Дело Седьмой студии: возможен ли хороший финал? - Дмитрий Харитонов, Ксения Карпинская - Культурный шок - 2018-10-14
К. Ларина
―
Добрый день. Мы начинаем программу «Культурный шок». У микрофона Ксения Ларина. Сегодня мы вновь обращаемся к теме «театрального дела» так называемого — это дело «Седьмой студии». У нас уже есть первая дата, поскольку, напомню, дорогие друзья, вы наверняка знаете, кто за этим делом следит, что дело передано в суд, прокуратура, Генеральная прокуратура утвердила обвинение. И 17 октября будет первое закрытое слушание. И затем будут назначена, как я понимаю, уже дата слушания по существу дела. Ну, впрочем, сейчас мы все подробности узнаем у наших гостей — это адвокаты. Адвокат Кирилла Серебренникова Дмитрий Харитонов. Здравствуйте, Дмитрий.
Д. Харитонов
―
Добрый день.
К. Ларина
―
И адвокат Алексея Малобродского Ксения Карпинская. Ксения, приветствую вас, здравствуйте.
К. Карпинская
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Давайте мы начнем как бы с сегодняшнего момента, а потом потихонечку пойдем и уже о каких-то подробностях поговорим. Итак, вот еще раз сообщаю: 17 октября закрытые слушания. Давайте объясним по процедуре, что нас ожидает, вот начиная с этого момента.
Д. Харитонов
―
Ну, это формальное слушание, предварительным оно называется, в соответствии с законом. Действительно, оно проводится в закрытом режиме, в этом нет ничего необычного, это просто закон, слушание должно быть закрытым. Мы заявили ходатайство… заявим ходатайство об исключении некоторых доказательств. И это один из вопросов, который рассматривается в этом процессе.Второе — это вопрос: а возможно ли в принципе назначить это дело к рассмотрению, либо его надо вернуть прокурору? Поскольку обвинительное заключение составлено с такими нарушениями, которые не дают вынести любой приговор — обвинительный или оправдательный. Поскольку мы абсолютно уверены, что обвинительное заключение именно так и составлено, с такими нарушениями, то соответствующее ходатайство будет заявлено.
И третий формальный вопрос, который должен быть разрешен, — это продление срока домашнего ареста для трех фигурантов. Вот это тот процесс, который нам предстоит 17-го числа.
К. Ларина
―
Вот я хотела сразу уточнить по поводу меры пресечения для всех фигурантов дела. Учитывая, что, допустим, начинается уже рассмотрение дела по существу, значит ли это, что вновь параллельно с этим должны будут утверждаться меры пресечения — либо освобождать человека во время суда, во время судебного процесса, либо держать его под домашним арестом? То есть параллельно эти проблемы тоже будут решаться, точно так же в судебном порядке?
Д. Харитонов
―
Да. Просто если раньше это был Басманный суд и разные судьи, которым поручали рассматривать соответствующие ходатайства, то теперь это будет одна судья, судья Мещанского суда, которая и будет принимать решения о домашнем аресте, о продлении или, может быть, изменении меры пресечения. Теперь все в ее власти.
К. Ларина
―
Я хочу напомнить нашим слушателям, что Кирилл Серебренников вот уже больше года находится под домашним арестом, Юрий Итин тоже под домашним арестом, Софья Апфельбаум тоже под домашним арестом. И Алексей Малобродский, отсидев 11 месяцев в следственном изоляторе, в следственных изоляторах Москвы, освобожден под подписку о невыезде, и здесь все-таки несколько другие ограничения у него, по перемещению прежде всего.Давайте мы поговорим вот про что. Вы сказали, что после того, как получили известие о том, что Генеральная прокуратура утвердила обвинение, вы сказали, Дмитрий, и вы, и Ксения, что вы ожидали, что все-таки Генеральная прокуратура не захочет разделять эту ответственность за все те нарушения, которые были допущены в ходе следствия. Вот давайте немножечко об этом поговорим. Что вы имеете в виду конкретно, вот на сегодняшний момент, чтобы немножечко резюмировать и подытожить? Какие главные нарушения вы могли бы объяснить? В чем суть нарушений следствия? Что позволяет вам сомневаться в том, что дело вообще должно быть рассмотрено в суде?
Д. Харитонов
―
Ну, это невероятно большой вопрос, Ксения. Естественно, что мы не сможем — ни я, ни Ксения — на все это ответить. Я тогда говорил, что я разочарован этим решением, поскольку для меня было не то чтобы очевидно, но я надеялся, что прокуратура услышит те доводы, которые были приведены нам в огромной жалобе. И мы просили, действительно, это обвинительное заключение не утверждать. Не вдаваясь в подробности, я вам скажу, в общем, те вещи, которые мы говорили в течение всего года. Кирилла обвиняют в хищении денежных средств и причинении ущерба Министерству культуры. Для того чтобы было возможно защищаться от этого обвинения, для того чтобы оно было понятным и конкретным, Министерство культуры должно было бы объяснить, а чего ему не хватило от проекта «Платформа». Это первое.Второе. Формула обвинения составлена таким образом, что следователи указывают, что обман состоял в представлении заведомо ложных данных о которые мероприятий и их стоимости. Но нам не называют ни одного из этих мероприятий. Это второе абсолютно точное нарушение, которое говорит о том, что обвинение является не конкретным и не понятным. И защищаться от такого обвинения невозможно. Там есть проблемы с ущербом, об этой проблеме мы тоже рассказывали, ну и много разных других. Но глобально очевидно, что следствие не доказало и даже не пыталось доказать, что было какое-то хищение.
Следствие остановилось на формуле «обналичили, даже украли». И ответы, которые мы получали от следствия, они очевидны, и они подтверждают эту позицию, они говорят: «В «Седьмой студии» не платились зарплаты наличными денежными средствами, поскольку это было распределение похищенного». То есть сначала Серебренников и его соратники украли эти деньги, а потом на эти деньги стали делать «Платформу». Поэтому…
Еще раз говорю: много очень разных вещей, о которых можно рассказывать. Но глобально это вещи достаточно простые: если государству был причинен ущерб, то пускай государство объяснит, в чем он состоит. Это никто не знает и не понимает.
К.Карпинская: А потом система уже не может отступить
К. Ларина
―
Ксения, давайте вы тоже тогда дополните.
К. Карпинская
―
Я хочу добавить, что мы тут ознакомились с дополнительными материалами, которые в суде оказались по уголовному делу. И оказывается, Министерство культуры, у него теперь тоже есть сомнения по поводу ущерба, который якобы им был причинен. Как вы помните, была представитель Министерства культуры, некая Зайцева, которая написала гражданский иск и сказала, что 133 миллиона якобы похитили у Министерства культуры на основании финансово-экономической экспертизы, которая была проведена по делу. И они из этой экспертизы узнали, что у них похитили 133 миллиона.Но теперь, оказывается, в материалах дела оказалось ходатайство, подписанное этой Зайцевой, где она пишет, что они просят провести дополнительный допрос эксперта Рафиковой на предмет того, каким образом в ходе производства финансово-экономической экспертизы проводился анализ финансово-экономического состояния контрагентов «Седьмой студии», и каким образом эксперт пришел к соответствующим выводам в экспертизе. То есть они…
Д. Харитонов
―
То есть, с одной стороны (извини, Ксения), они говорят о том, что: «Мы основываем свой гражданский иск на этой экспертизе». С другой стороны, они вдруг говорят: «Давайте-ка дальше начнем проверять, что там эксперт сотворил». Прошу прощения.
К. Ларина
―
Понятно.
К. Карпинская
―
Ну да. И оказывается, что они ознакомились с материалами дела, с экспертизой, в марте подписали, что у них нет никаких вопросов. И вдруг 11 июля они пишут такое ходатайство, которое рассматривает следователь 22 августа, спустя полтора месяца, хотя ходатайство рассматривается в течение трех дней. И через полтора месяца он им говорит: «Нет, Рафикову мы не будем допрашивать и вообще у нее ничего выяснять, потому что мы ее уже допросили до этого. Но при этом мы вот хотим дополнительно допросить свидетеля Войкину на основании…»
Д. Харитонов
―
Ну, понимаете, это манипуляции, которыми они постоянно играют. Министерство культуры якобы обращается 11 июля 2018 года. Я думаю, что у Министерства культуры просто был пустой исходящий номер для того, чтобы эту бумагу написать. А получает следствие ее 22-го, но августа, то есть через месяц и 11 дней. И случается все это после того, как моя коллега Ксения Карпинская и Алексей Малобродский обращаются с заявлением о фальсификации. И для того чтобы эту фальсификацию как-то оправдать или попытаться убедить, что ее не было, значит, подтягивается Министерство культуры под этот проект борьбы с фальсификацией, появляется это ходатайств и так далее.
К. Ларина
―
Там, кстати, стоит напомнить про фальсификацию. Это, по сути, замена протокола, который обнаружили в ходе ознакомления с материалами дела. Но я тоже помню, что Следственный комитет, по-моему, ответил, что типа это техническая ошибка была, да? Плюс даже термин «проект протокола» тогда вместо «протокола», да?«, да?
Д. Харитонов
―
Да, «проект протокола».
К. Карпинская
―
Нет, теперь уже новая версия — что это «черновик протокола». Они меняют. Почему это ходатайство возникло? Кроме того, что они попросили допросить Рафикову, они еще вдруг 11 июля почему-то решили, что они просят допросить свидетеля Войкину. Значит, раньше их свидетель Войкина устраивала, с марта месяца, а через 5 месяцев они 11 июля просят допросить свидетеля Войкину. И тут чудесным образом 22 августа говорят: «Конечно! Давайте допросим свидетеля Войкину», — как раз после 14 августа, когда было подано соответствующе заявление. И они получили из ФСБ и из прокуратуры, что нужно разобраться. И они допрашивают, говорят: «Вот Рафикову не надо, с экспертизой все хорошо. Давайте допросим Войкину, потому что Войкина что-то там не то сказала». И они допрашивают…
К. Ларина
―
Рафикова — это эксперт Министерства культуры, да?
Д. Харитонов
―
Нет-нет-нет, это эксперт просто, которая провела финансово-экономическую экспертизу.
К. Ларина
―
Понятно. А Войкина — это из бухгалтерии тоже «Седьмой студии», да? Напомним.
Д. Харитонов
―
Да. Это человек, который занимался наличными деньгами.
К. Ларина
―
Если подытожить весь этот год, в течение которого длилось следствие, что можно сказать о линии защиты, именно о вашей работе? Вот можно ли объяснить как-то какие-то пусть маленькие, но победы в течение того года, лично у вас как у защитников фигурантов дела?
Д. Харитонов
―
Ну слушайте…
К. Ларина
―
Что удалось?
Д. Харитонов
―
Наверное, самая большая победа — это то, что после 11 месяцев Малобродский вышел на свободу и находится под подпиской о невыезде, а не находится в тюрьме. Естественно, что защита предприняла все меры для того, чтобы это дело было прекращено. Естественно, мы предприняли после того, как ознакомились с материалами дела, все меры для того, чтобы убедить следствие все-таки разобраться в том, что было на самом деле.Мы предприняли меры для того, чтобы прокуратура не утвердила это обвинительное заключение. Мы пока не видим реальных результатов, но я не сомневаюсь, что они будут. И я уверен, что открытый процесс, если мы в него попадем… А я все-таки сохраняю надежду, что дело будет возвращено прокурору и наконец-то на него посмотрят непредвзято. Я уверен, что открытый процесс позволит всем понять, что нет никакого состава преступления, нет никакого хищения, а те нарушения, которые были в бухгалтерии — это совсем другая история, и эту историю пускай следователи проверяют. Мы никаким образом от этого не отказываемся.
К. Ларина
―
А правильно ли я понимаю (или мы все понимаем), что на сегодняшний день обвинение основывается исключительно на показаниях одного из фигурантов дела? Это Нина Масляева, которая дала и признательные показания, и оговорила (как бы этот глагол существует, уже мы его не стесняемся произносить вслух) всех остальных? Или есть что-то еще? Если про это можно говорить. Какая доказательная база?
Д. Харитонов
―
Нет, давайте так. Мы сейчас не можем ни анализировать доказательства, ни рассказывать свою позицию, ни предполагать, чем будет заниматься государственное обвинение в судебном процессе. Без каких-то доказательств, Ксения, очевидно, что та формула обвинения, которую составило следствие, не есть хищение. Они не доказали основные вещи, которые нужны для того, чтобы любое деяние было хищением. То, что Масляева обналичила какую-то сумму денег — да, это нарушение, и с этим нарушением надо разбираться. Но это никакое не хищение, это еще не хищение.Опять же, чтобы не уходить далеко и глубоко во всякие тонкости этого дела (а их большое количество), положите на одну сторону весов 216 миллионов, а на другую — 340 мероприятий и стационарный театр, который был сделан на проекте «Платформа», и взвесьте. И если кому-то, еще раз повторяю (уже, наверное, пятый раз), если кому-то чего-то не хватает, объясните, чего вам не хватало. Потому что когда рождался проект, постановление Правительства о выделении денег, Министерство финансов писало: «Мы не понимаем количественные и качественные характеристики». Это не мост построить и не башню. Это современное искусство.
И Министерство культуры нынешнее, потерпевшее, им отвечало: «Уважаемые господа, это инновационный проект по развитию современного искусства, он не может иметь количественных и качественных характеристик. Но мы укажем количество мероприятий, которые будут». Они указали — мы эти мероприятия выполнили. В чем проблема? Расскажите, пожалуйста. Все очень просто и банально.
К. Ларина
―
Я просто помню, да, что доходило до абсурда, когда все это начиналось, когда представители «Платформы», в том числе и сам Кирилл Серебренников, и его коллеги по цеху, по работе, они просили — вплоть до того, чтобы люди билеты приносили на мероприятия, если у кого-то сохранились билеты. Потому что получается, что доказать, что мероприятие произошло, практически невозможно. И давайте вспомним начало, тот самый абсурд со спектаклем «Сон в летнюю ночь», с чего все начиналось. Сегодня, я так понимаю, эти обвинения по поводу несделанного спектакля продолжают фигурировать в деле?
Д. Харитонов
―
Ксения…
К. Ларина
―
Уже нет?
Д. Харитонов
―
Нет. Вот смотрите. В том-то и беда. Если бы не сказали, что спектакля «Сон в летнюю ночь» не было, для нас было бы понятно, как защищаться от этого обвинения. Мы бы доказывали, что он был. Если бы они сказали: «Спектакль «Сон в летнюю ночь» не стоил столько денег», — мы бы говорили: «Нет, он стоил столько денег. И вот люди, которые получали эти деньги». Но они этого не говорят. Они не называют ни одно мероприятие, которое бы их не устроило.
К. Карпинская
―
Знаете, что я хочу добавить? Я хочу сказать, что мы написали с Дмитрием большие ходатайства о прекращении дела, и они основаны не только даже на этом, а на анализе, например, выписки по счету. И из этой выписки, из тех денежных переводов, которые были, платежных поручений совершенно ясно, что никакие деньги не были похищены. И если бы следователи вместе с Рафиковой, в которой Министерство культуры теперь засомневалось, просто бы профессионально сделали свою работу, они бы поняли, что в 2011 году из 10 миллионов, выделенных по госконтракту, только 10 миллионов 800 тысяч были сняты Масляевой налично с банковской карты «Альфа-Банка» и потрачены на все мероприятия. Соответственно…
Д. Харитонов
―
Абсолютно законно.
К. Карпинская
―
Абсолютно законно. Она приходила в банк и снимала, вставляла в банкомат карту и получала наличные деньги, которые были потрачены на обустройство всей этой «Платформы» в 2011 году. И к этим деньгам у Рафиковой нет никаких претензий. Она считает, что эти деньги законно пошли на «Платформу». Так их было 10 миллионов 800 тысяч. Тогда о каком хищении мы в 2011 году вообще говорим? То есть его вообще не было. А в реальности было потрачено не 10 миллионов, а 32. И еще из этих денег были личные деньги и Кирилла, и Итина, и заемные, для того чтобы вообще мероприятия состоялись. И то же самое было в 2012 году.Элементарный подсчет, как нам говорит генерал Голкин, если бы они элементарно взяли и сложили, они бы поняли, что в принципе хищения быть не могло. Действительно, Масляева совершала действия, связанные с обналичиванием своим знакомым. Видимо, и она, и ее друг Синельников на этом что-то заработали. Но эти деньги не входили в ту сумму денег, которая была перечислена государством. Поэтому о каком хищении мы говорим? Она просто обманывала и Серебренникова, и Малобродского, и, наверное, Итина, для того чтобы ради своей выгоды обналичить деньги. Потому что на «Платформу» были потрачены не только государственные деньги, а это были пожертвования, и билеты продавали, и кредиты брали. И в совокупности это не была сумма 216 миллионов, а это была гораздо большая сумма.
Почему следствие считает, что обналичили именно из государственных денег? Ну, это никаким образом не объясняют. И конечно, я полностью согласна с Дмитрием Валерьевичем, что обналиченные Масляевой деньги — это не похищенные у государства деньги Серебренниковым, Малобродским и Итиным. Они ничего не похитили, это совершенно ясно из этого дела, по которому проведен полный анализ.
Д.Харитонов: Обвинительное заключение составлено с такими нарушениями, которые не дают вынести любой приговор
И более того, дальше они пытаются… Вот почему с Малобродским такая история? Он работал до августа 2012 года. Дальше они берут поддельные показания Войкиной, которую все знают, которая говорит…
Д. Харитонов
―
Ну да.
К. Карпинская
―
Извини, я тебя перебью. «А еще он работал директором «Гоголь-центра». И я вот знаю, я слышала, мне сказала Масляева, что он еще в «Седьмой студии» деньги получал». Есть переписка, где он действительно хотел совмещать. Он пишет Серебренникову: «Можно я буду совмещать?» Тот ему пишет: «Нет, нельзя, Алексей Аркадьевич, здесь очень много работы. В «Гоголь-центре» вы директор, вы больше нигде не можете работать». Итину он пишет: «Нет, извини, не могу помочь, Серебренников против». И он никогда их не получал.Но вдруг чудесным образом меняется протокол Войкиной, и она говорит: «А Малобродский-то тоже в этом участвовал, потому что он деньги получал». Но это ничем не подтверждено, понимаете? И вот таким образом это уголовное дело получается.
Д. Харитонов
―
Ксения, если вернуться к тому вопросу, с которого вы… Мы много сейчас всего рассказали. На чем основаны обвинения? Это оговор и неправильное, в принципе, понимание тех событий, которые были. Это оговор со стороны Масляевой, которая совершала вот эти действия, связанные с обналичиванием, и которая не вела… Вообще эта девушка не занималась бухгалтерией, то есть бухгалтер, который вообще ничего там не вел. Это ее признание в совершении преступления, которого она не совершала.
К. Ларина
―
То есть она и себя оговорила?
Д. Харитонов
―
Она и себя оговорила, и всех оговорила. Она просто признала вину в совершении преступления, которого не совершала. Мы тут недавно, несколько месяцев назад, при очередном продлении узнали замечательную вещь о том, что нас-то ограничили в ознакомлении с делом, а Масляева все еще знакомится, просто находясь на сделке, и чье дело будет рассмотрено в особом порядке, без исследования доказательств. Она все еще знакомится. Ну, для нас очевидно, для чего это делается — для того, чтобы Масляева пришла в наш суд и дала показания, которые давала раньше. Ну, мы готовы, поэтому мы с оптимизмом смотрим в открытый процесс, если он…
К. Ларина
―
Вот теперь по поводу закрытого и открытого — это, как я понимаю, определяет суд? На ваш взгляд…
Д. Харитонов
―
Нет.
К. Ларина
―
Нет? А кто?
Д. Харитонов
―
Процесс открытый. И никаких оснований для того, чтобы его закрывать, нет, если не придумают государственную тайну либо нарушение тайны частной жизни, ну или еще что-нибудь то, что законом предусматривает закрытый процесс. У нас нет ни одного основания для закрытого процесса. И я абсолютно уверен, что процесс будет открытый.
К. Карпинская
―
Более того, в новом суде, в роскошном здании…
Д. Харитонов
―
С огромным залом.
К. Карпинская
―
Зал — 100 метров! Может прийти большое количество людей.
К. Ларина
―
Это Мещанский суд?
К. Карпинская
―
Да. 15 рядов лавочек.
Д. Харитонов
―
Таких судов в Москве я не видел.
К. Ларина
―
Скажите, пожалуйста, а личность судьи насколько вообще имеет значение для такого процесса?
Д. Харитонов
―
Давайте мы не будем обсуждать ни судью…
К. Ларина
―
А я не знаю кто. Я спрошу: личность судьи — в принципе, вообще это имеет значение или нет?
Д. Харитонов
―
Мы надеемся и уверены, что нас ждет объективный непредвзятый состязательный процесс. И поскольку он будет открытый, я думаю, что такой процесс мы и получим.
К. Ларина
―
Ну, вы сказали вначале, что все-таки у вас есть основания полагать, что суд вообще вернет дело на доследование, что называется.
Д. Харитонов
―
Ну послушайте, дело следователя — расследовать дела. Дело судьи и суда — рассматривать эти дела, а прокурора — поддерживать обвинение. Для того чтобы суд смог рассмотреть это дело, оно должно быть расследовано. На наш взгляд, оно не расследовано. Мы заявили ходатайство о вызове 400 участников «Платформы», ни один из которых не допрошен. Ну, нам отказали следователи. Они их не интересуют, потому что им нечего расследовать.Ну хорошо, мы заявим соответствующее ходатайство в суде. Если суд не удовлетворит, мы попросим этих людей просто прийти, просто прийти в суд. Поскольку у нас тоже будет время представлять доказательства защиты, мы попросим, чтобы все пришли и сказали: «Я был на «Платформе», я работал, я получал столько денег». И все. И суду придется проводить это следствие сейчас.
К. Ларина
―
Да, я поняла. Скажите, пожалуйста, есть ли какая-нибудь стратегия, о которой можно сказать, чтобы обезопасить себя от манипуляций? Поскольку мы знаем, что манипулирование показаниями и протоколами — это как бы входит в некий набор профессиональных навыков некоторых товарищей. Вот здесь должна быть… Упрощаю вопрос. Должна быть какая-то общая стратегия защиты для всех участников процесса (я имею в виду всех адвокатов) или нет? Или каждый действует сам по себе?
Д. Харитонов
―
Ну, во-первых, именно открытый процесс и дает возможность лишить возможности манипулировать чем-то. Мы не участвовали в допросах свидетелей, мы узнали их показания, только знакомясь с делом. Но теперь мы получим возможность этим свидетелям задавать вопросы. И мы к этим допросам готовимся. И это будут не те вопросы, которые задавали следователи. И на эти вопросы им придется отвечать. Им придется отвечать на противоречия в своих показаниях, на противоречия в других показаниях, на противоречия с документами.То, что касается совместной защиты всех четырех фигурантов — мы этот вопрос, в общем, еще и не обсуждали. Да и не нужно. Это та ситуация, когда нечего скрывать. Я ее называю вот так. Знаете, всегда адвокаты говорят: «Давайте не будем давать показания до окончания процесса, мы выслушаем все доказательства, а после этого будем что-то делать». Мы пока еще не решили, но я не исключаю, что у нас будет совсем другая тактика.
К. Ларина
―
Давайте пока остановимся на этом и продолжим через несколько минут.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Культурный шок». У микрофона Ксения Ларина. Сегодня мы говорим о деле «Седьмой студии». В нашей студии, в студии «Эха Москвы», адвокаты — Дмитрий Харитонов, адвокат Кирилла Серебренникова, и Ксения Карпинская, адвокат Алексея Малобродского.Я хотела еще в связи с тем, что начинается процесс, еще вот что спросить. Отсутствие одного из фигурантов, Екатерины Вороновой, которая, как мы знаем, тоже является обвиняемой по этому делу, но она находится в розыске, мы знаем, что есть документ, ее письмо, которое было опубликовано в прессе, в котором, наверное, главным событием было признание того, что документы, финансовые документы, за которые были… которые могли бы помочь как раз линии защиты, они были уничтожены, — вот ее отсутствие сильно вообще как-то влияет на ход процесса? Или возможно, что она будет каким-то образом присутствовать? Вообще как это происходит? Могут от нее поступать какие-нибудь заявления, которые она может передавать через кого-то, или нет? Мой вопрос просто такой, чтобы понять по процедуре. Насколько это возможно?
К. Карпинская
―
Нет, ну наверное, она может со своим адвокатом передать так называемые свидетельские показания. Мы не знаем, какой тактики она будет придерживаться, так как мы с ней не общаемся. Но на наш процесс это никак влиять не будет, потому что, во-первых, частично документы восстановлены. Потом данный процесс будет рассматриваться отдельно, так как дело в отношении Вороновой выделено в отдельное производство в связи с тем, что она находится в розыске, и на наш процесс никак влиять не будет.
Д. Харитонов
―
Ну, абсолютно точно, вы правильно сказали, что есть ее письмо, в котором она изложила все, что было на «Платформе». И исходя из этого письма, следователи могли произвести свое расследование. Я вам говорил об этой уникальной формуле: украли, а потом сделали «Платформу». Так вот, Воронова указывает в своем письме на то, что на «Платформе» в разное время работало от 40 до 60 человек. По нашим оценкам, они получили около 60 миллионов рублей наличными денежными средствами.Ну хорошо, часть Масляева провела по бухгалтерии, да? Пускай это будет 50 миллионов. И мы просим: «Допросите всех и просчитайте вообще, сколько денег все это стоило». Нам говорят: «Не надо, это не зарплата, это распределение похищенного». И дальше она рассказывает, что и как было устроено — со сметами, с каждым из мероприятий, с приобретением реквизита и так далее и тому подобное. Это то, чего следователи делать просто не стали.
Для нас, в общем, было абсолютной неожиданностью то, что 12 января все это закончилось, начавшись в августе. А дело достаточно большое и объемное, с большим количеством фигурантов и с огромным количеством мероприятий, которое стоило бы проверить. Но 12 января вдруг это все прекратилось. Естественно, что мы думали, а почему. И вариантов только два: либо это была команда «заканчивайте и начинайте что-то делать», либо это было понимание, что если мы и дальше будем расследовать это дело, то мы придем к тому, что никакого хищения не было. Поэтому формула «обналичили — значит, украдено» — этого достаточно. Поэтому: «Все быстро заканчиваем и…»
К. Ларина
―
А вы успели ознакомиться с материалами дела целиком и до конца?
Д. Харитонов
―
Ну, не до конца, не до конца.
К. Ларина
―
Ксения, а вы?
К. Карпинская
―
Ну, мы с Алексеем Аркадьевичем практически со всем ознакомились. Ну, там осталось, может быть, несколько новых документов, которые нам не были предъявлены в тот момент, когда мы подписали уже окончание 217-е. Вот я вам говорила, что я вчера была в суде и обнаружила, что, оказывается, Министерство культуры заявило ходатайство о допросе Войкиной. Войкину дополнительно допросили. Они там разъясняли, что это техническая ошибка. Но в то время когда они заявили ходатайство, мы с Алексеем Аркадьевичем тоже заявили ходатайство: «Мы просим провести очную ставку, потому что для нас допрос новый Войкиной — он решающий». Потому что до этого Войкину допрашивали, с ним проводили ставки с другими людьми, в том числе с Итиным. И она вообще никогда ни одного слова Малобродскому не говорила.
К.Карпинская: Минкультуры, у него теперь есть сомнения по поводу ущерба, который якобы им был причинен
А потом… И в том допросе, который предоставлялся в суд три раза при продлении ареста — два раза судье Карпову и один раз судье Николаевой, — то есть на основании этого и Малобродскому, и Серебренникову, и Итину, и Апфельбаум продлевали ему содержание под стражей, а им — домашний арест. И последний раз продлевали 18 апреля, уже после того, как все следственные действия были закончены. И вдруг появляется этот новый допрос, где Войкина говорит: «Да, Малобродский вообще работал и там, и там. Он главный злодей. Он участвовал до 2014 года во всех похищениях». И когда мы это увидели, конечно, мы сошли с ума и написали все свои ходатайства.
И вот когда мы говорим: «А можно уже очную ставку с Войкиной?» Пусть она уже в лицо Малобродскому скажет, что он там работал, а он там не работал. И как заменили?" Они допрашивают Войкину по ходатайству Министерства культуры 27 августа. А нам они 30 августа отвечают, что… Это потрясающе! Они нам отвечают 30 августа и пишут: «3 сентября следственные действия закончены». И в период с 12 января по 3 сентября от обвиняемого и защитника ходатайства в проведении очной ставки между Малобродским и Войкиной не поступало«. Минуточку! Ваш документ от 30 августа, да? И дальше они пишут: «Ввиду того, что черновик допроса не является предусмотренным статьей 74-й доказательством по уголовному делу, не был уничтожен непосредственно по минованию надобности. В дальнейшем он по ошибке был подписан следователем». То есть представляете? Был допрос…
Д. Харитонов
―
Два следователя. Старший следователь по особо важным делам при председателе Следственного комитета, и он по ошибке подписывает черновик, который…
К. Карпинская
―
А второй…
Д. Харитонов
―
Извините, Ксения, я не могу уже терпеть. Потом четыре раза представляют это все в суды.
К. Карпинская
―
Два следователя.
Д. Харитонов
―
Два следователя по ошибке подписали. Потом четыре раза по ошибке представили. На основании этого Кирилла арестовали, посадили под домашний арест, трижды продляли срок домашнего ареста — не только Кириллу, но и всем. И потом вдруг — ой!
К. Карпинская
―
Это был черновик. То есть они все находятся под домашним арестом, а Малобродский сидел в тюрьме на основании черновика. Когда судья Карпов узнал, что черновик — это надо было видеть его лицо. Он сказал: «Вот идите и там разбирайтесь». То есть они обманули суд, они представили совершенно другие документы. И в тот момент, я думаю, это был тот документ, который был.Но потом, так как было недостаточно, и надо было как-то этого Малобродского несчастного притянуть к дальнейшим событиям, то появился новый протокол Войкиной. При этом он говорит: «Она дает последовательные показания». Она и раньше давала. Ну, я распечатала все. Во всех ее предыдущих показаниях ни одного слова про Малобродского не было. И как раз вот этот допрос, который якобы черновик, абсолютно повторяет две очные ставки и предыдущий допрос. Но тут они вызывают Войкину втихаря и допрашивают, говорят: «Все нормально». А дальше мне пишет ответ… 27-го его допрашивают, в 3 часа дня, и 27-го мне направляет ответ генерал Голкин, который мне пишет, что, согласно объяснению Войкиной, подтвержденному ее адвокатом, это правда был не тот допрос…
Д. Харитонов
―
Черновик.
К. Карпинская
―
Черновик. А еще согласно рапортам Лаврова и Васильева (то есть они сами себе рапорт пишут) проект протокола допроса Войкиной не сразу был уничтожен, а затем ошибочно приобщен к материалам дела.
К. Ларина
―
Кстати, да, как раз я читала, в «РБК» был подробный материал.
К. Карпинская
―
Ну, там был.
К. Ларина
―
Да, проектный протокол.
К. Карпинская
―
А вот сейчас они написали, что это был черновик.
К. Ларина
―
Уже черновик. Ну, я думаю, что…
К. Карпинская
―
Да. А еще я нашла другие протоколы, где не хватает подписей. Просто это будет для них большая неожиданность. Вот на Войкиной они…
К. Ларина
―
Ну, я думаю, что к такого рода сюрпризам и уловкам, и опять же манипуляциям, и фальсификациям вы давно уже готовы…
Д. Харитонов
―
Не готовы мы, Ксения, к этому, никогда не готовы.
К. Ларина
―
Нет? Ну а как?
Д. Харитонов
―
Ну а как?
К. Ларина
―
Вы же видите, как делается, как дело шьется, скажу я грубо. Вот оно так и шьется.
Д. Харитонов
―
Но мы все равно не готовы.
К. Ларина
―
Все время кажется, что это все очевидно даже людям, ну, не профессиональным, настолько грубо все это сметано. Но тем не менее, если этим пользуются — значит, это принимается, и все. Ну что теперь делать?
К. Карпинская
―
А мы все равно верим…
К. Ларина
―
А вот что касается показаний свидетелей. Мы же теперь, как я понимаю, если действительно рассмотрение дела по существу, состязательный процесс будет совершенно открытым, мы же все услышим и увидим всех этих свидетелей, да?
Д. Харитонов
―
Безусловно.
К. Карпинская
―
Они должны быть допрошены непосредственно. То есть то, что эти протоколы… Будут задавать вопросы и прокурор, и суд, и мы, конечно, всем этим свидетелям.
Д. Харитонов
―
И мы будем их спрашивать совсем не то, о чем спрашивали следователи.
К. Ларина
―
Я бы хотела, чтобы мы про людей все-таки поговорили, поскольку со стороны кажется, типа: «Ну подумаешь, под домашним арестом человек сидит больше года. Оне же типа дома. Да он еще выпускает и спектакли, и фильмы, и премии получает». Дима, хочу, чтобы вы сказали нашим слушателям, какие ограничения налагаются на Кирилла Серебренникова как на человека в статусе под домашним арестом. И все ли они сохраняются в течение всего этого времени, и сейчас тоже? Давайте об этом вспомним, потому что у людей ощущение, что будто бы он вообще живет шикарной и свободной жизнью, а нам типа впаривают, что он под домашним арестом.
Д. Харитонов
―
Ну, по-моему, с 9 сентября прошлого года, когда была апелляция на домашний арест, которая разрешила Кириллу два часа прогулок в день, ничего не поменялось — все остальное время он находится дома.
К. Ларина
―
Никакой работы, никаких репетиций и никаких контактов.
Д.Харитонов: Для нас было абсолютной неожиданностью то, что 12 января все это закончилось, начавшись в августе
Д. Харитонов
―
Нет, никаких. Сколько мы ни просили разрешить ему посещать репетиции, наложить ограничение, отменив домашний арест суда… А сейчас есть такая статья 105-я со значком 1. К сожалению, да, все это невозможно. Он находится дома. Ему запрещено общаться с участниками уголовного дела, то есть со свидетелями. И ему запрещено пользоваться почтой, то есть письма отправлять, ну и интернетом. Это все законные установления, законные запреты, они предусмотрены законом. Просто не XXI века запреты. Это фактически запрет на информацию человеку. У него нет телевизора, и Кирилл принципиально его не смотрит, поэтому он пользуется новостями, которые я ему рассказываю.Естественно, что это безумно тяжело для человека такого масштаба и такой душевной организации, как Кирилл, быть лишенным свободы, быть лишенным возможности работать. Потому что все прекрасно знают, сколько он сделал в течение 2017 года — это и «Нуреев», и «Чаадский», и «Лето», и «Маленькие трагедии», и «Штутгарт», который, к сожалению, до конца не был доделан, это Цюрих, опера «Cosi fan tutte», 4 февраля… 4 ноября будет премьера. То есть это человек, который работал, по-моему, 20 часов в сутки и спал дома 4 часа, к сожалению, вот этого лишен.
Но я хочу всем сказать, что Кирилл абсолютно не теряет своей невероятной силы духа, он также ироничен и весел. И сейчас мы называем судебный процесс с ним «очищение огнем». Нам на самом деле нет от чего очищаться. Мы хотим, чтобы очистились те, кто все это дело придумали в этом огне. Поэтому мы готовимся к процессу…
К. Ларина
―
Дима, а вы были с ним знакомы до начала этого дела?
Д. Харитонов
―
Нет, я не был знаком. Мы познакомились 24 мая. То есть 23 мая у него был обыск, а 24 мая мы с ним познакомились.
К. Ларина
―
Ну и ваши впечатления вообще от человека? Вот что вы можете про него сказать?
Д. Харитонов
―
Ну, я был поклонником Кирилла до того, как мы, к счастью или к сожалению (не знаю, как точно сказать), познакомились.
К. Ларина
―
И вы спектакли видели, да?
Д. Харитонов
―
Я видел, конечно, спектакли, я видел фильмы, я следил за ним… Ну, я не следил, а я знал, что если выходит спектакль, то надо идти. Я смотрел «Мученика» еще в «Мейерхольде», я смотрел «Мертвые души» в «Пушкине», то есть когда еще «Гоголь-центр» только строился, а спектакли шли. Ну, естественно, раньше — и «Зойкину квартиру», и «Лес», и замечательную «Изображая жертву». Ну, много, чтобы перечислять.Вы знаете, что я вам скажу? У меня самое главное впечатление о Кирилле (вот вы спросили о личных качествах) — это какая-то патологическая честность. То есть я ему иногда… Не связано это с уголовным делом. Есть какие-то вещи, в том числе бытовые. И для меня очевидно, что человек абсолютно не умеет, не хочет и не пытается врать. Вот это какая-то для меня, наверное, самая яркая черта — это патологическая честность. Все качества его как творческой личности, я думаю, обсуждать не стоит.
К. Ларина
―
Тут стоит добавить, какие речи замечательные он готовит на процессе и как он использует каждую возможность публичного появления. Он понимает, что его будут слышать не только люди в этом зале заседаний, но это прочтут и узнают. Это невероятное, конечно, проявление такой силы духа и воли. Я бы хотела, чтобы Ксения тоже сказала про Алексея Аркадьевича. Знаем мы, что были проблемы у него со здоровьем. И вообще никто еще не знает до конца, каковы будут последствия для его здоровья после вот этого почти года в таких страшных условиях в СИЗО. Вот давайте мы немножечко об этом скажем.
К. Карпинская
―
Ксения, я вам скажу, что он сейчас в больнице, и он стремится к тому, чтобы к 17 октября все-таки присутствовать на предварительном слушании. Конечно, это все даром не прошло. Но мне кажется, что Алексей Аркадьевича тоже за счет того, что он имеет все-таки большое отношение к театру, вы почитайте, каким языком он пишет и как он разговаривает. Мне кажется… Вот «я буду бороться», «я честный, ничего не украл». Ну, на самом деле мало таких людей есть. Мы тоже подружились и с Таней, его женой, и Алексеем Аркадьевичем. Так что мне кажется, что они в суде будут отстаивать свою позицию до конца.
К. Ларина
―
Ну да. Вам вообще повезло, конечно, с подзащитным, Ксения, потому что он… Мне кажется, следующий процесс — и он готов будет выступать в качестве защитника.
К. Карпинская
―
Ну, он в следственном изоляторе, да, помогал, писал разным людям жалобы. Он уже скоро будет сам, да.
К. Ларина
―
Вот смотрите. Значит, Кирилл при этом остается художественным руководителем «Гоголь-центра». И у него контракт до какого года? Знаете?
Д. Харитонов
―
Я, честно говоря, не знаю, Ксения, я вам не могу сказать.
К. Ларина
―
Потому что на меня произвела очень сильное впечатление история с Юрием Итиным, которого, по сути, уволили.
Д. Харитонов
―
У него закончился контракт.
К. Ларина
―
Закончился, да. Но если люди — это люди, то они по-другому поступают, как мне кажется. А то, что они ему контракт как бы не продлили… Я понимаю, что они формально правы и имеют на это право. Но по-человечески, мне кажется, это какое-то… просто предательство. Вот так я вам скажу. Ну, это как бы мое личное оценочное суждение.
Д. Харитонов
―
Мы не будем высказываться по этому поводу, если вы не возражаете.
К. Ларина
―
Да, да, да. Ну а что касается… Еще вопрос, который я хотела тоже задать, Дима, вам — по поводу все-таки работы Кирилла. Вопрос, который тоже многих интересует: каким образом все-таки он смонтировал кино-то? Значит, я так понимаю, что все-таки ему передавали, была возможность передать материал, если в интернет нельзя входить, в почту нельзя входить, то работать на компьютере ему никто же не запрещал?
Д. Харитонов
―
Нет, слава богу, на компьютере никто не запрещал, поэтому… Есть специальные программы, и Кирилл, в общем, проделал огромную работу и этот фильм смонтировал. Точно так же, как Цюрих, «Cosi fan tutte», которая будет 4 февраля… ноября, скоро.
К. Ларина
―
За этот год, кстати, давайте вспомним, что Кирилл еще и какую-то невероятную поддержку получил от мирового сообщества, культурного прежде всего. Получил он и премии, и ордена. И это, конечно, невероятно важно.
Д. Харитонов
―
Да. Я на следующей неделе лечу в Цюрих, потому что там будет огромное количество пресс-конференций, связанных с премьерой. Там будет и Первый канал Германии, и Швейцарии, и еще какие-то. В общем, огромное количество мероприятий, связанных как с информированием о том, что это будет за опера, так и с поддержкой Кирилла в целом.
К. Ларина
―
По поводу поддержки мой традиционный вопрос, я его всегда вам задаю, когда мы встречаемся. И мне кажется, важно это проговорить еще раз. По поводу общественного резонанса — насколько он важен в этой ситуации, помогает или мешает? Вот давайте немножечко про это скажите.
Д. Харитонов
―
Ну, мы, по-моему, с Ксенией с самого начала этого процесса говорили, что чем более он будет открыт, тем нам проще будет защищаться. Потому что в кулуарах можно напридумывать все что угодно, а когда люди выходят на свет, все становится явно. И мы уверены, что обществу и сейчас понятно, что проект «Платформа» был, что были выполнены мероприятия, которые хотело государство, что все деньги были потрачены именно на это.
К.Карпинская: Они вызывают Войкину втихаря и допрашивают
Но поддержка, безусловно, очень и очень важна. И гласность в этом процессе тоже очень и очень важна. Я уверен, что все поймут, кто прав и кто не виноват… кто виноват. А что касается самой поддержки как поддержки — естественно, что и Кирилл, и Алексей Аркадьевич, и Софья Апфельбаум, и Юрий Константинович все это чувствуют, понимают, и для них это очень важно. Они и должны понимать, они и понимают, что общество их поддерживает, ну да, и театральное сообщество их поддерживает. И мне кажется, что театральное сообщество даже могло бы делать это немножко поактивнее.
К. Ларина
―
Ксения?
К. Карпинская
―
Ну, вы же знаете, как все поддерживали Алексея Аркадьевича. И конечно, большое спасибо. Я думаю, что благодаря общественной поддержке все-таки меру пресечения мы изменили. И то, что это все освещалось… И теперь мы точно знаем, что это по инициативе следствия его переводили из одного изолятора в другой, потому что приобщили, вот я ознакомилась с документами, попросила следствие его перевести. И только когда общественность вмешалась, и туда ходили журналисты, все-таки его положение сильно улучшилось по сравнению с другими. И если сравнить, то мы видим, что это очень помогло.
Д. Харитонов
―
Я бы хотел уточнить, Ксения, что поддержка общественности — это не способ давления на кого-то. Мы не расцениваем это как способ давления.
К. Карпинская
―
Открытость.
Д. Харитонов
―
Это открытость, да, поддержка. То есть общественность должна понимать и знать, что было на самом деле. Открытый процесс, на наш взгляд, безусловно, это покажет. А то, что общественность делает — это просто моральная поддержка для Кирилла и его друзей.
К. Ларина
―
Я, кстати, в этой связи хочу отметить, конечно, особо роль Александра Александровича Калягина, который, по сути, такой государственный человек и практически чиновник, да? Но он себя ведет, на мой взгляд, вот просто безупречно. Все, что возможно в его статусе делать для того, чтобы открыто поддержать Кирилла Серебренникова и открыто говорить о том, что он совершенно не верит в его вину, в его виновность, — это, конечно, поступок.
Д. Харитонов
―
Правильно. Просто не надо это расценивать, еще раз говорю, как давление на кого-то. Мы абсолютно уверены, что при открытом процессе и при соблюдении закона…
К. Карпинская
―
…наши доводы будут услышаны.
Д. Харитонов
―
…наши доводы будут услышаны, да. Мы на это очень надеемся. И открытый процесс, я думаю, все это покажет.
К. Ларина
―
А вот наоборот? А что может навредить?
Д. Харитонов
―
Я не знаю, что может навредить. Вы понимаете, все придуманные истории — это придуманные истории. Вы спрашивали, какие у нас победы. У нас пока их нет. Но мы сделали все, что от нас зависит. И мы спим с абсолютно чистой совестью и уверенностью в своей правоте. А вот те, кто это дело делали и кто придумали вот эти псевдодоказательства, и кто оговаривали, и кто сажали эту бедную Масляеву в тюрьму, а потом в присутствии Малобродского в автозаке объясняли ей: «Мы скоро тебя отпустим», — а она говорит: «Я же уже все сделала». — «Мы скоро тебя отпустим», — говорит ей следователь. Вот у них пускай болит совесть, и пускай они спят с тем, что они сделали.
К. Ларина
―
Ксения, а вы теперь можете ответить на вопрос: для чего надо было Алексея Аркадьевича почти год держать вот в таких почти пыточных условиях и оказывать такое совершенно беспрецедентное и нечеловеческое давление на человека?
К. Карпинская
―
Ну, вы знаете, здесь два момента…
Д. Харитонов
―
Нет, один момент. Я Ксении не дам договорить. Послушайте, Малобродский должен был стать второй Масляевой, а он ей не стал. Для меня это очевидно. Малобродского посадили в тюрьму, зная, что это не очень большой и не очень молодой человек, может быть, в не очень хороших отношениях с кем-то, вдруг может дать показания. Но они горько ошиблись. Они столкнулись с кремнем, который не сломался. Правильно, Ксения, я сказал?
К. Карпинская
―
Да. А потом система уже не может отступить.
К. Ларина
―
Они же поняли в какой-то момент, я же это тоже помню…
К. Карпинская
―
Они поняли.
К. Ларина
―
Я помню, когда они поняли, что ничего у них не получится вообще. Бесполезно, ну бесполезно давить на это человека. Чем больше на него давишь — тем больше сопротивление.
Д. Харитонов
―
Послушайте, Ксения, ну давайте… Вот арестовали человека, да? Надавили — не получается. «Ну ладно, давайте выпустим». Это не работает. Они же не могут сами себе что-нибудь на голову вылить.
К. Карпинская
―
То есть это должен пойти кто-то и объяснить своему руководителю: «Мы что-то не то сделали». Понимаете? А ему скажут: «Наверное, тебе взятку дали». Поэтому дальше система устроена таким образом, что «будешь сидеть все равно», даже когда поняли. И конечно, поэтому мы и благодарны всем, что вот так случилось.
Д.Харитонов: Это законные установления, законные запреты, они предусмотрены законом. Просто не XXI века запреты
К. Ларина
―
Ну что, мы должны уже заканчивать нашу встречу. Я надеюсь, что все-таки освежили в памяти многие люди, которые уже забыли, а что происходит внутри этого процесса. Так вот, мы сегодня вам напомнили. И я надеюсь, что и дальше будем следить за тем, что будет происходить в судебном помещении, в данном случае уже в Мещанском районном суде, куда переводятся сегодня главные события по «театральному делу». Напомню, 17 октября будут закрытые слушания. Результат мы их узнаем, безусловно, когда они закончатся, да?
Д. Харитонов
―
Можно секунду, Ксения? Я уже сейчас прошу всех участников «Платформы», всех артистов, музыкантов, композиторов, техников, всех, кто имел какое-либо отношение, помочь нам, потому что мы нужны в том, чтобы вы пришли в суд и рассказали, как и что было. Это доказательства, которые суд не сможет не учесть. Они должны это услышать. Спасибо.
К. Ларина
―
Ну что же, на этом мы и закончим, на этом призыве. Огромное спасибо! Дмитрий Харитонов и Ксения Карпинская были нашими гостями. А программу провела Ксения Ларина.