"Жизнь и судьба": далекое прошлое или близкое настоящее - Сергей Урсуляк, Лика Нифонтова - Культурный шок - 2012-10-27
К.ЛАРИНА: 13 часов 15 минут. Мы начинаем программу «Культурный шок». Как я и обещала, сегодняшняя наша программа посвящена фильму «Жизнь и судьба», премьера которого прошла на канале «Россия». В нашей студии режиссер Сергей Урсуляк. Сережа, приветствую.
С.УРСУЛЯК: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: И Лика Нифонтова, актриса и супруга. Соавтор, наверное, товарищи и соратник. Соратник?
С.УРСУЛЯК: Соратник.
К.ЛАРИНА: На самом деле, сколько Лика вынесла во время работы над фильмом, никто не узнает, только если когда-нибудь она напишет об этом книгу «Я и "Жизнь и судьба"» (смеется). Дорогие друзья, напомню наши средства связи. Смс: +7-985-970-45-45. Прежде чем начать наш разговор, я хочу поздравить Сергей с этой работой, с премьерой. Не могу себе представить, сколько сил потрачено на это грандиозное полотно, особенно в наше непростое время. И не понятно кому адресовано, не понятно, с кем ты разговариваешь, когда ты затеваешь такую картину. Или тебе было понятно?
С.УРСУЛЯК: Нет, я считаю, что в нашей стране не исчез тот класс, те люди, которые относятся к интеллигенции, а это просто люди, которые думают, чувствуют, хотят понять, узнать, сопереживать. Эти люди есть, и к ним я обращаюсь.
К.ЛАРИНА: Давай поговорим про творческий процесс. Мне важно, чтобы немножко рассказали о творческой группе, потому что это высочайшего качества работа профессиональная: и по-режиссерски, и по-актерски, и по-операторски. Обычно про операторов у нас вообще никто не вспоминает, особенно если речь идет о сериалах, о телевизионном продукте. Поэтому если бы ты рассказал об этом…
С.УРСУЛЯК: С удовольствием. Я хочу поклониться светлой памяти дорогого Эдуарда Яковлевича Володарского. Его усилиями, его талантом сделана эта работа в огромной степени. Потому что поднять этот роман, структурировать его, вычленить главное, отсечь то, что не лезет, мог только он со своим умением и даром. Я еще хотел сказать, что я потерял еще и замечательного старшего товарища, человека, который говорил мне честно, правду, не прятался ни за какие полутона. И я очень рад, что он успел посмотреть картину. Пускай не в окончательном варианте, в смысле звуковом, и без цветокоррекции. Но он посмотрел, ему нравилось, он очень ждал. И для меня это такая очень личная потеря. Я хочу сказать о тех, кто затеял это дело на канале «Россия». Мы очень часто и совершенно справедливо ругаем наше ТВ. Мне кажется, что когда есть возможность сказать хорошее, надо говорить в первую очередь для того, чтобы дать людям импульс, дать какую-то отдачу. Потому что они тоже в это вложились, тоже многим рисковали. И главное, что они очень болели, я это ощущал каждую минуту. Я говорю об Антоне Златопольском, Сергее Шумакове, Олеге Добродееве. Я хочу сказать о продюсерах картинны: Жене Попове, Леше Кузнецове, Маше Ушаковой, которая огромный вклад внесла, Свете НРЗБ. Миша Суслов, оператор, с которым мы работаем уже 15 лет.
К.ЛАРИНА: Он все твои фильмы делал?
С.УРСУЛЯК: Не все. Но начиная с «Сочинения ко Дню Победы», мы работаем вместе. Помимо того, что он удивительный оператор, но еще удивительного качества товарищ. Мы с ним можем спорить, соглашаться, не соглашаться, обижаться друг на друга, но это человек .который не предает ни при каких обстоятельствах. Это крайне важно в нашей работе. У меня было 2 художника. На 1 части, мирной, это был хороший художник Олег Ухов, которого, я надеюсь, ждет большое будущее. А вот на «Сталинградской» части ко мне пришел Алим Матвейчук, выдающийся художник, все блиндажи, весь Сталинград, всю войну делал он со своими ребятами.
К.ЛАРИНА: Тут надо сказать, что такое художник в кино.
С.УРСУЛЯК: Это человек, который и строитель, и декоратор. Каждая деталь, стенка – он отвечает за все изобразительное решение вместе с оператором. Костюмы – мои постоянные товарищи Леша Камышов и Лена Станкеева, мой гример НРЗБ. Это мой 2-ой режиссер Катя Побединская, на которой огромная была нагрузка, мой кастинг-директор Света Жигалкина, у меня работал выдающийся каскадер Виктор Иванов, который известен во всем мире. У меня был замечательный композитор Иоганн Себастьян Бах (смеется). Был замечательный композитор из Самары Василий Тонковидов, которого я достаточно случайно встретил. Он пришел на площадку и отдал мне свой диск, который у меня пролежал полгода. Там очень сложно было работать, там надо было вплести собственную музыку в произведения покойных Баха и Вивальди. И он очень хорошо, и главное так добросовестно. И он столько от меня натерпелся, столько услышал новых слов по поводу музыки, своей, мировой и т.д.
К.ЛАРИНА: Тут было среди критических замечаний, для кого-то перебор с музыкой.
С.УРСУЛЯК: Это вечная песня про мои картины. Ну а мне не много музыки. Мне столько музыки хватает. Вы же не каждый день слушаете Баха, выключите изображение, послушайте просто музыку Баха.
К.ЛАРИНА: Я понимаю, о чем ты говоришь. А ты можешь сформулировать, для чего она тебе нужна?
С.УРСУЛЯК: В данном случае музыка была контрапунктом к изображению. Есть горизонталь нашей жизни, а есть вертикаль великой музыки, которая обращается к Богу, к вечному. Ты меня сейчас заставляешь говорить вещи пафосные, которые, может быть, и формулировать не нужно. Я понимаю, ничего проще не было под бодрый ритм сделать бодрую атаку. Но мне казалось, что мы смотрим на это через 10-летия, и музыка дает большую глубину, увидеть за этой стрельбой и беготней больше, чем есть в кадре. Музыка облагораживает нашу жизнь и то, что мы видим на экране тоже. Для меня музыка огромную роль играет, так что, Вася, спасибо тебе.
К.ЛАРИНА: Я хотела задать вопрос о консультантах. Потому что мы привыкли, что еще в советское время в титрах было написано в военной картине: консультант… Здесь же все до мелочей надо было понять, чтобы не было лжи, неправды, поскольку фильм на крупных планах, это телевизионное кино. Так оно и было.
С.УРСУЛЯК: Юра Маслак, Сережа Прищепа – 2 сумасшедших человека, которые не участвовали в войне, они молодые люди. Но они оба бывшие военные, совершенно двинутые на военной теме. Юрий Маслак изучил сценарий так, как я его не знал, он мне приносил по миллиону поправок, я был сам не рад, что связался с этим Юрой. Потом когда мы стали добывать наше оружие, можно было сойти с ума. Я еще дал им большие полномочия, потому что я не хотел, чтобы мне писали письма. Мы приостанавливали съемки, где консультант не соглашался с какими-то вещами. Я думаю, что ошибок мы все равно не избежали, есть вещи, которые не восстановим, я о них тоже знаю. Но это уже детали, которые понимает Юра Маслак и 3 его друга. А в целом это тщательная работа консультантов и спасибо им большое. Я боюсь, что кого-то не назвал. Друзья мои, если я о вас не говорю, то думаю и очень вам благодарен.
К.ЛАРИНА: А у вас был банкет?
С.УРСУЛЯК: Конечно, был, когда закончили. Беда кино, что мы постоянно сходимся, потом расходимся, у всех уже свои проекты. Когда я начинал работать на кино, я не любил окончания съемок, банкет, я не понимал, что мы празднуем. Потому что я видел, что остаюсь с этим наснятым кошмаром. Сейчас я понимаю, что это неправильно, и люди так вложились в это, что мы должны это дело как-то отметить. Но все равно ощущение, что мы выпьем, все уйдут, а я останусь с тем, что я наснимал. Я еще должен был сказать о своем монтажере Рите Смирновой, с которой мы тоже монтируем уже долгие годы, и Элечка, ее помощница, я тоже ей шлю привет.
К.ЛАРИНА: Мы первую часть практически потратили на перечисление фамилий, но мне кажется, что это важно, потому что видишь, насколько затратен этот труд, важно назвать этих людей, которых вы в кадре не видели.
С.УРСУЛЯК: Я тебе очень благодарен, потому что это труд, мы не можем себе представить, какой. Я приезжаю на площадку, начинаю орать истошно, не понимая, что половина из тех людей, которые стоят на площадке, ночь не спали, потому что они готовили мой приезд.
К.ЛАРИНА: После перерыва будем говорить о содержательной части фильма.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Продолжаем программу «Культурный шок».. я сейчас читала смс-ки, которые пришли. Спасибо всем слушателям, которые благодарят Сергея за работу. Одну смс-ку прочту вслух, поскольку она имеет непосредственное отношение к оператору Михаилу Суслову: «Спасибо, Сергей, я редко радуюсь появлению настоящего кино на экране в потоке евроремонтнтых лент, горжусь, что кино снял мой друг, однокурсник Миша Суслов. Представьте, нам уже далеко за 70, но есть, за что бороться и хвалить».
С.УРСУЛЯК: Это прекрасная смс-ка, жалко, что не подписался. Я передал бы Мише это с удовольствием огромным. У Миши были прекрасные камермены, вторые операторы: Андрюша Белканов и Анатолий Семченко.
К.ЛАРИНА: Скажи, сто такое главный оператор.
С.УРСУЛЯК: Главный оператор это система света, прежде всего, композиция кадра, решение. Миша сам за камеру встает крайне редко, но у него есть глаза: это его стиль, его почерк. Те, кто понимают, понимают, про что я говорю.
К.ЛАРИНА: Лик, как у тебя получилось: ты выбирала роль? Или как это происходит в семье?
Л.НИФОНТОВА: Я могу выбирать, не выбирать, все равно это не имеет никакого значения (смеется). Когда Сереже предложили эту работу, я прочитала сначала роман, потом сценарий. И конечно, роль Людмилы потрясающая, это просто подарок для любой актрисы.
К.ЛАРИНА: Но тяжелейшая же была работа.
Л.НИФОНТОВА: Да, я очень люблю трудности, и поняла, что это потрясающе. Я прочитала и подумала, буду смотреть, что будет дальше. Тихо опустив глаза, ждала решение. Но у нас нет в семье кривляния: я тебе хочу попробовать, я тебе не хочу попробовать. Он вообще не делает проб, он просто общается. Здесь он, надеюсь, знает наверное мой потенциал и просто мне сказал, будешь играть эту роль.
К.ЛАРИНА: Понимаю прекрасно, когда читаешь такой сюжет, такой характер, называется, есть, что делать, есть, что играть. Но когда ты читаешь сцену приезда в госпиталь, а потом сцену приезда на кладбище, ты же себе не представляешь, как это будет выглядеть. Как такая история рождается? Это же надо верить в артистку, музыка и крупный план актерский.
Л.НИФОНТОВА: Не знаю, Сережа сам скажет. А мне когда нужно играть какую-то роль, я не думаю о сложностях, потому что если я буду думать о сложностях, я вообще ничего не сыграю. Я просто конкретно решаю задачу каждого дня, каждой сцены, четко понимать, что от меня хочет режиссер, быть в образе, обговоренном с режиссером. Что касается кладбища, то мне было просто холодно. Мы все снимали в настоящих интерьерах. И если это будет кладбище в лесу, то это будет кладбище в лесу.
К.ЛАРИНА: Это было настоящее кладбище?
Л.НИФОНТОВА: Нет, построено было кладбище в лесу под Рязанью. Я туда приехала буквально на 2 дня. И мне нужно было просто четко выполнить, что он хочет. Сцены шли подряд, друг за другом, потому что невозможно было играть все время одной какой-то краской. Нужно было понять, что все сцены разные, а т.к. они идут подряд их нужно было как-то разделить. Мне нужно было попытаться, чтобы они были по возможности разные по качеству. Т.е. я все понимаю, что мне нужно играть – смерть сына, а вот качество должно было быть разное. И вот мы с Сережей все четко обговаривали, и я просто пыталась четко выполнять его задачу.
К.ЛАРИНА: А долго снимали эту сцену?
Л.НИФОНТОВА: Долго, потому что там были краны. Плюс он все время кричал: «Посыпайте ее снегом!». Настоящим. И было очень холодно. Дублей 7-8 мы, наверное, сделали. И он же не будет особо спрашивать, в каком ты сейчас состоянии: делай быстро. Он вообще не любит на меня тратить время.
С.УРСУЛЯК: Для того чтобы позволить себе делать все, нужно брать актеров, в которых ты уверен. Когда Сережа Маковецкий читает письмо, и он знает, что это крупный-крупный…
К.ЛАРИНА: Я хотела про это спросить. Я понимаю, как это в театре, когда человек читает вслух письмо и плачет над словами, которые он произносит. Но здесь-то: это 2 разных временных пространства, как это совместить?
С.УРСУЛЯК: Очень просто. Есть выдающийся артист, который садится в кадр, который знает, что нужно, мы проговариваем с ним подробно процесс.
К.ЛАРИНА: Он же молчит. Это он сейчас разговаривает, когда мы кино смотрим, а так во время съемок, он же молчит.
С.УРСУЛЯК: Совершенно верно, и мы говорим: «Тишина. Мотор. Начали». И Сережа начинает читать это письмо про себя. Он наполняет это своими смыслами, своими воспоминаниями, ощущениями, и я сижу у монитора и плачу. Он плачет там, я плачу здесь.
Л.НИФОНТОВА: Скажу, в чем еще эксклюзивность Сережиной работы. Когда мы играем сцену, мы сначала играем полностью всю сцену, как в театре. Т.к. он всегда берет театральных актеров, у которых всегда есть опыт игры с партнерами. Потом уже на укрупнение, ты знаешь, что тебе нужно играть, потому что ты уже сыграл эту сцену по-настоящему, поэтому не было такого, что этот кусочек сыграй, это кусочек. Плюс он создает потрясающую атмосферу: все работают на одно дело. Это тишина гробовая, если тяжелая сцена, нет этого базара, который, к сожалению, есть в кино. Все работают в одном ключе.
К.ЛАРИНА: Про актеров, конечно, тоже хочется поговорить подробнее. Потому что там есть с одной стороны грандиозные актерские работы, которые останутся, безусловно, в истории отечественного кинематографа. Я имею в виду то, что делает Маковецкий, Балуев. Настолько все уже привыкли, что в шинели и в кепке какой-нибудь. Но когда человек входит в кадр, ты понимаешь, что это какой-то отдельный мир, и он с собой его вносит. Это невероятной тяжести, мощи, биографии конкретного человека, откуда он все это берет?
С.УРСУЛЯК: Потому что Сашка выдающийся артист, потому что Сережа выдающийся артист, потому что Женя Дятлов замечательный и не раскрытый артист. Потому что Аня Михалкова, потому что огромное количество персонажей 2 плана, люди, появляющиеся на реплику, на эпизод.
К.ЛАРИНА: Где брали людей, которых никто не знает и от которых глаз оторвать невозможно?
С.УРСУЛЯК: Кастинг-директор объездила почти всю центральную Россию. Я думаю, что она сейчас крупнейший специалист по российским театрам центральным.
К.ЛАРИНА: Но также сейчас не работают, Сереж…
С.УРСУЛЯК: Я еще раз хочу сказать спасибо каналу, продюсерам, они относились ко мне с доверием, с пониманием. Везде она побывала, она снимала на видео, привозила фотографии, и мы запрашивали этих артистов. С каждым артистом я провел минимум полчаса времени. Даже если он появляется сказать «здравие желаю». Одна комната была обклеена актерскими лицами, другая фотографиями Сталинградских боев. Это было большая работа, я очень рад, что мне ждали ее сделать так, как я это могу сделать. Поэтому если что-то не получилось, я могу винить только себя, мне никто не мешал.
К.ЛАРИНА: Что касается, что получилось, что не получилось. Для тех зрителей, кто это кино смотрел, не получилось Гроссмана. Наверняка ты эти претензии знаешь ,ты их читал, как ты на них отвечаешь?
С.УРСУЛЯК: Разными способами. Грубо, когда я не в эфире, а когда в эфире, говорю мягко. Вы знаете, друзья мои, это не Гроссман. Когда любой режиссер берется за экранизацию, вы должны понимать, что это не Чехов, не Достоевский. Это автор в преломлении режиссера при помощи сценариста и т.д. Можно предъявлять нам претензии? Конечно, можно, у каждого свой Гроссман, свой Чехов. Здесь то, что важно мне. И я считаю, что о главных вещах нам поговорить удалось. Мы очень часто ругаем ТВ. Мне было важно, чтобы зрители сказали внятно. Вы хотите, чтобы это было на ТВ? Тогда скажите, дайте импульс ТВ, дайте им понять, что они на правильном пути, просто скажите: спасибо.
К.ЛАРИНА: Это проверяли до тебя 1000 раз, ничего это не изменило в ТВ. И твой фильм, как бы он не был прекрасен, ничего не изменит.
С.УРСУЛЯК: Я понимаю, что у нас что-то измени только указ президента.
К.ЛАРИНА: Даже указ президента…
С.УРСУЛЯК: Но даже просто поблагодарить людей за намерение. Бог целует намерение. Потом уже нести по кочкам…
К.ЛАРИНА: Претензии людей, которые любят Гроссмана, и у меня нет причин сомневаться в их искренней любви, которые цитируют его практически наизусть. Они говорят, что Сергей убрал оттуда главный, ключевой эпизод, главный смысл, за что роман был уничтожен, сто сталинский режим равноценен нацистскому режиму. Я читала в твоем интервью, что ты сам с этим не согласен.
С.УРСУЛЯК: Это вторая линия. Но убрал я это не потому, что согласен или не согласен, а ушла эта линия. Она ушла не потому, что мы с Володарским боялись, что нас закроют и посадят, а потому, что не лезло все. Как объяснить людям, что 11 страниц текста замечательного письма матери, они не лезут в телевиор, не влезут и в кино в кинотеатре. Потому что это отдельный фильм.
К.ЛАРИНА: Собственно там и немецкого лагеря нет. Нет нековких персонажей, которые являлись главными.
С.УРСУЛЯК: Нет, а эти тоже были главными, мы не могли вместить все. Отчего-то пришлось отказаться. То, что я согласен или не согласен, это вторая песня.
К.ЛАРИНА: Для тебя роман антисталинский, антисоветский?
С.УРСУЛЯК: Он антисоветский и советский. Гроссман был советским писателем. Он был не согласен с чем-то, но он был советским писателем, и основа его советская. Меня меньше всего интересовала фигура Гитлера, фигура Сталина. Если вы хотите увидеть сходства, вы их увидите. Меня интересовали люди, которых я люблю, из которых я вышел, которые мучаются, совершают хорошие поступки. Сталин, не Сталин, мы с собой должны разобраться, откуда мы произошли. Мы произошли не от Сталина, мы произошли от Березкина, от Штрума, Крымова.
К.ЛАРИНА: Кстати, еще одного актера не назвали. Березкина! Для меня открытие, кто это?
С.УРСУЛЯК: Антон Кузнецов. Замечательный артист работает в театре «Сатирикон», Щукинский выпускник. Это мне важно было, потому что сегодня мы решаем похожие проблемы, с собой, с нашей совестью, с согласием-несогласием. И в этом наша родовая травма.
К.ЛАРИНА: Задам вопрос Лике как человеку, который отвечает за поступки своей героини, и Сереже как автору фильма. Почему Штрум, решившись на такой героический поступок, отказавшись выполнять все, что ему приказывали, в эту секунду подписал. Почему?
С.УРСУЛЯК: Потому что он человек, потому что мы люди. Потому что очень легко сказать «я не подпишу», когда тебе никто не предлагает подписывать. Очень легко сказать «я не пойду», когда тебя никто не зовет. И ведь это еще дикая борьба, она измождает и когда ты вдруг любовь и ласку большого и страшного монстра, который называется государством, ты хочешь в этом жить. Это искушение, которому мы на маленьком уровне, большом уровне, подвергаемся каждый день.
Л.НИФОНТОВА: Гениальность этого произведения, что там нет хороших, нет плохих, а есть просто люди со своими слабостями, грехами. Но самое главное, что он мучается потом. То, что он совершает – да, но что с ним происходит потом, это ценно.
К.ЛАРИНА: Кстати, Гроссман, насколько я помню, не дает ему выхода, он его не судит, но он его оставляет с этим грузом: живи с ним сам.
Л.НИФОНТОВА: Это самое страшное.
С.УРСУЛЯК: И слова животворны, которые говорит Марья Ивановна, что и праведники совершают… Вот ведь в чем вопрос самый главный: в наличии и отсутствии совести. Поверьте, нам для нашей жизни надо с собой разбираться, с своим внутренним миром, с ощущением своим от себя, с подташниваем от собственных слов, поступков. А мы все время пытаемся вывести на какой-то космический уровень, на котором наши прегрешения перестают быть главными, а это главное.
К.ЛАРИНА: Так это и есть космический уровень. Антисталинский и антисоветский это не космический уровень, а то, о чем ты говоришь, как раз космический. И то, что Штруму приходит это решение в туалете под звуки капающей воды, это так все важно. Чем больше мы про фильм говорим, тем больше я понимаю, что это гениальное кино.
С.УРСУЛЯК: Спасибо, спасибо тебе большое, дай тебе Бог счастья и хороших слушателей.
К.ЛАРИНА: Сейчас посмотрю, что там слушатели, нет времени выбирать. «Хочется отметить хорошую работу Никиты Тезина и Полины Пушкарук, замечательный дуэт, чудесные лица.
С.УРСУЛЯК: Полина Пушкарук сыграла Катю Венгрову, замечательная, молодая, еще студентка, будущая актриса. Я хочу сказать о дочке Штрума и Людмилы о Вере Панфиловой, которая ее сокурсница и тоже замечательная молодая актриса, чудные девочки, чудные мальчики. И чудные артисты у нас есть, разные, им нужен материал, им важно не размениваться на черт знает что.
К.ЛАРИНА: Много вопросов про натуру, про разные города, спрашивают, где вы снимали Москву 43 года ее же нет?
С.УРСУЛЯК: Нам дали возможность снять вокзал Казанский, который мы весь зашили, закрыли мешками с песком, это кровавая история. Это были первые съемочные дни, когда еще ничего не было ясно, художники постарались, администрация постаралась. Мы нашли какие-то кусочки Москвы, которые мы могли как-то обезобразить. Москва снималась в Москве. На проспекте Мира мы нашли дом и двор и квартиру. Это все настоящее. А мост мы строили.
К.ЛАРИНА: Панорам же не снимешь, это понятно.
С.УРСУЛЯК: Мы максимально раздвигали пространство и как-то пытались раскрыться, чтобы это не были говорящие головы. У нас много чего есть.
К.ЛАРИНА: А мост где?
С.УРСУЛЯК: Сами строили мост для минутной сцены ,это такие затраты были. И мы на это пошли после долгих мучений, потому что деньги кошмарные.
К.ЛАРИНА: Вопрос, который я задавала тебе до программы, он есть тоже и от наших слушателей, кстати, отдельное спасибо говорят Сергею за закадровый текст.
С.УРСУЛЯК: Спасибо, так приятно, что узнают мой голос.
К.ЛАРИНА: Что касается последней сцены: «Чей текст вы читаете на финальных кадрах?».
С.УРСУЛЯК: Это текст Эдуарда Яковлевича Володарского. «Все понять и все простить». И мой, если хотите, потому что я его укладывал, что-то менял, но концептуально это моя позиция, и позиция Эдуарда Яковлевича по отношению ко времени, к людям и т.д. Мы должны понять, простить, посмотреть друг на друга другими глазами, перестать требовать покаяния в том, что многие не совершали, понять, что мы жертвы, мы герои, мы такие разные, и мы живем здесь и сейчас, и мы должны как-то держаться друг друга.
К.ЛАРИНА: Вот на этом мы должны закончить, спасибо, Сережа…
С.УРСУЛЯК: Спасибо вам, мне было приятно обсуждение сегодня, я очень его ждал с содроганием внутренним, потому что от вас всего можно было ожидать, спасибо, что вы мня поняли, это самое важное.
К.ЛАРИНА: Спасибо, спасибо.