Гонение уличных музыкантов - Олег Мокряков, Борис Маматов - Культурный шок - 2015-08-01
01.08.2015
С. Бунтман
―
Шок у нас прямо уличный. Добрый день. Сергей Бунтман у микрофона. Я заменяю Ксению Ларину. Ещё 26 дней отсутствия Ксении Лариной в эфире. Но мы пока пользуемся этим и производим здесь культурный шок прямо на улице. Правда, это не мы придумали. Уличных музыкантов стали гонять и вытеснять. Уличные музыканты для нас, мне кажется, те, кто помнит, когда их не было, и, с другой стороны, не помнят «Марусю отравилась» («Шарманку») начала XX века. Но потом уличный музыкант – это такой признак того, что мы уже похожи на нормальные города. Это был явный совершенно признак для меня, во всяком случае. Учитывая разный совершенно и класс музыкантов. Но ты можешь слушать и не слушать. Ты можешь поощрять или не поощрять.Сразу представлю наших гостей. Уличный музыкант Олег Мокряков. Здравствуйте, Олег. Добрый день.
О. Мокряков
―
Здравствуйте.
С. Бунтман
―
И вы даже фигурант уголовного дела.
О. Мокряков
―
Даже так?
С. Бунтман
―
Нет? У вас не было уголовного дела?
О. Мокряков
―
Дело в том, что против меня были административные дела.
С. Бунтман
―
Административные дела. Я прошу прощения. Если меня юрист Борис Маматов сейчас не осудит за это сразу. За клевету. И тут же напишет... правда, Борис Маматов пришёл с конституцией в руках. Конституция плюс гитара, плюс музыкант. Я не думаю, что песню о Конституции мы будем петь сегодня. И я прошу всех сейчас говорить о том, что они думают об уличных музыкантах. И вообще, мне кажется, по поводу уличных музыкантов, о чём мы будем говорить сейчас – это важнейшая штука. Повторяю, нравится или не нравится.Но давайте так войдём в курс дела, потому что вчера была акция уличных музыкантов. Как она точно называлась, Олег? Здесь у нас на Арбате.
О. Мокряков
―
«Арбат арестован».
С. Бунтман
―
«Арбат арестован»?
О. Мокряков
―
Да?
С. Бунтман
―
А вот это что такое у вас?
О. Мокряков
―
Вот это знаки, запрещающие играть и петь на Арбате.
С. Бунтман
―
В «Сетевизоре» видят: круглый знак с зачёркнутым музыкантом. А здесь зачёркнутая палитра.
О. Мокряков
―
Это запрещение художников, потому что арестовывали художников и их картины. Разные варианты…
С. Бунтман
―
Да, и просто скрипичный ключ, и гитара зачёркнутая, и так далее.
О. Мокряков
―
Самое главное – конечно, зачёркнутая гитара.
С. Бунтман
―
Давайте Андрея Познякова послушаем, который вчера был на акции и вообще его соображения об уличных музыкантах.
А. Позняков
―
С лозунгами о свободе для музыкантов полтора десятка человек вышли к памятнику Булата Окуджаве на Старом Арбате. Участники акции по очереди стояли с плакатами с требованиями прекратить задержания артистов и художников на улицах. А также отказаться от любых ограничений для музыки в городе.На плакатах было написано: «Свободным музыкантам – свободный Арбат», «Эту песню не задушишь, не убьёшь», «Город должен звучать». Участники мероприятия протестовали против ставших регулярными задержаний уличных артистов, которым в последнее время всё чаще выписывают штрафы по административной статье «Об организации массового пребывания граждан в общественных местах». Организатор мероприятия Олег Мокряков говорил об этом как о войне между людьми искусства и полицией. Рядом с места проведения акции на столбе поочерёдно вешали запрещающие знаки с перечёркнутой гитарой, скрипичным ключом, поющим человечком.
Мероприятие было заявлено в форме одиночного пикета. Впрочем, поочерёдное стояние с плакатом перемежалось выступлениями артистов. Примечательно, что началась акция с песни о совращении 14-летней на старом Арбате, изобилующей в том числе и неприличными деталями.
Акцию музыкантов поддержала партия «Яблоко». Её лидер Сергей Митрохин лично поучаствовал в мероприятии и сообщил, что проблема уличных артистов будет главной темой следующего крупного митинга яблочников в августе.
С. Митрохин
―
Это очень символично, что сейчас уже добрались до них. Значит, что уже хотят окончательно со свободой покончить. Уже многое для этого сделано на государственном уровне и так далее. Но теперь уже добрались и до улиц. Для нас, для партии «Яблоко», извините, это последний рубеж. Я поэтому сюда сегодня приехал – поддержать уличных музыкантов. И на этих рубежах надо стоять насмерть.
А. Позняков
―
Одиночные пикеты, музыкальные представления, после которых активист в полицейской фуражке изображал, будто задерживает музыкантов, длились больше часа. Ещё в анонсе организаторы отмечали, что собираются после этого пойти в управу «Арбат», чтобы лично выразить недовольство чиновникам и муниципальным депутатам. Речь шла о походе в ОВД «Арбат». Времени и сил хватило только на управу, двор которой находился как раз напротив памятника Окуджаве. Впрочем, в здание толпу не пустили.Охранник сообщил, что, несмотря на рабочий день, внутри нет никого из ответственных лиц. Зазвучали угрозы организовать дежурство во дворе до позднего вечера, фактически – осаду. Впрочем, сходив на переговоры в управу, организатор ограничился лишь обещанием провести новые акции и всё-таки добиться встречи с теми, кто берётся определять политику города в отношении уличных артистов.
С. Бунтман
―
Андрей Позняков, который был. Но ведь тот же самый памятник Окуджаве – это не просто конный памятник маршалу Окуджаве. Это ведь памятник, который Георгий Франгулян как раз и придумал как уличный памятник. Он там тоже уличный музыкант, хотя он не играет, не поёт. А это же проход через подворотню получается. И, знаете, когда сели домашники за стол или распевали что-т за этим бронзовым столом. А в тени памятника Окуджавы, вот в этих якобы подворотнях – там легла собака местная. Просто было очень жарко, я помню, и легла собака. Я понял, что Франгулян с памятником попал, просто попал в точку. И вот это самое живое место. Что в деталях или по сути Андрей Позняков или упустил, или наприбавлял?
О. Мокряков
―
Конечно, мы после того, когда узнали, что наша песня – о совращении малолетней. Я её пою уже 15 лет. Я её сам сочинил. Причём, она была сочинена на основе реальных событий. Был когда-то вокруг стройплощадки, где сейчас стоит дом 1 (Арбат), мы играли около того самого забора, а за тем забором хранили нашу аппаратуру в вагончиках строителей. И вот мы когда за этот забор заходили, загружали туда аппаратуру, и там, конечно, было очень много добровольных помощниц, которые по очереди нам помогали. Но там, конечно, творилось… там росла какая-то помидорная рассада.
С. Бунтман
―
Когда вот этот бизнес-центр строили?
О. Мокряков
―
Да, да, да. Тогда ещё были археологические раскопочки такие. В общем, песня-то жизненная. И, во-первых, и законы тогда были другие. Тогда возраст сексуального согласия начинался с 14 лет. И поэтому…
С. Бунтман
―
Я вам скажу: нормальное хулиганство. Люди не знали Арбата московского настоящего, что ли?
О. Мокряков
―
Вот именно. Причём, когда я уже послушал, я уже решил: может быть, внести изменения, тебе «не 14 лет или 16», а «тебе 16 лет или 17».
С. Бунтман
―
Это, вы помните, это не получается. Помните, как в «Реальной любви» пытался вместо “Love” вставить “Cristmass”.
О. Мокряков
―
Мой любимый фильм, да.
С. Бунтман
―
Пытался сжать строки.
О. Мокряков
―
Помимо этого, на какой момент я бы хотел обратить внимание? Памятник Окуджаве. Мы хотели к нему на гитару, может быть, тоже наклеить ленточку крест-накрест, что даже Окуджаве там запрещается играть на гитаре. Мы обошли его сзади и не нашли эту гитару. Представляете? То есть он там стоит без гитары. То есть мы знаем Окуджаву как человека, который прежде всего играет на гитаре и поёт свои песни. А он там, оказывается, гуляет, как будто он предчувствовал, что с этим на Арбате будут проблемы. Вот на этот момент мы обратили внимание. И, кроме того, вы ещё упомянули столик, который там сзади стоит бронзовый.После того, как я забегу вперёд, мы поосаждали управу, которая напротив этого Окуджавы, которая прямо лицом на него смотрит. И зашли в «Му-Му» посидеть, попить кофе. Мы увидели такую интересную картину: толпа народа во главе с Бабенко, которого якобы не было в этой самой управе, с молодыми людьми, у которых на спинах их футболок были изображения медведя как «Единой России», но там что-то написано что-то типа «Законность на Арбате», с ментом, который с ними шёл.
С. Бунтман
―
Это что вообще? Ополченцы Арбатской народной республики, что ли?
О. Мокряков
―
Наверное. То есть это хунвэйбинство, это что-то из разряда СтопХама и прочего этого нашистского движения. Они подошли толпой к этому столику, который за Окуджавой стоит, а там сидели какие-то люди, что-то пили, возможно, и начали против них что-то иметь. То есть столик тоже под вопросом. То есть жизнь давят там всеми возможными способами. И это, судя по всему, для кого-то, возможно, пиар. Давление на уличных музыкантов. Там уже другие мотивы.
С. Бунтман
―
Понятно. Пока у нас ещё до перерыва есть время, я бы хотел спросить Бориса Маматова: что у нас с законом и правом на этот счёт? Существование уличных музыкантов. Олег справедливо напомнил, у нас было как минимум два разговора с Игорем Капковым, когда он возглавлял департамент культуры.
О. Мокряков
―
И был третий, на который, к сожалению, мой вопрос не пропустили, его даже стёрли, может быть, от испуга. Но два раза мы с ним говорили.
С. Бунтман
―
Хорошо. Но Капков говорил, что надо легализовывать всех. Что такое легализация? Вообще человек выходит и поёт – кому он мешает? Это что такое?
Б. Маматов
―
Сейчас пытаются регулировать выступления уличных музыкантов, регламентировать их деятельность. И сейчас в данном случае вот эти все нарушения, которые выносятся полицией и местной администрацией (это местное самоуправление «Арбат»), они руководствуются Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях. И всем одна и та же статья, это 20.2, часть 1, которая говорит о том, что музыканты создают помехи для прохожих, создают пребывание временных групп, которые создают препятствия для прохождения в социальную инфраструктуру, где находятся… в основном по этим улицам находятся магазины, кафе, все эти…
С. Бунтман
―
Как-то я не видел, чтобы загораживали в инфраструктуру музыканты и художники…
Б. Маматов
―
Я сейчас представляю интересы саксофониста. Это Артур Фоменко, как раз его дело мы сейчас обжаловали в Мосгорсуде. Как раз ему написали. И я специально пошёл, когда он выступал, специально сидел там, когда он играл на саксофоне.Причём, если брать улицу Никольская, там… улица, и там один поток идёт в одну сторону, другой…
С. Бунтман
―
Она теперь пешеходная.
Б. Маматов
―
Пешеходная, да. И там он стоит таким образом, стоит между этими потоками. И там лавочки находятся. То есть когда он играет, люди проходят, там не создаётся никаких препятствий. Наоборот, даже те посетители, которые сидят в кафе или заходят в магазин, они наоборот проходят, кто-то хочет отдохнуть, присаживается на скамеечку, послушал саксофониста, хорошо играет. И я не заметил, чтоб там были какие-то препятствия. Там они, правда, указали, когда у него было правонарушение, за которое его, кстати, госпожа Орехова, судья Тверского районного суда, присудила ему штраф 10 тысяч рублей, мы сейчас это обжалуем. Причём, она в своём постановлении указала совершенно другого человека, некого Матвеева. То есть это говорит о том, что она его не рассматривала. То есть она его штампанула.
О. Мокряков
―
Матвеева судила раньше она же вот по такому делу. То есть у ней штамп, так сказать…
Б. Маматов
―
Причём, на все наши ходатайства, которые мы заявили, она ни одно ходатайство не удовлетворила. Так у нас проходит судопроизводство.
С. Бунтман
―
Это ясно, это кампания какая-то. Мы об этом ещё поговорим вместе со слушателями. +79859704545. СМС-ки вы уже присылаете и можете присылать. Сейчас новости, а потом продолжим.НОВОСТИ
С. Бунтман
―
Культурный шок сегодня заключается в том, что преследуют уличных артистов, уличных музыкантов. Преследуют в прямом смысле этого слова. У нас в гостях Олег Мокряков, уличный музыкант. И юрист Борис Маматов, который как раз и защищает некоторых уличных артистов и уличных музыкантов, и представляет их в наших замечательных учреждениях всевозможных.Здесь спрашивают: «А танцевать ещё не запрещено на Арбате?».
О. Мокряков
―
Я помню, против танцев были репрессии в разных странах, например, ирландцам запрещали когда-то танцевать, потому что танец у них считался протестом против…
С. Бунтман
―
А, в Северной Ирландии? Это да, это извините.
О. Мокряков
―
Это, по-моему, ещё при Кромвеле.
С. Бунтман
―
А, ну может быть. Ирландцам запрещали при Кромвеле. Тот человек, который разорил Ирландию. Конечно, он мог запрещать. Но как-то, по-моему, оккупации Арбата ещё не было, и военной оккупации тоже. И Арбат с тех пор, как он стал пешеходным при всех недостатках архитектуры и градостроительства, он перестал быть правительственной трассой, где ездили машины, и непонятно, в которой из них был Сталин. Этого не было. Знаете, есть замечательные воспоминания, когда была молодёжная террористическая группа, что они собирались покушение на Сталина из окна арбатского дома. И там всех, кто в квартире находился, тогда повязали в своё время. Но трогательный момент, если б ни был ужасным, состоял в том, что окна квартиры выходили на другую сторону, они выходили во двор просто-напросто.Так вот, нет больше этой улицы. Это одно из тех мест, где пешеходная улица, всегда есть жизнь. Есть то, что нам нравится, есть то, что не нравится. Есть живые статуи, когда человек стоит.
О. Мокряков
―
Живых статуй тоже арестовывали во время нашей серии пикетов 2 числа.
С. Бунтман
―
А что живые статуи загораживали?
О. Мокряков
―
Судя по всему, они собирались устроить революцию либо загородить проход граждан. То есть статуи, которые неподвижно стоят, два человека, покрытые серебряной краской, их при нас завели во двор управы, причём, не во двор полиции, а во двор управы. Что они там собирались с ними делать. А там стояла толпа журналистов, которая пришла бузить по поводу ареста картин художников. И вот когда менты их завели, я сказал журналистам: смотрите, давайте сейчас со статуями разберёмся. И с ними два мента. И вот у них спрашивают журналисты: за что вас задержали? Они говорят, что нас задержали, нам вменяют статью 20.2. И тут же спрашивают у полицейских: вы имеете к ним какие-то претензии? Полицейские: да нет, идите, они свободны. Ребята тут же ушли. То есть, понимаете, они испугались внимания общественности.
С. Бунтман
―
Это какой-то произвол. А вы сталкивались уже с тем, что называется туристическая полиция?
О. Мокряков
―
Именно туристическая полиция почему-то сейчас подходит к нам на Арбате и в других местах. То есть это полиция, которую создали для Чемпионата мира 2018 по футболу. Вот решили, что во всех странах есть туристическая полиция. А давайте-ка мы тоже сделаем туристическую полицию. Но пока нет чемпионата, пока её нечем занять, туристическая полиция уже есть, и она занимается тем же самым… никаких иностранных языков они не знают. Они тоже подходят…
С. Бунтман
―
Вы знаете, вы, Олег, наверняка помните, и помните, Борис, тоже, когда у нас было… у нас почти идеально прошло очень крупное соревнование. И Арбат в этом был стихийно задействован, очень серьёзно. Это финал Лиги Чемпионов 2008 года. Вы помните?
О. Мокряков
―
Финал-то помню. А как был Арбат задействован?
С. Бунтман
―
Арбат задействован был элементарно. Играли тогда Челси-Манчестер. С той стороны, где ближе к центру, ближе к Серебряному переулку, там по всей, если от центра, правой стороне сидели люди в синем, Челси сидели. Если пройти дальше, то по левой стороне один в подвальчике был бар. И направо, вплоть до Смоленской, вплоть до Джона Була были красные. Я искал красных, искал своих. И было нормально. И единственное, что милиция себя вела практически идеально. Им очень хотелось быть цивилизованными. Единственное, что нас с Сан Санычем Пикуленко остановили уже после матча, почти ночью, потому что мы ехали и мы были оба в красных шарфах. А девушка из Форда, из компании «Форд» была в синем, челсианском. И, судя по всему, они озаботились тем, не собираемся ли мы с Пикуленко бить эту девушку. Они так заинтересовались, подъехали. Мы им помахали рукой. Было почти идеально. В чём дело? Какая туристическая полиция?
О. Мокряков
―
Я считаю, что и туристическая полиция, и все остальные подразделения, которые против нас выставлены в последнее время, имеют следующую цель: во-первых, это элементарная месть за то, что мы начали против них джихад, большую кампанию борьбы. Мы её начали в марте прошлого года, когда было наиболее вопиющее задержание. Когда задержали Максима Демидова, нашего гитариста, одного из знаменитых старейших, и грубо побили его гитару. И он подал…
С. Бунтман
―
Простите, у него же уникальный инструмент.
О. Мокряков
―
Уникальный инструмент был ещё у Садова. И ему тоже побили.
С. Бунтман
―
У Садова тоже, потому что у меня даже диск есть, который я здесь у него купил.
О. Мокряков
―
Очень многие известные люди имеют его диски. А Максим Демидов – у него уникальная гитара Чет Эткинс, по-моему, 1958 года, если я не ошибаюсь. Но он тут просто вскипел.Он подал, как уж сумел, гражданский иск. Его потом поддержала Виолетта Волкова, она взялась ему помогать, она должна была с нами здесь присутствовать, но по известной нам троим причине она сегодня прийти не смогла. Виолетта, кстати, очень активно защищает сейчас нас, уличных музыкантов. Она вписалась в нашу борьбу, потому что ей это интересно. И, кроме того, она меня лично вытащила из-под верных 15 суток в Цаговском лесу, куда меня пригласили поиграть на гитарке и поснимать. Правда, не предупредили, что там собираются…
Может быть, вы слушали, в Цаговском лесу в 2012 году, если я не ошибаюсь, там была большая буча против вырубки Цаговского леса знаменитого.
С. Бунтман
―
А, да, да, да.
О. Мокряков
―
И меня ребята из левого фронта пригласили просто поучаствовать, поиграть на гитаре и поснимать.
С. Бунтман
―
А, вы себя скомпрометировали связями с левым фронтом.
О. Мокряков
―
Дело в том, что я в некотором смысле состою в левом фронте, можно так сказать, потому что я большой друг… я считаю, что мы с Удальцовым дружим.
С. Бунтман
―
И что дальше?
О. Мокряков
―
Понимаете, политика – это дело отдельной передачи. Я считаю, что либеральная часть протеста про левую часть ничего не знает. А там очень большие градации. Там есть и ватники, и антипутинцы, и те, кто… Украину.
С. Бунтман
―
Там очень много. Мы следим. Потому что левая часть всегда менее видна. Она была видна только тогда, когда перед самым вот этим самым разгоном… наводочка идёт от телефона… когда перед самым разгоном на Болотной, я помню, это было практически в прямом эфире, тогда увидели оцепление совершенно не там, где оно должно было быть. И тогда Сергей Удальцов… они сели, в общем-то. Они сидящую устроили…
О. Мокряков
―
Я по просьбе Удальцова тогда взял колонку большую с генератором. И микрофон. И он это, собственно, говорил в мой микрофон. А когда он ушёл на сцену, он меня попросил помогать рассаживать людей. И я всех их лично вещал: рассаживайтесь, рассаживайтесь, пожалуйста. Я там пел всякие песни. Мне потом Виолетта сказала: о, попиарился на протесте. Какой тут пиар? Я едва-едва оттуда ушёл со своей драгоценной аппаратурой.
С. Бунтман
―
Скажите мне, Олег. Как вы думаете, Борис тоже. Скажите, ведь здесь нет точечного какого-то адресного преследования с какой-то историей, как у Олега. То, что он там и с левым фронтом, и участвовал в их мероприятиях. Здесь, по-моему, просто компания какая-то, совершенно другого толка.
О. Мокряков
―
Давайте я быстро договорю. Потому что я-то в курсе вообще всех этих подводных движений. Преследование, конкретное давление идёт, оно усилилось после того, как Максим Демидов подал гражданский иск, когда великолепный судья заинтересовался этим делом, он провёл штук 15 заседаний, они рассматривали эту гитару, они вызывали полицейских.
С. Бунтман
―
А что с гитарой было?
О. Мокряков
―
Там были трещины просто. Она вся потрескалась.
С. Бунтман
―
Рассматривали в смысле нанесения ущерба?
О. Мокряков
―
И они тогда очень сильно испереживались. Они просто начали задерживать нас всех подряд. И, в общем, подключили силы: то одна группа юристов туда приходит, то другая, там эксперты с их стороны. В общем, напряглись они тогда сильно и пошли усиливать волну репрессий на Арбате. Параллельно была волна репрессий, которая идёт до сих пор, на Никольской. То есть Арбат и Никольская – это две улицы…
С. Бунтман
―
Самые не то что первые, а самые ближе к центральным, улицы пешеходные. Сейчас ещё есть Большая Дмитровка. Я не знаю. Наверное, там совсем плохо.
О. Мокряков
―
Да, сейчас я расскажу в оставшееся время. На Никольской есть интересы у некоего Травкина, замглавы префекта Центрального округа, которого поставили руководить некой созданной территорией «Китай-город». Что это такое? В составе управы «Тверская» организовали территорию Китай-город, на которой Травкин, не подчиняясь главе управы «Тверская», сразу…
С. Бунтман
―
Свободная территория «Китай-город», наверное.
О. Мокряков
―
Вольная территория «Китай-город». Там нету никакого жилья. И вот этот самый Травкин, он бывший ФСБ-шник, как мы узнали, он со скандалом уволился в 2005 году из Счётной палаты, когда там возник коррупционный скандал. Мы докопаемся, кто он такой, как его туда поставили. И вот он даёт команду полицейским – арестовывать всех уличных музыкантов с 2013 года.
С. Бунтман
―
А почему? Потому что не нравится?
О. Мокряков
―
Там есть два момента. Первый, это точно совершенно, у него там есть какие-то свои бизнес-дела. Вообще у всей этой компании управовской. И уличные музыканты, им, судя по всему, и другие уличные артисты, и живые статуи, и которые в костюмах в исторических фотографируются – они, судя по всему, отвлекают потенциальных покупателей от чего-то более серьёзного. И именно там они изобрели, начиная с известного дела Даймонда прошлым летом, арестовывать музыкантов по политической статье 20.2.На Арбате там другой, тоже коммерческий, интерес.
С. Бунтман
―
Статья – в смысле не собираться?
О. Мокряков
―
Больше трёх не собираться.
С. Бунтман
―
Это именно эта статья, да, чтоб популярно.
О. Мокряков
―
Вот. Травкин будет привлечён к ответственности вместе со всеми рядовыми полицейскими. У нас есть целая команда юристов. Не один Борис. Дальше, на Арбате есть интересы у замначальника ОВД «Арбат» Коцура, который почему-то очень любит местную гражданку Королёву, в народе – Мальвина. Она знает, что её зовут Мальвина. У неё там есть бизнес, у неё 4 квартиры. При странных обстоятельствах, когда она приехала в 1990-х годах с Западной Украины, вышла замуж. Муж у неё внезапно умер. У неё там есть магазин «Арбатская лавица». В общем, она нападает на уличных музыкантов просто агрессивно. Судя по всему, у неё уже что-то животное. Потому что изначально ей не нравилось, что около её магазина играют музыканты и тоже, вероятно, отвлекают покупателей. Но потом она уже включилась просто в какую-то свою личную борьбу. И по её вызовам… у неё есть команда старушек, команда бабок, их штуки 4, наверное. И вот у каждого есть что-то, почему по их звонкам приезжает наряд полиции и либо музыкантов выгоняет, либо задерживает. Я этого накушался ещё в 1990-е годы.
С. Бунтман
―
Борис, а вот территория около… Вот мы выяснили, вроде бы выяснили, что есть формально, когда мешают проходу. То есть скапливаются у входа, предположим.
Б. Маматов
―
Препятствуют проходу к магазинам.
С. Бунтман
―
Занимают террасы кафе или что-нибудь ещё. Мешают жителям. Тут ещё у нас говорил: единственное, что я бы запретил – я бы ограничил усиление у жилых домов.
О. Мокряков
―
Мы с этим согласны. Правила такого нету. Есть закон о тишине, который запрещает играть после 23 часов. Мы согласны идти на какой-то компромисс с жителями на предмет того, чтобы не играть громким музыкантам прямо под окнами. Но вот эти граждане – у них, ещё раз говорю, что-то животное против всех музыкантов. И вот эти люди, которые обратили внимание якобы, что после всех этих протестов надо же как-то реагировать на уличных музыкантов, которых мы обещали легализовать ещё в 2011 году. И вот они, вместо того чтобы привлекать к ответственности полицейских и должностных лиц, которые против нас осуществляли беззаконные акты, они начали придумывать какие-то новые ограничения.Например эти люди - это муниципальный депутат Арбата, глава муниципального собрания Арбата уважаемый Евгений Бабенко, депутат Мосгордумы Евгений Герасимов, уважаемый наш…
С. Бунтман
―
А что Евгений Герасимов?
Б. Маматов
―
Он возглавляет комиссию.
С. Бунтман
―
Мне странно, что он может быть против.
О. Мокряков
―
Он не против. Он на словах – за. Уважаемый робот Вертер, так сказать. Он играл эту роль.
С. Бунтман
―
Он замечательный актёр.
О. Мокряков
―
Он решил, что если они сделают какие-то ограничения, то этим они нас легализуют. То есть они предлагают убрать уличных музыкантов с Арбата полностью, за исключением выходных дней, субботы и воскресенья. Они предлагают убрать уличных музыкантов из города вообще и загнать нас в парки. Они хотят сделать для нас лицензии, то есть чтобы мы платили какие-то деньги. То есть ты покупаешь эту лицензию, патент и играешь, допустим, месяц или год на одном и том же месте. Представляете, я, допустим, играю на одном месте в течение месяца с одним и тем же репертуаром, я, один и тот же человек. То есть это совершенно нелогично.
С. Бунтман
―
Я вам скажу просто как бывший арбатский житель ещё ко всему, да и вообще по здравому смыслу: тогда я бы сам вылил бы воду, если бы одно и то же у меня под окном пели в течение года. Я бы возмущался гораздо больше. Там смысл весь в разной аудитории.Здесь, кстати говоря, очень важный вопрос спрашивают: «Все ли профессионалы-старожилы, играющие постоянно, или есть студенты, которые время от времени?».
О. Мокряков
―
Постоянно кто-то заходит новенький. И так и должно быть. То есть я считаю, что старожилы, конечно, должны сидеть вечно… Я думаю, Садов, куда же его денешь?
С. Бунтман
―
Вы знаете, для меня это признак стабильности жизни. Я туда прихожу, я его вижу. Даже если прохожу мимо, он играет что-то, у меня хорошие воспоминания. Я пошёл дальше. Это признак такого… Даже когда по вечерам, когда я жил недалеко, и проходил, по вечерам всегда стоит круг у Театра Вахтангова, и там рассказывает человек.
О. Мокряков
―
Анекдотики, да.
С. Бунтман
―
Да, там они рассказывают. Мне не всё нравится. Потом, кстати, когда легендарная Барвиха была, там встречались просто… там встречались, о чём-то болтали и дальше шли. Это жизнь. Это мой квартал, предположим. Я правду говорю, я там 8 лет жил в этом квартале.
О. Мокряков
―
У вас окна прямо на Арбат выходили?
С. Бунтман
―
Я дальше жил, я в Гагаринском жил с той стороны. А здесь на работу проходил.
Б. Маматов
―
Я хотел добавить к нашему разговору. Мы изучаем опыт европейских стран. Дело в том, что уличная культура приносит ещё местным муниципальным властям большие доходы в казну, потому что она привлекает и туристов, и, например, если мы говорим о Москве, то это российские граждане-туристы, которые приезжают в столицу, иностранные туристы. Они не только слушают, они заодно и в кафе заходят…
С. Бунтман
―
Поэтому меня это очень дёрнуло, когда это мешает тому, чтобы заходили в магазины и так далее.
О. Мокряков
―
Вот именно…
Б. Маматов
―
Наоборот, это помогает.
О. Мокряков
―
Кафе наоборот привлекают к себе уличных музыкантов.
Б. Маматов
―
И, кстати говоря, Олег тоже подтвердит, мы проводим общественные опросы, мы хотим согласовывать это с местными жителями, с местными предпринимателями. И, соответственно, сотрудничать с представительными органами, вносить свои предложения в законопроекты. Мы понимаем, что надо регламентировать, регулировать эти отношения. И мы за то, чтобы… Но когда мы приходим, например, мы были, у вас в репортаже отмечалось, мы пришли туда, то ни одного должностного лица не оказалось на работе.
О. Мокряков
―
То есть когда мы зашли в управу «Арбат», для того чтобы поговорить. То есть они знали заранее, что мы туда придём, то как-то внезапно их там никого не оказалось на рабочем месте, ни одного заместителя, на входе поставили двух омоновцев.
С. Бунтман
―
Ну, понятно. Бывает часто. Здесь очень важно, Дмитрий спрашивает: «А что будете делать дальше? Бороться будете продолжать?».
О. Мокряков
―
Мы будем не просто продолжать бороться. Мы с нашей командой юристов составили и будем продолжать составлять заявление на вот этих господ, виновных в беззаконье, то есть это Коцур, Травкин, Григорян, который на музыкантов написал лживый протокол о том, что они торгуют. То есть у нас есть этот протокол. Человека, музыканта оштрафовали на 2,5 тысяч рублей за торговлю, хотя он не торговал, и конфисковали у него инструмент.Муниципальный депутат Замоскворечья Сергей Марков – с ним особый разговор. Он мне прямо в глаза говорит: мы против вас будем бороться. А у него окна выходят прямо на станцию метро «Третьяковская», там, где всегда играют музыканты. И я договорился с полицейскими, что они будут вас ловить и штрафовать по статье 20.2. Я типа борец с путинским кривосудьем. Но тем не менее надо же от этой статьи получить какую-то пользу. Он будет у нас скорее всего привлечён к ответственности либо за…
С. Бунтман
―
Это ещё использование положения. Потому что если у меня окна будут выходить, то у меня единственный способ – нахулиганить в ответ или написать что-нибудь, а не норовить…
О. Мокряков
―
Бывший глава департамента культуры Капков, который с 2011 года обещал нас легализовать. И когда он уволился, и ему журнал «Йот» задал вопрос: «Вы же обещали легализовать уличных музыкантов. Причём, он у вас же здесь говорил, что «я всем выпишу разрешение». И после этого он сказал: а я уже не помню, что обещал, я уже не работаю. Это уже буквально, я процитировал».
С. Бунтман
―
Не очень на него похож такой ответ. Потому что он всегда обстоятельно отвечал. Надо спросить.
О. Мокряков
―
Да. И это удивительно. Но просто журнал дал цитату его прямой речи. Поэтому даже несмотря на то, как он это сказал, за 4 года он ничего не сделал, только наобещал. Поэтому мы ему дали официальный статус Обещалкина. И, я надеюсь, больше он не будет работать ни в какой государственной структуре, да и частные структуры тоже не должны брать человека, который может обещать, причём, пиариться на своём обещании 4 года.Он сейчас хочет работать где-то в МГУ. Но мы против этого…
С. Бунтман
―
Смотрите, здесь мне несколько человек написали: «Какие ограничения существуют в Швейцарии в Берне?». Но Швейцария – отдельная страна. И там покой вообще – это величайшая ценность. «В Германии можно играть только на инструментах, которые не подключены к усилителям». Да, существует некая регламентация, которая создаётся не кампаниями, «Уничтожим всё, вплоть до пригородных электричек». Мне аккордионист здесь прислал, говорит: «Я работаю в пригородных электричках». Там те же гонения сейчас происходят.Ну так вот, это существует, когда местное сообщество, не просто муниципальные депутаты, а когда местное сообщество вырабатывает правила. Правила в Москве можно выработать. И не какие-то странные…
Б. Маматов
―
Нужно. Мы к этому призываем власти, чтобы они шли на сотрудничество с обществом. Потому что мы-то взаимодействуем и с местными жителями. Мы хотим учесть всех заинтересованных сторон.
С. Бунтман
―
Ну, конечно. Но вы понимаете, когда мы здесь… для меня замечательный вечерний… очень часто ребята играют довольно жёсткую музыку в переходе станции метро «Арбатская», которая над тоннелем переход. Но они сто лет играют. Для меня это тоже такой признак стабильности. Здесь у нас в переходе бывает пьяный псевдопанк, а бывает – девочки-мальчики из Гнесинки играют, когда у них каникулы…Разное бывает. А то у нас или начальство преследует, или вообще непонятно что, а мы только жалуемся. Знаете, что? Не должна прекращаться уличная музыка. Я здесь сейчас скажу напоследок, Олег, Борис, так что и держите нас в курсе, пожалуйста, как это всё будет происходить.
О. Мокряков
―
Да, конечно.
С. Бунтман
―
Не поиграли, не попели. Зато рассказали очень важные вещи.
О. Мокряков
―
Мы сказали всё, что хотели. Спасибо.
С. Бунтман
―
Спасибо вам.
Б. Маматов
―
Спасибо.