Памяти Игоря Владимировича Кваши - Марк Захаров, Лия Ахеджакова, Белоусова Дарья, Смольянинов Артур - Культурный шок - 2012-09-01

К.ЛАРИНА: Мы начинаем программу «Культурный шок». В студии ведущая Ксения Ларина и мои гости. Настоящим культурным шоком стала смерть замечательного актера, замечательного человека, без которого наша жизнь была бы совсем другой. Я говорю об Игоре Кваше. Все, кто захотят проститься с Игорем Квашой, могут сделать это 4 числа в театре «Современник» с 10 часов утра будет открыто прощание с актером. Приходите и проводите человека в последний путь. Смерть – это всегда трагедия, всегда неожиданно и не вовремя и всегда несправедливо.

Сегодня в нашей студии Марк Захаров, главный режиссер Театра "Ленком", близкий человек Игоря Кваши. Здравствуйте, Марк Анатольевич.

М.ЗАХАРОВ: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Молодые актеры театра «Современник» Даша Белоусова. Даш, приветствую.

Д.БЕЛОУСОВА: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: И Смольянинов Артур, здравствуйте.

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Добрый день.

К.ЛАРИНА: Я читала у Даши в «Фейсбуке», что она невероятно личностно восприняла этот уход. Вы там, Даш, даже написали, что он был «просто другом». Это действительно так было?

Д.БЕЛОУСОВА: Да. Для меня это было действительно так. Может, это покажется странным, что такая разница в возрасте, но он был другом. Мы всегда с Игорем Владимировичем могли разговаривать на любые темы. Я не знаю, как так получилось, но я могла ему доверить какие-то личностные вещи. Я знала, что за пределы его гримерки, души, слуха это никогда не выйдет. И было много разных ситуаций, когда он помогал. Это 1-ый человек, к которому ты бежал, когда что-то случалось. Он неоднократно спасал монтировщиков, которых хотели увольнять, 1-ый подписывал эти письма. Это был человек, с которым можно было открыто вступать в диалог и честно высказывать свою позицию творческую или жизненную. И я ему безумно за это благодарна, для меня это большая личностная потеря.

К.ЛАРИНА: Конечно же, слова поддержки и соболезнования семье Игоря Кваши, его замечательной жене, сыну, всей его семье.

Марк Анатольевич, это человек, с которым вы жизнь целую прожили рядом?

М.ЗАХАРОВ: Да, он оказал большое воздействие на многих артистов моего поколения и младше меня. И Андрей Миронов как мой лучший друг взахлеб мне рассказывал об Игоре Владимировиче, и он его очень натаскивал на систему Станиславского. Действенный анализ Станиславского он внедрял, иногда, может быть, отчасти наивно, но целеустремленно. У меня после всех сказанных слов радует, и я вспоминаю его такую гражданскую позицию. За всю жизнь он пронес такой немного наивный, но зато четкий, волевой гражданский настрой. Когда мы встретились с ним на площадке, он играл бургомистра в фильме «Тот самый Мюнхгаузен». Вот это раздвоение: с одной стороны, вроде бы надо так сказать, и я говорю, но потом я должен тут же опровергнуть себя. И такое, по-моему, очень актуально для сегодняшней ситуации. И даже говоря о самом любимом человеке нашей истории, кому поклоняется, во всяком случае, 50% нашего народа, я говорю о Сталине. Сейчас с одной стороны, приступы параноидального характера – убийства, геноцид, жестокость, расстрелы по спискам. Но с другой стороны, производил на некоторых впечатление такого и доброго, проницательного, и к театрам вроде относился хорошо и страну поднимал. Он был такой дитя 20 века. Истинный шестидесятник, и Андрею Миронову он многое дал. Систему, которую ему внедрил Игоря Кваша, по-моему, на всю жизнь пронес.

К.ЛАРИНА: Что еще объединяет людей в компании, чувство юмора, одинаковое понимание смешного. Может быть, не все знают, мы говорим про компанию молодую: это Гурин, Захаров, Миронов, Кваша и Ширвиндт.

Я хочу, чтобы Артур сказал о своем восприятии Игоря Кваши, с которым тоже успели подружиться?

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Мне сложно говорить о нем в прошедшем времени, я пока не осознал. Он наш дед в хорошем смысле. Он не был стариком, он был взрослым. Для меня всегда, если говорить о внешности, он всегда выглядел так, что если бы я был женщиной, и он даже не был бы артистом, я бы шел к нему. Он одним своим внешним видом притягивал. От него исходило в одежде какое-то благородство, какая-то тонкость, какая-то тайна. Мы с ним сдружились, он был совершенно сумасшедшим человеком, у которого было 2 страсти в жизни: театр и «Спартак». И поскольку я тоже эту страсть испытываю, то у нас на этой почве огромный 2-часовой диспут. Мы даже умудрялись на сцене что-то обсудить, если сидели где-то сбоку. Он был очень критично настроен по отношению к «Спартаку» сегодняшнему. Мне очень стыдно. Он очень любил нас, любил с ним разговаривать. Он был из серии «мимо тещиного дома я без шуток не хожу…». Когда он заходил в актерскую курилку, там сразу становилось светло и весело. И мне очень стыдно, что в последнее время, когда он болел, мы уделяли ему не столько внимания, сколько нужно было. Он не любил, когда мы приезжали в больницу, когда его кто-то видел больным. Может быть, наше внимание продлило бы ему жизнь.

Д.БЕЛОУСОВА: Артур правильно сказал, Игорь Владимирович был очень современным человеком. Он современнее нас, молодых. Он своим нюхом чувствовал время и как-то очень правдиво чувствовал. И год, наверное, назад он освоил Интернет. И мы как раз приезжали к нему домой. Девочка, которая у нас лучше всех разбирается в Интернете, учила его. Он за одно занятие схватывал все на лету. Ему хотелось идти в ногу со временем.

К.ЛАРИНА: Мне кажется, он как непрочитанная книга, недоигранный актер, Марк Анатольевич, нет у вас такого ощущения? Я посмотрела сейчас фильмографию, у него по сути не одной большой, заглавной роли не было.

М.ЗАХАРОВ: Он сыграл замечательную роль, он был совестью театра, основателем театра, и через какое-то время нужно будет отнестись к людям, которые с ним работали, вот 2 молодых артиста здесь присутствуют, они должны чувствовать себя счастливыми, потому что они с ним работали, общались. Я помню многие его интонации, шутки. Там была еще доброта человеческая. Не зря он на ТВ появился в такой передаче, как «Жди меня». Он очень серьезно к этому относился. Он излучал доброту, какое-то особое человеческое начало. Он как-то советовался со мной по поводу одной пьесы, где он не чувствовал себя в главной роли.

К.ЛАРИНА: Про козу?

М.ЗАХАРОВ: Да, про козу. Он сказал, что все-таки козу он полюбить не может.

К.ЛАРИНА: Это пьеса Олби, достаточно такая пограничная, она метафорична. Там герой влюбляется в козу, а дальше сами можете додумать все остальное.

М.ЗАХАРОВ: И вот он все взвесил, понял, что это невозможно и вынужден был отказать театру. Он участвовал в создании репертуара.

К.ЛАРИНА: Так он ходил на все спектакли! Даже в другие театры, Игорь Анатольевич ходит на гастроли других театров.

М.ЗАХАРОВ: Это, кстати, дольно сложная работа. Правда, свои спектакли смотреть еще тяжелее.

К.ЛАРИНА: Он к вам подходи, делал свои замечания?

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Никогда, и в этом была его замечательная. Он всегда существовал здесь и сейчас.

М.ЗАХАРОВ: Он тактичный…

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Он никогда не сознавал себя величиной. И понимал, что в театре есть такое, что сам ты не подходишь. Если к тебе подойдут и спросят, ты скажешь, если есть, что сказать. И я очень жалею, что когда работал 1-ый год, я задал ему дурацкий вопрос: «Игорь Владимирович, а как вы это делаете?». И он на полном серьезе сказал мне: «Лапуль, ты зайди, и мы потом поговорим». И я не зашел, я все думал потом, завтра, нету времени, и секрет этот он унес с собой. Он был из актеров, я смотрю и не понимаю, как он это делает. Это то, что отличает больших актеров от просто хороших.

Д.БЕЛОУСОВА: Да…

М.ЗАХАРОВ: Здесь вот говорили большие роли. Нет, я на всю жизнь запомнил «голый король»…

К.ЛАРИНА: Я имела в виду кино.

М.ЗАХАРОВ: Ну, в кино он, может быть, не стал сногсшибательным героем…

К.ЛАРИНА: А мог бы?..

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Это только от него зависело. Это был его выбор осознанный.

К.ЛАРИНА: В театре, конечно, есть, что вспомнить.

Сейчас мы прервемся на Новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Продолжаем программу. Сегодня мы вспоминаем Игоря Квашу. Сейчас у нас по телефону Лия Ахеджакова. Лиечка, здравствуйте.

Л.АХЕДЖАКОВА: Здравствуйте.

К.ЛАРИНА: Лия, какие-то слова, которые вам необходимо сказать именно об этом человеке?

Л.АХЕДЖАКОВА: Я боюсь банальных слов, чего-то такого, что всегда говорят, когда уходит человек. Мне кажется, тут не только я потеряла, семья, тут ужасно потерял театр. все наше гражданское сообщество, просто люди, которые живут в этой стране много потеряли. Этих людей называют шестидесятники. Когда был суд над Синявским и Даниэлем, трудно было подписывать письма в защиту обвиняемых, еще по таким статьям, он подписывал. Вчера мне позвонила Марина Филипповна Ходорковская с просьбой передать жене Танечке, которая тоже очень больна, я не знаю, как она выдержит это, свою благодарность за то, что Игорь…бесполезно подписывали мы эти письма. Он периодически лежал в больнице, но даже тогда перед Болотной он обратился к москвичам с какими-то откровенными словами. Если бы он мог, он бы в любой мороз выходил на Болотную и Сахарова. Это был честный, порядочный, уверенный в каких-то моральных ценностях. И эта передача «Жди меня» это такой памятник ему. Спасибо ему. Главное, за что ему благодарна, он был потрясающим партнером. Кем только я ему не была: и мамой, и сестрой, и тещей. Он играл для партнера, это редкое качество. Это был актер, который умел любить на сцене. Его легко было любить на сцене. В глазах какая-то нежность и какое-то благородство…

К.ЛАРИНА: Спасибо вам большое… Я знала, что Лия скажет про его гражданскую позицию. Вот это бесстрашие, я не знала про Синявского и Даниэля, тогда это не сейчас, это не с роли сняли, можно было далеко исчезнуть. Это человеческое бесстрашие благоприобретенная черта или от рождения?

М.ЗАХАРОВ: Это было в нем заряжено раньше. Я говорю о заряженности театра. Театр в нем обрел такую удивительную гражданскую заразительность. Это была реформация, новый подход, он действительно играл не на зрителя, а для партнера. Я думаю, ему «Современник» обязан очень, а стало быть, обязано и все театральное сообщество. Это человек, который много сделал для нашей российской культуры. Вечная ему память, огромное ему спасибо.

К.ЛАРИНА: Здесь Лия Ахеджакова вспоминала, как он записал видео-обращение перед декабрьским митингом. Он тогда не выходил уже из дома. Он позвонил мне и говорит: «Ксюша! Я не могу молчать, я тоже хочу как-то поучаствовать. Сделайте что-нибудь, куда-то я должен что-то сказать, пожалуйста…». Я позвонила Паше Костомарову, они записывали эти легендарные ролики с белыми лентами «Почему я иду на этот митинг», Паша взял камеру и поехал домой к Кваше. И он надел рубашку, сел в кресло, на это без слез невозможно было смотреть. Видно было, что человек плохо себя чувствует, но вот эта притягательность мужская в нем была всегда. И он нашел небанальные слова, и закончил свое обращение словами «если бы я мог, я бы там был, я просто не могу, пожалуйста, пойдите». Чем мотивированы эти поступки? Совестливостью? Чем? Он делает это не для зала, а потому что он не может по-другому.

Д.БЕЛОУСОВА: У нас с ним потом состоялся разговор. И я спросила у него, видел ли он, сколько в Интернете просмотров его ролика, и он спросил, как ты думаешь, почему? Я говорю, потому что вы действительно совесть и авторитет, что именно вы это сделали. Но это вопрос, как ты думаешь, почему…

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Он никогда не смотрел на себя снизу вверх, он смотрел прямо.

К.ЛАРИНА: Все-таки предназначение театра он оценивал, через себя пропуская, понимая театр не как часть досуга, а что-то важно было ему сказать.

М.ЗАХАРОВ: В 90 случаях из 100 артист, когда становится большим, к сожалению, меняется, что-то изменяется в глазах, походке, я занимаюсь психотерапией, иногда мне это удается, иногда нет. Но успех при большом стечении народа очень опасная вещь. И он был настолько умен, цельный, ироничный человек, что он избежал всякой деформации, которая связана с этой профессией.

Д.БЕЛОУСОВА: У меня тоже была ситуация такая чреватая достаточно. У нас был очень серьезный спор. Я бежала за ним по парковке, он садился уже в свою машину, и я в совершенно возмутительной форме кричала, что он не имеете права так говорить и т.д. Я там хлопнула дверь его машины, и кто наблюдал, сказали, что мне конец, потому что так себя не ведут. И еще через день у нас состоялся диалог, он не воспринимал людей, как я большой артист, а ты молодой. Он всегда был готов к диалогу, спору.

К.ЛАРИНА: А почему вы ему больше не дали что-нибудь сыграть в кино?

М.ЗАХАРОВ: Я как-то больше ничего не снимал…

К.ЛАРИНА: А все-таки до этого? Связь-то мистическая была.

М.ЗАХАРОВ: Была, это был какой-то совершенно особый стиль поведения и взаимоотношений в профессии и в жизни.

К.ЛАРИНА: Он написал замечательную книжку, хотя очень стеснялся этого. Там слышна его интонация в каждой строчке. Там еще важна история, которая не с него началась: ощущение дома, Москвы, семьи. Он был человек, хранящий это тепло. Что касается интонации, он не был использован до конца как голос. Хотя у него было много работ на радио, он записывал и «Мастера и Маргариту», и «Белую гвардию». Последняя из его работ в «Белой гвардии», фильм, который не слишком прозвучал, его неповторимые интонации.

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Я позволю себе с вами не согласиться в смысле того, что он недоигранный. Так можно было сказать про Даля, про Миронова, про тех, кто ушел рано. Может, с нашей точки зрения это так, но это его сознательный выбор. Он никогда не был обделен предложениями, просто он избирательно относился к работе. Это редкое качество, отвечать за то, что делаешь.

К.ЛАРИНА: По поводу Сталина, хотела вспомнить его отдельные работы. Это и в театре он сыграл, и в кино. Это обязанность внутреннего долга обязательно на эту тему высказаться таким способом. А спектакль будет еще идти «А вам не хотится ль под ручку пройтиться?»?

Д.БЕЛОУСОВА: Да, они же хотят на 40 дней поставить.

К.ЛАРИНА: Почему он захотел сделать спектакль поэтический?

Д.БЕЛОУСОВА: Ну, там предыстория: мы делали это как самостоятельную работу, и она у нас выходила длинна, скучна…

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Мы попросили помочь. И он долго отказывался, говорил, чтобы делали сами. А потом: ну, я только помогу.

Д.БЕЛОУСОВА: Он был всегда за инициативу выбора.

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Потом он уже включился, стал брать на себя все больше и больше.

Д.БЕЛОУСОВА: И он так трепетно к этому спектаклю относился, мы бились страшно. И когда мы играли часто параллельно шли «Трудные люди». И я однажды выхожу со сцены, а там темный-темный коридор, и я натыкаюсь на него, когда у них там был перерыв, он прокрадывался и слушал, как идет спектакль. Он его очень любил.

М.ЗАХАРОВ: Он что-то сокращал, проявлял какую-то режиссерскую энергию?

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Не то слово! Но это же не пьеса, стихи же не почеркаешь… В этом спектакле еще была характеризующая его история. Последнее стихотворение в спектакле на грани романтизма и похоти. Ия так его прочитал, пришел высоконравственный молодой человек, и сказал, это какая-то пошлятина. Вы бы видели, как он взвился! Он кричал на нас на всех: вы ханжи! Вы молодые, это же про страсть, про желание! В нем было столько желания, столько огня молодецкого. И я согласился, что не надо спорить и понять это стихотворение. Только через 10 спектаклей, наверно, каким-то ощущением проникся.

К.ЛАРИНА: У нас есть небольшой поэтический фрагмент в исполнении Игоря Кваши. Огромное спасибо, что в нашей жизни был этот человек.

А.СМОЛЬЯНИНОВ: Да он и сейчас есть. Спасибо!