Памяти Владимира Этуша - Валерий Яков, Ольга Тумайкина - Культурный шок - 2019-03-17
К.Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Культурны шок». Сегодня она посвящена памяти Владимира Абрамовича Этуша, с которым мы простились на прошедшей неделе. У микрофона — Ксения Ларина. А в студии «Эха Москвы» мои гости — Валерий Яков, журналист, главный редактор журнала «Театрал». Валера, приветствую, здравствуй..
В.Яков
―
Добрый день.
К.Ларина
―
И актриса театра Вахтангова Ольга Тумайкина. Оля, здравствуйте!
О.Тумайкина
―
Здравствуйте.
К.Ларина
―
Как вы понимаете, что Оля — давняя партнерша и, наверное, в какой-то мере ученица Владимира Абрамовича Этуша. А Валерия Якова с Владимиром Этушем связывают долгие годы настоящей дружбы, которым лично я тоже была свидетелем, и понимаю, что здесь тоже были очень искренние отношения. И помимо искреннего уважения было еще какое-то и сотрудничество. И, мне кажется, что Владимир Этуш стал своеобразной звездой «Театрала» навсегда. Наверное, стоит — Валера, сразу скажу, — учредить приз имени Этуша. Идея такая уже была.
В.Яков
―
Мы уже об этом думали. И думали, как ее называть. Потому что, действительно, Владимир Абрамович, он был первый, кто у нас получил премию «Самый преданный читатель», потому что он реально читал с первого номера. И если какая-то задержка происходила либо с выходом журнала, либо с доставкой ему, он звонил мне, спрашивал: «Валера, где журнал-то?» и мне приходилось срочно его доставлять. Хотя не всегда был согласен с публикациями, с обложками некоторыми, потому что он строг был в отношении к тому, что происходило в театральном мире. И не все нововведения, может быть, не все течения воспринимал так, как воспринимали их мы.
К.Ларина
―
Но все равно терпел. Он же не требовал ничего запретить.
В.Яков
―
Никогда, никогда.
К.Ларина
―
Я не видела последних работ Этуша на цене. Тут надо стоит сказать тоже важную вещь, что это не просто человек, артист, это, конечно, своеобразный символ у многих поколений. Для учеников и выпускников Щукинского учителя это учитель, которые воспитал несколько поколений замечательных актеров. Для советских людей кинозрителей это, конечно, человек, который скрашивал существование советских зрителей, украшал действительность своей улыбкой, своей иронией, своим юмором. И вот для нас, людей, которые в Советском Союзе родились и выросли, это целый культурный код — цитаты из ролей Этуша.Ну, а театр — это, конечно, вообще, отдельная история. Тут стоит напомнить, что Владимир Абрамович проработал в театре Вахтангова с 1945 года, если я не ошибаюсь, сразу после выпуска и практически до самых последних дней.
В.Яков
―
Надо сказать, что он был, по сути, ровесником театра Вахтангова. Театр Вахтангова с 21-го года существует, а Владимир Абрамович в 22-м родился. И пришел туда не в 45-м, а пришел-то он перед началом войны играть, будучи студентом. И просто на войну ушел добровольцем. А так-то он еще раньше пришел в театр Вахтангова, просто в 45-м официально в труппу был принят.
К.Ларина
―
Оля, но вы с ним познакомились в институте, наверное, еще?
О.Тумайкина
―
Да, спасибо вам за то, что вы говорите, как вам кажется, что я его ученица, мне тоже это казалось. Но теперь я могу утверждать сто процентов: конечно, я его ученица и с самого начала. Потому что когда длятся вот эти замечательные, волнительные, судьбоносные экзамены в театральный вуз…, один из последних экзаменов, который решает многое или почти всё, принимал как раз Владимир Абрамович. И, увидев меня, он решил сыимпровизировать и сказал: «Даю тебе задание. Вот ты на сцене. Уже хорошо. «Ванечка приехал», — скажи в трех каких-то эмоциональных состояниях. Сама реши, как». Ой! — подумала я.Где-то нашла какое-то полотенце вафельное за кулисами и изобразила уставшую кухарку, которая сказала: «Ванечка приехал!», Потом — радостную почти невесту: «Ванечка приехал!», — и какого-то игитработника. И почему-то меня понесло к столам, где сидела комиссия, и я очень близко понеслась к ним. И вдруг Владимир Абрамович своими знаменитыми руками сделал так: «Не надо, не надо так близко к нам подходить. Мы и так вас хорошо видим. Вернитесь, пожалуйста».
Ну, наверное, это мой прибег к нему был нужен, важен, как-то судьбоносен, потому что мы успели на тот момент посмотреть друг другу в глаза. Я сейчас не преувеличиваю и не придумываю, я помню. Это, вообще, как бы склонность человеческая такая очень искореняя, общаясь, смотреть друг другу в глаза. Владимир Абрамович мне это позволял. Мне было легко. И поэтому и в этой части я тоже его ученица, конечно же.
К.Ларина
―
А когда вы впервые вышли с ним в одной сцене?
О.Тумайкина
―
Такие торжественные выходы совместные на сцене театра Вахтангова случались и ранее, как только я была принята в труппу Вахтангова, потому что тогда еще шел спектакль «Принцесса Турандот», и к какому-то торжественному событию делались капустники, и старая гвардия выходила в нарядах масок, мы совместно что-то осуществляли. И всё было очень весело, ответственно, торжественно, красиво и, как будто бы по-настоящему в спектакле.Ну, а потом, позже уже я вступила в спектакле «Дядюшкин сон» в постановке Владимира Владимировича Иванова. Но там судьба моя не очень завидная была в смысле личностная, потому что я играла такую полупьяную полковницу Фарпухину, и грим был соответствующий.
Когда я отрабатывала свою сцену и заходила а кулисы, Владимир Абрамович готовился выходить на свою сцену, и я подходила к нему и говорила шепотом: «Здравствуйте, Владимир Абрамович, это я». Каждый раз он пугался. И говорил так: «Ой!» Она такая умученная жизнью женщина, совершенно потерявшая и брови и стыд и всегда пьяна, в какой-то рваной шапке. Это, конечно, пугающее было зрелище. Но когда я его успокаивала свои голосом, он говорил: «А, ну да, ну да. Ну, ты иди, а то мне пора».
А потом наступили времена моих красот, и вот мы долгое время и с радостью и с удовольствием играли спектакль «Бенифис», где Владимир Абрамович играл мою маму Софью Ивановну. И была сторонняя работа по пьесе Виктора Шендеровича «Потерпевший Гольдинер», где я так же была хороша собой и очень активно отстаивала какие-то свои жизненные позиции. Нас было двое на сцене: Владимир Абрамович и я. И это мало того, что гигантская ответственность, колоссальная, — это да, школа блестящая для меня и моя необыкновенная гордость. Потому что, если можно так выразиться, я, по крайней мере, пыталась существовать с ним на равных.
И опять же эта история, с которой я начала — глаза в глаза. Это и поддержка, это и результат, это и способ рассказать историю, это и погружение зала в абсолютную совершенно тишину. И его вся эта колоссальная структура… натура, вот этот внутренний мир, который он как скатерть-самобранку раскрывал для всех и говорил: «Друзья, пока угощайтесь, я щедр нынче». И кто успевал и был молодец, тот хватал по частицам, по крупицам той науки, которую он дарил — человеческого актерского, личного, мужеского, мужественного опытного — как угодно, — и мы такие сытые и довольные жизнью всегда расставались после этих спектаклей и становились лучше, конечно же, да.
К.Ларина
―
Оля, а возраст каким-то образом сказывался на его работе, на его существовании в последние годы? Все-таки за 90 лет, глубоко за 90. Это, очень, мягко говоря, солидно. И человек мало того, что на сцену выходит, он еще запоминает текст, он еще общается с партнерами. Вот ваши впечатления от этого?
О.Тумайкина
―
Мои впечатления таковы. Имел право устать, да. Но он, как настоящий боец, уставая, тратил какие-то сущие минуты, чтобы восстановиться. Он мог расслабиться, как-то рассесться в кресле, подумать о чем-то своем, прикрыть глаза, даже, наверное, как-то приснуть. И когда труба зовет, что называется, он уже поднимал голову и на любой вопрос… «Владимир Абрамович…» — «Да!» — «Вы готовы?» — «Всегда готов. Давайте. А что нужно делать?» То есть никогда не возникало пауз. На твой вопрос он тут же давал тебе массу ответов.И еще. Это я знаю, это знаю его близкие друзья, знает его семья, знают его коллеги. Еще раз: когда ты очень близко на сценической площадке находишься, ну, тут уж никого не обманешь и меня, в том числе, — знаете, это горение глаз, что нынче, в общем-то, какой-то, мне кажется, дефицит да у очень молодых людей, которые уже устали, родившись.
И, возможно, если этот возраст, эта цифра 90 с лишним говорила: «Оставьте меня в покое, дайте мне роздыху», то его бег этот внутренний, он спорил всегда с этим возрастом. И его эта закалка, его эта актерская манера — помните? — когда он вздымает руку, сжимая ее в кулак…. Он перезаряжал просто свое оружие и следовал выстрел. Если можно образно так выразиться, то вот так…. Вы спрашиваете мое мнение. Я была близко, это видела я вот так.
К.Ларина
―
Валерий, да, как зритель.
В.Яков
―
И потом, он не пытался выехать на классе, на школе, на опыте, на годах работы. Он даже дома… Я знаю, что даже перед последними спектаклями до того, как уже был снят бенефис, он дома просто прогонял весь спектакль вместе с Леной. Он проходил от начала до конца практически весь свой текст, всё отрабатывал. Хотя, казалось бы, мог расслабиться, прийти в театр и там просто отыграть. Но для того, чтобы понять, готовы вы вили нет. Ну, и театр тревожился, готов ли Владимир Абрамович, сможет ли. И Лена звонила Кроку Кириллу Игоревичу, директору говорила: «Да, он нормально. Мы готовы. Мы прошли текст. Он готов».
О.Тумайкина
―
Это была проверочная работа. Они хотели понять оба с тем, чтобы подготовить театр к этому сообщению. Вот в полной мере. Третий звонок. Начали. И я звоню Лене, собираюсь после другого спектакля приехать к ним и заняться тоже текстом, и она говорила: «Ну, Оля, ну, отработам, сыграм…». И потом она всегда готова была позвонить Кириллу Игоревичу, директору Театра Вахтангова и сказать: «Ну, что? Мы к бою. Собираемся. Все может быть, конечно, но мы готовы». И наша сторона тоже была готова к этому.
В.Яков
―
Потом, я видел, как он работал. Бывали ситуации, когда он — ну, возраст есть возраст — попадал в клиники, сердце прихватывало, еще что-то. Понятно, мы тревожились. Ехали навещать его.Я приезжаю в одну из клиник. Готовлю какие-то бодрые слова, чтобы зайти, потому что мы все время друг над другом подшучивали, — зайти: «Опять симулируете?» или еще что-то. Захожу, смотрю: сидит в кресле, в руках листок бумаги, на кровати разбросаны тоже листы, и он чего-то там декламирует. Я подхожу, здороваюсь, спрашиваю: «Владимир Абрамович, вы что, изучаете в ролях свой диагноз?» Он говорит: «Нет, вот послушай, как это звучит». И какую-то фразу мне зачитывает, говорит: «У меня получился? Ты чувствуешь такой еврейский прононс?» Ты чувствуешь, что ты с евреем говоришь?» Я говорю: «Да что вы! Вы чистый русский Рабинович с привоза. Какой еврейский пронос вам-то?» А в чем дело?
Он готовился к «Пристани». И для того, чтобы играть там старого еврея, Владимиру Этушу пришлось брать уроки у Клары Новиковой. Он просил, чтобы ему какие-то записи достали, принесли из синагоги московской, чтобы послушать еврейский говорок, чтобы быть абсолютно органичным в этой роли.
Опять же, наверное, не надо было ему так глубоко погружаться, но, тем не менее. И повторю, находясь даже в клинике, он продолжать искать какие-то нюансы для того, чтобы быть достоверным на сцене, хотя, казалось, бы когда он выходит на сцену, может вообще не напрягаться, потому что зал уже начинает аплодировать и радуется, что он появился.
О.Тумайкина
―
А мы все, когда приезжали к нему навестить в эти отдохновенные, так назовем их, деньги, когда он проходил какие-то процедуры, мы все испытывали беспокойство. И торжественно, с цветами какими-то, тортами, если это возможно, прибывали. И начиналось веселье: «А-а! — что-то в этом роде — пришла!» А я еще наряжалась, как всегда, потому что каждый приход к мастеру — это должно было быть какое-то ответственное мероприятие. Кормили меня в результате этими же тортиками. Проходили часы незаметно. Вот это его знаменитое: «Ну, как же Яша? Рассказывай, не ври только». И так далее.Правильно Валера говорит. Можно было ничего не делать. Знаете, как это говорят разные люди, в том числе, заслуженные, знающие: «Вот выходит Этуш, вот ничего не делает — а сердце распадается на атомы и смотришь на него и думаешь: «Как он это делает?»
К.Ларина
―
У него, конечно, еще потрясающе паузы были. Я последние его работы смотрела. Ну, «Пристань» я, конечно, тоже смотрела. «Окаёмовы дни» — спектакль, который в меня как-то очень сильно попал. И, действительно, глаз не оторвать, когда он стоит там, на авансцене и просто в зал смотрим и молчит. Действительно, это невозможно. Забыть нельзя.Вот мой вопрос к вам обоим. Действительно, он мог бы играть один спектакль и всё. Заем ему каждый год придумывать себе премьеры? Подарки. — как вот я прочитала. Валера про это писал в «Театрале». Это же. действительно, и труд колоссальный и затраты энергетические, эмоциональные. Зачем?
В.Яков
―
Ему всегда было мало.
К.Ларина
―
Он, действительно, мог получать аплодисменты просто так.
В.Яков
―
Понятно, что цена просто держала его в форме. Он всегда скучал по театру. Мы все время с ним об этом говорили. Даже на отдыхе, находясь даже за границей, мы находили возможность либо что-то пошутить по поводу театра, либо по поводу того, чем он нас удивит в новом сезоне. Для него это было важно что-то действительно новое сделать. И не всегда о этом говорил, кстати. Я, например, узнал о том, что он с Олей снимается в кино, когда уже съемки практически завершились. И вдруг выяснилось, что Владимир Абрамович с Олей снимается в фильме. Притом, что он тогда себя как-то неважно чувствовал после этой беды, когда в Москве на ступеньках споткнулся. Это была громкая история, все тогда писали. Из-за нашего отношения к пожилым людям в городе, из-за так называемой, условно, «доступной среды». Тем не менее, после этого он, едва восстановившись, снимался.Но об этом, наверное, лучше Оля расскажет, об этом проекте, потому что она играла с ним, И мы все ужасно ждали, когда он выйдет на экраны. Но почему-то было решено дождаться его дня рождения и показать в мае нынешнего года. И я не знаю, видел ли Владимир Абрамович окончательную уже версию этого фильма. Но он ее очень ждал. Потому что как-то рассказывал — он вернулся в кино в 96 лет и сыграл. И очень хотелось нам ее посмотреть вместе. Ну, теперь будем смотреть сами.
К.Ларина
―
Оля, что это за картина?
В.Яков
―
Сергей Батаев, замечательный совершенно, на нынешний день артист труппы театра имени Вахтангова. Он написал сценарий, который возник у него давно в голове. И это было связано с историей его семьи. «Храбрый вояка» называется. Это короткий метр. И Сережа настолько хотел осуществить эту историю и был в таком волнении, в такой радости, в желании не получить отказ, поэтому бросился в Владимиру Абрамовичу и не получил отказ, а получил согласие.И вот «Храбрый вояка» короткометражный фильм мы снимали в Тверской области. Мы, съемочная группа и мошкара. И Владимир Абрамович однажды, устав от этих нападений, он сказал: «Да, мы победили этих фашистов — мы и мошкара». Это история про последние дни, даже часы войны, когда вот-вот придет победа. И Владимир Абрамович играет моего отца, я, соответственно, его дочь. Я тружусь в поле, как и вся деревня в ожидании прихода своих мужчин, в ожидании победы. А он, прошедший и Первую мировую войнуф и еще схватки, но, будучи немощным, все равно стремился уйти на фронт. Вот он все время уходил куда-то и дочь возвращал его, схватывала в последний момент и притаскивала на себе. И говорила: «Пожалуйста, останься дома. Какая же из тебя помощь?» А он всё уходил и уходил.
И я не буду дальше раскрывать каких-то секретов. Это получилась пронзительная совершенно история, потому что Владимир Абрамович, он был так тихо счастлив, прочтя этот материал, и конечно, Сергею он сказал: «Даже не сомневайся. Что ты так волнуешься? Это я должен волноваться». Они обменивались каждый раз какими-то высокопарными мужскими комплементами, но это было необходимо совершенно, потому что и тот и другой осознавали, к чему они идут сейчас, осуществляя эти съемки этого короткого метра.
Какие-то немногие дни. Ведь это же полный проект, как это принято, не полномасштабные действия. Это из сердца рожденный сценарий, который опирался на историю семьи, и плюс энтузиазм группы плюс веселая мошкара, которая нас подбадривала, эти леса, эта первозданная природа, эти настоящие взрывы. Эта деревня, в которой мы снимали, эти дома, которые скроены без единого гвоздя и все еще почему-то сохранившиеся. Это, конечно, был правда подарок. Валера правильно говорит, когда называет любую роль или спектакль — в данном случае это речь идет о коротком метре «Храбрый вояка» — это тоже был подарок.
Мы настоящую экспедицию претерпели. И там были многие приключения. И Владимир Абрамович имел право уставать. Когда я играла какую-то очень мощную сцену наполненную, эмоциональную, и я ему шепнула в какой-то момент: «Я сейчас на вас буду кричать. Но я вас не ругаю». — «Кричи, кричи». И вот я стала кричать и, более того, трясти его как-то за воротник одежды. Он терпел, терпел. В конце концов, не выдержал, в одном из кадров говорит: «Что ты орешь на меня? Отойди от меня! Я не понимаю, о чем ты говоришь? Уйди отсюда!» Тогда наступал перерыв. Чай, сушки, кофе. Все как всегда.
И он был один из тех скромных, великих артистов, которые терпеливо сидя на стульчике, ожидают команды «Мотор. Начали». Это же счастье. Это необыкновенно, необъяснимо. Я не понимаю для себя, как мне рассказать про эту любовь, которая связывает настоящего, великого актера, долгого такого с профессией, и что это за тоскование такое. Не тоска, нет. А скучание по работе, по выходу, по тому мандражу, по этому волнению, по этим кулисам, по этой заготовке, по этому медленному передвижению по театру, всем цехам, по этому содружеству.
Потому что когда мы играли «Бенефис», все были поблизости — и директор театра и Римас Владимирович Туминас — все стояли и посматривали, как мы сейчас начнем. Это были и переживания, это была и поддержка, это была и ответственность. Как там кто-то сказал недавно совсем… Театр военных действий называют. Так вот театр — это и есть какие-то военные действия, где мы обязаны быть победителями.
К.Ларина
―
Конечно, ему жизнь продлевала цена.
В.Яков
―
Я хотел бы просто подхватить мысль Оли о «Бенефисе», о том, что за кулисами стоял Крок и Туминас. Вообще, нужно сказать мне и нам от зрителей огромное спасибо Туминасу и Кроку за это, что они делали для стариков и, в частности, для Владимира Абрамовича.
О.Тумайкина
―
О, да.
В.Яков
―
Потому что ведь в театре Вахтангова помимо Владимира Абрамовича… или вместе с Владимиром Абрамовичем там целая плеяда замечательных стариков (в данном случае это не обидное слово, это слово с огромным уважением), которые не очень-то были заняты. Тогда мы все немножко скептически относились к этой идее с «Пристанью». Такой бенефис пожилых актеров — кому это, в общем-то, надо? Но это стало таким событием, которое перевернуло театральную Москву, и Москва вдруг поняла, что это совсем не старики, что это люди, которые скучали по сцене, а мы скучали по ним. И на «Пристань» народ ломился просто смотреть этот спектакль. И с «Бенефисом» была, в общем, та же история, потому что тяжелый был период подготовки к этому спектаклю.И огромное спасибо Владимиру Владимировичу Иванову, который придумал и ход специальный, по сути, придумал он придумал эту женскую роль для Владимира Абрамовича, которой нет у Птушкиной. И спектакль заиграл абсолютно неожиданными красками. Он стал абсолютно спектаклем с двумя смыслами, с двумя какими-то пластами. С одной стороны, роль известной нам пьесы, взаимоотношений матери, дочери, новогодняя такая сказка, а, с другой стороны, мы вдруг увидели жизнь театра, что происходит за кулисами театра, как готовится спектакль. И вначале ты смотришь спектакль, и ты путаешься в этих двух пространствах, но ты наслаждаешься игрой актеров.
К.Ларина
―
Давайте мы остановимся, ребята, потому что у нас сейчас перерыв на новости. Потом начнем прямо с этого место. потому что про спектакль «Бенефис» я тоже хотела подробней поговорить.НОВОСТИ
К.Ларина
―
Возвращаемся в программу «Культурный шок». Сегодня мы вспоминаем Владимира Абрамовича Этуша вместе с его партнершей и товарищем боевым Ольгой Тумайкиной, актрисой театра Вахтангова и просто товарищем, но и партнером во многих вещах. Это Валерий Яков, главный редактор журнала «Театрал», журналист.Мы перед перерывом говорили о спектакле «Бенефис». Это по пьесе Птушкиной, по-моему, «Пока она умирала». И тут важно подчеркнуть, здесь Владимир Этуш играет… играет, я говорю — играл женскую роль. И даже, по-моему, получил за это премию как исполнитель женской роли.
О.Тумайкина
―
Получил, да.
В.Яков
―
Это была очень смешная история. Потому что у нас зрители номинируют на премию в интернете. И стоит Этушу где-нибудь, что-нибудь сыграть, у нас сразу все засыпалось предложениями наградить Этуша. И здесь его номинировали сразу и в мужской роли и за спектакль, и в женской роли. И я долго думал, что делать: оставлять его или не оставлять в этой номинации, ну, и решил оставить, посмотреть, что дальше будет просто уже из интереса, тем более, что он впервые в жизни сыграл женскую роль. Но все было понятно, то есть предопределено, по сути, что он, конечно, выиграл. Он выиграл.И когда мы приглашали на награждение Алену Бабенко… Да, и мы оставили вместе трех претендентов в шорт-листе — четыре. И в женской команде, в тройке победила Алена Бабенко. Я ей позвонил: «Приглашаю на церемонию». И говорю: «У нас такая ситуация: Владимир Абрамович у нас еще с вами». Она говорит: «А зачем тогда вы меня приглашаете? Понятно же, что он выиграл». Я говорю: «Да, он выиграл». Потому что в любой номинации, если включи Этуша, понятно, что все будут голосовать за Этуша». Но мы тогда сделали в виде исключения — и мы даже на сцене это объявили — с учетом особой роли Владимира Абрамовича, что он проходит вне категорий и вручили две награды, соответственно, Алене Бабенко и Владимиру Абрамовичу Этушу.
Поэтому, конечно, он был обласкан всеми наградами, какие-то только у нас появлялись в «Театрале». Ну, и я, наверное, шел на поводу у своих чувств и отношений к нему, но и у наших читателей, зрителей, которые просто его потрясающе любили все время.
К.Ларина
―
Спектакль другой, по пьесе Шендеровича. Я бы тоже хотела об этом поговорить. Потому что это спектакль, который шел как антреприза, это не в рамках театра Вахтангова. Виктор Анатольевич с огромной теплотой об этой работе говорит. Буквально на днях, когда мы все получили это печальное известие, конечно, всех стали обзванивать, кто с ним работал, кто его знал долго. И, все-таки, Виктор, конечно, замечательно про него говорит.И просто хочу обратить внимание наших слушателей, что здесь такой очень деликатный момент. Во многом мировоззрение Владимира Абрамовича Этуша и Виктора Анатольевича Шендеровича никак не совпадали, причем в вещах принципиальных. Но вдруг здесь эта работа объединила. И меня поражает, с каким взаимным уважением они друг к другу относились и взаимным вниманием. Как Этуш эту работу защищал всегда. И как Витя просто был горд тем, что такой артист исполняет в его пьесе главную роль. Вот, Оля, может быть, вы про этот спектакль отдельно скажете?
О.Тумайкина
―
Да, конечно. Спасибо вам за такую формулировку в части истории. Я думаю, что, как известно, и это проходит. Все проходит. И любые убеждения и какие-то ощущение, они конечные с уходом жизни человеческой или с утратой интереса — как угодно, неважно. И вдруг, получается, что во главе всего стоит любовь, ее предчувствие или ее ожидание, борьба с одиночеством или жажда награды этой любовью. Собственно, так, как мне кажется, у нас и получился спектакль. Это же вот как вы сейчас говорили про Виктора Анатольевича и Владимира Абрамовича — две совершенно разные судьбы, два разных человека. Так и у нас герои спектакля — два совершенно разных человека, просто с течением обстоятельств столкнувшиеся с судьбой. И обязаны были обратить друг на друга внимание. Никогда ни при каких других обстоятельствах они бы не встретились и не протянули друг другу руки и ничто не возникло бы общего в их судьбах, и никакая симпатия не могла бы согреть их сердце, екнуть какое-то другое чувство, связанное с любовью, с ожиданием чего-то нового, с чувственностью какой-то.У нас в «Потерпевшем Гольденере» именно так получилось. И да, мы касаемся там каких-то вещей, которые в прошлом называются предательство, малодушие или трусость, или полость. «Почему, чтобы выжить человек должен стать негодяем?» — говорил Владимир Абрамович в одной из сцен. Это такой мощный светофор, который всё время мигает и сводит с ума. И нужно либо самостоятельно выбрать дорогу, закрыв глаза, либо починить его моментально, либо свернуть этот светофор, шею ему, чтобы он не раздражал своими мигалками этими. И у нас получилась история личностная, двух одиноких очень людей.
Очень светло все равно бывало, когда финал спектакля бывал близок и зрители делились на две части. Кто-то говорил: «Они будут вместе. Будут, будут…». А другой говорил: «Да нет, конечно, о чем вы говорите?» И когда происходило там одно из обстоятельств, герой Владимира Абрамовича стирал номер телефона, который моя героиня оставляла ему на холодильнике. Что может быть лучше? Только помадой на зеркале написать «Я люблю тебя». А он стирал влажной губкой.
И однажды на спектакле кто-то в зале сказал: «Да ладно!» То есть все привыкли к той мысли, что да, они такие разные, она моложе намного. Он так много пожил и одинок, но вдруг они будут вместе? Пусть! Вот.
К.Ларина
―
Слушайте, а эти спектакли — снимали их, зафиксировали они как-то?
О.Тумайкина
―
Да. Я не смотрю, правда. У меня с тщеславием как-то скверно обстоят дела. Но мне кажется, что они где-то там есть, в интернете.
В.Яков
―
Это очень здорово, что они есть. Потому что, действительно, два потрясающих спектакля. И «Гольдинер», он не только об одиночестве, не только о взаимоотношениях эмигранта с дочерью эмигрантов, но это спектакль, наверное, о философском отношении к жизни, о том, что нужно, наверное, не только прошлым жить, как живет Гольдинер, замкнувшись в своей квартире. Он живет только прошлым и слушает музыку советскую, он в какой-то тоске там пребывает, хотя живет в открытом мире. И героиня пытается ему открыть этот мир, раздвинуть эти границы, в которых он закрылся.Поэтому веселый, грустный и очень глубокий спектакль. И очень жаль, что его видели только здесь, в Москве. Я очень хотел его вывезти за границу, чтобы его посмотрела та наша аудитория, которая там живет. Она бы поняла еще глубже этот спектакль. И мы уже почти договорились. И Оля спланировала свои планы и Владимир Абрамович. И мы должны были выехать на наш фестиваль «Мир русского театра». Я просто хотел привести туда как мастер-класс этот спектакль, с одной стороны. С другой стороны, как школу того, как нужно жить людям нашим, разбросанным сейчас по всему миру по разным обстоятельствам. Мы просто банально не нашли денег, чтобы это сделать.
Это наш первый фестиваль. Причем я стучался во все двери: Россотрудничество, фонд «Русский мир»… Не было ни одного крупного фонда, куда бы я не стучался, пытаясь это сделать. Но, к сожалению, у меня это не получилось. И для меня это будет такая вечная как бы грусть и боль, потому что я знаю, как он настроился. Он тоже готов был ехать. Он вообще любил ездить по миру. И вдруг я в последний момент говорю, что нет, наверное, не получится, потому что я не смог найти… И это печально, конечно.
К.Ларина
―
А можно показать это, между прочим, в телеварианте.
В.Яков
―
Вообще, это хорошая идея, да.
К.Ларина
―
Оля пусть приедет. Представит. Ответит на вопросы публики. А мы посмотрим все вместе. Все зрители посмотрят.
О.Тумайкина
―
Да, если Валера говорит о мастер-классе, то если будет позволено мне, доверена такая часть, то я могла бы проводником…
В.Яков
―
Очень хорошая идея, Ксения, спасибо. Надо теперь поговорить с продюсерами, если они не будут возражать…
О.Тумайкина
―
Мало того, что я лучшая ученица Владимира Абрамовича Этуша, как он утверждал всегда — я не спорила, — я еще лучшая ученица Василия Семеновича Ланового, который преподавал мне художественное слово. И я расскажу, я покажу, я проиграю!
К.Ларина
―
Видите, у нас творческая мысль родилась.
В.Яков
―
Владимир Абрамович к Оле относился не как к ученице. С одной стороны, он как к дочери относился. Я наблюдал о стороны обычно их взаимоотношения, дома когда встречались, в каких-то неформальных кругах. Как к любимой девушке, как дочери и меньше всего как к актрисе, с которой он больше всего работает на сцене. Это были, конечно, очень особые отношения.
О.Тумайкина
―
Да, наверное. Я даже хитрила, знаете. Когда, вот он капризничал. Нужно было есть котлету, а вот ему не хотелось. «Дай мне огурец!» — и всё. И Лена говорила: «Хитри». Я говорю: «Владимир Абрамович, а если маленький кусочек котлетки вам дам из своей руки — вы согласитесь его съесть?» — «Как много слов. Давай». Я говорю: «Давайте». И мы съедали целую котлету. Лена радовалась, потому что был осуществлен какой-то крутой бытовой план: человек съел котлету.
В.Яков
―
Без уговоров ему можно было только налить бокал. Потому что Владимир Абрамович в этом смысле был бойцом до последних дней своей жизни.
В.Яков
―
Причем я ему всегда проигрывал в наших неформальных посиделках или состязаниях, потому что он реально был в этом смысле бойцом, держал удар. И наша последняя встреча, которая состоялась за недели до его ухода, когда я зашел его проведать, пообщаться и мы обсуждали с Леночкой и с ним, пойдет ли он на концерт Мирей Матье, поклонником которой он стал последние годы, абсолютно юным каким-то поклонником, готовым в любую точку мира ехать на ней…
О.Тумайкина
―
Что и делали.
В.Яков
―
Да. Выйти на сцену и вручить ей букет цветов. И было понятно, что он слаб и, наверное, не сможет пойти. И тут Леночка, чтобы сгладить эту грустную тему предложила: «А давайте-ка шампанского выпьем?» Он сразу оживился. Она принесла бутылку. Мы ее привычно разлили. И он выпил.
О.Тумайкина
―
Но это было безалкогольное шампанское. Какое-то очень хорошее.
В.Яков
―
Последние пару лет он уже пил безалкогольное шампанское с тем же удовольствием, с которым в прошлом мы выпивали не одну бутылку по любому поводу.
О.Тумайкина
―
Без уговоров. но с прибаутками. Он говорил всегда: «Чем меньше вы мне нальете, тем меньше я выпью. Достаточно».
К.Ларина
―
Тут сам бог велел сказать как-то отдельно про Лену. Я думаю, что это будет правильно. Поскольку она все время как бы незримо присутствует в нашем разговоре. Сейчас, конечно, переживает человек очень тяжелые дни, когда отрывает от себя огромную часть своей жизни. Буквально недавно она публиковала у себя в Фейсбуке фотографию: «18 лет вместе». 18 лет они вместе прожили с Владимиром Абрамовичем. Давайте про нее подробней все-таки скажем. Валера, может быть, ты скажешь, про Лену, в чем ее дар.
В.Яков
―
Лена — это просто подарок, конечно, судьбы для Владимира Абрамовича, которая в трудную минуту, конечно, встретилась ему. Потому что после 48 лет жизни тоже с любимой женой — мы тоже знали хорошо ее, — он был в тяжелой ситуации, потому что Нина Крайнова ушла от тяжелой болезни, от рака, и он был потерянный совершенно. И поэтому встреча с Леночкой его вернула с жизни. Но ведь Лена была не просто театральной поклонницей. Она была просто ангелом-хранителем. Потому что мы все, кто с ним общались, мы видели, как она к нему относилась. Я и ему и Лене говорил: «Владимир Абрамович, вы можете, в принципе, бизнес открыть». Он говорит: «Какой?» — «Откройте школу жен. Мы вам приведем такое количество жен, чтобы они проходили курсы повышение квалификации и мастер-класс». Потому что, надо сказать, что мужчины, которые с ним общались и дружили, в общем, завидовали в каком-то смысле ему, потому что она его так опекала, она так к нему относилась, помогая ему практически во всем — и в работе при подготовке к спектаклям…Перечислять и рассказывать, наверное, невозможно, потому что это была жизнь неразрывная двух очень нежно и трепетно относящихся друг к другу людей. И когда его Вовусей его называла, Пуся, Вовуся… и это было так трогательно. И было понятно, что у искренних, у настоящих чувств возраста не бывает. Потому что если люди относятся друг к другу трепетно, неважно, сколько они прожили — 18 не 18, неважно, сколько им и неважна разница, потому что ее не чувствуешь, когда люди так относятся друг к другу.
Поэтому, конечно, Леночка… Мы всегда говорили и ей и при ней и при нем, что она просто подарила ему не один год жизни — ему и всем нам.
В.Яков
―
Это правда. Я подтверждаю. Вот Валера говорил о том, что мужчины завидовали такому отношению, жениному отношению к своему мужу. Я без труда могу вспомнить. Где бы мы не находились, в каких бы высоких аудиториях мы не встречались после спектаклей, не проводили какую-то часть времени, прощаясь, непременно кто-нибудь из принимающей стороны, — а ́то были самые разные люди, в том числе, весьма заслуженные и уважаемые — в адрес Лены говорили всегда комплименты. Я видела, что это такая необходимая совершенно часть, которую человек хочет выразить. Владимиру Абрамовичу это очень нравилось. Он просто любовался и наслаждался этими похвалами в адрес жены. Лена скромно принимала это и всё такое остальное. Там очень как-то всё было комфортно, когда она говорила: «Пуся, Вовуся, улыбнись с красиво» — и он делал так… И не было в этом ни заставлялки никакой, ни какого-то насилия. И это было, в том числе, их любимое времяпрепровождение — оставлять фотографии после какого-то события.Когда я навещала ее в эти дни, когда Владимир Абрамович ушел, она, конечно, горевала очень, необыкновенно. Знаете, как это бывает, об этом рассказы пишут какие-то уникальные писатели. Все, что мы знаем из нашего литературного наследия. Она мне рассказала, что Москву она всю обыскала вдоль и поперек и обыскалась этого предмета… У кровати Владимира Абрамовича она хотела установить как перильца такие. Они скалывались, поднимались. Совершенно красивое сооружение. Но не было нигде и не у кого. И вдруг она нашла. И он был единственный этот предмет, эти перильца, потому что кто-то заказал и отказался почему-то. И вот она осуществила быстро этот заказ. Приехали слесари, установили. И она радовалась. Говорит: «Я так руки потирала. Думала: Ну, сейчас, слава богу. А то мало ли что». Вот, в том числе, забота о жизни и здоровье». И она сказала: «Я не успела воспользоваться». Это горько было так, что…
В.Яков
―
Она при всей своей влюбленности, нежности была таким спецназом фронтовика Этуша, потому что Лена могла порвать кого угодно, невзирая на чины, звания и прочее за Владимира Абрамовича. То есть она за него всегда там билась. И мы тоже этому всегда поражались. Просто от каких-то глобальных историй, когда центр, который он мечтал открыть в Москве — центр Этуша и получил все разрешения, все резолюции — там Лужкова и так далее. И чиновники нижнего и среднего звена — там префект какой-то, еще чего-то таганский… — утопили просто эту идею. Он за нее бился, бился, но еще больше билась Лена, конечно, потому что она пробивала любые двери, кабинеты, собирала там юристов, прочее.Я тогда об э том много писал в новых известиях. Он до президента дошел, до президента Медведева. Тогда Медведев был. Получил на публикации в «Известиях» — резолюцию Медведев прямо на газете написал имена министров, чиновников: «Поддержать». И все равно утопили эту идею. Просто когда появилась эта резолюция, за ночь пригнали бульдозер и снесли этот кинотеатр, который Лужков выделил на Таганке Этушу, и идея была похоронена, хотя он так ею горел, потому что у него была и энергия и желание учить молодежь, которой не удалось, может быть, поступить в театральные вузы. Но всё сломалось.
И в этой борьбе всегда принимала участие Лена. И тоже до последнего. Вот Олечка привела пример с этими поручнями. А она билась за пандус у подъезда, просто пандус маленький, который нужно было просто сварить, чтобы коляску скатить с трех ступенек подъезда в доме, где жил Владимир Абрамович. И она три месяца потратила на борьбу с префектурой этого округа. И лишь после обращения в администрацию президента, когда уже оттуда позвонили, ей удалось добиться, чтобы этот пандус сделали, причем это для такого человека, которого знает вся страна… такие награды.
О.Тумайкина
―
Элементарное.
В.Яков
―
Я специально об этом говорю… Хотелось бы, конечно, только о театральных работах Владимира Абрамовича, но это тоже важно, потому что если для такой фигуры нужно добиваться внимания со стороны властей, то что говорить о простых людях? И это важно было для Владимира Абрамовича, он ее не останавливал. Хотя считал ниже своего достоинства…сразу махал руками: «Не хочу связываться с подобной публикой…». Но понимал, что нужно это делать. И всегда поддерживал Лену в этой борьбе. Я считаю, что это тоже важно, потому что в нем помимо вот этой актерской харизматичности комедийной, в нем была еще и гражданственность.Это был, действительно, очень жесткий, очень непростой в характере человек, который если принимал какое-то решение, если он считал кого-то недостойным, то он этого не скрывал. И так было во всем: и в работе в театре и в руководстве в Доме актера, которым он руководил и в отношении к каким-то политическим событиям в стране.
О.Тумайкина
―
Да, он был устроитель, конечно. Когда-то очень давно, 20 лет назад мы были студентами, только-только поступили, и в Москве были непростые события, опасные для жизни, в том числе… Тогда еще Калининский проспект, куда выходить…
К.Ларина
―
Август 91-го.
О.Тумайкина
―
Да. И он запер Щукинское училище и сказал: «Те, кто москвичи, сейчас за вами родители приедут. А иногородние остаются здесь. Горячие питание будет обеспечено. Не выходите. Когда будет возможно, я скажу». И мы, иногородние оставались там. Москвичей студентов родители позабирали. А мы жили там, с тем, чтобы не попасть в какую-то ситуацию, которая будет случайная и трагическая. Вот он был таков.
В.Яков
―
И поэтому это не только Карабас, которого мы любим, не только Шпак, которого цитируем…
О.Тумайкина
―
Ой, я тоже не люблю во эти…
К.Ларина
―
Это вообще… Это когда Табаков ушел — помните? — везде писали: «Умер наш Матроскин». Меня это всегда поражает, как можно так принижать масштаб человека. И сейчас я тоже читаю про какого-то Карабаса, у меня просто сердце кровью обливается, потому что когда вспоминаешь огромный путь ́того человека, масштаб его личности, масштаб его дарования — какой тут Карабас, черт подери!?
В.Яков
―
Да, потому что помимо этих смешных народных, любимых… Он, действительно, был бойцом. Он спасал Дом актера, когда пытались его прихватить, отобрать по разным поводам после ухода Эскиной. Он надевал свои награды, хотя не очень любил их носить, шел в высокие кабинеты с командой своих единомышленников, доказывая, что нужно оставить и добился того, что все-таки оставили в покое Дом актера, не отобрали у актеров. Щукинское училище. Ведь он его возглавлял в самое трудное время. 91-й — это уже те события, но это был и конец 80-х, и конец 90-х, когда было полное безденежье, когда нужно было искать эти деньги. И он человек гордый, который никогда никого не любил ни о чем просить, он ходил, разговаривал с олигархами, разговаривал с меценатами, находил деньги. И спас и сохранил театральное училище и после передал его в надежные руки дальше.
К.Ларина
―
Вы удивительные гости, огромное вам спасибо! Потому что, что называется, вот часов не наблюдая, можно говорить и говорить. Я очень рада, что именно вы сегодня пришли на эту программу. Оля Тумайкина, Валерий Яков. Отпускаю вас. Естественно, самые глубокие соболезнования и слова поддержки близким, Лене, коллегам. Спасибо вам большое за то, что вы сберегли для нас замечательного артиста. Спасибо вам!