не сторонник, честно вам признаюсь, таких плотницких мер в этой сфере. В частности, предлагалось просто механически секвестировать какую-то часть юридических вузов, предлагалось иногда подумать о том, чтобы лишить права на предоставление отсрочки от службы в Вооруженных силах студентам так называемых непрофильных юридических вузов. Я не уверен, что эти меры будут по-настоящему эффективными. Я думаю, что гораздо более актуальны, более эффективны меры системного характера. Во-первых, предполагающие справедливую прозрачную оценку базы, которую способен обеспечить и предоставить в распоряжение студента юридический вуз. И самое главное, последующей взаимосвязи образования, которое предоставляется в этом юридическом вузе, с дальнейшей карьерой выпускника. Вот главной бедой нашей сегодняшней системы образования не только юридического, но иного образования, мне кажется отсутствие этой связи. Поэтому и расплодилось такое огромное количество этих вузов, которые ни о чем не заботятся, как о том, чтобы получить деньги за образование и выдать диплом.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Вы сейчас сказали «профильный вуз». Ну, этот термин мне очень близок, я, как бы, сам являюсь его сторонником. Сейчас я радиослушателям объясню, о чем идет речь. Пока это юридически еще не введено в действие. В порядке хохмы могу сказать, что Министерство образования включило себе в план работы на 4-й квартал, на целый квартал определение отношения к правомерности использования термина «профильный вуз». Это к вопросу о том, как у нас работает бюрократическая машина. Вернее, не работает, а делает вид, что работает. Но, тем не менее, что такое профильный вуз? В моем представлении. Если данный вуз выпускает 70-80% юристов, то это профильный вуз. А если юристов выпускается 10-20%, ну, например, Московский лингвистический университет, у него есть юридический факультет. Или Московский институт землеустройства – у него есть юридический факультет. В общей массе выпускаемых студентов это 5-10%, это не профильный вуз. И как мне кажется, и сторонникам этой точки зрения кажется, что работодатель при приеме на работу будет смотреть не на то, что это диплом государственного образца, а диплом профильного или непрофильного вуза. Вы в этом смысле употребили термин «профильный вуз»?

А.КОНОВАЛОВ: Конечно, в том именно смысле. Сейчас много одиозных случаев, когда самые разные высшие учебные заведения и чуть ли не техникумы пытаются готовить юристов, хотя, напрямую с профилем этого вуза или учебного заведения юриспруденция вообще не связана никак. Но я-то, честно говоря, все-таки остался бы на своей позиции. Мне кажется, что это деление, профильный вуз или непрофильный, все-таки, в меньшей степени актуально будет в том случае, если будет работать четко система рейтингов юридических вузов страны.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А кто эти рейтинги будет устанавливать-то? Выводить?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, для начала это как раз...

М.БАРЩЕВСКИЙ: Или, так скажем, где их будут покупать?

А.КОНОВАЛОВ: Это как раз результат обобщения информации о карьере выпускников как первый самый важный вариант.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, Александр Владимирович, ну, карьера выпускников – ну, понятное дело, что еще лет 10 можно будет штамповать дипломы, пока выяснится через 10 лет, что ни один из юристов не пробился никуда. Кстати, вы выпускник чего?

А.КОНОВАЛОВ: Санкт-Петербургского государственного университета.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Юрфака Санкт-Петербургского?

А.КОНОВАЛОВ: Да, конечно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я – выпускник Московской Государственной Юридической Академии. То есть нам с вами хорошо, наши вузы точно профильные и элитные. Но вы понимаете, что это, вот, через сколько лет станет известно, что выпускник одного вуза стал министром юстиции...

А.КОНОВАЛОВ: Ну, если сейчас этим озадачиться и этот рейтинг создать, то, я думаю, что лет через 5 можно будет этот рейтинг применять довольно интенсивно, это во-первых. Во-вторых, я думаю, что с учетом сформированных критериев, правильно сформированных критериев, качество той учебно-методической базы, которой располагают высшие учебные заведения, может быть обеспечен так называемый государственный заказ. Я ничего плохого в этом не вижу, и думаю, что к этой практике хотя бы фрагментарно государство и его ведомства могут возвращаться, а отчасти, кстати, и уже вернулись. Есть практика заключения соглашений ведомств, Генеральной прокуратуры, Министерства внутренних дел с отдельными высшими учебными заведениями, которые готовят для них юристов.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Но имеется в виду, что в этой ситуации как раз госзаказ будет размещаться в тех вузах, которые государство признает профильными.

А.КОНОВАЛОВ: Которые располагают необходимой базой, которые обладают необходимой репутацией деловой, которая известна всем, в том числе, конечно, и ведомствам государственным.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А как вам идея квалификационного экзамена? Сейчас я объясню радиослушателям, о чем идет речь. В Ассоциации юристов России обсуждается идея квалификационного экзамена, суть которого сводится к следующему. Что выпускник любого вуза, поскольку госэкзамен превратился в абсолютнейшую фикцию – это не я сказал, это Фурсенко, министр образования сказал – значит, для того, чтобы быть прокурором, адвокатом, следователем, ну, уж я не говорю, там, судьей тем паче, или на государственной службе занимать должность выше такой-то, о которой договоримся, необходимо сдать единый квалификационный и не путать с ЕГЭ экзамен. Ведь, тогда же не надо будет ждать 5 лет. После первого года будет видно: выпускники этого вуза сдают такой экзамен, а выпускники этого вуза проваливают его. И причем для государства это, в общем, вполне государственная функция в том смысле, что государство гарантирует этим экзаменом, что юрист, к которому обращается население, это квалифицированный юрист.

А.КОНОВАЛОВ: Я поддерживаю эту идею. И более того, предложение о профессиональном экзамене для адвокатов как раз во многом вытекает именно из этого предложения. Единственное что, мне кажется...

М.БАРЩЕВСКИЙ: Извините, не могу не схохмить: для адвокатов вы его предлагаете, потому что адвокаты сдадут, а для прокуроров не предлагаете, потому что прокуроры не сдадут?

А.КОНОВАЛОВ: Нет, просто как наиболее многочисленная частная юридическая корпорация.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да ну бросьте, да ну бросьте.

А.КОНОВАЛОВ: А кто, по-вашему?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Следователей у нас больше, чем адвокатов.

А.КОНОВАЛОВ: Это частная юридическая практика?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Какая разница, частная или не частная? Качество-то.

А.КОНОВАЛОВ: Нет, разница, думаю, есть. Другое дело, что к вопросу о качестве возвращаясь. Я думаю, что чего точно нужно опасаться, это некой кампанейщины в вопросе в том числе к организации, будь то профессиональный экзамен, либо квалификационный экзамен для выпускников вузов. Эта акция не должна стать разовой, тем более она, как часто у нас бывает на Руси, рискует быть неправильно понята или истолкована на местах, и там начнутся такие перегибы, что с реформой юридического образования придется надолго распрощаться. Вот мне кажется, что, в целом, нужно говорить о некоей структуризации юридической карьеры. И думаю, что до сдачи квалификационного экзамена выпускник любого юридического вуза, профильного, непрофильного должен создать себе некую кредитную историю. В частности, он должен поработать в бесплатных юридических консультациях, в помощниках следователей, в помощниках нотариусов или адвокатов, в помощниках судебных приставов и так далее. Он должен побегать ногами по разным юридическим конторам, заведениям, научиться консультировать граждан, научиться писать юридические документы, представительствовать в суде. И вот только после того, как этот этап пройден, он может быть допущен до профессионального экзамена, который откроет ему путь в ту или иную юридическую профессию.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А кстати говоря, вы сейчас сказали «бесплатной юридической помощи», я подумал вот о чем. А почему у нас до сих пор не создается муниципальной адвокатуры? Вот, какие-то общественные приемные, кто только может не пооткрывал, там, и студенческие юридические клиники – по-моему, более дурацкого названия нельзя было придумать. А почему не пойти по довольно проверенному пути международным опытом, создать муниципальную адвокатуру?

А.КОНОВАЛОВ: А муниципальная адвокатура из каких ресурсов будет финансироваться?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Из бюджета.

А.КОНОВАЛОВ: Из бюджета – то есть они будут получать деньги из бюджета?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да.

А.КОНОВАЛОВ: В чем тогда разница с теми государственными бюро, которые сейчас действуют в порядке пока, правда, экспериментальном, но ведется разговор о расширении их сети?

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я объясню в чем разница. Дело в том, что муниципальная адвокатура, пускай она финансируется из бюджета и она не является в этом смысле альтернативой классической адвокатуре. Например, в Америке ты не станешь классическим адвокатом, пока ты не поработаешь в муниципальной адвокатуре. Вот вы сейчас сказали о том, что побегать ногами – почему я вспомнил про муниципальную адвокатуру. Вот оттуда, как бы, кузница кадров для адвокатуры, как минимум.

А.КОНОВАЛОВ: Я думаю, что идеология сегодняшних государственных бюро, в принципе, недалеко ушла от того, о чем вы сегодня говорите. И в целом те практики, которые за последние годы копятся, в том числе практики общественных приемных, депутатских, полпредовских и так далее. Практика эксперимента, которая сейчас проводится в части деятельности государственных бюро, со временем может вылиться и в формирование муниципальной адвокатуры – я этого исключать не могу. Нужно будет взвесить все результаты и решить, что более правильно.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, конкретного плана пока такого нет?

А.КОНОВАЛОВ: Нет, есть планы, безусловно. Есть и подготовлен законопроект о бесплатной юридической помощи в системе РФ. Она предполагает разные подходы, в том числе и участие адвокатов, и участие государственных юридических бюро.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Хорошо. Я напоминаю, что в эфире программа «Dura Lex» и сегодня в гостях у нас министр юстиции Александр Коновалов. Мы вернемся через несколько мгновений.

НОВОСТИ

М.БАРЩЕВСКИЙ: Добрый вечер еще раз, программа «Dura Lex» в эфире, я – Михаил Барщевский, сегодня у нас в гостях министр юстиции Александр Владимирович Коновалов. Александр Владимирович, вот по поводу кадров. Мне очень нравится немецкая система. Прежде чем стать судьей, столько-то лет должен отработать адвокатом, столько-то прокурором, и только потом в судьи. Очень похожая система и в других странах. Ну, я имею в виду цивилизованные страны с развитой правовой судебной системой. Вы в начале передачи сказали о необходимости завершения судебно-правовой реформы. Ну, я бы сказал, что надо говорить о необходимости начала и завершения. Ну это так, между строк. Так вот, у нас сегодня судьями становятся кто хошь. Ну, я имею в виду не человеческих качеств, а предыдущий опыт работы. А, может быть, действительно, нам позаимствовать западный опыт, действительно, ввести такое правило? Ну, с учетом специфики России и недостаточности судейского корпуса? Хотя бы 2 года адвокатом, 2 года прокурором, а потом – милости просим.

А.КОНОВАЛОВ: Ну, в общем, вы сейчас немножечко сначала начали вроде как за упокой, а закончили за здравие. То есть сначала вы сказали, что судебная реформа не начиналась – я с этим не соглашусь, потому что, все-таки, хотя бы в сфере нормотворчества и изменения процессуального закона сделан огромный рывок вперед.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Это правовая реформа, это не судебная.

А.КОНОВАЛОВ: Что бы мы ни говорили, но, тем не менее, скачок от следственной системы правосудия к состязательной, все-таки, произошел. Пускай она пока у нас такая немножко кривенькая.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну да. Только, извините пожалуйста, скачок произошел, а Бастрыкин только что предложил половину присяжной коллегии сделать профессионалами. Представляете себе ситуацию? Один профессиональный судья слушает дело, 6 профессиональных судей в присяжных и 6 так, зашли на минуточку.

А.КОНОВАЛОВ: Ну, это, может быть, немножко смешно, конечно, выглядит. Хотя, опять-таки, без комментариев пока что. Просто обращу ваше внимание на то, что в той же Франции, где система присяжных заседателей довольно давно существует, есть такой тренд – перевод некоторых составов преступлений, все-таки, в подсудность профессиональных судей, их коллегий.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, хорошо, профессиональные судьи – это, все-таки, одно, это можно обсуждать. Коронный суд или суд присяжных – это можно обсуждать. Но делать из суда присяжных такую тяни-толкай, наполовину тяни, наполовину толкай – ну, это же, согласитесь...

А.КОНОВАЛОВ: Ну, я не готов комментировать инициативу – она мне тоже кажется немного странноватой. Но, тем не менее, с другой стороны вы так, довольно оптимистично сказали, что судьями становятся, в принципе, разных профессий. На самом деле, сейчас много говорят о том, что как раз таки судьями становятся выходы из силовых ведомств, в основном, из прокуратуры, милиции, юстиции той же, и крайне редко представители адвокатуры, бизнес-консалтинга и так далее.

Вот я не готов пока сказать точно о том, нужно ли воспроизводить досконально немецкую систему или систему некоторых иных стран и дозировать время, проведенное в разных юридических ведомствах. Но что мне совершенно точно, абсолютно понятно, это, во-первых, то, что а) юридическую карьеру нужно структурировать, б) то, что приток в судейский корпус представителей адвокатуры должен быть, безусловно, бОльшим на порядок, чем сегодня, но при этом после реформирования адвокатуры, когда определится некое ядро адвокатов, по-настоящему квалифицированных, имеющих рейтинг, имеющих такую, скажем, кредитную историю, которая позволяет их оценить как достойных специалистов. И, наконец, в) что карьера судьи, должность судьи должна быть вершиной профессионального пути юриста, как это во всех странах имеет место.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Когда я работал в США – это были ранние 90-е – приходилось бывать на разных мероприятиях. Тогда нас, советских юристов воспринимали как диковинных зверей.

А.КОНОВАЛОВ: Как ученых обезьян.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Да, и водили на показ куда угодно. И, вот, я помню, когда подводили человека, говорили: «Познакомьтесь, господин Барщевский, это судья Смит». В голосе звучало такое уважение: «Это сам судья Смит». А в России, по-моему, до сих пор, но в те-то времена точно: «Это судья Иванов». И сразу возникает вопрос: «Чего-то у него в жизни не сложилось, он судьей стал». Вот, насколько разная репутация у этой профессии, у этого звания на Западе и у нас.

Немножко сменю тему. Когда-то и немало лет вы проработали прокурором. Сейчас вы министр юстиции. Коли вспомнились США, а как вам идея слияния Генпрокуратуры и Минюста в одно ведомство? Ну, вот, так, как там – там министр юстиции, он же Генеральный прокурор и, вот, весь этот сегмент правозащитной деятельности, надзора за соблюдением законодательства – он сосредоточен под одним лицом. Как вам такая идея для нас?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, так, кстати, не только там, а во многих европейских странах. Я думаю, что этот опыт можно обсуждать, можно изучать эту перспективу. Но думаю, что не в краткосрочной перспективе. Мне представляется, мы на эту тему говорили, что Министерство юстиции можно было бы сделать таким монструозным ведомством, как это имеет место в США, с подчинением Министерству юстиции и Генеральной прокуратуры, и службы, исполняющей наказания, и службы маршалов, и, может быть, даже следственных подразделений. Но это дело точно не сегодняшнего дня.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Вас не смущает то огромное количество законов, коли вы уже упомянули, что за вами экспертиза, которые принимаются Государственной Думой? За прошлую сессию было принято более 200 законов, за одну сессию. Не смущает?

А.КОНОВАЛОВ: Смущает. И в той же Государственной Думе, выступая с докладом в рамках правительственного часа о причинах правового нигилизма населения, я эту проблему упоминал. Когда законов очень много, они дробные, неполные, часто противоречащие друг другу, непонятные населению, самое главное, - это одна из серьезных причин.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я бы добавил еще одну вещь – и часто меняемые.

А.КОНОВАЛОВ: Это тоже, к сожалению, правда. Это нестабильные, так, скажем. Это, в целом, одна из очень важных причин правового нигилизма, потому что таким образом, и этим образом тоже, и за счет этого тоже, к сожалению, формируется недоверие к законопослушному поведению. И при отсутствии реальных работающих санкций за поведение незаконопослушных как раз вырабатывается правовой нигилизм.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Тут еще одна вещь сейчас мне вспомнилась. Я для «Юридической недели» - это совместное издание «Российской газеты» и Ассоциации юристов России – так получилось, брал подряд интервью у Бельянинова, это руководитель Таможенной службы и Мокрецова, это Налоговая служба. Причем, брал интервью подряд, то есть они друг друга интервью читать не могли. И, вот, оба мне сказали буквально одно и то же. Бельянинов говорит о том, что «я попросил своих замов заполнить таможенную декларацию. Никто не смог». Мокрецов говорит: «Я попросил своих замов заполнить налоговую декларацию. Никто не смог». Слушайте, ну, ведь, если законы такие, что замы руководителей профильных ведомств не могут заполнить, исполнить законы. Потому что у нас законы не просто нестабильные, не просто непонятные, но и не исполнимы. Чего же нам тогда пенять на правовой нигилизм, когда законы – это то, что нам не помогает жить, а то, что надо преодолевать, чтобы нормально жить.

А.КОНОВАЛОВ: У нас нет обратной связи сегодня, честно говоря, между законодателем и правоприменителем, в том числе конкретным гражданином, обывателем, так скажем, который эти законы должен практиковать. Он должен свою жизнь строить в соответствии с этими законами, часто очень в большом сегменте этой жизни. Мы предлагаем сегодня в Министерстве юстиции эту проблему хотя бы начать решать, хотя бы пытаться исправлять за счет внедрения мониторинга правоприменения и законодательства. Мы считаем, что этот мониторинг должен быть а) довольно широким с точки зрения его субъектного состава и он должен предполагать не только судебную практику, в том числе и практику ЕСПЧ, что нам кажется довольно важным.

М.БАРЩЕВСКИЙ: ЕСПЧ – это Европейский суд по правам человека.

А.КОНОВАЛОВ: Не только мнение юридической школы, научной школы. Не только мнение ведомств, практикующих применение законов и разрабатывающих законы. Но что особенно важно, частно практикующих юристов, адвокатов, нотариусов, консалтеров.

М.БАРЩЕВСКИЙ: И риэлторов, наверное.

А.КОНОВАЛОВ: Ну, всех, кто так или иначе связан с применением закона. Представители правозащитных, общественных организаций, конечно, средств массовой информации. Все это вместе должно составлять картину применения закона, как он реально работает или не работает. Это первая сторона вопроса. И вторая сторона вопроса, не менее важная, этот мониторинг не должен ложиться под сукно или в долгий ящик откладываться. Он должен вызывать немедленные последствия в виде либо дополнения, либо в виде корректировки, либо в виде толкования законов.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Александр Владимирович, для того, чтобы менять законы, нужна Государственная Дума. Правильно? Чтобы Государственная Дума начала чесаться и хоть что-то делать, и реагировать на СМИ, на представителей профессий на местах, а не только на инициативы правительства и Кремля, в ней должна быть политическая конкуренция, чем сегодня там даже и не пахнет. Поэтому мне кажется, уж если говорить о правовом нигилизме, о развитии законодательства, то начать-то надо, на самом деле, с системной проблемы, проблемы отсутствия политической конкуренции в Государственной Думе.

А.КОНОВАЛОВ: Вы меня сейчас уводите немножко в непрофильную стезю.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А никто не обещал, что в дороге будут кормить.

А.КОНОВАЛОВ: Да. В какой-то части мы за этот вопрос тоже ответственны, поскольку так или иначе соприкасаемся с деятельностью политических партий. Если вы меня сейчас будете ругать за то, что мы внесли предостережение партии Коммунистической, то я готов дать определенное пояснение.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Нет. Вот, адвокатом Коммунистической партии я никак быть не готов. (смеется) Просто невозможно.

А.КОНОВАЛОВ: Все-таки, возвращаясь к проблематике мониторинга, сегодня мы подготовили проект указа президента, который предусмотрит как субъектный состав этого мониторинга, так и его последствия. Если этот указ будет принят, то, я думаю, что ситуация будет сдвигаться с мертвой точки.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А там в этом проекте указа предусмотрены какие-то механизмы ответственности за нереагирование на мониторинг с мест?

А.КОНОВАЛОВ: Специальных форм ответственности не предусмотрено, но в этом случае будут общие механизмы ответственности за неисполнение указа президента.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понятно. Вопрос, который я вам сейчас задам, вам может показаться провокационным, но я его задаю всем, так сказать, вы здесь не исключение. Вопрос такой. Как нам реформировать МВД? И сразу поясню, почему я спрашиваю. Вот, поскольку мониторингом общественного мнения в рамках моей журналистской деятельности мне приходится заниматься, то, по-моему, сегодня одна из основных проблем, волнующих население, это как раз проблема МВД. Не только ГАИ, а вообще МВД. И мне кажется, что реформа МВД, системная реформа МВД – она назрела. Мне очень понравился ответ одного высокопоставленного человека, который сказал «Да, необходимо, правда, я не знаю как». Вот я поэтому спрашивают сегодня всех, в том числе и вас, поскольку, все-таки, так или иначе вы все время где-то рядышком пересекаетесь. Как вам кажется, как бы нужно было реформировать МВД?

А.КОНОВАЛОВ: Мы находимся как минимум в соседних зданиях, хотя, напрямую наш функционал сегодня пересекается не так уж часто. Но в силу прокурорского прошлого я, конечно, очень много знаю об органах милиции. И много в том числе нелицеприятного. Безусловно, ситуацию, в которой сегодня находится это ведомство, назвать адекватной нельзя. Безусловно, реформировать это ведомство нужно. Я, наверное, не дам готовых рецептов, тем более каких-то вновь прозвучавших совершенно свежих идей. Всем известно, что нужен необходимый социальный статус, нужен престиж этой профессии, нужна правильная организация работы. Я думаю, что как минимум с чем, может быть, я бы готов был поделиться в данном случае с вами, с вашей аудиторией, так это соображением об организации расследования преступлений. Мне представляется, что совершенно точно назрело изменение порядка расследования и разделение этого процесса на расследование незначительных, легких, не имеющих большой общественной опасности преступлений с передачей всего этого органам дознания и с поддержанием ими же обвинений государственных по этим делам. И более интенсивной, более технологичной организации расследования преступлений, по-настоящему тяжелых, по-настоящему опасных для общества.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Можно я упрощу, если я правильно понял ваш ответ? Следственный комитет занимается тяжкими, особо тяжкими. Ну, там, Следственный комитет, может быть, частично ФСБ. А, вот, бытовкой занимается милиция?

А.КОНОВАЛОВ: Думаю, что так.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Тогда вызревает другой вопрос. Вот сегодня я говорил с Алексеем Александровым, это председатель Комитета по конституционному законодательству Совета федерации, кстати, выпускник вашего же института. И он высказал такое – мне в терминах понравилось – такую идею. Федеральная полиция, которая жестко вертикально структурированная, федеральная полиция в центр, регионы, муниципалитеты и муниципальная милиция. Разная форма, разное финансирование – из федерального бюджета и из местного бюджета. Контроль со стороны полиции за муниципальной милицией и разделение следствия. Значит, Следственный комитет не при Прокуратуре, а Следственный комитет РФ, куда сливаются дела все – и таможенные, и пожарные, и там, я не знаю, вашей Службы судебных приставов. Ну, может быть, оставляем ФСБ, терроризм, шпионаж, и госизмену. И бытовка у той же федеральной полиции, но у территориальных отделений. Правильно ли, что, в общем, и вы, и Алексей Александров как-то про одно говорите, да?

А.КОНОВАЛОВ: Я думаю, что не только мы с ним, а очень многие на эту тему говорят. И идея с разделением компетенции федеральной полиции и муниципальной милиции – это уже и идеи-то не один год. И что касается разделения следствия на более значимые и менее значимые дела. Мне кажется, что эти все вопросы назрели и их пора решать.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Окей. А теперь вопрос-провокация. Представьте себе, что на полчаса вы стали президентом РФ. У вас есть возможность подписать 3 указа. О чем они будут?

А.КОНОВАЛОВ: Вопрос, конечно, сложный, потому что таких указов я бы наподписывал гораздо больше за полчаса.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, хотя бы первые 3.

А.КОНОВАЛОВ: Ну, я думаю, что один из них как раз о реорганизации органов внутренних дел и организации следствия.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Раз.

А.КОНОВАЛОВ: Второй указ – не сочтите популистом – может быть, о поддержке грантовыми программами общественно-полезных инициатив гражданского общества.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Два.

А.КОНОВАЛОВ: В-третьих, я бы подписал одним указом, раз уж вы мне такие жестокие условия поставили, 3 документа под названием «Основа государственной политики». Первая основа – в сфере повышения правовой грамотности населения, второе – в сфере борьбы с общественно-политическим и иным экстремизмом, и третье – о наведении порядка в сфере общественной нравственности и общественного благочиния, если вы мне позволите этот термин употребить. Я имею в виду и рекламу, и деятельность средств массовой информации, и деятельность...

М.БАРЩЕВСКИЙ: Это вы не цензуру ли имеете в виду?

А.КОНОВАЛОВ: Нет, я имею в виду не цензуру, а стимулирование, с одной стороны, создания произведений более высокого, так, мягко скажем, чем сегодня художественного уровня. А во-вторых, создание четкой системы запретов и санкций на использование рекламы, иных продуктов информационных или воздействующих на широкий круг населения, широкий круг людей недобросовестным и иным неблаговидным образом. Сегодня таких продуктов пруд пруди, и есть законы, которые запрещают их использование, их оборот. Например, есть законодательство о запрете недобросовестной рекламы и так далее, агрессивной рекламы, провоцирующей на различные недостойные поступки. Но на деле это не работает.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Честно говоря, когда я задавал вам этот вопрос, я очень хотел услышать от вас то, что недавно услышал в одной из своих передач от человека, от которого не ожидал это услышать. Он сказал: «Первый указ – о свободе слова», и потом пошел дальше. Вот, насколько я вас лично знаю и могу следить за вашей профессиональной деятельностью, я, честно говоря, ожидал от вас, что о свободе слова вы назовете. Это в какой-то мере перекликается с вашим 3-м указом, состоящим из 3-х частей. Но не могу поставить вам в вину, поскольку я ограничил вас 3-мя указами и все 3 я лично принимаю, да? Будем считать, что это моя вина – надо было вам дать еще 2 указа или лишние полчаса.

А.КОНОВАЛОВ: «Моя кульпа» – так бы я назвал вашу передачу, на самом деле.

М.БАРЩЕВСКИЙ: (смеется) Хорошо. Теперь вопрос, связанный с довольно большим количеством спекуляций вокруг вашего имени. Я признаюсь, что я знаю ответ, но уверен, что радиослушатели не все читают «Российскую газету». Вообще, аудитория «Эха Москвы» и аудитория «Российской газеты» - это разные аудитории, поэтому, простите, что еще раз об этом. А для чего вам было нужно богословское образование?

А.КОНОВАЛОВ: Для расширения кругозора и для удовлетворения какого-то стремления к такому большому пласту знаний, которые накоплены веками нашей цивилизации.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А почему тогда богословское, а не философское?

А.КОНОВАЛОВ: Ну, вот меня этот оттенок наследия нашей цивилизации заинтересовал больше. Тем более, что все это довольно близко.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Ну, о вере говорить считается неприличным, поэтому вопросов о вере я не задаю. Но поймите мой вопрос правильно. Вот, в богословском образовании вас больше интересовала, скажем так, культурологическая составляющая, историческая составляющая или именно психологическая в смысле веры, вот, как, вот – верю, потому что верю?

А.КОНОВАЛОВ: Я думаю, что первое, конечно же, но в безусловной связи со вторым. То есть, верить или не верить – я думаю, это, во-первых, лично дело каждого, во-вторых, богословским образованием это не добавишь и не убавишь. Но, вот, верить более осмысленно, что ли, наверное, богословское образование поможет.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Я согласен с тем, что для того, чтобы понимать историю цивилизации, необходимо понимать историю религии. И в этом плане завидую вам, что вы знаете в этой части теперь уже намного больше, чем я. Но вопрос: а как вы относитесь к новому школьному предмету, где, по существу, за благозвучным названием де-факто вводится преподавание именно религии?

А.КОНОВАЛОВ: Опыт покажет, как пойдет внедрение этого эксперимента. Но мне кажется, что, как минимум, с несколькими рисками эта реализация будет связана. И один из важнейших рисков – это отсутствие необходимой кадровой базы людей, которые смогут такой, очень специфический предмет преподать на должном уровне, чтобы не создать устойчивой десинкрозию по отношению к нему у очень большого количества людей в стране. Мне кажется, довольно сложно. Это первое. Второе, и здесь я соглашусь, все-таки, с редактором радио, на котором мы с вами выступаем, с его комментарием, который он давал когда-то, когда этот эксперимент был только озвучен и анонсирован. Я, все-таки, склонен думать, что разделение по конфессиям способно создать определенные проблемы с точки зрения отношений внутришкольных коллективов.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Следующий вопрос. Поскольку время нашей передачи подходит к концу. Вы – председатель Молодежной ассоциации баскетбола России.

А.КОНОВАЛОВ: Ассоциации студенческого баскетбола России.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Извините. Студенческого баскетбола России. А каким видом спорта лично вы увлекаетесь?

А.КОНОВАЛОВ: Я увлекался довольно долго и, так скажем, полупрофессионально академической греблей и являюсь мастером спорта по этому виду. Кроме того, для себя я играл и в баскетбол, и в футбол, люблю наблюдать за иными спортивными баталиями. Все это очень интересно, поскольку помогает нам реализовывать себя, и в том числе правильно понимать закон и жить по закону.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Еще в заключение личный вопрос. Я знаю, что у вас в комнате отдыха при кабинете стоит гребной тренажер. А сколько времени в день удается посидеть на веслах?

А.КОНОВАЛОВ: 40 минут – стандартная нагрузка, если нет каких-то иных препятствий и альтернативных занятий, как то заседание правительства или иные варианты времяпрепровождения. Греблю на тренажере я стараюсь совмещать с просмотром по DVD обучающих программ, например, языковых.

М.БАРЩЕВСКИЙ: А какой язык сейчас учите?

А.КОНОВАЛОВ: Пытаюсь реабилитировать немецкий.

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понятно. Большое вам спасибо. Я напоминаю радиослушателям, что в гостях у программы «Dura Lex» и у меня, Михаила Барщевского сегодня в гостях был министр юстиции РФ Александр Владимирович Коновалов. Всего доброго.

А.КОНОВАЛОВ: Всего доброго.