Памяти Галины Волчек - Иосиф Райхельгауз, Авангард Леонтьев - Культурный шок - 2019-12-29
К. Ларина
―
Начинаем программу «Культурный шок». Здесь, в студии, Ксения Ларина. Программа наша сегодня посвящена памяти Галины Борисовны Волчек. И выходит она в эфир как раз в день прощания с Галиной Борисовной, которое сегодня проходит в театре «Современник».Здесь, в нашей студии, Иосиф Райхельгауз — художественный руководитель и главный режиссер театра «Школа современной пьесы». Иосиф, приветствую, здравствуйте.
И. Райхельгауз
―
Здравствуйте, здравствуйте.
К. Ларина
―
И Авангард Леонтьев — артист, народный артист Российской Федерации. Авангард Николаевич, здравствуйте, приветствую вас.
А. Леонтьев
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Ну, я уже говорила, когда анонсировала нашу сегодняшнюю встречу, что это два человека, которые огромную часть жизни прошли рядом с Галиной Борисовной Волчек. И мне очень важно, что это именно театральная жизнь. Все-таки мне кажется, что главное в ее жизни — это театр. И сколько бы ни говорили сейчас по телевидению, ни вспоминали ее замечательные актерские работы (и она, конечно, Богом поцелованная артистка, безусловно), но театр — это не просто дом, а это способ и существования, и жизнь, целиком вся жизнь.Давайте немножечко вспомним самое начало, как это происходило. Кстати, простите, я хочу еще одну вещь вспомнить. Я сейчас перед программой пересматривала всякие архивные записи, которые существуют в YouTube. И там есть знаменитая запись, помните, 10-летия Театра на Таганке, когда как раз «Современник» пришел поздравлять.
И. Райхельгауз
―
Да, да.
К. Ларина
―
И Иосиф там был, кудрявый, молодой, с волосами.
И. Райхельгауз
―
Я был режиссером этого капустника. И мы там много чего… Я тоже это случайно недавно увидел. Там Олег Павлович, который прятался в кофре, там и Галина Борисовна дорогая. Если можно… Вот мой дорогой и любимый артист и товарищ Авангард Николаевич, Гарик Леонтьев.Я сейчас чуть расскажу, потому что тут, конечно, уже со вчерашнего дня невероятно… Ко мне вчера в 3 ночи в Жаворонки (загород) приехала программа «Время». Это вообще невероятно! Первый и последний раз в моей жизни. И неслучайно этот резонанс, потому что, как ни странно, Галина Борисовна… Вот сегодня о ней очень много говорят и пишут, что она выдающийся режиссер, выдающийся педагог. А она вообще педагогом никогда и нигде не была, при этом у нее огромное количество учеников.
Вообще она сделала невероятное. Ведь этот самый 72-й год, когда Олег Николаевич Ефремов увел всех, кого можно было увести, и «Современник» представлял собой буквально руины. Артисты ушли во МХАТ, причем какие! Козаков, Евстигнеев… Ну что их перечислять? Драматурги ушли с Ефремовым — Шатров, Володин — все с Ефремовым во МХАТ. Ассистенты, художники… Вот все, кто могли. И казалось бы… Мало того, Олег Николаевич предлагал театру: «Пошли со мной. Пошли со мной. Мы будем…»
К. Ларина
―
То есть всем театром уйти?
И. Райхельгауз
―
Конечно! «Мы будем частью МХАТа».
А. Леонтьев
―
Филиал на улице Москвина.
И. Райхельгауз
―
Филиал, ну да. «Назовете это частью МХАТа, филиалом». И Галина Борисовна, не знаю, тихо или громко сделала невероятное! Вот она для меня величайший, выдающийся, гениальный строитель театра, художественный руководитель театра, человек, который столько десятилетий и столько времени удерживал театр на таком уровне.И я очень хорошо помню, с чего это началось. Это началось с того, что она прежде всего в «Современнике» увидела молодых и кучерявых людей, увидела Гарика Леонтьева. А дальше она обошла творческие вузы и увидела никому тогда не известных… Один тогда был известный по фамилии Райкин, фамилия была известная. А так — студенты. Юра Богатырев, Костя Райкин, Марина Неелова, из ГИТИСа Стасик Садальский. Я сейчас только про артистов. А дальше началась…
К. Ларина
―
Елена Коренева.
И. Райхельгауз
―
Коренева чуть позже, позже. Это уже мы с Фокиным. Это мы уже выглядывали, смотрели дипломные спектакли, приходили и Галине Борисовне рассказывали. А перед этим она сделала невероятное. Она посмотрела много (надо отдать должное — с Табаковым) дипломных спектаклей. Ну кто я был такой? Студент. Я перешел на пятый курс, я был студентом пятого курса. Валера Фокина показывал грандиозный дипломный спектакль (ну, по тем временам), он показывал «Пышку» на французском языке. А я показывал, один раз показывал в Театре Советской армии и не сказал ни единого слова. Комиссия ПУРа не досмотрела, она ушла, комиссия этого политического управления. Они не досмотрели до конца, они все быстро поняли.И я вдруг получаю… Я заходил в «Современник» иногда, очень редко. И я получаю приглашение ночью показать спектакль. Тогда все было просто: бутылка водки, монтировщики, декорации все молодые артисты «Современника» ставят. И ночной худсовет. И меня без диплома, без всего Галина Борисовна приглашает! Говорит: «Так, значит, вот здесь сделаешь инсценировку «Из записок Лопатина». Потом у нас тут есть идея — «Пять рассказов Шукшина». Надо собрать. «А поутру они проснулись…», — это я потом уже сообразил. — А со мной начинаешь «Эшелон». И это студенту без диплома. И появляются вот эти все молодые, эта вся команда и компания. И последнее, что я говорю…
К. Ларина
―
Нет, это не последнее.
И. Райхельгауз
―
Нет, последнее для начала. Это начало работы Галины Борисовны в театре. Репетирует никому не известный дипломник Валерий Фокин, никому не известный дипломник Иосиф Райхельгауз и парочка еще режиссеров: Георгий Александрович Товстоногов, который вообще в Москве до этого времени не ставил никогда, и ни больше ни меньше — Анджей Вайда. Вот это начало, извините, возрождения и восхождения из руин. И дальше пошло.
К. Ларина
―
Давайте, Авангард Николаевич, подхватывайте. Вы же в 68-м году пришли в театр, да?
А. Леонтьев: В 68
―
м, да. Вы знаете…
К. Ларина
―
А вы с показа пришли, кстати? Интересно.
А. Леонтьев
―
Я пришел с показа труппе театра «Современник». Причем труппа пришла в Школу-студию МХАТ, вся труппа, и заполнила весь зал учебный. Тогда голосованием труппы решался вопрос о приеме в труппу, об отчислении из труппы, о приеме пьес, о выпуске спектакля, о снятии с репертуара. Все это решалось демократически. Демократия в России началась тогда в «Современнике». Я не шучу, так оно и было. Поэтому вся труппа во главе с Олегом Ефремовым пришла.Но дело в том, что… Замечательно начал Иосиф вспоминать, очень точно и с фактурой. А я хочу только сказать, что этот период, который разворачивался, о котором сейчас сказал Иосиф, он был после ухода Олега Ефремова.
И. Райхельгауз
―
Естественно. Я говорил, что 72–73-й. Я в 73-м появился.
А. Леонтьев
―
Был такой замечательный дуэт, и не только дуэт, а это шире, это была группа. Сначала после ухода Олега Ефремова была коллегия два года, руководила театром. Туда входили ведущие артисты. А директором был Олег Табаков. И все эти поиски новой режиссуры, новых идей, новых актеров — это все очень поддерживалось ими обоими, Олегом Табаковым и Галиной Волчек. Они хотели обновления за счет молодежи и обеспечения продолжения жизни в театре без Ефремова. Вот был шок-то культурный — уход Ефремова. Это был шок. Это были слезы. Женщины рыдали! Нина Дорошина…
К. Ларина
―
А где же демократия? То есть это было абсолютно его решение, единоличное?
И. Райхельгауз
―
Он же красиво поступал, он говорил: «Пошли со мной».
А. Леонтьев
―
Да-да-да. Нет, он так решил. Его уговорила Фурцева, которая…
И. Райхельгауз
―
Совершенно верно.
А. Леонтьев
―
…которая очень хорошо к нему относилась.
И. Райхельгауз
―
И ко всему «Современнику».
А. Леонтьев
―
Да-да. Вот так Ефремов решил. Ну, он немножко разочаровался. Знаете, так бывает в театральном коллективе через 10–15 лет: руководитель и все немножко начинают разочаровываться сами в себе и так далее, и в деле.
К. Ларина
―
А тогда уже понятно было, что Галина Борисовна будет лидером?
А. Леонтьев
―
Вот я и хочу сказать, что, конечно, другого лидера и не могло быть.
И. Райхельгауз
―
Вот!
А. Леонтьев
―
Да и не надо было его искать, потому что это был самый лучший выход. Дело в том, что к режиссуре привлек Галину Волчек Олег Ефремов. Сначала она была его помощницей: он постановщик, она режиссер в нескольких спектаклях «Современника». А потом она поставила «Двое на качелях», невероятно шумный спектакль.
И. Райхельгауз
―
Галина Борисовна была беременна. Денис находился внутри, и она репетировала «Двое на качелях», не могла играть.
А. Леонтьев
―
Да. Спектакль был совершенно… Я был школьник, я посмотрел этот спектакль. Я так случайно попал в театр, уж не помню как. И я был просто ошеломлен, просто ошеломлен! Я вот сейчас думаю: ну чем? Я думаю — интонацией, правдой. Вот так не играли нигде.
И. Райхельгауз
―
Конечно.
А. Леонтьев
―
Про это не говорили. А там про любовь, два человека на сцене.
К. Ларина
―
И вообще там пара замечательная — Толмачева…
А. Леонтьев
―
Да. Лаврова и Толмачева. Они работали в очередь. И Михаил Козаков. В общем, вот это был…
И. Райхельгауз
―
А он один разве был?
А. Леонтьев
―
Сначала он один был, да. И очень успешный был спектакль. И главное, что стало ясно всем, что Галина Волчек умеет из артиста высечь искру, вот как никто. Понимаете, с годами стало ясно, что как никто она это умеет. И тогда просто оценили все, что она умеет. И все хотят с ней работать, потому что понимают, что она сделает, из артиста сделает человека-роль. Понимаете?
И. Райхельгауз
―
Сегодняшние студенты… Гарик, прости, пожалуйста, дорогой. Сегодняшние студенты, особенно нашего режиссерского факультета ГИТИСа, не говоря уже о театроведах и артистах, они плохо понимают, что сделали Ефремов и Волчек и почему «Современник» был в таком единичном качестве, в таком фаворе у зрителей. В «Современнике» впервые…
К. Ларина
―
Шептательный реализм вызывали.
И. Райхельгауз
―
Да. Анатолий Васильевич Эфрос рядом делал это несколько по-другому, но в «Современнике» впервые живой человек и был персонажем.
К. Ларина
―
Люди заговорили.
И. Райхельгауз
―
То есть выходил Евстигнеев, и ничего не нужно прибавлять к Евстигнееву.
К. Ларина
―
Чтобы понимали, дорогие друзья, это была абсолютная такая противоположность, альтернатива принятому в то время такому театру-театру, театру с колоннами.
И. Райхельгауз
―
Конечно.
К. Ларина
―
Мхатовская манера или манера Малого театра.
И. Райхельгауз
―
МХАТ, Малый и все-все-все.
К. Ларина
―
Ну, то, что вы видите на старых записях, которые сегодня сохранились, со старыми актерами — Алла Константиновна Тарасова и прочие.
И. Райхельгауз
―
Да-да-да.
К. Ларина
―
А это было абсолютно новое, потому что было ощущение, что люди с улицы зашли и продолжили разговор.
И. Райхельгауз
―
Вся эта драматургия — Розов, Володин, Шатров и дальше, неважно, Симонов, Рощин, все-все-все — это, извините, школа современной пьесы.
К. Ларина
―
А можно спросить, Авангард Николаевич, так вот у вас? Все-таки режиссерский талант Галины Борисовны — можно ли так сказать? — он все-таки в основном и больше всего выражался именно в уникальной интонации и в умении работать с артистом, добиваться того, что нужно.
А. Леонтьев
―
В правде. Понимаете? Потому что она делала из биографии артиста, из его нервной системы она собирала эту роль, она умела нажать на какие-то точки. У нее интуиция колоссальная была, поэтому она могла в тебе найти такую кнопочку, такую точку, нажав на которую, она получала ту эмоцию, тот пафос роли, который был необходим для данной работы.И надо сказать, что… Вот я не люблю… не то что не люблю, а я не могу принять «ушла эпоха». Я не могу принять слово «ушла» в этом сочетании, потому что здесь сидит Иосиф Райхельгауз, руководитель театра, и очень такого живого театра, ученик Галины Борисовны. Константин Райкин руководит прекрасным театром и замечательно это делает. Валерий Фокин — замечательный режиссер. Все они выросли… И это я назвал только три фигуры. Они выросли…
К. Ларина
―
Театр Табакова я бы тоже назвала.
А. Леонтьев
―
Театр Табакова. Сам Табаков.
К. Ларина
―
Сам Табаков.
И. Райхельгауз
―
Сам Табаков, который стал преподавать, наверняка опираясь (да я это знаю, просто это не формулировалось никогда) на опыт работы с актером, в том числе и Галины Волчек. Это линия ефремовская и Волчек, идущая от основателей Художественного театра и так далее, психологический театр.И вы посмотрите — сейчас Владимир Машков, у него в кабинете стена завешана любимыми, так сказать, и важными для него, для театра театральными деятелями. И там несколько фотографий Галины Волчек, с которой Машков дружил, очень дружил. Она мне говорила: «Это твой ученик?» Я говорю: «Это ученик наш с Табаковым». — «Как он играет в «Ликвидации»! Как он играет в «Ликвидации»!»
Я с ней разговаривал, с Галиной Борисовной, в день ее рождения, 19-го числа, и зашла речь… Я ее приглашал на премьеру в Театр Табакова, на премьеру в постановке Владимира Машкова. Это его первая постановка как режиссера после 18-летнего перерыва в этой ипостаси. Я говорю: «Володя поставил спектакль. Вы придете, Галина Борисовна? Я там тоже играю. Мы очень хотим, чтобы…» — «Да. А куда же я денусь?» — она сказала.
К. Ларина
―
Она, кстати, была на премьере «Ревизора», смотрела «Ревизор» в новой редакции, скажу я так.
А. Леонтьев
―
Да-да-да.
К. Ларина
―
Кстати, это один из лучших спектаклей Театра Табакова.
И. Райхельгауз
―
Газаров опять же. Извини.
К. Ларина
―
Да, Газаров.
И. Райхельгауз
―
Прямой ученик.
К. Ларина
―
И я помню тот первый вариант, где Леонтьев играл Бобчинского и Добчинского. Да?
А. Леонтьев
―
Да.
И. Райхельгауз
―
Это в фокинском варианте.
К. Ларина
―
А, это Фокин.
А. Леонтьев
―
Так вот, постановка… А почему в фокинском?
К. Ларина
―
Нет. В «Ревизоре», в первом варианте, да-да-да. Сейчас это играет Саша Марин, по-моему, который когда-то играл в «Ревизоре».
А. Леонтьев
―
А Газаров, между прочим, служил в театре «Современник», после того как…
И. Райхельгауз
―
Я об этом же.
А. Леонтьев
―
Один круг.
И. Райхельгауз
―
Я сначала ставил дипломный спектакль, первый в студии Табакова, «Пролетарская мельница счастья». Олег Павлович, руководитель студии, согласился играть в дипломном спектакле со студентами. И там Газаров, вся эта команда сыграла.
К. Ларина
―
Так вот, я почему вспомнила сейчас про это? Я посмотрела как раз речь после спектакля Галины Борисовны, когда… Естественно, она была в полном восторге от спектакля и говорила совершенно потрясающие, такие комплиментарные вещи и Володе Машкову, и актеру-исполнителю главной роли.
И. Райхельгауз
―
Меня там не было.
К. Ларина
―
Вот сейчас на этом «Ревизоре», недавнем.
А. Леонтьев
―
А это было где? В кулуарах?
К. Ларина
―
Нет.
А. Леонтьев
―
Прямо в зале?
К. Ларина
―
Я потом вам покажу, есть видео.
А. Леонтьев
―
Да?
К. Ларина
―
Да, записали видео.
А. Леонтьев
―
Прямо при зрителях, да?
К. Ларина
―
Без зрителей.
А. Леонтьев
―
А, без зрителей.
К. Ларина
―
Это кто-то из актеров записал. Они молодцы.
А. Леонтьев
―
А, понятно. То есть — встреча.
К. Ларина
―
Это буквально совсем недавно. Она была на спектакле.
А. Леонтьев
―
Понятно.
К. Ларина
―
И после спектакля она говорила свои слова. И она там сказала: «Спасибо Володе Машкову за то, что ты занимаешься и делаешь тот театр, который я защищаю всю жизнь и который я никогда не предам, — я пересказываю близко к тексту. — И когда я вижу такие спектакли, вижу, что вы делаете, то я понимаю, что этот театр, именно этот театр, он и дальше будет жить».Вот давайте немножко про это поговорим. Что такое театр? Какой театр защищала Галина Борисовна? И была ли необходимость в такой защите? Потому что я знаю, что были моменты невероятно тяжелые в ее жизни, когда она действительно, что называется, грудью защищала именно этот свой театр — не как коллектив и не как дом, а как направление.
И. Райхельгауз
―
Как технологию.
К. Ларина
―
Как технологию, как направление культурное. Вот что это было? Как мы этот театр опишем?
А. Леонтьев
―
Слово режиссеру.
И. Райхельгауз
―
Да, пожалуйста. Я постараюсь коротко. Дело в том, что это двусторонняя медаль, естественно. Потому что, с одной стороны, Олег Николаевич собрал студию актеров, молодых актеров МХАТа и устроил из них «Современник». Мало того, он сам был, естественно, выдающимся артистом, великим артистом. И он довольно быстро объяснил всем, что такое режиссер. Это из нас, артистов, один немножко отходит в сторону, смотрит, как играют остальные и комментирует. Поэтому, заметьте, в «Современнике» ставили все кому не лень. Я сейчас резко очень говорю. Это моя родина, это моя семья, это мой любимый театр, тем не менее ставили все. Ставил и Козаков, и Евстигнеев, и Сергачев, и Галя Соколова…
К. Ларина
―
А Леонтьев не ставил. Или Леонтьев ставил?
И. Райхельгауз
―
Нет.
А. Леонтьев
―
Ну, все! Естественно…
К. Ларина
―
Леонтьев не ставил.
А. Леонтьев
―
Нет, ставили все артисты. И для них принципиально… Вот ты уже говорила об этом вначале. Они ведь вышли в конфликте, они вышли в конфликте с этими театрами. Там говорили дурными голосами, а они — человеческими. Там говорили о проблемах несуществующих, а они — о реальных. Там был театр не политический, еще до Таганки, а они были предельно… не просто политизированные, а они вызывали в зрительном зале…
К. Ларина
―
Все резонировало.
И. Райхельгауз
―
Конечно! Они провоцировали зрительный зал.
К. Ларина
―
Да. И добавлю тогда. Там говорили о человечестве, а в «Современнике» говорили о человеке. Это важно.
И. Райхельгауз
―
Вот здесь возвращаемся к Галине Борисовне. С одной стороны, конечно же, сегодня она уходит от нас. И тем не менее, конечно же, я еще и еще раз… Она не выдающийся режиссер, вот говорю это открытым текстом, да, она профессиональный, внятный, крепкий, со вкусом. Но она выдающийся, великий деятель русского театра и русской культуры. И как режиссер она…Вот если можно сказать, что сегодня режиссура и вообще режиссура от Станиславского — это архитектура. Это человек, который проектирует это здание. И дальше могут быть одни каменщики, другие, штукатуры. А вот режиссер это сочинил. Галина Борисовна в этом смысле строитель гениальный. Вот внутри этого здания она знала все технологии: как укладывать пол, как подшивать потолок. И все что угодно она знала и умела
Но главное ее качество — что она тянула, вела, приводили в театр режиссеров и молодых, и мощнейших, которые резко по-другому понимали театр. Она хотела, чтобы эти артисты, умея так мотивировать, умея так партнерски существовать, умея так длинно и конфликтно играть, чтобы они играли, извините, в резкой режиссуре — от Анджея Вайды до… Сейчас кто-то недавно ставил.
А. Леонтьев
―
Роман Виктюк.
И. Райхельгауз
―
Виктюк. Очень много режиссеров Я видел недавно какой-то замечательный спектакль…
К. Ларина
―
У нее и Кирилл Серебренников ставил замечательный спектакль.
И. Райхельгауз
―
Конечно, конечно. И Римас Туминас ставил. И она звала мастеров именно сочинения спектакля и режиссуры. И когда это сливалось, это были шедевры. А это часто сливалось.А сама она… Да, она этого и не скрывала. У меня куча баек, как Галина Борисовна работала с великим Давидом Боровским, с которым, извините, работал Юрий Петрович. Неслучайно она так любила Таганку. Неслучайно она нервно и конфликтно тянулась к Эфросу. «А что там? Что они умеют? — она много раз мне говорила. — Что же они там такого умеют, чего не умеют наши в «Современнике»? Вот ты мне скажи, что они там такое делают?» Галина Борисовна — это…
К. Ларина
―
Ну давайте, Авангард Николаевич, вы скажите про театр, который был такой манифест, театр-манифест. Что в нем должно быть, чтобы мы понимали, что это театр, который защищает Волчек?
А. Леонтьев
―
Нужно опереться на свой опыт эмоциональный каждому участнику спектакля, на свой, привнести его.
К. Ларина
―
То есть все из личности?
А. Леонтьев
―
Да, привнести его. Тогда это живое, тогда это не сочиненное, не выдуманное, не нафантазированное. Можно и нафантазировать, но…
И. Райхельгауз
―
Артист про себя, а не про персонаж. Вот это очень важно.
А. Леонтьев
―
Для этого надо быть, чтобы нафантазировать, может быть, гениально одаренным. А вот такой средний артист-профессионал, на свой опыт опираясь, он меньше фальшивит. Это очень важно. И вот это Галина Борисовна умела, любила и считала, что должно быть.Кстати говоря, и Табаков же говорил точно так: «Может быть, традиционный театр, опирающийся на артиста, может существовать». Это он говорил, когда начинал свой театр, только начинал, когда его упрекали — так или иначе, явно или не явно — в том, что он не режиссер Олег Табаков, мол: «Ну что он такого привнесет в дело нового? Почему надо новый театр?» Он же был, кстати, директором театра «Современник», когда он начинал свою студию. И все удивлялись, почему он это делает. Но ему хотелось самостоятельности.
К. Ларина
―
Потому что он тоже строитель.
А. Леонтьев
―
Он тоже строитель мощный. Вот так Ефремов их всех объединил. И вот видите, что получилось. Разрослось это дерево.
К. Ларина
―
Давайте на этом остановимся, сделаем небольшой перерыв на новости. Напомню, мы говорим о Галине Волчек, ну а по сути — говорим об эпохе «Современника».НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Культурный шок». Сегодня мы вспоминаем Галина Борисовну Волчек и ту звездную эпоху «Современника» вместе с нашими гостями. Здесь, в студии, Иосиф Райхельгауз — художественный руководитель «Школы современной пьесы», долгие годы был режиссером театра «Современник» и, по сути, стал режиссером в театре «Современник»; и артист Авангард Леонтьев — народный артист России, тоже звезда театра «Современник». Сколько лет там проработали?
А. Леонтьев
―
Тридцать шесть.
К. Ларина
―
Тридцать шесть. Сумасшествие! Ужас!
И. Райхельгауз
―
Да?
А. Леонтьев
―
Да.
К. Ларина
―
Ужас, ужас. Я хочу сказать…
И. Райхельгауз
―
Как Авангард Николаевич играл в спектакле «А поутру они проснулись…»!
К. Ларина
―
Это вообще! Ну что вы?
И. Райхельгауз
―
Я не мог… Они с Костей Райкиным импровизировали. Это не имеет отношения, но это имеет, потому что Галина Борисовна приходила и… Это счастье! Она тогда уже понимала. Молодые артисты, они творили. Рядом, на соседней кровати, Табаков творил. Но эти импровизировали так, что… Какая режиссура? Какие там мизансцены? Вот только так.
К. Ларина
―
Хочу вернуться к тому, что сказал Авангард Николаевич перед перерывом. Повторяю, что это важнейший принцип работы Галины Борисовны с артистом и вообще работы театральной — это все доставать из себя, ничего не выдумывать. Да?
А. Леонтьев
―
Да.
К. Ларина
―
Искать в себе все драмы, комедии, фарсы, ужасы, кошмары и страхи. Это такой исповедальный театр, безусловно. И он требует особых отношений между человеком, стоящим на сцене, и человеком, сидящим в зрительном зале. Я имею в виду не зрителя, а режиссера. Это труд невероятный, и он требует особого откровения, особого доверия. И мне кажется, что тоже есть в этом какой-то уже уходящий… Уходящая эпоха — она и в этом, в этом ощущении театра-дома. Не в том смысле, что мы все… «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Не в смысле этой милоты, а в смысле абсолютного доверия друг к другу, когда ты знаешь про каждого актера все — и плохое, и хорошее. И он тоже знает. И вот это взаимное доверие мне кажется невероятно важным.Вот как оно выстраивается? И не все же готовы существовать в таком режиме откровения. А мне кажется, что Галина Борисовна всегда требовала только такой полной отдачи. Или я ошибаюсь?
А. Леонтьев
―
Вы понимаете, я пришел в «Современник», которому было 12 лет уже. И все сложилось уже, что называется, внутри, атмосфера. И были так называемые собрания. Ну, собрания действительно, но иногда это в такой отрицательной коннотации какой-то.
К. Ларина
―
Разбирали персональные дела?
А. Леонтьев
―
Нет-нет. Что собрания такие были жестокие, кровавые в «Современнике». Они были жестокие, с точки зрения… жестокие потому, что жизнь бывает жестока очень часто, очень часто. Но как-то в жизни «Современника» Ефремов установил культ правды, и не только на сцене.
К. Ларина
―
Вот!
А. Леонтьев
―
И знаете, до какой степени? Я сидел на собрании, мы принимали общим голосованием труппы, большинством голосов принимали спектакль, поставленный Олегом Ефремовым, «С вечера до полудня» Виктор Розова, в котором я играл, между прочим. И мне казалось (и не только мне), что спектакль слабый, не очень получился. Это как-то чувствовалось. Я сидел и думал: что мне сделать? Сказать эту правду, что мне так кажется, что спектакль не очень получился? Хотя я в нем играл одну из главных ролей. Вы можете себе представить? Или мне наврать, так сказать, похвалить спектакль, по крайней мере не говорить негатива? Вот что мне делать?И я сидел, мучился, молодой человек, пришедший из Москвы, в которой правду говорили на кухне, дома когда-то. Ну, не принято было вот так в общественном месте правду говорить, как-то не было принято совсем. Даже наоборот — надо было как-то выглядеть прилично, а для этого говорить то, что принято. Ну и так далее. Вот я сидел и думал.
И я решил, что если я не скажу правды, то Ефремов это поймет, он увидит, потому что… Мы так верили в него, что он такой провидец, были влюблены все в него, что ну нельзя ему сказать неправду! Ему нельзя сказать неправду. Вы можете себе представить? Я так выражался и так голосовал. Не помню точно, какое было там голосование. И Ефремов…
И. Райхельгауз
―
Я помню. Ефремова заставили… Он стал переделывать, доделывать и доводить спектакль. А мы — студенты ГИТИСа. И нам разрешили сидеть и смотреть, как он это делает, в зале.
А. Леонтьев
―
Да, да. Вы знаете что? Олег Николаевич наш любимый, он тоже понимал, что спектакль как-то не вытанцовывается. Хотел неделю дорабатывать, а вместо этого лег на дно.
К. Ларина
―
Понятно.
А. Леонтьев
―
И спектакль вышел в том виде, в котором… Там Ефремов сам играл главную роль.
И. Райхельгауз
―
В том-то и дело.
А. Леонтьев
―
Так вот, значит, понимаете, вот такая была атмосфера, что сказать, повести себя как-то фальшиво, лживо или высказаться, когда были на этих же собраниях обсуждения, когда каждый обсуждался, вот каждый член труппы обсуждался всеми по кругу. И отмолчался нельзя было. Надо было сказать, как он в этом сезоне себя проявил, как он сыграл, какие были ошибки, какие были достижения.
К. Ларина
―
Кстати, я хочу сказать, что Галина Борисовна в этом смысле вела себя так до последних дней, до последних минут. Она никогда… Вот у нее, кстати, как мне кажется… Опять же, если я не права, вы меня поправьте. Но у меня сложилось впечатление, что поговорка «Не выноси сор из избы» — это не про нее. Она никогда не стеснялась вслух и публично говорить о проблемах внутри театра и называть вещи своими именами. Разные периоды театр переживал. Да и в последние годы там тоже бывали разные ситуации. Можно это расценивать как некие личные ее обиды, но мне кажется, что в этом и есть ее характер: «Ну да, я это скажу. И пусть об этом знают все. Вот я скажу так, как я чувствую, как я думаю». Нет?
И. Райхельгауз
―
Я молчу, потому что я не хочу никого перебивать. Я бы мог сам, вы знаете, много часов говорить о Галине Борисовне.
К. Ларина
―
Она могла обидеть человека. Могла же обидеть? Могла говорить и несправедливые вещи в лицо. И такие случаи мы тоже знаем. И знаем людей, которые были обижены на нее.
И. Райхельгауз
―
Галина Борисовна — человек, о котором можно абсолютно точно (я даже не знаю, кого еще можно в этом смысле с ней сравнить), о котором можно совершенно точно сказать, что… Вот если о большинстве моих коллег и товарищей можно сказать: ну, театр не стоит жизни. Есть жизнь, а большая и важная часть (и для меня самого) — это театр. Вот у Галины Борисовны жизнь и была театр, и очень конкретно.
К. Ларина
―
Да.
И. Райхельгауз
―
Вся ее личная жизнь, все ее общение с замечательным любимым сыном Денисом, все ее общение с коллегами, все ее абсолютно… Она могла говорить как угодно: «А меня не интересует вот это и вот это». Очень интересовало! И то, что определенные критики не приходили, а если и приходили, то…
К. Ларина
―
А почему такая была ситуация?
И. Райхельгауз
―
Потому что она…
К. Ларина
―
Почему не было никаких премий? Я имею в виду — уже в новейшей истории России. Почему?
И. Райхельгауз
―
Это на самом деле такой довольно…
К. Ларина
―
Она страдала из-за этого.
А. Леонтьев
―
Да.
И. Райхельгауз
―
Ну, потому что у нас и на сегодняшний день… ну, есть сегодня…
А. Леонтьев
―
А потому что критики увлеклись режиссерским театром.
И. Райхельгауз
―
Разные критики разным увлеклись. И это их право. И это их дело. И сегодня часть критиков (не буду называть фамилии), которые сами по себе, конечно же, выдающиеся. Конечно же. Не знаю… Я начинаю говорить. Не хочу говорить.
К. Ларина
―
Ну ладно, не надо, это не важно.
И. Райхельгауз
―
Но сегодня им-то еще кажется, что они молодые, а сегодня идут уже их ученики, которые немного издалека так на них показывают: «Ребята! Что они любят?»
К. Ларина
―
Нет, ну давай мы не будем это обсуждать. Я не хочу.
И. Райхельгауз
―
Я не об этом. Я как раз говорю о том, что Галина Борисовна какое-то время тому назад была воспринята вот так и театр «Современник» был воспринят как определенный театр.
К. Ларина
―
Ну, как какой? Вот какой ярлык на него навесили? Мне кажется, что на него навесили ярлык…
И. Райхельгауз
―
Ярлык? Старомодный.
К. Ларина
―
Да, старомодный.
И. Райхельгауз
―
Не режиссерский. Не театр, где режиссер — автор спектакля, где режиссер сочиняет. Это такой актерский спектакль, где играют друг с другом — вне высокой концепции, вне высокого смысла или философии. И, конечно же, я еще раз говорю, Волчек неслучайно звала очень резких режиссеров. И сама неслучайно брала очень резкие…
А. Леонтьев
―
И замечательных режиссеров.
И. Райхельгауз
―
Конечно, конечно. Ну, лучших. Она всегда интересовалась, кто сейчас какие делает дипломы и кто сейчас, извините, на самой вершине.
К. Ларина
―
Ну давайте все-таки скажем, что несмотря… Вот для меня это загадка, почему «Современник» получил такой ярлык старомодного театра, в котором нет событий. Извините, давайте тогда вспомним, что в этом театре свои первые большие работы поставил тот же Кирилл Серебренников. Его замечательный спектакль «Сладкоголосая птица юности» Уильямса я смотрела.
А. Леонтьев
―
А Валерий Фокин?
К. Ларина
―
Ну, Валерий Фокин — это уже, считайте, взрослый дядя.
И. Райхельгауз
―
Старый.
К. Ларина
―
Когда-то был…
А. Леонтьев
―
Он свои замечательные спектакли поставил в театре «Современник», свои замечательные первые он поставил в «Современнике».
К. Ларина
―
Да, конечно. И это были экспериментальные. Это совсем новый театр.
А. Леонтьев
―
Да.
К. Ларина
―
Но я хотела именно к сегодняшнему дню вернуться. Нина Чусова там ставила абсолютно такие радикальные вещи. Там на Малой сцене происходит совсем другой театра, и его нельзя назвать старомодным. Да даже то, что делал Валентин Иосифович Гафт с Виктюком, безумный спектакль под названием «Сны Гафта, навеянные…» Кем — не помню я.
И. Райхельгауз
―
Сны Сталина.
К. Ларина
―
Это было абсолютное безумие, но это было театральное безумие. Это не назовешь старомодным театром. Ну, про Виктюка мы с вами тоже вспоминали. Так что мне кажется, что, может быть, по-другому.В чем было расхождение (я сейчас на ходу выдумываю) у Галины Борисовны с модными тенденциями театральными? Может быть, это не надо называть режиссерским театром? Может быть, она была обижена, и правильно? Она стояла на страже актерской судьбы, актерской профессии. И если говорить про «Современник», то я бы назвала его актерским театром. Это театр, в котором актер — главное лицо.
А. Леонтьев
―
Нет, она защищала психологический театр, где все-таки это живые создания, образ в развитии.
К. Ларина
―
И соавторы спектаклей.
А. Леонтьев
―
И соавторство, да. И вы знаете, что мне хочется сказать? Еще у Галины Борисовны был недостаток — она обижалась. Она обижалась на такие оценки. Она обижалась. Мы все обижаемся…
И. Райхельгауз
―
Ничего себе «обижалась»! Она была глобально обижена много-много лет.
А. Леонтьев
―
Но мне кажется, что ей не надо было так глубоко порой обижаться, так болезненно, может быть, что-то переживать, поскольку она была в своем деле абсолютно права, вот защищая тот театр, который они с Олегом Ефремовым создали, и защищая эту систему координат. Потому что психологический театр — так или иначе любой режиссер все равно пользуется им, инструментами этого театра, и в работе с актерами. Но она умела как никто работать с артистами. Она учила этому. И научила.Вот я с Иосифом не работал, а с Фокиным я работал уже в зрелый его период. Боже мой, какие точные подсказки со стороны режиссера! Какие точные намеки на показ! Не показ в таком буквальном смысле…
К. Ларина
―
Это «Нумер в гостинице города NN»?
А. Леонтьев
―
Например, да. Или Достоевский. По Достоевскому, по «Карамазовым» спектакль в «Современнике».
К. Ларина
―
«Карамазовы и ад», да?
А. Леонтьев
―
С Евгением Мироновым в роли Ивана.
К. Ларина
―
Да-да-да. Замечательный спектакль был! Замечательный! А почему он ушел?
А. Леонтьев
―
Вы понимаете…
К. Ларина
―
Какой неожиданный там кастинг, вообще распределение ролей неожиданное. Боже мой!
А. Леонтьев
―
Да, неожиданное, неожиданное, да-да-да. Вот это умение Галины Волчек, которое выкристаллизовалось (не могу это слово выговорить) в «Современнике» при общении со всеми — и с труппой, и с Ефремовым, — это такое богатство ее. И вот онаПонимаете, чтобы прикоснуться к этому богатству, чтобы его утащить, так сказать, по всем карманам, достаточно было прийти на одну ее репетицию, на любую. И ты получал такой мастер-класс, понимаете, на всю жизнь! И мы растащили это. Все. Табаков, который стал преподавать и завел свое дело. Все-все, кого я уже называл. Все, кто преподавал. Алла Покровская — великий педагог театральный в Школе-студии МХАТ, мать Миши Ефремова. Нина Дорошина, которая преподавала в Щукинском институте. Представляете, какое счастье? Как повезло студентам! Я так думаю. Тамара Дегтярева преподавала в Щепкинском своем родном институте. Людмила Иванова где только ни преподавала.
И вот эти открытия и эти тайны, которые сохранил «Современник» в себе, и благодаря Галине Волчек в огромной степени, тайны именно этого искусства, этого направления в искусстве, психологический театр, — это пошло дальше через учеников. И пойдет дальше. Поэтому меня коробит это словосочетание «ушла эпоха». Да не ушла! Ушли люди.
К. Ларина
―
Не будет больше ничего.
А. Леонтьев
―
Люди ушли вот эти.
К. Ларина
―
Посмотрите, какой сейчас театр побеждает. Модель театра — это театр директорский. Вот Марк Захаров ушел. Ушел Табаков. Ушла Волчек. И что? Вот не будет такого.
А. Леонтьев
―
Ну подождите. Театр Табакова сейчас с Машковым — это не директорский театр совсем.
К. Ларина
―
Ну посмотрим, посмотрим. Все-таки у Жени Миронова тоже модель театра другая — там нет главного режиссера, по сути.
А. Леонтьев
―
Но не директорский.
К. Ларина
―
Ну, такой…
А. Леонтьев
―
Художник руководит театром.
И. Райхельгауз
―
К счастью, сегодня огромное количество…
К. Ларина
―
Как Табаков руководил, да?
И. Райхельгауз
―
Сегодня огромное количество замечательных молодых режиссеров. Очень много!
К. Ларина
―
Не тянут они на такой масштаб, как…
И. Райхельгауз
―
Они очень тянут. Это рассказы…
К. Ларина
―
Могу назвать только Кирилла. Только Кирилла могу назвать.
И. Райхельгауз
―
Слушай…
А. Леонтьев
―
А знаете…
К. Ларина
―
Вот человек-строитель. Если говорить о строителях, то, безусловно, Кирилл Семенович Серебренников наследует именно это.
И. Райхельгауз
―
Это рассказ немолодого человека. Конечно. Именно про тебя. Потому что сегодня замечательные…
А. Леонтьев
―
Что, фамилии будете называть?
И. Райхельгауз
―
Я сегодня смотрю какой-нибудь показ первого курса Женовача…
К. Ларина
―
Нет, ну послушай. И что, они возьмут театр?
И. Райхельгауз
―
Да.
К. Ларина
―
Они не осилят театр. Они осилят два спектакля.
А. Леонтьев
―
Ксения, а может быть, осилят.
К. Ларина
―
А театр не возьмут.
А. Леонтьев
―
А может быть, осилят.
И. Райхельгауз
―
Еще как осилят. Только не мешайте!
К. Ларина
―
Ну молчу.
И. Райхельгауз
―
Ты совершенно права про директорский театр. Он развалил весь российский театр. Директора делают из театра фирму.
К. Ларина
―
Делают антрепризу.
И. Райхельгауз
―
Антрепризы, конечно. Ты абсолютно права. Но тем не менее вырастает, выросло, существует прекрасное поколение режиссеров, прекрасное, просто замечательное!
А. Леонтьев
―
Как приятно слышать это, между прочим.
К. Ларина
―
Мне тоже нравится.
И. Райхельгауз
―
Да они талантливейшие молодые люди! И Галина Борисовна Волчек (мы о ней сегодня говорим) была сильна именно тем, что видела в дипломнике, в преддипломнике, в студенте, в молодом артисте, в молодом режиссере видела возможность. Это невероятно!
К. Ларина
―
Можно я?
И. Райхельгауз
―
Мы заканчиваем?
К. Ларина
―
Нет-нет-нет, еще есть…
И. Райхельгауз
―
У меня есть на две минуты… Я просто боюсь не успеть.
К. Ларина
―
Успеем.
И. Райхельгауз
―
Хорошо.
К. Ларина
―
Я просто хотела успеть сказать про актрису нереализованную. И это, конечно… У меня есть любимая театральная роль Галина Борисовны Волчек. Если говорить о высшем пилотаже, то это Марта в «Вирджинии Вулф» Олби.
И. Райхельгауз
―
Я так и думал.
К. Ларина
―
Мне кажется, что точно лучше, чем Элиз Тэйлор, она сыграла и поняла вообще суть этого персонажа. Возвращаюсь я опять к тому, о чем вы говорили: все из себя. Вот эта роль, которую она сыграла, буквально, что называется, кишками наружу. Не знаю, это как играла Немоляева Бланш в «Трамвае «Желание», вот до такой степени.
А. Леонтьев
―
В постановке Валерия Фокина, ученика Галины Борисовны.
К. Ларина
―
Валерий Фокин, да-да. Может быть, скажете несколько слов про актрису?
А. Леонтьев
―
Вы знаете, я очень горюю, что как хозяйке театра (и такой ответственной хозяйке) Галине Борисовне пришлось наступить на горло своей актерской песне. И она не сыграла, к примеру, Вассу Железнову.
К. Ларина
―
Точно!
А. Леонтьев
―
Актриса она грандиозная, трагическая актриса! Веру Пашенную я вспоминаю — по силе, по мощи. Там мало материала для этого в «Ревизоре», когда Галина Борисовна играла Городничиху, но все-таки ей удалось там задействовать эту мощь. И в сочетании с этой ролью это такой юмор вызывало, такой смех в зале! Я помню, с каким восторгом крякал Табаков-зритель, сидя на спектакле «Ревизор» в театре «Современник», когда действовала Волчек на сцене. С каким удовольствием…
И. Райхельгауз
―
А как она играла в «Балладе о невеселом кабачке», кстати.
А. Леонтьев
―
Да. Но это настоящая трагедийная роль.
И. Райхельгауз
―
Как она играла! «Баллада о невеселом кабачке». Табаков и Волчек…
К. Ларина
―
Это Олби тоже, да?
И. Райхельгауз
―
Что?
К. Ларина
―
Олби тоже?
И. Райхельгауз
―
Олби, конечно, Олби. Это знаменитая… Козаков выходил и говорил…
А. Леонтьев
―
Да, это прекрасно, прекрасно. Молодая актриса. Очень глубокая работа.
И. Райхельгауз
―
Если есть чуть-чуть времени, то хочу, чтобы…
К. Ларина
―
И конечно, Нюрку-хлеборезку все вспоминают из «Вечно живых». Да, Иосиф.
И. Райхельгауз
―
Я опять отвлекусь от актрисы, хотя сам был частью спектакля «Из записок Лопатина». Она играла в очередь с Добржанской. В очередь.
К. Ларина
―
Какие актрисы!
И. Райхельгауз
―
Но как репетировала! И как играла! Это отдельно надо сказать. Я хочу успеть… У меня есть такая, я не знаю, почти байка, вот очень хочется это рассказать.Я еще диплом не получил, студент. Галина Борисовна работает с Рощиным, и они готовят «Эшелон». Рощин рассказал свою трагическую историю, и Волчек говорит: «Значит, так. Напишешь роли для всех актрис «Современника». Он говорит: «Да я… Подожди». — «Все, пойдем!» Они идут в ЦДЛ и берут меня, мальчика, с собой. Они садятся за стол в Центральном доме литераторов, они там заказывают выпить и закусить. Рощин вынимает, ну, берет на столе белую салфеточку небольшую, и Волчек диктует: «Значит, Нина Дорошина должна играть Нину. Лаврова — как ты ее назовешь? Лавра. Вертинская? Настя». И дальше персонажи… Вот это к вопросу, что из себя играть. Персонажи становятся… Дальше рассказывает, а я же салфеточку складываю — и в карманчик.
Мы тогда с Валерой Фокиным готовили юбилей Галины Борисовны. Нам казалось… Что она так радуется? А там 40-летие, 40 лет ей должно было быть. Валера Хлевинский играл с перстнями всеми.
А. Леонтьев
―
Играл Галину Борисовну.
И. Райхельгауз
―
Галину Борисовну. Мы придумали тексты, мы готовились к 40-летию. Так вот, как-то быстро прошло 40 лет — и звоночек, приглашение к Галине Борисовне на 80-летний юбилей! Я: «Как?! Что?!» Мало того, мы сравнялись в возрасте. И я в ужасе думаю: «Ну чем можно удивить Галину Борисовну? Что можно сделать?»И я вспоминаю про салфеточку, которая пролежала у меня более 40 лет. Прошу Трегубова Лешу сделать макетик «Современника» — старого, на Триумфальной площади, возле «Пекина». Он делает, он делает. Я прихожу к Галине Борисовне на 80-летие, открываю макетик. А там Леша еще вмонтировал все молодые лица, всех-всех-всех. Она сидела рядом с Наиной Иосифовной. Только открыла занавесочку — и, естественно, полились слезы сразу. Но я еще и текст почитал. Если можно, это восемь строк.
К. Ларина
―
Давай.
И. Райхельгауз
―
Это поздравление с 80-летием.Гул затих, я вышел на поклоны. Вышел, чтобы поклониться той, Кто меня из лона «Эшелона» Вывела и приказала: Стой! Стой и ставь. Я невод свой закину В давние иные времена, Где еще под стенами «Пекина» Многих нас приметила она. От нее мы путь свой пролагали, И у каждого сложился путь, Если только можешь, тетя Галя, Где-то рядом недалече будь. В честь нее гремят аплодисменты Все мы — вехи на ее пути. Я дождался этого момента. Жизнь прожить и снова к ней прийти.
К. Ларина
―
Спасибо большое!
А. Леонтьев
―
Замечательно!
К. Ларина
―
Больше нечего сказать. Иосиф Райхельгауз, Авангард Леонтьев. Программу провела Ксения Ларина. И спасибо Галине Борисовне Волчек.