Моральный кодекс российского художника: что можно что нельзя? - Андрей Бильжо, Елена Коренева, Юрий Быков - Культурный шок - 2015-01-31
К. Ларина
―
Добрый день! Программа «Культурный шок». Здесь в студии ведущая Ксения Ларина – это я. Приветствую вас, дорогие друзья! Мои гости: Андрей Бильжо, художник и психиатр…
А. Бильжо
―
Здрасте, дорогие.
К. Ларина
―
Здрасте. Елена Коренева, актриса…
Е. Коренева
―
И пациент. (Смеются.)
А. Бильжо
―
Да ладно?
К. Ларина
―
Писатель и актриса. И Юрий Быков – режиссёр и сценарист, и актёр. Юра, приветствую, здравствуйте.
Ю. Быков
―
Здравствуйте.
К. Ларина
―
Напомню слушателям, что Юрий Быков – автор таких фильмов уже известных, как «Майор» и «Дурак» – фильм, который был показан уже и по телевидению, чему я очень рада, и широко сейчас обсуждается.Наша тема сегодня такая: «Моральный кодекс российского художника: что можно, а что нельзя?» Во-первых, я хотела вас всех увидеть. И спасибо, что вы пришли. А во-вторых, хотела всё-таки как-то понять, в какой мы нынче реальности творим. Я обращаюсь прежде всего к вам, как к людям творческим, которые занимаются творчеством и, надеюсь, ещё будут заниматься: и писать, и снимать, и играть, и рисовать, и сочинять. Такой накат постоянный наблюдаем запретов со всех сторон. Пока речь о цензуре как таковой не идёт, но она уже существует, что тут лукавить, она есть. Хочется и про мат, конечно, поговорить. Одна из тем – это запрет мата, из-за чего пострадало уже достаточное количество очень серьёзных и ярких работ. Вот Юрий предусмотрительно не использовал ненормативную лексику в своём фильме.
Ю. Быков
―
Нет, я использовал, просто мне пришлось её купировать согласно закону.
К. Ларина
―
А, вы уже даже успели это сделать?
Ю. Быков
―
Конечно, это сделали сразу, когда делали копию.
А. Бильжо
―
Я, надо сказать, посмотрев вчера фильм «Дурак» (зная, что мы сегодня встретимся), ловил себя на мысли, Юра, в этом замечательном фильме, который мне очень понравился, что мне этой ненормативной лексики не хватало. Не хватало. Потому что когда они приходят в это общежитие – вот не говорят так эти люди! И когда на высоте эмоций, на высоте этого накала, когда собираются другие люди, вот эти чиновники – и они, конечно, так не говорят. Но у вас получилось здорово, вы обошли это. Этого мне не хватало. Хотелось немножко посолить – и тогда еда будет естественная.
Ю. Быков
―
Возможно. На самом деле в картине мат был – по крайней мере, что касается тех линий, которые связаны с общежитием, с главным героем.
А. Бильжо
―
Вы не обиделись?
Ю. Быков
―
Нет, абсолютно. Мат был, но был в небольшом, правда, количестве. У меня был очень хороший учитель русского языка и литературы в школе, и мне всё-таки привили ощущение того, что без мата можно обходиться. Ну, у Чехова его не было практически, у Пушкина не было. Я считаю, что мат сам по себе… Знаете, как говорят: «Режиссёр никому ничего не должен». И зритель, в общем-то, никому ничего не должен. Да и произведение никому ничего не должно. Но если художнику нужен мат для выражения его виденья, его ощущения мира, то, наверное, нужно его использовать, и ровно так, как это искренне вытекает, собственно говоря, из его души, из его сердца.Я немножко формально подхожу к своим работам. Я стараюсь всё-таки ориентироваться на те произведения искусства, которые были сделаны до меня достаточно давно. И когда я вижу примеры, в которых мат отсутствует практически целиком, то мне немножко не по себе, когда мне его приходится использовать. Хотя, ещё раз говорю, я его использую. В «Майоре» у меня был мат, и даже в самой первой картине «Жить» был. Но я его очень-очень целенаправленно, очень ёмко, как мне кажется, и очень-очень по месту, потому что я немножко стесняюсь использовать мат именно в силу того, что до меня уже были большие серьёзные произведения искусства, которые мне никогда не превзойти, и они обходились без мата. Может быть, сейчас другое время, не знаю. Но я стараюсь его избегать.
К. Ларина
―
Лена, ты в доматерную эпоху много работала. (Смеются.) Можно же было действительно обходиться без мата и рождать прекрасные работы.
Е. Коренева
―
Нет, безусловно, можно. Пользуясь случаем… Мы все заговорили о фильме «Дурак». Я в восторге от этого фильма.
Ю. Быков
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Не зря пришёл, Юра.
Е. Коренева
―
Да. Причём я в восторге от этого фильма. Я видела ваш предыдущий. Несмотря на всеобщий восторг, я была тем человеком, который предъявлял некоторые претензии. Так вот второй я просто приняла на ура. Я к тому, что я не просто восхищена режиссёром как таковым, а конкретной работой.Естественно, мы обходились без мата на сцене и в кино в советские времена. Я пытаюсь вспомнить мат в жизни той. Откровенно говоря (может, это вопрос моего окружения), я его особо не встречала. Хотя были некоторые очень известные актёры, которые совершенно гениально матерились. Как мы все, я знаю людей, которые очень высоко ценят мат и, как говорят, виртуозно матерятся. Конечно, среда, в которой ты растёшь, определяет твою возможность легко адаптироваться к мату, чтобы тебя это не коробило. В случае произведений искусства меня мат не коробит, если он на месте, я вообще его не замечаю, честно говоря. В том же фильме Андрея Сергеевича Кончаловского последнем…
К. Ларина
―
«Белые ночи»?
Е. Коренева
―
«Белые ночи». Там матерится прелестно этот Колобок, но это настолько чистый, трогательный, трагический образ, что как-то это естественно, не нужно на этом циклиться. Если произведение плохое и лживое, то наличие мата или его отсутствие не спасёт. Но действительно в советские времена, естественно, это всё было подвержено цензуре. Я лет 35 сама в жизни не материлась, но потом стала активно материться. (Смеются.)
А. Бильжо
―
Позволили себе. После 35 решила начать новую жизнь, что называется.
Е. Коренева
―
Нет, нет. Как вам сказать? Просто обстоятельства уже так складывались, что без этого было не обойтись. Но я это делаю или в одиночестве, когда, скажем, иду по улице и меня никто не слышит, или дома я ору, или в кругу знакомых. Но я не против этого. Откровенно говоря, это вопрос необходимости мата. Если это по существу, то меня это совершенно не коробит.
К. Ларина
―
Вы знаете, конечно, нас загоняют в ловушку этой темой, поскольку когда её вырываешь из контекста, вроде действительно неприлично материться. Кто же с этим спорит? И нехорошо, когда со сцены или с экрана ругаются матом. Но давайте всё-таки делать разницу между уличным матом и ненормативной лексикой, которая содержится в произведениях искусства, потому что там не матерятся со сцены и не матерятся с экрана. Когда они принимали этот закон, я помню, они всё мучились, как его применять. Гоняться за каждым матерящимся актёром? Как это? Это же не актёр. Вот тут какая страшная вещь: это же не артист выражается нехорошо и даже не режиссёр. Правда же?
А. Бильжо
―
Конечно. Ты сейчас затронула тему совсем широкую. Мне кажется, что сегодня большинство стало путать актёра и персонажа, которого он играет. Больше того, стали путать рисованного персонажа с реальным человеком. Что такое «карикатура может обидеть»? Ребята, это рисунок, где вообще не человек. Вот я рисую человека с большим носом. Какой это человек? Когда мне один генерал, для которого я делал ролики, через посредника спросил: «А почему у женщин Бильжо такая маленькая грудь?» – я даже не мог понять, о чём идёт речь. Какие женщины Бильжо и какая маленькая грудь? Оказалось, что он имел в виду женский персонаж в моих карикатурах. Я спросил: «А что, вот эти две галочки генерал считает грудью? А вот это носом?» Это же условный мир, абстрактный мир в карикатуре!И также путаница: ругается матом на сцене персонаж, которого играет актёр. Актёр вообще работает над этой ролью. Извините, Лена, что я при вас говорю за актёров. Отвратительно, когда ругаются на улице подростки, это слушать невозможно, у них и так маленький словарный запас слов. Когда вы говорите «короче», вы должны понимать, что вы и так говорите так коротко, что уже короче некуда. И эти паузы вы заполняете матом. Вот это отвратительно и это не обсуждается. Мат хорош и необходим, когда речь идёт о каком-то диком эмоциональном накале страстей. Трудно себе представить, когда солдат идут в атаку и говорят какие-то другие слова. Ну, трудно себе представить. Это накал, чтобы поднять. Это как атомная бомба, которая должна быть всё-таки в умелых и хороших руках. Вот это что такое? Вот это что за язык?
К. Ларина
―
Андрюша, я хотела вернуться к началу твоего монолога, мне хочется на этой теме немножечко посидеть. Сегодня, как мне кажется, эта шизофрения (извини, не при психиатре будет сказано) как-то стала чуть ли не национальной идеей, когда не то что путают искусство и жизнь, а сознательно одно замещают другим. Поэтому когда говорят про фильм, допустим, «Дурак» или «Майор», рассказывают про очернение действительности, про то, что такого не бывает, и вообще «где он такое нашёл?», «а где эти люди?», «это всё враньё и неправда». Не говоря уже, когда дошло уже до абсурда.Я специально распечатала это письмо, опять же письмо сумасшедших – жалоба, донос на актёра Валерия Гиршко, который сыграл священника в фильме Андрея Звягинцева «Левиафан»: «Образ, созданный этим деятелем, является циничной и грязной пародией на русский православный епископат, оскорбляет всех верующих людей и, по сути, есть не что иное, как фиглярское издевательство над российской властью и святым православием. Было бы вполне естественно, – пишут авторы, – если бы подобные выпады в своём творчестве допускал, скажем, артист какого-нибудь оппозиционного художественного коллектива, финансируемого из разных иностранных фондов. Но в данном случае речь идёт о человеке, который служит в государственном театре».
А. Бильжо
―
Кошмар.
К. Ларина
―
Вы можете мне это объяснить?
А. Бильжо
―
Не могу. Рубен Александрович Наджаров, был такой профессор-психиатр замечательный совершенно, он как-то на склоне своей карьеры, уже уходя, после большого доклада… Показывали больного, я показывал, делал большой разбор и так далее, много терминов, слов, заключение нам несколько страниц. Он слушал, слушал, слушал, а потом сказал: «Ты знаешь, мы всё пытаемся объяснить с точки зрения психиатрии, а иногда бывают просто подонки». Это сказал академик и психиатр. Иногда бывают просто подонки.Ребята, не всё можно объяснить с точки зрения психиатрии. Я не могу объяснить, о чём говорят эти люди. Я несколько дней разговаривал со священником, который мне рассказал, что когда он учился в семинарии, такое количество анекдотов, которые рассказывают семинаристы про священнослужителей, про попов и так далее, вы не услышите нигде. Если меня слушают семинаристы, они подтвердят это. Поэтому ну что это? Это вершина цинизма. Казалось, что у цинизма дна нет, а оказывается, есть ещё. Вершина цинизма. Это какие-то горы просто, до этих вершин добраться невозможно.
Е. Коренева
―
Мне кажется, что в каких-то случаях нужно просто различать. Возможно, должна быть цензура, безусловно, на ряд вещей. Например, на мат в школе. Ведь сейчас могут выходить фильмы на дисках с полным реальным живым записанным оригинальным текстом, а где-то – скажем, на телевидении – или он купируется, или запикивается, или после 12 ночи. То есть какой-то компромисс нужно искать.
К. Ларина
―
Есть, в конце концов, маркировка.
Е. Коренева
―
А ещё я хочу сказать, что жизнь, мне кажется, просто уже превратилась… Эти люди, которые критикуют (сейчас процитировали) этого актёра, исполняющего роль священника – им выгоднее жить в виртуальном каком-то мире. Поэтому они предъявляют претензии к фильму, потому что в реальной жизни они не предъявляют претензий никому. У них нет выхлеста, поэтому они сползли в эту виртуальность. Они оценивают кино и театр, потому что они не проживают реальную жизнь, потому что у них рот заткнут. И когда наша оппозиция выходит на марши и митинги, то этих людей там нет. Их нет, они не понимают, как это. То есть они на реальную жизнь давно не реагируют, потому что рот у них закрыт, ими владеет страх и цензура. Это называется «замещение», по-моему. Поэтому они активно срываются на произведения искусства. Я думаю, что есть какие-то серединные варианты: не полный запрет или полное разрешение, а именно какая-то градация. Я не хочу, чтобы в школе ругались матом.
К. Ларина
―
У нас в школе запрещено ругаться матом.
Е. Коренева
―
Правильно.
К. Ларина
―
Но они ругаются всё равно, Лена.
Е. Коренева
―
Нет, так я про то и говорю.
Ю. Быков
―
Мне кажется, что должен быть какой-то здравый смысл, потому что поскольку у нас всё-таки светское государство, то те люди, которые пишут подобные письма, они в каком-то смысле подводят самое православие. Потому что такую претензию можно было бы предъявить режиссёру государственного театра, который поставил пьесу (исходя из логики этого письма), в которой используется подобный образ. Даже если просто исходить прагматично из логики этого письма, предъявлять претензию артисту, который был избран на роль в художественном фильме, что он не должен работать в государственном театре при этом – это какие-то оксюморонные вещи, простите меня. Из желания просто подыграть, как им кажется… Опять же, мне кажется, что здесь абсолютно гоголевская вещь. Они пытаются угадать желание власти, которое, может быть, даже не проартикулировано.
К. Ларина
―
Давайте мы сейчас остановимся…
Е. Коренева
―
Ещё одну фразу можно?
К. Ларина
―
Простите, Леночка, после новостей. Давайте новости, а потом продолжим.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Культурный шок». Сегодня мы говорим о том, что можно, а что нельзя творческому человеку, художнику, который работает в нашей стране. И у нас здесь художники: Елена Коренева, художник, актриса и писатель; Юрий Быков, режиссёр, художник, сценарист, артист; и, конечно же, главный художник Андрей Бильжо…
Е. Коренева
―
И психиатр.
К. Ларина
―
Да, он же психиатр. Нашим слушателям я напомню номер SMS: +7 (985) 970-45-45. Если у вас тут есть вопросы какие-то или уточнения, или ваши мысли по поводу темы, которую мы обсуждаем – милости просим, мы готовы вас тоже услышать. Лена хотела…
Е. Коренева
―
Да, я хотела сказать, что сейчас в контексте всего, что происходит у нас везде на всех уровнях в стране нашей, это абсолютно красная тряпка и перевод стрелок. Так воспринимается. Разрушаются архитектурные памятники. Приковываются к кровати заключённые в больнице, что абсолютное нарушение, то есть это издевательство, это пытка. Сажают людей, но это старая уже, нам известная история…
К. Ларина
―
Совершенно чудовищная сейчас история, которую мы сейчас в новостях слушали. Это просто…
Е. Коренева
―
Да, по надуманным, притянутым за уши поводам. Или неадекватная форма и условия наказания (вы про многодетную мать говорите). И так далее и тому подобное – всё, что мы знаем. Что происходит у нас в Думе, что они несут, что они говорят, какие-то новые инициативы, от которых уши вянут, по идиотизму, глупости. Но зато мы обсуждаем цензуру на мат – при том, что она уже существует на телевидении, так я понимаю. Понимаете, это перевод стрелок. Простите меня, но действительно мат – в конце концов, это часть русского языка. Я так воспитана. Я объяснила уже, я начала материться очень поздно и в определённых условиях, когда по-другому…
К. Ларина
―
Лена, мы же говорим не про мат как таковой, когда ты в контексте это рассматриваешь. Прекрасно мы понимаем, что речь идёт не о мате. Что мат в нашем разговоре олицетворяет? Безусловно, это некая абсолютная свобода: свобода творчества, свобода высказывания, свобода слова. Вот о чём мы говорим. Ведь когда обсуждают сегодня фильмы профессиональные люди, критики, коллеги Юрия, они обсуждают фильмы так, как будто бы он снял документальный фильм, а не художественный; которые предъявляют претензии персонажам и ничем не отличаются от этого идиотского письма, которое я вам процитировала.
Е. Коренева
―
Ксения, дорогая, я не за это, но я убеждена, что все творческие работники, все режиссёры и драматурги согласились бы и потерпели бы, как это было в советские времена, цензуру на мат. Они могут высказать свою мысль без этого.
К. Ларина
―
А на что не соглашаться?
Е. Коренева
―
Вопрос в другом: что за пределами мата происходит? Это перевод стрелок, это красная тряпка, как я сказала. О’кей, я лично согласна – в произведениях не материться. Мне, кстати, на сцене было бы тяжело материться. Но это вопрос уже, извините, воспитания.
А. Бильжо
―
А вот мне было бы легко, например. Сейчас я прослушал новости, и мне так бы хотелось сейчас в микрофон сказать несколько слов после этих новостей! Но я этого не делаю, потому что у меня внутри есть некий цензор. Дома – конечно. Я именно поэтому не смотрю уже год федеральные каналы. В феврале ровно год исполнится, как я не смотрел ни одного федерального канала, потому что, как Ксения правильно сказала, по телевизору нельзя ругаться, а когда смотришь телевизор, на него ругаться можно и очень хочется. Но нервов просто жалко.
Е. Коренева
―
И я не смотрю.
А. Бильжо
―
Кстати говоря, если у вас эмоциональный подъём, если у вас стрессовая ситуация, и вы сдерживаете себя и не ругаетесь матом…
Е. Коренева
―
Это вредно.
А. Бильжо
―
Конечно. Конечно, друзья мои. Это уже медицина! Это каждый доктор вам скажет: повышение давления и многие вещи. Должен быть выхлоп. Именно поэтому в фильмах, когда герой находится в состоянии стресса, когда он между жизнью и смертью, или он загнан в угол и в тупик, он говорит этим языком.
К. Ларина
―
Подождите. Давайте всё-таки переведём в иную плоскость, потому что мне не хочется, чтобы мы с вами только про мат говорили. Ведь опять же дело в некоем абсолютном… Как сказать-то? В праве на высказывание. Вот тот же фильм взять Быкова. Завтра они скажут: «Всё это неправда, давайте по-другому». И Юра должен будет снимать фильм о том, как ползёт сантехник по крыше…
Ю. Быков
―
Я хотел бы сказать о том, что на самом деле все эти запреты мата и так далее – это такая целенаправленная, очень поступательная и очень осторожная борьба именно с самим направлением. Если в данном случае мы про кино говорим, то с кино. Понятное дело, что мат в основном используется в тех картинах, которые мы называем «социальные драмы», «артовые картины», «авторские картины» и так далее. И понятное дело, что молодёжь, которая ходит в кино (я имею в виду – в широком формате), смотрит комедии, мультфильмы, блокбастеры. Там никакого мата и в помине нет. Понятно, что речь идёт именно о тех картинах, которые снимают Хлебников, Звягинцев, Сигарев и так далее. Эти картины молодёжь до 18 лет практически не смотрит. Это отдельный разговор, плохо это или хорошо, но она ими не интересуется. А те люди, которые смотрят это кино, они уже сформированные, уже минимум им 18 лет, 21 год, они могут служить в армии, выбирать президента и так далее. И что, их при просмотре фильма пугает мат? Скорее всего, нет. Он их делает хуже? Тоже, скорее всего, нет.Я для себя делаю вывод, что это первый этап борьбы в принципе с таким направлением в искусстве, не более того. Ведь мы абсолютно чётко для себя понимаем, что никогда не будут в мультфильме «Ну, погоди!» пытаться переозвучивать с матом Волка и Зайца. Никто не хочет учить детей материться в искусстве, которое предназначено для детей, для семейного просмотра. Это вообще даже не обсуждается. А речь идёт именно о социальном высказывании.
К. Ларина
―
Они просто думают в силу их ограниченности (ничем другим я это объяснить не могу), что, запретив использовать ненормативную лексику в кино, они сразу изменят весь тренд в кинематографе или в театре; что после того, как запретили ругаться матом, будут выходить в свет картины о счастливой, прекрасной и светлой жизни.
Ю. Быков
―
Да, почему-то они это связывают.
К. Ларина
―
Но это же не так.
А. Бильжо
―
Вот именно. Будут картины о счастливой жизни. Это как в некоторых не очень хороших советских фильмах сталинского периода герои жили в огромных квартирах пятикомнатных с раздвижными дверьми, при этом все ютились в коммуналках и в бараках. Идёт абсолютная подмена понятий, отвлечение (то, что Лена говорила) от каких-то реальных проблем. Раскройте глаза, посмотрите в своём городе, в своей деревне на людей, посмотрите на их жизнь – и вам всё станет понятно. Можно я про карикатуры скажу?
К. Ларина
―
Конечно.
А. Бильжо
―
Стали говорить про карикатуры. Роскомнадзор издал указ о том, что нельзя публиковать карикатуры, которые могут оскорбить религиозные чувства верующих в нашей стране (я сейчас не говорю про другие страны). Полный бред! Потому что в нашей стране карикатуристов можно перечислить по пальцам двух рук, и то останется два или три лишних пальца. Это первое. Второе: площадок, где можно опубликовать карикатуры, сегодня практически нет. Я, нарисовав 30 тысяч карикатур, листая эти свои папки (они были опубликованы в течение 15 лет в газете «Коммерсантъ»), понимаю, что половину напечатать сегодня было бы невозможно вообще. И они вроде бы безобидные, но я понимаю, что это невозможно.Мне человек позвонил в одну радиопрограмму, радиослушатель, и сказал: «А вообще карикатуры можно рисовать для дома, для друзей. Нельзя печатать карикатуры, потому что каждая карикатура может кого-то обидеть, оскорбить, не только религиозные чувства. Вы нарисуете, например, члена Правительства, – не буду сейчас называть никакие имена, – и он обидится на вас, вы его поставите в какую-то ситуацию, ему будет обидно. Вам же будет обидно, Андрей Георгиевич, если на вас?» Не будет мне обидно! Мне обидно не будет, потому что нормальный человек должен обладать чувством самоиронии и уметь посмеяться над собой. Обидчивость – это признак и качество служанок. Вот что это такое.
К. Ларина
―
Можно я процитирую ещё одно письмо? Это заявление Межрелигиозного конгресса: «Свобода нуждается в ограничении, в противном случае она может становиться насилием против других – в форме непосредственного физического воздействия или в форме слова, способном глубоко ранить душу человека». Авторы обращение призывают не смешивать понятия «светскости» и «атеизма» (о чём говорил Юра). По их мнению, большинство граждан России, будучи верующими людьми и одновременно тружениками со светскими специальностями, являются носителями религиозных ценностей. «Свобода самовыражения не должна ущемлять права других людей, унижать честь и достоинство верующих, оскорбляя то, что является для них самым сокровенным и дорогим».
А. Бильжо
―
Ни одной карикатуры за последние 20 лет (чуть больше даже) после того, как закончился Советский Союз, я не видел, которая бы могла оскорбить религиозные чувства верующих. Ни одной.
К. Ларина
―
А ты видел какой-нибудь фильм, который оскорбляет чувства верующих?
А. Бильжо
―
Нет.
К. Ларина
―
Смотрел ли ты спектакль, который оскорбляет чувства верующих?
А. Бильжо
―
Нет.
К. Ларина
―
Читал ли ты книжку какую-нибудь такую?
А. Бильжо
―
Нет. Потому что если там присутствует священнослужитель (пли в карикатуре, или в книге, или в спектакле) или присутствуют персонажи из Библии и Евангелия, то художник использует эти персонажи для того, чтобы говорить о земных пороках. Я всё время привожу карикатуру. У меня на картинке идёт Иисус Христос, навстречу ему две девушки. Одна говорит: «Ой, а можно с вами сфотографироваться?» А другая говорит: «И сразу в Facebook!» Эта картинка не про Иисуса Христа, а про вас, дорогие. Я объясняю, потому что приходится объяснять элементарные вещи. Мы же объясняем, что это актёр играл.
Ю. Быков
―
Послушайте, мне кажется, что это тупиковый путь, потому что существует «Сказка о попе и работнике его Балде» Александра Сергеевича Пушкина. И уж более саркастичного (по крайней мере, в классической литературе) произведения на тему Русской православной церкви я не припомню. И что тогда, запрещать это? Мне кажется, что здесь ведётся, ещё раз говорю, какая-то целенаправленная работа по созданию неких мифов, с помощью которых можно управлять большими массами населения, не более того. Потому что мы сейчас говорим о том, что есть некое соощбество людей, которые хотят создать некий конструкт, в котором эта масса людей будет достаточно спокойно управляться. Мне так кажется. Иначе зачем?Я не знаю, как с точки зрения психиатрии, но с точки зрения нормального человека это – ещё раз повторю – оксюморон. Потому что есть огромное количество примеров, когда светское общество развивается достаточно демократично и достаточно не здо́рово, а здоро́во в смысле и свободы слова, и свободы действий, и в то же время уважения к культуре, и религиозной в том числе. А здесь это какая-то агрессивная сила, которая хочет действительно заключить огромное количество людей в какую-то капсулу, мне так кажется.
К. Ларина
―
А как себя от этого оградить? Юра, опять к вам обращаюсь. Потому что, вспоминая тот же фильм «Майор» и фильм «Дурак», я прекрасно понимаю, что претензий может быть миллион, не знаю, от милиционеров, которые скажут: «А где вы видели такие милицейские части? А где вы видели таких милиционеров? Что, у нас все милиционеры такие? Милиционеры-убийцы?» «А где вы видели таких мэров?» «А где вы видели таких чиновников?» И каждый раз приходится по этому кругу ходить.
Ю. Быков
―
Нет, видели, конечно, и все это прекрасно знают.
К. Ларина
―
«Они что, все такие?»
Ю. Быков
―
Дело не в том, что все. Во-первых, я разговаривал с полицейскими уже (а раньше с милиционерами) по поводу этой картины и слышал гораздо чаще слова благодарности. Потому что одно дело – показать какую-то придуманную мизантропическую собственную правду, когда действительно люди упыри на уровне патологии, нечем интересоваться. А другое дело – показать просто реальную жизнь, в которой люди пытаются быть людьми, но система устроена таким образом, что они в конечном счёте не могут этими людьми оставаться. Это совершенно другой уровень уважения и внимания просто к человеческой судьбе и к человеческой личности. Но оградить людей от этого засилья глупости, мне кажется, очень трудно, потому что просто существует некий, может быть, политический, я не знаю, социальный ресурс гораздо больший, чем у отдельно взятых художников и так далее.Мне кажется, что просто те люди, которые это делают, должны понять, что это тупиковый путь. Они спускают собак с цепей, которые потом на них же и нападут. Любое зло, как мне кажется – оно недальновидно. Любая глупость – она недальновидна. Любое тоталитарное ощущение мира, общества – оно недальновидно. Вот и всё. Может быть, эти люди просто надеются, что они, прости господи, умрут гораздо раньше, чем эти деяния принесут плоды. Но если смотреть в стратегической перспективе развития общества, это просто всё недальновидно. Это глупо, как мне кажется, это моё мнение.
К. Ларина
―
А этические хартии нужны?
А. Бильжо
―
О, господи… А что это такое?
К. Ларина
―
Вот Союз кинематографистов примет Этическую хартию.
Ю. Быков
―
А уже приняли, по-моему.
Е. Коренева
―
Уже приняли год назад.
А. Бильжо
―
А что это такое? Скажи в двух словах.
Ю. Быков
―
Это в Америке было, по-моему, либо в 30-х, либо в 40-х годах, когда «нельзя этого», «нельзя того».
К. Ларина
―
Руководствуются высокими принципами.
Е. Коренева
―
Это всё отвлечение внимания от подлинных проблем. Это перевод стрелки. Я думаю, всё они прекрасно понимают.
А. Бильжо
―
Когда такое количество аморальных и безнравственных законов принимается, о какой морали и нравственности в кино или в карикатуре можно вообще говорить?
Е. Коренева
―
И когда не выигрываются суды по вопиющим случаям, когда все суды имеют заведомо известные решения. Людей заключают под стражу, виновные не находятся, а садится тот, кто как раз стал жертвой. Это же повсеместно. Лучше говорить о мате в кино.
А. Бильжо
―
Да, чем о нехватке лекарств, чем о том, что невозможно усыновить детей, больных детей, которых хотели усыновить семьи за границей, которые могли помочь им, их адаптировать социально или сделать операции. Эти вопросы решены? То есть картинка может обидеть религиозные чувства. А для вас, уважаемых верующих в разных богов, картинка важнее? А все остальные вопросы вы решили? Все остальные вопросы у вас решены совершенно, да?
К. Ларина
―
Андрей, если ты не будешь рисовать про это картинки, то тогда и вопросов этих не будет. Вот и всё.
Е. Коренева
―
Самое смешное, что про это забудут спустя какое-то время, когда возникнет новая красная тряпка.
К. Ларина
―
Лена, здесь логика проста. Опять же возвращаясь к новостям, которые мы сейчас слушали, про эту женщину Светлану Давыдову, которая сейчас сидит в СИЗО и сцеживает молоко для своего ребёнка, и неизвестно вообще, когда она его увидит.
Е. Коренева
―
Двухмесячного.
К. Ларина
―
Ведь этот сюжет чудовищный. Он по своему людоедству и чудовищности мало чем отличается от того метафоричного сюжета того же фильма «Дурак». Да? Абсолютно. Когда там расстреливает местный полицейский…
Е. Коренева
―
Свидетелей.
К. Ларина
―
По сути, если говорить о метафоре, абсолютно такой же. Но попробуй сегодня про это сними кино – что тебе скажут?
Е. Коренева
―
Вот стрелка отвлечения внимания, Ксения.
А. Бильжо
―
Да нет, скажут: «Неправда! Что вы клевещете?!»
К. Ларина
―
«Такого не бывает».
А. Бильжо
―
«Женщина позвонила по телефону, а у неё семь детей, и сейчас идёт разговор о том, что этих семерых детей заберут и отдадут в детский дом? Да вы что? Это клевета! В нашей стране, в нашей необъятной Родине не может такого быть! Не может быть такого! Все – добрые люди».
Е. Коренева
―
Мне кажется, эта война идёт за зрителя, в том смысле, что те, кто придумывают эту клевету, эту красную тряпку, хлопушку эту, отвлекающую внимание, они понимают, зачем это делается. Но на тряпку эту попадается огромное количество (удивительно, да?) людей, от которых мы не ожидали, что они могут так легко купиться на этот блеф. И актёры… Вот читала недавно высказывание одного очень обаятельного и яркого человека. Очень многие люди начинают нести и повторять эту пропагандистскую чушь, абсолютную мертвечину. Понимаете, они живут в этом придуманном мире и обвиняют тех, кто хочет раскрыть им глаза на реальность просто, приглашает стать свидетелями этой реальности. Они отказываются. Огромное количество людей тихо-тихо становятся жертвами тотальной пропаганды на самом деле.
Ю. Быков
―
Конечно, легче закрыться и уйти в Средневековье, устроить всё так, как было устроено в феодальном обществе, в XIII веке.
К. Ларина
―
Как Сорокин написал нам.
А. Бильжо
―
«Ну, это же абсурд?» – «Да, да!» Я давно уже сказал, что мы живём в реальности Сорокина, это уже совершенно очевидно. Давно уже. Владимир Георгиевич даже не подозревал про это.
К. Ларина
―
У нас уже пошли последние пять минут эфира. Да, мы живём в таких предлагаемых обстоятельствах такого бреда. Дальше будет хуже, как все уже заметили. Что делать дальше? Я не знаю. Как дальше работать художнику сегодня?
Ю. Быков
―
Это в каком-то смысле если не героизм, то альтруизм – это то, что нам предстоит пройти, тем, кто придёт вместе с нами и за нами. Я имею в виду художников, литераторов, сценаристов, актёров, кого угодно. К сожалению, как мне кажется, частный альтруизм сейчас имеет очень большое значение. Не поддаваться этой новой системе ценностей. Не поддаваться этому ощущению апатии и отчаяния, что действительно засилье глупостей, засилье этих новомодных веяний. Не поддаваться отчаянию, что их больше, чем нас. Потому что в конечном счёте мне всё-таки хочется верить, что один… Ну, не то чтобы один в поле воин, нас достаточно много. Но умное меньшинство всегда сильнее, чем глупое большинство, как мне кажется.
К. Ларина
―
Вы для себя какие-то компромиссы допускаете?
Ю. Быков
―
Я, к сожалению, пока не являюсь правообладателем своих картин. Опять же говорю, в «Дураке» мат был, но существует закон, существует студия-правообладатель, которая была вынуждена купировать. Вопрос в другом. Вопрос в том, что если продолжать этим заниматься, надо добиваться большей независимости, большей самостоятельности и, ещё раз говорю (я сейчас не говорю пафосно), не бояться нести этот крест. Вот и всё. То есть объединяться и верить в то, что в конечном счёте это всего лишь испытание, это всего лишь этапы, которые нужно проходить и должен проходить. И пытаться подтягивать за собой молодых. Мне кажется, только в этом спасение, потому что хорошее, доброе и светлое человеческое слово, взгляд, протянутая рука – они всегда будут замечены даже в этом засилье грязи, глупости и так далее. Верить и работать. Всё.
К. Ларина
―
Твой рецепт?
А. Бильжо
―
Я думаю, что прежде всего нужно думать, пытаться анализировать то или иное событие, иметь свою точку зрения и каким-то образом её вырабатывать. Если её у тебя нет, то научиться посмотреть на то же явление с другой точки зрения, попробовать посмотреть сзади, сбоку, сверху, слева, справа. А вдруг всё не совсем так? Подвергай сомнению то, что тебе говорят официальные источники. Подвергай сомнению! Сомневайся, в себе в том числе! А вообще делать нужно то, что тебе нравится, и то, что ты считаешь нужным (конечно, в рамках закона, естественно).
К. Ларина
―
А если законы будут совсем уже бредовые?
А. Бильжо
―
Я имею в виду – делать то, что тебе нравится, но в рамках закона.
К. Ларина
―
Какого?
А. Бильжо
―
Внутреннего твоего закона.
Ю. Быков
―
Да, нравственного.
А. Бильжо
―
Твоего внутреннего закона. Ты подчиняешься только себе.
К. Ларина
―
А если он противоречит законодательству Российской Федерации?
А. Бильжо
―
Тогда здесь звучит ненормативное слово, которое мы запикиваем. (Смеются.)
К. Ларина
―
Лена, твой рецепт, пожелание?
Е. Коренева
―
Я не знаю. А что? Живём давно и отстреливаемся тоже. Я смотрю позитивно. Мне кажется, всё это смешно, обсуждение мата и так далее. Приличный человек не матерится в определённых ситуациях и никак по-другому не может (это чисто импульсивно происходит) в каких-то других ситуациях, если ты ударишься или если тебя доведут до белого каления, что в нашей стране, к сожалению, у многих происходит часто. Я думаю, что всё будет нормально. Это нормальная динамика совершенно.
К. Ларина
―
Спасибо большое. Вы оправдали мои ожидания. До встречи.